1924 год: Старовер

— Они чистые, тут без обмана. Желательно, по настоящей цене.

— Так уж и чистые? — усмехнулся Семен.

— Под людьми Вешателя ходили, — солидно сказал Михаил. — Еще четырех дней не прошло. Так, Егор?

Я согласно кивнул головой.

— О, как! — натурально удивился мужчина. — Теперь они, значит, им теперь без надобности?

— Постреляли их всех, — веско сказал Михаил. — Если будет интерес, расскажу.

— Отчего же нет, обязательно послушаем. Говорят, у вас там поезд с богатой казной взяли. Левша?

— Левша, — подтвердил сын Дорохова. — Вот только насчет казны ничего не знаю.

— Ладно. Ты чего сам привез?

— Есть меховушка и еще кое-что, но об этом разговор после будет. Как насчет баньки?

— Пару-тройку часов отдохнете, гости дорогие, а там и банька поспеет. Пойду, прямо сейчас распоряжусь, — и женщина поднялась с места.

Не успела она выйти, как я спросил Семена: — Могу я поспать где-нибудь на свежем воздухе?

— На свежем? — усмехнулся мужчина. — Раз так, пошли, парень.

Забрав седельные сумки, я вслед за Семеном вышел на крыльцо, где на ступеньках сидел знакомый мне паренек. При виде нас он вскочил на ноги. Лицо серьезное, неулыбчивое, совсем, как у взрослого, у которого какая-то тяжесть лежит на душе.

— Васька, проводи человека на свое место жительство. Желает он спать на свежем воздухе.

— Пошли, — и паренек зашагал вперед, показывая дорогу.

Обойдя дом, мы зашли за вторую избу, где я увидел приставленную к стене лестницу, ведущую на чердак.

— Лезь наверх, — сказал мне немногословный парнишка. — Когда будить?

— Как банька готова будет.

Он кивнул головой, дескать, понял и пошел обратно. На слое сена лежал старый тулуп, от которого шел слабый запах колесной мази, а рядом лежало свернутое грубое солдатское одеяло. Усевшись, первым делом проверил кольт и револьвер. Оружие было завернуто в старый плащ-дождевик, который мне отдал Кац, поэтому прощупать его было весьма сложно, а времени, чтобы развернуть и достать у подростка просто не было.

Чердак был большой, так что мне без труда удалось найти тайное место, где можно было спрятать оружие. Оглядел, потом подумал: — Если зададутся целью, то найдут".

Отойдя подальше от тайника, расстелил плащ, улегся, и почти сразу заснул.

— Эй! Вставай! Ждут тебя уже, — неожиданно раздался чей-то голос, прорвавшийся сквозь сон. Мне снилось что-то хорошее, но что именно уже не помнил. Приподнял голову, зевнул и только потом спросил: — Кто ждет?

— Сам увидишь, — буркнул парнишка, стоявший на верхних ступеньках лестницы.

Дождавшись, пока спущусь, он проводил меня к дому. У крыльца стоял и курил папиросу Семен. При виде меня сразу заулыбался: — Сразу видно, где человек спал. Погодь маленько.

Он кинул на землю папиросу, затоптал, а затем стал стряхивать с меня соломинки, потом сделал шаг назад, оглядел и сказал:

— Вот теперь все. Пошли.

За столом в горнице прибавилось народа. Семен, пройдя вперед, сел за стол рядом с Настасьей. На лавке, стоящей у стены, сидел крепкий в кости, с увесистыми кулаками, молодой, лет двадцати пяти-семи, мужчина. Черная косоворотка, брюки, заправленные в сапоги. Скользнув по мне взглядом, он продолжил играть с ножом, ловко подбрасывая его в воздух, а затем ловил за рукоять.

"Тот тип из сарая, — мелькнуло у меня в голове.

Напротив Семена и женщины сидел Михаил, а во главе стола сидел крепкий дедок с морщинистым лицом и аккуратно подстриженной бородой. Взгляд холодный и цепкий, словно у хищного зверя, перед броском.

"Старый, опытный волчара, — с некоторым уважением подумал я, но тут взгляд съехал на стол, и я почувствовал, как рот наполняет слюна. Сглотнул громко и непроизвольно, что не ускользнуло от старика.

В миске с холодной водой плавало желтое коровье масло, рядом стояла глубокие тарелки со сметаной и медом. В окружении этого изобилия паром исходили гречишные оладьи, которые так и просились, обмакни в сметану или золотистый мед, а затем кидай в рот! Еще на двух расписных тарелках лежали сваренные вкрутую яйца и горка пшеничных калачей. Рядом с ними стояла сахарница, доверху наполненная колотым рафинадом, а посередине стола — пузатый самовар. Его, словно корона, венчал китайский заварной чайник, разрисованный золотисто красными драконами.

"Непростые люди, причем явно не лошадиные барышники. Банда? — мелькнуло в голове, после чего вежливо поздоровался со всеми, перекрестился на иконостас в углу и стал ждать, что мне скажут.

— Меня кличут Терентием Степановичем, — заговорил дед. — Я содержатель этого постоялого двора. Не по чину мне тебе представляться, но к Антипу Тимофеевичу отношусь с уважением, а значит, просьбу его постараюсь уважить. Чем могу помочь?

Сделав простое лицо, я чуть пожал плечами, потом сказал: — Ну, если только мою лошадку как можно дороже продадите.

Дед залился мелким смехом, а остальные поддержали его, кто смешком, кто ухмылкой.

— Михаил нам сказал, что ты был старовером, да не сошелся с нынешней властью. Получил срок, а потом дернул с кичмана. Все так, обратник?

Перед тем как ответить, посмотрел на Дорохова, но тот отвел глаза в сторону.

— Да, я беглый или обратник, по-вашему, но это мое, личное. Потому говорить об этом не желаю.

— Не желаешь, — повторил за мной Терентий Степанович. — Твое право, паря, вот только не зная ничего о человеке, как ему можно помочь? Или тебе помощь не нужна?

— От помощи не откажусь, если та идет от доброго сердца, а так ведь хорошего человека отказом обидеть недолго.

— Ишь как слова закрутил, — старик усмехнулся и покачал головой. — Молодец. Так сколько годков тебе Егор стукнуло?

— Девятнадцать.

— Грамоту ведаешь?

— И грамоту, и счет.

— Это хорошо. Мы тут торговое дело задумали, бумаги в городе выправляем, на что красная власть нам добро дала. Помещение нашли, да и в лавку хозяин тож имеется. Прохор Коромыслов. Хвалился, что все о торговле знает. Вот только подозреваю, что, зная все эти дела, воровать он будет не по чину, а значит, пригляд за ним нужен.

— Пригляд? Это про меня? — совершенно искренне удивился я. — Отколь мне такое доверие? Вы меня впервые увидели.

— Так по-разному смотреть можно. На мой взгляд, ты человечек очень даже непростой. Да не зыркай ты на Мишку глазами! Отец велел передать, он сделал. Мы помогаем тебе, ты нам, не сойдемся — иди на все четыре стороны. Держать не будем.

"Точно, банда! Кровь на мне, да в тюрьме сидел. Для них лучше характеристики не сыщешь".

— Так я торгового ремесла не знаю.

— Для этого у нас Прохор есть, а ты при нем кладовщиком будешь. Товар по чести возьмешь и так же выдашь.

— Ну, ежели, если только так, — я хмыкнул как бы в сомнении. — Тогда, от души, стараться буду, Терентий Степанович. Не сомневайтесь.

— Значит, сговорились. В лавке главным будет Прохор, он же деньгам счет вести будет. За прилавком — Ленька. Твой однолеток, только шустер больно, — тут дед Терентий как-то странно хмыкнул. — Твоя задача одна: блюсти товар. Сколько получил, сколько отдал, все под запись. Список дам. Как только в лавку придешь, сразу по нему сверь, что и сколько из товара лежит, а потом сделай свою запись. Если что не так, никому не говори, мне скажешь. Понял, что от тебя требуется, Егор?

— Понял.

— Над лавкой есть комната свободная — жить там будешь. Насчет оплаты пока погодим, поработаешь с недельку-другую, тогда и будет о чем говорить. Как тебе такой расклад?

"Комнату дает. Денежку, вроде, неплохую обещает. Привязать к себе хочешь? Выкуси! Ладно, дед, пока ты в силе, играем по твоим правилам".

— Благодарствую, Терентий Степанович за вашу заботу, — я склонил голову в коротком поклоне. — Вы меня знать не знали, а помогли в трудную минуту так, как близкие люди иной раз не помогут. Благодарю вас от всей души.

— Уважение в тебе есть — это хорошо, — на лице содержателя расплылась довольная улыбка, — поэтому скажу так: работой честной отблагодаришь, да доверие оправдаешь, вот и будем мы с тобой в расчете.

Старый урка, понятное дело, мне не очень верил, но при этом старательно показывал мне свою доброту и расположение. Даже намекнул, что я тут человек чужой, никого не знаю, но если буду делать все правильно, то есть беречь хозяйское добро и стучать на своих коллег по работе, то он готов мне помочь устроиться в этой жизни. Мое будущее рисовалось мне так: сначала ко мне пару недель будут присматриваться, а потом с ласковой улыбкой дед Терентий попросит им помочь в каком-нибудь "хорошем" деле. Например, постоять на стреме, при налете на склад, а уже на следующий раз попытаются повязать меня кровью. Дело это не быстрое, прикинул я, а значит, у меня есть надежда забрать деньги за свою лошадку, заодно обвыкнусь, потрусь среди народа, а потом на поезд и поминай, как звали! А будет возможность, так и кассу этого старого хрена тряхну! За мной не заржавеет!

После принятия на работу, началось знакомство "с членами рабочего коллектива". Семена мне представили как торгового человека, который занимается закупкой товара и продуктов.

— Он же, Егор, будет тебе привозить товар в лавку и отдавать под запись.

— Понял.

— Это Кирьян, — старый вор указал на мужчину, который уже спрятал нож за голенищем сапога и теперь смотрел на меня. — Иногда он будет привозить товар.

Встретившись взглядом с Кирьяном, сразу понял, что это их штатный убийца. Взгляд холодный и пустой. Мне доводилось встречаться с такими людьми в прошлой жизни.

— Анастасия, у нас здесь главная хозяйка, всем ведает. Про всех рассказал, а теперь можем и за стол садиться. Настя, распорядись.

— Сейчас все будет, — и женщина, вскочив с места, метнулась к двери.

Дальше для нас, с Мишкой, устроили торжественный ужин, где я, наверно, впервые за весь прошедший месяц наелся, как говорится, от пуза. Стол был простой, но обильный. Две большие глубокие миски, наполненные с горкой дымящейся тушеной картошкой с мясом, свежая зелень, домашний ноздреватый хлеб, порезанный ломтями, две бутылки самогона. За едой почти не говорили, перебрасывались в основном общими фразами и что меня больше всего удивило: пили все в меру. Когда я отказался от самогона, больше предлагать не стали. После того, как со стола стали убирать, нас с Михаилом аккуратно выставили из избы, а чтобы мы не сильно скучали, отправили с нами Настасью. Сели мы вместе на завалинке, а женщина, усевшись, между нами, сразу засыпала нас вопросами. Что, где, откуда. В основном отвечал Мишка, но пришлось кое-что рассказать и мне. К этому времени двор стал заполняться крестьянскими повозками, да и сумерки уже были близко. Шумные разговоры, ржанье лошадей, скрип колес наполнили двор. Вскоре Настасья встала.

— Извините, гости дорогие, идти мне надо. Работа сама себя не сделает.

На рассвете, восток только начал светлеть, меня разбудил Васька. Этой ночью я спал в богатой части постоялого двора, в светелке, на железной кровати с матрасом. За занавеской сладко сопел носом Мишка. После того, как привели себя в порядок, попили чаю, мы выехали на телеге, которой правил Семен. В телеге, как он объяснил, везет в мешках выделанную овчину и кое-какие продукты.

— Какие дела у вас, парни, в городе? — первым делом поинтересовался Семен. — Не стесняйтесь, говорите, как попу на исповеди, глядишь, что хорошее присоветую. Может, желаете девочек горячих? Или до картишек азарт имеется?

— Срамота бесовская, — буркнул я, перекрестился и забормотал молитву.

— О, как! — наигранно удивился Степан. — Ты же наш, обратник. Чего тогда людских радостей чураешься?

— Не ваш я, а домзак — это было испытание, посланное мне богом, за грехи мои, — продолжал я играть роль старовера, но при этом чувствовал, что перегибаю палку.

Бандиты знали от Антипа и его сына, кто я, но при этом пока видели перед собой молодого парня, который не знает жизни и сейчас пытается спрятаться за верой. Сообразительный, грамотный, а самое главное, наполовину свой. Беглый, да еще руки в крови. Осталось только, не торопясь, обратить в свою веру и в их рядах появится новый вор и бандит. Вот и сейчас, Семен, явно по указке главаря меня обрабатывал, правда, без особых ухищрений, напрямую.

— А вон, Мишка, нам рассказывал, как ты убивал. Это как?

— Людей хороших защищал от бесов в человечьем обличье. Знаю, что грех на мне большой, знаю, что не отмолить мне его никогда. Да и не могу я больше быть старовером, теперь стал просто человеком, с любовью божьей в сердце. Мне только и осталось надеяться, что будущими своими делами я смогу искупить хоть часть своих грехов.

— Вон ты как повернул. Ладно, поглядим, куда тебя кривая выведет, — подвел итог нашему разговору бандит.

Судя по тону, мои слова ему не понравились. Михаил, который чувствовал себя виноватым передо мной, во время этого разговора все время отводил глаза, стараясь не встречаться взглядом, вдруг неожиданно вспылил: — Что ты, Егор, своей верой всем в глаза тычешь?! Ты что, поп, проповеди нам читать?! Ты, теперь как мы! Вот и живи, как все!

Я промолчал. Несколько минут ехали молча. Разговор снова начал Мишка.

— Слышь, Семен. Ты про салон мамзель Фуко слыхал?

— Не только слыхал, Мишка, но и бывать пришлось. А ты что, парень, туда намылился?

— Так интересно. Мне про него рассказывали. Говорят, там французка голая на столах пляшет.

— Ай, босота! Мамзель ему подавай! А просто девок не хочешь?

— Не, я не против, — пошел в отказ Мишка. — Просто посмотреть страсть как охота на это безобразие.

— Брось! Ежели желаешь, так сведу в одно заведение. Девки там знатные, все при них, не какие-нибудь там курвы. А главное, дуралей, дешевле это дело станет, раза в три!

Разговор сразу оживился. Один с увлечением рассказывал, а другой не менее увлеченно его слушал. Я молчал, глядя по сторонам. Мимо нас иной раз проезжали телеги с крестьянами, выехавшие чуть позже нас, так как основная масса подалась в город на рассвете, когда мы еще пили чай.

Сначала показались золотые купола церквей, потом стали видны городские здания. Окраина представляла собой ветхие, покосившиеся домишки с деревянными тротуарами. Дальше все пошло вперемешку, где брусчатка, где деревянный тротуар, где каменные дома в несколько этажей, а где самая настоящая деревянная изба. Народу, на улицах, несмотря на утро, было довольно много. Часто встречались женщины-домохозяйки с корзинами, но немало было и мужчин, правда, не пролетарского вида. Светлые полотняные костюмы, летние шляпы, они ехали на извозчиках, шли пешком, помахивая портфелями.

"Нэпманы?".

Народ был по-разному одет. Кто в пиджаке и сапогах, кто в рубашке и при ботинках. Женщины щеголяли в разноцветных шляпках модели "колокольчик", как мне потом сказали. Многие из них были коротко пострижены, а некоторые шли и курили. Женские платья светлых оттенков, чуть ниже колена, резко контрастировали с длинными, почти до земли, широкими, темных оттенков, юбками. По глазам резанула, стоящая на перекрестке, группка мальчишек, одетых в немыслимое рванье. Трое из них стрижены почти наголо. Уже потом я узнал, что это беглецы из приемника. Во время облав их отлавливали и сдавали в приемники, где мыли, стригли, а одежду пропаривали, после чего отправляли в детские дома, но подростки по дороге или прямо из приемника довольно часто бежали. Прохожие, как было видно, старались их обходить как можно дальше.