Волчица и пергамент. Том 2

С учётом сказанного Райхером, Коул предполагал, что убедить кого-то исполнить столь неожиданную просьбу будет трудно, но люди в порту, к которым он обратился, стали, весело смеясь, настойчиво и наперебой предлагать свои услуги. Носы у них у всех были ярко-красными. В итоге исход спора решила подброшенная монетка, затем Коул заплатил за проезд, за эти деньги в Атифе можно было купить целую буханку ржаного хлеба. Предстояла вовсе не лёгкая весенняя прогулка на воде, сейчас падение за борт было почти равнозначно смерти, и Коул не счёл стоимость чрезмерной. И этот риск перевозчик разделит с пассажирами и сам.

Лодка была небольшой, в ней могли разместиться лишь четверо взрослых. Перевозчик утверждал, что он рыбак, и благодаря его навыкам гребли, лодка заскользила по тёмному морю. Порт быстро уменьшался, друзья перевозчика рьяно махали вслед руками.

Волнение, слабо ощутимое в порту, нарастало по мере удаления от земли. Из-за малых размеров лодки Коул мог легко дотянуться до воды рукой. Он подумал, что Миюри могла бы сесть на самое дно лодки, но она молча села рядом. Ей было за что сердиться на него, хотя бы за то, что они прошли по главной улице как раз мимо таверны, манившей прекрасными запахами. Однако она показала себя более чем преданным компаньоном.

— Послушничество, а? — вдруг заговорил перевозчик.

— Прощу прощения... что?

— Собрались в послушники? С братом.

У коренастого перевозчика уже пот капал со лба. Его дыхание окутывало его белым облаком, сквозь которое различалась напряжённая улыбка.

— Ты так отчаянно бежал по острову со своим маленьким другом.

Цезон был очень невелик, за ними, вероятно, приглядывали с того момента, как они приплыли. Предупреждение Райхера не было лишь шуткой.

— Или, если ты собираешься построить новый монастырь, тогда я советую этого не делать.

В его голосе не было злобы, он всё так же улыбался Коулу.

— Я слышал это уже не раз по дороге сюда. Неужели так много людей приходит с этой целью? — спросил Коул.

— Даже если считать только тех, кто явно с этим приплывал, — ответил перевозчик, не переставая грести, — каждый год хотя бы один или два. Иногда торговцы даже берут этих олухов и возят по островам. Их покровители из благородных велят им приехать и построить монастырь, а они надеются наделать себе блестящих монеток. Большинство из них — южане, приезжающие сюда добыть сельди и трески.

Строительство, повседневные поставки, перевозка паломников, ещё что-нибудь по мелочи — и на этом всё. Торговец, принявший на себя заботу о Коуле, когда он был ребёнком, говорил, что торговать с монастырями не очень денежно, но, может быть, упомянутые лодочником торговцы хотели работать до последнего для монастыря во имя служения Богу.

Лодка отошла довольно далеко от порта, и из-за малых её размеров озеро в море казалось необычайно обширным. В одиночестве на море было что-то особенное. Любой мог найти здесь веру.

— Господин Райхер в церкви вбивал то же самое в наши головы.

— А, этот пьяница отец Райхер, — рассмеялся перевозчик.

— Хотя это действительно правда, мой господин и наниматель приказал мне исследовать здешние места, но сейчас я хочу лишь встретиться с монахом, который направляет веру на этой земле.

— Похоже, вы уже побывали в храме у подножия горы и... всё такое.

— Чт?..

Коул был поражён, не понимая, откуда перевозчик это знает. На лице того появилось загадочное выражение.

— Ты ясно увидишь любого, если он пойдёт по снежным полям из порта, и ты хорошо разглядишь море из святыни, верно? Повернись лицом к Богу, и он тоже будет присматривать за тобой — это одно из его учений, не так ли?

Лодочник прав, подумал Коул и посмотрел назад, за спиной перевозчика он увидел остров и гору. Крошечные, как муравьи, белые точки должны были быть островитянами, решившими очиститься перед святыней в пасти змея. Как прекрасно, что перевозчик упомянул святыню. Коул хотел кое-что спросить, прежде чем отправиться в монастырь и встретиться там с монахом.

— Есть ли причина, по которой чёрная Святая Мать не обращена лицом к нам?

Несомненно, такая отчётливость линии, разделяющей лес на горе, была связана с теми чёрными скалами. В придачу к ним умирающая река, ставшая извилистым отростком моря, а пещера возникла прямо посреди её русла. Могло даже сложиться впечатление, что она молилась за воскрешение реки.

— Ха-ха, ты усердный священник. Не каждый день такого встретишь.

Коул не был священником, но и перевозчик вряд ли на самом деле принял его за священника. Похоже, перевозчик назвал бы так любого, похожего на человека Церкви.

— Большинство этих типов с юга не уделяют внимания этой земле. Так что ты меня порадовал, я буду рад рассказать вам кое-что.

Продолжая грести, он прочистил горло.

— Это история из того времени, когда мои дедушки были детьми. Когда дракон ещё жил на дне моря.

Чем дальше они выходили в открытое море, тем сильней становился ветер и выше поднимались волны. Коул зажмурился, когда его окатила вода, а перевозчик посмотрел вдаль и сильнее потянул за вёсла.

— Мы рыбачим из поколения в поколение, наши лодки мы всегда делали из дерева. Но здесь холодно, как ты знаешь. Деревьям надо долго расти, а люди вырубают их быстрее. Здешние острова быстро потеряли свои леса, и вскоре не осталось ничего, кроме лугов. Теперь единственные оставшиеся деревья растут в Цезоне, и так уже давно.

Действительно на протяжении всего пути от Атифа до Цезона лишь на главном острове росли деревья.

— Мы живём с морем вместе, и нам нужны деревья, чтобы по нему плавать. У нас нет выбора, вся наша надежда — на деревья Цезона. Это как свеча нашей жизни, мы держимся, пока пламя горит. Но...

Лодку сильно качнуло, едва не перевернув, Коул поспешно прижался к борту, а Миюри упала на дно. Он протянул ей руку и снова оглянулся на порт, уже почти неразличимый в дымке. Была видна лишь опушённая деревьями чёрная гора.

— Мы не знаем почему, но Бог однажды разгневался.

Коул, держа одной рукой Миюри, а другой цепляясь за борт, посмотрел на перевозчика, глубоко вздохнувшего.

— Гора стала плеваться огнём. Козы обычно всегда спокойны, но весь тот день были сами не свои, и птиц тоже — словно что-то гоняло их с места на место. Хотя шла пора снега, воздух стал тёплым, как весной. Затем земля застонала, гора затряслась, и снег падал уже не холодный и белый, а горячий и чёрный. Вместо тающего снега расплавленный камень пошёл по реке к городу, сжигая всё на своём пути. Кораблей для бегущих людей не хватало. Дед, тогда совсем ребёнок, как-то смог попасть на корабль, на него уже влезло так много людей, что он никак не мог выйти в море. А когда всё же вышел, людям на корабле пришлось увидеть лица остававшихся в порту, которые ничего не могли поделать, которым осталось лишь смотреть на горящую гору и ждать, пока самый ад не приблизится к ним. Место, где жил дед, горело, хлеб жизни людей — лес — горел, его родителей, братьев и сестёр, оставшихся в порту, ждала та же участь, но хотя бы он был в море. Холодная вода сможет остудить и снова сделать твёрдым расплавленный камень. Его сердце разрывалось между отчаянием и облегчением.

Если люди могли спастись на корабле, для них было бы вполне естественно стремиться попасть на борт. Но, приняв естественность этого, никак не облегчишь муки вины. Когда во время суматохи в Атифе Хайленд, рискуя жизнью, пошла в Церковь, естественным выбором для Коула и Миюри было — сбежать. И сама Хайленд настаивала на этом, но на Коула слишком давило чувство собственного бессилия и вины.

— Но когда всю верхнюю половину горы охватило огнём, люди увидели, что кто-то идёт по снежным полям к горе. Чёрная на фоне огня женщина шла у всех на виду. Люди в порту и люди в море смотрели на неё и думали: "Вот идёт та, которая совсем отчаялась". Но в тот момент, когда женщина вступила в реку, эту дорогу для огня, произошло чудо.

Перевозчик говорил так, как будто сам всё видел, видимо, история была им услышана бесчисленное число раз, и образы укоренились в его голове, будто вошли туда через его глаза. Даже Коул, глядя на гору, смог представить себе, что видели люди на корабле.

— Адский огонь, лившийся на склон горы, был лишён силы, начиная с середины реки. Раскалённый поток разделился надвое и стал гаснуть. Может, повезло с глубоким снегом. Огненная скала, разделённая надвое, медленно сползала по снежному склону, дымясь и остывая по пути, пока не затвердела. Остывшая скала перегородила реку, не давая чему-либо течь после этого.

Те самые неожиданно встреченные скалы. Чтобы суметь остановить такой поток расплавленной породы, нужно нечто огромное — что-то, что могло бы оставить после себя большую пещеру.

— Верхняя половина горы была вся завалена камнями и пеплом, но нижняя сохранилась. Из камней ещё поднимался дым, а люди уже бежали туда, где произошло чудо. За странной каменной мордой, ещё дымящейся, а местами даже красной от жара, оказалась большая пещера. Она напоминала вход в самый ад тем дымом, что она исторгала. Капли незатвердевшей скалы падали со свода подобно желудочному соку огромного зверя. А дальше от входа сидел чёрный, как смола, кусок древесного угля.

Когда Коул увидел святилище, у него было твёрдая уверенность, что он видел это где-то раньше. И не было его воображением. Почти то же самое произошло в старой легенде его родной деревни. Однажды, когда паводок вдруг пошёл с горы на деревню, появился бог в виде большой лягушки, эта лягушка смело спасла их деревню. Такие истории встречались повсюду.

Но всё же одно дело, когда лягушка противостоит воде, но женщина, появившаяся в Цезоне, остановила раскалённый поток расплавленного камня.

— Значит, Чёрная Мать...— пробормотал Коул, и перевозчик посмотрел на него.

— Она была той самой, кто спас нас от беды, — и мужчина похлопал себя по поясу.

На мгновение Коул подумал про кинжал, однако естественней предположить, что там хранилась оберегающая статуэтка Чёрной Матери.

— Половина деревьев, поддерживавших нашу жизнь, была потеряна, но после случившегося у наших берегов один невероятный сезон рыбной ловли сменялся другим, столь же невероятным. Тогда, может быть, как напоминание о Чёрной Матери, мы даже нашли угольные жилы. Каждый, включая и моих дедов, усердно трудились, собирали деньги и покупали древесину в далёких странах. Они не притронутся к деревьям на острове. Благодаря этому склон горы немного больше похож на настоящий лес. И поэтому цвета у леса разные, как вы их видите.

Резкое различие в цвете леса объяснялось возрастом деревьев, а не их разновидностью.

— И это случилось, когда монастырь уже был?..

— Ага.

Коул повернулся по ходу движения, теперь земля, которую он видел издалека, стала обретать очертания. Он увидел каменное здание, примостившееся между двумя скальными нагромождениями, вытянутыми, как рога.

Маленькая лодка причалила к жалкой пристани.

Избавляясь от всей грязи мира смертных, не найти более совершенного места, чтобы сосредоточиться на молитве.

— Я слышал, что у моих дедов, построивших монастырь, была и иная причина тогда его построить. Потому что война против язычников в своё время была действительно ожесточённой, не как сейчас.

Поколениями людской жизни Церковь была одержима стремлением покорить язычников северных земель. И сегодня довольно многие подозрительно относятся к северу, но тогда это должны были быть действительно ужасные годы.

— Они поняли, что если построить церковь, сюда заявятся люди с большой земли со своими налогами, порядком подчинённости и ещё много чем. Вот они и построили одно лишь здание в месте, совершенно необитаемом. И это потому, что даже если наши люди обратились к учению Бога, мы не собирались кому-то подчиняться.

Конечно, Церкви без своего надзора было бы трудно удерживать этих людей под своим влиянием. Хайленд тоже говорила, что Церковь много раз пыталась подчинить эти земли, но отказалась из-за многочисленных трудностей. Здешние жители постоянно балансировали на грани выживания и не могли платить десятину и другие церковные налоги. С ними трудно было что-то поделать.

— А по поводу того, чтобы научиться самим тому, чему учит Церковь, что ж, священники, которых привозили нам торговцы, нас научили молитве о безопасном плавании. Монастырь долго пустовал, но... потом появился брат, он и сейчас там. Это было почти двадцать лет назад.

Его слова оказались неожиданными.

— Это произошло в те удачные для ловли рыбы времена, когда, ткнув из лодки наудачу меч в воду, можно было нанизать на него сразу несколько рыб, примерно тогда же угольные копи стали истощаться. Старики всё спорили и спорили, вырубать ли деревья, чтобы строить новые дома, создавать больше семей и продолжать копать уголь или же строить больше лодок, чтобы ловить рыбу, чтобы вскоре не разориться. Вот тогда один рыбак встретил разбитую об эти скалы лодку, а в ней сидел человек.

Теперь они подошли к острову так близко, что могли заглянуть в окна монастыря.

— Все были поражены. Как тут не поразиться! Сколь безрассудным надо быть, чтобы приплыть в одиночку на крошечной лодке по этим водам? Потом он заговорил. Его продали в рабство где-то на юге, но как-то однажды он дотронулся до куска гагата, хранившегося у его хозяина, и его голову наполнили образы этой земли. Он сказал, что этот кусок был частью Святой Матери. И тогда он сел в крошечную лодку, как ему было сказано, и проплыл прямо досюда. Он поведал, что послан нести тяжёлое бремя этой земли на своих плечах.

Перевозчик отложил вёсла и взялся за верёвку, собираясь причалить.

— Его одежда выглядела — ну, чисто тряпьё, одежды на смену вообще не было. У него не было и еды, но зато была гора чёрных изваяний Святой Матери. Старики поверили, что его послала Святая Мать, и обратились к нему со своим спором.

Их лодка подошла к причалу, потрёпанному ветрами, перевозчик накинул верёвку на колышек и подтянул лодку.

— Несомненно, то, что привело его в эту землю, было частью тела Святой Матери.

— Реликвия, — неосознанно пробормотал Коул.

Реликвией называется предмет, связанный с чудом, ей может являться одежда, которую носил святой, или часть тела его самого. Считалось, что реликвии творят чудеса, даруют процветание и могут противостоять демонам или болезням. Многие люди молились этим чудесам, и находилось немало торговцев, которые зарабатывали на этих людях.

Коул время от времени слышал истории о происходивших чудесах, и большинство из них были ненастоящими. Конечно, он не сказал бы этого о Чёрной Матери, но сам перевозчик тревожно улыбнулся.

— То, что было у предков и старейшин, так это частицы Святой Матери. Но у меня и других рыбаков помоложе изваяния из гагата, найденного на других островах, не на Цезоне. Мы можем утверждать, что если это гагат из копей Цезона, то он является частью её тела, но копи почти все исчерпаны. Нет сомнений, что изваяние вырезано рукой брата, но это не часть Святой Матери. Но и ладно, и так хорошо. Моим детям и детям детей понадобится везти гагат из других стран. Это всё равно Святая Мать, поэтому я не думаю, что мы прогадаем, но... это меня немного огорчает.