Малец

— Тихо! — Рявкнул он на мать. — Слышала, чего говорит? Воду давай, а я посмотрю чего с ним.

В следующие десять минут я был умыт и осмотрен:

— Ранка небольшая, — сделал экспертное заключение кузнец, — но ушиб сильный, пусть кровь выходит помаленьку, стягивать кожу не будем, так зарастет.

Когда слегка подкрепился и отдохнул, выскочил на улицу помогать Асате снимать шкуру, если с косулей решили завтра заняться, то с волками нужно было разобраться сейчас, иначе потом с задубевших тушек снимать шкуру сложно. Там-то я и поведал кузнецу что и как произошло.

— Ну, как только ты про братьев мне сказал, я сразу понял, чего могло случиться, — высказался отчим, — они уже не первый раз так делали. Года два назад братья с Оршей на зверя ходили, потом они пришли с добычей, а Орша пропал. По весне охотники на кости по берегу наткнулись, по остаткам одежды догадались чьи, так у него череп проломлен был. А смерть они свою заслужили, по деяниям своим, так что не переживай, никто тебе в вину не поставит, но на всякий случай не особо рассказывай, мало ли кто о чем думать станет.

В конце работы кузнец еще раз посмотрел на шкуры и хмыкнул:

— Иному охотнику за всю жизнь ни одного волка добыть не удавалось, а ты за один раз четырех притащил, как только сани такую тяжесть сдюжили.

Вот так, я, по его мнению, конечно молодец, но больше восхищения вызвала крепость саней, а я? Мне-то пришлось эти перегруженные сани по снегу да торосам тащить. Ладно, все равно воспримем это как похвалу, а так меня больше волнует другой вопрос, как-то в прошлой жизни в краеведческом музее я видел чучело волка, там он был значительно больше, а эти, не то что бы мелкие, но до кондиций музея явно не дотягивают. На следующий день на весь наш околоток объявил Лентяя героем, еще бы, пес спас хозяина от неминуемой смерти. Специально!!! для него были сварены ребрышки и преподнесены в дар со всем вежеством при большом стечении народа. Соседи хохотали до слез, наблюдая со стороны такую заботу о собаке, а Лентяю было как-то не до всеобщего внимания, он, помахивая хвостом, просто наслаждался, разгрызая сахарные косточки, и зорко следил, чтобы никто не пытался их у него отнять.

Оказывается зимняя шкура волка, да и внутренности тоже, здесь ценятся очень дорого, за четыре шкуры и прочие волчьи 'ингредиенты' я выручил на торге больше, чем за все предыдущее время. Задумался, может специально открыть на 'серых' сезон охоты?

Но моим великим планам сбыться было не суждено, на следующей неделе раза три пытался выйти на стаю, в последнем выходе даже увидел парочку серых, однако вместо того, чтобы атаковать меня они резво рванули в другую сторону. Это что, они теперь меня бояться стали, или кончился у них период бескормицы?

После охоты хотел подбить семью на изготовление пельменей, но мать меня отговорила:

— Вася, да зачем тебе это надо? Сходи на торг, да купи сколько надо, да и скоро весна наступит цены на 'ушки' торговцы сбросят.

Нет, не понимают меня здесь, ведь тут важен не конечный продукт труда, а сам процесс лепки, он как праздник в семье, когда все от мала до велика принимают участие в работе.

Кстати, прикупил я потом у одного торговца эти пельмени, черт его знает, или от того, что этот пищевой продукт в наше время другим стал, или от того что вкусовые предпочтения у меня сейчас другие, но не понравилось, сильно не понравилось, даже с уксусом.

Весна, в слободе солнышко уже начинает пригревать и тропинки между домами (язык не поворачивается их дорогой назвать), уделанные конским навозом, начинают оттаивать. Запах... специфический, как в коровнике. Но здесь, в тайге, до таяния еще далеко, а воздух чист и свеж. Тишины нет, да и откуда ей взяться, если почти все взрослое мужское население нашего околотка вышло на заготовки паданки. Даже Фома с сыном здесь, Голеня даром что старик, так накостылял гордецу, что вся его гордость на время улетучилась. Паданка, это кедровые шишки по весне, почему-то считается, что весной шишка с кедрача сама сходит, и ее, когда снег стаивает, прямо с земли собирают. Ага, сейчас, много потом соберешь, либо зверь шишку погрызет, либо гнилью побьет. Поэтому за паданкой ходили чуть раньше, и не ждали, когда шишка сама сойдет, а били, как и осенью, большой деревянной колотушкой, правда усилий требовалось много меньше. Взрослое население определилось в молотобойцы и обработчики — шелушили шишку на месте, нечего бесполезный вес из тайги выносить.

Работа спорилась, я, как и все мальцы, перебирался за 'молотобойцами' от кедра к кедру и, вытаскивая сбитую шишку из снега, складывал в мешок. Потом, когда набирался приличный вес, тащил добычу в табор, там мужики постарше на зачищенных от коры колодах, разминали шишки специально вырубленной дощечкой, и получившуюся смесь ореха и шелухи скидывали на рогожу. Для отделения ореха от всего остального сначала просеивали все через сито, где орех с мелкой шелухой проскальзывал в ячеи, а потом проделывали откидывание, то есть брали смесь и несильно кидали вдоль рогожи, орех как более тяжелый летел дальше, а более легкая мелкая шелуха оставалась рядом. За день табор перемещали на другое место два раза, в итоге получилось около шести мешков чистого ореха, с этого на мою семью пришлось пол мешка, неплохо. Больше всего меня интересовало, каким образом мы будет чистить сам орех, если с шишкой все понятно, то вот как освободить ядрышко от жесткой скорлупы даже не представлял. Но надо отдать должное Асате, для него эта задачка оказалась совсем не трудной, сначала мы этот орех чуть подсушили печи, не допуская сильной прожарки, потом когда скорлупа стала жесткой и хрупкой, отчим сильно накалил камни, засунул орех в небольшой мешочек из льна, а потом плеснул на камни водой и положил мешочек сверху. Рванувший из камней перегретый пар, буквально разорвал скорлупу орешек, дальше сталось только хорошо протрясти мешочек и высыпать получившуюся смесь ореха и скорлупы на наклонную доску, где ядра ореха в отличие от скорлупы скатывались вниз. Во всей этой технологии было несколько хитрых моментов, которые следовало учитывать. Во-первых: камни для получения перегретого пара подходили далеко не все, а только те, которые могли выдержать плескание холодной воды и не разорваться, ну как для парилки в бане. А во-вторых: ядрышки ореха сами по себе по наклонной поверхности не скатывались, скорлупа мешала, так вот снизу одной из досок этого наклонного щита туго натягивалась веревочка и ее периодически щипали, ну как струну на гитаре. При этом веревка вибрировала и вместе с ней вибрировали доски щита, ядрышки ореха избавляясь от остатков скорлупы шустро скатывались вниз. В двадцатом веке это называлось откатка на струне, ягоду так откатывали, потому как брали ягоду не руками, а с помощью совка, в результате она получалась сильно засоренной и нуждалась в откатке.

Такой прогрессивный способ очистки ореха сильно ускорял работу, но полностью от ручного труда не избавлял, примерно пятая часть ореха таким образом чиститься не желала. В этом случае приходилось действовать по старинке, ночи в Сибири весной холодные, порой температура опускается ниже минус двадцати градусов, орех морозили на улице, а поутру заносили домой и быстренько, пока он не прогрелся давили его скалкой. Тут уж как говорится: против лома нет приема. А дальше милости просим дочищать вручную.

Не знаю, сколько мы с этого масла надавим, но как-то совсем грустно 'пустую' кашу есть.

* * *

*

Приказчик Григорий Лепня выходил от воеводы шибко озадаченный, еще бы, разговор получился сложным, Афанасий Савелов не желал слушать никаких возражений и требовал от приказчика обеспечить любым образом доход с Иркутска. А взято уже все, что возможно. Взять с людей больше просто нельзя, нет у людей денег, совсем нет. Ведь раньше, когда платили казакам, деньга перекочевывала в карманы торговцев и мастерового люда, а оттуда в казну, а теперь откуда деньги возьмутся? Мелочь, конечно, по торгу ходит, но до нее без крови не доберешься, да и торговля после этого окончательно умрет. Так же как умрет, если попробовать взять товаром, купцы и торговцы мгновенно за кредитные обязательства отдадут этот товар на откуп казакам, если уже не отдали, а у тех уже ничего не возьмешь. И что теперь делать? Караваны грабить? Так их тоже нахрапом не возьмешь, каждый караван охраняется немаленьким отрядом казаков — можешь хоть до хрипоты доказывать, что все делается по приказу воеводы, никто и ухом не поведет, потому как знают, воевода вор.

Гришка направился в торговые лавки кремля, необходимо было посмотреть на товар, и для работы полезно и нервы успокаивало. Так, переходя от торговца к торговцу, приказчик посматривал на товары и на скорую руку прикидывал, на что еще можно установить дополнительный налог. Китайский шелк и фарфор и так имели запредельные цены, и даже в кремле покупались редко, поэтому на лавках практически отсутствовали, но это на лавках, а вот из-под полы потихоньку расходились по всему кремлю. Но с этим сильно не повоюешь, о боярских детей даже воевода зубы обломает. Товары шорников тоже сильно не тронешь, враз уйдут в слободу, а если и там попытаться достать, вообще из торговли исчезнут. Тут нужен такой товар, без которого никак обойтись нельзя, и который можно будет легко контролировать.

Пошарив глазами по лавкам с товарами еще раз, и не найдя ничего достойного внимания Гришка развернулся до дому, однако резко остановился — дома соль заканчивается, надо бы прикупить с пуд. И тут его толкнуло — СОЛЬ! Вот он тот товар, с которого можно взять столько сколько нужно, и никуда народ не денется и никак не сможет обойти мытарей, потому как соль находится на строгом учете казны. Осталось только взять под воеводский контроль обозы с солью и на время прикрыть солеварни, пусть цена при отсутствии ее добычи немного подрастет. Не прошло и полчаса, как приказчик доводил свои соображения Савелову.

— Вот, а говорил денег взять негде, — прохрипел довольный Афанасий, — ты надолго это не откладывай, прямо сейчас отправляй гонца к Ваньке Ушакову, пусть солеварни до лета прикроет, мол залило их грязью. И скажи ему еще, что всю соль с его складов казна выкупает, только пусть помалкивает о том. А потом еще надо будет братских предупредить, чтобы соляные обозы в Иркутск не пускали. И давай пошевеливайся, некогда нам тут рассусоливать, — напоследок воевода даже хохотнул, своей немудренной шутке.

Приказу воеводы Иван Ушаков радоваться не спешил, с одной стороны хорошо, что казна выкупает все его немалые запасы соли, а с другой — выкупает ли. Афанасий Тимофеевич никому еще ни копейки не дал, жаден до безумия, скорее земля рухнет в бездну, чем он на оплату расщедрится. А потому ни о каком выкупе соли в казну речи нет и, следовательно, соль со своих складов в амбары кремля перемещать не следует. Пусть и в убыток, но хранить ее надо у себя, только запрятать подальше, чтобы не пронюхал кто невзначай. И в Усолье надо доверенного человечка отправить пусть солеварни начинают перестраивать, давно уже ремонта требуют, но все некогда было, а теперь в самый раз — и воеводе угодить, и себя не обделить.

Слух, пущенный в тот же день, привел к ожидаемым результатам, остатки соли мгновенно смели с прилавков, а цены на кремлевские запасы были подняты раза в четыре, народ зароптал.

Сольный октет

Кстати, у нас кончается соль, вернее кончается не только у нас, а во всей слободе, на торгу продавцы сразу вздули на нее цены, так недалеко и до соляного бунта, что частенько бывало в истории. Насколько мне стало известно, сейчас соль добывается где-то на реке Белой, но в этом году, чего-то там случилось и какие-то ямы, где она добывалась, залило. Восстановят только летом, а пока...

А пока я потихоньку собирал слухи, чтобы вовремя среагировать на народное недовольство, тут главное не зевать, а то затопчут всех без разбора. В конечном итоге благодаря своему острому слуху удалось выяснить, что казаки затеяли в обход казны снарядить соляной караван на Белую и если не выйдет договориться на месте по-хорошему, соль взять силой. Однако сразу идти всей толпой посчитали неправильным, поэтому решили сначала отправить разведку во главе со старым казаком Брагой, брат этого Браги и был тем самым 'старым хреном', который учил меня военному делу плеткой.

В который раз убедился, что имидж дурака имеет неоспоримые преимущества, сунулся бы к казаку нормальный пацан, получил бы плетью поперек мягкого места(потому как на спине армяк и его не пробьешь), а меня даже выслушали, будучи в хорошем расположении духа. Понимаю, что ради прикола, но все же:

— Вот ведь филин болотный, уж в полголоса разговор вели, а все равно расслышал. — Усмехнулся Брага. -Так говоришь ведомо тебе, где на Белой соль рубить можно? А ежели, по-простому, языком мелешь?

Вздыхаю, риск большой — за пустой прогон на десяток верст 'старый' живого места мне на спине не оставит, но уж больно куш велик если все удачно повернется:

— Знаю, дядька казак, только соль там не беленая, и твердая как камень, но в деле ничуть не хуже будет.

Тут нужно пояснить, что добыча соли на территории России, а, следовательно, и Сибири строго лицензировалась. Т.е. просто так соль добывать было нельзя, нужно было получить разрешение, выкупить место добычи, а потом добывать. По существу я подбивал людей на противоправные действия, но платить втридорога тоже, знаете ли... и будем считать, что жаба тут ни причем. И Брага решил рискнуть, как еще там, на солеварнях, получится, а тут хоть какая, но и еще подстраховка есть.

— Ну, ну. — Казак задумался, потом хитро посмотрел на меня. — Ладно, возьмем тебя, на прогон, не велика тяжесть на санях. Да и мальца в солеварне не заподозрят, но сам понимаешь, всю работу, что накажут, придется прилежно исполнять, скидку на малые годы делать не будем. А будешь норов, да леность проявлять, вмиг плетей отведаешь.

Вот так я и оказался в разведчиках, напросился, уж не знаю на что, знал я по случаю одно местечко, где пласт соли выходил наружу, и воды там можно было не опасаться, правда соль не совсем чистая, и верхний слой примерно с полметра придется в отвал откинуть.

Соляной караван собрали в глубокой тайне, семь казаков на четырех санях, и я у них был за 'поди, подай, принеси'. На всякий случай заучили легенду, это если мы попадемся власть предержащим, что с солью вообще беда, потому едем на соляной промысел и там попытаемся набрать хотя бы соляной пыли, которая почему-то в государственных раскладах не учитывалась. Что за соляная пыль, я так и не понял, никогда о такой не слышал, но раз на нее казаки ссылаются, значит такая есть.

Не буду описывать все перипетии путешествия, тем более что трудностей в пути всегда хватало, и не верьте тем, кто твердит, что добираться без шоссейных дорог по рекам зимой можно легко. Не та река Ангара, чтобы на ней лед намерзал так же гладко как на ледовых стадионах двадцать первого века, постоянно приходилось пересекать русло и обходить обширные поля торосов набившихся на стремнине. Теперь мне было понятно, почему, несмотря на наличие реки, купцы предпочитали пробивать зимние дороги по берегу.