"Хорошо? — подумала я. — Хорошо? Я ничего не видела, в буквальном смысле ничего, и теперь все мои кости переломаны, я слепа, как Лаэдон, но раз уж у меня получилось (а ты, конечно, в этом разбираешься), то ладно, я посплю"...
* * *
И я заснула. А на следующее утро у меня начались месячные.
Глава 12
Девушки в борделе говорили о них постоянно. "Это так ужасно. В начале у меня так болит голова, что аж тошнит". "Не ищи Махелли. Она в постели, пролежит еще пару дней. Хорошо хоть зелье сработало, а то она боялась, что не поможет". Или:" Я завернулась в горячую ткань, но боль так и не прошла". Я завидовала их общим жалобам, хотя боялась понять их. И я не ожидала, что мои месячные наступят так незаметно.
Конечно, меня отвлекали другие вещи. В голове пульсировало, мышцы болели, солнечный свет резал глаза, а вернувшееся зрение было мутным от слез. Лежа в постели, я сгибала пальцы и шевелила руками. Я осматривала комнату, стремясь увидеть как можно больше, хотя слепота была кратковременной. Все выглядело бледнее обычного, но волнистые черные линии исчезли, а цвета были правильными. "Может, худшее я проспала", думала я. В конце концов, сейчас был день, а Орло привел меня к Лаэдону после заката.
Я страшно проголодалась. У кровати стоял поднос; я увидела его, когда села, медленно и неуклюже, как старая развалина. Лимонад, рулет с изюмом, маринованная рыба. Рыба была невероятно вкусной — съев ее, я вылизала всю тарелку.
Еда меня взбодрила. Закончив, я посмотрела на листья и небеса. Окна были открыты, теплый ветер шевелил мои волосы и рукава рубашки. Немного внешнего мира, проникающего сквозь металлическую решетку.
"Лаэдон", подумала я. Теперь, когда есть больше не хотелось, и никакие неудобства не отвлекали, я все вспомнила. Это было как трогать синяк: вдоль края и к центру, чтобы понять, где болит. Сейчас, при свете солнца, я знала, что болеть должно. Игранзи никогда бы не позволила мне пролить кровь ради прорицания. Она бы рассказала о Видении на крови, только чтобы предостеречь. И все же, когда я вспомнила о ноже в своей руке и о том, как текла кровь Лаэдона, на моем лице возникла улыбка. (Мне даже в голову не пришло пойти и проверить, как он).
Поднимаясь, я на краткий миг потеряла равновесие и нагнулась над постелью, ожидая, когда головокружение исчезнет. Только я собралась выпрямиться, как вдруг увидела на простыне пятно, коричневое или темно-красное. Я подумала, не осталась ли на мне кровь Лаэдона, и проверила свои руки и ноги. Пятно было именно там, где я сидела. Я развернулась и ухватила подол рубашки. Ткань была синей, и кровь на ней выглядела черной.
Я вновь опустилась на кровать.
* * *
Этим вечером Орло был в ужасном настроении. Возможно, поэтому я ничего ему не сказала, хотя понимала, как это для него важно. Помню ощущение тяжести, которое тогда испытывала, помню смущение (чего не ожидала) и тоску по Игранзи. В какой-то момент, сложив несколько кухонных тряпок и засунув их в белье, я даже подумала о матери. Возможно, она была бы тронута моим новым статусом, может, мы бы стали ближе... Эту мысль быстро сменила другая, более рациональная: скорее, она бы принялась жаловаться на лишнюю стирку и велела не рожать детей, пока ее собственные еще младенцы.
В любом случае, я хотела, чтобы со мной была женщина. Я села рядом с Уджей, которая сегодня не выходила из клетки. Она стояла на полу и смотрела на меня, не двигаясь.
— У меня начались месячные.
Птица мигнула.
— Странно, правда? Это случилось сразу после того, как я использовала Видение на крови.
Она вновь мигнула.
— Я скучаю по Игранзи. Жаль, что ты не разговариваешь.
Уджа издала негромкое бормотание, и я засмеялась.
В тот день я не видела Лаэдона, и хотя от этого мне было легче, я чувствовала себя еще более одинокой. Возможно, поэтому я могла бы рассказать Орло все, что произошло, несмотря на смущение. Но он вошел со всей стремительностью бури и яростью грома.
— Что ты здесь делаешь? Я тебя уже пять минут ищу.
Я стояла в комнате искусств, огромном зале на первом этаже, наполненном скульптурами и картинами. (Стояла из опасений, что если я сяду, новое чистое платье испачкается). Моя рука лежала на статуе девушки примерно одного со мной возраста, одетой в такую тонкую сорочку, что казалось, будто на ней ничего нет. Мне нравилось касаться складок одежды: мраморные изгибы выглядели так, словно могли смяться в моем кулаке, как настоящий шелк.
— Извини, я...
— Никаких извинений. Мы уже потеряли кучу времени. Наверх.
Я никогда не видела его таким злым. Он был очень бледен, но на щеках краснели две полосы. Лоб блестел от пота.
Выйдя за дверь, я обернулась.
— Это Прандел?
"Может, если я его разговорю, он успокоится?"
Он уставился на меня так, словно я говорила на другом языке.
— Пран...? — Непонимание. Полное непонимание.
— Прандел, — повторила я. — Он снова от тебя сбежал?
Еще один момент непонимания, а затем Орло поднял брови и с шумом выдохнул. Как Борл.
— Ах, Прандел... конечно... Нет. Я потерял его след много недель назад.
— А, — в моем голосе сквозило разочарование. — Ты мне не сказал. Ты так долго о нем не говорил, но я думала, что ты его еще ищешь.
— Ищу, — процедил он. — Наверх, Нола. Живо.
Несмотря на то, что у меня не было мучительных болей, я испытывала слабость и медленно тащилась по лестнице в лекционную комнату. Я хотела, чтобы Орло заметил, как мне нехорошо. Надеялась, что он спросит об этом, и его забота будет сильнее гнева, но он только сказал:
— Да что с тобой такое? — и устремился по коридору впереди меня.
Я стояла, опираясь о зеркало, односложно отвечая на вопросы. Он бросал эти вопросы, словно стрелы, а Борл поглядывал на меня из-под полуприкрытых век, сидя рядом с клеткой Уджи. Вопросов было много. Я висла, ухватившись за край зеркала; ноги казались фруктовым желе, которое Рудикол делал по особым случаям.
Прошло несколько часов, прежде чем Орло стукнул кулаком по золоту и закричал:
— Нола!
Я подняла глаза, а его крик и металл гудели, постепенно стихая. Тряпки в моем белье сдвинулись, и между сжатых бедер я чувствовала влагу.
— Если это все, на что ты способна, — медленно произнес Орло, — ты никогда не подготовишься к замку.
— Не будет никакого замка. Ты никогда не найдешь Прандела. И думаю, тебе нравится, что я здесь. Я твоя игрушка, только не хожу за тобой, как Борл. — Мой голос дрожал. Я помнила слова девушек о том, что месячные усиливают гнев и печаль. Эта мысль на секунду успокоила меня, но потом я увидела румянец Орло, его черные яростные глаза, и подумала: "А что ты скажешь?"
— Как ты посмела? — Он говорил шепотом, но его слова били, словно кулаки — один, второй, третий, и все в живот. — После того, что я для тебя сделал.
Так говорила моя мать. Мать, которая не сделала мне ничего хорошего, пока не продала. И хотя Орло дал мне гораздо больше, старый гнев придал мне сил.
— У меня сегодня начались месячные.
Он открыл рот. Это должно было меня порадовать, но нет. Я выпрямилась.
— Ты... — Он сделал шаг вперед. Потом еще один. Его глаза на миг замерли. Румянец на щеках переместился к шее, и я подумала, как он красив, горячий, молчаливый. Только молчал он недолго.
— Когда сегодня? — Еще один шаг. Теперь он был близко, но я не двигалась.
— Этим утром. Или ночью, но я только утром заметила.
— Почему ты сразу не сказала об этом?
Я отвела плечи и подняла голову, глядя ему в лицо.
— Потому что ты был в отвратительном настроении.
— В отвратительном?.. — Он сделал еще шаг, и мне пришлось отступить. Спина уперлась в дверь. — Знаешь, как давно я ждал этих новостей? — Он схватил меня за плечи, впившись пальцами в плоть. — Ты знаешь, ты, невежественная идиотка! — Он снова кричал и тряс меня. Я стукнулась головой о дверь, в ушах зазвенело, и я больше не слышала его слов, только рев, который окутывал меня и падал на кожу, словно плевки.
Внезапно руки исчезли. Я сползла на пол и села, будто сломанная вещь. Закрыла глаза. Когда через несколько минут я их открыла, рядом сидел Орло. На его коленях примостился Борл, и он гладил собаку между ушей большими медленными движениями.
— Прости. — Он не смотрел на меня, однако знал, что я открыла глаза. — Нола... — Его рука переместилась с Борла на мое левое бедро. Это был такой сильный и такой беспомощный жест, что я накрыла его руку своей. Наши пальцы переплелись. Я почувствовала облегчение и желание. Мне хотелось прикоснуться к внутренней стороне его руки, коснуться губами горла.
— Идем со мной, — сказал он.
* * *
Несмотря на ночь, снаружи было жарко. Стеклянная галька садовой дорожки была теплой — я чувствовала это даже сквозь туфли.
Деревья ликаса отцвели. Их лепестки лежали на траве, и когда Орло увел меня с дорожки, я старалась наступить на все, что попадались под ноги. От прикосновений они меняли окрас с белого на фиолетовый и испускали мягкий, сладковатый аромат, из-за которого можно было представить, что они еще живы.
— Мне не нравится держать тебя здесь, — сказал он. Мы стояли под деревом с ниспадающими ветвями, одни во всем мире. Я молчала и смотрела на лунный свет в его волосах, похожий на движущиеся бриллианты.
— Если бы я не боялся за твою безопасность, то отвел бы в замок еще несколько недель назад. Ты готова.
Я покачала головой, отчасти потому, что затылок болел и пульсировал.
— Но ты не боишься за других учеников. Если они в безопасности, то почему я не буду? — И подумала: "Надо было раньше у него спросить; может, шишка сделала меня умнее?"
Орло долго молчал. Я представляла, что он смотрит на меня, но лунного света не хватало, чтобы увидеть его глаза.
— Есть кое-что еще, — наконец, сказал он. — Еще одна причина, по которой я вынужден держать тебя в секрете до поры до времени.
На этот раз молчание было долгим, и мой умнеющий разум нашел ответ.
— Видение на крови, — ответила я. — Тебе нельзя учить ему других студентов. А пока я не с ними, ты можешь учить меня.
Он улыбнулся, и его зубы блеснули.
— Верно, Нола. Ты не такая, как другие, и именно поэтому должна остаться здесь.
— Но что это значит? — Мой голос повысился из-за паники. — Сколько пройдет времени, пока ты научишь меня остальному? Когда ты возьмешь меня с собой? Ты обещал — обещал! Ты забрал меня из борделя, и все эти месяцы я ни разу не была снаружи, а если я останусь здесь в одиночестве еще дольше, то просто сойду с ума!
— Не сойдешь, — сказал Орло. — Ты сильнее любого моего ученика, и поэтому я выбрал тебя. Когда наступит время раскрыть мою работу, мне нужен кто-то сильный.
— Если я такая сильная, — быстро проговорила я, — позволь мне это доказать. Разреши использовать свою силу, чтобы помочь тебе. Я могу искать Прандела вместе с тобой. Вместе мы его найдем, и сейчас, когда начались мои месячные, я действительно многое могу. Мы раним его сильнее, чем ты один. Но разреши мне выйти, разреши мне пойти туда с тобой. Этого будет достаточно. Мне пока не нужен замок. Я хочу просто пройтись по улицам...
До сих пор я не понимала, как сильно этого хочу. Мне было нечем дышать, глаза наполнились слезами.
Два шага, и Орло оказался рядом. Он запустил руки в мои волосы и слегка сжал лицо, чтобы я не могла отвернуться.
— Скоро, — сказал он, проведя большими пальцами по моим бровям. — Терпение, моя дорогая, упрямая девочка. Впереди нас ждет столько всего...
Он склонился. Его губы легко двигались по моему лбу — вперед-назад, вперед-назад, — вызывая мурашки и жар.
— Но я, — влажные, теплые слова на моей коже, — могу научить тебя большему. Я ждал этого и потому злился. Это от нетерпения. Я не должен был делать тебе больно.
Мое тело забыло об усталости. Оно стремилось навстречу его пальцам и губам с такой силой, какой прежде я никогда не чувствовала.
— Покажи, — прошептала я.
Он отстранился, и я выругала себя за то, что не промолчала. Его руки скользнули по моим щекам и опустились.
— Не сейчас, — хором произнесли мы оба, и он засмеялся, откинув голову. — Госпожа Дерзкая Провидица, — сказал он, все еще улыбаясь. — Чему я тебя не учил, так это уважению. Но сейчас уже поздно. — Он глубоко вздохнул и когда заговорил вновь, его голос снова был серьезным. — Я так же хочу начать следующий урок, как и ты. Но ты устала... Нет! Не возражай. Ты устала. А для того, что я собираюсь тебе показать, понадобится вся твоя сила.
Он взял меня за плечи и развернул к стеклянной дорожке.
— Идем. Пора в постель.
Вместе мы шли назад, ступая по цветам и стеклам. Ветер был прохладным, и я подняла лицо ему навстречу. В тот миг я была свободна, не связана стенами из камня и железа и полна желания, боль которого напоминала о том, что я жива, и это радовало. Но тут мой взгляд упал на дом. В моей комнате горел свет, а у окна стояла фигура. Всего лишь тень, но я знала, кто это, и видела его лицо так же ясно, как если бы он стоял на солнце.
Я замерла. Орло сделал еще несколько шагов и тоже остановился, обернувшись через плечо.
— Нола?
— Мое окно, — медленно сказала я. — Там... — Но когда он поднял голову, тень Лаэдона уже исчезла. Орло вопросительно посмотрел на меня, и я пожала плечами. — Устала, — произнесла я, пытаясь улыбнуться. — Ничего.
Глава 13
— Трансформация.
Я посмотрела на Орло. Вокруг него плавали огоньки свечей. Большую часть дня я без сна пролежала в постели, отдыхая. А когда он вернулся — не слишком поздно, сразу после заката, — то принес мне кувшин вина. Теперь и свет, и все остальное расплывалось по краям.
— Трансформация. Что это значит, Нола?
Я сглотнула. Вино — сладкое, янтарное, как глаза Уджи, — вызвало во мне жажду.
— Изменение, — ответила я.
— Верно. И где ты видела это слово?
— В красной книге с золотыми страницами.
— Да. И ты хотела знать, что оно означает. Как это связано с Видением на крови.
Теперь пришла моя очередь говорить "да", а в животе опять начало расти напряжение.
Он подошел к шкафу и вставил ключ в замок.
— Выбери, — сказал он, — и я тебе покажу.
На этот раз я выбрала самый маленький. Его крошечные зубцы походили на зубья пилы, но у него был прекрасный кончик, который здорово сработает. (Я уже представляла вену, зеленую под кожей и красную, когда она будет вскрыта).
— Начались твои месячные, — сказал Орло, глядя на меня с улыбкой. — Тебя ожидает новая сила. Когда ты порежешь Лаэдона, то сможешь не просто видеть его Узор. Ты сможешь его контролировать.
Я тоже улыбнулась. Он подошел и коснулся пальцами моих губ.
— В этот первый раз я все тебе объясню. Когда у тебя будет больше практики, ты все сможешь сама, но пока слушай меня. И сейчас, и когда погрузишься в видение.
Его палец скользнул по моему подбородку.
— Хорошо, — ответила я. — Скажи, что надо делать.
Улыбка стала шире.
— Какой твой любимый пирог?
