Хёйлер протянул ей руку.
— Готовь свою группу.
— Нет, уж. До завтра подожду.
Эл поднялась, чтобы уйти.
— Ты к старику? — спросил Хёйлер.
— Да.
— Он прозвал тебя лисицей.
— Знаю, он меня в глаза так называет, а за глаза барсом. — Эл подмигнула ему. — Мне в группу нужна Ника.
— Эл. Я возьму твою девочку на службу. Только с обязательным сроком обучения. Пока ей не исполниться полных пятнадцать, я не смогу взять на себя ответственность.
— У Ники, как у меня нет определенного возраста, так что последнее замечание теряет силу. Готовьте ее, как следует, а там видно будет. Мне ей сказать?
Хёйлер протянул ей пластинку с назначением.
— Ну и визгу сегодня будет, — заметила Эл, пряча эластичный листик в карман.
Она вышла из здания, с удовольствием вдохнула пронизанный ароматами лета воздух. Все складывается, как головоломка.
В кабине катера маячила голова Ники.
— Ты как сюда забралась?
— Ты не поставила пароль, — сказала Ника. — Ну. Дай мне посмотреть?
— Что тебе дать?
— Мое назначение! — восторженным, тоненьким голосочком завопила Ника.
— Мышь пронырливая!
Эл раскрыла купол и в шутку хотела схватить Нику за шиворот, она увернулась и заскакала по салону, как ошпаренная.
— Давай меняться! — визжала Ника. — Я тебе дам приглашение в гости, присланное некоей лисице, а ты мне мое первое официальное назначение!
— Не позорь мои седины! Что ты орёшь! Зачем читаешь мои сообщения?
Эл вручила ей карточку.
— Я на службе! Я на службе! — кричала Ника, прыгая на сидении.
Она отдала Эл обещанное приглашение. Самадин звал в гости обеих. Эл посмотрела на Нику.
— Время не указано.
— Значит, когда угодно, — заключила Ника. — Сейчас.
— Вот и я так думаю. Пора и тебе кое с кем познакомиться.
— Можно я буду управлять? — попросила Ника.
Эл кивнула. Ника мигом перебралась на передние кресла и переключила управление на себя.
— Координаты предыдущей точки, — сообщила Эл.
— Зачем слать приглашение в гости, если ты там уже была меньше трех часов назад?
— Чтобы я тебя привезла. Тебе оказана честь, сегодня ты познакомишься с главой направления, в котором мы работаем. Смотри, чтобы мне стыдно за тебя не было. Не подслушивать, вести себя сдержанно, как сайгак от радости не скакать, хитрые рожи не корчить, всезнайством не щеголять.
Нике особенно было приятно, что Эл сказала "мы", это не значило, что Эл имела в виду себя и свою уже действующую группу. К этому "мы" Ника тоже была причастна.
* * *
Алик вернулся домой только утром. Ночная работа была неизбежным неудобством, именно сегодня ему не хотелось работать всю ночь. Охрана такое уж хлопотное дело.
Они со дня на день ждали Эл, пора бы.
Он открыл дверь квартиры с ощущением, что она будет дома. Он узнавал о ее близости по тому, как особенно ломило в плечах, в груди, в сердце как будто открывался бутон, словно лопалось что-то. Он прислушался. Стояла тишина. Он вошел в комнату. Эл спала на нераздвинутом диване, в одежде, свернувшись калачиком, под голову она сунула валик вместо подушки. Он стоял с минуту, решая, стоит ли разбудить ее или уйти на кухню, приготовить завтрак. Он не смог побудить эгоистические чувства, приблизился, опустился на колени и поцеловал ее.
— Я уснула, — пробормотала она.
— Ты спишь, — прошептал он. — Я тебе снюсь.
— М-м-м, сомнительное утверждение, — проворчал она.
Он потянул ее на себя и стащил с дивана. Эл его поступок восприняла, как вызов, чтобы избежать борьбы он поцеловал ее.
— Я хочу быть побежденным, — заверил он. — Я помню, что у тебя хорошие реакции. На диване тесно.
Он обнял ее за шею, поцеловал еще раз в висок.
— Я соскучился ужасно! Я прошу, часа два не говори о делах. На два часа мы не патруль, а супруги.
— Молчу, пусть за меня говорит музыка.
Она выскользнула из объятий, как ящерица. Он простонал от досады. Лучше бы она спала мирным сном. Щелкнула кнопка магнитофона и по комнате понеслись звуки симфонического оркестра, духовые, струнные, тонкие звуки флейт и скрипок. В музыке он разбирался только благодаря ликбезу Игоря, но этой мелодии он не знал. Эл же с блаженной улыбкой присела рядом с ним на ковер, сложила по-турецки ноги и стала в такт качать головой.
— Вальс, — догадался он.
— Маэстро Штраус, — пояснила она. — На голубом Дунае. Венский симфонический оркестр.
Он заложил за голову руки и смотрел, как она вслушивается в звуки, впитывает их. Игорь всегда утверждал, что она потрясающе музыкальна. Он поступил согласно эпохе, взял ее за руку и прикоснулся губами к пальцам.
— По этикету, руку дамы можно целовать, если она ваша знакомая, если она ее протягивает вот так. — Она показала жест. — Губами прикасаться не следует, поцелуй воздушный, не ниже сантиметра от перчатки.
— Если я увижу, что кто-то целует тебе руки, я буду жутко ревновать, я вызову соперника на дуэль и застрелю его.
Эл хлопнула себя рукой по лбу.
— Ревнивый деспот, — проговорила она театрально.
Вальс закончился. Она потянулась и выключила магнитофон.
— Ты рассердилась?
— Не совсем. Мне не нравиться, что тема ревности часто звучит в твоих высказываниях.
— Я шучу.
Она склонилась над ним, так близко, что было угасшее волнение снова начало накатывать на него.
— Нет. Не шутишь, — уверенно сказала она. — Не понимаю мотива.
Эл всегда искала мотивы. В поступках любого человека или нечеловека, она пыталась увидеть не действие и последствия, а его мотив, подлинное побуждение к действию. За многолетнюю практику, нужно отдать ей должное, Эл весьма преуспела.
— Эл, это просто шутка, — заверил он. — Я всегда жил на грани отчаяния и ожидания, естественно, что я едва обрел тебя и боюсь потерять. Это естественно.
— Тогда почему не ревную я? — спросила она.
Она спросила, чтобы он задумался, сама ответ знала. У них не так много времени, тратить его на подозрения и ревность — пустая затея. Будущие события могут в клочья разорвать их союз. Один погибнет, один останется. Возникнет некая третья сила и заставит их оторваться друг от друга. Чувства быстротечны, они ненадежны как соломинка на ветру, единственное, что останется до конца — тонкая связь, память и особенная энергия, которую они друг другу подарили. Естественным была не ревность, а то особенное ощущение, что в ней проросли его энергии, его любовь, то же самое произошло с ним. Нет у этих сил материального подтверждения, они суть — закон мироздания. Как сердце на половинку его и ее, потому и реагирует оно на его близость. Она не взвешивала, на какую часть принадлежит ему, насколько возможно, насколько допустит судьба.
— Ты широкая натура, ты все допускаешь, — сказал он.
Раздался звонок телефона.
— Лисий хвост! — зарычал Алик. — Ну почему нельзя было позже позвонить!
— Я сама просила его позвонить в десять, — сказала Эл, с жалостью глядя на него.
Они на перегонки бросились к телефону, Алик схватил трубку первым.
— Так, бурундук полосатый, если ты под окнами, то мерзни там часа два или проваливай! Я хочу побыть с женой! — выпалил он.
В трубке раздался ответный ультиматум Дмитрия. Эл отобрала трубку и со смехом сказала:
— Дим, прости, он не в себе от избытка чувств. Да... Все еще влюблен... Улучшений не предвидится.
Алик в знак мести оттянул воротник ее джемпера и поцеловал в плечо.
— Я тебя запру, — сказал он.
— Значит, план действий такой, — давала инструкции Эл. — Найди нам школу верховой езды, но не экстремальное, ни джигитовку, что-нибудь классическое, с дамским седлом будет идеально. Навыки освежить. Потом еще секцию фехтования на саблях, где преподают европейскую технику. Купи пару учебников по этикету и справочник по Австрии, где исторических данных побольше, для общего развития. Еще нам нужно взять уроков пять, шесть бальных танцев... Хватит хихикать... Деньги будут вечером, когда я бумаги подпишу, а пока громи все наши запасы. Оля и Игорь будут завтра... Нет. Мышка в патруле, но осталась учиться, так что — выдохни... Я тебя тоже люблю... Да, я ему передам. Он в полушаге от меня.
Эл повесила трубку телефона.
— Ничего себе набор заданий! Куда нас бросают? Ника в патруле? — переспросил он.
— Да. Но не на этот рейд.
— Запиши Дмитрия куратором, пусть помучается.
— Куратором буду я. Вдвоем они устроят временной парадокс.
— Эл. Мой разум начинает работать, несмотря на бурю эмоций и всплеск гормонов. Штраус, вальсы, сабли, лошади и этикет? Вена? Пробуем снова? Чуть пораньше, где-то на полстоления.
— Я думала, ты на Штраусе догадаешься, — вздохнула она. — Соображалка, как у первоклашки.
— Во-первых, я ночь не спал. А главное, я не могу думать, когда ты слишком близко. Сама диагноз ставила — я все еще влюблен! Ну, а кого спасаем?
— Никого. Я показала Хёйлеру наши, то есть практически твои, расчеты. Будем проверять поправки по новым точкам ухода. Двадцать дней там. Действия по обстановке. Я бы назвала это "свободный поиск".
— Эл, странно, для таких целей есть экспериментальные группы, а мы поисковая. Что ты там учудила, что разрешение получили мы?
— Это не я, это, можно сказать, веление времени. С Игорем и Ольгой мы уже не поисковая группа, их в этот статус не впихнешь, мы — экспериментальная группа. А что ты оживился? Просил два часа, а глазки вон как заблестели.
— Я сублимировал свою энергию в другое русло.
— Ну, если сублимировал, — протянула она и собралась отойти от телефона.
— Поцелуй. Один поцелуй, пока ты не начала отдавать команды.
— Один и спать. Мне нужна твоя свежая голова.
— Только голова? Весь я тебе не нужен?
Эл посмотрела с сожалением. Провела пальцем по его губам.
— Прости. Испортила тебе утро. События, как ком, настоящий ком. Прошло пять дней. Только-то.
Она поцеловала его, он чуть повеселел.
— Это для меня пока много. День без твоей активности и я начинаю чувствовать тоску, — вздохнул он.
— Ничего-ничего. Впереди у нас не задание, а просто таки прогулка! Как бы ты отнесся к тому, что на этот рейд ты будешь выступать в качестве моего мужа?
— Командор! Это чертовски интересное предложение? Практически свадебный подарок!
— Кольцо наденешь?
— Буду носить, не снимая.
— Мы едем в Вену!
Он щелкнул ее по носу.
— Темнота, а кто поправки будет считать?
— Ты. Когда выспишься. К тому моменту я куплю тебе компьютер. Я теперь богата.
— Так откуда деньги?
— Это привет от капитана Нейбо.
— Эл, и ты приняла? Если он нас тут нашел, то и другие найдут.
— Захотят — найдут. Не напрягайся так. Чем меньше мы будем пребывать в одном месте, тем меньше шансов нас достать. Так что, отсыпайся, и за дело.
Глава 3 Вена 1887
В купе было душно, вместо четверых сейчас в нем теснилось пятеро. Вагон сильно трясло. На проплывающий мимо пейзаж незнакомого времени никто не любовался.
Эл поднялась, открыла дверь и встала в проходе с маленьким блокнотом, стараясь что-то записать коротеньким карандашом. Мимо открытой двери прошел человек в форме и фуражке. Он посмотрел на нее вопросительно. Эл обернулась и, стараясь говорить медленно, обратилась к нему по-немецки. Он переменился в лице, приветливо, насколько требовала от него вежливость, что-то ей ответил. Она сделала шаг назад и закрыла дверь.
В купе стало свободнее. Ольга мерным тоном продолжала читать правила этикета. Трое молодых людей слушали ее с ироничными улыбками. Оля поглядывала и на них из-за краешка своей записной книжки. Напротив сидели Игорь и Дмитрий, а рядом у двери Алик. Он был наиболее серьезен, а вот парочка напротив отпускала шуточки по поводу услышанных наставлений.
— Хватит острить! — учительским тоном произнесла она. — Экзамен, господа! Обращение "ваше сиятельство"?
— К герцогам, графам, — ответил Дмитрий.
— Граф — ваша светлость, — усомнился Игорь.
— Твое мнение? — обернулась Ольга к Алику.
— Я бы подслушал сначала. От страны зависит.
— Где подслушал? — посмотрела на него придирчиво Ольга, вот уж от кого не ожидала. Алик должен знать.
— В ресторане, в театре, на прогулке, в любом посещаемом месте, где собираются титулованные особы.
— А если ты должен разговаривать?
— А я еще никак не представлен, — улыбнулся ей Алик, — поэтому я буду молчать, ходить и делать вид, что мне все нравиться или делать вид, что я ищу кого-то.
— И сколько ты так протянешь? Вы что-нибудь запомнили? — Смотрела она при этом только на него.
Алик улыбнулся ей игриво, мило.
— Фройляйн Хельга, вы слишком серьезны, как всегда. Если вы будете так переживать за нас, наживете невроз, — сказал он.
— А я могу вальс танцевать, а у вас фрой-ляйн, — Дмитрий протянул слово, — не получается.
— Я буду танцевать с вами, — возразила она.
— Вы оттопчете нам ноги, выведете нас из строя и что потом? Если вы будете так надувать губы и делать непреступный вид, то распугаете всех кавалеров.
— Я думаю, что нам будет не до танцев. Мы не попали в расчетный режим.
— А вот об этом в поезде говорить не следует, — заботливо поправил ее Алик. — Расчетный режим вообще не ваша забота, вы, фройляйн, — стажер. Наблюдайте жизнь.
Он отобрал у нее книжечку и сунул себе во внутренний карман. Ольга посмотрела с протестом.
— Переучитесь. Потом не вспомните то, что необходимо. Доверяйте своим естественным движениям души. Да-да, — заверил он.
С бородой и усами он выглядел старше, серьезнее, как-то основательно. Ему шел этот образ, он органично вписывался в обстановку этого времени. На первый взгляд его можно было принять за, как тут считалось, аристократа. В его глазах после свадьбы появилась какая-то искорка. Он был спокоен, производил доброе впечатление на людей.
Ольга смирилась с утратой книжки, умолкла и осмотрела придирчивым взглядом еще двоих спутников. Взгляд ее скользил с Дмитрия на Игоря и обратно. Дмитрий тоже отпустил усы и бородку, а на лице Игоря были только усы. Над своей бородкой он хохотал, при каждом взгляде в зеркало, поэтому Дмитрий по его просьбе стал личным цирюльником. Над последним словом они хохотали уже вдвоем. Дмитрий даже пытался петь какую-то арию, какого-то цирюльника. Они оба забавлялись, как мальчишки, поэтому она не могла решить вписываются ли они в обстановку. Если бы не ухмылялись всю дорогу, не отпускали шуточки, не коверкали язык, то есть, если бы помалкивали, то в ее глазах достигли бы половины той высоты, на какую она только что возвела Алика. Как же Эл повезло! Она ехала в другом вагоне.
Она продолжила свое критическое занятие. Дмитрия с бородой она помнила еще со времен войны, но там, в космосе, его ленивый отказ от удаления волос с лица выглядел прихотью, шуточкой. Здесь, в этой эпохе, как она могла заметить, борода — обычное явление. Димке она даже шла, она подчеркивала темноту его глаз и крепкий подбородок. В его лице появлялось что-то таинственное.
Игорь, чуть более привычный даже с усами, с недавно остриженными по местной моде волосами, то есть затылок был острижен, а вся шевелюра из волнистых волос была аккуратно уложена каким-то средством. Если Алик мог сойти за вельможу, Димка за кого угодно, то Игорю можно было приписать образ художника, музыканта, поэта. Это было исконное его амплуа, как сказали бы тут.
