Чугунная башня

— Молодец салага! А ещё говорил что не работает твоя машинерия! Всё, дуй в медпункт, раз починил.

— Я вручную цели помечал. — оператор виновато пожал плечами и ткнул пальцем в экран своего ''ноутбука'' — Ничего ещё не готово, сейчас я запущу диагностику...

Но тут юноша осёкся — ближайшие турели внезапно практически синхронно задрали стволы в небо и начали вести видимую лишь им одним цель. На дисплее наладочного комплекса появились её параметры автоматически транслируемые радарной установкой, но чисто визуально цель была невидима. Секундой спустя блоки стволов крутанулись, набрали достаточные обороты за эталонные 0.65 секунды, и открыли огонь взревев словно извергающийся вулкан. В небе зарябила всеми цветами радуги стометровая сфера. Солдаты уже давно были на взводе, и потому увидев нечто совершенно непонятное не стали глупо таращиться а поспешили занять укрытия. В отличие от оператора, совершенно не имевшего боевого опыта и замешкавшегося в критический момент. Странная сфера, летящая куда-то в сторону центра лагеря продержалась под сосредоточенным огнём не менее десяти секунд, а потом с грохотом лопнула. Тут кто-то сильно дёрнул парня за руку, роняя его на дно траншеи но в последний момент заторможенное сознание смогло уловить ЧТО являлось содержимым этой сферы. И вот тут-то ступор завладевший его сознанием на мгновение и вовсе стал всеобъемлющим, потому что человек ожидал увидеть что угодно... Но не это. Не слыша ругани солдата что тащил его в укрытие оператор перевёл взгляд на экран, и его взгляд мгновенно наткнулся на пиктограмму, означавшую что цель поражена. И практически одновременно с этим, перед самыми позициями раздался звук удара и треск. Словно грузовик полный брёвен уронили со стометровой высоты. Когда солдаты выглянули из-за бруствера траншеи, их изумлённым взглядам предстала изломанная и растерзанная десятками попаданий туша дракона.

* * *

Мне приснился странный сон. Словно я сижу на каком-то пеньке, посреди лесной поляны. Мне как-то чересчур приятно ощущать тепло солнца, пение каких-то птиц и касание лёгкого ветерка к коже. Солнечный свет искрится на многочисленных каплях росы покрывающих густую траву. Вот только эта травка ничуть не похожая на привычную мне парковую зелень — и я смотрю, и силюсь понять что с не так с местной растительностью. Сознание как-то отстранённо отмечает что в окружающих поляну кустах и деревьях тоже присутствует эта непонятная странность. Рука словно сами собой тянется к одной травинке и я хватаюсь за её кончик... И внезапно меня озаряет!

Трава, цветы, кусты, деревья — они не зелёные! Сознание упорно сопротивляется, почему-то оно считает, что металлический цвет окружающей растительности — это норма! Дёргаю первое попавшее растение, и оно лопается с металлическим звоном. В моих руках оказывается тонкая как фольга и острая, словно лезвие металлическая травинка. И как это бывает только во сне — определённо опасный предмет, не причиняет мне ни малейшего вреда. Даже мои босые ноги, что стоят в самой гуще металлических стеблей чувствуют лишь лёгкую щекотку. Металл травинки у меня в руках, расползается от нажатия пальцами, так словно это обычное живое растение. И тут я начинаю понимать, что не только лес подвергся разительным изменениям. Вглядываюсь в свои руки, и в очередной раз удивляюсь. Удивляюсь тому, что до сих пор не замечал их металлический блеск. И тут меня накрывает. Весь мир вокруг — состоит из металла. Растения, земля, серо-стальной свод неба. В воздухе противно звеня кружится металлический комар, садится на мою руку и пытается вонзить в неё свой хоботок. Но он сгибается, так и не пробив кожу. С ветки разлапистого железного дуба на меня насмешливо зыркает стальной ворон, на мгновение прервав чистку перьев ото ржавчины. Снова смотрю на свои руки, хлопаю себя по груди, которая отзывается глухим металлическим звоном. По серо-стальному небу величаво плывут алюминиевые облака, солнце цвета раскалённого металла стоит практически в зените. Лёгкий ветерок сменяется мощными порывами, и тогда железная листва приходит в движение, и начинает противно скрестись друг о друга. Иллюзия окончательно разрушается. Мотаю головой и силюсь проснуться — и спустя мгновение у меня это получается.

Железный лес пропал без следа, сменившись знакомой обстановкой "операционной". Я лежал на операционном столе, намертво закреплён по рукам-ногам ремнями. Только и могу, что вращать глазами, потому как голова намертво притянута ремнём к столу. В воздухе витает какой-то донельзя мерзкий химический запах, перебивая вонь горелого мяса. Словно сам собой мой взгляд перетекает с заляпанной чем-то бурым кафельной плитки на потолке, на моё правое плечо. Характерный металлический блеск кожи, который так перепугал меня во сне, никуда не пропал. Хорошо хоть самочувствие удовлетворительное, ничего не затекло и не болит... Но на этом все плюсы моего нынешнего положения заканчиваются.

— Зашибись. Профессор! Что тут вашу мать происходит? Куда все разошлись? Отвяжите меня! Чёрт!

Тишина. Только в груди что-то шелестит, словно бумага. Я попробовал подёргаться в оковах, но вызвал только порцию тарахтения. Мне показалось, или прочные кожаные ремни отчётливо скрипнули? Тишина. Меня что, снова игнорируют? Вон же камера со стенки на меня смотрит, красной лампочкой подмигивает. Поорав ещё немного я убедился в отсутствии какой-либо реакции со стороны наблюдателей, и ненадолго призадумался. Итак, по словам профессора нанороботы при достаточном количестве материала могут ассимилировать все мои клетки. Что они судя по всему и сделали. Зашибись. Но они ясное дело сделали это не мгновенно, как минимум неделя для этого нужна... А мало ли что за неделю могло произойти? Нет-нет, не в ту сторону думаю! Что там мне профессор обещал? Что он как-то там переконфигурирует ассимилированные клетки мышц, и я стану непропорционально сильным, потому как моё тело будет работать на моём собственном электричестве. Подумав эту мысль ещё немного, я напрягся и попытался почувствовать своё электричество. К моему удивлению, и небывалой радости я не был заземлён! Какой-то шлейф из проводов всё же тянулся к моей груди откуда-то сбоку, но это было явно не заземление.

Да пошло оно всё! Повторно подёргавшись в оковах я убедился что они дают мне довольно много свободы движения. Так что недолго думая я попытался изобразить мостик, упёршись в стол затылком и пятками. Ремень протянутый поперёк груди, отчётливо затрещал, и спустя секунду его крепления с задорным звяком оборвались. Хотя по ощущениям я не вложил в свой порыв и половины силы, но не это удивило меня — шок от того что я по сути превратился в одушевлённый кусок железа настиг меня ещё во сне. И повторное осознание произошедших со мной изменений уже утратило свою новизну, так что мне оставалось только лишь гнать от себя мысли как я буду жить дальше... И с остервенением рваться из оков. Едва лопнул ремень на груди, как мне удалось освободиться от ремня прижимавшего мою голову к столу, попросту выскользнув из-под него. Появилась какая-никакая свобода движений — и я попытался освободить руки, попеременно дёргаясь в разные стороны. Верхние конечности были закреплены под углом в девяносто градусов к туловищу, так что несмотря на возросшую силу освободить их оказалось нелегко. Но спустя пару несколько рывков у меня всё же получилось вырвать из ремней правую руку. Отстегнуть все оставшиеся ремни, было делом пары минут — мелкая моторика поначалу давалась с ощутимым трудом, да и мои рывки сплющили железные пряжки, но справившись с последним ремнём я с чувством выполненного долга свалился с операционного стола. Раздавил до состояния блина какой-то агрегат с кучей мигающих лампочек, и зацепил столик с набором хирургических инструментов шлейфом проводов всё так же торчащим из груди.

Пару секунд поизображав растёкшуюся по полу амёбу я всё же пошатываясь поднялся на ноги. Центр тяжести определённо изменился, стал несколько выше, что ли. Секунду поколебавшись я вырвал провода из груди, осознав что они торчали в подобии разъёмов. Во все стороны брызнул небольшой поток искр, завоняло горелой изоляцией — а я внезапно почувствовал переполнявшую меня энергию. Вокруг пальцев заплясал коронный разряд, в воздухе отчётливо пахнуло озоном. По телу от пяток до затылка прокатилась волна мурашек, но спустя десяток секунд все эти непривычные ощущения пропали. Сменившись привычным чувством полного заряда. Но я не обратил на это особого внимания — потому как мне вдруг приспичило заняться детальным осмотром моего тела. За исключением металлического блеска кожи на первый взгляд ничего не изменилось — разве что и так не особо атлетичное тело изрядно похудело, и по цвету чем-то напоминало далматина. Россыпь бурых пятен размером с ладонь усеяла меня с груди до лодыжек. На прикосновение эти пятна совершенно не отзывались, вызвав у меня панические мысли об некрозе тканей... Которые судя по всему были верными — видимо ассимиляция в этих участках ещё не завершилась, или вовсе не начиналась. Моя теория подтвердилась, стоило мне чуть сильнее надавить на одно из пятен, находящееся на плече — палец внезапно соскользнул, и лоскут кожи сполз в сторону, со звуком рвущейся бумаги.

— Думаю, сепсис мне не грозит. — уныло протянул я, рассматривая бликующую поверхность металлической мышцы в ране. Клок мёртвой, пергаментной, кожи так и остался торчать. Я с трудом подавил желание его оторвать — хрен его знает как там с регенерацией в моём нынешнем состоянии. Может кожа ещё металлизируется, а то мне неохота походить на зомби. Вернее на металлическую статую зомби. Передёрнувшись от весьма реалистичной картинки нарисованной моим воображением, я принялся за детальный осмотр своего тела. Никакой одежды на нём не обнаружилось, и верно, когда я ложился на операционный стол то меня заставили стянуть робу... Надо хоть простынку какую-нибудь подыскать, срам прикрыть... Чёрт, и как жить дальше? С железными яйцами-то. Ну хоть не отвалилось ничего, и то хлеб. Впрочем сомневаюсь, что гениталии мне ещё когда-нибудь пригодятся, разве что я попытаюсь замаскироваться в каком-нибудь музее под видом статуи Апполона. Лысого Апполона-сифилитика. Ощупывая лицо я не сумел соизмерить силу, и случайно оторвал кончик носа — он тоже не ассимилировался. После дальнейшего осторожного осмотра я насчитал восемь пятен иссохшей кожи, почему-то только спереди — на груди, животе, плечах и ногах. Тело сзади не имело омертвевших пятен, хотя я и опасался что обнаружу там последствия многодневных пролежней. Впрочем оные последствия обнаружились на операционном столе — мягкое покрытие словно разъело кислотой, а в металлическом корпусе прослеживалось чёткое углубление, повторяющее своими контурами моё тело. Даже металлические пряжки ремней были словно изъедены кислотой — несмотря на покрытие из прозрачного пластика.

Это что же получается, я поглощаю металл? В каком-то ребяческом порыве я схватил скальпель со стойки с хирургическими инструментами. В который раз подметив, что моя координация далека от идеальной. Осязание напротив, работало хорошо — я мог с уверенностью прочувствовать поверхность моей металлизированной кожи, почему-то сохранившую определённую степень упругости, фактуру ручки скальпеля, чувствовался даже холод металла. Это что же получается, моё тело теплей окружающей среды? С чего бы это? Прислушавшись к себе, я констатировал что сердцебиение определённо присутствует. Значит, мои внутренние органы остались нормальными? Как? Такое количество металла в организме точно смертельно для живых клеток. Хотя нет, стоп. Я же не дышу. Что из этого следует? В железном теле — железная требуха? Задумавшись, я постарался вдохнуть полной грудью, и в ней раздался словно бы шорох от сминаемой бумаги. Организму не нужен кислород и потому лёгочные пузырьки отмели? Логично. Тогда почему лёгкие не скрипят? Сомневаюсь что металлическим лёгким нужны лёгочные сумки вместе с наполняющей их жидкостью... Раздумья о своей новой анатомии не помешали мне между делом прикладывать скальпель к участкам кожи рядом с омертвевшими пятнами. Увы — безрезультатно. Чем бы ни была причина, побудившая мой изменённый организм поглощать металл прямо из корпуса операционного стола, сейчас она не действовала. На минуту я решил что условием поглощения является высокий заряд, но даже взвинтив себя до появления кронных разрядов я ничего не добился. Оставив детальное изучение своей анатомии на потом, я принялся осматривать помещение. Операционной я его называл для того чтобы избежать негативных ассоциаций, ведь помещение сильно напоминало мне комнату для казней на электрическом стуле. Одна стена была стеклянной, и за ней стояло два ряда стульев, сейчас в беспорядке перевёрнутых. Куда бы не ушли зрители, они сделали это в спешке. В остальном, ничего нового я не увидел — разве что обнаружил несколько потёков крови на полу, аккурат под операционным столом. Многочисленные стойки с хирургическими инструментами, равно как и мигающие многочисленными лампочками аппараты тоже меня не заинтересовали.

От единственного выхода меня отделяло стекло во всю стену, и стеклянной же дверью. Судя по тому, что в стекле просматривались контуры сетки, оно не было бронированным, но вполне могло быть небьющимся. Впрочем я не стал долго раздумывать, и перепоясавшись каким-то прорезиненным куском материи найденным на подносе с хирургическими инструментами начал действовать. Привыкая к изменившемуся центру тяжести, я протопал к стеклу, и безо всякой задней мысли саданул в центр кулаком. Результат меня поразил — стекло не рассыпалось со звоном, не покрылось сеткой трещин, а завибрировало и басовито загудело. Парочка трещин на нём всё же появилась, но в длину они не достигли и десяти сантиметров. Кулак ощутимо саднил, но почему-то всего пару секунд. После чего боль прошла, словно её и не бывало. Да и никакой повышенной силы я в себе не ощутил. Разве что вес повысился, раза в три... Проведя несложную логическую цепочку я пришёл к очевидному выводу что сила всё же увеличилась — иначе я бы передвигался с большим трудом. Сделав над собой волевое усилие, я прогнал из головы пустые умствования, и обрушил на стекло ещё один удар. И ещё один, и ещё. На седьмом ударе преграда сдалась и рассыпалась стеклянным крошевом. Правда всего на участке диаметром с полметра, и металлическая сетка от моих ударов практически не пострадала, да и большинство осколков всё ещё держались на ней. Приободрившись я принялся обстукивать края дыры, с каждым ударом откалывая всё больше стекла и порождая целые тучи искр, пока не образовалась дыра достаточная чтобы пролезть. Осталось всего лишь расправиться с сеткой — вот только задевая её, я испытывал ощущение сравнимое с болью от пореза. Осмотрев кулаки я констатировал, что электрическая дуга стекающая с меня, попросту приваривает ко мне частички металла! Нужно запомнить на будущее, теперь при высоком заряде я словно ходячий сварочный аппарат! Что же мне это даёт?

Накопив заряд и вооружившись хирургическим зажимом, я ткнул им в сетку. Сухо треснул разряд, посыпался небольшой водопад искр — проволоку пережгло наполовину. Зажим также украсился небольшой зарубкой, так что я решил зарядиться посильнее. Сюрпризом для меня стало то что, что привычные пределы емкости заряда оказались превышены в десяток раз — возможно и больше, но я изрядно струхнул что выпущу электромагнитный импульс, и дальше буду блуждать в потёмках. Так что я продолжил пережигать сетку, отложив эксперименты на потом. Дело продвигалось как-то уж слишком медленно, искр и треска было много, а результата — примерно с гулькин нос. Но я был на диво упорен, не знаю откуда у меня появилась такая выдержка, но я был споен как слон. Как камень. Как целый Эверест! Сосредоточившись на своей задаче я лишь изредка морщился, когда дуга возникала не между инструментом и сеткой, а прихватывала очередной зажим к моей коже. Боль вспыхивала лишь на краткий миг, и после устранения причины больше меня беспокоила. Осуществляй я попытку побега несколькими днями раньше — мне бы пришлось кроме всего прочего сражаться со своим паникующим организмом. Подгибающиеся ноги, неравномерное дыхание и бешено стучащее сердце, это не лучшие спутники в делах от которых зависит чья-то жизнь. Особенно если эта жизнь — твоя. Нет, не превратился внезапно в бесстрашного терминатора. Но если организм не выделяет адреналин в ответ на страх, то страх не перерастёт в нервную дрожь и ступор. Неизвестность пугала, но оставаться на месте не было никаких сил. Я достаточно сидел в замкнутом помещении, чтобы не попытаться выбраться.