Зверь лютый. Книга 23. Одуванчик

И замахнулся на него лукошком.

Вот это зря. Курт, как всякое нормальное домашнее животное на детей не нападает. Что кот, что пёс, что конь, если живёт среди людей и не испорчен воспитанием и дураками-хозяевами, скорее уйдёт или будет терпеть даже и болезненные ласки человеческих детёнышей. Разве уж целенаправленный наезд или поразительная, для животного, непонятливость человеков могут вызвать агрессию.

* * *

Один из моих котов, преследуемый толпой весьма дружелюбных детишек (поиграть они хотели) забился как-то в расклешенную штанину мужику-доминошнику за столом во дворе. Развернулся там хвостом вверх и очень забавно панически выглядывал оттуда. Интересовался:

— Ушли уже эти... бешеные детёныши бесшёрстных обезьян?

* * *

Курт, однако, и на такое хамство не ответил. Ещё сильнее прижался ко мне, виновато глянул искоса: "Хозяин! Спасай!".

Мда... Стая мелких дятлов, пущенная умелой рукой, может в русском лесу задолбать слона среднего размера. А Курт-то у меня... совсем маленький — не слон.

— Отставить.

— Чегой-то?! Давай-давай! Вчера с тя мало дерьма получилося. Давай ноне и за вчерашнее.

— Отставить, я сказал. Дерьма получите, если расскажете толком. Ты. Сказывай.

Сперва запинаясь, после всё более связно, позже — уже и перебивая друг друга, малолетние сборщики князь-волчьих экскрементов, поделились со мной своей заботой.

После победы на Земляничном ручье, Вечкенза принялся приводить "в разум" свой народ эрзя. Что привело к резкому росту спроса на дерьмо. Но не на всякое.

Несколько неожиданное следствие сложных социально-политических процессов периода становления государственности феодального типа в соседнем племени за сотни вёрст?

Объясняю.

Многие из эрзя с новациями инязора — не согласились. Родоплеменные мордвины не хотели становиться мордвинами ранне-феодальными. Несогласных — били.

Побочным результатом этого процесса явились поставки конфиската из имущества мятежников во Всеволжск.

Я активно помогал Вечкензе людьми и разными разностями, типа попов и сосудов. Да и вообще — он мне по гроб жизни обязан. И не один раз. Понимание этого у нас обоюдное. Поэтому всё, что можно отдать мне — отдаёт.

Беда в том, что такого немного. Эрзянские кудо и так не сильно богаты. После прошлогоднего "выкупа за принца Мордовии" — ещё меньше. Разгром орды Башкорда существенной добычи не дал.

Ну и уже по мелочам: хлеб у них брать — просто стыдно. Я уж не говорю — вредно. Вечкензе своих тоже надо кормить. Опять же, вывозить зерно обозами — тяжело.

Брали пушнину, которая там осталась. Предварительно проварив от насекомых. Забирали чёрный и цветные металлы. На переплавку преимущественно. И — скот. Его тащить не надо — сам бежит.

Не смотря на зиму и потерю значительной части трудоспособного населения, скотины у эрзи было прилично. А содержать её пристойно они, в силу демографических проблем, не могли. Посему тысячные стада и такие же табуны гнали ко мне.

Аналогичный случай был в Пердуновке. Когда я "кусочников" прижал, и они продавали мне скот. Я про это уже...

Решения и критерии уже наработаны, есть мастера и ресурсы. Хотя, конечно, в совершенно недостаточных количествах. Дополняем, укрепляем — обычные рабочие моменты.

Часть скотины идёт "на развод", часть "на докорм", остальное — режем. Великий пост у меня не держат — кушаем скоромное. Часть мяса — на засолку, часть — на ледники. Крутим фарш невидалью — мясорубками моими, лепим пельмени. Тоже — на лёд.

С мясом — понятно. А остальное? Образуется у меня куча отходов. Рога и копыта...

* * *

"Через два часа стряслась новая беда. Пришел мужик с тяжёлым мешком.

— Рога кто будет принимать? — спросил он, сваливая кладь на пол.

Великий комбинатор со страхом посмотрел на посетителя и его добро. Это были маленькие кривые грязные рога, и Остап взирал на них с отвращением.

— А товар хороший? — осторожно спросил начальник отделения.

— Да ты посмотри, рожки какие! — загорячился мужик, поднося желтый рог к носу великого комбинатора. — Рожки первый сорт. Согласно кондиций.

Кондиционный товар пришлось купить. Мужик долго потом пил чай с Паниковским и рассказывал о деревенской жизни, вызывая в Остапе существенное раздражение человека, зря потерявшего пятнадцать рублей".

* * *

Я никаких рублей не терял — оно само ко мне прибежало. Но раздражение... вызывает. Отдать ребятам? Кто тут у меня "любители резьбы по костям"? — Пусть любительствуют. Или правильнее — хоббируют? Мундштуки, что ли, делать? Так некурящие все...

Кости — на муку да на поделки, а вот кожи...

"Делать из дерьма конфетку" — мой постоянный принцип. Но русские кожемяки — меня переплюнули. Они веками делают из "дерьма" — вонючих, заскорузлых скотских шкур "конфетку" — обувь, упряжь, используя для этого другое — натуральное, не фигуральное — дерьмо.

Особенно ценится птичье и собачье.

Кто-то из кожемяк объявил, что самое ценное в их тех.процессе — экскременты князь-волка.

Типа: "придаёт неописуемый блеск и шелковистость, туды её в качель". И пообещал медовый пряник, тому, кто больше всех принесёт.

Дерьмолог-экскрементатор.

Вот детвора и гоняется за моим князь-волком. С корзиночками. Толпа малолетних дерьмосборщиков.

Мало того, что Курт как-то... не рад такой публичности — делать свои дела в окружении нескольких десятков жадно горящих человеческих глаз ему несколько... несвойственно. Особенно, когда под хвост наперебой суют корзинки. И тут же, в смысле — там же, начинают пихаться.

Так ещё эти, совершенно обнаглевшие от его вежливости и воспитанности детёныши бесхвостых обезьян, пытаются его внутренний процесс — стимулировать снаружи. Типа — массаж кулаком по брюху. При успехе — сцепляются друг с другом в ходе дележа продукта.

Рвать-кусать детёнышей... как-то непристойно. А поскольку их много, то и убежать от них... затруднительно.

— Так. Понял. Э... А почему птичье не собираете?

— Дык... они... эта... улетают... заразы...

Хм... И правда. Прежде над Всеволжском крутилась здоровенная стая воронья. А теперь редко хоть одну увидишь.

— Ну... они как где сядут, а мы уж тута... как их погонишь — они стока сразу дают! Ныне — мало стало. За каждой бегать приходится.

И малыш, изображая мою любимую песню, напел:

"Чёрный ворон, что ж не въешься над моею головой

Иль помёт приберегаешь для сторонки для чужой".

— Поёшь ты... мотивно. Аж слушать противно. Звать-то тебя как?

— Эта вот... Никиткой кличут.

Ну не фига себе!

Мда... Вот в честь такого парня Святой Владимир и город назвал. Переяславль — переял славу.

— Вот что, Никиток — по дерьму знаток, быть тебе Никитой Кожемякой. Былину-то помнишь? Значится так... Три ста пудов пеньки я тебе выдам. Чтобы перед боем со Змеем Горынычем замотаться. И бочка смолы найдётся. Хоть счас. Чтобы засмолиться всему. А вот булаву двадцати пудов... Булава-то есть, да потянешь ли? Давай-давай, тренируйся-разминайся. А то Горыныча не одолеешь. И не забудь: как загонишь змея трёхголового в море, да утопишь там, да жечь начнёшь — пепел собери да закопай.

— Ч-чегой-то?

— А ты не знаешь? "Сжёг Никита Змея огнём, пепел по ветру развеял. А надо бы Никите пепел в землю зарыть. Только пепел по ветру от земли поднялся, развелись из него мухи, комары, мошки, змеёныши... Разжужжались, распищались, по всему свету разлетелись, до сих пор людей летом мучают. А зарыл бы Никита пепел в землю, не было бы того гнуса на свете белом".

— Дык... эта... это ж надо по двенадцать бычьих шкур за раз рвать... Не, у меня силов стока...

— Точно. По двенадцать. Богатырь-то так и сделал. Со страху. А со страху, Никитушка, и не такие чудеса делаются. Вот вы волка моего пугаете, а про то не думаете, что ежели он испугается, то не воловьи шкуры — вас самих порвёт. В мелкую крупу, по двенадцать душ за один укус...

Детвора, сумрачно бурча, отошла кучкой в сторону. Курт отбежал к забору, где с чувством глубокого, я бы даже сказал — обширного облегчения, произвёл массу столь давно им вынашиваемого продукта.

Про американских морпехов, которые во вьетнамских джунглях по два месяца дефекацировать не рисковали — я уже...? Так там медики-профессионалы их встречали-расслабляли. И то — не всех спасти удалось.

Здесь — обошлось, успел поймать ситуацию, не доводя до госпиталя.

Вот скажи мне кто в 21 веке, что забота прогрессора и попаданца — контроль дефекации домашних животных — ни за что не поверил бы!

Увы, игдрасилькнутость — жизненности не отменяет. Хочешь иметь живых друзей — изволь о них заботиться. Во всех планах бытия. И в пищеварительном — тоже.

Надобно сказать, что кожевенное производство для меня, как и для почти всех моих современников — нечто от Канта. В смысле: "вещь в себе". Снаружи — только вонища. А что там внутри... терра, извините за выражение, инкогнитнутая.

Удивительно мне.

В средневековье разнообразие материалов существенно меньше, чем в 21 в. Потому кожи имеют куда большее значение. Взгляд "святорусского человека" куда чаще видит кожу, чем, например, стекло. Рука чаще касается, чем, например, стали. Но множество попаданцев взахлёб обсуждает подробности ковки меча, который нужен одному туземцу из сотни, а не изготовления сыромятных ремней, которые нужны каждому.

К примеру: крестьянин не живёт без лошади. Часами он пропускает через свои руки вожжи, ежедневно надевает на коня хомут, кожей обшитый, правит упряжь, подтягивает постромки... Постоянно. А вот подковать... Раз в год. Да и то — не каждый, не все копыта, не всех лошадей.

Здоровье, благосостояние тысяч и тысяч людей, их ежедневные мысли и чувства, направлены на окружающие кожаные вещи или происходят от них. Зависят от кожевенного производства.

Ученик не того дерьма всыпал, получил по шее, пинком вышибли... Всё — "жизнь кончилася", мастером ему не быть. В попрошайки или в разбойники. Девушка на вечёрки собралась, обувку новую надела покрасоваться. Да кожа не той выделки — треснула-лопнула, пальцы наружу торчат, мил дружок глянул-фыркнул — нехороша, нищевата. С другой ушёл. Всё — "судьбинушка поломатая" — выдали замуж за другого, немилого.

Вспомните "Золушку". Там в оригинале не хрустальные башмачки, а тапочки с опушкой из белки. Кабы у них подмётка отвалилась, и девушка голой пяткой по бальной зале ляпала — танцевала бы она с принцем?

Огромный пласт обычаев, судеб, событий... связанный с кожами. Немалый кусок образа жизни, мышления, мировосприятия... великого множества людей многие столетия.

Почти полностью выпал.

"Чудесные ботинки

Купила мама Димке.

Из кожи! Настоящие!

Как взрослые — блестящие!".

Это — всё?

Ни в исторической литературе, ни в историях попандопул — практически ничего. Кроме редких упоминаний о запахе. Почему? — Не находят в этом ремесле чего-нибудь... героически-романтически-возвышенного?

Только мне — героизьма не надо. Мне надо жизнь здесь обустроить. Без кож — невозможно. Значит, надо понять — как. Как это делается. И, если соображу, сделаю лучше. Как Янки у Твена: "если не существовало известного способа сделать, то я его придумывал".

Я к этой теме несколько раз подступал. Ещё с Пердуновки, когда у меня сволочной сапожник из Новгорода образовался. Но запах, знаете ли... Не только слезу выжимает, но и мыслю вышибает.

"Не стоит сетовать на отсутствие мыслей. Возможно, это были бы плохие мысли".

Точно: "это были плохие мысли" — хотелось кого-нибудь убить. Так это... изощрённо и с особым цинизмом.

Теперь понимаю, почему былинный Никита Кожемяка так перепугался, когда князь с княгиней за дочку просить к нему на рабочее место пришли — без противогаза же! Помрут же! А это уже статья. Гос.измена. Покушение на жизнь, честь и достоинство правителя.

Отсюда и странная концовка былины. Насовершав подвигов, освободив княжну, перепахав Великую Степь, угробив Змея Горыныча, Никита не завершает свою деятельность, как обычно принято в сказках — "пирком да ладком", не садиться у "Владимира — Красно Солнышко" в ближних богатырях, а скромно, не приняв никаких златов-серебров, исчезает в местах незнаемых. Запашок, знаете ли, не скоро выветривается, куда уж тут "молодую" "на кровать слоновой кости" вести. В противогазе... неудобно. А без — глаза режет.

* * *

Кожемяка на "Святой Руси" — ремесло уважаемое. Не смотря на запах. Пожалуй, повыше гончара или ткача. Хотя, конечно, до кузнеца-оружейника или шорника-седельника — далеко.

Из кожи много чего делают: конскую сбрую, колчаны, щиты, основы пластинчатой брони, поделки разные. Из кожгалантереи — сафьяновый кошелёк. Двух типов: кисетом с завязочками и более привычный в 21 в. — с клапаном.

Есть здесь вещи, моим современникам вообще незнакомые. Кожаные лапти в двух вариантах: прямого и косого плетения. Есть "кожаные калоши на лапти": два куска кожи — носок и задник — с 5-6 сплетёнными полосками между ними и следами луба на внутренней стороне.

Во время русско-турецкой войны 1877-78 гг. болгары свои кожаные лапти именовали "опанками", так же они названы, например, в приказе по 48-й пехотной дивизии от 28 декабря 1914 г. В других частях подобную обувку именовали на кавказский манер "каламанами" или "кОтами", как за Уралом называли женские полусапожки. В 1915 г. самодельные кожаные лапти уже были распространены по всему фронту.

Кожевники и сапожники разделились на две самостоятельные профессии недавно — в XI в. Но не до конца: и в 19 в. часть обуви делалась во многих деревенских домах.

Известное выражение Владимира Крестителя: "булгары — все в сапогах, поищем себе лапотников" — не надо абсолютизировать: сапоги на "Святой Руси" — во многих обеспеченных семьях. Здесь ближе Том Сойер: в церковь? — в ботинках.

На "Святой Руси" — в поршнях:

"И на заутренюю ходя преже всихъ, и стояше кр?пко и неподвижно. Егда же присп?яше зима и мрази лютии, и сьтояше вь прабошняхъ, вь черевьихъ и вь протоптаныхъ, яко прим?рьзняше нози его кь камени, и не двигняше ногами, дондеже отпояху заутренюю".

"Прабошни" (поршни) "вообще не шьются, а гнутся из одного лоскута сырой кожи или шкуры (с шерстью), на вздержке, очкуре, ременной оборе; обычно поршни из конины, лучшие из свиной шкуры, есть и тюленьи и прочие; их более носят летом, налегке, или на покосе, где трава резуча, а рыбаки обувают их и сверх бахил".

Согнул кусок кожи, пробил поверху дырочек, вставил ремешок — "очкуру" и — на гульбище. Или — на позорище. Хорошилищем своим маячить. А вот в церковь так — не надо:

"Чтобы священникам сырых (сыромятных) коровьих поршней не носити... Они ходят в таких скверных обущах во святилище и бескровную жертву приносят; того ради Бог гневаетца, казнить пожары, и погуби бывают".

Тапочки с оборочками. Основной вид кожаной обуви славян с 7 в.

Я не ввязывался в эти дела: есть мастера? — пусть делают. Но — припёрло.

Проблемой стали сапоги моих конных тяжёлых копейщиков. Которые должны быть жёсткими. А мои — не умеют. До 16 в. вся Русь носит мягкую обувь.