А ведь от Пружан до Бреста было шестьдесят километров — казалось, еще немного, и мы выйдем к границе СССР. По сути, мы освободили большую часть БССР — как минимум, западной. Наверное, можно будет что-то стребовать со Сталина за такие достижения. Ну, если и не стребовать, то твердо попросить. Как минимум — отказ от преследования моих соратников, если их, конечно, вообще будут преследовать ... хотя ничего нельзя исключать — помнится, после войны шли процессы — на память приходило дело авиаторов и ленинградское дело. Ну, еще дело врачей — но там вроде бы были те, кому было выгодно, чтобы поменялось руководство СССР и врачи со своими единоверцами могли бы выехать на историческую родину. Короче — дело темное. А уж с авиаторами или "ленинградцами" — еще темнее. Для меня. Уж в чем там была их вина — не помню, а может и не знаю, но лучше этот момент обговорить заранее. Как и мою реабилитацию ... правда, не факт, что мне простят расстрелы. С другой стороны — я — носитель знаний ... не, не должны ... но закрыть могут ... свободу перемещений под охраной ? Это в любом случае будет под охраной ... ладно, подумаю еще. Также — как максимум — хорошо бы сохранить боевые части, пусть даже и не под моим командованием. Производства тоже бы сохранить, как и систему обучения. Да и налоги с крестьян — все-таки мы их обещали от имени советской власти ... что тоже для меня не гуд ... Ладно — это я пока делю шкуру неубитого медведя. С другой стороны — надо иметь план на случай, если начнутся какие-то переговоры. А то сейчас все больше наезды и обвинения. Правда, мы и общались-то максимум с комфронта, да и то — через промежуточных лиц. С высшим руководством контактов не было, и не факт, что они о нас знают — может, им доложили о "своих" успешных действиях ... Как бы под это дело не избавились бы от лишних свидетелей — наверное, сейчас много кому хочется обелить свое имя ... может, конечно, и нагнетаю, но чем черт не шутит ... не зря же возникла поговорка — "жалует царь, да не жалует псарь". А до царя еще надо добраться — пусть и не самому, но хотя бы сведениям обо мне. А на этом пути преград более чем достаточно ... К тому же сказочек про доброго царя и плохих бояр я уже наслушался вдосталь, про все времена. Сразу же приходит на память противоположная поговорка "Каков поп — таков и приход". Да и разговоры о предательстве некоторых высших чинов ... а вдруг — правда, и попаду к такому, а он переправит меня немцам ... риск — причем уже не только для меня, но и для страны. Может — пока пересидеть тут, пока я недоступен "своим" ... Думать, думать и еще раз — думать. Тем более время пока есть, хотя оно и работает не на нас, точнее — не на меня — скоро немцы наверняка подтянут дивизии с запада, да и для наших каждый день, что они продержатся на фронте, будет им в копилку — соответственно, ценность наших частей вообще и меня в частности будет падать — еще бы — "Сами ведь удержались !". Ну да ... "сами" ... и ведь обратного не докажешь — внешне все так и выглядит.
ГЛАВА 12.
К этому времени мы уже восстановили примерный ход событий в первый месяц войны — по рассказам наших и немецких пленных, захваченным картам, донесениям штабов разных уровней, личным дневникам "зольдат" и "официров" — наши опера и военные спецы — разведчики, контрразведчики, штабные, аналитики — по крупицам собирали паззл. Паззл складывался захватывающий.
Гудериан, командир второго танковой группы немцев, обжегся на Бресте еще в тридцать девятом, поэтому вместо быстрого прорыва 2я танковая группа (далее — тг) обходила город с севера и юга. Она состояла из 24го, 46го и 47го моторизованных корпусов. 24й корпус — из 3й и 4й танковых дивизий (далее — тд), 10й мотопехотной и 1й кавалерийской. Эти шли южнее Бреста. 47й корпус шел севернее, в его составе были 17я и 18я тд, 29я мотопехотная дивизия. Ну и 46й корпус в составе 10й тд, дивизии СС "Дас Райх" и мотопехотного полка "Великая Германия" были в резерве. 2й тг были еще подчинены авиагруппа бомбардировщиков ближнего действия и зенитный артполк "Герман Геринг".
Оба танковых корпуса в первый день провозились с переправами — быстро переправились только "ныряющие" танки, которые могли преодолевать реки по дну. Остальные танки переправлялись в течение всего первого дня. Все мосты через Буг южнее и севернее Бреста были захвачены, причем командир 3й тд Вальтер Модель захватил их еще до начала войны. Но, несмотря на это вероломство, их грузоподъемности не хватало для танков, и немцы семь часов, до десяти утра, строили новые мосты. Ну и целый день переправлялись — подъезды к мостам оказались неспособны выдержать такую массу танков и машин — заболоченные низины быстро превращались в грязевое месиво, настолько, что тягачам приходилось вытаскивать застрявшие грузовики (читателю: все — РИ — реальная история).
А 17ю тд с самого начала преследовал рок — вечером под танком ломается мост и переправа снова тормозится — на пять часов. Тем не менее, уже в 11 утра 18я тд прошла от границы 25 км и столкнулась с нашей 30й танковой дивизией — дивизией поистине героической. Ее последующее противостояние с 17й и 18й танковыми дивизиями вермахта во многом предопределило дальнейшее развитие событий. Так, уже первое столкновение нашей 30й с немецкой 18й было для немцев болезненным. По сути, у деревни Пелище в полдень 22го июня произошел первый танковый бой. Танкисты 30й дивизии ночью 22го находились на стрельбищах, поэтому не пострадали от первых налетов. Они пострадали уже на марше, потеряв от налетов авиации около тридцати танков.
Пройдя Поддубно, расположенную в 20 км на юго-запад от Пружан и в 55 км на северо-восток от Бреста, танки вышли на перекресток дорог севернее Пелище, где им навстречу выдвигались из леса по дороге танки 18й танковой дивизии немцев. Так как немцы еще не успевали развернуться из походного в боевой порядок, им приходилось вести дуэли с превосходящими силами советских танков, поэтому в самом начале они потеряли с десяток машин, прежде чем смогли выплеснуться из леса широким потоком (читателю: это АИ, в РИ встречный бой проходил уже в развернутых порядках). Последующий танковый бой в двухкилометровом дефиле был жарким. Танки обеих сторон с ходу и остановок палили друг в друга, танкисты же, несмотря на ранения, продолжали сражаться. Так, майор Бандурко, будучи раненным, пересел из подбитого танка в целый и снова возглавил атаку своего батальона. Мощный натиск наших танкистов был на время остановлен налетом пикировщиков, но тут подоспел второй полк дивизии и сражение закипело с новой силой. Немцы, не выдержав натиска, стали откатываться, но и у нас потери были немалыми, поэтому преследования не получилось. Всего же на поле боя осталось более сотни танков — наших примерно пятьдесят штук (АИ; в РИ — 60), но и фрицев набили почти столько же (АИ; в РИ — порядка тридцати), причем эти потери были для немцев безвозвратными — так как поле боя осталось за нашими танкистами (РИ), немецкие танки, даже подбитые, были взорваны или сожжены. Славная была охота, учитывая, что нашим Т-26 с броней 15 мм противостояли тройки и четверки с броней минимум 30, а у последних моделей, либо старых, но с навесными экранами — и все 60 миллиметров. Тем не менее, немецким танкам пришлось отойти обратно к Видомле — фрицы были отброшены на десять километров. Танкисты полковника Семена Ильича Богданова показали себя более чем достойно, на равных сражаясь с превосходящим противником. Последующие дни лишь подтвердили их право называться Воинами.
Противостояние 30й и 17й+18й чем-то напоминало противостояние другой нашей танковой дивизии — 22й, только она сражалась южнее, с 3й и 4й немецкими тд. 4ю тд сдержал очаг сопротивления наших войск, и 3я тд выскочила на Варшавское шоссе, которое вообще-то предназначалось для четвертой — "кто первым встал, того и тапки". И на окраине Бреста она столкнулась с нашей 22й, выходившей из города — стороны попробовали друг друга на зуб. К вечеру 3я тд прошла всего 20 километров — ее остановил сгоревший мост, и дальше снова пошли только "ныряющие" танки. Хотя, по планам танки вермахта должны были пройти в первый день 80 километров — реальность не оправдывала их ожиданий.
Мы же с Лехой, похоже, в первые дни войны шарились в полосе наступления 17й и 18й танковых дивизий немцев, хотя это и неточно — посмотреть те места лично мы не могли, так как они все еще находились под немцами, а проследить по карте наш маршрут ... не знаю, насколько это реально — в первые дни мы только и делали, что мотались по лесам, пересекали открытые участки, снова ныряли в лес, и так как по местности шли бои, продвигались немецкие колонны, то наш путь становился довольно извилист. Вряд ли мы его повторим, да и незачем. И, скорее всего, именно с разведкой 18й тд мы столкнулись в первый же день войны, заставив ее потерять на нас время. А утро второго дня мы начали с радистов одной из этих дивизий. Они привольно расположились на солнечной опушке, метрах в пятиста от нас, поэтому Леха с удовольствием высадил по ним целый магазин из СВТ, разворотив заодно и их рацию. Возможно, этими выстрелами он и преломил ход войны. И я этого никогда не забуду, хотя никто больше и не будет этого знать. Но Героя он получит.
В предыдущий день 4я армия РККА, в которую входили упомянутые 30я и 22я танковые дивизии в составе 14го мехкорпуса, с трех часов дня начала создавать тыловой оборонительный рубеж на восточном берегу Мухавца — если к Бресту он тек почти с востока, то за Кобриным — уже с севера — как раз поперек немецкого наступления. На Мухавце же стоял и город Пружаны, в 35 км на север от Кобрина. Наша 205я моторизованная дивизия того же 14го мехкорпуса готовила оборону в районе Березы — почти в ста километрах на северо-восток от Бреста, в месте своей постоянной дислокации. Но в шесть вечера от верховного командования поступила директива о наступлении на противника утром следующего дня — 23го июня. Пришлось его исполнять. Но и ночью немцы атаковали под осветительными ракетами, а 30я танковая от них отбивалась, понемногу отходя на восток.
В шесть утра 23го во исполнение приказа наши части атаковали противника. Мало того, что в приказе ничего не говорилось о противнике, но вдобавок, 205я мсд смогла выделить для поддержки атаки лишь два импровизированных моторизованных батальона — не хватало автотранспорта. Ну и еще танковый полк — в составе наших мотострелковых, точнее — моторизованных дивизий было два моторизованных, то есть стрелковых, и один танковый полк, в танковых — наоборот, а в вермахте — в танковых дивизиях было один-два танковых полка и два стрелковых полка, а в моторизованных — два пехотных полка, без танковых полков — не учитываю другие подразделения. Остальные части продолжали организовывать оборону по Мухавцу и еще восточнее — по Ясельде у Березы-картузской. Скорее всего, дополнительную пехотную поддержку предполагалось организовать из подразделений 28го стрелкового корпуса, которые смогли отойти из Бреста, но у нас не было сведений о результате этой задумки.
Начав атаку с рубежа Видомля-Жабинка, наши танкисты сразу же подверглись сильному артиллерийскому противотанковому огню, а через полчаса налетело более шестидесяти "штук", которые начали непрестанно заходить на наши атакующие порядки. А потом с севера им во фланг зашли еще и танки 17й тд немцев. Правда, неполным составом — как говорили пленные из 17й танковой, один из батальонов задержался по неизвестным причинам (АИ; в РИ удар был мощнее). Может, как раз из-за Лехиных выстрелов они и не смогли вовремя получить приказов.
Пришлось отступать. Но отступали умело. Танкисты капитана Лысенко били немецкие танки из засад (РИ!), заставляя фрицев снова и снова разворачиваться в боевые порядки. Танкисты старшего лейтенанта Митюхина — неполный батальон — оказавшись в окружении, пошли на прорыв, разметали врага и вышли к своим. Мы откатывались к Пружанам (здесь и далее в рассказе про бои июня-июля под "мы" в основном понимается РККА). По фронту на нас давила 18я танковая, а 17я, как обычно, стала заходить с фланга, с севера — куда как раз направлялись и мы с Лехой — открытые места нас пугали. Так что злой рок в нашем — моем и Лехином — лице продолжал преследовать 17ю танковую весь день 23го июня. Может, это были и солдаты других частей вермахта, но вот пара посыльных на конях никуда не добралась — мы дуплетом выстрелили им в спины, а потом добили и лошадей, так как, похоже, одного фрица мы только ранили и он удержался в седле — пусть подыхает в кустах, уж сообщение вовремя точно не доставит. Еще была батарея легких гаубиц, остановившаяся на дороге с простреленными у двух автомобилей радиаторами, кухонный обоз, обстрелянная колонна из пяти грузовиков, которой пришлось спешиваться и "принимать бой", когда мы уже давно углубились обратно в лес. Мы как две броуновские частицы метались между лесными дорогами, перелесками, ручьями и болотцами. Причем наш путь определяли сами немцы — встретив их где-то, мы обстреливали дичь и затем обходили это место по широкой дуге. А там встречали других немцев, и снова — стрельба, дуга — только уже другая — мы тормозили продвижение подразделений, пусть не специально, просто заодно с убийством фашистов.
Тем не менее, уже с 9.30 (в РИ — с 7.30) за Пружаны начинаются бои, в 11.30 (в РИ — в 9.30) 18я тд немцев почти полностью захватывает город — за нами остается только южная окраина (АИ; в РИ нас выбили из города полностью). Но уже к полудню 30я танковая выбивает их оттуда — сотня танков (в РИ — 80) 30й танковой и подразделения 205й мотострелковой перегруппировались южнее Пружан и вдарили по немцам. Потеряв 30 (в РИ — 20) танков, немцы откатились из города на три километра (в РИ — остались на западной окраине). Немцам снова пришлось идти в атаку, терять время и танки.
Южнее, к западу от Кобрина, 22я танковая отбросила утром 23го пехотный батальон немцев, но затем попала под тройной удар — пикировщиков, 3й танковой и 31й пехотной дивизий вермахта. Под этим натиском она стала медленно отходить на Кобрин. За атаку они потеряли треть из сотни участвовавших в ней танков, зато смогли заправиться топливом на кобринском складе. К вечеру, прикрывая отход пехотных подразделений за кобринский канал, дивизия потеряла своего командира — генерал-майора Пуганова, который таранил своим танком танк противника. В дивизии оставалось 40 танков, и она шла к Пружанам, на соединение с 30й танковой.
В Пружанах же качели боев за город продолжались до восьми вечера, когда с юга, со стороны Запруд, по городу ударили части 3й и 4й танковых дивизий вермахта (РИ). Они быстро, за пару часов, преодолели выставленный на юг заслон, в котором снова отличился все тот же капитан Лысенко — засадная тактика становилась его коньком. А в десять вечера немцам в спину с юга последовал удар 22й танковой (АИ) — немцам срочно пришлось разворачивать танки на юг, да еще запрашивать подкреплений у оставшихся частей своих дивизий, что продолжали атаковать параллельно 17й и 18й тд, но южнее, вдоль варшавского шоссе от Кобрина к Березе. Пользуясь случаем, 30я танковая и 205я мсд снова выбили из города передовые подразделения 17й и 18й танковых. Но силы были явно уже неравны, и комдив 30й тд полковник Богданов отдал приказ отходить на северо-восток, вдоль шоссе Пружаны-Ружаны (в РИ дивизия была отброшена от города на восток — на шоссе вышли немцы). В итоге, чтобы захватить город, немцам понадобилось привлечь подразделения четырех танковых дивизий (РИ), а по силам — на город наступали три дивизии, если учесть, что 3я и 4я выделили чуть меньше половины своего состава (в РИ — меньше трети, т.к. бои для немцев были успешнее). Начиная с одиннадцати вечера, вытянув из города тыловые части, 30я и пробившаяся к ней 22я (АИ; в РИ они не соединились) стали откатываться на северо-восток, вдоль шоссе на Ружаны (АИ; в РИ отходили на восток и южнее), постоянно выставляя заслоны. К 2.00 24го июня (в РИ — к 19.00 23го) в Пружаны была переведена оперативная группа штаба немецкой 2-й танковой группы.
