Убийственные болоньезе

Тина, решив не обострять отношений, покорно придвинулась к плотной фигуре продюсера. Обхватив затылок, Бернс притянул ее к себе. Жадно впился в губы, размазывая помаду на Тинкином лице. Оторвался, наконец, удовлетворенно крякнув.

— Ну, иди, иди, мне работать еще... — Бернс подтолкнул Тину к двери. Девушка без лишних уговоров покинула кабинет.

Бернс набрал номер на телефонном аппарате, дождался ответа и уважительно произнес в трубку:

— Здравствуй, Арташез, доброго здоровья и долгих лет...

Монолог на той стороне продолжался три минуты, Бернс улыбался, водя подарочной ручкой с золотым пером по маленькому листочку, выпавшему из Тинкиной сумки.

— Нет, ничего серьезного, — ответил он на вопрос собеседника. — Да, как обычно. Просьба у меня к тебе, дорогой...

Трубка пробасила очередную любезность.

— Пришли мне парнишку толкового, дельце здесь одно намечается.

Трубка пообещала исполнить просьбу, отчего полноватое лицо Бернса расплылось улыбкою.

— Спасибо, дорогой, очень рад был тебя слышать... И тебе доброго здоровья.

Глава двенадцатая

'Правильно она назвала меня психом, надо быть действительно сумасшедшим, чтобы поссориться при знакомстве', — думал Павлов, направляясь в свой гостиничный номер. Встреча с беглянками прошла не в 'теплой дружественной обстановке'. Девушки приняли его настороженно, и как считал сам Павлов, этим он был обязан Тине.

— Что-то мне его рожа глумливая знакома... — громко прошептала Лада наклонясь к Виолетте.

Павлов услышал, криво усмехнулся, давая понять девицам, что они у него вот где... Кулаки Павлова инстинктивно сжались, и это жест был виден и так не уверенным в его лояльности девицам. Они принимали его в маленькой столовой, не затруднив себя предложить ему чаю, кофе или хотя бы воды из-под крана. Беседа не клеилась, любое высказывание Виктора воспринималось как попытка шантажа или провокация. Виктору ничего не оставалось, как попрощаться и высказать надежду на повторную встречу при более благоприятных условиях.

Кстати, самой Тины не было, ужинала со своим любовником, старым евреем. К его характеристике Павлову хотелось добавить 'облезлый'.

'Ну что может интересовать молодую, красивую женщину в этом потрепанном жизнью мужчине? Конечно, кошелек. Вот ваш резон красавица! А еще строит из себя невинность, глаза закатывает 'прощайте Павлов'. Подумаешь, сказал, что видел ее задницу!'

Конечно видел, не жалел пятнадцати долларов на эротический канал, а там днем и ночью крутят фильмы с местной знаменитостью. Поэтому Павлову казалось, что он давно и близко знает Тину.

'В жизни она конечно гораздо красивей, и выглядит как обычная девушка. Гордая, насмешливая, неприступная. А глаза у нее какие! Изумруды... '

Павлов открыл дверь, зашел в похожий на холостяцкую комнату номер — шкаф, кровать, столик, кресло, телевизор. Как скоротать долгий летний вечер в чужом городе?

'Сауна, бильярд? Скука. Придется потратить еще пятнадцать долларов...' Тинкино тело становилось наркотиком, Павлов не представлял, как можно лечь спать не увидев как она занимается любовью, не накрутить себя до изнеможения и не получить желаемой разрядки. Ведь взрослый мужик, бранил он себя, а как пацан! Можно заказать в номер проститутку, благо предложение поступает каждый вечер, но не любил Павлов проституток. Что ж так Тинка его зацепила?

'Ведь не лучше проститутки, хуже даже, шалава!'

Но как посмотрит с экрана своими невинными глазами, как закусит губу, имитируя экранный оргазм, так и падает сердце Павлова, как говорят студентки 'с хрустальным звоном об асфальт'.

'Ах Тина, Тина...'

Словно накликал Павлов, раздался зуммер мобильного телефона.

— Павлов слушает, — сказал он, немного послушав молчание.

— Добрый вечер, Павлов, — насмешливо проговорила трубка Тинкиным голосом.

— Тина... — от неожиданности Павлов закашлялся.

— Так рады меня слышать? — хихикнула Тина, и Павлов вдруг подумал, что она пьяна.

— Рад. Очень рад, — заторопился Павлов. — Прошу забыть, что я наговорил вам в беседке. Очень прошу.

— Много 'очень', — забраковала его речь Тина, но смилостивилась. — Я простила. Звоню узнать, как прошла встреча.

— Без взаимопонимания. Не доверяют мне девушки, — пожаловался Павлов. — Может, вы мне поможете?

— Может и помогу, — Тинкин смех колокольчиком забился в виске Павлова.

— Как бы нам увидеться? — наудачу спросил он.

— Экий вы скорый, ночь на дворе, — ответила на его просьбу Тина.

— Кому это мешает, мы взрослые люди, — Павлов шел напролом, плевать на все, только бы уговорить ее встретиться. — Где я могу вас найти? Или может у меня? Я подъеду за вами.

— Павлов, Павлов... — вздохнула Тина, и, напомнив Павлову его ошибку, спросила: — Вы по делу?

— Тина, вы же простили, — умоляюще воскликнул Павлов.

— Простила, — снизошла веселая Тина, и снова рассмеявшись на предсказуемость Виктора, сказала. — До завтра, Павлов. До завтра.

Гудок полоснул Павлова по уху, и он в расстройстве бросил трубку. Сорвалось. А как могло быть! Видение слегка пьяной, полураздетой Тины так взволновало Павлова, что он рухнул на кровать в одежде, зарылся головой в подушку, и долго так лежал, пока не отпустило, пока смог соображать и вспомнил, что до завтрашнего утра осталось немного.

Давид сидел напротив Лады и наблюдал, как она расчесывает волосы. Она позвала его в гостевую спальню для серьезного разговора. Начала рассказывать, как они жили в Москве, но гипнотическое действие взмахов массажной расчески и роскошные волосы Лады отвлекли его, и он давно перестал слышать ровный голос девушки.

— Давид?

— Да, да... — очнулся от мыслей Давид.

— Я убила его.

Он потряс головой, не соображая:

— Бог мой, кого?!

— Ты не слушал меня? — Лада перестала расчесывать волосы и придвинулась ближе к Давиду.

— Прости, я задумался... — юноша взял ее пальцы и поднес их к губам.

— В Москве я познакомилась с итальянцем, он оказался большой сволочью! — Лада сократила свой рассказ до минимума.

— И за это ты его убила? — непонимающий Давид решил, что Лада разыгрывает его.

— Он вдруг вздумал торговать мной... — выдавила Лада.

— Как это? Ни с того, ни с сего и вздумал торговать? — горько усмехнулся Давид.

— Ну... он был моим... любовником... — призналась она.

— Любовником? — хмуро переспросил он. — Не сутенером?

— Давид!

— Извини, — он выставил вперед ладони, голос его звенел яростно, — но продажной любовью торгуют только сутенеры.

— Я не проститутка! — возмутилась Лада. — Поэтому и зарезала его!

— Час от часу не легче, — вздохнул Давид, по его лицу было видно, что он совсем запутался. — Хорошо, ты его зарезала, и дальше?

— Я сбежала из ресторана, прихватила Ветку, и мы направились в Ангельск, — доложила обиженная Лада.

— Сбежала, — повторил Давид, резко повернулся к Ладе и спросил: — Свидетели есть?

— Не было, до сегодняшнего дня.

— То есть?

— Объявился какой-то помощник того ресторатора, ну, где я зарезала Джованни... — путано объясняла Лада.

— Джованни... — Давид почти прошептал имя ее любовника.

— Джованни Ризио, — утвердительно кивнула девушка. — Этот помощник увязался за нами от самой Москвы, говорит, послал сам покойный ресторатор.

— Покойный?

— Ныне покойный, — поправилась Лада. — Он приходил к нам, плел какую-то чушь.

— Кто, покойник? — уставился на нее Давид.

— Помощник! Но мы с Веткой не верим ему.

— Господи! Я ничего не понимаю. Давай я буду задавать вопросы, а ты отвечать на них, но конкретно.

— Хорошо, — согласилась Лада.

— Кому пытался продать тебя Джованни? — задал он первый вопрос.

— Ресторатору, господину Браско, — четко ответила Лада и добавила: — я сама слышала.

— Как я понял, ты зарезала Джованни в ресторане, при этом никого из свидетелей не было.

— Да, — кивнула Лада и на глаза навернулись слезы. — Он, подлец, хотел заставить меня, начал бить, ударил два раза.

— Так это была самооборона? — схватился за соломинку Давид.

— Ну... да, — неуверенно ответила она. В ее руках был нож, у Джованни были только кулаки, вряд ли он стал бы убивать ее. Была ли это самооборона?

— Ты убежала, а ресторатор обнаружил труп? — продолжал расспрашивать Давид.

— Так и есть! — воскликнула Лада.

— Почему же за вами не милиция гонится, а всего лишь какой-то 'помощник' и то с уговорами? — удивился он.

— Итальянцы не хотели скандала, — поникла точеными плечами Лада. — Труп спрятали в холодильник.

— Ясно, — протянул Давид, которому ясно еще не было. — А вы им зачем понадобились? Дело замять?

— Вроде того, рот заткнуть, — предположила девушка. — Для пущей убедительности спрятали в сейф видеозапись, где я выбегаю из ресторана в окровавленном платье.

— Итальянцы хотят замять, вы тоже не хотите в тюрьму, так в чем проблемы? — спросил ее Давид.

— Ресторатор скончался, — ответила, что знала Лада. — Милиция в холодильнике нашла труп, а в сейфе флешку!

— Тут не только милицией пахнет, — Давид заходил взад вперед по комнате, кусая нижнюю губу и бормоча что-то себе под нос. Наконец, он остановился, посмотрел на упавшую духом Ладу и сказал: — Знаешь, родная, надо срочно связаться с помощником!

Роман Израилевич распекал своего референта. Распекал долго, по-отечески. Давид стоял, немного наклонив голову, всем своим видом показывая, что он не только внимательно слушает, но и 'мотает на ус'. Речь шла о новом фильме, о проходящих съемках на киностудии, о Тине. Роман Израилевич не успевал за всем уследить лично, вот и загружал до предела референта.

— Костюмерная не чешется, костюмы к съемкам не готовы. Я, конечно, понимаю, что наши актеры в основном снимаются неглиже, но нужно сохранить дух времени, надо показать зрителю, что мы не халтурщики какие-нибудь, что наша Наташа одета не хуже чем Одри Хепберн, или, спаси господи, Людмила Савельева. А уж как Тина разденется, то никакая Клеменс Поэзи ей в подметки не годится!

Давид согласно кивал головой. Герр Миллер на днях продемонстрировал ему промо-версию 'Властелины колец' и сообщил, что порно римейки блокбастеров сейчас идут на ура. 'Зато мы постараемся задавить их классикой', — сказал немец.

— Сара Абрамовна прислала корректуру сценария, — доложил Давид. — Оставить на столе?

— Некогда мне, отдай Федьке, пусть сначала он взглянет, а я уж потом...

Давид записал в ежедневник все задания и сейчас терпеливо ожидал, когда же его отпустят, ему очень хотелось позвонить Ладе.

— Давид, Тина Андреевна выглядит довольно странно: блуждающая улыбка, блестящие глаза... Уж не произошло ли то, о чем я не знаю?

— Роман Израилевич, беспокоиться не о чем. Тина Андреевна отдала документы на зачисление в вечернюю школу.

— Что ж мне ничего не сказала? Секреты все... — покачал головой Бернс.

— Мелочь. Я лично сопровождал ее, она хочет получить среднее образование, и ей просто не терпится, — легко сказал Давид.

— Мальчик, — вздохнул мудрый Бернс, — когда женщина стала утаивать от тебя такие 'мелочи', жди беды, большие 'секреты' не за горами.

Давид подумал, а ведь он прав. Тина утаила от него приезд своих подруг и строго настрого запретила Давиду признаваться в этом Бернсу. Как посмотрит Роман Израилевич на то, что Давид оказал им гостеприимство и даже не сказал дяде ни словечка? 'Большие секреты' Тины могут обернуться большим скандалом в еврейском киносемействе.

— Тина в павильоне, сегодня запланировано шесть часов съемок. Прошу тебя, съезди, посмотри. Федьку иногда зашкаливает, а Тина взрывная, ты же знаешь, так что урегулируй, а вечерком вместе поужинаем, развлечемся.

— Будет исполнено.

Давид покинул кабинет Бернса и отправился на киностудию, где в одном из арендуемых 'Венус' павильонов, снимался очередной эпизод порно-шедевра Федора Клюкина, по прозвищу Федерико.

На площадке, как всегда в перерывах между сценами, царила неразбериха. Ассистенты курили в неположенном месте, ответственный за пожарное состояние ругался по матушке и грозил штрафами. Статисты в замызганных халатах поедали пиццу, светотехник в спешном порядке устанавливал свет, фильтры, штативы и экраны, рабочие меняли декорации и реквизит, в гримуборных гримеры закрашивали дефекты на коже актеров, принявших душ после отснятой сцены. Перерыв заканчивался, а директор картины тщетно пытался вытащить Федерико из буфета. Деньги за аренду павильона таяли как весенний снег на солнце. Давид схватил за рукав директора картины, рвавшего волосы на плешивой голове, и велел сказать режиссеру, что он, Давид Коткин, будет лично наблюдать за соблюдением технологического графика съемок. Директор облегченно вздохнул и бросился в буфет, припугнуть распустившегося Федерико. Не прошло и пяти минут, как мэтр появился в павильоне, на ходу дожевывая салями.

— А, Давид, — пробасил Клюкин, двигая мощными челюстями.

Он крепко пожал руку, протянутую для приветствия, и пригласил Давида занять свободное место у монитора. Юноша принял приглашение и сел в пластиковое кресло. Длина кабеля от камеры до монитора составляла приблизительно десять метров, это позволяло убрать режиссерский монитор за частью декораций, чтобы не мешать актерам и в тоже время иметь возможность руководить съемочным процессом.

— Ну что там, Михалыч, готовы? — спросил Федерико в головной микрофон.

— Минуточку, — шаркнул ножкой директор и, проконсультировавшись у ассистентов, доложил, — готовы, Федор Иванович!

— Посторонние, покинуть площадку! — скомандовал ассистент.

— Готово, — отозвались на площадке.

— Актеры готовы? Мизансцена установлена? — снова пытал ассистент.

— Готовы, Федор Иванович — доложил оператор.

— Работаем. Мотор, — дал старт Клюкин, и камера ожила, и все задвигалось в заданном режиссером темпе.

Давид впервые присутствовал при съемках фильма, тем более что именно сейчас снималась хард-сцена. Он с интересом наблюдал за действиями актеров на экране монитора и удивлялся отсутствием своей реакции на обнаженные тела. Он слышал анекдотичные случаи от присутствующих на самых тяжелых съемках, но все они в голос твердили, что происходящее на их глазах нисколько не возбуждает. Лишь при окончательном монтаже фильма приходится делать перерывы через каждые час-два, чтобы успокоиться и прийти в себя.

Тина появилась на площадке в следующей сцене, но перед этим Давид снова пережил Содом-и-Гоморру перерыва: смену декораций, стерилизацию мебели хирургическим раствором, выдачу актерам средств индивидуальной защиты и очередную порцию 'Блэк Рашн' Федерико. Однако в назначенное время все стихло и потекло своим чередом. Тина была восхитительна, гибкая, как ивовый прутик, волосы как расплавленное золото. Ее профессионализм был достоин восхищения, и не потребовалось ни одного режиссерского замечания или комментария. Партнер не подкачал, и сцену сняли с трех дублей, более не понадобилось. Снова перерыв, от однообразной суеты у Давида закружилась голова, и он обреченно побрел с Федерико в буфет, понимая, что подобный график может любого выбить из колеи. В буфете дородная барменша уже ждала Федерико, фужер с 'Блэк Рашн' выставлен на стойку, на мелком блюдечке колбасная нарезка. Клюкин запрыгнул на высокий стул и по-свойски бросил хозяйке: