Принцип 8 (Обновление от 06.12.2015)

— Спаситель! Спа-си-тель! Спасибо, спасибо! И — поздравляю!

Ёжик был так ошеломлён, что не сразу узнал местного голову — хорька.

— Я... э-э... ой! — Что-то тяжелое заставило гитариста замолчать; судя по форме и весу, этим оказалась нога Дубнера. Музыкант обернулся — так и есть.

Бобёр выразительно хмыкнул, давая понять, что слово надо взять ему.

— Вы правда рады нас видеть? — хитро улыбаясь, спросил он, убирая шляпу с выручкой в свой, кажется, бездонный карман.

— Ну разумеется! — едва ли не вскрикнул хорёк-голова. — Вы же спасли нас от гнёта преступников, которые долгие годы держали в страхе...

— Ля-ля-ля. Ладно-ладно, я понял, — прервал Дубнер. — Ёжик, подь сюды.

Колючий послушно приблизился.

— Вот этому парню, — продолжил отставной электрик, — нежно сжимающему в руках гитару...

— Чего сжимающему?

— Этому парню, — с нажимом возобновил речь Дубнер, — требуется полный пансион: отель, еда, транспорт. И гастроли, удачно организованные.

— Вы хотите сказать...

— Я хочу сказать, что нашей общей родине, нашему любимому Лесу требуется помощь в борьбе с аномальной засухой, и мы можем предоставить вам того, кто эту помощь окажет.

— Его? — Глава кивнул на Ёжика.

— А вы быстро соображаете — не зря, видать, добрались до столь высокого поста. — И Дубнер нагло улыбнулся.

Хорёк поцокал языком.

— Хорошо, — согласился он и моментом добавил: — Но двадцать процентов с прибыли — мои.

Бобёр разулыбался пуще прежнего.

— Ну конечно, ко-не-эчно-о. Эх, дайте я, что ли, вас обниму, золотой вы мой человек!

Ёжик решил привлечь к себе внимание.

— Э-кхем.

— Да-да? — навострил уши Дубнер.

— Во-первых, ты назвал его человеком. А во-вторых, не может ли аномальная жара быть следствием падения космических яиц, о которых ты мне рассказы...

— Так, а теперь всем пора по домам, — поспешно перебил Ёжика друг. И, подойдя поближе, шикнул: — Думай, что говоришь не при своих. Может, оно и может, но не всякому следует это знать.

— Извини, — прошептал Ёжик. — Что-то я подустал, видимо, голова плохо соображает. Пойду отдохну.

— Давай-давай, потому что на завтра у нас запланировано много дел.

— Каких?

— Я разве не сказал? — Улыбка Дубнера заполнила, казалось, всё его внушительных размеров лицо, и он радостно возвестил: — Гастроли!

3/5

Это только на первый взгляд гастроли — очень увлекательное и весёлое занятие. Ёжику, например, они казались таковыми, пока дело не дошло до второй деревни.

В первой его встретили радостно; с интересом наблюдали, как он в повозке, запряжённой вольнонаёмными лошадьми, рассекает лесные просторы. Затем смотрели — кое-кто и в бинокль, — чем он занимается на местном постоялом дворе, и, конечно же, пришли на вечерний концерт. Происходящее только вначале волновало Ежа: когда он собирался, постоянно беспокоясь, как бы не забыть чего-нибудь нужного. Когда они с Дубнером бродили по окрестностям в поисках извозчичьей силы и когда, наконец найдя оную и разложив вещи внутри потрёпанного временем фургончика, отправились в ближайшую деревню. Фургончик был предоставлен фирмой "Ломовой конь — перевозки посуху", особых надежд не вызывал, подпрыгивал на колдобинах и трясся, попадая в ямы, однако не разваливался на части.

"И то хорошо", — думали музыкант и его продюсер.

Дубнер сидел впереди, под открытым небом, одновременно составляя план гастролей и давая ценные указания четвероногой тяге с хвостами.

— Нет-нет, лучше ехать не этой дорогой, — говорил он. — Ну что вы со мной спорите? Как будто я здесь не бывал!

— Так, может, слезете и сами пойдёте? — утомляясь его замечаниями, устало предлагал пожилой конь по имени Пег.

— А смысл тогда в вас? Нет уж, будьте любезны, довезите нас до всех пунктов назначения, а там мы с вами рассчитаемся и, возможно, больше не вспомним друг о друге.

— И всё же, — не сдавался Пег, — вон той тропой было бы быстрее. — И он, останавливаясь, тыкал конечностью в план Леса.

— Зато другой — удобнее, — упирался Дубнер. — И опять же наша, вернее, ваша задача какая? Доставить господина Ежа в целости и сохранности. А минут десять-двадцать мы, так уж и быть, потеряем.

Пег понимал безнадёжность спора, вздыхал и ехал дальше, но только чтобы на очередной развилке их с бобром дискуссия в очередной раз возобновилась.

Ёжик трясся в тесном помещении. В его обязанности входило принять извне достаточное количество композиций и приготовиться к их исполнению, а также загримироваться в видавшего виды гитариста. Что подразумевалось под "видавшим виды гитаристом", не знал, наверное, даже автор этого выражения, по совместительству продюсер колючего; впрочем, положение вещей не освобождало Ёжика от обязанностей. Вот он и сидел, стиснув гитару между ног, чтобы уберечь её от падения; одной рукой мохнатый намазывал на лицо грим, на ходу, пользуясь спасительным вдохновением, придумывая образ. Другая же его рука придерживала зеркальце на покосившемся столе. Дверь со сломанным замком то и дело хлопала во время поездки. В общем, путешествовали с комфортом.

Через какое-то время впереди показалось три-четыре убогих домика, называвшихся деревней. Она носила название Околицыно и предлагало странствующему пожухлую траву, запах питомника, где разводили неразумный скот, и около десятка жителей, угрюмых и неприветливых. Ничего странного в минорном настроении околицынских не было — попробовали бы сами жить изо дня в день в подобных условиях; проблема заключалась в другом: Ёжику предстояло сыграть для деревенских, и не просто сыграть, а вызвать у слушателей некие чувства, желательно, любовь.

— Тпру-у-у! — притормозил Дубнера Пега: поводья отсутствовали, поэтому пришлось ограничиться командой.

Конь встал и одарил бобра взглядом, в котором ясно читалось: "Мы с тобой вообще-то братья по разуму, просто "Остановитесь, пожалуйста" хватило бы".

Не обратив на осуждающий взор ни малейшего внимания, продюсер слез с повозки, покачивая боками, прошествовал к двери и открыл её.

— О, — оценил он увиденное. — Неплохой грим. Сам придумал?

— Подсмотрел у летучей мыши, — признался Ёж.

— Отлично, отлично... — пробормотал Дубнер, забирая гитару и кивая на выход. — Пойдём, нам ещё заселяться. Только лицом старайся не светить, потому что концерт — это одно, а внимание вне сцены — совсем другое. Могут не понять.

Ёжик кивнул, вытащил из кармана джинсов специально приготовленные солнечные очки, нацепил их на нос, а на голову надел вынутую из соседнего кармана панаму. Кое-как скрылись от постороннего взора белое, вымазанное в гриме лицо и чёрные, разлапистые, симметричные рисунки. Со стороны выступающий и правда напоминал летучую мышь; пускай крыльев не имел, зато мрачноватый образ присутствовал в полной мере, а изображение на лице навевало ассоциации с мордочкой нетопыря и его крыльями.

— О-хо-хо. — Дубнер покачал головой, когда поймал в поле зрения криво и на разной высоте расклеенные афиши. — Не зря ли мы наняли Косяка развешивать объявления?.. — обратился он сам к себе.

— Так ведь больше было некого, — всё равно ответил ему Ёжик, на всякий случай сгорбившийся, чтобы зазря не демонстрировать "боевую раскраску".

— Да, и то верно, — вполголоса согласился бобёр. — Ладно, пошли. Попасись пока тут, пегий.

Пег саркастически заржал, распрягся и двинулся в сторону местной, единственной столовой.

Ёжик с Дубнером тем временем поднялись по высоким неудобным ступенькам к постоялому двору и вошли внутрь через неплотно прикрытые двери. Стойка куницы администратора, а по совместительству и хозяина постоялого двора располагалась сразу за входом, слева. Пока Дубнер, вальяжно поздоровавшись, безуспешно выбивал из владельца для них с Ёжиком отдельные номера и еду в номер, короткохвостый, забрал у спутника гитару, взял у куницы ключ, поднялся по пыльному ковру на второй этаж и открыл непрезентабельного вида дверь. Скрип при открытии, затем высокий порог, о который хоть раз споткнулся любой постоялец, и глазам новоиспечённой "звезды" предстал тесноватый, не слишком уютный, однако, учитывая цену, вполне сносный номер.

Расположившись на чём-то среднем между диваном и кроватью, Ёж положил рядом гитару, развязал котомку, до того лежавшую в повозке, и принялся поедать нехитрый обед — яйца и вяленое мясо, запивая их покупным соком. После поездки, продлившейся несколько часов (спасибо препираниям Дубнера и Пега), есть хотелось сильно, а пекучее солнце заставляло ещё и испытывать немалую жажду.

На середине трапезы, вновь издав недовольный скрип, открылась и тут же закрылась дверь; Дубнер обстучал ботинки о порог внутри помещения, не больно-то заботясь о чистоте номера.

— Вот ведь жмот, — проворчал он, снял верхнюю одежду и бросил на кровать. — Я сплю справа, ты — слева, — обратился он к Ёжику. — Возражения есть?

— Нет, — с набитым ртом откликнулся музыкант.

— Замечательно, — опять-таки пробурчал бобёр и отправился в ванную комнату.

— А разве у нас будет время поспать? — бросил ему вдогонку вопрос Ёжик.

— Будет, — донеслось из ванной. — Потому что жизнь "звезды" эстрады — это постоянные разъезды и выступления. Ближайший перформанс, кстати, запланирован через полтора часа. Именно поэтому предлагаю выспаться, в противном случае подходящей возможности может не выдаться.

Ёж пожал плечами.

— Хорошо. — И продолжил уничтожать провизию.

Приведя себя в порядок, вернулся Дубнер и составил протеже компанию. Разобравшись с провизией, они как были, в одежде, завалились набок и захрапели: время действительно поджимало.

Будильник сработал через тридцать минут, каковые Дубнер отвёл на отдых. Продюсер открыл глаза и слез с кровати.

— Подъём, — буркнул он.

Ёж тоже завозился; зевнул, потянулся, возвратился в реальность и спрыгнул на пол.

— Выспался? — уточнил бобёр.

— Нет.

— Неудивительно. Ладно, пойдём: нам ещё на саундчек надо успеть.

— На что? — Ёжик выпучил глаза.

Дубнер издал длинный утомлённый вздох.

— Ох уж эти мне новоявленные кумиры... Аппаратуру надо отстроить и звук проверить.

— А часа хватит?

— На всё про всё, ты имеешь в виду? Включая дорогу?

— Да.

— Нет, конечно.

И Дубнер рассмеялся, увидев выражение лица подопечного.

— Добро пожаловать в артисты! — мажорно возвестил бывший электрик, хлопая Ежа по плечу. — Только давай пошевеливайся.

Когда они спускались вниз и выходили наружу, бобёр сказал спутнику следующее:

— Почти все деньги я отдал извозчику, а оставшееся — хозяину постоялого двора. Поэтому тебе придётся постараться: надо заработать средств для продолжения гастролей.

— А они планируются длинные?

— Ну-у, как сказать... пока публика от нас не устанет.

"Что, учитывая потрясающие, невероятные возможности Ёжика, крайне маловероятно", — добавил про себя Дубнер.

Концертную площадку Ёж отыскал не сразу — наверное, потому, что её как таковой и не было. Десять-двенадцать перевёрнутых ящиков из-под овощей окружали пустырь; мусор, раньше ровным слоем покрывавший эту полянку, сгребли со сцены её работники. Дубнер не останавливаясь, мимоходом пожал руку одному из дворников-ящериц.

— Иди готовься, — шепнул продюсер Ёжику.

Заняв центр импровизированной сцены, гитарист принялся настраивать инструмент производства, но выяснилось, что в это нет никакой нужды: "Везеркастер" всегда пребывал в состоянии, необходимом музыканту, будто бы между ним и его хозяином кто-то невидимый установил потустороннюю связь. А соединение между гитарой и усилителей возникло будто бы мистическим образом, словно бы через молекулы воздуха. Ёж играл на инструменте, представляя, как звук устремляется в колонки и вырывается из них, становясь при этом мощнее, более электрическим и каким-то не совсем знакомым. Так всё и происходило на самом деле; А стоило колючке подумать о другом возможности "Везеркастера", познанные и пока ещё скрытые, удивляли с каждым разом всё сильнее. Однажды Ёжик попробовал трансформировать звуки ЖЖЖЖ и ММММ в неточные ноты, и это у него немедленно получилось. гитарном строе (и откуда только такое знание взялось!), сразу ноты, образовывавшие аккорд ля, трансформировались в ре. Соответственно приготовления Ежа свелись всего к двум вещам: убедиться, что гитара в целости и что сценический образ не потёк гримом и не просыпался блёстками.

Дубнер, в свою очередь, что-то нашептывал сонному конферансье: рослому петуху с червяком суфлёром на ухе.

— Поняли? — убедился конструктор-продюсер.

Петух утвердительно зевнул и добавил уже голосом:

— Вообще-то выступают тут нечасто. Если честно, вы первые лет за пять, а то и за десять — вряд ли кто-нибудь скажет точно. Так что не могу обещать вам тёплого приёма.

Бобёр посмурнел.

— Вы его, главное, объявите, а дальше не ваша забота.

Пернатый снова зевнул.

— Лады. В конце концов, деньги-то ваши. Да и пятнадцать процентов с выступления нелишни.

Дубнер нахмурился.

— Десять, вероятно?

— Ах, да-да-да, — нереалистично сыграл конферансье.

Хмыкнув, бобёр удалился за зрительские ряды. Встал он у разлапистой яблони, которая, когда Дубнер прислонился, ни с того ни с сего решила сбросить ему на голову сочный красный плод. Электрик чертыхнулся, поднял яблоко, протёр рубашкой, надкусил и, жуя, показал Ёжику большой палец. Это вдохновило невысокого лесного жителя, готовившегося к выступлению.

"Кресла" к тому времени начали занимать местные жители; на концерт собралась почти вся деревня: одиночки, пары и родители с детьми. Околицыно было небогато на события, тем более музыкального толка, о чём не преминул упомянуть в своей речи петух-конферансье.

— Все вы прекрасно помните, — горланил он, следуя подсказке червяка, — как неделю назад Барбоскинов споткнулся о своего пьяного двоюродного брата, упал и сломал ногу! Разумеется, мы не забудем того эпохального события! Однако предстоящее мероприятие, без сомнения, затмит собой и сломанную ногу, и рухнувший бесхозный дом, и даже пропажу пяти литров молока из нашего магазина! Ура! Ура! Ура!

Петух раскланялся, червяк зачем-то тоже; их проводили жидкими аплодисментами. Затем всё внимание сосредоточилось на Ёжике. Гитарист бросил взгляд на Дубнера. Тот вальяжно кивнул: дескать, не бойся — начинай. И, освободив лёгкие, Ёж взялся играть первую песню.

Как обычно, мелодии и способ их исполнения втекали в его голову словно бы напрямую, без посредства мозга и рук. Пальцы прекрасно знали, что делать; занимаясь этим, они позволяли Ёжику не отвлекаться и петь в своё удовольствие. Голос вокалиста-гитариста то подпрыгивал до верхушек звенящих нот, то опускался в дребезжащие низины.

Для мгновенной раскачки Ёж выбрал песню, название которой тоже пришло в голову напрямую из некоего неведомого источника, — "Razamanaz". Потом, подтверждая заданный ураганный темп, он исполнил "Rock You Like A Hurricane"; следом пошла "Innuendo", за — ставшая если не знаменитой, то узнаваемой — "Smoke On The Water". Поплелась, однако мощно и грациозно, "Miss Misery", сменилась "Lick It Up", разогналась "Blue Suede Shoes", покатилась "Rock And Roll"ом и приехала в "Stairway To Heaven".