Одни вы не спасетесь

Жили преподаватели физики и биологии неподалеку друг от друга, а химичка— совсем недалеко от Ваниного жилья, на Красноармейской.

Еще пару раз проводилась консультация для абитуриентов, Ваня на одну сходил, но особенно не пополнился сведениями, там консультировали не по предметам, а больше по разным деталям, типа: что делать, если не успел доделать прилагаемую задачу, нужно ли брать листочек и на нем набросать план ответа, или можно рассказывать просто так. На это ответили, что можно и так, но лучше с планом, вдруг придется решать, что ставить абитуриенту. Это Ваня понял как то, что если там будет нечто написано, а товарищ понервничает и будет 'бекать-мекать', то записи на листочке могут спасти его от двойки.

Для определения 'бекать-мекать' был конкурирующий термин от доцента Баталина:'А на экзаменах лапти плетете!' Доцент Баталин в студенческом фольклоре фигурировал прочно, не все преподаватели удостоились поэмы в стиле 'Евгения Онегина' и песен. Но об этом доценте еще будет речь впереди.

Да, сказали про сочинение, тема его будет одна для всех, тему сообщат непосредственно на написании. Обычно это либо вольная тема, либо по какому -то автору, чаще всего по Маяковскому, но по разным его произведениям каждый год.

Маяковского Ваня не боялся, так как выигрывал олимпиады по его творчеству в школе. Опасаться следовало не того, что нечего написать, а того, что он где-то пропустит запятую. Ваня был склонен в сочинениях к сложносочиненным предложениям, отчего иногда и пропускал запятые. Да, оценка, как предупредили, будет выставляться не как в школе, где использовали и оценку типа 5/4, то есть пять за изложение, четыре за орфографию и пунктуацию. И получится, что напишет он достойный текст, но допустит ошибки и получит тройку. Так что надо будет перед сдачей проверить, нет ли тех же пропущенных запятых.

Возвращался с консультации Ваня не один, а провожая девушку, что тоже жила на Чернореченской, но дальше, в новостройках. Они шли, обсуждали дела с поступлениями, кто в чем уверен, а в чем нет. И тут Вера сказала, что ее отец говорит, что в стране надо делать революцию сверху донизу, потому что просто так лучше не будет. Ваню это слегка удивило, но только слегка. Среди его знакомых по городу активно диссидентствующих не было. Что-то не нравилось, что-то нравилось, легпром советского образца все почитали отстоем, насчет музыки -тут мнения раздваивались, до почти что фифти -фифти, дальше легкого фрондерства все не шло. Анекдоты про Брежнева были, но нельзя сказать, чтобы обидные. Можно было их пересказать про Ваню и его родственника, и ни хуже, ни лучше они не стали бы. Зарубежные 'голоса' кое-кто слушал, но тоже неактивно. У Вани сложилось впечатление, что больше их слушали не из-за политики, а потому что некоторые 'голоса' подавали свое блюдо с гарниром из музыки. Но, если на тарелке в столовой не нравящийся гарнир можно было и отодвинуть, то с 'голосами' так бы не вышло. Небольшой всплеск интереса к западному освещению политики случился только за последний год, когда пошли события в Афганистане.

Ваня как-то раз послушал передачу о том, какие в СССР существуют группировки во власти и как они борются за эту власть. Это не понравилось, как и по теме, так и по подаче материала. Еще он слушал передачу по советской военной мощи. Это его заинтересовало, ибо ничего подобного в стране не публиковалось. Да, данные о числе ракет в стране он узнал через шесть лет, почитав журнал 'Джейн'. Сначала был беглый пересказ сколько и чего из разных видов вооружений и людей есть в СССР, в том числе 84 тысячи воюют в Афганистане. Дальше пошла музыкальная пауза, после чего началась передача про Афганистан и войну там. Ваня навострил уши, и сразу же услышал, что афганские борцы за свободу героически борются со стотысячной советской армией там. Ну вот так и получилось, как в анекдоте про стриптиз: 'Прав был товарищ парторг, сказавший, что более мерзкого зрелища я не встречал'. Ваня был более высокого мнения о журналистах (простим его незнание, ему еще предстоит узнать их поближе) и расценил рост группировки на 20 процентов за пять минут крайне низко.

Потом радиожурналист рассказывал о волне наркомании среди ОКСВ, что много солдат страдает от опийной наркомании, их помещают в госпиталь, но метадона им не дают. Собеседник журналиста крайне удивился тому, что те живут без метадона, но это подтверди говоривший, дескать, хоть и солдаты так мучаются, но метадон им специально не дают.

История с метадоном Ваню сильно не заинтересовала, но он это запомнил. Позднее ему рассказали, что это снова анекдот о стриптизе.

На сем общение с 'голосами' Ваня закончил, и больше никогда их не слушал.

С соучениками по химии, физике Ваня близко не сошелся, только на самом занятии и по делу общался.

_____________________

С девушками на биологии— все было по-иному, возможно, из-за того, что образовалась практически учебная группа. В реальных группах было от 8 до 12 студентов. Деканат старался равномерно их комплектовать, но студенты и уходили по разным причинам, поэтому их число в группе в среднем было около десяти, но даже в одной из них в один учебный год-плавало. На некоторых занятиях группы дробили, но это случалось не всегда и не так часто.

Конечно, если бы все поступили и всех распределили в одну учебную группу-это было бы интересно, но как именно комплектовались группы-осталось тайной. Можно было заметить, что с подготовительных курсов в одной группе оказывалось не свыше одного человека. И исключения могли быть только позднее, когда некто женился на студентке из другой группы и супругов соединяли в какой-то группе. Иван Иванович еще помнил, что на шестой курс из-за того, что часть студентов пошли на специальности 'Хирургия' и 'Акушерство, и в группе осталось шесть человек старого состава. Вакансии заполнили женами ребят, переведенными из других вузов на военный факультет, отчего в ней осталось двое парней и восемь дам.

Так что мини-группа общалась не только на занятиях, но и после них. Скажем, до трамвая от дома преподавателя было всего метров тридцать, но пусть до остановки у 'группы' занимал иногда полчаса— им было о чем поговорить.

Вообще Иван Иванович, вспоминая годы обучения в институте, недоумевал от подбора экзаменационных предметов и назначения профилирующего из них.

Ну ладно, пусть стоматологам предписан профилирующий предмет -физика. Для них он, возможно, принципиален, ибо надо составлять смеси пломбировочного материала и учитывать какие-то моменты в их смешении. Наконец. пломбируя верхний ряд зубов, нужно не забывать про силу тяжести, что противодействует вгонянию материала в полость в зубе. ОК, пусть так.

А вот ему, как терапевту, для чего было еще раз сдавать эту самую физику, когда он только что ее сдавал, в июне? Вообще для него учет законов физики требовался только в случае, скажем, падения давления у пациента-нужно подымать головной конец тела или надо его опускать? Ну, не будешь же считать, что доктор должен знать, что уроненный им предмет падает на пол, а не летает вокруг его головы и для того еще раз сдавать физику. Про это он должен знать еще до школы и курса физики.

Тут Иван Иванович подумал, что еще про то, как вводить изотонические и гипертонические растворы— тоже физика, но дезавуировал эту мысль. Это тоже в школе не изучают, так что терзать абитуриентов не надо.

Химия-тут вопросов нет. На первом курсе изучаются две химии, потом биохимия, потом две фармакологии. Плюс много чего про назначение лекарств, их сочетание и прочее, о чем говорят во многих других курсах .

А вот с профилирующей биологией— тут темно и непонятно, как с историей мидян. Биологию изучают весь первый курс института, нового и необычного там только курс паразитологии, остальное повторяются. А дальше биология всплывает только иногда и понемногу, разве что в курсе инфекционных болезней и наследственных заболеваниях. Инфекции, и детские, и взрослые, а также туберкулез он учил на четвертом курсе. То есть, сдав биологию после первого курса, он оставляет ее на два года, и снова вспоминает. Потом снова год забвения и снова возврат забытого, на пятом курсе.

Наследственные заболевания обычно часто не попадаются практикующему участковому. Да, конечно, роду Семеновых может быть свойственно, вне зависимости о образа жизни, помирать от болезней сердца в 55 лет, только как это определить заранее, до первого прихода нынешнего Семенова с его участка с жалобами на отек ног ближе к вечеру, который до утра проходит.? Доктор-то не живет в родовой деревне Семеновых и не знает про это их 'Родовое проклятие'. Кстати, и сам Семенов-тоже может не знать. Но даже он будет знать, что от роду Семенову осталось два года и 'мементо мори'-что с этим знанием делать? Лечить-то все равно надо и также, как и без знания о злом роке этой фамилии.

А вот более животрепещущее — про наследственный алкоголизм. Скажем, методом дедукции и индукции это определяется. И при жизни Ивана Ивановича даже нашли локализацию оного гена алкоголизма.

А толку-то от этого? Вот семья Стрельцовых-пьет бабка Вера и ее внук Виталий. Муж бабки Веры не пил, сын и дочка тоже. И бабка Вера пить начала, когда ее дети уже могли по возрасту употреблять алкоголь, не ожидая осуждения трудящихся. Но не стали пить, хотя как бы должны были.

В соседнем с ним подъезде жили Ветренцовы-в семье пьют отец, мать, и их сын. Тут как бы видно, но это далеко не всегда. И сколько раз его спрашивали родные пациентов, в кого их сынок пьет, если они не могут вспомнить ни одного пьющего старшего родственника? Может, какой-то двоюродный дядя, что давно уехал в Сибирь и пропал с радаров, пьет или пил, но никто из здешних-нет.

Как практически определить, в кого пошел нынешний пьяница? Никак. И его дети-пойдут ли они в него, или нет?

То есть это знание не дает ничего на практике.

С учетом того, что каждый человек -это смешение генов отца и матери, все еще темнее. Разве что проводить генетический анализ амниотической жидкости и жить, заранее зная, что родишь алкоголика, который еще ничего не выпил, но еще выпьет.

Иван Иванович вспомнил одно семейство из Брянск, которое наблюдал.

Два сына пили безбожно и отвратительно. Третий брат, самый старший, работал в медвытрезвителе и периодически подбирал братцев там, где подкосились их ноги, и вез к себе, на протрезвление. Сам он не пил.

И мама, и отец Ивана Ивановича в молодости переболели туберкулезом, но выздоровели. Ну, тут, скажем, дело в противотуберкулезных лекарствах, они были и от них выздоровели. Но тогда у Ивана Ивановича серьезно отягощена наследственность по нему. Есть и отягощение по опухолям верхних дыхательных путей. Но ни туберкулеза, ни опухоли легких не было. Если коварный рак легкого может его настигнуть и в восемьдесят, но туберкулез-уже врядли. То есть, получается, что если не курить, то и отягощение побоку?

Если это не ошибка, то то, что курить вредно— известно и так.

С сочинением — однозначно излишне. Конечно, хочется, чтобы доктора были образованнее не только в узких вопросах своей отрасли, но ведь, если у абитуриента проблемы с расстановкой запятых, то из-за этого он может и не поступить, ибо не хватит одного балла? Зачем это?

Но ведь это не Литинститут и филфак, где это будет явным дисквалифицирующим признаком. Но это еще не все. Вот хочется иметь докторов с некими литспособностями или даже просто интересных рассказчиков. Для чего и идет такой 'отбор'. Но вот будущий доктор сдал сочинение, проучился еще шесть лет и приходит на работу. А там его ждет заполнение амбулаторных карт, историй болезни, протоколов операций и вскрытий и прочего, где особенно словами не разбежишься, и зачастую просто даже негде, ибо в бланке протокола места нет? Не говоря уже про цейтнот, потому как за дверями очередь и не до долгого рассусоливания. Зачем тогда проверять будущих студентов на то, что у них будет подавляться?

— — — — — — — — — — — — —

Интересные идеи о преподавании Ивана Ивановича посещали не раз. Естественно, поскольку он не работал в ректорате или министерстве, они не внедрялись.

Насколько плохо то, что не внедрялись? Иван Иванович не раз занимался разными проверками, как подчиненных, так и других по направлению начальства. И опыт говорил ему, что нужно помнить о том, что сделать что-то частенько можно разными способами. Например, писать перьевой авторучкой в опрокинутом состоянии. Кстати, ручка в таком положении пишет очень тонко и чисто. И тут проверочные слова: 'Можно и так'. Не 'сойдет и так', а 'можно и так'. Грубых нарушений нормативных документов это не касается.

Но, поскольку он не работал в министерстве или в ректорате (и далее по тексту), то внедрить его идеи было некому, пусть даже они были вполне здравыми и не настолько уж требующими расходов на это.

Вот, например, идея о перестройке преподавания анатомии. Наступал сентябрь, и студенты-первокурсники начинали учить латынь, с которой ранее не были знакомы, а одновременно анатомию. Возможно, анатомия даже опережала латынь, ведь в оном мертвом языке пять склонений, и часть существительных относятся к каждому из них и склоняются по-разному. Приходил студент и учил по учебнику, скажем, грудину (поскольку анатомия начиналось с костей). В учебнике Синельникова написано, скажем 'Рукоятка грудины' и рядом по латыни -манубриум стерни. Как это произносится-а черт его знает, поскольку любой изучавший английский мог сказать, что по-всякому, ибо как когда-то решили, что дифтонг читается обычно так. а в словах таких-то не так. Ну вот и студент блеющим голосом читает 'мануврим стерна' или как он это понимает. То, что 'стерни'-это родительный падеж от слова 'стернум', то есть грудина— он еще не знает. Во он и читает латинские буквы по-английски, ориентируясь на английскую транскрипцию, которая не тождественна латыни. Вот они и терзается сам и терзает слух преподавателя. То есть зубрит 'бездумно и безмозгло' по товарищу Гайдару.

В то время как на втором году изучения анатомии студент напитается знаниями латыни и анатомии, отчего, прочитав название 'Левая ветвь боковой артерии', не зубрит эти латинские слова, а автоматически сам переводит на латынь.

Вот Иван Иванович и предложил заведующему кафедрой нормальной анатомии немного изменить методику преподавания, то есть первые полгода преподавать термины на русском, а потом и по-латыни, и по-русски. Если нужно, то можно устроить зачет по латинским терминам.

Иван Иванович интуитивно понимал, что зачеты, сдачи и пересдачи-это то, чего нельзя лишать преподавателей.

И всем будет куда легче. и обучение пойдет не в виде зубрежки, а осознанно.

Как все догадались, ничего этого не появилось. Ну не любил студент Иван Иванович тупую зубрежку, а предпочитал осознанное знание, ложащееся на уже имеющееся и соединяющееся с ним в одну систему. Но, наверное, лучше для студентов три часа вечером зубрить, и лечь спать, понимая, что ничего не понял и не запомнил, чем тот же объем по-русски выучить за час, а потом пойти погулять или на танцы и спокойно ждать утра.