Выйдя на улицу, я пошел в указанном мне направлении, под недружелюбными взглядами, которыми встречали меня местные жители. Кое-кто даже примерялся заступить мне дорогу, но вовремя, заметив, шагающих, чуть в отдалении, Антипа Трофимовича с сыном, резко меняли направление и шли по своим делам. Народ в селе действительно был зол и возбужден, это было видно по их взглядам, которые люди бросали на меня.

Несмотря на то, что я в селе практически никого не знал, мне посчастливилось нарваться на старичка, с которым мне довелось лежать в больничной палате.

— О! Егорий! Так тебя не расстреляли? — сходу поинтересовался тот, даже забыв поздороваться.

— Здравствуйте, Лукич. В милиции люди справедливые. Разобрались и отпустили. Как вы? Как здоровье?

— Разобрались! Это с ними бандюки разобрались. Ох, беда-беда. Что за жизнь такая пошла? При царе-государе порядок был, а сейчас, как наш батюшка говорит, кругом Содом и Гоморра творится. А ты куды собрался, сердешный?

— Говорят, поезда не ходят, так я пехом в город пойду.

— А выдюжишь? Там сто верст будет, а то и поболе. Впрочем, вам староверам, тайга — мать родная. С богом, Егорий, — старик меня перекрестил.

— И вам истинной веры и крепкого здоровья, Лукич, — попрощался я.

Спустя десять минут на глазах, как минимум трех местных жителей, я вышел из села и направился к видневшемуся невдалеке лесу. В подлеске уже ожидал четырнадцатилетний Митрий, младший сын Антипа, который проводил меня на заимку Дороховых. Идти пришлось долго, так что добрались до места только вечером. На небольшой поляне, рядом с бьющим из-под земли ключом, стояла ладная изба с пристроенным к ней небольшим сарайчиком. Там уже стояли два приведенных ранее коня. Мы с Митькой поужинали, после чего я лег досыпать, а проснулся, еще светлеть не начало. Митька спал и во сне чему-то улыбался. Я достал из мешка револьвер и положил в карман галифе, так на всякий случай. Спустя час на заимку пришли Антип и Михаил. С собой они привели третьего коня, что меня несколько удивило. Быстро сварили кашу, после чего все вместе сели за стол.

— Слушай сюда, Егор, — сказал Антип, после того как мы поели. — В город поедешь с Михаилом. У нас там есть знакомый лошадиный барышник, сына моего он знает, так что выгоду свою не упустите. Если покажешься ему, возможно, сможет тебе устроиться на первых порах. За тебя свое слово говорить не буду, ибо непонятен ты мне как человек.

— Как не понять. Чужак — он и есть чужак, — согласился я с ним.

— Нет, парень. Я никак в толк не возьму, кто ты есть. Речь у тебя гладкая, грамотный, при этом крови не боишься, и убивать тебе не впервой.

— Так он в тюрьме сидел. Вот и набрался, — неожиданно влез в разговор Мишка.

— Замолкни! Умный больно! — прикрикнул отец на сына, потом какое-то время смотрел на меня. — Ежели правильно рассудить, то кто ты, мне без надобности. Старовер. Беглый. Для меня главное, что ты сильно выручил Абрама, но дальше ты сам по себе, мы сами по себе. Теперь вот это держи.

Антип протянул мне две бумажки. Развернув, я скользнул по ним взглядом. В одной был список лекарств, а в другой составляющие для изготовления. Судя по всему, это писал Абрам Кац. Я поднял глаза.

— Прочитал? — спросил меня Антип, в ответ я кивнул головой. — Оставь их у себя. Когда приедете и сладите с барышником, пойдете в аптеку к Лазарю, Мишка был там как-то раз. Вот у него возьмете все, что писано в этих бумажках. Уложите все бережно и аккуратно. Сын потом обратно привезет.

Я встал, поклонился: — Спасибо за все, Антип Трофимович. Сколько живу, помнить буду доброту вашу.

Дорохов одобрительно хмыкнул.

— Уважение проявил. Тогда и у меня будет к тебе уважение. Сын там еще на сутки задержится, так ты с Михаилом и переночуете у моего знакомого.

— Премного благодарен, Антип Трофимович, — я снова поклонился.

Михаил, старший сын Дорохова, был весь в отца, мощный телом и, похоже, деловой, вот только в отличие от своего бати, любил, как я успел заметить, поговорить, да и похвастаться был не прочь. От него я много чего узнал, правда, в основном все, что касалось жизни села. Насчет политики мы с ним не говорили, ни мне, ни ему, по молодости лет, она была неинтересна.

Насчет того, как народ живет за пределами их края, он уже не имел ни малейшего понятия, но при этом очень сильно парня интересовал половой вопрос. Впрочем, это было не удивительно, так как ему двадцать один год этой зимой стукнул, и к девкам он уже бегал, да, похоже, где-то напортачил, потому что теперь боялся, что батя его оженит.

— Крепко обещался. А за что? Ну, задрал я подол девке, так дело молодое, да и по согласию это было, а он как-то узнал и всыпал мне так, что я три дня на животе спал. Это хорошо, что он еще про Маньку Свеклову не знает, а то хоть из дома беги. Слышь, Егор, а как у вас там в ските с девками?

— Строго по закону божьему, иначе никак, — несмотря на настороженность своего отца в отношении меня, старший сын Торопова не стал голову ломать, а просто принял за своего погодка. Старовер и тюрьме сидел — ну и что!

Мишка не это ожидал от меня услышать, поэтому скривил физиономию, но спустя минуту уже лукаво улыбнулся: — Знаешь, в городе есть дом с продажными бабами. Так там, говорят, есть французка. Так она такое там вытворяет! Говорят, танцует прямо на столе в одних панталонах с кружавчиками. Вот бы посмотреть, а, Егор?!

— Срамота бесовская! Тьфу!

— Лапоть ты деревенский! Ты хоть раз за бабскую титьку брался?! Телепень ты лесной! Ежели не сейчас гулять, пока молодой, то когда?!

Слушая в пол-уха болтовню Михаила, я думал о том, что это время дает широкие возможности для человека авантюрного склада характера, причем то, что со мной произошло за последние несколько дней, не так уж сильно отличалось от подобных ситуаций, в которые мне пришлось попадать в прошлой жизни. В той жизни мне пришлось воевать с партизанами, солдатами наркомафии, браконьерами и везде была своя специфика, к которой нужно было просто привыкнуть. Так и тут, свои отношения и своя специфическая среда: бандиты, чекисты, обыватели.

Тот же Мишка оказался кладезем информации, прояснив для меня не совсем непонятное отношение жителей села и к бандитам. Оказалось, что многие жители села относились к Торопову, ровно, без ненависти, не потому что он их земляк, а из-за того, что он сделал то, что не смогла советская власть. Когда он вернулся в родные края, то первым делом собрал недовольных советской властью людей и стал наводить порядок, как он его понимал. До него в местных лесах орудовало четыре банды, не считая шайки выродков из беглых преступников, а через полгода, после его появления, остался только он и Вешатель. Но даже здесь бывший красный партизан остался верен себе, сумел извернуться и уничтожил последнюю банду, возглавляемую бывшим капитаном царской армии.

"Парадокс! Такое только в России-матушке могло случиться!".

— Слушай, Мишаня, а что в том поезде везли, ты как думаешь?

— Разговоров много ходит, только по мне, все это пустые домыслы. Сам не ходил, не видел, но люди говорили, что там много охраны побили. Десятка два, не меньше. Так что золотишко там везли, причем немало. Вишь как, Егорка, получается. Ежели удача на твоей стороне, то враз богатым стать можно! — в голосе парня прорезалась зависть. — Это все, батя! Он запретил мне тогда...

Михаил резко оборвал себя на полуслове, бросил на меня подозрительный взгляд, но не увидев на моем лице какого-либо интереса или любопытства, успокоился. Зато после его оговорки я получил прямое подтверждение связи Левши с Дороховым. Видно Михаил, в свое время, хотел уйти в банду, но отец ему запретил. Отсюда и зависть, что золотишко не ему, а другим досталось.

За такими разговорами и складывалась наша дорога, на которую мы потратили трое суток, выписывая хитрые петли и обходя кордоны, пока, наконец, не увидели вдали блеск золотых куполов церквей.

— Приехали? — я кивнул головой в сторону видневшегося города.

— Еще нет, — ответил Мишка, поворачивая коня в противоположную сторону. — Нам туда, паря, еще рано ехать. Сначала на постоялый двор заедем, а до него еще верст пять-шесть.

— Надо так надо, — не стал спорить я. — А банька там есть?

— Есть, но только для своих, — довольно усмехнулся сын Дорохова. — Да не боись, парень, все будет! И банька будет, и стол будет. Эх, гульнем мы сегодня, Егорка!

В девяти верстах от Красноярска расположился постоялый двор. Высокий шест с пучком сена наверху, старинный и привычный знак для проезжающих, издалека привлекал внимание путников, да и место удобное — тракт рядом. По нему в город едут крестьяне из близлежащих деревень. Место для них самое подходящее: есть чем напоить накормить лошадей, сохранить в целости товар на продажу, самим почаевничать да выспаться и все это — за небольшую, как раз, по деревенскому кошельку, плату, а ранним утречком отдохнувшие лошадки быстро донесут до города.

Две добротных больших избы пятистенки, просторный, всегда чисто выметенный, огороженный высоким дощатым забором, двор. В глубине — баня, крытый дранкой бревенчатый сарай, приспособленный под конюшню, у стены большая поленница дров, а под навесом — душистое сено.

В пятистенке, что попросторнее, оборудованы широкие полати. На них без тесноты два десятка мужиков спокойно лягут. На скобленом деревянном полу лежат чистые рогожины, в центре — огромная беленая, жаркая печь с постоянно кипящим ведерным медным чайником. На окнах простые занавеси, а в глубине помещения стол с двумя длинными лавками.

Вторая изба немногим поменьше, но там размещение совсем другое: в отдельных светелках, где на кроватях лежат матрасы, под потолком — подвесные керосиновые лампы в цветастых китайских абажурах, на окнах — белые занавески с узором и горшки с геранью и бальзамином, стоящие на широких подоконниках. На полу — круглые вязаные коврики, такой же вязки лоскутные разноцветные дорожки из комнаты в комнату. Даже кухонька есть отдельная со всякой посудой. Есть лишняя денежка — барином ночуешь, а ежели в карманах не густо — иди на общие полати!

Въехали во двор. К моему удивлению он был почти пустой, только в глубине двора, у сарая стоит телега, да у коновязи привязана лошадь. Просто сработало стандартное мышление: постоялый двор, значит, должен быть народ. И где он? Мишка уже соскочил на землю, потянулся с наслаждением так, что косточки захрустели. Повернулся, посмотрел на меня: — Чего сидишь? Все, Егорка, приехали!

— Чего тут так пусто?

Мишка усмехнулся и в нескольких словах объяснил, что местные крестьяне, торговые агенты или скупщики заполняют постоялый двор в основном по вечерам, когда едут в город или, наоборот, возвращаются домой. Только успел он мне это рассказать, как на пороге ближайшего к нам дома показались две фигуры: мужская и женская. Они еще только всматривались в нас, как вдруг слева я почувствовал какое-то движение. Прямо не стал смотреть, но слезая с лошади, чуть повернул голову. В тени проема ворот сарая стояла еле заметная фигура мужика, пристально изучавшего нас. Мне не были видны его глаза, но при этом во мне что-то напряглось, чувствуя его цепкое и холодное внимание.

— Эй! Так это Мишаня! — вдруг воскликнул мужчина, стоявший на пороге дома.

— И правда, Миша, — словно подтвердила, стоявшая рядом с ним женщина.

"В сарае кто? Конюх? Охранник?".

На душу легла тень сомнения, что на этом постоялом дворе все чисто, с другой стороны, ничего удивительного в этом не было, ведь ехали мы к лошадиному барышнику, а здесь без криминала никак нельзя. Лошадки в это время были ценным и ходовым товаром, а значит, их повсеместно угоняли. Так что вполне возможно, подумал я, что здешние ребята могли развлекаться подобным образом.

Когда мы еще только подъезжали, я попросил Михаила обо мне много не говорить. Егор, старовер, хочет продать лошадь — и все, на этом и договорились. Правда, особой веры у меня к нему не было, да и пообещал он легко, а самое главное, что ему сказал отец, то он и сделает.

— Семен! Здорово! А вы, Настасья Андреевна, все хорошеете! — закричал в ответ сын Дорохова. — Прямо как яблочко наливное, румяное и крепкое!

— Ты это к чему, Мишенька, мне похвалу поешь? — с легкой усмешкой, чисто по-женски изогнув стан, выставив полную грудь, спросила женщина. — Или жениться собрался? Так я не против!

— Не, я еще молодой! Не нагулялся вдоволь! — направляясь к ним, ответил Михаил под смех парочки. — Как у вас? Все живы-здоровы?

— Не жалуемся, а так, как выйдет, потому как под богом ходим. У вас что? Как батя?

Я остался стоять у лошадей, делая вид, что с любопытством оглядываюсь по сторонам. Пока Мишка обменивался любезностями и новостями, я оценивал обстановку. Мужчина, которого я заметил в сарае, пропал. Не вышел, ни голоса не подал. Раз — и нет его.

— Егор, чего стоишь как не родной! Иди к нам! — позвал меня Мишка. — С хозяевами познакомлю!

Неторопливо подошел, по пути оценивая эту парочку. Женщине было лет тридцать пять, высокая грудь, большие, подернутые голубоватой поволокой темные глаза и крутые бедра. Она окинула меня оценивающим взглядом, чуть улыбнулась, приосанилась, и я понял, почему сын Дорохова просто ест ее своим взглядом. Из этой женщины прямо рвалась наружу животно-чувственная страсть, которая заставляла мужскую душу неистово ее желать.

"Как ни есть ведьма! — неожиданно подумал я, столкнувшись с ней взглядом, а затем отведя глаза к ее полному удовольствию. — И ведь не скажешь, что красавица".

Мужчина, стоявший с ней, тех же лет, жилистый и крепкий, смотрел на меня с приветливой полуулыбкой, но при этом его взгляд оставался холодным и острым.

"Тот еще волчара. Насчет конокрадов я не ошибся, а может, здесь может быть чего-то похуже. Ну, Антип, если ты дурное задумал, пожалеешь".

— Хорошего дня вам, люди добрые. Зовут меня Егор, — я назвался этим именем, решив пока не светить свой документ.

— Меня Семен, — представился мужчина. — А это Анастасия, самая главная хозяйка здесь.

Кивнув головой, я бросил взгляд на Мишку. Тот, наконец, отвел глаза от прелестей женщины и сказал: — Мы тут по делу. Поговорить надо.

— Тогда пройдемте в дом. Чайку попьем и по делу покалякаем, — когда Мишка оглянулся на лошадей, усмехнулся. — Не волнуйся, Мишаня, вещички ваши сейчас принесут. Васька!

— Вы проходите, гости дорогие, проходите, — и женщина пошла вперед.

Разворачиваясь к двери, я еще успел заметить, как из-за угла дома выскочил плотный паренек лет четырнадцати. Спустя десять минут, когда мы уже сидели за столом, он же принес наши седельные сумки и Мишкины мешки. Стоило Ваське убежать, как Семен спросил у Михаила: — Так что у нас за дела?

— Перво-наперво поговорим за лошадей, на которых мы приехали. Их надо продать.

Семен внимательно посмотрел на Мишу, потом на меня, затем протянул: — Ну-у-у....