— Вопрос исчерпан, — согласился он.
Игорь одним движением развязал узел, путы стали сваливаться с Ники, но она ждала, когда он сам ее освободит. Он отряхнул и поправил ее одежду, даже волосы. Ника со строгим равнодушием принимала его ухаживания.
— Умница, — сказал он.
— Не прощу, — прошипела она в ответ.
— Сама напросилась.
— Жди возмездия, бледнолицый враг.
— Димке расскажу.
— Ябедничай, не поможет, когда еще с ним свидимся, — заверила она.
— У Дубова карточка с назначением в кармане, — шепнул Игорь.
— Как узнал, он не думал о ней.
— Ну, куда там, столько событий. Эл на тебя еще данных не дала. Он заранее.
— Так и быть, муравьев в твоей кровати не будет, а водой тебя спящего я оболью.
Игорь не стал возражать.
Эл поднялась на террасу. Хёйлер и Дубов начали прощаться. Ника, узнав о карточке, замялась на месте, бросая на Эл и Дубова призывные взгляды.
— Минуту, — попросила Эл и скрылась в доме.
Она возвратилась и протянула Дубову и Хёйлеру по экземпляру прозрачных пластин с оранжево-красным краем.
— Мои данные, — замирая, сказала Ника.
Хёйлер взял пластину, посмотрел на Нику, на Эл. Ника закусила губу. Он ничего не собирается обещать и говорить. Хёйлер оказался трудно проницаемым для Ники, он был сосредоточен не на размышлении, а на восприятии. Решения принимал быстро, совсем как Эл, повинуясь внутреннему отражению событий, без всякого порой анализа. Эта спонтанность сбивала Нику с толку. С Дубовым было легче. Он уже был согласен, взял пластину из интереса. Нике хотелось увидеть Самадина, единственного из этой тройки начальников, перед кем Эл испытывала не то робость, не то чувство благоговения. Ника определила эти чувства Эл, как уважение, как некое торжественное состояние. В случае с Самадином Эл не вела себя как равная. Вот тут было то, что Нике хотелось самой уловить в незнакомом ей еще человеке. Бывают же люди, перед которыми Эл готова голову склонить.
Глава 2 Разрешение на странствия
Хейлер прохаживался по своему кабинету в ожидании. Он хотел, чтобы Эл посмотрела расчеты аналитической группы. Она пролистала несколько страниц, равнодушно посмотрела последний лист с выводами. Он не заметил особого интереса с ее стороны. Он мягко мерил шагами проход вдоль стены, заложив за спину руки. Ему не хотелось отчитывать ее за сокрытие данных, но в его отделе этическая сторона важнее самой работы. Она ведет себя не честно. Хёйлеру хотелось сказать об этом, но его увещевания не будут услышаны, он был уверен. Он видел в ней какую-то мрачную силу, упорную, как любое зло. Эл была ему неприятна.
— Ты не сказала, что точка отсчета находиться во времени твоего базирования. Эл, ты не стажер, который любит поиграть с наставниками, выдумывая уловки, чтобы выглядеть умнее и догадливее. Я внял совету Рассела Курка, прочел его собрание сочинений о тебе. Признаю, что не слишком внимательно отнесся к твоим достижениям. Я согласен, твои познания позволяют изобрести метод расчета координат переброски. И все же я поручил вам патрулирование, не ведая, на какие подвиги вы были способны в прошлом. Я уступил просьбам Дубова, а кто давил на него он не сказал. Правительство Земли словно игнорирует твой контакт с инопланетной культурой в области, которая считается сугубо внутренней. Откуда у тебя такие покровители?
— Нет у меня покровителей, есть те, кому я до сих пор и в любом виде симпатична. Это прошлое.
— Записи Рассела вызвали у меня не просто недоумение.
— Испуг?
— Испуг, — сознался Хёйлер.
Эл пожала плечами.
— Уволишь? Я не обижусь.
— Если уволю, не смогу взять назад. Твоя группа сейчас нужна. Как сказал вчера Дубов: "где их потом искать?" Он убеждал меня смириться с неизбежным злом в твоем лице. Шутил, конечно. Это Самадин любит такие задачи — совмещать минимальное зло с возможной пользой. С моей точки зрения, эти стороны никогда не оставят соперничество. Твое участие в проекте тому пример. Ты получишь то, что хотела, а мы останемся без группы. Это подход моего наставника, но не мой. Я не могу поступить так, как вы негласно решили. Мне противна сама идея, выжимать из твоих услуг максимум. Я людьми рискую. Вы для меня ценность, я за вас отвечаю. Служба в моем подразделении не имеет срока давности. Я не могу решить, как мне поступить с тобой. Мне придется поступаться своими принципами, чтобы ты могла работать.
— Так в чем же проблема? Я тут. Вот я. Пользуйтесь. Ставьте условия, — заверила Эл. — Все, у кого мне довелось служить, образно выражаясь, рано или поздно хотели придушить меня собственными руками. Ты не будешь исключением. С тобой, как с главой отдела у нас есть и будет оптимальное взаимопонимание. Я не собираюсь дискредитировать тебя, я не сделаю ничего, что ты не разрешишь. Слово даю.
Хёйлер взял в руки листы с расчетами, потом хлопнул ими по столу.
— Почему я узнаю о ваших вариантах расчетов только полгода спустя! В твоей группе работают специалисты, на которых в Космофлоте молились бы, как на идеальный экипаж. Тот ваш уровень подготовки хорошо компенсирует некомпетентность здесь. Любая догадка, любая мелочь очень важна в нашей работе. Вы нашли оптимальное решение. И что? Как это у вас там зовется в двадцатом веке? Корпоративный секрет?! Неужели твоя совесть не подсказала, что этим следует делиться! В этом жизни моих сотрудников. Аналитики голову ломают: каким боком вам удается возвратиться? Ты валишь все на свой чудесный корабль. А Рассел, улыбаясь мне как ребенку, сообщает, что это ты даешь ему возможность возвратиться. Ты и корабль представляете собой механизм перемещения во времени. Такое на Земле еще не изобрели, а потом ты, глядя мне в глаза, говоришь, что не сотрудничаешь с другими культурами. Потом ты, в насмешку, даешь мне столбик расчетов с подвохом. У меня сложилось впечатление, что так ты мстишь мне за мое напряженное к тебе отношение.
— Сознаюсь, была в этом доля возмездия. Не любовь тут ни при чем. Стереотипы мешают людям развиваться. Не подсунь я этот лист, как шутку, ты на мои доводы еще год не обратил бы внимания. А какова была твоя реакция, когда я села считать? Дилетант. Расчеты на коленке. Конечно, я не математический гений, я ничего собой не представляю в вашей науке о времени, я вообще только вчера на Земле живу. Я молчала, потому что был вариант расчетов, но не было фактического подтверждения. Наша группа это доказала двенадцать раз. Заяви я о том, что мы обходим ваши методы, был бы скандал. Спасибо, я уже конфликтовала с Космофлотом. Всем потом вышло боком, а моей команде больше всех досталось. Расселу, например, три года пришлось отбывать наказание на трудовых работах. Я не стану подставлять своих близких ради науки. Их жизни мне ценнее тех, кого мы спасаем, никогда этого не скрывала. Стык двух теорий? Решение? Кто бы меня выслушал? Разве только Самадин. Так я к нему и пришла. Он сказал, что если я найду вариант стыковки этих теорий, то он меня поддержит. Все равно идея принадлежит ему, а мои головастики просто догадались, в чем была ошибка.
— Ты утверждаешь, что тебе известна причина ошибки? Ошибки! Столетиями проводились вычисления!
— Я и не спорю, что проводились. Только количество возвращений до сорока процентов не дотягивало. А теория перемещений такая стройная, такая красивая! Математические модели рассчитывались точнейшими средствами техники. Механизмы возврата были отточены десятилетиями расчетов. Просто законы Ньютона без силы трения! На практике же — нужен патруль для того, чтобы искать своих, которых потеряли на пробных рейдах. Самадин с его древним изысканиями — историк идеалист. Его теория безумно стара, она не подходит новому миру. Подумаешь, египтяне, инки, индусы бородатые. Что они знали о времени?! Мы умнее, мы космическая цивилизация! Самадин Бхудт мог бы всей вашей службой руководить, а выбрал этот сектор, где будут видны ошибки, где новейшая теория даст трещину, где люди будут пропадать. Где его методу суждено стать практикой. Он ученый. Он поступил мудро. А тут появляются наши собратья по разуму и тычут пальцем в меня. Час от часу не легче! Рассел бы определил это как: "опять вляпалась". Самадин сказал...
— Судьба, — усмехнулся Хёйлер.
— Он подкупающе красиво назвал нас "новой волной", — возразила ему Эл и широко улыбнулась. — Мы тут оказались потому, что эти теории и споры о методах нам были не интересны, мы были от них далеко в космосе. Нас учили иначе. Мы практики. Ты меня взял, не потому что на тебя надавил Дубов. Дубов этого не делает. Тебе рекомендация импонировала, той же новизной, спасатель, плюс контакт с другими культурами. Ты отодвинул свои этические воззрения, потому что почувствовал возможности. Таких результатов по адаптации, какие показали мои ребята, за всю историю твоей службы не бывало. Этот опыт нажит далеко от Земли, зато отлично вписался в ваши общие механизмы. Опять же проблемы с кадрами. Новички не рвутся в патруль, опасно. Поиски — это хлопотно, им не терпится в прошлое попасть, но наблюдателями. Научная работа, анализ, перспективы. А мы не ученые, нам острых ощущений не хватило, вот мы и лезем куда хуже. А самое главное, что все мы военные, а у тебя как не отправка в даты конфликтов — так пропажа, что наблюдатель, что патруль — как в воду канут. Методы, которыми вы действуете, этичные, тонкие, это искусство, как в институте благородных девиц. Вот тут ты опять вспомнил этику. И вдруг мы со своими замашками оказались на высоте. Ну не честно!
— Да, — засмеялся Хёйлер, — переговоры — это лишнее, как и человеческое достоинство. Не в счет, что человек очнется в реабилитационном центре в ужасе оттого, что с ним случилось. Довольно с него и по лицу.
Хёйлер продолжал ходить из угла в угол по проходу. На первый взгляд, можно посчитать, что он взвинчен, но Эл знала, что ее руководитель от природы подвижен, энергичен, как юноша. Хёйлер спокоен, ему можно в лицо говорить что угодно, он не станет кричать или возмущаться, он не обидчив. Он дискутирует, сообщая свою безапелляционную позицию в ответ. Он был помешан на этике.
— Если перед моим лицом взрывчаткой машут, я руку не стану протягивать. Я не самоубийца. Не требуйте от меня уважения, к одичавшему от впечатлений, вставшему на путь революции невменяемому бывшему наблюдателю, если вы этот случай имели в виду. Воспитательная работа по вашей части. Моя задача — тело вернуть и аномалии ликвидировать.
— Я даже обсуждать не желаю. Всегда найдется оправдание. Я внимательно читаю отчеты. Грубость и оскорбления — неприемлемые методы. Это унижает человека до животного. Тут мы никогда не сойдемся во мнениях.
— Вот. Я знаю, что подогревает твою неприязнь. Ну не должны мы, коим чужды высокие принципы человеческих отношений, додуматься до простого решения высочайшего уровня научной проблемы. Недостойны! Это насмешка Всевышнего! Ты нам этого простить не можешь. Когда накопиться приличное количество нареканий, ты спихнешь нас из службы, не дожидаясь, пока мы исчезнем без следа, и подозрение в нашей корысти подтвердиться. Признайся, ты же так думал. Самадин и Дубов сообща решали, как нас эффективно использовать, пока возможность есть. Они принимали решение без оглядки на наш тайный умысел и на мой сговор с иной культурой. Дубов не так просто меня сюда рекомендовал, он просил не изучать теорий, а наблюдать и думать. Вот мы и думали.
— Тебя наняли, чтобы найти ошибки.
— Не-а. Меня пристроили ради пользы дела, пока вопрос с нашими собратьями по разуму повис в воздухе. Почему им до сих пор не сказали, что на этом этапе у службы нет возможности отправить команду так далеко в прошлое? А я отвечу, боитесь, что они найдут, что ищут, а с нами не поделятся. Они освоили в своем мире контроль над течением цивилизации, намекают на общих предков. А мы делаем вид, что нам их сотрудничество не слишком требуется. Вот она гордыня человеческая. За время нашей работы в патруле мы фактами доказали свою состоятельность и расчеты тут — дело третье. Мы не искали ошибки, мы каждый раз становились их жертвами. По неволе начнешь заниматься наукой. Домой-то — охота.
— Ты утверждаешь, что ошибки есть. Кем же они допущены?
— Ни кем, а как. — Эл пыталась уйти от накопившегося у Хёйлера недовольства. Ей хотелось скорее перейти к сути. — Сядьте же, мастер Хёйлер, и дослушайте меня, мой дилетантский бред.
— Я ученый только до определенной степени, я руководитель. Мне твои выкладки на острове показались ребячеством. Действительно, дилетантским бредом. Я оказался не прав. Если угодно блистать умом, позову аналитиков. Докажи им.
В этом его смирении Эл уловила горечь.
— Ну что поделать, если я, столь не любимый твой подчиненный, могу кое-что прояснить в этих теориях. Прими меня такой, я бужу в людях либо глубокую симпатию, либо неприязнь. Ты из последних. Зови Дубова, пусть присутствует, он мой вечный адвокат.
— Он видел результаты.
— Смеялся?
— Смеялся.
— Ладно. Я поступлю просто, быстро избавлю тебя от моего присутствия, — успокоила Эл. — Я сейчас скажу ключевую фразу, ты повторишь ее своим аналитикам. Через день древняя теория Самадина Бхудта начнет срастаться с новейшей теорией перемещений во времени. Если так произойдет, ты пожмешь мне руку и отправишь меня и мою группу в тысяча восемьсот восемьдесят седьмой год, именно в Вену, именно из двадцатого века. Мы уйдем и возвратимся в точности по новым точкам возврата. Я корабль не возьму. Если нет, я съем эти расчеты.
— То есть, ты хочешь, чтобы научные подразделения службы сами сделали открытие, которое принадлежит тебе.
— Не мне. Даже не моей группе. Самадину. Он согласен, чтобы его имя не называлось. Самадин выдвинул гипотезу, меня осенило, расчет сделал Алик, а поправки анализировали Дмитрий и Игорь. Так пусть этот труд завершат те, кому хочется стать первым. Я не пыхтела годами над доказательствами. Я просто кое-что понимаю в смежных областях, поэтому могу смотреть под другими углам
— Например.
Хёйлер заочно был уже согласен, ему хотелось унять волнение. Рассел грубо назвал ее "занозой в заднице", но как точно! Сидит перед ним, снисходительно улыбается и мускул не дрогнет.
— Мне известны методики полетов поисково-спасательных кораблей Галактиса, — объясняла Эл, — система климат контроля на моем острове, устройство такого военного корабля, от которого жуть за душу берет. Все эти факторы завязаны на точках базирования, планетах, звездах, на блуждающих координатах, на теории сверх скоростей. Я знаю, что время и пространство — условные категории, они суть плод воображения человека. Что путь от точки А в точку В зависит от способностей путешественника, а не от законов физики. Вдохните, выдохните, и я скажу свою фразу.
Хёйлер сел в свое рабочее кресло, провел ладонью по волосам, вдохнул и выдохнул, посмотрел на нее.
— Готов? Сопоставьте данные до третьей мировой и после. Получите два мира с разными поправками, — сказала Эл.
Лицо Хёйлера выразило легкое недоумение.
— Как давно ты это знаешь? — спросил он.
— Если совсем честно, еще с первого попадания сюда. Вы же читали досье, которое собирал обо мне Рассел Курк, теперь знаете, как я тут оказалась. Я болела астрономией и путешествиями с детства. Над моей кроватью всегда висела карта звездного неба, а внизу таблицы с яркостью звезд, с расстояниями от Земли до Солнца и других планет. Когда я оказалась тут, а потом и в академии Космофлота разница в вычислениях меня очень занимала. Перевести ваши меры длины в меры моего времени труда не составило. Это естественное любопытство. Этими поправками пользуются ваши патрульные каждый день, они не задумываются откуда берутся коэффициенты для расчетов. Они живут в этом времени, а я все-таки не до конца рассталась со своим. Вот и весь секрет.
