Жизнь метаморфа

— Ну, что ж, не буду тебе мешать отдыхать, — Нарцисса выскользнула из комнаты, прикрыв за собой дверь.

И только засыпая на старой, явно знавшей лучшие времена кровати, Поттер понял, что женщина так и не ответила на некоторые из его вопросов.

* * *

Аристократка, тем временем, спустилась в комнату, где на диване по-прежнему лежала Нимфадора. Некоторое время поглядев на неё, она строго произнесла:

— А теперь, Нимми, настала пора приходить в себя, — и когда девочка никак на её фразу не отреагировала, очень холодным голосом добавила, — Быстро!

Откликаясь на волшебное слово, Нимфа тут же открыла глаза, поняв, что тётю, в очередной раз, обвести вокруг пальца не удалось.

— Итак, — грозно начала та, — Я жду объяснений!

У Тонкс сделался виноватый и вызывающий вид одновременно. Как ей удалось выразить мимикой столь противоречивые чувства, было совершенно непонятно.

— Я знаю, тётя, что у тебя опять неприятности на работе. Вскоре тебе придётся искать новую. У нас, как всегда, не будет денег, и я решила...

— И ты решила подзаработать таким образом! — сурово закончила за неё Нарцисса.

— Да! — упрямо посмотрела на неё Нимфадора.

Аристократка тяжело вздохнула, подойдя к дивану, присела рядом с девочкой и обняла её. Она вполне понимала племянницу — голодать не хочется никому. А единственной альтернативой воровству для Тонкс была проституция, но этим девочка бы никогда не стала заниматься — лучше уж умереть. Так что, откровенно говоря, ругать её было особо не за что. Тем более, если учитывать магию отвода глаз, которая гарантировала, что магглам она не попадётся ни при каких обстоятельствах.

— Нимми, я прекрасно тебя понимаю, но всё же... постарайся не красть, хорошо? — отстранившись и заглянув племяннице в глаза, попросила Нарцисса.

Та быстро кивнула, за что была прижата к груди и поглажена по волосам. Так, в тишине они просидели очень долго, пока обе не уснули. Старый дом молча наблюдал за двумя своими хозяйками, не решаясь мешать их сну ни скрипом половиц, ни боем часов.

* * *

Тюрьмы бывают разные: строгого режима и нет, переполненные и укомплектованные по количеству мест, благоустроенные (почти со всеми удобствами в каждой камере) и не очень. Азкабан принадлежал к последней категории, только был не просто не очень благоустроенным, а напротив — очень неблагоустроенным. Он располагался в Ирландском море на острове, скрытом от магглов непроницаемой завесой, преодолеть которую не могли ни корабли, ни подлодки, ни спутники-шпионы простых смертных.

Здание тюрьмы волшебников представляло собой форт, очень похожий на прославившийся благодаря телевизионному шоу форт Байярт. Сложенный из серого камня и пропитанный потусторонним холодом, который излучали стражи этого места — дементоры, он возвышался посреди моря на жалком клочке суши. Благодаря отвратительным магическим созданиям, по одной из версий бывшим результатом экспериментов какого-то древнего некроманта, ни одному из узников этой тюрьмы за всю её историю не удалось сбежать.

Воздействие дементоров на людей давно притягивало внимание чародеев, вызывало оживлённые дискуссии среди знатоков волшебных созданий и чёрных магов. Последние, правда, интересовались им исключительно из утилитарных соображений — разгадав секрет высасывающих души тварей, можно было усовершенствовать эффект и создать на его основе какое-нибудь мощное оружие. Для мечтающих о власти тёмных это было очень заманчиво.

Однако время шло, и никто из всех этих высокоученых колдунов не приблизился к разгадке. Дементоры, как и века назад, продолжали своё существование и "в ус не дули", кормясь на душах заключённых в тюрьму магов. Они всё также патрулировали коридоры крепости, доводя преступников и людей, попавших в Азкабан благодаря судебной ошибке, до безумия.

Но один из обитателей камер, тощий, голубоглазый и черноволосый мужчина, находившийся здесь уже в течение девяти лет, каким-то непонятным образом умудрялся оставаться в своём уме. Волшебника также как и всех мучили ментальные атаки дементоров, вызывавшие к жизни самые отвратительные моменты его короткой, но полной всяких гадостей жизни, однако он крепился. И несмотря на то, что иногда, когда приходилось особенно круто, чародей настолько подходил к грани безумия, что единственным остававшимся в памяти было его имя — Сириус Орион Блэк, так вот несмотря на это маг боролся. Боролся, чтобы не сойти с ума. Боролся, чтобы помнить. Помнить тех, ради кого стоило жить, и тех, за кого надо было отомстить.

И как по цепочке его имя пробуждало в сознании прекрасное лицо, помогавшее ему выбираться из омута беспамятства. А долг, довлеющий над отпрыском старинной аристократической семьи, упрочнял его ментальные защиты, давая краткие мгновения для того, чтобы совершить анимагическую трансформацию и перекинуться в огромного чёрного пса, на которого дементоры почти не могли влиять. Так он и существовал (потому что жизнью подобное назвать было сложно) — с трудом удерживаясь от падения в океан заполненного безумием хаоса.

Но однажды всё изменилось. Это был обычный тюремный день, отличавшийся от вереницы предыдущих лишь одним фактом — министерской инспекцией. Проводилась она проформы ради, потому что в Азкабане всё всегда оставалось неизменным. Так что результаты этого мероприятия от года к году оставались неизменны: чиновники волшебной Британии констатировали, что тюрьма по-прежнему неприступна и что "гниющим" в ней отбросам общества обеспечивается должная мера наказания.

В этот раз навестить одно из самых жутких мест в мире отправился только что избранный министр — Корнелиус Освальд Фадж. С его стороны это был обычный PR-ход, призванный показать обывателям, что несмотря на смену главы правительства никаких резких изменений курса и, как следствие, социальных потрясений не воспоследует.

Один из авроров, который охранял тюрьму, провёл министра по всем этажам, и показал, в каких условиях содержатся пленники. После чего Фадж поинтересовался у него по поводу заключенного за номером 79. Будучи ещё простым работникам министерства, а не его главой, Корнелиус слышал рассказ знакомого аврора о том, что один из заключённых в Азкабан волшебников остался полностью в своём уме. Это было похоже на сказку, так как любой маг знал, что в этой тюрьме через довольно короткий промежуток времени сходят с ума абсолютно все. И вот теперь у него появилась возможность проверить, правду ли говорил этот знакомый или просто вешал ему на уши лапшу.

Оказалось, что тот аврор всё-таки был достоин доверия, так как Сириус Блэк, знаменитый на весь волшебный мир предатель, действительно оставался в своём уме и даже проявил интерес к событиям во внешнем мире. Корнелиусу было недосуг просвещать преступника, но, тем не менее, он решил в некотором роде удовлетворить просьбу заключённого и дал ему копию Ежедневного Пророка, стребованную с одного из охранников. На этом министр решил закончить проверку и вскоре покинул Азкабан.

А заключенный N79 в это время со злобной гримасой на лице разглядывал фотографию семейства Уизли, красовавшуюся на второй странице газеты, и вполголоса шептал себе под нос всего одну фразу: "Он в Хогвартсе!"

* * *

С момента посещения Фаджем тюрьмы Азкабан прошло два дня. Столько же прошло с того момента, как Корнелиус в последний раз обращался к Альбусу Дамблдору за советом. Директор Хогвартса был искренне рад, что министр отстал от него хотя бы на краткий промежуток времени — ему было о чём подумать и помимо имиджа первого лица волшебной Британии.

В частности о тех сведениях, которые выяснил Северус Снейп. Мысль о том, что Гарри Поттера усыновил человек, сведущий в легилименции гораздо больше него, беспокоила старого мага. Ведь волшебник, в совершенстве освоивший это искусство, мог с легкостью влиять на людей и лепить из них всё, что ему вздумается. И если этот неизвестный поддерживал Вольдеморта, то вполне вероятно, что он превратит мальчика-который-выжил в такого же, как и Тёмный Лорд маньяка, помешанного на чистокровности.

Кроме того, Альбуса насторожила увиденная в воспоминаниях Джереми Лайта профессором зельеварения внешность сына Лили и Джеймса. Дамблдор доподлинно знал, что маленький Гарри была почти полной копией своего отца, но Северус настаивал, что обликом мальчик очень сильно походил на мать. И ещё Снейп утверждал, что это был реальный, а не сфабрикованный образ. Получалось, что младший Поттер каким-то образом сумел кардинально изменить свою внешность. Как он этого достиг, кавалер ордена Мерлина первой степени не знал. Хотя предположения у него, конечно, имелись. Но в связи с огромным количеством различных заклинаний и зелий ничего нельзя было утверждать с точностью. Хотя он всё же склонялся к мысли, что у Гарри проявился унаследованный от Дореи Блэк фамильный талант этого семейства — метаморфизм.

И вот, когда Дамблдор поутру сидел в своём офисе и размышлял над этой информацией, в окно постучала сова, принёсшая старику Ежедневный Пророк. Придвинув к себе коробку с любимым лакомством, Альбус развернул газету и... и подавился лимонной долькой.

Да-а-а, а ведь ничто не предвещало этого ужасного исторического события.

Откашлявшись, директор Хогвартса принялся судорожно просматривать статью, выбившую обычно спокойного волшебника из колеи. По мере чтения чародей, которого многие считали самым могущественным магом современности, всё больше бледнел. Как раз в тот момент, когда он дочитал, в его камине появилась объятая зелёными языками огня голова Корнелиуса Фаджа.

— Альбус, вы нужны мне! Срочно! — взволнованным голосом произнёс он и добавил, увидев Ежедневный Пророк в руке у директора, — Это по поводу Сириуса Блэка!

Дамблдор кивнул и, бросив газету на стол, направился к камину с несвойственной ему поспешностью. Вскоре он исчез во вспышке изумрудного пламени, торопясь в кабинет министра.

А на столе остался лежать Ежедневный Пророк, чьи продажи в этот день неимоверно возросли. И это не удивительно, ведь на первой полосе красовался огромный заголовок: "Побег из Азкабана!"

Глава 11. Собачья жизнь, и нерушимая клятва как приём самовнушения

Вот они подъехали, показали аспиду.

Супротив милиции он ничего не смог.

Вывели болезного, руки ему за спину

И с размаху кинули в чёрный воронок.

В. Высоцкий, "Песня-сказка про джинна"

С того самого момента, как Сириус увидел фотографию семейства Уизли и опознал на ней Питера, он решился бежать. Блэк уже давно выяснил, что дементоры не могли почувствовать его, когда он находился в своей анимагической форме. Таким образом, от свободы Нюхалза отделял лишь караул авроров, несший службу в тюрьме, и решётка, сквозь которую он вполне мог протиснуться благодаря чудовищной худобе, заработанной за время пребывания в Азкабане.

Поскольку охранники не следовали должностным инструкциям, требовавшим постоянно патрулировать здание, дабы заключённые всегда находились ещё и под надзором людей, а не только высасывающих души тварей, реальных препятствий и вовсе практически не было. Ну, в самом деле, это ведь уже натуральная перестраховка: практически все заключённые находятся на той или иной стадии помешательства, и почти не контактируют с реальным миром, большую часть времени находясь в плену навеянных дементорами кошмаров — так видимо считали стражи тюрьмы.

Но всё же была и одна действительно серьёзная преграда на пути осуществления побега — до ближайшего побережья было чрезвычайно далеко. Сириус не помнил, сколько конкретно миль отделяло Азкабан от Ирландии, но знал, что много. Он не был уверен, что в теперешнем своём ослабленном состоянии сможет преодолеть такое большое расстояние вплавь. А аппарировать он бы не решился — это было всё равно, что сразу сдаться аврорам, ведь в Министерстве существовал специальный департамент, где занимались контролем за перемещениями волшебников. В особенности, осуждённых или только что вышедших на свободу. Блэк планировал пешком добраться до Хогвартса и уже оттуда, с самой границы древнейших защитных барьеров, которые вносили серьёзные возмущения в эфир, делая практически невозможным определить место назначения аппарирующего, отправиться в родовое гнездо. Именно это до сих пор останавливало Нюхалза. Но теперь, когда он увидел, что предатель вполне благополучно живёт в семье волшебников под видом домашнего питомца, это стало несущественно.

Потому Блэк дождался ночи, когда авроры ложились спать, и трансформировался в огромного, но очень худощавого чёрного пса. Затем он пролез сквозь прутья решётки и побежал к воротам тюрьмы, рядом с которыми находилась комната с дежурным охранником внутри. Здесь следовало соблюдать максимальную осторожность — халатность халатностью, но мало ли что... Как оказалось, тюремщик спал, поставив локоть на стол и облокотившись на него. Сириус подкрался к нему и, быстро превратившись в человека, забрал палочку, оглушив Ступефаем. Полноватый седоволосый колдун даже не успел проснуться — настолько быстро действовал Нюхалз.

После этого Блэк побежал к воротам и с помощью Редукто снес их с петель. Не медля более ни секунды, он снова перекинулся в свою собачью форму и, бегом устремившись к морю, с разбегу прыгнул в воду. Определив приблизительное направление, в котором надо было плыть, Нюхалз усиленно заработал всеми четырьмя лапами.

Всего через десять минут, отвыкший от физических нагрузок мародер уже с трудом оставался наплаву. И только сила воли заставляла потяжелевшие, еле двигающиеся лапы работать. Каждый раз, когда усталость, казалось, окончательно сковывала его мышцы неподъёмной тяжестью, в сознании Сириуса возникал образ его лучших друзей — Лили и Джеймса, образ предателя Петтигрю и в жилы непонятно откуда вливалась сила.

Сколько он так плыл, Блэк потом так и не смог вспомнить: через некоторое время мышление практически полностью отключилось и всё, что мог в эти моменты Нюхалз, было грести. Но как бы там ни было, а через некоторое время Сириус всё-таки добрался до берега, практически на брюхе вползя на сушу. Полежав так чуть-чуть и немного придя в себя, бывший заключённый потихоньку зашевелился и попытался определить, где он находится. В своё время, ещё когда учился в Хогвартсе, Блэк успел изрядно попутешествовать по Великобритании и мог сориентироваться на местности практически в любой точке островного государства.

Сейчас, судя по всему, он сумел добраться дотуда, докуда и планировал — это были окрестности городка под названием Бангор, располагавшегося неподалёку от Белфаста. Встав с песка и устало отряхнув мокрую шерсть, Нюхалз затрусил в сторону поселения. Там он намеревался раздобыть нормальную одежду, разжиться хотя бы небольшим количеством фунтов, поесть и поспать.

Через два-два с половиной часа, когда солнце уже вскарабкалось до середины небосклона, усталый чёрный пёс вступил в город и потрусил к порту, где обычно располагались дешёвые гостиницы и питейные заведения. Кроме того, в этом конце города можно было без больших хлопот подкараулить какого-нибудь пьяного матроса и забрать у него деньги. Именно этим, Нюхалз и занялся, как только добрался до места назначения. Очень скоро ему повезло — одинокий морской волк слегка вихляющей походкой направлялся в ближайший паб, где, видимо, намеревался продолжить отмечать какое-то радостное событие.