Одни вы не спасетесь

Ваня спросил отца и маму, не связана ли с этой улицей какая-то деталь прошлого, неизвестная ему? Мама ответила, что об улице она впервые слышит, если там и бывала, то случайно, отчего и не помнит, скажем, когда-то там рядом была в гостях и прошла по улице, след оставив на ней, но не в душе. Отец на ней разок бывал, они что-то с Взрывпромом решали, но это было больше десятка лет назад. Он даже не был уверен, что найдет то место и не запутается. Ваня даже спросил брата, не связанно ли это с ним, хотя крайне сомневался в результате. Брат на Фисанова не бывал, и с трудом представлял, где это.

Так что ответы не находились. Ваня с тех пор, когда бывал в городе, то приходил туда, и даже не по одному разу. Иногда и просто так вспоминал о месте ностальгии, но ответ все еще не давался.

В процессе напитывания культурой, пока не попал в деревню, Ваня много читал, в том числе и поэзии, поэтому подобное ощущение описывалось в стихах, но с привязкой к чему-то реальному, бывшему с лирическим героем прежде. Как-то он сделал и другой шаг в этом направлении: если этого не было и не может быть тоской по бывшему, то не может ли это быть тоской по несбывшемуся, но так возможному? Вообще пусть так, но по чему именно? Четкого ответа нет, а нечетких ответов пропасть и тьма. И в тьме этой можно и утонуть.

Еще тем летом случился с Ваней сон, отчего-то не забывающийся, хотя вроде ничего там не происходило.

Дело во сне явно было вечером, в каком-то овраге.

Перед ним стояла девушка, босая, волосы темные. на плечах платок, платье какое-то совсем простое, как иногда снималось в фильмах про старину. Себя он не видел, но отчего-то ощущал, что он в военной форме. А вот какой-неясно.

И девушка ему говорила:

-И пироскафы эти пришли... Что теперь спозаранку будет?

-Не боись, Танюша, бог не выдаст, свинья не съест. Мне старые солдаты еще когда говорили, что пуля виноватого сама найдет, хоронись, не хоронись, никуда от назначенного не уйдешь.

— Это по тятеньке знаю, он такое же говорил. когда за Кубань идти надо было, а матушка белугою ревела и просила не ходить туда. А ему не идти нельзя. Я вот это понимаю, что идти надо и оттого жалко мне тебя и всех, кто пойдет...

— — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — — —

Странный сон, но отчего-то не забывающийся, словно что-то им ему сказать хотели. Ваня был неверующим, хотя иногда и суеверным, и затруднялся с выводами, кто или что ему посылает вот такие сны. При отсутствии небесных или высших сил сложно понять, отчего это и для чего. Но маетой души признать его он не решался.

Периодически Ваня пытался разобраться, что он увидел (для чего— вообще не просчитывалось). Выходило, что это явно относительно давние времена, потому что пироскафами тогда называли пароходами (а пароходами-то, что потом 'паровозом'). Давно забытое слово, лишь иногда всплывающее в лирических стихах19 века. По всему выходило, что это беседа девушки и солдата, возможно. в преддверии боя. Или не в преддверии. Пироскафом могли называть и собственный пароход, а не вражеский, и он мог прийти под погрузку и этого парня вместе с другим товарищами увезти к месту боев.

Не для меня придёт весна!

Я поплыву к брегам абхазским,

Сражусь с народом закавказским...

Там пуля ждёт давно меня!

Вот как здесь, в стихе, написанном якобы офицером десантного отряда, который отправился к берегам Кавказа, основывать будущий город Туапсе. Или будущий город Новороссийск. В каждом случае: разная судьба, где бои, а где кавказская лихорадка, могущая ополовинить гарнизон.

Время как бы очерчено, девятнадцатый век, ближе к его середине, место -очень расплывчато, как Причерноморье и не точнее, а участники? Тут-'тьма и больше ничего'.

Если даже фиг знает с чего решить, что это какой-то его предок, то кто бы подсказал, кто именно? Тут вариантов пропасть, оба ли участника разговора имеют отношение к нему или только один и в каком виде? Парень и девушка могли пережить это событие, позднее пойти в церковь и стать предками Вани в каком-то колене. Завтрашнее событие могло разбросать их и потом у каждого вышла своя судьба, а тут— то, что потом литературоведы называли 'Невстреча'. Наконец, возможна и история с тем, что при этой последней встрече присутствует их плод любви, которому предстоит расти без отца и с прочими сложностями, поскольку парень и девушка не венчались, а, значит...

Ваня поспрашивал у мамы с папой, не знают ли они, могло ли такое быть с каким-то предком в прошлом веке?

Они не знали точно. Отец что-то припоминал, что какой-то предок на Кавказе воевал в 19 веке, но кто, как и где? Вообще его семья происходила из Воронежской губернии, где до сих пор живут его родные, но часть их к началу двадцатого века как-то оказалась в Причерноморье.

Но тут вариантов тоже было преизрядно, как с Кавказской войной, так и с освоением Черноморской губернии после ухода оттуда черкесов. Например, с постройкой 'Голодного шоссе' или портов. Туда ведь не только будущий классик Максим Горький забрел и создал 'Рождение человека', а еще тысячи людей, что создали дорогу вдоль побережья. И другие, что пробили горы и построили туннели под ними, чтобы могли поезда проходить к портам и городам.

Вот так Ваня прикоснулся к чему-то, наверное, важному, раз не раз думал об этом позднее.

Он также намекнул отцу, что хочет найти работу по разным причинам. Тот был не в восторге, сказав, что совмещение учебы с работой всегда плохо отражается н учебе. А выигрыши в итоге эфемерны. Он сам в свое время с последнего курса фактически ушел, перевелся на заочный, работал на заводе 'Большевик', где производились башни для крейсеров. Финансово он выиграл, в длительности обучения особенно не проиграл, закончив курс всего на четыре месяца позже своих одногруппников. А вот в Ленинграде не остался, хотя рассчитывал вот так сманеврировав, остаться жить и работать там. И так и ему сказали, чтобы он после получения диплома выписался из общежития завода. И тем, кто остались на очном пришлось покинуть институтское общежитие и куда-то ехать.

Но прямого запрета не прозвучало. Поэтому Ваня, когда вернулся в Город, и убрал урожай картофеля, то стал охранять ветеринарную станцию 'от всяческих ненужных встреч'.

На первом месте работы график был-через день по двенадцать часов, то есть с семи вечера по семь утра. Нужно было охранять областную ветеринарную станцию, которая была совсем недалеко от дома, так что он мог, что-то забыв дома, быстро смотаться и взять оставленное. Этим Ваня иногда и пользовался. При этом он мог явиться на занятия, не опоздав или почти не опоздав, к восьми утра. Первое время, пока он не освоился, то вообще на работе не спал, потом-таки начал спать. Хотя от безделья было ждать конца смены немного тяжело. Он и художественные книги читал, и учебник, но все же 12 часов через день— и читать, и учиться тяжеловато, хочется еще чего-то. А телевизора на станции не было (правда, ночных телеканалов тоже). Кстати, когда он не спал, то на следующий день чувствовал себя нормально часов до трех дня, так что тяжел был только последний оставшийся час занятий. Но это было в основном за счет молодости, через пяток лет, когда пришлось работать ночью, подобные воспоминания вызывали улыбку:

-Где мои восемнадцать лет?

— Остались в прошлом, где еще.

Станция располагалась в одноэтажном деревянном доме с собственным двором и находилась как раз во дворе пятиэтажки. С этим была связана будущая сложность дежурства. Топить печки было не нужно, что-то или кого-то принимать тоже. Дежурство принял, даже расписываться не надо, утром пришли люди, а ты ушел. Теоретически на этом все: приход, 12 часов сидения— лежания-хождения, уход. Могут быть гости. Приключения— уж как повезет. Кроме дома станции, на участке было несколько вольеров для животных, сараи (они же и гаражи), и туалет типа 'М и Жо'. Двор заасфальтирован.

С едой-захочется сварить, так сварит на казенной электроплитке, чай— то же самое. Ваня пришел к идее ночного обеда около полуночи и этому графику следовал, когда впоследствии был на дежурствах и там сам себя кормил. Завтракать он на станции не завтракал.

Теперь о гостях. Как уже говорилось, никого Ваня в ночи принимать не был должен. Ворота закрылись, засов задвинут, все.

Правда, в одно из первых дежурств в ворота постучали. Вышедший Ваня увидел, что там довольно много народу в милицейской форме, и они бы хотели, чтобы служебной собаке, сломавшей ногу, оказали ветеринарную помощь. Ваня спросил себя, а хотел ли он поучаствовать в эпопее оказания помощи?

Нет, не хотел бы, немного интересно, но есть много ' но', аж до неприличия много. И он ответил, что ветеринаров ночью на станции нет, есть лишь сторож в его лице, а он оказанию помощи собакам не обучен, Милиционеры заныли: а как им быть? Но Ваня сказал, что если им нужно, то звоните главному врачу, пусть тот пришлет сотрудников, он их впустит и все решится. Звонили ли они главному? Скорее всего, нет, потому как никто не прибыл, да и УАЗик с милицией уехал.

Ваня посидел и подумал, а правильно ли он поступил. Ничего более интересного в этот момент все равно не происходило.

Выходило так, что:

1. Он ничего не нарушил, поскольку в его обязанности не входило оказание помощи собакам. Случайно он как бы медик-второкурсник и теоретически что-то сможет сделать. Но сторож мог быть и как в фильме 'Операция Ы', то есть человек, ни сном, ни духом в собаках или кошках, зато понимающий в синхрофазотронах.

2. Что нужно делать собаке с переломом лапы? Теоретически— накладывать гипс. Но делают ли так собакам? За это был только фильм 'Четыре танкиста и собака', где Шарик прыгал с гипсом на одной лапе. Если, конечно, это гипс, а не просто повязка.

С другой стороны, он не раз читал, что лошадей и собак, сломавших ногу, пристреливали, чтобы те не мучились.

Возможно, потому что и людям тогда при ранениях с повреждением кости проводили ампутацию, потому что инфекция в ране вызывала приводящий к смерти остеомиелит. Только перед смертью еще и мучения. А вот как здесь? Антибиотики-то уже есть, но, может, дело не только в инфекциях?

3. Ну и вот, если уже накладывать гипс, то как это делать собаке? С рентгеном, которого у него нет, или без? Где взять гипс? Он и не знает, есть гипсовые бинты тут или заперты в каком-то шкафу.

4. Не грызанет ли его собака?

В общем, лучше не делать. Утром он спросил, правильно ли он поступил, и ему сказали, что правильно

Больше такого не бывало, но приходили и люди к своим животным. Собаки, подозрительные по бешенству помещались в карантин на 10 дней. Если бешенство не развивалось, то их отдавали хозяевам. Если собака того-с, то...но что дальше с ней делалось, Ваня не знал, наверное, ее убивали.

Вроде бы бешенство могло случиться и у кошек и иных животных, но такие Ивану не попадались.

Для собак же имелись вольеры, в середине которых стояли клетки, так что контакт с животным при запертом вольере был просто не возможен. Наружная стенка из сетки— рабицы, разрыв, внутренняя стена из нее же— только змея проползет. В другом вольере и снаружи стекло с рамами-все еще сложнее.

Из этого было два следствия.

1. Иногда приходили хозяева животных и просили покормить их питомцев либо из их рук, либо пусть это сделает Ваня. А как? Увы, не до всех доходило, что это просто технически невозможно. Кое-кто думал, что у Вани есть ключ от вольера, ему просто лень его доставать. Иногда приходилось проводить и показать, что он не змея и не червь, чтобы проникнуть до их Шарика. Ну, хоть поговорили с собакой через две рабицы.

Плохо понимающие ситуацию иногда предлагали деньги. Ваня их вежливо посылал вместе с рублями.

2. Пока собака отбывала карантин, она могла и выть, и иногда этому предавалась часто и долго. А станция располагалась впритык ко двору пятиэтажки. Немного позже Ваня убедился, что,

когда он сидит перед раскрытым окном, то слышит, как ругаются мать и дочь на кухне. как за праздничным столом кто-то другим читает эпиграммы Гафта, а те смеются. Эти эпиграммы тогда были весьма популярны.

Соответственно, вой собаки слышали все. Не исключено, что и при закрытых окнах и под одеялом. Поэтому периодически вспыхивали переговоры Вани и жителей:

-Скажите, чего она воет?

-Тоскует в клетке, я думаю.

-Но она воет и воет, нельзя ли как-то это прекратить?

-Нельзя никак.

-Ну сделайте же что-нибудь!

-А что я могу сделать, если даже до клетки достать не могу?

-Но что же нам делать с этим воем?

Тут напрашивался ответ в рифму, но Ваня не настолько погряз в мизантропии. чтобы на пару с собакой терзать жителей.

Ему собачий вой не нравился, но не так, чтобы было страшно и непереносимо.

— — — — — — — — — — — — — — — — — —

Однажды вечером пришли владельцы умершей собаки и захотели, чтобы труп покойной животины у них забрали. Ване никто про это не сказал, но он понял, что собачий труп брать не надо и не взял его. Как оказалось, в каких-то случаях их принимают, но, естественно, не ночью.

Еще ему показали коврик в кабинете главного врача— в этот коврик завернули покойную собаку и оставили вместе с ковром.

А главный его выстирал, отчистил и у себя в кабинете положил. Ваню это поразило.

Иногда приходили сотрудники, чтобы заниматься 'своими делами'. Скажем, купировать уши собакам, только все там шло 'мимо кассы'. Вот Ваня и посмотрел, как это делается. 'Ненужную' часть уха не отрезали, а лишали кровоснабжения. У края ушной раковины проходил крупный сосуд, и, если перерезать его, то снабжаемая им часть уха отмирала. Подрезание производилось путем отворачивания уха назад и надевания на оба их некой пластины с прорезью, в которую входили оба уха. А дальше— легкое движение, и сосуд подрезан острым краем прорези. Что интересно, сильного кровотечения не было, а Ваня ждал артериального кровотечения с фонтаном. Но собака сильно слабела и домой ее несли на руках, хотя сюда она приходила сама.

Иногда сотрудники оставались, чтобы поиграть в биллиард, который стоял в гараже, и 'потрепаться за жизнь'. Ваня тоже пробовал играть, но биллиардист из него был не сильно удачливый. Второй подход к столу у него случился спустя много лет, и снова ненадолго.

Не его это был вид спорта или игры.

Еще его ждали наблюдения над водителем Федоровичем. Сей муж периодически числился то водителем, то автомехаником, и понятно, почему, но для лиц постарше и поопытней Вани. До Вани это начало доходить, когда Федорович выпил одеколон из горла. Однажды он так переодеколонился на игре в биллиард, что не смог уйти домой, поэтому был отведен в здание станции, где уложен на стулья, поставленные друг за другом. Поглядев на него, все пришли к выводу, что там он был на грани падения, поэтому Федорович был переложен на массивный и обширный стол, прямо подходящий для заседаний парткома, профкома или вообще общего собрания. Любители биллиарда ушли домой, сначала Федорович просто лежал на столе и похрапывал,