— Не сейчас, так позднее — при случае, люди всё равно вспомнят о былом и снова обвинят Бобриху в чём-то подобном. — Констатируя как неизбежное зло, подытожил парень.

— Коли не будет Бобриха и дальше подобной дурью страдать: так и я не позволю этому случиться. Не забывай, я хоть молодая, но всё-таки Обавница — к моему слову прислушаются...

— Всё, надоело чужие склоки обсуждать. Не хочу больше ни о чём подобном слушать: желаю с тобой миловаться и, пусть весь мир подождёт.

С этими словами, юноша прильнул к устам возлюбленной, прерывая этим надоевшую ему беседу.

— Будь здоров князь! — Величаво поклонившись, поздоровалась Беляна, и вошла в гридницу: заметив рядом с князем его старого боевого товарища, поприветствовала и его. — И тебе доброго здоровья Яромар.

— И ты будь здорова чаровница. — Ответили оба мужчины.

Только Яромар, в отличии от Ратко, смотрел на вошедшую девушку снисходительно и даже немного пренебрежительно. Смерив Беляну недоверчивым взглядом, глубоко вздохнул и обратился к князю:

— Нет Ратко, я всё-таки останусь при своём мнении. — Даже густые рыжие усы и борода не скрыли его кривой, 'ядовитой‟ усмешки. — Поспешили наши жрецы и ведуньи с выбором этой девки, ой ошиблись они. Какая из неё Обавница? Ума ещё нет, только так — молодое, нелепое недоразумение...

Вошедшая девушка не зарделась румянцем, что было весьма ожидаемо: но она наоборот, широко улыбнувшись, одарила говорившего мужа снисходительным взглядом — коим смотрят матери на своих неразумных детей и спокойно, мягко заговорила.

— Ой Яромар, не суди встречных по рохле (рохля, ряха — одежда). — С каждым словом, голос девушки набирал твёрдость и властность в звучании. — Никогда не знаешь, кто предстал перед тобой. Да ты никак устал сердечный: вон глазки закрываются, да и руки с ногами тяжестью налились...

Ратко перевёл взгляд на своего друга и от увиденного, по его спине пробежал предательский холодок. Веки Яромара устало опустились — почти полностью закрыв очи, с лица исчезла ухмылка — которая только подчёркивала кривизну давненько перебитого носа, а тело безвольно обмякло. При этом голос чаровницы снова зазвучал вкрадчиво и мягко.

— ... И вообще, добрый человек, приляг, да поспи — тебе это только на пользу пойдёт.

Воин, послушно, подобно малому дитя медленно улёгся на скамье и, положив обе ладошки под левую щёку крепко уснул. А Беляна, снова уважительно посмотрев на князя, поинтересовалась:

— Почто звал меня, Ратко?

Князь строго посмотрел на Обавницу, смиренно стоявшую перед ним и задал встречный вопрос.

— Что ты сотворила с моим боевым товарищем? Как посмела?!

— Пусть это ему уроком будет. — Ответила девица, не отводя и не опуская свой взгляд. — Ведь он знал, с кем разговаривает, и что я не потерплю такого отношения к себе.

Ни одна мышца не дёрнулась на лице князя — хотя новая волна холодка прокатилась по его телу. Он, всё также строго смотрел на девчонку посмевшую применить свои чары против его товарища: — ' Так она негодница сможет и мной управлять. И никакие обереги не спасут от её чар‟. — Как будто прочитав эти мысли, девица проговорила:

— Ты Ратко, не был бы князем, если б я по своему желанию могла заставить тебя уснуть, или ещё чего либо сделать. Мне безропотно подчиняются только те, кто слабее тебя.

— А зачем ты его усыпила? Могла как-то по-другому наказать.

— Это чтобы он не мешал нам — иначе будет в наш разговор влезать со своим неверием. Лелем и Велесом клянусь, ничего с Яромаром плохого не будет, наоборот, когда он пробудится ото сна, то будет отдохнувшим и бодрым.

Чаровница неспешно поглядела на спящего мужчину взглядом, коим обычно матери одаривают своих уснувших малышей.

— А что ты ещё можешь? — Поинтересовался князь, внимательно и всё ещё настороженно наблюдая за Беляной.

— Ну, про то, что травы от разных хворей ведаю и жрецам в весенних обрядах помогаю, это все знают. — Во взгляде девицы загорелись игривые огоньки. — Могу кровь текущую из раны остановить, могу хворь с уставшей души снять, или заблудшему человеку совет какой житейский дать.

— А достойного мужа (здесь подразумевается мужчину) выпестовать?

— Не любого. — Ответила чаровница. — Только того, кто и без того силу имеет: вот её Обавница и должна приумножить — помочь и направить по правильному пути. А коли той силушки нет, так и я ничего не смогу сделать.

— Так вот что ты со своим Соколом делаешь? Вот кого под моим носом растишь.

С лица чаровницы мгновенно слетела маска беспечности: она посмотрела на сидящего перед ней мужчину не строго, но и не заискивающе.

— Вот от него княже, как раз беды и не жди. Я немало сил приложила, чтоб он свои порывы только во благо нашего рода направил. Именно этим и Ломонос с первого дня прибытия его родичей занимается. Мы оба ни даём ему даже возможности подумать что-либо против тебя. У него даже такого желания не может возникнуть...

— Знаю, знаю я, почему ты о Соколе так печёшься. — Перебил девушку князь и хитро прищурился. — Мне всё известно про ваши взаимоотношения. Доложили.

— Вот ещё и поэтому я направляю его помыслы так, что он будет искать славу подальше от берегов Руяна. Я не желаю своему любимому человеку участи Медведя или Военега.

— А если он, добывая свою военную славу, в походе погибнет? — Во взгляде князя по-прежнему сквозило недоверие.

— Коль погибнет, то пусть смерть его будет достойной — без позора! — Твёрдо, отчётливо выговаривая каждое слово, ответила девушка: с вызовом посмотрев князю в глаза. — Чтоб перед пращурами и богами ему не было стыдно престать!

— А я слышал, что ты его ничему не учишь: только бестолково трещишь как сорока, да еженощно — для неких утех с ним в лес уединяешься.

Беляна с явным укором покачала головой и проговорила:

— А как ты князь думаешь, долго ли парубок или молодой муж сможет слушать слишком серьёзную, да заумную девицу? Всем ведомо — одно дело, когда с ними старший человек говорит, другое сверстница. Вот мне и приходится таким образом общаться. А там, не имеющий ума послушает и забудет: а мой Соколик, внимает каждому моему слову, и делает из сказанного нужные выводы. А зачем мы в лес ходим? Так это только наше дело — моё и Сокола.

— А за воспитание моего сына возьмёшься, Обавница?

Прозвучал неожиданный вопрос, заставивший девушку замолчать. Она удивлённо посмотрела на князя холодно — без эмоций смотревшего на неё, и, быстро совладав с растерянностью ответила:

— Почему бы и нет. Завтра с утра, я сама подойду к твоему парубку, и начну незаметно заниматься укреплением его духа. Но и далее, я сама буду решать, когда подходить к твоему Цзимиславу, как, и о чём с ним говорить.

Молодая Обавница хорошо знала княжьего сына, юноша был храбрым и смекалистым волчонком, который прилежно вникал во всё чему учил его дядька: но не было в нём тех качеств, из-за которых его можно было выделить среди других сверстников. Также, девица понимала, что за отказом от опеки Цзимислава может последовать неприятности для её любимого человека.

— Ты уж постарайся чаровница. Цзимислав у меня самый смышлёный из детей, на него вся моя надёжа. И смотри, не подведи меня, иначе спрошу с тебя очень строго и не только с тебя.

— Не беспокойся князь, приложу к его воспитанию все свои силы и знания. — В подтверждения своего согласия Беляна утвердительно кивнула головой. — Только пусть и его дядька (к княжеским сыновьям приставлялись воины учителя — дядьки) тоже на совесть трудится. Я-то девица, а не воин — всех тонкостей ратного дела не ведаю. А ему без них никак нельзя обойтись.

— Всё будет именно так. — Ответил князь: громко хлопнув себя ладонями по коленям, давая понять, что эта тема закрыта. — Только не это меня волнует по настоящему, не только за этим я тебя к себе позвал...

Начавшийся монолог князя прервал громкий, мощный храп Яромара. Ратко посмотрел на спящего друга и покачал головой.

— Лучше бы ты его во двор проветриться отправила. — Посетовал Ратко. — Иначе, клянусь Перуном, он своим могучим храпом все стены в гриднице обрушит. Видишь, как они дрожат в такт его раскатам.

Девушка мило улыбнулась и, грациозно отмахнувшись рукой проговорила:

— Нет князь, пусть лучше здесь поспит, тут его никто не видит, а если бы я его направила во двор, то он бы туда вышел так неуклюже и нелепо, ну прямо как тряпичная кукла на нитке.

— Чур меня! Не хочу даже представлять такое. — Шутливо поёжился Ратко и, сменив тему разговора поинтересовался. — Ты Чаровница, наверное знаешь про мои думы тяжкие? Те, что последнее время сильно довлеют надомной.

— Всего не знаю, но в целом, догадываюсь о твоих думах. Так что именно тебя интересует князь?

— Скажи, что ты по этому поводу думаешь? Почему враг зачастил со своими разорительными набегами на наши окраины?

— Я, в отличии от тебя не жрец Громовика: он никогда не станет со мной общаться, и дела его мне не ведомы. — 'Откинув‟ ставшую ненужной внешнюю беспечность, ответила Беляна. — Это ты его жрец княже, тебе у него обо всём и вопрошать.

— Есть в этих словах твоя правда. Но сейчас чаровница, мне важно и твоё мнение.

— Не знаю, насколько тебе помогут мои слова: но я, думаю так. — Беляна подошла поближе к князю и аккуратно присела на самый краюшек скамьи — той, на которой безмятежно спал Яромар. — Участившиеся набеги злых соседей нас сильно ослабляют. Горе тем, у кого на окраинах, от вражеских набегов полыхают селения. Люди, живущие там, вскоре начнут роптать: — ' За что мы дань платим, коль никакой защиты от ворогов нет?‟ — И будут правы: а мы, вынуждены, будем в корне пресекать эти настроения. Ничего не предпримешь, так поползут слухи о княжьей немощи — Вот тебе ещё один повод для бунтов.

— Правильно. — Вставил своё слово Ратко. — Начнутся бунты и мы, вдобавок к стычкам с соседями, для подавления внутренней смуты, разбредёмся по всему краю. Коли так будет, то мы не сможем, обеспечит надёжную защиту Руяна.

— Значит, этот огонь надо перенести туда, откуда он к нам пришёл. Только не уничтожать их селения и грады, а забирать излишки — оставляя только необходимый для выживания минимум. Пусть от наших действий, под носом у Мурман и Данов зреет и растёт недовольство: тогда, им точно будет не до нас. Я думаю, что обиженные ими соседи, тоже не преминут возможностью отыграться за былые проигрыши. А мы тем временем, сможем жить в относительном мире. А коли они решатся напасть на нас открыто — здесь мы сможем оказать достойный отпор. В этом случае враг перед нами открыто будет стоять, а не жалить подобно гадюке — исподтишка.

— Да, ты права Беляна. — Соглашаясь с выводами девицы, тихо проговорил князь. — Последнее время мы стали слишком редко наведываться к своим врагам. Вот они и восприняли это как нашу слабость.

— И всё чаще мы нанимаемся к ним на службу — заключая с оными временные военные союзы. А это, выгодно только инородцам. Славяне гибнут в ненужных для нас войнах, а чужеземные правители решают свои проблемы и при этом, берегут своё войско. А злато, что мы в итоге приносим с тех воин, становится бельмом в глазу наших алчных союзничков...

От князя, Беляна шла уставшая и опустошённая: редкие прохожие уважительно сторонились и удивлённо смотрели ей в след. Не то, что она шла понурой, скорее наоборот её шаги были лёгкие и плавные — как у лебёдушки; осанка была величавой; глаза ясными и тёплыми как небо, только в них не светился привычный для всех задор. И эту перемену замечали все кто встречался на её на своём пути. Но даже в этот момент, никто из встречных горожан не догадывался, насколько в душе у девушки было муторно.

— Желая спасти любого Соколика, я, можно сказать, предала его. — Думала девушка, тихо — почти невесомо ступая по доскам уличных мостков. — Хоть Ратко и знал о Соколе почти всё, но я подтвердила, что он вскоре станет ему ровней: осталось дождаться, что кто-либо из приближённых нашепчет князю на ушко, что мой Соколик представляет для него угрозу. Что он оттеснит Цзимислава от княжения. ...

Также, ей не хотелось заниматься княжим сыном. Как Обавница, она была не уверенна, что из этой затеи получится что-либо хорошее: а как любящая женщина, она боялась отказом заниматься с Цзимиславом, усилить опасения Ратко относительно Соколика, и это угнетало её больше всего.

Глава 8

Никому не было известно, что послужило причиной весьма странного решения принятого князем Арконы. Но тот, ни с кем не посоветовавшись — задолго до наступления первых холодов, неожиданно отослал два варяжских отряда на зимовку в пару окраинных селений. Все знали, что этим летом (имеется в виду год) они сильно пострадали от набегов воинственных соседей и от понесённого урона, были на грани вымирания. Или, что было более вероятным, пережившие набег люди из-за отчаяния могли бросить родное пепелище и перебраться к родичам, живущим небольшими общинами на Руяне. В этом случае осиротевшие земли могут занять совершенно нелояльные к Руяну племена. Значит снова сеча, снова придётся рисковать головами своих воинов — пока докажешь новым поселенцам, что дань лучше платить только ему.

Никто не задумался почему, но одним из отправленных во временное изгнание отрядов оказался тот, в котором числился Соколик, и он вместе со своими товарищами должен был провести всю зиму вдали от дома, в основательно разорённом селении Медведей.

Со слов князя выходило, что этот охотничий род пострадал больше всех — остался совершенно без взрослых мужей, которые почти все полегли, прикрывая отход своих стариков, детей и женщин.

— Так что братец, эти люди, без нашей помощи, обречены на голодную смерть. — Напутствовал Ратко Ломоноса перед самым отплытием. — Гляжу всё необходимое на первое время ты с собой взял — всё легче будет готовиться к лютой зиме, но, и белый конь показал, что в этом деле вас ждёт удача. Но и вы там смотрите — не оплошайте.

Яродара, возвращаясь из леса, снова заглянула на погост, перед этим, она отправила своих младших дочерей вместе с кузовками домой.

— У вас дочи, ножки молодые да быстрые, да и сил побольше чем у меня: так что отнесите торбу до дому, да увяжите в вязанки все грибочки, что мы нашли. — Сказала она им. — Корешки, травку развесьте, пусть и они сохнут, всё зимой пригодится. А я попозже подойду, вот только передохну маленько, да на погост загляну.

Краса, как старшая из девочек с пониманием посмотрела на мать и молча приняла от неё полупустой берестяной заплечный ранец. Закинула за спину и всё также молча, зашагала, немного прогнувшись от добавившейся на её хрупкие плечи ноши. Было видно как Краса устало засеменила домой. Её пару раз шатнул, но она выровнявшись, продолжила путь, неся в руках свою корзинку, а на узеньких плечах мамину торбу — казавшуюся со стороны большой глыбой. И эта ноша опасно нависала над её маленьким, хрупким, детским тельцем. За нею, немного отставая, шла младшенькая сестра Снежана, её холщовая рубаха ещё не была расшита по подолу и вообще, она была ещё очень мала: поэтому, ходила в лес только для того, чтоб смотреть и учиться собирательству у старших родичей.