... Боже! Создатель всех тварей, прилагая милость к милости, Ты соделал меня достойной быть матерью семейства; благодать Твоя даровала мне детей, и я дерзаю сказать: они Твои дети ... !

Из глубины алькова, где была оборудована небольшая молельня, доносились приглушенные слова молитвы. Молилась женщина, мать, супруга. Александра Федоровна Романова, урожденная принцесса Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен — Дармштадская, российская императрица, Sunny (англ.солнышко), как называла ее любимая бабушка, королева Виктория, при дворе которой, в Англии, она воспитывалась после смерти матери, 'Виндзорский лучик', как называет любимый Ники. А сейчас просто уставшая женщина, любящая мать и жена. Молилась за сына, цесаревича Алексея, больного гемофилией (редкое наследственное заболевание, связанное с нарушением процесса свертывания крови), за четырех дочерей, Великих княгинь, за мужа — императора огромной страны. Молилась страстно, неистово. Слова молитвы шли от всего сердца, из глубины души ...

... Потому что Ты даровал им бытие, оживотворил их душою бессмертною, возродил их крещением для жизни, сообразной с волей Твоей, усыновил их и принял в недра Церкви Своей ...

Целиком и полностью, всем сердцем принявшая русскую веру, принципы и устои жизни своей новой родины, горячо любимая детьми и мужем, самодержавным правителем огромной империи, но так и не ставшая 'своей' для поданных. Даже свита откровенно не любила ее, причём с самого начала тон этой неприязни задавала её свекровь, императрица — мать Мария Федоровна.

Властная при безвольном муже, неприветливая для окружающих, глубоко набожная. Но если в начале царствования за внешней холодностью и отсутствием приветливости на самом деле скрывалась банальная застенчивость и смущение при общении с незнакомыми людьми, то уже много позже эта холодность и неприступность стала нормой поведения, переходя в высокомерие, спесь и абсолютную нетерпимость к чужому мнению, переходящую в натуральную истерику при любой попытке возразить ей.

Переживания за больного сына, постоянный страх за мужа и детей, подогреваемый многочисленными мрачными предсказаниями, сделали ее не просто глубоко религиозной, а буквально экзальтированной особой, увлекли на путь мистицизма и оккультизма.

— ... Господи милостивый, спаси, сохрани и помилуй рабов твоих ..., — последние слова молитвы. В наступившей тишине хорошо слышно, как шелестят листья деревьев за окном, тихое жужжание — верно влетело в комнату какое-то насекомое.

Женщина присела в любимое кресло, глубоко вздохнула и задумалась. Задумалась о князе Блогорьеве, молодом корнете, которому, бесспорно, как минимум супруг ее обязан жизнью. Аристократ, несомненно, патриот, интересный собеседник, не по годам эрудирован, сложен, как Апполон. Истинный представитель высшего света. Он мог бы стать идеальным наставником, воспитателем для ее радости, для ее боли. Наставником и воспитателем Алексея, этого маленького zippy (англ.проворный, живчик). Мальчик растет, даст Бог, болезнь уйдет и он будет жить полноценной жизнью, станет настоящей опорой отцу, а придет время, и сменит его на троне.

- Боже, спаси и сохрани ..., — перекрестилась императрица.

И тогда весьма полезны будут ему преданные люди. Князь доказал уже свою преданность, куда еще более, на деле доказал. Нет сомнений, что это Господь в своем милосердии послал его нам! И то, что услышала сейчас, разве это не доказательство божественного промысла? Вот не понимаю Ники, какие могут быть сомнения в этом? Нет, никаких сомнений, нельзя противиться воле Господа! И если Ники не понимает этого, мой долг убедить его. Долг жены, долг матери, долг императрицы, наконец! И я обязана сделать все, чтобы исполнить волю Бога!

- Боже, спаси и сохрани, прости меня, грешную ..., — вновь перекрестилась императрица.

Сверху, из детской слышалась музыка и приглушенные веселые голоса. Старшие девочки с Ольгой (Ольга Александровна Романова, сестра царя) разучивают какую-то музыкальную пьесу. Ольга. Единственная из родни мужа, которая с симпатией относится к ней. Безумно любит девочек, а в маленьком Алексее души не чает. Бедная женщина. Эгоизм императрицы матери лишил чудесного человека женского счастья. А какими глазами она смотрела на корнета! Для нее это будет подарком, встреча с ним у Анечки. А там, кто знает, как все повернется, может и обретет свое счастье. А то это же надо, недавно рассказала, четвертый год замужем, а мужем и женой так и не стали. Это ничего, что старше молодого князя, ничего, как там у Пушкина, '...любви все возрасты покорны ...' (А.С.Пушкин. 'Евгений Онегин').А князь хоть и молод, но видно, человек серьезный, по отзывам, интересовалась, весьма добропорядочен.

Да и Анечка, видно неравнодушна к нему, и ее жалко. Ну да ладно, молодая еще, еще найдет свое счастье, объясню, поймет. С другой стороны, у Ольги это будет для души, Петр (герцог Петр Александрович Ольденбургский, супруг Великой княгини Ольги Александровны) не будет против, скорее наоборот. Слухи конечно же пойдут, куда без этого, но они и сейчас ходят, ничего страшного. Понятно же, что это только роман, не более того, а там пусть Анечка сама решает.

Извечное женское желание организовать счастье своим наперсницам отвлекло государыню от тяжелых мыслей, она успокоилась.

Со стороны лестницы послышался детский смех и топот маленьких ножек, — вот и младшенькие бегут, — улыбнулась императрица.

* * *

Александр повернул голову, приподнимаясь на локте и посмотрел на женщину, что лежала рядом. Грудь ее вздымалась от ровного дыхания, глаза закрыты, но веки чуть подрагивают, говоря о том, что она не спит.

— Прости меня, этого не должно было случиться, — не открывая глаз, едва слышно молвила она, почувствовав, что он смотрит на нее.

— Но случилось же, — после небольшой паузы ответил я, — и винить скорее следует меня!

Она как то напряглась вся, сжалась,

— Что будет дальше?

— А чего хотите Вы?

Она молчала, молчал и я.

— Мы зашли слишком далеко, — совершенно без эмоций первой прервала она это молчание.

Ну что я мог ей ответить на это? Она нравилась мне, нравилась как женщина. Нравилась. Но не более того. Ее нельзя было назвать красавицей, но чуть вздернутый нос и монгольский тип лица с четко выраженными скулами выкупался прекрасными зелеными глазами, что в сочетании с легкими веснушками на оливкового цвета коже придавали особую пикантность.

Она была замужней женщиной, старше него, хотя и незначительно, намного выше по положению. Жизненные принципы, которыми руководствовался Александр и в той, да уже и в этой жизни, совершенно исключали любые варианты развития каких либо сердечных отношений при таких условиях. Но тут прям наваждение какое напало.

Что было причиной этого, длительное воздержание? Хотя с Сашей Коленкиным они несколько раз посещали 'специальные' заведения, так сказать. 'высшего класса', такие имелись в Петербурге. Было и одно, можно сказать 'увлечение', в лице молоденькой балерины кордебалета труппы Михайловского театра. Но это так, можно сказать дань моде, необходимый атрибут для поддержания статуса офицера лейб-гвардии, ничего серьезного. Тогда может вскружил голову статус ее? Не знаю.

Он совершенно не помнил, как они оказались в постели. Ему предложили сопроводить ее. Экипаж доставил до небольшого особняка на Парковой, рядом с гарнизонной гауптвахтой и остался ждать, когда распрощаются. Довел до парадного входа, изобразил поцелуй протянутой ручки, но ее не торопились убирать. Предложили зайти, пришлось отпустить экипаж. Дворецкий открыл двери, пропуская нас и тут же куда-то исчез (где то на периферии сознания мелькнула мысль о неправильности этого). Герцога не было дома (а может и был?). На почему то темной лестнице, хотя на улице было относительно светло (белые ночи), случайное прикосновение бедром. В ответ рука отпускает локоток и перемещается на талию. Даже сквозь одежду ощущается горячее, полное нетерпения тело. Оно заводит, пьянит, вызывает ответное желание. Легкое касание губ. Руки сначала робко, будто изучающее поглаживают тела друг друга. И взрыв, ураган! Вот только что были на лестнице, а вот уже в одной из спален второго этажа, лихорадочно сбрасывают одежду, помогая друг другу, но не выпуская из объятий ...

А потом суровая проза жизни! ... и они проснулись в одной постели.

— Мы зашли слишком далеко, — повторила она, и после недолгого молчания продолжила, — и кажется немного перестарались ...

Это было произнесено совершенно без эмоций, спокойным голосом и поэтому я не сразу понял смысл сказанного.

— Но ..., э-э ... . — только и оставалось проблеять, когда до меня дошло, — извините, я не знал ...

— Как раз в этом смысле все хорошо, — улыбнулась она, — когда ни будь это должно было случиться, — и как то грустно усмехнувшись, продолжила, — все таки четвертый год вроде как замужем.

Опять повисло долгое молчание, я не знал, как себя вести в этой обстановке. Дама вздохнула, пошевелившись, поерзала и осторожно, как то робко прикоснулась к моей руке, придвинулась, прижалась всем телом и замерла без движения.

— Спасибо тебе, — чуть дрогнувшем голосом молвила она, — мне было очень хорошо...

Освободив руку, приобнял ее, поглаживая и прижимая к себе.

— Ты только не бросай меня, прошу, — обхватив меня обеими руками, так же монотонно и без эмоций, глядя куда то в сторону, продолжила она.

Я молчал, мысли путались. Чтобы как то успокоить ее и самому прийти в себя, вновь обнял ее, стал целовать мокрые от слез глаза, осушая их, разметавшие волосы, плечи.

— У нас все будет хорошо, — горячо зашептала она, — вот увидишь! Петр не будет против, он все понимает, мы с ним как брат и сестра, он даже будет рад за нас ...

Я замер, откинулся на подушки, отстранившись от нее. Ну что можно сказать, сам дурак, раньше надо было думать, когда в постель ложился. Оно же понятно, молодая, здоровая женщина, нерастраченная любовь, вроде как при муже, но муж, так сказать, при других пристрастиях, круг общения ограничен. А инстинкт на то и основной, что любить хочется, природа такая человеческая, против не попрешь. А тут вот он, молодой да красивый, так сказать, в шаговой доступности оказался! Я не льщу себе, именно оказался, и именно в нужное время и в нужном месте. Хотя, как и сказать, кому это нужное? Мне — не очень! Ситуация оказывается довольно таки щекотливой. Иметь в любовницах Великую княгиню, любимую сестру императора, это, как говорил один грузинский деятель начала 90-х, не лобио кушать! Развивая эту мысль, можно сказать, что и подавиться можно!

Ольга Александровна поняла это по своему, отстранилась от меня и с дрожью в голосе продолжила

— Ты не любишь меня, я знаю, — и после небольшой паузы, — это Анна, да? Я видела, как она смотрела на тебя, я видела! — и вновь слезы.

Боже мой, истерики тут только не хватало! Еще и Анна тут, это когда же такое случилось? Вот же меня угораздило, прямо нарасхват. Этак и в дамские угодники запишут ни за что, ни про что.

А ведь так вроде и нормально все начиналось. Все честь по чести, лакей доставил, как и положено, карточку — приглашение нанести визит Танеевым по случаю дня рождения их дочери, фрейлины императрицы, Анны Александровны Танеевой, который состоится ... и так далее, и тому подобное. И на словах было велено передать, что ожидается присутствие венценосной семьи, в том числе с детьми. Но подчеркивалось, что будут они так, в частном порядке, без всякого официоза, без чинов, по-будничному. При этом предполагалось, что игнорирование данного мероприятия не допускается. С таким то кругом приглашенных! Я и не проигнорировал. Причин, так сказать, не почтить и не засвидетельствовать, не было. Оно же понятно, просто так, на чаепитие, где будет присутствовать венценосная семья, не приглашают. Без рекомендации этой семьи, разумеется. Так что приглашение принял, почтил, засвидетельствовал, презент с наилучшими пожеланиями вручил, к ручке приложился.

Присутствовали хозяева, чета Танеевых, конечно, их дочь — именинница, император с супругой, их дети. Из приглашенных, собственно, только я и Великая княгиня Ольга Александровна. В последнее время она часто сопровождает императорскую чету. Супруг ее, герцог Ольденбургский был занят по делам службы, во всяком случае, так было объявлено.

Ну посидели, так сказать, за рюмкой чая. Но в том то и дело, что именно не за рюмкой, а самыми натуральными чашками фарфорового сервиза. Ну преподнес, как и положено, 'скромный' подарок, в виде щенка скайтерьера (порода собак), этакого предшественника модного в том, будущем времени 'йоркшира'. Здесь же это считалось оригинальным подарком, особенно девушке. А сколько визгу было, охов и ахов, восторгов и всего прочего! Причем и от детей, и от взрослых. Одним словом, угодил. Ну а дальше просто общались, пили чай с пирожными, дурачились (имею в виду детей), как и ожидалось, пели, в том числе и императрица исполнила романс.

Дуэтом с именинницей повторили 'Лебединую верность', внимая просьбе Александры Федоровны. Вот и все, можно сказать и не общались с Анной вовсе, если, конечно можно не общаться с именинницей в день ее рождения и у нее же дома.

На самом деле, больше времени уделял императорской семье, тем же детям. С той же Анастасией, как оказалось, крестницей Ольги Александровны, 'вел светскую беседу', пытались разучивать 'Улыбку', которую, разобравшись, подхватили все присутствующие. Вспоминали 'Бременских музыкантов', перепевая отдельные отрывки. Одним словом, веселились на славу! С главой семейства, Александром Сергеевичем Танеевым, камергером (немец. Kammerherr — дворянин комнаты, придворный чин и придворное звание высокого ранга) и крупным сановником говорили о музыке, о погоде, и 'прочих важных делах'.

Император, выбрав момент, когда мы остались наедине, сообщил, что в ближайшее время назначит мне аудиенцию. По его словам, нам о многом предстоит поговорить, а пока, мол, не стоит портить праздник имениннице. Прозвучало это как то зловеще, но было сглажено приветливой улыбкой и дружеским похлопыванием по плечу.

Нет, конечно я ловил на себе взгляды этой 'милой Анечки', как ее называла императрица, временами даже весьма многозначительные, порой ощущал 'случайные' прикосновения, когда передавал чашку за столом или вазочку со сладостями. А как она вздрогнула, нечаянно коснувшись меня бедром, когда мы пытались разучивать очередную музыкальную пьесу у фортепиано? Можно, конечно, расценить это как легкий флирт, и по женской логике, именно флирт с моей стороны, пусть так, но дальше этого ничего и не шло!

Но видно и этого хватило для такого 'логичного' вывода и начинающей истерики Ольги Александровны.

А так, в основном, подводя итог, можно сказать, что вечер прошел в доброжелательной обстановке, по-домашнему, было легко и весело. И завершился он весело. Можно сказать, чрезвычайно весело, ... в постели с Великой княжной, у которой начинается истерика. Ох уж эти бабы (если допустимо такое обозначение 'лучшей половины' в отношении Великой княгини и любимой сестры Императора Всероссийского), чуть что, так сразу слезы!