Зверь лютый. Книга 23. Одуванчик

Зверь лютый

Книга 23. "Одуванчик"

Часть 89. "Балтийский берег — рыжая заря Упала в море, гроздья янтаря..."

Глава 485

"На Севере далёком жил когда-то

Великий род — и в мире, и в войне.

В нем не было рабов, господ суровых,

Но каждый был хозяин сам себе.

Свободный бонд владел мечом и плугом,

Жил в мире с Богом и людьми вокруг

Себе защита, мог помочь другому,

И дети конунгов росли под этим кровом".

"Отчий дом" (1811 г.) Эрика Густава Гейера — классическое изображение древнего скандинавского общества в шведской поэзии. Идеализированная картина великодушных ётов — бондов и викингов. Руны, саги, эдды...

На то он и поэт, чтобы идеальничать. В реале всё было значительно... забавнее.

Историки свели героическую эпоху викингов к периоду, когда скандинавские хёвдинги копили богатства, торгуя рабами, шкурами и прочим товаром. А эпическое "ётское" творчество стало исключительно исландским или, в некоторых случаях, норвежским.

"Вслед за Эсайасом Тегнером мы вынуждены признать, что в нашей истории имелись периоды, когда отечественным было лишь варварство".

Пруссы, будучи народом готского корня (готы, гёты, ёты...) нашли себе собственную ловушку в историческом процессе. Хоть и не уникальную, но довольно редкую. Весьма эффективную: "отечественным было лишь варварство" — даже сказать некому.

Впрочем, начнём с "кустоды". Так называется слово на новом листе, повторяющее последнее слова листа предыдущего. С кустодами писали на Руси пока не было нумерации страниц. Кустодиев — отсюда?

"Наконец, обогнув Самбию, у прохода уже в Висленской косе, ушкуи расстались.

Перегрузили личное имущество, пересадили людей, Сигурд и Беня пошли дальше на запад к Гданьску, а Кастусь, сильно волнуясь от предстоящей встречи с дедом, прошёл в залив и двинулся на северо-восток. К Тувангсте".

Кто бывал в тех местах — представляет. Низкий плоский остров, на котором через столетия крестоносцы поставят готический Домский собор Богоматери и Святого Адальберта, довольно высокий, типичный для здешних балтийских мест, морской берег с устьем реки чуть правее. В версте — холм, который позднее назовут Замковым. Там чешский король Оттокар II Пржемысл сделает (в январе 1255 года) роскошный королевский (он же король!) подарок Великому магистру Тевтонского ордена Поппо фон Остерну — велит заложить и оплатит, отказавшись от своей доли в награбленном у пруссов, постройку крепости.

Типа: "вот тебе, Поппо, десять баксов. И ни в чём себе не отказывай". Поппо — не побрезговал.

"Тот рыцарь был достойный человек.

С тех пор как в первый он ушёл набег,

Не посрамил он рыцарского рода;

Любил он честь, учтивость и свободу;

...

На орденских пирах он восседал

Вверху стола, был гостем в замках прусских,

Ходил он на Литву, ходил на русских...".

Вот с этого холма, через два века, повосседав на орденском пиру, Генри Болингброк, граф Дерби, позднее — король Английский Генрих IV, будет "ходить на русских". Чосер в "Кентерберийских рассказах" восхваляет своего покровителя, перечисляя эти подвиги в одном ряду с другими достоинствами:

"Он помогал сирийским христианам

Давать отпор насильникам-османам,

И заслужил повсюду почесть он.

Хотя был знатен, все ж он был умен".

"Ходить на русских" и "помогать сирийским христианам" — исконно-посконное рыцарско-британское занятие. По крайней мере — в 14 в. Даже для умных.

Пока на этом холме — обычный готский "бург". Внутри — княжеские хоромы барачного типа. Амбары, длинные дружинные дома. Часть челяди и воинов живёт в замке. Остальные — в двух селениях рядом. Верстах в пяти — центр волости. Там — нормальные пруссы-общинники.

Здесь — князь сембов Камбила. "Володеет и княжит". Несколько специфически — по-прусски. Как это? — Это надо объяснять издалека...

* * *

Дедушка Камбила был душевно рад много лет не виданному, выросшему, возмужавшему внучку, его умственно больной сынок — восторженно пускал пузыри, мычал и беспорядочно махал привязанной к руке тряпицей.

А вот прочие родственники князя очень насторожились. Один из их лидеров — Дивон, тоже внучек, но двоюродный — попытался обидеть Кестута. Сразу. Просто по злобЕ.

"Указать место":

— А чего это наш князь с каким-то заморским хреном обнимается?! Здесь земля сембов! Здесь сембоблямбские обнимашки! Хрену место — у параши!

Обычная схема: большой пир, много выпивки, ссора...

Коктейль из ксенофобии, глупости, зависти и слабого алкоголя.

Пруссы не учли несколько мелочей. Что Кастусь — попандопуло, хоть и иного сорта, чем я — не сразу поняли.

Когда его внезапно наградили оплеухой — он ответил апперкотом "по-ноготковски". С выкрошенными зубами собеседника. Кастусь, в этой части, выученик Ноготка. Я про манеры моего палача — уже...

Когда Кастуся внезапно ударили ножом в спину — развернулся, перехватил руку нападавшего и воткнул тому в живот — его же нож.

Покойник перед смертью очень потел. От удивления. Но это надо просто знать — мои панцири снаружи не видны, ножиком не пробиваются.

Осмысление — процесс длительный. Пьянкой и дракой — замедляется.

Поэтому осмысленных — не было.

Когда толпа возбуждённых сотрапезников кинулась, вопя и размахивая железяками, убивать Кестута — некоторые умерли по дороге.

Аборигены не учли присутствие Елицы. Их даже винить в этой глупости нельзя — стереотипы поведения, "с дедов-прадедов", "все так живут".

Некоторые — перестали.

* * *

"Священное царство" прусского перунизма, основанное "божественными братьями-близнецами" Брутеном и Видевутом, подобно множеству других религиозных систем, низводит положение женщины до уровня домашней скотины с функциями множительного аппарата.

В этом ряду: веками существовавшее требование убивать родившихся девочек, нынешнее многоженство, право главы дома на убийство или продажу в рабство любого члена семьи. В здешних захоронениях женщины располагаются на дне ямы рядом с конями — сопровождают мужчину в мир иной.

Так было не всегда: обилие инвентаря в женских погребениях отражает существовавшее в V-VII вв. равноправное. Находки указывают на высокое социальное положение погребённых женщин, сопровождаемых в посмертие зависимыми членами родового коллектива.

Ситуация меняется к началу VIII в. К началу XI в. большинство погребений воинов содержат останки кремированной женщины.

Душили ли этих женщин перед сожжением, резали ли, поили и трахали до бесчувствия, как описывает арабский путешественник похороны знатного русса в низовьях Волги... не знаю. Смысл — один:

— Ты будешь прислуживать своему господину на том свете. Вместе с прочим скотом.

Вера в вечную небесную жизнь как обоснование ранней насильственной земной смерти? — Очень не ново.

Домашние дела исполняются женскими руками — от керамического производства до приготовления пищи. Но сесть за один стол с хозяином — нельзя.

Приготовление пищи, в первую очередь рыбы, мяса домашних и диких животных, хлеба, крупяных каш, молока и мёда — зависит от женщин. Они пекут хлебы, приготовляют меды и, позднее, пиво. Мукомольный процесс в V-VII вв. — зернотерками, в XI-XII вв. — ручные каменные жернова.

Напомню: скандинавы считали это занятие особо тяжёлым, поручали его рабам. Римляне — аналогично. Или ставили крутить жернова ослов. Здесь в роли ишаков — матери, сёстры и жёны истинных воинов Перуна.

Огонь в очаге кресалом разжигает только мужчина, однако угли часто сохранялись с вечера, накрытые распространенным среди западных балтов сосудом с отверстиями.

К XII в. в Пруссии распространены круговые (с гончарного круга) горшки вытянутых очертаний, пригодные для хранения жидкостей (форма существовала на Самбии до середины XX в.), и крупные горшки для зерна.

* * *

Елица, в общем ряду здешних женщин, таскала эти горшки с пивом, "вытянутых очертаний", на потребу постепенно надирающейся мужской толпе. В начале драки, вместо того, чтобы убежать, вопия и стеная, как и положено "настоящей кобылке истинного прусса", она зашибла беднягу — попавшегося на пути витинга — носимой посудой, вскочила на стол и устроила стриптиз: задрала подол и, пока ошалевшие от зрелища такой бабской наглости, осовевшие от пива аборигены пытались вспомнить подходящие для столь редкого случая слова и жесты, стала кидать штычки в спины придуркам, собравшимся обидеть её Кастуся.

Женские бёдра, если кто забыл, не только пристанище и вместилище, но ещё и хранилище. Типа арсенала — местное платье даёт достаточно места для скрытного ношения метательных ножей.

Танцы на столе с задранным подолом для туземцев оказались потрясением. Визуальным. Ещё — тактильным: она успела угомонить семерых (первого — "банкой с пивом"), прежде чем "славные жеребцы святых близнецов" собрались сдёрнуть её на землю.

Тут Фанг напомнил присутствующим, что он волхв Велеса. А не жрец Перуна. Ему не нужны сверкание оружия и боевые крики по пути следования — достаточно тихого побулькивания вытекающей крови противников. Он, конечно, "лесной убийца", но навык резать сотрапезников в помещении у него выработался на Поротве.

Затем, как обычно — с опозданием, в пиршественную залу ввалились охранники. "Хоробрая дружина".

Две. Дедушки Камбилы и внучка Кастуся.

— Во бл... Ну сща они друг друга... все... всех... нах...

Отнюдь.

Воины враждебных отрядов почему-то не стали резаться, а взялись разглядывать друг друга. С некоторой приязнью.

Идущая десятилетиями династически-гражданская война в Норвегии постоянно выталкивает нурманов в окружающие страны. В Исландию, Гренландию, Сицилию, Константинополь, Русь... Прусская дружина в Тувангсте — интернациональная, нурманы есть и здесь. Вадавасы Кестута за время подготовки к походу и самого плавания набрались от своих капитанов — нурманов Сигурда — разных словечек. Матерно-мореплавательных.

Как восторженно реагирует человек на звуки родной речи на чужбине...

— О! Сво ерту аз тала виз оккур?! (О! Так вы по-нашему размовляете?!)

— Ог ба! Снузу бер рамма! (А то! Едрить тебя шпангоутом!)

Возникшая пауза позволила "дедушке Камбиле" взять бразды правления в свои руки. Дедушка-то он дедушка, но кулачище у него... Не, не как у бабушки. Как у лошади. Копыто.

Были произнесены уместные слова и поднесены дорогие подарки. Сервиз из "золотого дерева" смягчил сердце дедушки. А здоровенная хрусталина с изображением скачущего коня, убедила "явить милость".

* * *

Пруссы поклоняются коню. До такой степени, что дедушкин тёзка, тоже Камбила, но столетием позже, выехав на Русь, получит там прозвище — Кобыла. Отчего заведутся на Руси многие боярские роды. Романовы — из их числа.

* * *

Ссора с кровью, погибшие, просто численность и боеспособность отряда Кестута — создавали проблемы. Внучатый племянник, "особа, приближенная к императору" — Дивон — выплёвывал выбитые зубы и требовал крови. Хотя у него и своя перемазала всю физиономию.

Дедушка задумчиво посмотрел сквозь хрустальную подвеску с вырезанным силуэтом коня на свет, велел убрать покойников и замыть пятна крови, подумал... и нашёл мудрое решение:

— А не пошёл бы ты, внучек, с отсюдова?

Классика. Скандинавские тинги постоянно изгоняют виновных в совершении убийства. Наказание считается столь же тяжёлым как смертная казнь, но не провоцирует кровную месть. После пары таких вердиктов — и Гренландию открыли.

В оглашённом приговоре нет важной части. Которая в русском языке выражается союзами "в...", "на...", "к..." или "до...".

"Пшёлты..." — а куда? "До не видать вовсе"? Нет точки конечной дислокации. "Файнэл дистинейшен" — не указан.

Дивон преисполнился злорадства, а Кастусь возмутился:

— Ты меня выгоняешь?! Ты?! Отец моей матери?! Меня?! Кровь от крови и плоть от плоти?!

Наивные дети. Настоящий правитель использует законы и традиции для достижения своих собственных целей. А не "во исполнение воли богов" или абстрактной справедливости.

"Закон — что дышло. Куда повернул — туда и вышло" — русское народное юридически-гужевое наблюдение.

В этот раз "дышло вышло"... забавно.

— Как можно?! Я чту законы кровного родства! Мда... Я дам тебе место! Где ты сможешь прыгать в белых одеждах на полный желудок и идиотски хохотать подобно малому дитяте! Как в нашем раю. Я отдаю тебе Кауп.

Камбила решил, в форме озвученного благодеяния, кучу собственных проблем. Глубину мудрости "дедушки" Кастусь и Елица поняли много позднее. Но сразу было понятно: убрал из поля зрения местных жителей мощный раздражитель. Заодно — избавился от необходимости кормить сотню здоровенных проглотов-вадавасов.

Кастусь должен был возмутиться, "понести по пням и кочкам": он же не виноват, они же сами...!

О Каупе мы с ним говорили, это место — не новость, не "места незнаемые". И Кастусь спокойно кивнул. Чем вызвал напряжённо-уважительный взгляд "дедушки".

— А внучек-то... хорошо владеет собой... или — что-то знает...

Кестуту пришлось возвращаться вокруг полуострова назад. И утвердиться в этом странном регионе. Где поселения датчан, которые помнят о том, что они потомки воинов Кнута Великого, не смотря на полтора прошедших столетия, соседствуют с поселениями куршей, бежавших из северной части залива после кое-каких внутриплеменных разборок. С посёлком ублюдков новгородских купцов, с датчанами из потомков ещё одного набега, на пол-столетия раньше Кнута, с готландцами, называющих себя "братским народом", "родственниками жён" важных людей пруссов (готландцы постоянно продают сюда своих женщин), городищами сембов, которые через одного возводят свою родословную к Германариху или к сподвижникам Атиллы.

Ещё тут видны бодричи, вагры, руяне и поморяне из разных волн иммигрантов. Светят своими огненными кельтскими головами потомки моряков галло-римлян и ветеранов "Самбийской алы", ковыряют мотыгами огороды наследники Фродо и других чудаков, бежавших от Хлодвига, вместе с "чудесным народом", на Запад, но оказавшихся на Востоке.

Все враждебны всем. За столетия существования между общинами неоднократно проливалась кровь. Только верховная власть Криве-Кривайто удерживает их от свары, которая могла бы стремительно перерасти в резню. В месть за старинные обиды "дедам и прадедам".

Сотня хорошо вооружённых "московских литовцев", выдающих залпы морских ругательств на том, что позднее назовут древнеисландском языком, выглядела настолько индифферентно к местным разборкам с их многовековой историей, что аборигены довольно спокойно приняли власть пришельцев.

Сходно с призывом Рюрика в Новгород: порядок наведёт, от соседей защитит, не предвзят. В наших делах нефига не понимает — полный придурок. Но — с большим топором.

Едва начав обустраиваться на месте, Кастусь погнал пару своих ушкуев в Гданьск.

Конечно, от устья Прегели путь короче, но разница невелика. А вот цены на янтарное сырьё здесь, куда купцы теперь ходят редко, да ещё князю...

Наличие среди местных полу-датчан, где-то готландцев и четверть-русских позволило пополнить ими команды ушкуев из свеже-крещёных вадавасов. Язычников-сембов католики-кашубы в Гданьске... не переварили бы.

Морской переход от Каупа до Гданьска укладывается в два дня, ушкуи вернулись через две недели. Все четыре — Сигурд добавил свои. Под чутким Бениным руководством. С кашубскими товарами, посланием Самборины, наилучшими пожеланиями Сигурда... И с песнями Харальда Чернозубого.

Зацепившись одной рукой за носовую растяжку мачты, почти полностью свесившись за борт, он радостно вопил свои "висы" при приближении эскадры к толпе встречающих на берегу.

Одна из его любимых частушек звучала так:

"Птица кормится разбойником,

Я вижу, как раздуло кукушку трупа".

"Кукушка трупа" — распространённый у скандинавов образ ворона, обожравшегося падали.

Следует ли "вести себя плохо", если он уже "видит" раздувшуюся "кукушку"?

Появление Харальда окончательно склонило на сторону Кестута сердца осевших здесь скандинавов.

Другим козырем явился привезённый Беней товар. Самый ходовой товар в Самбии — полячки.

— Ё...!

сказали все. Из тех, кто не сразу слюной захлебнулся.

* * *

"Лежат два тракториста в поле, перекусывают. Один читает газетку, на которой тормозки разложены.

— Во! Слышь, Иван, тут пишут, что за всю жизнь, при интенсивном сексе, влагалище у женщин стирается на одну тысячную миллиметра!

— Э-эх... нам бы такие подшипники...".

На Самбии в эту эпоху дело даже не в интенсивном сексе. И подшипников — ещё нет. Дело в том, что дом без женщины невозможен.

Есть перечень "женских дел". И никто, кроме женщины, их делать не может — жёсткое "гендерное разделение труда".

Ты вырастил пшеницу, собрал добрый урожай. Жернова эти каменные — в чулане стоят. Но смолоть зерно — нельзя. "Не мужское это дело!". Будешь сырое зерно горстями в грызло своё закидывать? Или пойдёшь к соседу просить:

— Соседушка! Яви милость! Вели бабе своей смолоть мне мучицы чуток!

Сосед — добрый человек — не откажет, велит. И возьмёт "дольку". Женщина, в таких условиях, превращается в "средство производство". Да не народа! — это-то само собой и везде — в "средство производства прибавочной стоимости".

Экая хрень! Да что, я сам не могу?! — Не можешь. Не по "физике" — это ж не рожать да выкармливать, по социуму — нельзя, табу. Преступление. Против богов, властей и Родины.

"Враг народа".

Холостой, неженатый — как крестьянин безлошадный. Вроде и с руками-ногами, а жизни нет, одно мучение.

Рубаху зашил — соседи насмехаться начали. Как в малой общине насмешки стремительно превращаются в издевательства, в ущемления, в "втаптывание в омеги"...

А уйти некуда — родо-племенное общество. И ответить, даже и пудовым кулаком... Власть. Власть сакральная. Табу освящены волей "священных братьев". Блаженнейший Криве-Кривайто пришлёт из Ромова крива с кривулей. Который соберёт десяток... или сотню общинников. И тебя... затопчут. Помирать с перебитыми дубьём рёбрами, ногами-руками, позвоночником... лучше сразу на костёр.

Перунисты — певцы храбрости и провозвестники героизма — вбили женщин на дно социума. На уровень домашнего скота. И тем поставили мужчин в полную зависимость, превратили славный, храбрый, унаследовавший множество разных культур народ — в состояние отары баранов. Просто жёсткой стандартизацией повседневной жизни. Регламентацией быта.

— Такова божественная воля. Кто ты такой, чтобы спорить с высшими силами?

Да ну, фигня! Как он может увидеть?!

"Он" — Криве-Кривайто? Он — не увидит. Увидят твои соседи. Односельчане, одно-общинники. Помните крестьянку у Некрасова, которую соседи забили насмерть за то, что она надела на Новый Год чистую рубаху? — Увидели.

"Личное пространство" — выдумки противных англосаксов. Причём — много столетий спустя.

Здесь, даже "сидя на толчке" — ты не одинок, ты — "в гуще народной". И она — эта "гуща" — всё видит, всё слышит, обо всём судит. Будет повод — осудит и тебя. Вплоть до "высшей меры". По своему, глубоко народному мнению — по "Семнадцати Заповедям Видевута".

На "Святой Руси" ситуация сходная, но мягче. Нет (после введения христианства) официального многоженства, нет традиции убивать родившихся девочек. Власть (князья), идеология (церковь), традиция (община) — чуть различаются между собой. Есть "щели", в которые можно проскользнуть. Огромный массив свободных земель, куда можно просто уйти с концами. Непрерывное движение переселяющихся общин, разных, но — своих, славянских, к которым можно примкнуть. Разложение племенных сообществ, рост городов, формирующийся феодализм...

Свобода "послать" (свобода слова) — важная часть демократии. Но свобода "быть посланным" (уйти самому) — её основа.

Здесь — "как вчера", как полтысячи лет назад. Единение. Единство власти, веры и народа. "Самодержавие, православие, народность" в прусском варианте. "Соборность". Незамутнённые истоки, нерушимые скрепы.

Тоталитаризм.

"Клетка Перуна" для целого народа. Удерживаемая властью Криве-Кривайто и "волей широких трудящихся масс".

Двойные стандарты, ханжество, двуличие, интриги, пропаганда, лесть, лукавство распространены не только в политике. Социум устойчив, если все его элементы нашли общий язык — язык, на котором удобно лгать. Не только другим, но и себе.

Язык лжи соткан из иносказаний, недосказанностей, эвфемизмов, метафор, магических формул, приёмов табуирования и словоблудия, клише, слоганов, двусмысленностей и ярлыков. Служит материалом для законов, заповедей и проповедей, для общения на бытовом уровне, даже — для молчания.

Говорить одно, думать другое, делать третье — нехорошо. Но по-другому не получается.

Сама структура связной, "разумной" речи, слишком линейна, слишком формальна, чтобы полноценно отражать реальность.

По Гегелю: "непротиворечивое высказывание не может быть истинным".

Даже во время редких приступов правдивости люди говорят не совсем то, что есть на самом деле — "мысль изречённая есть ложь".

Вторая причина глубже. Притвориться тем, кем ты не являешься, скрыть свои намерения — важнейшая технология биологического выживания. Без этого в дикой природе нельзя ни напасть, ни спрятаться. Люди унаследовали инстинкт притворства от диких предков. И сильно развили его.

Третья причина — половой отбор. Не только выживание, но и размножение.

"Как рано мог он лицемерить,

Таить надежду, ревновать,

Разуверять, заставить верить,

Казаться мрачным, изнывать,

Являться гордым и послушным,

Внимательным иль равнодушным!

Как томно был он молчалив,

Как пламенно красноречив,

В сердечных письмах как небрежен!

Одним дыша, одно любя,

Как он умел забыть себя!

Как взор его был быстр и нежен,

Стыдлив и дерзок, а порой

Блистал послушною слезой!".

"Женщины любят ушами" — давно известная мудрость. Как же этим свойством — и не воспользоваться?! "Не соврёшь — не расскажешь". А главное — не размножишься.

Правдорубы — тоже размножаются. Но менее успешно.

Лицемерие отвратительно.

Ещё: эффективно и неизбежно.

Языки, на которых лгут, метафоры лицемерия периодически устаревают. От частого повторения маскировочные фразы обесцениваются, несоответствия и нестыковки начинают выпирать.

На сохранение статус-кво расходуется всё больше оговорок, оправданий, объяснений, длиннот и пауз. Система достигает предела сложности, превращается в путаницу. Возникает надобность в упрощении.

Монотеизм — проще язычества, христианство — отбрасывало сложности иудаизма, протестантизм — католичества.

Лицемерие переполняет каналы связи. Приводит к абсурду.

"Абсурд — это реальность, доведённая до отчаяния".

"Смена веры" — попытка снижения уровня концентрации вранья? Необходимый повторяющийся этап развития всякого социума?

Вы верите? Хоть во что? — Ваша вера — станет ложью, ваши потомки выкинут её на помойку. Будут смеяться, плеваться и пинать. И создавать собственную систему формул и образов обмана.

"Сле-е-едующий придурок".

Если это не проходит эволюционно — революция, взрыв. Костры, резня, расстрелы. Или — гибель народа, как случилось с пруссами.

Реальность Самбии уже "дошла до отчаяния".

* * *

Тут Беня, похлопывая по попкам, выводит на берег табунок невольниц из Гданьска.

Как я уже сказал — Ё...! — кричали все.

"В каждой строчке

Только точки

После буквы Ё!..."

По всей Самбии от Каупа до Тувангсте.

Два десятка молодых женщин вознесли авторитет Кестута среди местных племён на недосягаемую высоту.

Не надо думать, что подобные партии подобного товара в здешних краях нечто совершенно невиданное. Не часто, но бывает. Удачный набег или редкий торг. "Конечные пользователи" раскупают "кобылок".

Покупают.

Товар-деньги.

Товар — дорогой, доступен только богатым, большинству — нет.

Так — обычно. А вот как бы это поменять? Уелбантурить к пользе дела?

Кестут уловил во Всеволжске моё неприятие работорговли. Может, он бы и пошёл традиционным путём. Но Елица сказала... "гав". И ряд других доходчивых выражений.

Поэтому он не продавал женщин — дарил.

Про вопль — Ё...! — я уже.

Если кто не понял, это — не эхо, это — рефрен.

Дарил — на своих условиях: крестись, венчайся. Служи.

Манера "отработки за жену" — не нова. Про праотца Иакова с его пёстрыми овцами и подсунутыми жёнами-сёстрами, про русское вечное "в робу — холоп" — я уже...

Введённое Криве-Кривайто, после поражений пруссов прошлого столетия, правило расширенного воспроизводства человеческого стада: "По три кобылы на одного жеребца", лишало множество молодых людей в здешней местности надежд на свою женщину. На аналогичной "безнадёге" ас-Саббах в Аламуте набирал себе террористов.

Западные хронисты, осуждая диких язычников-пруссов, толкуют об обычае, согласно которому очередная рабыня-христианка сначала обслуживает отца семейства — главу дома, потом дарится им в жёны сыну.

"Омерзительные кровосмесительные нравы богопротивного племени".

Князь Кестут — дарил. Как "родной отец". Но без предварительного "обслуживания". Поскольку в таком процессе... придёт Елица и так ряшку покарябает... А от её слов... уши сгорят.

И не сильно переживал по поводу "упущенной прибыли". Поскольку вместо денег и "моментов" он получал куда более важное — людей.

Я уже говорил, что в здешних краях и эпохах "дарение" накладывает на получателя обязательства куда более сильные, нежели найм за плату. Поэтому-то так долго держится в русском языке "жалование". А отнюдь не "справедливая оплата труда".

Напомню: "почитать в отца место" — формула вассальной клятвы в раннем средневековье, заимствованная из более древних, патриархальных времён. Вот из этих.

Дал жену? — "Отец". Почитай.

Кастусь сперва хотел одарить жёнами своих вадавасов. Это ещё более привязало бы к нему воинов. Но хитромудрая Елица сообразила, что вадавасам и так деваться некуда — они здесь всем чужие, будут верны. Не теряя чувства меры, вспоминая кое-какие мои суждения, она предложила перейти от "мажоритарной" системы к "смешанной".

Половину женщин Кастусь отдал своим "мажорам" — наиболее проявившим себя в походе вадавасам. А вторую — разыграл по жребию. Среди принявших его присягу и христианство местных.

Типа: выиграй "грин кард" и будет тебе счастье.

Бзды-ынь...!

Аж до визга.

Лотерея, кредит, смена веры, личная клятва верности, переселение, свой дом, земельный надел, новые задачи, инструменты, способы, вещи, слова, массовые общественные работы... Всё это... где-то как-то... по отдельности... единичные случаи...

Здесь — разом. Каждый день. Долго. Для сотен и тысяч людей. "Букет инновушек".

Реакция туземцев... "звезда в шоке" — повсеместно.

* * *

Сембы — самое богатое и многочисленное племя пруссов. Тысяч сорок душ. Семьи у них ближе к мордовским, чем к русским — земледелие не играет столь важной роли. Больше охоты, рыболовства. Оседлое скотоводство — климат и почвы этому способствуют.

Семей — тысяч четыре-пять. Доля бобылей в населении — выше русской. Отчасти — из-за распространяемого кривами многоженства, отчасти — из-за отсутствия массовых походов и гибели там мужчин. Как было в 5 в., когда доля женских и детских захоронений на этой территории было много больше — мужчины погибали вдалеке от родины.

На Руси бобыльские хозяйства составляют от четверти до трети. Здесь — половина. Четыре тысячи мужчин — "груши околачивают". Это ж не Европа "Высокого средневековья", когда треть мужиков в монастырях сидит!

Кто-то подался в вайделоты. В обслугу при святилищах. Кто-то трётся вокруг вятших — князей и витингов.

"Витинги" — окрестьянившиеся гибриды викингов и витязей (в местной элите — duces et capitanei — вторая часть). Приблизительные аналоги "чингачгуков" — военных вождей североамериканских индейцев. В мирное время ходят на охоту, ловят рыбку, пашут земельку, сидят в своих "вигвамах". Во время войны назначаются "вождём мира" (у делаваров — матриархом, здесь — Криве-Кривайто) предводителями. Собирают племенные ополчения в специально построенных на границах городищах и командуют. Под присмотром политруков-кривов.

Кто-то из бобылей помоложе ходит с соседними племенами в набеги на ляхов. В надежде притащить оттуда жену.

Снова — "наше всё":

"Три у Будрыса сына, как и он, три литвина.

...

Нет на свете царицы краше польской девицы.

Весела — что котенок у печки -

И как роза румяна, а бела, что сметана;

Очи светятся будто две свечки!

Был я, дети, моложе, в Польшу съездил я тоже

И оттуда привёз себе жёнку;

Вот и век доживаю, а всегда вспоминаю

Про неё, как гляжу в ту сторонку.

...

Снег на землю валится, третий с ношею мчится,

Чёрной буркой ее прикрывает.

Старый Будрыс хлопочет и спросить уж не хочет,

А гостей на три свадьбы сзывает".

Пушкин — поэт. Где-то — романтик. Да и пишет о чуть других временах. Но традиция — давняя. "Острая фаза становления" — вот как раз сейчас. Литовские племена, за последние столетия попавшие под сакральную власть Криве-Кривайто, многие традиции унаследовали от пруссов.

Уточню: по Видевуту первая (старшая) жена должна быть из местных. А эти... "котёнки" — вторая-третья. Они-то и крутят мельничные жернова. Что "румянец" с "весельем" у полонянок проходит ещё по дороге...

Мда... Реал как-то... не по Пушкину.

* * *

Глава 486

Четыре тысячи мужчин со всей Самбии кинулись в Кауп. Принять участие в лотерее.

Кого отвратило крещение, кого — присяга, иных — гигиенические процедуры. Но около тысячи лбов мылись-брились-крестились, присягнули, тянули жребий... И остались у Кестута. Согласно принесённой присяге.

Кастусь разыграл в лотерею десяток женщин, получил тысячу работников. Уровень рентабельности... как у Кортеса с Писарро.

Обиженные? — Конечно! Почти все. Но... это ж не воля князя, вообще — человека. Жребий. Воля богов. Будешь обижаться на свою судьбу?

— Ой, я хилый! Ой, я невдалый! Ой, меня боженьки не люблять!

Или понадеешься на удачу, на благосклонность высших сил? Вдруг выиграешь "котёнка с двумя свечками"? В следующий раз?

Кастусь сразу сказал:

— Караваны до Гданьска будут ходить регулярно. У нас там — друзья.

Снова — "бзды-ы-ынь!".

Здесь "бздынь" — не эхо. И — не рефрен. Это — хор. Который зазвучал со всех балтийских берегов.

Какие "друзья" могут быть у прусса в Польше?! Так не бывает!

У этого — есть. У единственного на всю Самбию.

Я уже говорил, что нормальность вокруг меня — ненормальна? Вот и Кастусь — со мной общнулся и... заразился.

Кого из "лотерейщиков" удерживала присяга, кого надежда на удачу, кого интерес. Интерес к новому. К той новой жизни, которая начала закручиваться в Каупе.

Вот это — мне хорошо понятно, я сам с этого живу, свой городок так поднимаю. Формы чуть другие. Кастусь почти год у меня прожил, кое-какие методы в этом поле — уловил.

Такая масса бездельных мужчин... создавала проблемы. И — предоставляла возможности.

С одной стороны, тысяча ртов, в которые каждый день нужно что-то вкладывать. С другой — две тысячи рук. Которые могут каждый день что-то делать. Даже — полезное.

"Всякое дело — делается людьми" — они появились во множестве.

То, что во Всеволжске достигалось медленно, тяжело — у Кастуся возникло сразу, мгновенно. Мой опыт становления хозяйства, и Всеволжского, и ещё Пердуновского — они видели, отчасти сами (особенно — Елица) расхлёбывали. Что позволяло им предвидеть сложности и иметь готовые решения. В разумных пределах и с учётом местной специфики.

Чисто например. У нас это называлось "гулянка с самоедами", у других — "спаивание аборигенов".

— Достославный витинг Зандуль! Наши рыбаки поссорились из-за улова. Мне — жаль. Я хочу жить в мире с соседями. Вот рыба, из-за которой возник спор, вот сети, которые порвали мои люди. Вот подарки твоему роду и вино для праздника. Будем же жить в мире!

Кто будет отказываться от мира с могущественным соседом? Закопаем же топор войны и спляшем танец добрососедства!

Начинается праздник. Дней на семь. К вечеру первого "на огонёк" приходят люди Кастуся. Не вся тысяча, но близко. На восьмой день опухший от пьянки Зандуль тяжело поднимает со стола больную голову с наполовину сгоревшей бородой и, обводя свой дом мутными глазами, узнаёт, что...

Что он продал свой табун князю. А деньги проиграл, проспорив пари о меткости княжеского волхва.

Что продал своё стадо. А деньги отдал княжеской наложнице за её "танец с саблями".

Что принял крещение со всем своим родом. И — прослезился.

Что поклялся чистить зубы каждый день, мыть уши и ноги — себе, служить — князю.

Что отдал весь урожай, серебро, янтарь, меха... за удовольствие три раза посмотреть в волшебную трубку. Где разноцветные стёклышки складываются в удивительно симметричные узоры.

А трёх своих жён и несколько чужих — подарил князю Кестуту. Просто впихнул. Потому что бабы-дуры лезли под руку и мешали мудрому разговору двух достопочтенных, высокоблагородных, беспредельно храбрых и безгранично умных... и-ик... жеребцов.

Много чего узнают мужчины по утру. Если неделю пьют пиво и кумыс со спиртом.

Я уже говорил: мы спиртом не торгуем, мы его пьём. Или дарим. Как эту бочку Кастусю подарили.

У пруссов меды пьют рабы и бедняки. Благородные люди пьют кобылье молоко. Кумыс пополам со спиртом представляете? И пивком отполировать...

Остальное в селении бедного Зандуля — съели. Много их было, гостей-то...

"Изнурение постоем" — давняя средневековая манера.

Протрезвевший Зандуль, поглядев на своих мгновенно обнищавших со-общинников, помыкавшись по соседям, поупрашивав жрецов, кидается к "виновнику торжества" — к Кастусю.

— Ты — всё испортил! Исправляй!

— А конкретно?

— Хлеб-ця...

— Можно.

Кастусь даёт хлеб. На своих условиях: переселяет людей и "рассыпает" общину. А в опустевшее селение приходят новые люди, строят новые дома с новыми печками. По-новому обустраивают и пашут землю. Живут по-новому.

Как у меня.

Ключ — хлеб. Точнее: голод одних и сытость других. Откуда хлеб у Кастуся? — Об этом чуть позже. Сперва — мелочи мелкие. Которые, собственно, и составляют смысл и образ жизни этого племени.

* * *

Уровень здешних племён уже ушёл от "Оцеола — вождь семинолов", но не достиг "Ольга — королева руссов".

Сембы живут общинами, племя — около двух сотен общин, сотня-три душ в каждой. У каждой общины — городище. Европейцы пишут: в Самбии "множество городов, и в каждом свой король".

"Города" — 4 типов.

А — трапециевидная площадка с одним, реже — двумя валами.

Б — округлая, с одним-двумя невысокими валами.

В — с двумя-тремя высокими валами, расположенными спирально.

Г — с двумя разновеликими площадками.

В типе А по внутреннему периметру вала — жилые и хозяйственные постройки. В IX веке появились углублённые в грунт жилые срубы с печами-каменками. Рядом незащищённое селище (60х50 м), культурный слой — до 0,5 м.

Напомню: весьма приблизительная оценка темпа нарастания культурного слоя — метр за век.

В усадьбе в селище — зерновые клети, хлев, баня. Вокруг изгородь, в пределах которой проходит повседневная жизнь прусской семьи.

Так живёт почти всё население.

Тип Б — не имеют культурного слоя. В валу — двойной частокол, между столбами которого — очаги с жжённым янтарём.

Городища типов В и Г располагаются на моренных или водораздельных возвышенностях, высокие валы.

Культурный слой у В заполнен остатками пожара. Наземные срубные сооружения 7,00х2,20 м, нежилые.

На городищах типа Г — столбовые и срубные постройки с очагами. В клетях у внутреннего фаса вала — съестные припасы (пшеница). Внешний фас покрыт каменным панцирем, в отличие от городищ ятвягов, где валы обмазывали глиной.

В IX-XI веках между Вислой и Неманом распространяются каркасные постройки, прямоугольные, от 3,5х3м до 5,6х4,4м. Каркас — на кладке из камней. Стены — жерди, потолок — горизонтальный, всё — обмазывается глиной. Внутри очаг: овал диаметром до 1 м. Встречаются заглублённые в землю постройки такого же типа.

Жилища пруссов походят не на срубные сооружения восточных славян, а, как и у жителей Западной Литвы X-XIV вв., имеют поднимающиеся от нижнего венца вертикальные столбы.

Наши срубы — от более континентального климата? — Но на четырёх столбах ставят жилища в Городецком посаде на Волге. Несколькими столетиями раньше сходные каркасные дома составляют протогород к северу от Великих Лук.

Конструкция воспроизводится веками. По "Помезанской правде" (1340-1433 гг.) в ст. 44 "О нападении в доме" упоминается столбовая конструкция стен, в ст. 87 "О домашнем мире":

"В чьих четырех столбах будет нарушен мир, тому причитается половина (возмещения) домашнего мира".

Углублённые в грунт жилища упоминает хронист в сообщении о походе в Пруссию польского короля Болеслава II Смелого:

"Пруссы, думая, что король удалился в Польшу, вышли из своих ям, а наиболее смелые, не видя перед собой никого, начали рассуждать о вторжении в Польшу...".

Жилища образуют селища (общины по 10-15 дворов). Которые, 3-8 штук, группируются вокруг городищ типа Г — местопребывания жреческой администрации, главенствующей в "господе" и в народном собрании.

На окраинах племенных территорий — городища типа В.

Отсутствие жилых построек, труднодоступность, расположение вдали от плодородных пахотных угодий, тройная линия валов, закрученных спиралью, большие нежилые срубные строения... Укреплённые лагеря народного ополчения, собиравшегося назначавшимися жрецами военачальниками из среды витингов.

Через столетие, во времена завоевания Пруссии Орденом, пруссы будут строить подобные укрепления вблизи рыцарских замков, иногда — два-три, блокируя так крестоносцев.

Не будучи столь уж земледельческим народом, как, например, древние китайцы или египтяне, пруссы очень много копают. Нагружая не активную форму боевых действий (атака, рейд, манёвр...), но вспомогательную, пассивную — укрепления. То, что делают не воины, но крестьяне, не в бою, но в мире. Причина? Слабость прусских воинов? "Мирность" жрецов? Покорность общинников при низкой боеспособности?

Тип Б — в каждой прусской земле, во многих волостях — центральное святилище, культово-административный центр данной единицы прусской конфедерации. Там же проводят ярмарки и народные собрания.

Структура расселения выражает структуру общества и национальную историю, к такой структуре привёдшую.

При переходе от родо-племенного к феодальному обществу, почти всегда существует "дружинная фаза".

Превращение дружины из временного образования (для одного набега или битвы) в постоянно действующий социальный институт соответствует предгосударственному уровню развития потестарности. Дружина — готовый инструмент создания государства, легализованного насилия над безоружным населением. Члены дружины подчинены лишь своему вождю, его власть покоится не на принадлежности к родовой аристократии, а на личном мужестве и удачах в походах. Дружинники повинуются своему вождю на основании клятвы, дающейся ему каждым из членов дружины в знак личной верности.

Формирование дружины у пруссов по времени совпадает и непосредственно зависит от крупного события в местной истории конца VII в. — победы пруссов над мазурами. После этого янтарная торговля переходит в руки западных балтов. Она базируется на торгово-ремесленном поселении Трусо. Вплоть до XII в. здесь, в нижнем течении р. Ногаты, база западнобалтских воинских формирований, западная граница ареала.

Прусская дружина — полиэтническая, с разными, отличными от местных, культами.

Можно сравнить с дружиной Владимира Крестителя. В которой, ещё при его язычестве, были, например, христиане.

Сам легендарный Рюрик, если его звали Рорик Фрисландский, был христианином, наказывался епитимьёй, хронист называл его — "жёлчь христианства".

"Призывание Рюрика" — первая христианизация Руси?

Победа над мазурами открыла путь для резкого усиления прусской дружины, для создания государства.

"Мы пойдём другим путём!" — кто это сказал?! — А, Ленин...

Ленина на них не было, но всё равно — история в Пруссии в начале VIII в. пошла "по другому пути".

Плоды победы присвоили жрецы. "Семнадцать Заповедей Видевута" кодифицируют равноправие перед властью не по принадлежности к роду или социальному страту, а ввиду почитания излагаемых заветов, в силу покорности прусским богам и Криве-Кривайто.

— Равноправие! Это ж так здорово!

Да. Но не всегда.

"Идеальное демократическое общество — каждый гражданин может послать любого другого гражданина к чёртовой матери без различия пола, национальности и вероисповедания".

Не здесь. "Равноправие" — есть, "послать" — нет.

"Сакрализация лозунгов борьбы с внешним врагом" — нередкая причина теократического правления. "Вера в бога" часто реализуется в форме "относительно честного отъёма денег". И всего остального. Вплоть до "отъёма" жизни.

С начала VIII в. у пруссов складывается "священное царство", где сакральная и мирская власти — в руках жрецов. Вершина — верховный священник Криве-Кривайто.

Не уникально: у западных славян (ободритов, руян...), у пруссов, у авар властные функции во второй половине I тысячелетия н. э. концентрировались в руках языческого жречества.

Замечу: все три группы — "потомства не оставили". А вот восточные славяне, благодаря Святой Ольге и Святому Владимиру — проскочили.

На "Святой Руси" христианство стало господствующим после пары веков формирования военно-феодальной знати, у пруссов — дружина и жрецы формировались одновременно. Брутен — верховный жрец и Видевут — верховный вождь — близнецы-братья. Они одновременно взошли на погребальный костёр.

Жрецы — опередили. Кривы — стали властью.

Сбор дани осуществлялся вайделотами, совершавшими объезд земли пруссов.

Объезд имел "ритуально-магическое значение, состоявшее в том, что священный царь, обходя свои владения, уже своим присутствием, а также жертвоприношениями, различными магическими действиями и молитвами богам... сообщал плодородие земле, скоту и людям, вносил гармонию в общинное мироздание".

Смесь "полюдья" и "крестного хода".

Замечу: "гармония в мироздании" — смерть прогресса. Застой, стагнация. Изменения — результат борьбы противоречий, "дисгармонии".

Позднее место первосвященника в обходе земли занял его жезл — "Кривуля", посылка которого с гонцом обозначала сигнал к немедленному сбору или к другим административным акциям. Посылали такие посохи и в Новгород. Но Добрыня с Путятой "крестили город огнём и мечом".

В "Хронике земли Прусской" о власти Криво:

"Такова была власть его, что не только он сам или кто-либо из сородичей его, но даже гонец с его посохом или с другим отличительным знаком, проходя по пределам... язычников, был в великом почёте у королей, нобилей и простого люда".

Как в России 19 в.: "достаточно послать крестьянам фуражку исправника...".

Могилы VIII-X вв. — стандартно устроенные ямы со шкурой коня у дна и минимумом инвентаря выше. Обряд — унифицирован, несоблюдение — каралось. В 997 г. пруссы отвечали католическим миссионерам:

"Нами и всей этой страной... повелевает общий закон и одинаковый образ мыслей...".

Этот "одинаковый образ мыслей" и попытался сперва установить Святой Владимир в Киеве своим идолом Перуна с золотыми усами. К этому "священному единомыслию" зовут в 21 в. нео-язычники.

Предки — были умнее, кривов — пришибли.

При наличии народных собраний, Криве-Кривайто воспринимался как высшая инстанция, значительно выше родовых вождей. Одна из его прерогатив — взимание третьей части добычи своих подданных.

Напомню: ставка подоходного налога в 1/3 — уровень Батыева нашествия.

Батый хотел "десятину во всём" (от основных фондов), что, при коротком периоде полного восстановления капитала, обычном для средневекового сельского хозяйства, и составляет, примерно, 1/3 от дохода. Это уровень Китая или Средней Азии — регионов, где активно используются ирригационные системы, поливное земледелие.

"Когда нас не будет — всё возьмёте" отвечали Батыю рязанцы.

Увы — на Самбии нет Рязани.

Криве собирал, в первую очередь, серебро, считавшееся, ввиду своего белого цвета, священным металлом.

Своим богам пруссы, подобно кельтам Британии и тюркам Центральной Азии, посвящали белую лошадь. Белыми же были и одежды Криво и вайделотов высших рангов. На "знамени Видевута" бог старости и смерти Патолло — в белой одежде. Пруссы связывали этот цвет с миром мёртвых.

Слова — у жрецов, мечи — у воинов. А власть где?

Примитивная логика заставляет предполагать: "У кого больше — тот и пан". В смысле — больше мечей. "Это ж — все знают!".

Сколько столетий потребовалось кшатриям в Индии, чтобы, хотя бы локально, встать вровень с брахманами...? — Ой, а хто это? — Присвоенный жрецами моральный авторитет... — Ой, а что это?

Можно вспомнить мемуары бонз Третьего Рейха:

"Наша разведка совершила катастрофическую ошибку. Мы довольно точно знали сколько у русских самолётов или танков. Но совершенно ошиблись в оценке духа советского народа".

"Дух" — Криве-Кривайто обеспечивал. И "сила духа" раз за разом пересиливала "дух силы".

Теократическое государство перунистов было внешне довольно мирным. Жрецы воюют не за земли, а за души. "Воюют" — довольно успешно: миссионеры из Ромова разнесли "Заповеди Видевута" по всем балтским племенам. Дотянулись до Новгорода, Киева, Москва-реки...

При непрерывной вековой экспансии, государство было стабильным: жрецы — носители традиции, "что было, то и будет". Много ли найдётся кодексов, которые, подобно "Заповедям Видевута", служили законами пол-тысячелетия?

Прусские дружины явились не ядром будущей государственности, как у восточных славян или, например, у поляков, но специализированными подразделениями таможенно-пограничного сорта.

Там, на границе, эти наёмники, "сторожевые псы", и подъедались. В рамках дозволенного господином — Криве-Кривайто. Подняться им не давали. Давили "налоговым прессом", прижимали "продовольственной безопасностью". Угрожали "проклятием богов" или племенным ополчением.

"Таможня" — "брала добро". Богатела, поднималась, смелела. Но набрать "критическую массу", стать властью — не смогла. Приходили датчане, всех вырезали... Непокорные гибли, единение народа возрастало, молитвы становились жарче, а пожертвования богаче...

Процесс не был линейным, случались разные... эпизоды.

Прусские воины на пороге эпохи викингов перестали повиноваться жрецам. К этому времени относится посещение Самбии датским викингом Рагнаром Лодброком.

Пришелец с запада был принят пруссами "...с большим почтением, словно он прибыл со славнейшей победой".

На фоне обычаев пруссов, противившихся проникновению чужеземцев на племенную территорию, сообщение Саксона Грамматика выглядит необычно. Возможное объяснение: воины Самбии приняли датских викингов наперекор жрецам не как иноплеменников-иноверцев, а как собратьев по оружию, способных оказать содействие в предприятиях прусской дружины.

Не удивительно: сама "прусская дружина" состояла, в немалой части, из них — из иноплеменных иноверцев.

Предпосылки для выхода дружин из-под контроля Криво созревали раз за разом. Возникший к началу IX в. Кауп аккумулировал основной объем балтийской торговли с Востоком. Конъюнктура способствовала накоплению в руках самбийских воинов материальных ценностей. Расположенный на краю племенной территории Кауп и его округа приобрели достаточную экстерриториальность, независимость от жреческой юрисдикции. Феномен сохранялся до конца X в. в виде окружения Каупа "сакральным" поясом святилищ.

Со стабилизацией "Восточного пути", последовавшей за созданием в 862 г. начатков Древнерусской государственности, Кауп захлёстывает масса импорта. Конец IX-X в. обозначены на могильниках массой новаций в погребальном обряде, в деталях, связанных прежде всего со скандинавами.

Новации усиливаются после датского набега на Самбию ок. 960 г.

Саксон Грамматик:

"Хакон, сын короля Харальда, прозванного Синезубым, напал на сембов. Когда он увидел, что его люди вследствие опасной битвы оробели, он велел поджечь вытащенные на берег корабли, чтобы тем самым отнять у колеблющихся надежду на бегство. Битва вышла победоносной для датского меча. Даны завладели Самландом, женились на жёнах погибших пруссов и повели свою жизнь совместно с бывшими врагами".

Битва могла произойти лишь вблизи Каупа — основной цели датских викингов. Здешний берег, единственный на всем полуострове, позволяет вытащить ладьи на берег и безопасно высадиться на невысокую авандюну.

Часть воинов Хакона вернулась назад в Данию. По дороге (на Руяне) они попали в переделку. После которой землеустроители уже в 21 в. нашли самый большой монетный клад этой эпохи в Балтийском регионе.

А в честь его папы — Харальда Синезубого — в конце 20 в. назвали спецификацию беспроводных локальных сетей Bluetooth, логотип которой образован из двух рун — инициалов датского короля.

В дружинных могилах севера Самбии сер.X — сер.XI в. поражает количество серебра. Дирхемы в виде подвесок, поясных бляшек, накладок конского оголовья. Изготавливаемые поколениями местных мастеров, они требовали много серебра. Воины украшали серебром сбруи своих коней (даже с внутренней стороны ремня), покрывали им своё оружие, но не отдавали свою добычу — "металл богов" — жрецам.

Разрушение Каупа датчанами Кнута Великого в 1016 г. подняло материальную культуру сембов на самый высокий за все время её существования уровень. Покинувшие руины Каупа мастера обосновались в близлежащих поселениях, сделав для местных воинов более доступными новинки европейского ремесла.

Каждый удар датчан ведёт к разрушению городов, к гибели дружинников. И к немедленному возрождению новой дружины. Вновь и вновь военные вожди подходят к грани возникновения государства. Но государство — уже есть. "Священное царство" кривов и вайделотов.

Жрецы, наконец, решают проблему воинов. Окончательно. Как нацисты Третьего Рейха пытались решать "еврейский вопрос".

На рубеже XI-XII вв. резко на всех могильниках Пруссии прекращается сооружение могил с дружинными чертами. Дружинные древности, отражавшие чёткую социальную стратификацию, в XII-XIII вв. уже не известны.

"Попы побили спортсменов".

Прусским воинам пришлось бежать. Одна группа осела на озере Обеляй в Восточной Литве. Другая — попала в Аукштайтию. Ушедшие в Северо-Западную Русь пруссы положили начало многим известным в русской истории родов: Тучковы, Салтыковы, Голенищевы-Кутузовы...

Развитие истории, несмотря на самое раннее во всей Северной Европе появление дружины, остановилось. Потеря дружинными вождями власти связана с отсутствием в Пруссии свободных земледельцев. Только они могли гарантировать постоянную ренту — залог образования государства.

Земледельческие сообщества есть. Но они — платят Криве. Отдавать треть при здешних урожаях... ничего не остаётся. А не отдать, когда "священный царь, обходя свои владения, уже своим присутствием...". Самоубийц — нет.

Малочисленность воинов и купцов Самбии позволила готландцам, как показывают скопления кладов дирхемов, перехватить восточную торговлю в свои руки.

В Натангии и по среднему течению Прегели продолжали функционировать структуры "священного царства", малоотличимые от родо-племенных. Однако место племенной аристократии (бэры — главы родов) в них занимали жрецы.

В нач. XII в. следы дружинных древностей уже не читаются. Отныне и до Тевтонского ордена в Пруссии окончательно утверждается неограниченная власть жрецов. Народные собрания — номинальны. Ведущую роль и властные функции в промежутках между сходами осуществляли ставленники кривов.

Аморфная "конфедерация прусских земель". Центральную власть (формально — только в мирное время) в Ромове осуществлял языческий первосвященник — Криво-Кривайто. Его власть базировалась не на имущественном принуждении, а на культовой регламентации жизни любого члена прусского общества.

Тоталитарное общество. Основой власти является победа в "между-ушии", в идеологии.

"Идея, овладевшая массами, становится реальной силой".

Как бы не хотелось "вульгарным марксистам" свести всё к чисто "материальному интересу".

Конечно, со временем — завалится. Раньше или позже. Вот это — позже. После полутысячелетия своего существования. Пережив множество других, современных ему светских государственных образований. Что вы знаете о королевстве бургундов? О государстве Само? О гибели королевств саксов, англов, ютов в Англии? О королевстве вандалов и аланов в Карфагене?

Система непробиваемая изнутри. Даже и снаружи: набеги датчан, разгром, устроенный Болеславом Смелым, сотрясают теократию, но и способствуют её укреплению, расширению. До словен ильменских, до полян днепровских.

Святая Ольга, в отличие от множества племенных князьков Русской равнины, знала о Христе.

Предполагаю, что она была христианкой арианского толка, в духе "Библии от Ульфилы". Было ли её христианство следствием вражды "псковских готов" с готами-пруссами? Или наоборот — разноверие послужило основанием для конфликта? Одно понятно: такая женщина, с таким характером, не могла принять "священное царство", не могла согласиться на роль "кобылки истинного прусса".

"Священное царство" запустило щупальцы во все соседние племена, в восточных и западных балтов, в кривичей. Чтобы не склониться перед "Кривулей" нужны сильные союзники. И они нашлись — варяги Рюрика. Разноплемённые и разноверные. Знающие о судьбе таких же дружинных сообществ под властью Криве-Кривайто.

Принять власть Криво они не могли, для них — просто смерть. А для Ольги, для других женщин её племени — жизнь, которая хуже смерти.

Напиться до изумления, публично совокупиться со всеми желающими и в бессознательном состоянии быть положенной на погребальный костёр мужа рядом с его конём — цель жизни?

В отличие от варягов, стремящихся к добыче блестяшек, Ольга знала, видела на примере родственного народа: главное достояние правителя — души его людей. И она нашла противоядие от "святой троицы" — Патолса, Потримпса и Перкунса.

"Клин клином вышибают". Ольга отказалась от веры отцов — арианства, приняла православную "Святую Троицу".

Она сходила в Константинополь. Как бы не бесили её византийские нравы, как бы не ругала она конкретного императора, как бы не сопротивлялся её сын — Святослав-Барс, сумела передать знание о возможности выбора внучку Володеньке.

Тот бабушке не поверил, нанял на деньги Криве-Кривайто тысячу нурманов, взял Киев и... и понял, во что он вляпался. Ощутив удавку "царства Перуна", выкинул и идолов, и кривов с их кривулями.

"Кинул".

* * *

Глава 487

* * *

Представьте себе сотни тысяч людей, которые родились, выросли, жили и умерли за эти столетия. Одни из них бывали счастливы. Иные же — нет. Одних — всю жизнь любили женщины, а сети приходили полными рыбы. У других, тоже всю жизнь — болели дети и зубы. Но все они были абсолютно уверены в том, что вот такая жизнь — "правильно", единственно возможное. Что успехи или неудачи — от "милости богов", от правильности исполнения "Заповедей Видевута". Что при виде крива с кривулей надо "пасть на лицо своё", что надо отдать треть урожая "посланцу богов", что, по его приказу, надо взять оружие и пойти убивать соседей. И — умирать самому. Что жить вот так — в полуземлянках с жердяными стенами — "воля божья". И никак иначе.

Потому что так говорят вайделоты.

А они-то... ого-го-го! — они хранители вечного огня! Они-то точно знают: после смерти — жратвы и хмельного — хоть залейся! Всё — будет! Принесут на блюдечке с голубой каёмочкой! Мы будем петь и прыгать как дети! Все — в белых штанах! Как в Рио-де-Жанейро...

Конечно, и здесь были люди, которые видели маразм теократии. Купцы, побывав в дальних странах, должны были понимать варианты развития общества. Но... "плетью обуха не перешибёшь". А отправляться на священный костёр из-за того, что кто-то из домашних где-то болтанул... а кто-то из соседей услышал и стуканул... Да соседи же сами! По первому же слову очередного крива! Кинутся убивать. Во "исполнение воли священных близнецов и спасения народа и веры". И грабить. Для пополнения собственных погребов.

Лучше помолчать.

Фиг с ним. С народом. Главное — чтобы моему семейство было лучше.

Нарождающаяся прослойка крупных землевладельцев инстинктивно нуждалась в кодификации своих, по сути — феодальных устремлений. Немыслимые в рамках "конфедерации", они были удовлетворены Орденом.

Неготовность пруссов Самбии к борьбе с Тевтонским Орденом (народное ополчение, несмотря на давно известную угрозу вторжения, не было сконцентрировано в удобном для битвы месте), массовый переход нобилей на сторону противника — показывают нежизнеспособность прусской "конфедерации" с Криво во главе. Неупорядоченность взимания ренты и ленных отношений, отсутствие стабильности аллода сдерживали развитие феодализма, к которому прусское общество было готово.

Равноправие — оказалось смертельным.

Адепты Перуна, воспринимаемого моими современниками как символ храбрости, свободы, удали, воинского братства, угробили свободу, превратили удаль в фанатизм, загнали женщин на уровень скотины, построили тоталитарное "священное царство всеобщего равенства".

Есть реал — спрос на янтарь. Реальность требует дружин. Тоталитаризм жрецов отступает перед их собственной жадностью, дружины возрождаются (в Трусо, в Каупе). Подняться им не дают — рост сдерживает главный здешний "дояр". Неподнявшихся — вырезают "более светские" датчане. Раз за разом.

Маразм "божественных близнецов" становится очевидным. Воины пытаются взять власть: дружинники и витинги восстают. И — уничтожаются. Своими. Пруссами. Широкими народными массами, дружно поднимающимися погибать под мечами воинов по призыву "провозвестников всеобщего счастья" — кривов с кривулями.

Дружина, зародыш военно-феодальной знати — давится. Жрецы продолжают благостно доить радующееся стадо. Классовое общество — не наступает, эксплуатации человека человеком — нет. Кривы — не считаются: они ж не эксплуататоры, а молельщики. За весь народ.

"Общество специальной справедливости".

Все довольны.

Потом приходят крестоносцы. И от всех, от народа, кривов, витингов... не останется ничего. Кроме аллелей в генах разных соседних племён. Да нескольких десятков могильников.

Последний (сорок восьмой) Криво в Ромове по имени Аллепс крестился в 1265 году. Предчувствуя крушение своей власти, сбежал к крестоносцам, затем — в Литву.

"Рыба гниёт с головы" — русское народное наблюдение. Даже если у "рыбы" "голова" — сакральная.

Пример Аллепса стал образцом для нескольких других, более поздних правителей в здешнем регионе, вроде Миндовга, принявшего христианство и вернувшегося в язычество, или Ягайло, ставшего католическим королём польским, но постоянно обвиняемого в исполнении самых мрачных языческих обрядов.

Сходно — сменой веры правителя — закончил существование и сам Орден.

В 1525 году, Великий магистр Альбрехт Гогенцоллерн перешёл в протестантизм, сложил с себя полномочия великого магистра и объявил о секуляризации прусских земель. Выросшее из предпоследнего государства европейских язычников (последнее — Литва), из "ударной силы Святого Престола" — воинствующего монашеского Тевтонского Ордена — герцогство Пруссия стало первым протестантским государством.

Кривы перебрались в Вильно. Очередной Криве по имени Лиздейка наблюдал (1387 год) разрушение храма Перкунаса в Вильне и принятие христианства в качестве государственной религии Великого Княжества Литовского.

Наконец, уже в непроходимых лесах Жемайтии, завершил свой жизненный путь и почти тысячелетний путь титула "папы язычников" последний Криве-Кривайто:

"[Язычество] и после процветало в Княжестве, а больше всего в Жемайтии, крещёной самой последней, а именно до 28 июля 1414 года, когда в деревне Анкаим умер верховный Криве-Кривайто именем Гинтовт, 74-й жрец. С ним же, действительно, пал титул, некогда очень важный в святых и судебных делах во всех землях литовских: пруссов, литвинов, жемайтов, куронов, земгалов, ливонцев, латгалов, а также кривичских русов; [язычество же] уже в конце XI века начинает понемногу прозябать; наконец, вечный мрак язычества, сбегая от земли к земле, рассеялся перед светом христианской веры и святого креста".

До этого — далеко. Сейчас, после сожжённых Трусо и Каупа, у пруссов "третья попытка" — Тувангсте.

* * *

Мудрый дедушка Камбила понимал неизбежность конфликта между дружиной и кривами, собой и Криве. Разгром дружинного сообщества шестидесятилетней давности — вполне жив в памяти народной. Костры из дружинников и витингов, холмы из порубленных ими ополченцев-общинников. Вайделоты в белых одеждах, по самые уши вымазанные кровью и сажей.

Камбила не мог перестать быть князем — это его жизнь. Не мог распустить дружину — без неё он не князь. Для её содержания он должен собирать дань с купцов. Треть — отдай в Ромов. Отними у своих людей. Его люди — его сила.

Хочешь быть слабым? — Почитай Криве. Придут датчане и всех вырежут. Так уже было. В Трусо и Каупе. Так будет и здесь через полвека. "Слабые — умерли".

Хочешь стать сильным? — Не почитай. Тогда жрецы нашлют проклятия, болезни. Запретят крестьянам продавать тебе хлеб. Или — поднимут против тебя народ. И ты умрёшь. "Сильные — умерли".

А кто ж остался? — Верные. Верные "божественным близнецам".

Историческая закономерность требует выйти из-под власти жрецов.

Вбитое с детства преклонение перед "божественными братьями" — поклониться очередному криву с кривулей.

Княжеский статус — иметь сильную дружину, а значит — серебро.

Преклонение — отдать "божественный металл" жрецам.

И запомненные с детства рассказы выживших. О тогдашней гражданской войне. О священной, справедливой, народной, братоубийственной...

Наследственный правитель может быть глупцом или слабаком. Но князья пруссов не защищены жёстким наследственным правом. Да, он должен быть из освящённого традицией рода Брутена и Видевута. А вот дальше... Чтобы захватить власть, ещё более — чтобы удержать её... Дуракам здесь не место.

Камбила помнил проклятия родственников уничтоженных витингов, помнил попытки эмигрантов вернуться. Поиски "агентов" и "отступников", "зачистки", устраиваемые жрецами. Кривы забрали у него дочь. И выдали замуж куда-то... за тридевять земель. Забрали сына, сделав его вайделотом в Ромове, не смогли, или не захотели, вылечить его другого сына.

Они принесли ему много зла. Но ответить им он не мог — нет сил.

Личный интерес — месть, переплетался с интересом экономическим, со стремлением к собственному аллоду. К свободе. К самовластию.

Нельзя. Убьют. Как было шестьдесят лет назад. Сами или подставят под датчан. Как было в Каупе и Труссо.

И тут — "тёмная лошадка"!

Кестут. Внук. Который — свой, но — чужак. И потому уже, просто по ксенофобии — враг всем местным. Которого можно использовать. "Втёмную" — пока он не разобрался в здешних подробностях. Поставить в условия, в которых ему будет некуда деваться.

"Эффект первого взгляда": первым показать — кто здесь друг, кто — враг.

Применить. Как приманку, как провокатора, как отвлекающую цель, как союзника...

Новая фигура на столетиями существующей "шахматной доске" прусского общества. Где дружины, "сила" — раз за разом проигрывают кривам, "слову". Пятый туз, джокер, второй ферзь...?

Здесь нет точного расчёта — только чувство: можно чуть "покачать лодку". А там...

Через столетие таким как Камбила, придётся выбирать между смертью и унижением, припаданием к сапогам чужеземцев. Для реализации давно вызревших собственных аллодных устремлений.

Смерть... она всегда за плечами. А "припадание"... пусть уж лучше другие — к моим.

Кастусь в таких играх... Даже не равный или младший партнёр — просто "заноза в заднице" служителей "божественных близнецов". Возможность хотя бы поторговаться с жрецами:

— Ай-яй-яй! Какой он нехороший! Сходить-вырезать? Я — всегда! Всей душой! По первому же слову великого, мудрого и горячо любимого! Криве-Кривайто — отец! Кормилец, спаситель... И — светоч! Но... воинов у меня маловато. Вот бы мне года на три освобождение от налогов... Я бы сотню воинов нанял... И тогда! Малой кровью, могучим ударом...! Во славу Перуна!

Камбила не просто сэкономил на прокормлении вадавасов — он создал предпосылки для изменения баланса сил на Самбии. Для появления союзника... или — "тральщика", "форпоста", "жертвуемой фигуры", "гуляльщика по граблям".

Вот почему он отдал... или — навязал? — Кестуту ту округу. Наиболее удалена от Ромова, наиболее разнородно заселена. Там тлеют ещё угли разгромленного восстания, там есть люди, которые не думают: "Нами... повелевает общий закон и одинаковый образ мыслей...".

"Кукушонок" ещё ничего не сделал, просто появился. А его уже превращают в знамя. В знамя социального, конфессионального, национального... протеста, в символ новых грядущих... нет, ещё не потрясений. Хотя бы возможности поговорить о них.

Если бы Кастусь и его окружение были другими — их "съели" бы сразу. Но у них был опыт междоусобной, межконфессиональной войны на Поротве. Мои советы, моя помощь — мелочи. Полезные, но не более. Вот такая команда, с вот таким опытом, вот в этом месте-времени — могла изменить ситуацию. Смогла.

Масса здоровых мужчин, пришедших к Кестуту на "женскую лотерею" представляла огромный резерв рабочей силы. Я, вспоминая своё первое лето на Стрелке, мог только завистливо вздыхать. Ещё у Кастуся была пара ребятишек из выучеников Фрица. Пошла, нет — понеслась вскачь стройка.

Сам городок — отстраивается по полной "русской фортификации". Кастусь брал Москву, видел Рязань, побывал в Городце, усвоил "русскую триаду" — ров-вал-стена. Бурги традиционно используют только вал, иногда — с частоколами внутри него. В Ромове вал не ниже Киевского — пятнадцать метров в высоту, сорок — в ширину у основания. Это — при диаметре самой площадки более двухсот метров.

В Каупе сразу стали ставить крепость по образцу Радила. Включая воротную башню, мост на режах, барбакан... Ну и что, что покойный Радил был враг? Построил-то хорошо? — Используем.

Начинка города, планировка — от меня. "Белые" избы, просторные (менее пожароопасны) подворья, единый план. Сходно обустраивалась и округа. Ещё: кирпичный завод, лесопилка, кузнечный двор, мастерские, княжеские коптильни, пристани, верфь, склады, казармы...

Из особенного — канал. Кастусь приказал вычистить и укрепить ту дырку в Куршской косе, на которой держалось благосостояние сожжённого полтора века назад Каупа.

— Живо-живенько! Пока море тёплое.

Помимо углубления дна и укрепления берегов, ребята вспомнили рассказы о частоколах на дне, которые когда-то использовали на Неро вблизи Ростова и Сарского городища для защиты от находников. И несколько их модифицировали.

Талантливые ребята — у меня таких задач нет, решение — их собственное. Получился не традиционный для пруссов "мост из ящиков", а "всплывающая челюсть": при опасности выдёргивались стопоры, передний конец изгороди всплывал, и перед гипотетическими ворогами появлялись из воды ряды чёрных от смолы заострённых концов брёвен. Такие... "акульи зубы". А притопить их... только из береговых башен.

Сразу же поставили две церквушки. Одну внутри города — парадную, "княжескую". Другую чуть позже — на косе, за каналом. Где сразу же начали строить новое поселение.

К Кестуту приходили разные люди. Некоторых было необходимо срочно убрать из поля зрения "общественности". Вот для таких и предназначалось отдалённое от городка проливом селище.

Активность Кестута не могла быть тайной от кривов в Ромове. Оттуда вскоре прислали жрецов-инспекторов.

Вайделоты пытались урезонить Кестута:

— Ты же наш! Посвящённый воин Перуна! Как ты можешь ходить с крестом на шее?!

— Вот именно. Как воин Перуна я имею право носить такие доспехи, которые мне удобны. Эта штука (Кастусь приподнял и внимательно посмотрел на здоровенный медный крест у себя на пузе) отлично защищает мой пуп. Который есть средоточие жизненных сил. Или вы хотите моей смерти?

— Ты должен изгнать или убить всех христиан!

— Кому должен? Мой долг — забота о процветании моего народа. Вот христианин. Он строит воротную башню. Для безопасности людей. Кнута Великого помните? Кто из вас может построить такую? Пока не построит — он единственный мастер. Он — под моей защитой.

Парень-мастеровой перепугался и позже прямо спросил:

— Э... княже... А — потом? Ну... как я построю? Ты меня им выдашь?

— Как построишь эту — будешь строить следующую. А там... глядишь — они и сами сдохнут. Давай-давай! Меньше болтать — больше делать!

"К тому времени кто-то умрёт: или — шах, или — осёл, или — ходжа".

Я рассказывал Кастусю эту притчу. Фактор времени — нужно учитывать.

Увы, на "просто поговорить" — разойтись не удалось. Вайделоты не отставали, нудели, натравливали сембов на пришлых и местных христиан, пытались побить попа. Кастусь терпением не отличается — должен был... эскалировать ситуацию. Тут Елица вспомнила эпизоды времён разборок на Поротве. И убедила послать к жрецам Перуна — боевого волхва Фанга.

Надо понимать, что отношение между Перуном и Велесом в здешнем пантеоне сравнимо с отношением Иисуса и Сатаны — полная вражда и отрицание.

Беседа служителей Перуна с боевым волхвом... увлекательнейшее зрелище. Вайделоты — тоже люди. Одно дело — погонять привычных, неоднократно битых христиан, другое — "наехать" на живое воплощение подземного мира. Который пообещал всем присутствующим "гнев носителей калины". И — исчез. Доложил об "особом мнении" чернокожей богини из Калькутты с поясом из человеческих черепов. И — исчез. Сообщил собеседникам "свежие новости с того света" об их скорой болезненной смерти.

— Вас там уже ждут. С нетерпением и инструментами.

И — исчез.

Боевой волхв эта такая сущность... Его видно только тогда, когда он этого сам хочет.

Был бы на его месте какой-нибудь сатанист — и наплевать! Сатана — из христианского пантеона, который весь — глупость и выдумки. Но Велес... Сам Перун с ним сражался! Победил, наказал. Даже скотинку свою вернул! Но истребить — не смог. А уж простой мирный вайделот... Который обычно по плодородию и гармонии...

Елица взволнованно уговаривала мужчин обойтись "без пролития крови". Кастусь кричал:

— Я никого не боюсь! Меня никто не остановит! Поубиваю всех нафиг!

* * *

На предложение: "пора валить!", пессимист спрашивает — "Куда?", оптимист — "Кого?", а реалист — "Когда?"

Князь Кестут был закоренелым оптимистом.

* * *

По счастью, рядом сыскался не менее закоренелый реалист. Фанг выслушал спор князя с его наложницей, покивал, уточнил:

— Без пролития?

И — исчез.

Утром одного "инспектора" выловили возле пляжа. Утонул, бедняга. Запутался в рыбацких сетях. И чего он среди ночи в море полез? Рыбку воровать?

Ещё большее недоумение вызвал труп второго. Сунулся, невдалый, с чего-то, в недостроенную башню. Может, хотел призвать небесный огонь снизойти на головы и имущество иноверцев?

Огонь — не огонь, а вот бревно, представьте себе, снизошло. Прямо так... по загривку. Перелом основания черепа. Воля, знаете ли, богов. Всех девяти. Или только трёх самых главных?

Ни свидетелей, ни следов... "Аллах акбар", несчастный случай. Два. Несчастных.

Тела с почестями доставили на святилище соседней волости за 15 вёрст. Где они и были, согласно обряду, преданы огненному погребению. Как достойнейшие служители "божественных близнецов".

Отличия: присутствие попа и волхва. Которые, как и положено по ритуалу похорон вайделотов, смеялись, прыгали и хлопали в ладоши. Как в здешнем раю. Куда, несомненно, и направляются души свеже-упокоенных.

Так не бывает! Это невозможно!

Но Кастусь сходные хохмочки устраивал у себя на Поротве. В ходе "принуждения к миру" своих разно-верующих "московских литовцев". А чужое мнение о границах возможного... давится видом сотни вооружённых вадавасов. При оружии и в глубокой скорби. По нынешним и грядущим покойникам.

И почти тысяча сопровождавших. Которые объели всю округу.

Концентрация "жрунов" достигла уровня стихийного бедствия. Но традиции надо блюсть.

Тризна — это святое.

Что гости рассказывали местным слушателям... про отсутствие у вадавасов рогов и копыт, как внушал местный крив (ваш-то? — бестолочь законченная!)... про восстановление ставшего уже легендой Каупа (то был золотой век!)... где благоденствовали и процветали предки (а мы чем хуже?)... про отказ князя от сбора податей (без налогов?! — охренеть!)... про раздачу женщин (даром?!!! — Ё! Ё-ё-ё)...

Слова-слова... Что жители Варгенавы и Бледавы получили своё, личное представление о пришельцах, о новых порядках, о том, что христиане — вполне нормальные люди... Чисто вопрос между-ушия.

Деталь мелкая: если к тебе пришёл гость — ты должен его накормить. Если ты придёшь к нему — он обязан ответить взаимностью. Так не сходить ли нам в тот город, где должны "отоварить наши талоны на питание"? Заодно и поглядим на новизны. А то и подзаработать удастся...

Это не решало проблему. Из Ромова должны прислать следующую, более серьёзную команду. Но Кастусь выигрывал время.

Месяц — большой срок. Если жизнь бьёт ключом и каждый день что-то новенькое.

Кастусь вполне уловил мою манеру: в технологиях — повторяемость, в конфликтах — неожиданность.

К следующей группе вайделотов, более многочисленной и лучше оснащённой, в теологическом и оружейном смысле, он вышел только на минуточку, а Фанга даже и показывать не стал — выслал попа и трёх вадавасов. Из особо проверенных.

Да не идеологически проверенных — пищеварительно!

Теологический диспут начался напряжённо. Тут Елица, на правах хозяйки дома, позвала всех к столу.

Через полчаса все начали петь священные песни. Зрелище православного попа в шитом золотом облачении, в обнимку с истовым вайделотом в белом и бесформенном, пытающегося подпевать на неизвестном ему языке древний гимн Перуну — произвело впечатление на сторонних наблюдателей.

А рассказы пьяненького вадаваса о битве на Земляничном ручье потрясли сопровождавших "инспекторов" витингов:

— Там вот такие тарпаны! Вот такого роста! И все скачут! Тысячи! Сорок тысяч одних тарпанов!

Тарпанов такого роста, как он показывал, не бывает даже в Степи. Здешние — ещё меньше.

— Это ж сколько на них мяса...

завистливо прошептал один из витингов и вцепился зубами в жаренную жеребячью ногу.

* * *

Охота и рыбная ловля, вследствие выгодных природных условий, являлись уже с эпохи мезолита минимум по VII в. н. э. ведущими промыслами местного населения. К 12 в. доля дичи в пропитании постепенно снижается, но ещё очень высока. Древние обитатели прусских лесов — тарпаны, олени, косули, туры, кабаны — в изобилии на всем протяжении перв.пол. II тысячелетия н.э. В отличие от "Святой Руси", лошадей здесь едят. Молоко и мясо тарпанов употреблялось пруссами в пищу и в XVI в.

* * *

Спирт здесь пить не умеют, стопка меркой не считается. Через три часа вся "инспекция", проблевавшись на заднем дворе, нервно спала, постанывая и подёргивая ножками. А "проверенные на пищеварение" вадавасы бурно храпели, выдыхая отравленный алкоголем балтийский воздух.

Пробуждение было тяжёлым. Естественно: "полечить голову".

Многодневные пьянки — повсеместный атрибут средневековья. Про "вечный запой" в небесных хоромах Тора — см. викингов. "Нажраться до поросячьего визга" — цель, мечта. "Загробное блаженство".

Тут "царство божье" — наступило прямо в избе. С вариациями.

Поскольку концентрация пойла непривычна — употребитель легко "переходит границы" и "теряет края". Дошло до того, что уже поп начал обучать собутыльников пению псалмов. Ответственный мужчина: "идеологию — в массы!". По любому поводу. Но слушателям не понравилось — заунывно. И все перешли к хоровому исполнению древних скандинавских песен. В исполнении Харальда Чернозубого — Кастусь даже им пожертвовал ради такого дела.

"В златые кости, молодец,

Играть со мною сядь!"

"Мне золота червонного

Для ставки негде взять!"

"Ты шапку с головы поставь, -

И серая сойдет!

Я снизку жемчуга отдам,

Коли твоя возьмет".

Игральная златая кость

Катится по доске.

Возрадовалась дева,

А молодец в тоске.

"Рубаху серую поставь, -

Посконная сойдет!

Отдам я золотой венец,

Коли твоя возьмет.

...

Поставить можешь ты чулки,

К ним башмаки причесть,

А я поставлю верность

И к ней прибавлю честь".

Что здесь называют "чулками" и "башмаками", какой смысл вкладывают в понятия "верность" и "честь" — не существенно. Главное: игра идёт на раздевание. Исполняется — "в лицах".

У Харальда песни... специфические, с подробными описаниями. Будто сам "свечку держал"... особенно под водочку.

Расползаясь на четвёртый день, вайделоты могли вспомнить только одну фразу:

— Это — Кауп. Здесь так — с дедов-прадедов. Смеем ли мы нарушать древние законы? И-ик...

Средневековые общества обращены в прошлое. "Золотой век" — там, сзади. Там было хорошо, там жили мудрые правители, могучие герои. Там была мокрее вода и голубее небо. "Жить по старине" — счастье.

Именно эту идею втолковывал опухшим от запоя "инспекторам" Кастусь.

— Я не — строю, я — восстанавливаю. Делаю так, как было в прекрасные времена наших великих предков. До нашествий мерзких датчан. Разве это не исполнение заветов "божественных близнецов"? Разве вы против возвращения "золотого века"?

Этот технологический приём — отсылки к прошлому, обоснование новизны возвращением к старине — мне запомнился. Позже, на Святой Руси, я часто обосновывал свои действия не необходимостью "построения светлого будущего", но возвращением к "прекрасному прошлому". К "делам давно минувших дней, к преданьям старины глубокой".

Былое... оно разное. Если присмотреться — всегда можно найти изначальный "источник", к которому следует припасть. Предварительно продезинфицировав, конечно. Древнюю "скрепу", которую только помыть, надраить и она так заблистает...

Такие аргументы не решали реальных проблем, но вносили смятение, разнобой в ряды противников. А вот это — изменение поведения конкретных личностей — уже решало проблемы.

Кастусь тянул время, "заправлял дурочку". И — менял ситуацию. Выбивая Перуна, а главное — власть кривов, из мозгов туземцев — Христом.

Нет, не у всех! Только у желающих!

Отнюдь не принуждая — просто давая возможность выбора. Но масса людей именно в этом регионе вдруг вспоминала веру дедов и прадедов, откапывала на задах дворов спрятанные там крестики и, отмыв и освятив их в городской церкви, гордо заявлялась к соседям:

— Мы с князем — одной веры!

Какой-то ободранный семб кидался на грудь Харальду с воплем:

— Мой дедушка — такой же как ты! Он был викингом! Я тоже хочу! Возьми меня! В пенители волн и буревестники морей!

Что между датскими и норвежскими ярлами давняя столетняя вражда... какие мелочи!

Появление креста разрушало не только собственно религию — сыпались политика, построенная на Перуне, расползалась экономика. Сбор податей, "полюдье с крестным ходом", ежегодно устраиваемое вайделотами, теряло смысл:

— А за что им платить? "Священный царь... магическими действиями... сообщал плодородие...". А оно надо? Поп — крестный ход проведёт. И — "сообщит". Своими... "магическими действиями". Но — значительно дешевле.

Крестьяне это чувствовали. Умные люди — понимали следствия. Самым умным оказался Кестут — он форсировал строительство крепости.

Дедушка Камбила приехал разбираться. На него сильно надавили с двух сторон: из Ромова и с Готланда. Готландские купцы, которых не пустила в обустраиваемый пролив "понтонная запруда", пожаловались "самому главному князю Великой Самбии и Янтарного берега".

Камбила старательно изображал выжившего из ума старого пердуна — "вот-вот рассыпется". Но ход строительства, в котором принимали активное участие мои мастера и сотни "лотерейщиков", ров с заострёнными кольями на дне, чуть наклонёнными в напольную сторону, городни по верху нового вала, башни, воротная и глухие угловые, первые две сигнальные вышки — в городке и над проливом, котлован под фундамент маяка на косе, игры в канале, где вдруг всплыли "акульи зубы"...

Камбила уловил уровень. Во внешний мир шёл уместный акустический мусор:

— О-хо-хо... кхе-кхе... старость — не радость...

Внутри — крутились мысли:

— Дивон — тупой брехливый козёл. Налез без понятий. А я — просёк. За Кастусем — не только сотня мужиков с топорами, но и мастера с мозгами. Моя дружина — хоть и меньше, да лучше. А вот мастеров... Если здесь получится хорошо — надо этих умельцев и в Тувангсте...

И — поддержал. Настоятельно посоветовал бэрам — главам окружающих селений — не ссориться с его "родной кровью". А то ведь... дедушка за внучка может вступиться. Болезненно для не-уразумевших.

Поддержка кровных родственников вплоть до вендетты — обязательный атрибут родо-племенного общества.

Кестута это устраивало: "лишь бы не было войны". "Войны" — с ближними соседями. А когда дело дойдёт до "дальних"... Притчу про ходжу, который на деньги шаха учил ишака читать Коран — я уже...

Глава 488

Кауп на северо-западе полуострова, Тувангсте — на юго-востоке. По интересам "на земле" — почти не пересекаются. Новый Кауп не составлял прямой конкуренции Тувангсте и "на море".

В то лето князь Кестут сделал выбор, который во многом предопределил мою дальнейшую политику на Балтике. Выбор достаточно случайный, основанный на совершенно мелкой, в масштабах региона, но важной для него, мелочи: вокруг его городка жило множество пруссо-датчан.

Он строился, ему была нужна поддержка туземцев. Они были, в немалой части, христианами. Кое-какими — открытое исполнение обрядов не происходило здесь уже несколько десятилетий. Они были "людьми второго сорта" — чужаки, "не наши". И их тянуло к "исторической родине". Точнее: к сложившимся в этой общности мифам об "Утраченной Дании". Где "реки текут млеком и мёдом".

Кестут, вопреки традиционному "готскому братству" Самбии и Готланда, вопреки историческому опыту сембов, пострадавших от разгрома Труссо и Каупа именно датчанами, выбрал их в качестве основных торговых партнёров. Просто потому, что приходившие к нему соседи-туземцы — этого хотели.

Выбрал — наряду с поляками. Которые нормальному пруссу — вечный враг и постоянная добыча.

Такого — никто в Пруссии не хотел. И даже представить не мог.

Так нельзя! Висбю — да! Гданьск и Роскилле — нет! Это ж все знают! Так — столетиями! Пролитая кровь, давние обиды, традиционная вражда...

У "Московской Литвы" нет таких "предустановок". Кастусь не понимал и не хотел понимать этой традиции. А его собственный жизненный путь, когда его сводные братья, разные "родные вадавасы" были несколько лет врагами более опасными, чем любые иноземцы-иноверцы, когда одни русские христиане почти истребили его народ, а другие, во Всеволжске, спасли, учили, лечили и помогали — давал ему опыт понимания... ограниченности правоты традиции. Пусть бы и освящённой проповедями десятков Криве-Кривайтов за столетия существования пруссов.

Эта новизна убрала почву для одного из возможных конфликтов с дедушкой.

Вообще, Кастусь, отчасти просто из-за максимализма, стремления показать свою уникальность, свойственному множеству юношей в его возрасте, старательно уходил от подобия Камбилы. В разумных пределах.

Кестут не был, как я, увлечён техническим прогрессом:

— Есть мастера — пусть они делают.

Не был, подобно мне, озабочен воспитанием нового поколения:

— Детишки? Пусть растут.

Что оставляло ему больше сил и времени на собственно политические игры.

"Политика — концентрированное выражение экономики".

У князей "Святой Руси" три основных источника дохода: от трафика ("пути из варяг в греки и в хазары"), лесной товар (пушнина, мёд, воск...), работорговля. У пруссов — сходно.

Трафик.

Купец, который идёт по Прегели и платит пошлину в Тувангсте, не может одновременно идти и по Неману. И соответственно, платить в Каупе.

Трассы физически разделены, между дедушкой и внуком нет оснований для конфликтов.

Пушнина.

Пруссы активно промышляют пушного зверя (бобры, куницы, ласки).

Адам Бременский (для третьей четверти XI в.) пишет:

"Они (пруссы) в изобилии имеют неизвестные (нам) меха, которые разливают в нашем мире смертельный яд гордости. И при этом ценят они эти меха не выше всякой дряни и при этом, думаю, произносят нам приговор, ибо мы всеми путями стремимся к обладанию меховыми одеждами, как к величайшему счастью. Поэтому каждый (прусс) за полотняную рубаху, называемую у нас "фальдоне", приносит драгоценные меховые шкурки".

На самой Самбии, в значительной мере, пушного зверя уже выбили, а вот по Неману и Прегели — ещё нет.

Снова — из-за географии, из-за разделённой системы основных здешних рек — нет почвы для конфликта.

Реки? — Экая мелочь!

Да. Для жителя 21 в., привыкшего к автострадам и электричкам. Не здесь.

Здесь река — всё. Дорога. Часто — единственная. Источник пропитания. Часто — основной. Зона расселения почти всей массы населения. Кто владеет рекой — владеет всем. "Русь" — от русла?

Третий источник дохода русской знати — работорговля. Рабов пруссы не продают. Это место занимает янтарь.

Местные князья и бэры — сами янтарь не собирают. И, как и множество вятших по всему миру, даже не торгуют. Они — дозволяют. Одним — собирать, другим — торговать.

Тема — болезненная. Настолько, что уже столетия спустя, в орденские времена, Великие магистры будут следовать налоговым нормативам "божественных близнецов" (одна треть), наглядно поддерживая закон виселицами по побережью. Будут вешать людей за кусочек найденного у них янтаря.

Вот сеть "осетровых изб", фактическая монополия на вылов осетра — это их собственное, христианское, изобретение.

В эту, устоявшуюся уже после Кнута Великого, систему, влезает Кастусь. У которого сотня бойцов-литвинов и пара десятков мастеров. Разных специальностей, включая торговцев.

Люди Кестута ходят по Янтарному берегу, скупают эти кусочки окаменевшей смолы. И предлагают креститься.

Для собирателей янтаря это... Бздынь!

Ладно — мальчишка, который после очередного шторма бредёт вдоль невысокой стенки берега, внимательно разглядывая песок пляжа в поисках этих невзрачных грязно-зелёно-серо-коричнево-чёрных кусочков. Сырой янтарь и вправду выглядит мусором.

Ладно — его папаша, который вечером перебирает "улов" сына, выбрасывает мелкие и самые корявые куски, и тяжко вздыхает: на новые штаны не набирается.

Но заволновались и бэры. Они же "дольку" получают:

— Это... это ж можно будет... Доброго коня купить! Или — голубую рубаху.

* * *

Сембы — голубые. Не в смысле ориентации, а по предпочитаемому в одежде цвету. Красный используют мало — только ниткой в редкой вышивке. "В красной рубашоночке, хорошенький такой" — русское понятие. Красная рубаха — символ здоровья и богатства на Руси. У пруссов этот смысл имеет голубой цвет.

* * *

Бочку поташа я Кастусю дал, кровь из забитого скота он сам добывает. Получаемая от этого "берлинская лазурь" позволяет привезённому от меня мастеру-красильщику красить привезённое из Гданьска полотно в устойчивый синий цвет. Отчего его цена подскакивает впятеро.

Напомню: натуральные синие красители по ткани — редкость. Это не яйца к Пасхе луковой шелухой красить. А уж устойчивый, насыщенный, не линяющий... Есть, конечно, кое-где "синие монголы". Но краску оттуда тащить...

Эффект? — На полуострове две сотни "городов"-общин, в каждой свой "король"-бэр. И каждый хочет голубую рубаху. "Чтоб не хуже как у людей". Так сильно хочет, что готов отдать за неё и доброго коня, и молодую наложницу, и мешки янтаря, и небольшое стадо коров...

Дорого? — Нет, дешевле обычной голубизны.

Две сотни рубах продали, два десятка невольниц, вместе с разным прочим, купили.

— Эй, мужики! Кто ещё жениться не передумал? Выходи на лотерею!

— Ё...! Опять... Не соврал московит. Насчёт "следующего раза".

Обещанное — надо выполнять. И лучше — чуть раньше предполагаемого. Тогда "долг" воспринимается как "дар".

Разыграли, повенчали, отселили... А оставшаяся почти тысяча "неудачников" смотрит на Кестута влюблёнными глазами:

— Ну, княже, ну когда же?! Следующий раз...

Почему "дешевле обычной голубизны"? Всё просто: треть всего нужно отдавать кривам. А Кестут — податей не берёт.

— Надень крест. И ты стал в полтора раза богаче.

Традиционно торг идёт на ярмарках. В центрах волостей. Где кривы просто сразу отделяют в свою пользу... э... в пользу "Брутен, Видевут энд Ко" — третью часть любого товара. Где местные купцы, плотненько сотрудничающие со жрецами и вятшими, сбивают цены на янтарь и взвинчивают — на ввозимый в Тувангсте импорт. Типа — на "полотняную рубаху, называемую у нас фальдоне".

А тут... идёт мимо берега ушкуй, сидит на борту босой семб и, завидя людей на берегу, орёт:

— Эй, братья, топоры не нужны?

Свой — не чужой. Родной язык, родной обычай. И удивительные стальные топоры. Из непроданных в Новгороде. И такие же серпы. И хрустальные бусины, и синее льняное полотно, и...

Главное — ты можешь высыпать этим ребятам свой мешок с янтарём так, что ни один крив не увидит. То есть — в полтора раза больше.

Свои стуканут? — Обязательно. Только и свои такие же, им тоже охота "в полтора раза больше". А "стукачей"...

— А не пошёл бы ты, соседушка, в... в Ромов?

Крив с кривулей и стражей прибежит? — Так ведь и ушкуй с вадавасами подойдёт. А топоры-то у литвинов — точены, брони — справные... Будем резаться, кровь проливать? Мы-то ныне — Христовы. Мы-то уже — не ваши, не Перунистические...

Янтарь с середины лета стал уходить в Кауп мимо властей, мимо ярмарок, мимо купцов.

По янтарю Кестут и Камбила — конкуренты? — Нет, они не соперники и в этом: разные экономические модели поведения выводят их в "разные плоскости".

Конкуренция есть. Но не по янтарю. А по пошлинам с торговцев, торгующих янтарём на вывоз.

Разницу между товаром и налогом с него — понимаете? Несущественные подробности, мелочь мелкая? — "Дьявол кроется в мелочах".

Торговцы приходят к Камбиле, жалуются. Дедушка шлёт внучку укоризну.

— Ай-яй-яй. Я тебя пустил... а ты... Нехорошо, внучок.

И тут Кестут делает "финт ушами" — выгоняет из своих земель всех торговцев и запрещает им приходить в Кауп.

Вообще. Всем.

— Ап-ап... А как же...?! А с чего он жить собирается?!

Всё торговое сообщество, радостно ожидавшее ссоры между Каупом и Тувангсте, возможности, из-за образовавшегося выбора, получить преференции, снизить уровень обязательных платежей, "льготы и привилегии", "скидки и вычеты"...

"Торговая блокада"? — Да. Но — сам!

Самоубийца? — Нет. Живой пока.

Кастусь чётко уходит от возможного конфликта с Камбилой вокруг пошлин, вокруг заморских караванов.

— Я не буду сбивать уровень мыта! Я не буду приманивать к себе купцов! Я не буду мешать дедушке! Потому что он старший в роду.

Вся Пруссия — одуревает и ошалевает.

Напомню: основной источник жизни здешних князей, основа содержания княжеских дружин — таможенные платежи иностранных купцов. Связка железная: купцы-серебро-дружина-князь. Иначе не бывает. Столетиями! По всей Балтике! "Это ж все знают"!

Кастусь добровольно(!) обрывает самое начало этой цепочки. Всевозможные вятшие — просто дуреют, не могут его понять.

"Ё!", "бзды-ы-ынь!" и прочие междометия валом прокатываются по всему региону. Кажется, что и морская волна, накатывая на прибрежный песок недоверчиво шипит:

— пишьтёшь, пишьтёшь...

Дальше — по Жванецкому:

"Если ты споришь с идиотом, то, вероятно, то же самое делает и он".

Распространённейшая реакция на собственное непонимание собеседника — объявление его глупцом.

— В Каупе — придурок! Простейшего — не понимает, мышей — не ловит, фишку — не просекает. Кретин!

Всё местное княжьё, жрецьё и купцьё злорадно потирает руки: во сща-сща этот хрен московский загнётся!

Немцы из Любека и с Готланда, которых это инновация более всего и подвинула, приходя в Тувангсте, с порога спрашивают:

— Ну что? Сдох уже тот внучок психованный?

— Не-а. Процветает, поганец.

И тут выясняется, с некоторым запазданием для заинтересованных, что Кестут гоняет ушкуи с янтарём, пушниной и прочими традиционными товарами Самбии — в Гданьск. Где, под эгидой Сигурда и Самборины, через моих торговцев-"стрелочников" нарастает очень серьёзный торг. Формально — местный, кашубский. Хотя и прусским товаром. Гданьские торгаши спешно затариваются и умильно облизываются. В ожидании "снятия сливок". Туда же отправляются купцы со всей округи. Включая Гнёзно и Берестье, Волин и Славно, Роскилле и Сконию.

Сработало то, что я многократно втолковывал во Всеволжске, рассуждая, например, о "Белой Ласточке": нельзя сидеть на товаре, поджидая "гостей заморских", надо самому везти его к покупателю. Кастусь, наглядевшись на мои дела, ломает обычную для пруссов манеру, переходит от "налогов и сборов" к "гос.монополии внешней торговли".

Понятно, что и в Любеке, и на Готланде об этом скоро узнали. "Скоро" — не "сразу". А там уже и зимние шторма пришли. Тема не исчезла, но отодвинулась. И отодвигалась с каждой очередной "новизной". Типа двух "демонстрационных" требушетов у канала или ушкуя с огнемётом. Про это я уже...

При таком — монопольно-морском — подходе у Кастуся возникают проблемы по номенклатуре: что-то в избытке, что-то в дефиците. Не всё можно привести лодочкой. "Дальний торг — предметы роскоши". И он начинает приводить в порядок окрестности, занимает заброшенные городища линий сакральной и военной защиты вокруг Каупа, двигается дальше, ставя своих людей в протогородах Бледаве и Варгенаве.

Народное собрание же! Демократия же!

"Удивительная дама — демократия. Её насилуют, а она ещё кокетничает".

Был бэр — ставленник кривов, стал — ставленник вадавасов. Часто — это один и тот же человек. Просто — после просвещения мозгов. Ну, пококетничал малость. И — вразумился.

Так Кастусь "пробивает" сухопутную дорогу от Каупа к Тувангсте. Ещё не канал север-юг, который построят орденцы, на котором уже и в 21 в. будут стоять удивительно богатые травостои. Просто дорога. По которой в сухую погоду можно проехать на телеге. Которых здесь нет. Но у Касуся есть мастера, которые знают "как".

Да не бывает такого!

Ага. Но "дедушка" с радостью поддерживает: часть товаров пойдёт "в" или "через" Тувангсте — Камбиле прибыль.

Между делом Кестут проводит окончательное замирение местных датчан. Что позволяет "дедушке" сократить группировку, прикрывающую Тувангсте с севера.

Подобно мне, Кастусь и его команда наворачивают одну несуразность на другую, одно "не бывает", на другое. На этом существует и развивается.

Конфликт между владетелями, который должен был, на первый взгляд, возникнуть обязательно, сподвигнуть Камбилу на войну под "знаменем Видевута" во исполнение повеления "наместника божественных братьев на земле", несмотря на неожиданно быстрый подъём Каупа — не возник.

Янтаря на продажу в Тувангсте стало меньше? — И чё?

Владетель живёт не с янтаря, а с налогов. Реально — с единиц налогообложения. Каковыми являются не пуды, мешки или бочки, а лодии и головы.

Прежде готландский купец менял шнеку полотна на шнеку янтаря. Янтарь подорожал. Теперь, чтобы купить в Тувангсте столько же "солнечного камня", нужно пригнать не одну лодейку с полотном, а две. И, соответственно, отдать Камбиле вдвое больше мыта.

— Ах-ах! Да где ж мы столько денег возьмём?!

— У своих свиней отберёте.

Про поговорку средневековья: "В Висбю свиней из серебряных корыт кормят" — я уже...

Норма прибыли снижается, купцы перекладывают расходы на покупателей — цены у конечных потребителей подскакивают. Но это же предмет роскоши! Чем дороже — тем роскошнее! Кто не может — тянется сильнее, досуха выжимая своих бондов, сервов и виланов.

И чё? — это ж народ, податные, быдло.

Главное для Камбилы — успехи внучка, не нанося существенного вреда, будят надежды, открывают "окно возможностей".

"Лучше синица в руках, чем журавль на горизонте" — давняя русская мудрость.

Если всю жизнь крутишься как пескарь на сковородке, когда от злости не можешь спать, когда вдруг замаячил аллод... Хотя бы намёк... Лучше "журавль".

"Или — в стремя ногой, или — в пень головой" — другая русская истина.

Действия внучка были восприняты Камбилой как мудрость. Как проявление уважения к нему, старшему. Как стремление к миру, к союзу. Добровольная и умная поддержка главы рода.

— Не ошибся. Хоть и стар, а глаз остроту не утратил — разглядел толк в мальчишке.

А коли так, чего ж не помочь внучку? Чай, своя кровь, родня.

Камбила дал несколько полезных советов, потолковал с местными.

— Князь! Эти иноземцы притащили на нашу землю своего бога! Нарушение священных заветов!

— Ай-яй-яй! Как нехорошо! Так прямо на твою землю? Так поменяйся! Землёй. Найди общину, которая захочет перебраться сюда. Или просто переселись в Натангию. Там на юге есть свободные земли. И на твоей земле не будет никаких чужих богов.

Понятно, что такие разговоры не успокаивали наиболее заинтересованных. Прибывший в Кауп в свите Камбилы крив высокого ранга прямо спросил на обратной дороге:

— Когда ты выжжешь иноверцев?

— Когда на то будет воля божественных близнецов. У Кестута сотня вадавасов. И крепость. Нужны три-четыре сотни бойцов. Нанять воинов — серебро. Когда решите — присылайте.

Напомню: Владимир Креститель с помощью норвежского конунга Хакона нанял тысячу воинов. Вернулся в Новгород, взял Киев, угробил брата. Похоже, что деньги на это предприятие дал тогдашний Криве-Кривайто. Результат? — П-ш-ш...

Прошло двести лет, но в Ромове помнят о той авантюре. И ещё очень не хотят усиления своих, "прусских" дружин.

— Дашь Камбиле денег, а он выгонит всех наших ставленников из волостей в округе... Наймёт кучу этих противных еретиков-иноверцев. И сделает их владетелями. Всей Прегели. А то — и всей Самбии. Да не допустят всемогущие боги такой мерзости! Давайте лучше помолимся. "Божественные близнецы" помогут и устранят возмутителя спокойствия. Своим божественным промыслом.

Камбила "перебросил мяч на ту сторону поля". И в Ромове, и Тувангсте — ждали. Когда Кестут сломает себе шею. В Ромове — молились, в Тувангсте...

Дедушка крутил перед глазами единственный на всю Балтику калейдоскоп от внучека, выслушивал всевозможные жалобы, а потом спрашивал:

— А хочешь — я тебе будущее покажу? Волшебная трубка. Хочешь?

Не хотели. Скорость, с которой Камбила перерезал горло своим собеседникам в молодости, вошла в поговорку и упускать из виду его руки... было бы непростительной глупостью.

Камбила радовался. Себе, своей прозорливости. Стремительному взлёту "своего кукушонка". Потери? — Да мелочи это! А вот как внучек... вставляет "людям в белом"! Верно говорят: "отольются кошке — мышкины слёзы"!

Виноват: кобыльи.

В Каупе начало происходить то, о чём я предупреждал ребят во Всеволжске — к ним стали приходить люди. Со всей Самбии.

Особенно — христиане. Особенно — женщины. Именно среди них доля крещённых от рождения выше. Можно сравнить с тайными крещениями при коммунистах в СССР — матери чаще крестят дочек. Да и вообще: Перун — мужской бог, женщине — нужен свой.

Владимир Креститель это понимал. И устанавливая на Киевской горе идолов начиная с Перуна, не забыл и Макошь, богиню-пряху.

В "священном царстве" все были лишены возможности принимать причастие, исполнять другие христианские обряды. Но память — была. А жизнь... Жизнь "котёнков" в здешнем обществе мало для кого хороша. Некоторые, осмелев, бежали в Кауп.

Дальше работала племенная система: на моей земле — мой закон. То, что мне, в рамках русско-булгарского феодализма, пришлось забивать в "Устав об основании..." — у Кастуся пошло изначально как норма.

Ни одно племя, ни один род не выдаёт человека по основанию: он где-то совершил преступление. В каждом случае нужно особое решение народного собрания. Примерно так, как выдают Кору гуронам делавары в "Последнем из могикан".

А конкретно? — Высшая судебная власть — у Криве-Кривайто.

У тебя наложница убежала? — Съезди в Ромов, поклонись, заплати. Хорошо заплати — чтобы Криве, ради твоей мелкой заботы, которая и яйца выеденного не стоит, оторвался от самого главного дела, от молитв девяти богам о процветании всего народа. И отправляйся, в сопровождении "судебного исполнителя" — крива с кривулей и несколькими воинами из храмовой стражи — в Кауп.

Где на границе округи вас остановят.

— Вон — охранное святилище. Дальше вам хода нет. Ибо так установили ещё два века назад наши почтенные предки. Такова была воля святого и вознесшегося в пожаре священного Ромова, во время разгрома, учинённого проклятым польским королём Болеславом, Криве-Кривайто по имени Ливойлес. Почтим же память мучеников за наших богов: Ockopirmus (главный бог неба и звезд), Swayxtix (яркий свет), Auschauts (бог больных), Autrimpus (бог моря), Potrimpus (бог воды), Bardoayts (бог лодок), Pergrubrius (бог растений), Pilnitis (бог изобилия), Parkuns (бог грома и дождя), Peckols (бог ада и тьмы), Pockols (летающий дух или дьявол), Puschkayts (бог земли) и его слуги Barstucke и Markopole.

Посчитали богов? Число не сходится? А как старый мудрый Вяйнемёйнен в Калевале идентифицирует себя во времени-пространстве: "а на третий день, на четвёртую ночь..."? — Здесь ещё по-божески — различают кто за что отвечает.

Изложи свои проблемы вадавасу князя Кестута. Который твою "мову" воспринимает — "наречие пруссов сходно с литовским". Но — через раз и только когда хочет. А когда не хочет...

— Ты чего-нибудь вкусненького принёс? А блестящего? Нет? — Моя твоя не понимай!

И сиди в заброшенном полтора века назад святилище до "белых мух". А вдруг князь решит отдать тебе — твою бабу?

"С Каупа выдачи нет" — естественное состояние. Для Кестута — другое просто непонятно. Он так жил на Поротве, он посмотрел на это у меня. Разного сорта бюрократические уловки, затягивание дел, переключение внимания, "вязкость" — ему не свойственны. Ему бы — "гавкнуть" да "стукнуть". Но есть советник. Точнее — советница. Которая этими приёмами владеет. И, следуя женской солидарности, "котёнков" не отдаёт, виртуозно тянет время. Не доводя до лобового конфликта, как хотелось бы князю.

Понятно — вот-вот это кончится. Криво топнет ножкой, стукнет кривулей... А пока — крепость уже готова, растёт запас стрел и смолы на случай осады. Восстанавливаются городища по периметру территории, ведётся разведка и пропаганда в соседних округах, среди тысячи "лотерейщиков" нашлась сотня довольно надёжных и годных в копейщики. Их гоняют на плацу, заставляя держать "правильную" стену щитов...

Команда-навыки-ресурсы. Главнейший ресурс — время. Новосёлы "пудрили мозги", отсылали к "славному прошлому", что чрезвычайно важно для сообщества, построенного на вековых священных традициях.

Кестут принимал беглецов, применял их на своих кораблях, в различных работах. Или расселял на косе, куда доступ посторонним был затруднён. А женщин — выдавал замуж по христианскому обряду. Что привлекало к нему всё новых и новых "женихов".

Когда осенью у Сигурда в Гданьске возникли кое-какие... негоразды, Кастусь отправил к нему полсотни пруссо-датчан и крещённых сембов под командой Харальда Чернозубого. Чисто по городку погулять, "себя показать, на людей посмотреть". Весной они вернулись. С беременными жёнами. И отбоя от желающих поступить в службу к князю Кестуту — уже не было.

Другим источником влияния Кестута (кроме женщин и Христа) были мои товары. Значительная часть которых не продавалась, а дарилась. Беня, вернувшийся из Гданьска, рвал на себе волосы от такой расточительности.

И — зря.

Как я говорил, у пруссов, как и у руссов, принято отдариваться. Родовые вожди всех прусских племен — не только Камбила у сембов, но и натанги, вармы, погуды, помеды, кульмы, сассы, барты, надрувы — получили редкие подарки от нового князя Каупа. Не были забыты и иные балтские племена, живущие под властью Криве-Кривайто: Голинды, Ятвяги, Скальвы, Жмудь, Курши, Аукшайты, Литва. Со временем Кастусь добрался до более отдалённых Селов, Земгалов, Латгалов, Ливов и Эстов. Даже до потомков поселившихся в землях Ятвягов, бежавших от крещения, славянских язычников.

Про "Пургасову Русь" — я уже... Здесь — сходная "Ятвяжская Русь".

Племенные князья, потомки Видевута, радовались появлению нового родственника, восхищались подарками, отдаривались. Князь скальвов, "державший" устье Немана, отчаянно завидовал Камбиле, сидевшему в устье Прегели.

— Неман — больше! Я тоже хочу!

В смысле: иметь сильную дружину, построить большой бург, брать много пошлины... и чтобы кривы — с уважением.

Кастусь сочувствовал, поддерживал... но ничего не обещал. А когда обязывающие слова уже были готовы сорваться с его уст, Елица, изображавшая молчаливую служанку в ходе княжеской встречи тет-а-тет — уронила горшок с горячим бульоном из конины. Кастусь малость обварился, пару дней хромал. Но желание давать опасные обещания — у него пропало напрочь.

С лидерами светской, родовой знати — Кастусь договаривался. Главный из них — Камбила — его поддерживал. А вот со знатью жреческой, с "вершинами духа и столпами веры" — с кривами и вайделотами... никак. Но "предводитель команчей" — действующий Криве-Кривайто — вдруг оказался благосклонен.

Ещё в начале своего укоренения в Каупе, упоив вторую "инспекцию", Кестут "перехватил инициативу" — съездил в Ромов. Где его приняли... неоднозначно.

* * *

Ромов довольно далеко от Каупа — через всю Самбию. И ещё чуть дальше.

В среднем течении Прегели, верстах в пяти уже за нею, в Натангии, в излучине реки, которую много позднее назовут Голубой, стоит, омываемое с трёх сторон, огромное городище. Там никто не живёт. Кроме Священного Дуба, растущего из трёх разных корней и срастающегося в один ствол на уровне человеческого лица. В которое смотрят девять ликов богов, проявившихся в теле дерева по воле высших сил.

Мало кто из людей смотрел в глаза этим ликам: вокруг дуба в трёх шагах воткнуты шесты, на которых натянуты священные завесы. Одно из полотнищ — трёхметровое "знамя Видевута", с вышитыми портретами Патолса, Потримпса и Перкунса.

Трогать полотно руками нельзя. Но можно поцеловать землю перед ним. Это довольно... гигиенично — "культурного слоя" в городище практически нет.

Чуть ниже по реке — ещё одно городище. Там живут высшие жрецы. С семьями и прислужниками.

* * *

Там были живы люди, которые помнили визит отца и матери Кестута, его собственное посвящение в воины Перуна.

Ностальгические воспоминания, друзья детских игр...

"Простите, верные дубравы!

Прости, беспечный мир полей,

И легкокрылые забавы

Столь быстро улетевших дней!".

Кестут пристойно помянул свою матушку, служившую здесь некогда вайделоткой, и так нехорошо почившую у меня в Пердуновке, был любезен с её давними "сослуживицами". Поклонился "знамени Видевута", растянутого на шестах перед Священным Дубом, съездил к Священной Липе и покормил гномов, живущих у её корней — барздуков и маркополей.

* * *

Барздуки — маленькие мужчины. В лунную ночь они посещают больных. Приносят своим почитателям хлеб в закрома. В домах расторопные духи выполняют для своих друзей всякую работу.

На Руси о таких говорят: "семеро с-под печки", или "два молодца, одинаковых с торца". Правда, у нас помощи от них не ждут — лишь бы не мешали: "Чур, Чур, поиграй и нам отдай".

В Пруссии люди ложатся спать, покрывая стол чистой скатертью, на которую ставят хлеб, сыр, масло, пиво, и приглашают барздуков поесть. Если на следующее утро на столах ничего нет — хороший признак. Ежели пища остаётся нетронутой, то боги удалились из твоего дома и тебя они больше не любят.

Священная Липа простоит очень долго. Когда мечи крестоносцев покорили этот край и старая вера была запрещена, на липе объявилась чудотворная икона Божьей Матери. Рассказывают, что люди, ожидая для себя много добра от этой иконы, старались непременно вынести ее из бывшего языческого святилища, но она по-прежнему возвращалась. Тогда здесь возвели часовню, которая широко прославилась по всей округе.

* * *

Сыр барздуки съели. Оставив кучки мышиного помёта. После такого благословения можно перейти к следующей стадии — тайному обряду козло-жрания и человеко-покаяния.

"Жители собрались в сарае... Мужчины привели козла, а женщины принесли специально приготовленное тесто. Жрец занял возвышенное место и повествовал о древних народах, их героических делах и добродетели, о богах и об их благости...

На середину сарая вывели козла. Жрец возложил на него руку и обратился к богам, поименно перечисляя их, дабы все они милостиво снизошли к жертвователям. Собравшиеся пали подле жреца на колени и громко каялись в грехах, которыми они за истекший год прогневали богов.

После исповеди все вместе пели богам славословия, высоко поднимали на руках козла и носили его по кругу. Затем песнь смолкла, козла опустили на земляной пол. Жрец призвал людей искренне смириться и осуществить жертвоприношение, как исполняли этот ритуал предки и заповедали детям своих детей.

Козла закололи, кровь его собрали в углубление в полу, окропили кровью сарай, дали каждому из присутствующих малую толику той крови и посудину, чтобы дома дать ее животным, ибо это средство предохраняет от всех болезней.

Козла разрубили на части, женщины зажарили мясо. Когда козла испекли, все упали на пол, а жрец ударял их. И люди краснели до корней волос за грехи, в которых они покаялись. После все набросились на самого жреца, все присутствующие дергали и колотили его за совершенные им грехи.

Покаяние закончилось приготовлением пирогов, но не в печи: женщины подавали мужчинам затвердевшее тесто, которое те кидали через огонь до тех пор, пока оно не испеклось.

Собравшиеся ели и пили весь день и всю ночь. То, что оставалось от жертвенной трапезы, тщательно собрали и зарыли в заветном месте, дабы птицы и звери не осквернили священную пищу: мясо жертвенного животного приносит богам силу. За это люди получают милость богов. И хлеб, освящённый огнём, имеет священную силу против всего вредного".

Почему богов кормят объедками — понятно. Людям самим кушать хочется, а богам и кости с требухой сойдут. Чай, не дворяне.

Кестут привёз с собой качественного козла — дар был принят, дарителя допустили к обряду — не чужак.

Глава 489

Это — здорово. Потому что в валах святилищ есть специальные ямы для жертвоприношений. В провинциальных — жгут янтарь. А вот в Ромове...

"Юные прусские пастухи пели песню:

Утренняя звезда, утренняя звезда,

освети мою раннюю смерть.

Скоро зазвучат трубы,

должен я оставить свою жизнь,

я и другой парень".

Захваченные в плен враги под звуки труб типа трембит сжигались на жертвенном костре верхом на конях, в полном боевом снаряжении".

Обошлось. Не пастушок. И — не враг.

Кестут поднёс жрецам богатые и невиданные здесь подарки. Отчего те сильно взволновались.

А что по поводу глицеринового светильника скажут "божественные близнецы"? Можно ли заточать "священный огонь" в стеклянную посуду? Кошерно ли это? С точки зрения "17 заповедей"? А что по этому поводу говорил третий Криво — Брудон? Или — Напейлес, второй этого имени и семнадцатый по общему счёту?

В общем угаре теологии Кестут напрочь обрубил попытки убедить его уничтожить христиан на своей территории:

— Я не создаю нового — я восстанавливаю прежнее. Или служители Священного Дуба заодно с проклятым датчанином Кнутом?

Столетиями разные язычники бежали в эти места, спасая себя и своих богов от тотальной проповеди христианства. Но бежали-то они со своими, очень разными богами! Святовит и Чернобог, Таранис и Тор...

"Запрет Видевута" — конечно, верен. Потому что — истинен. Но в некоторых местах, на окраинах земель... "Если кто-то кое-где у нас порою...". Как в погибшем когда-то Каупе... в процветающем ныне Тувангсте... Ведь можно же!

* * *

13 апреля 997 г. пересекший территорию заповедного леса Кунтер и могильник Ирзекапинис ("могилы гребцов") св. Адальберт (Войцех) был убит пруссами. В 1981 г. вблизи леса Кунтер, в урочище Охсендреш, Балтийская экспедиция исследовала открытое святилище поперечником 16 м. Были обнаружены каменные вымостки, жертвенник и две ямы. Этот комплекс... однозначно связывается с последними часами жизни Адальберта. Миссионера, видимо, принесли в жертву духам, обитавшим в священном лесу Кунтер, причём ритуальный костёр здесь не применялся. В связи с осквернением, причиненным ногами христианина Адальберта, была приостановлена деятельность святилища, расположенного рядом с Кунтером, у могильника Ирзекапинис, который был перепланирован и просуществовал до XI-XII вв.

Вот этого — не надо. Да и с чего бы? Кестут ничего не осквернял, креста в Ромове не носил, "возлюби ближнего" не проповедовал. А какого козла он притащил! — Прямо эталон, всем козлам козёл!

* * *

Криве-Кривайто не стал настаивать — уж очень понравилось собирать подношения на поднос из хохломы — дают много больше.

"Вялость реакции" языческого первосвященника — от богатых подарков "на самый верх"? "Отдаривание" в форме ничегонеделанья?

"Чем глупее начальство, тем меньше оно сомневается в своей мудрости".

По крайней мере, некоторые в Ромове говорили именно так.

— Наш-то... продался. Бельма "золотым деревом" замылил.

— Не, просто стар стал. Пора его на костёр уже...

— Т-ш-ш...

Как часто бывает при дворах владык, в Ромове быстренько сформировались две партии — "войны" и "мира". Которые яростно вели пропагандистскую войну, обращаясь к своему "электорату". Который здесь — в единственном лице.

Старенький Криве по имени Помолойс тяжело вздыхал, поглаживал неестественно яркие цветы в золоте, изображённые на деревянном подносе и приговаривал:

— Какая красота! Какие краски! Да что вы...? Хороший мальчик. Не выдумывайте — он не изменит. На его душе — метка богов. Когда боги призовут — придёт. Пусть работает, строит. Пусть богатеет. Наступит время — боги явят свою волю.

— Так может — повелеть людям, чтобы спешно восстановили цепь военных и священных городищ возле Каупа?

— Пустые хлопоты. Оно и так всё наше. Священных близнецов.

Окружающие кривы и вайделоты переглядывались, полагая, что старик совсем выжил из ума.

Нет, Помолойс просто знал чуть больше своего окружения. Есть тайны, которые не следует доверять даже этим... высокого ранга.

Я тоже не понимал. То, что доходило до меня в самбийских донесениях — выглядело бредом. Я был слишком реалистичен, слишком материален. Почитал христианство с язычеством — маразмом, напрочь, как вредный мусор, выбрасывал мистицизм. И забывал, что в одежды суеверий, временами, одеваются вполне реальные явления. Соответствующие законам того самого Исаака.

Глупый гонор "вульгарного материалиста". Слышащего слова, видящего одежды и ритуалы. Не замечающего под ними фактов. За что мы и поплатились.

Об этом... о-ох... позже.

Впрочем, и арсенал средств кривов был ограничен. Главная военная сила Самбии — Камбила — начинал разговоры по теме с вопроса о привезённом серебре. Местные витинги были немногочисленны и ненадёжны — сказывались последствия гражданской войны шестидесятилетней давности и последующих неоднократных "зачисток территории".

Ярлык "тайный иноверец" десятилетиями убивал здесь не хуже, чем "социально чуждый" — в других местах и временах. Естественным образом сочетаясь с повсеместным "враг народа".

Поднять народное ополчение... Пруссы не умеют штурмовать такие крепости как отстраиваемый Кауп. Это неумение послужит одной из причин поражений всех трёх восстаний против Ордена.

Но главное: "папа язычников" — не велел. Почему-то.

Все группы местной элиты: князья, дружины, витинги, бэры, кривы... "зависли". Стараясь избегать "первого удара" — пролить кровь первыми. Не из опасения противника — от непонимания властей.

Два местных лидера, два конкретных человека — князь Камбила и первосвященник Помолойс, каждый из которых что-то терял при возвышении Кестута — почему-то относились к новосёлу благожелательно.

"Без команды — не стрелять".

"Паралич власти".

Все ждали. Кроме самого Кестута, который активно строился. И очень встревоженных местных кривов — фактических правителей соседних с Каупом волостей.

"Занимая место под солнцем, ты загораживаешь кому-то свет".

Кастусь — "место под солнцем" занял. Разным "комутым" — "свет загородил".

Воевать они не могли — "сам" не велел. Вести активную контрпропаганду — разучились за столетия "монополии на истину". Гадили потихоньку. Настраивали население, препятствовали торговле. Фактически устроили продовольственную блокаду.

Понятно, что балтийская селёдка, которую "лотерейщики" Кестута ловили у косы, никаких команд от жрецов не воспринимает. А вот скот и хлеб... общинники не продают. Мнутся, жмутся и по секрету сообщают:

— Мне ж с этими... ну... жить. Не. Сам съем.

У Кестута тысяча "лотерейщиков", полторы сотни людей, пришедших с ним из Всеволжска, каждый день приходят ещё. Иные — просто наняться, иные... их не принять — обречь на смерть. Чем их всех кормить? Местные пруссо-датчане живут бедно. Хохмочки с "объеданием" соседей уже не повторить. Нужно продовольствие. Много. Где взять?

Жизнь, как известно, состоит из неожиданностей и неприятностей. Выбери из них подходящие и примени с пользой. Всего-то...

Беня, потолкавшись по новостройке, поболтав с разными местными, собрался, наконец, домой — во Всеволжск. Набил три ушкуя "сырым янтарём" и отправился восвояси.

Под охраной куршей.

Чего вообще — не бывает.

Про вопли "Ё...!" — я уже...? — Здесь — аналогично.

Тут надо чуть вернуться назад.

У куршей — устойчивая слава самых страшных морских разбойников. Эпоха викингов — уже закончилась, эпоха "виталийского братства" — ещё не началась.

"Страшнее курша — зверя нет".

Во время прохождения каравана Сигурда и Кестута мимо косы — курши пытались напасть. Были биты. Озлобились. Узнав о восстановлении Каупа, собрались, было, всё там сжечь-разграбить.

Самбийские курши, которые поколение назад осели у Каупа — предупредили. Что на той стороне залива — жгут костры, "откапывают томагавки", пляшут и поют. Нехорошую песню:

"Вот мы все пойдём.

Всё сожжём огнём!".

Кестут сразу возбудился, за меч схватился... Потом подумал. И послал из некрещёных ещё местных куршей — послов. На их историческую родину.

С другими бы, с пришлыми... А уж с христианами...! Даже и на берег бы не пустили! Так бы и покрасили полосу прибоя вражьей кровушкой.

Но соплеменников резать...

"Мы с тобой одной крови. Ты и я".

Лихость Кестута, проявленная им в стычках на косе, плотики с гирляндами отрезанных ушей, плывущие по заливу, дополненные богатыми, главное — невиданными здесь, подарками, привели к взаимному уважению.

Нет, нет! Не к приязни, дружбе, союзу. Только к готовности выслушать.

Остальное, как и положено у настоящих мужчин в эту эпоху, было основано на пролитой крови и совместном успешном грабеже.

Обычный, рутинный, для здешних мест, эпизод. Чуть в новой аранжировке.

В Кауп пришёл обратный, из Тувангсте, новгородский караван. Десять ушкуев, набитых местными товарами. Купцы услышали об обновке — о новом князе в Каупе, места им знакомые — пришли глянуть.

— А, Литва Московская! Эт которых суздальские вышибли? Которых рязанские за покражу куриц пороли? Думаешь, на чужой стороне — хлеб слаще? Дурковат ты, князёк. Камбила своего не упустит. Чуть подымешься — выкрутит досуха. Ну, лады, покажь — что за барахло на продажу задумал.

Новгородцы вели себя хамски. А чего ж нет? — Товар они взяли в Тувангсте, тут — только чуть дополнить, если по дешёвке. С князем сембов Камбилой — отношения дружеские, своя сила немалая, местный князёк против не поскачет. Да он вообще — слаб на голову, мыто не берёт!

Места тут кое-кому знакомые. А то и родственники есть:

— Батяня мой тут зимовал не единожды, трёх ублюдков понаделал. Ты, слышь, князёк, возьми-ка их себе в ближники. Два сапога — пара. Га-га-га...

Кастусь краснел и бледнел. Хватался за меч, но вечером Елица устроила "мозговой штурм". С утра к новогородцам пошёл разговаривать Беня. Он хоть и отвечает вежливо, но устойчивое ощущение — "сам дурак" — у собеседника не проходит. А в драку... только начни.

Морской ушкуй несколько больше речного. А вот команда у него меньше. Речникам приходится иметь две смены гребцов. Иначе выгрести против течения... можно. Но очень долго. Моряки больше идут под парусом. Гребля — в штиль или при манёвре. На десятке ушкуев нет и двух сотен человек. Обычно — и этого много.

Разнести-разграбить? — Да запросто! Только свистни. Но... вот было бы нормальное селище, а то...

Новгородцев в крепость не пускают. Пруссы против ушкуйников — не вояки, но уж больно их много. Караванщики с тысячными толпами на берегу не воюют — не викинги в набеге. Не Курт Великий, не Хакон Синезубыч.

Ещё — вадавасы. Которых меньше, чем новгородцев, победить они не смогут, но положить половину своих... А с кем ты дальше к Новгороду пойдёшь?

Беня к этому времени уже осознал мою классификацию товаров — у новгородцев ничего необходимого не было. Постояв три дня, похамив, побуянив, вновь ощутив себя хозяевами мира и окрестностей, господами среди тупых и нищих дикарей, новгородцы двинулись дальше, к Святой Софии, на северо-восток.

По заливу, а не морем.

У туземцев, знаете ли, очередная глупость случилась: "акульи зубы" всплыли, а лебёдка, чтобы их назад, на дно утянуть — сломалась. Ну, тупые! Литвины, блин! Деревенщина-посельщина! Руки из задницы растут, а туда же!

Через этот... пролив Brokist — не пройти? — Ну и плевать!

Не увидели они и лодочку, которая на всех парусах побежала к северу с другой, морской стороны косы.

Ушкуи не дошли пару десятков вёрст до северного окончания косы, когда с берега вдруг понеслись наперерез каравану лодки.

Курши!

Да откуда их столько?!

* * *

Численность здешних племён колеблется от 10 до 40 тысяч человек. Курши могут выставить 4-5 тысяч бойцов. В условиях нашествия на свои земли, при тотальной мобилизации. Или сотни 4-5 — в набег. Собрать, а главное — держать в одном месте долгое время столько людей — тяжело. Нечем кормить, передерутся. Поэтому пиратские отряды много меньше, раз в десять-двадцать.

Таким отрядом можно наскочить на соседских рыбаков. Но ведь следом ответка прилетит! Опять же — Криве-Кривайто пришлёт свою Кривулю. И будут зачинщики петь: "Утренняя звезда, утренняя звезда, освети мою раннюю смерть".

Не привлекает.

Можно напасть на одинокое торговое судно — кнорр, шнеку или ушкуй.

Торгаши умные — по одному редко ходят.

Вот и приходится "любителям морской охоты" долго-долго портить себе глаза, выглядывая, сквозь дымку над морем и солнечный блеск, добычу по размеру.

По размеру своего "горла" — чтобы не подавиться.

После пролитой на косе крови, курши были настроены к Кастусю враждебно. И он откупился дорогим подарком: сдал им хамов-новгородцев.

Кестут выпустил караван из города, но не из залива. Ушкуи пошли вдоль косы к северному проливу. А предупрежденные курши — уже ждали. В полном личном составе всех племенных любителей чужого майна.

Брать новгородцев на абордаж... даже при трёхкратном численном превосходстве... отвратительное занятие.

Сначала — гонка. Теряющие ход в предзакатном штиле, гружёные по борта ушкуи проигрывали в гребной регате лёгким лодкам пиратов. Разделяться караванщики не стали — взаимовыручка.

"Один за всех и все за одного".

Так, в полном составе, их и прижали к мелководью.

Ушкуи цепляли дно килями, застревали. Садились на мель. Поодиночке, парами... Вразброс. Купцы не хотели бросать товары. Так их и добивали. На разделённые кораблики наваливались толпой и давили числом.

Потом ушкуйники попытались собраться вместе, выбраться на берег. Длинные русские рубахи, верхняя одежда — армяки и кафтаны — намокали, вода вокруг ног ограничивала подвижность. Топоры и ножи лодейщиков хороши в ближнем бою, "грудь в грудь". А полуголые босые курши прыгали вокруг в десятке шагов и кидали копья.

Раненые с обеих сторон падали в воду. И захлёбывались на здешней полуаршинной глубине. Пленных не брала ни одна сторона.

Часть новгородцев сумела пробиться на берег. Наступила ночь. Но стычки не прекращались. Курши окружили ушкуйников и продолжили метать из темноты копья. Наконец, когда встало солнце, нашли и добили последних.

Утром к месту морской битвы подошли три ушкуя с вадавасами.

Кестут ожидал от куршей каких-либо предъяв. Но... две сотни погибших, две сотни средне— и легкораненных. Тяжёлых нет — захлебнулись. При таких потерях "права качать"... Да и выдохлись все.

Из новгородцев оставалось человек пять относительно целых пленных. Кестут и не претендовал: их отведут в селища и замучают у пыточных столбов, сожгут в жертвенных ямах — принесут в дар Перуну и божественным близнецам.

Добычу делили "по справедливости": Кастусю досталось ненужное — 6 оставшихся на плаву ушкуев — а куда они куршам? Товары, купленные покойными на Самбии — аналогично. Курши забрали "особо ценное" — вещи новогородского происхождения. И заключили с Каупом "вечный братский союз".

По сути, Кастусь исполнил мой вариант "накопления стартового капитала" — грабёж проходящего каравана.

Не ново: как начинал Аламуш — я уже...

Мелкая подробность: количество "вымпелов" у Кастуся враз удвоилось. Так это уже серьёзная эскадра! Можно что-нибудь объёмное возить...

Четыре тонны янтаря, захваченные в караване, не имели особой ценности для местных. Но даже часть этого — очень хорошо пошла в Гданьске. Торг там вели мои приказчики. Которые с этих, самбийских, товаров, отдавали Сигурду десятую часть. Как с моих собственных.

Князь Кестут не возражал. А ярл Сигурд и его люди решительно пресекали попытки "наехать" на торговцев.

Самборина любила придти на службу к св. Николаю (в княжескую церковь Гданьска) в шубе из соболя и янтарном ожерелье в три нитки. На попытки местного ксендза пристыдить:

— Сиё есть добыча мерзких язычников! Привезённая мерзкими схизматами!

Отвечала резко, тыча пальчиком:

— Да у тебя у самого, святой отец, крест святой — янтарём изукрашен!

Ксёндз не угомонился, произнёс жаркую проповедь. "Против янтаря и прочего поганства". Восхищённые ораторским искусством прихожане аплодировали.

Увы, идучи с вечери домой, оратор упал в лужу. Где и захлебнулся — головёнкой об камушек стукнулся.

Князь Собеслав, когда ему доложили об этом несчастном случае, посмотрел на сложившуюся на доске позицию, потёр о свою меховую накидку перстень с изумрудом из подарков зятя и партнёра по шахматам, и сообщил ему:

— Шах. И мат. Ну? Проиграл — плати. Заснул, что ли?

* * *

Совершенно очевидная для меня вещь, понятная (насмотрелся во Всеволжске) Кестуту. Непредставимая для почти всех здешних владетелей в эту эпоху — прямое участие государя в торговле.

Нормально: сходить на войну, пограбить соседа, сбросить хабар и полон купчишкам. А дальше — пусть сами.

Посредники — необходимы.

Вот кто бы спорил! Необходимы. Там, где без них не обойтись. В остальных случаях — работают "свои".

Столетия спустя, Генрих Штаден пишет:

"Его римско-кесарскому величеству королю венгерскому и чешскому, нашему всемилостивейшему государю всеподданнейшее и всепокорнейшее прошение от меня, Генриха Штадена...

Покорнейшая моя просьба: оставить это мое послание при вашем римско-кесарском величестве, а мой проект хорошо обдумать и выполнить его, не упустив благоприятных обстоятельств. Но только — чтобы это мое описание не переписывалось и не стало общеизвестным! Причина: великий князь не жалеет денег, чтобы узнавать, что творится в иных королевствах и землях. И все это делается в глубокой тайне: наверное, у него есть связи при импepaтopcкoм, королeвcкиx и княжеских дворах через купцов, которые туда приезжают; он хорошо снабжает их деньгами для подкупа, чтобы предвидеть все обстоятельства и предотвратить опасность".

Иван Грозный — активный шпионаж выстрадал. Прокол русской разведки в части Позвольского ливонско-литовского договора в начале Ливонской войны был очень обиден и опасен. Пришлось создавать систему.

Он не только использовал купцов в качестве секретных агентов. Не только "снабжал их деньгами". До такой степени, что имперский двор был прозрачен для его разведки. Он и сам, товарами и людьми из своих царских поместий, активно участвовал в международной торговле.

А уж как отработали "сурожане" (русские купцы из Сурожа) в деле "Дмитрий Донской против Мамая поганого"! Точно, за недели, если за не за месяцы, определить путь татарского войска, найти место в степи, мимо которого Мамай не пройдёт... Очень высокий уровень, будто в голове у тёмника сидели. А так-то... просто торг вели.

* * *

Обустроив и перекрыв южный выход из залива, договорившись с куршами, которые перекрыли северный выход, Кестут заставил всех транзитёров с Немана, продавать свои товары ему. А собранная эскадра, наличие уже прошедших минимальную морскую практику вадавасов и местных свеже-крещённых рыбаков, позволили формировать собственный торговый караван.

Сводная эскадра — двенадцать корабликов — пошла в Гданьск. И привезла оттуда двенадцать тонн хлеба.

Напомню: норма — 7 пудов на человека. В год.

Расчётный период — зиму бы пережить. Здесь хлебом не избалованы, едят его меньше — большая доля охоты и рыбалки. Всё равно — всех не накормить. Но караван, хоть и с потерями, успел ещё раза три обернуться.

Эффект: в соседних волостях поняли, что безмозглый бешеный литовский князь — вовсе не безмозглый.

"Каравай, каравай

Кого хочешь — выбирай.

— Я люблю, конечно, всех.

Но князь Кестут — лучше всех".

Не полями и амбарами, не пахарями и сеятелями, но гаванями и кораблями Кестут решил "хлебный вопрос". И кривы вынужденно уступили:

— Блокада — бесполезна. Эдак мы и сами скоро "зубки на полку" — налог собирать не с чего.

Сембы начали продавать в Кауп хлеб. Следом пошёл ещё более важный торг — скотом. Коров стадами и коней табунами — из Гданьска в ушкуе не привезёшь.

Я переживал за своих ребят. Радовался, когда до меня доходили сведения об их успехах. И особенно — тщеславие мне не чуждо — об успешном повторении моих находок.

Кестут, по сути, реализовал мою схему: привлечение сторонних ресурсов, форсирование городского развития, кого-нибудь ограбить и купить хлеба, а не ждать пока свой вырастет. Отказ от налогов, "гос.торговля", привлечение "изгоев", балансирование на интересах соседних правителей...

Его собственный "фигурный болт" — прямой караван между Каупом и Гданьском, фактически навязанный женщинами — Елицей и Самбориной, позволил "подвинуть" и местные власти, и внешних традиционных партнёров.

Этого до него не было никогда. Невозможно. Не по "физической географии", а по между-ушию. Очень элегантное решение. Они сами додумались, даже завидно.

Ему, однако, не были свойственны две важных для меня особенности: "форсированная педагогика" и "гейзер инноваций". Я подкидывал ему разные "ништяки", но разворачивать массовое производство "по образу и подобию"... А уж тем более — генерировать свои собственные... не его. Нормальный э... образчик.

Кауп, бурно стартовавший на полученной от меня базе, начал терять темп, менять вектор развития с интенсивного на привычный для средневековья экстенсивный. Так бы он и трансформировался в нормальное средневековое владение с керлами, виланами, коттариями и бордариями. Феодальный аллод. Под эгидой датчан или "священного царства".

Дело не в материальных прибамбасах, не в сумме навыков и знаний — в целях. Которые формируются эмоциями. Не в "мозге обезьяны", но в "мозге крокодила".

Для Кастуся этот мир — родной. Нормальный, единственный. Он хотел отвоевать в нём свой кусок, чуть подправить... Меня от средневековья — от всего — тошнило.

Кауп, приподнявшийся при Кестуте, через несколько десятилетий повторил бы судьбу других прусских городков.

"На смену юношескому романтизму неизменно приходит старческий ревматизм".

Однако поток изменений, вызываемых мною в этом мире, несколько лет продолжал струиться ручейком в эти места. Пока снова не захлестнул их.

Беня пережил кучу приключений, а ещё больше — страхов, на обратном пути. У него был минимум людей, многим из которых он не мог доверять, часть — просто не понимала русского языка. Он пугался всякого шороха, тучки на горизонте, лодки на воде. Но сумел пройти без потерь и море, и озеро, и пороги.

Тихохонько походил по Новгороду. Спокойно, не надувая щёк, не стуча себя пяткой в грудь:

— Да я! Да мы...! "Зверь Лютый" — всех съест!

Не надо этого!

Старательно уходил от возможных конфликтов. Платил, кланялся, извинялся. Даже не пытался вынести свои товары на торг. Так — чисто глянуть, чисто прицениться. "Пощупать воз".

Сделанный им "мгновенный портрет" состояния Новгородского рынка, заставил меня чуть скорректировать "восточную политику". Он начал интересные разговоры с торговцами среднего уровня. Насчёт продвижения моих товаров. Его должны были представить кое-кому из вятших. Нет, не из "Совета господ", но близко, "второй эшелон".

Он бы задержался, но у него украли гребца. Парень пошёл город посмотреть и пропал. Беня начал спрашивать — ему ответили. Доходчиво.

Выглядел бы он "серьёзным человеком" — прирезали бы сразу. А так — "младший помощник третьего дворника по женской линии" — чего мараться? Приложили по сусалам, дали пенделя, кинули в сточную канаву.

Он бы утёрся и сразу отчалил. Но опыт "командования" ярлом и князем — не прошёл даром.

Беня истово перекрестился на икону, помянул, для верности, Адоная, поднял своих гребцов-сембов, нашёл тот притон, где напоили и похолопили его человека... И разнёс оную халабуду пополам в щепочки. С упокоением нескольких возражавших... посаков. И — сбежал. Как и естественно для "мелкого торговца с рук". Но не — "до", а — "после".

Так не бывает! Не может прохожий иудей-выкрест устроить погром новогородам прямо в Господине Великом Новгороде!

Этот — может.

Я же предупреждал: нормальность вокруг "Зверя Лютого" — ненормальна.

Подгоняемый собственным страхом от вдруг прорезавшейся "воинской доблести", Беня бегом проскочил волоки, перевалил в Волгу и пришёл ко мне.

Он привёз кое-какие интересные штучки. Но главное — информацию. О людях. О сообществах по пути. О том, как они думают и что делают. Его яркие, эмоциональные рассказы позволили мне представлять тамошние места, тамошних жителей. Понимать их.

Одним из следствий этих "путевых заметок" явилось для меня осознание... ненужности Новгорода.

Глава 490

* * *

Тут сразу все знатоки, ценители и любители возопят: как же так?! Символ "Святой Руси"! Свет свободы, костёр демократии!

Увы, господа. Кострище. С характерным неприятным запахом. Олигархия с бандитами. Купеческая успешность переходящая во всеобщую продажность и сволочизм.

Для любого русского человека очевидно: Новгород — "торговые ворота Святой Руси", "окно в Европу". Северная столица, богатейший и славнейший город. Уникальное место, самим богом данное. "Ныне и присно".

Уверенность в единственности для "Святой Руси" Новгородского пути — Ильмень-Волхов-Ладога-Нева — является идеей почти вечной, сомнению не подлежащей.

Аксиома.

Для всех.

Не для меня.

Я чуть иначе вижу географию, знаю времена, когда Советский Союз или Российская империя имели и другие выходы на Балтийское море. Куда более удобные по навигации — не замерзают.

"Окно в Европу" прорубали по "старому проёму". От слабости государства Российского — в другом месте "стенку" было не пробить. Но у меня тут — пока есть и другие возможности.

Теперь выяснилось, что "Повесть Временных Лет", описывающая "путь из варяг в греки" через Новгород... э... не вполне исчерпывающая. Существование Труссо, Каупа, Тувангсте показывают физическую возможность других дорог между Балтикой и Русью.

Становление древней русской государственности впрямую видно на могильниках в Каупе. Связка Неман-Днепр вполне работала при Владимире Крестителе. Потом случились всякие... неприятности: Кауп два раза сожгли датчане, ляхи грохнули кривов, кривы вырезали витингов, у арабов кончилось серебро... Пути сместились. Но русла-то рек — остались!

Стоит взять контурную карту региона, как становится понятно: Новгородский путь — наихудший из возможных для связи Балтийского и Чёрного или Каспийского морей.

Хуже... Только вокруг Нордкина в Архангельск.

Кроме Невы на Балтику выходят Западная Двина, Неман, Прегель, Висла... Все они сходятся своими истоками-притоками с реками Днепровской системы. Про Касплянский и Вержавский пути между Двиной и Днепром я уже...

Можно вспомнить канал Огинского (Днепровско-Неманский канал). В 18 в. соединил р. Ясельда (бассейн Припяти) и Щара (бассейн Немана). При длине в 55 км, длина прокопа — 2.5. Остальное — углубление русл рек, озера.

Ну раздолбали ему, в двух мировых войнах, гидротехнические сооружения. Но пока-то советских партизан с гитлеровскими карателями в тех местах не предвидится. И так ещё веков 7-8.

Почему Новгород?

Что "путь из варяг в греки" явился "становым хребтом Русской государственности" — понятно. Трафик даёт "прибавочный продукт", который государство "отчуждает". Это основа возвышения Киева: все товары, ввозимые или производимые на берегах Днепровской системы естественным образом скатывались вниз. Киев — "горло", где всех... мытарят. Почему и хазары с Кием и Хоривом, и варяги с Аскольдом и Диром, и вещий Олег с младенцем Игорем сюда лезли — подержаться за русское горло. И нет разницы откуда плывёт очередной купец — с Десны или Сожа, с Припяти или самого Днепра.

Но Новгород-то здесь причём?

"Физическая география" не даёт объяснения преимущества транзита через Финский залив.

Единственной возможная причина — "география политическая". Какой-то фактор, который резко противопоставил довольно сходные, близкие по обычаям и языкам балтские, славянские и скандинавские племена. Создал труднопреодолимую грань в низовьях рек Восточной Балтики.

Судя по тому, что в 10 в. Рогволд и Тур смогли пройти от Балтийского моря вверх по рекам (по Западной Двине...) и сесть князьями в Турове и Полоцке, препятствие возникло не раньше конца 10 в.

Почему? Почему Рогволд пошёл за сотни вёрст вверх по Западной Двине к Полоцку, а не уселся в устье, или, на худой конец, на Гедиминовой горке? Чем ливы или жмудь страшнее кривичей? Организованностью? Враждебностью? Материальные-то культуры — довольно сходны. Почему легендарный Тур полез в болота основывать Туров, а не остановился где-то на Буге? Их что-то манило? Или — гнало? Морских жителей в непроходимые лесные чащобы? "Земля под ногами горела"?

У Рюрика ситуация другая: он приходит в Старую Ладогу. В известный порт на побережье огромного озера. Подобно Одиссею, знающему о предсказании смерти первому, кто ступит на землю у Трои, и прыгающему с корабля на собственный, предварительно брошенный на берег, щит.

Забавное "препятствие". Сначала пропускает пришельцев. Но не даёт им остановиться на этой территории. Выталкивает дальше, вглубь. На земли других племён, других вер. Потом вообще — закрывает проход.

В 1103 г. король Дании Эйрик I Добрый через Русь дошёл до Константинополя, переправился морем на Кипр, где и умер.

Хотя его отряд не был многочислен, но это — крестоносцы, рыцари. Куда боеспособнее охраны обычного купеческого каравана. Однако, и они шли более длинным и тяжёлым путём через Новгород, а не коротким и "тёплым" через Вислу, Неман или Двину.

"Препятствие", накрывшее регион, мешающее славянам и скандинавам проходить здешними путями, запрещающее местным балтским вождям богатеть на транзите, поднимающее худовооружённых туземцев фанатично умирать под мечами профессиональных воинов-пришельцев — "священное царство божественных близнецов"? Страх местных жителей перед "кривом с кривулей" сильнее страха смерти под топором викинга? Самоизоляция с отдельными "особыми зонами" типа Тувангсте?

Не ново: сходные стратегии реализовывали китайцы династии Цин и японцы эпохи Эдо. Китайцы нарвались на "опиумные войны" и грабёж колониальных держав, японцев спасли "Пять пунктов клятвы императора Мэйдзи".

У пруссов такого императора не нашлось.

В основе "закрытости" — политическое решение? Возмездие? Торговая блокада, сходная с тридцатилетней блокадой, устроенной Вещему Олегу хазарами?

Союзник, клиент, наёмник — Владимир Красно Солнышко — получил денег, нанял войско, подчинил Русь, установил в Киеве и Новгороде идолов Перуна. И вдруг начал свою игру — сговорился с греками, принял христианство, нанимателей побил, выгнал.

Злоба "кинутых" кредиторов превратилась в вечный обычай?

Самоконсервирование народа проистекало из власти жрецов, из бесконечного и неизменного повторения одних и тех же текстов, следования древним законам, восхваления великих предков, "верности традиционным ценностям"...

"Раньше — было лучше".

Это привело "священное царство" к гибели. К гибели и царства, и народа.

Но "семена перунистов" продолжали давать всходы: в форме языческого княжества Литовского, в форме Тевтонского и Ливонского орденов, в форме ряда иных иноверных государственных образований, несущих в себе прежний, от "братьев-близнецов", посыл: противопоставление жителей этих мест соседям.

— Мы — дети Перуна! Мы следуем заповедям Видевута! Мы — люди, вы — быдло иноверное.

Обоснования менялись, сохранялась уже не вера в обладание собственной, отличной от соседской, религиозной истины, но инстинктивное, вбитое столетиям власти теократии, отвращение к чужакам.

Естественная племенная ксенофобия, взращиваемая и усиливаемая столетиями религиозной пропаганды, проповедями десятков поколений Криве-Кривайтов, вываренная в закрытом котле "священного царства", стала элементом "национального характера".

Менялись государства и веры, но пути оставались закрытыми. При литовцах, ливонцах, поляках, немцах, датчанах, шведах... В основе — слова Видевута:

"Все соседи, которые почитают наших богов и приносят им жертвы, должны быть нами любимы и почитаемы. Если же они отвергнут (наших богов), должны быть (уничтожены) при помощи огня или дубинами".

Поверху плескались польское шляхетство или немецкий "орднунг", а в глубине народного подсознания продолжало бродить древнее чувство: "соседи... должны быть уничтожены...".

"Не судите о господах по слугам их".

Увы. Именно со слов "слуг" — "судят" "господа", именно "слуги" исполняют "господские" решения. Выкармливают будущих хозяев своим молоком, поют им свои колыбельные, рассказывают свои сказки. Они — тот воздух, та среда обитания, в которой вырастает элита. Снаружи — какой-нибудь грозный ландмейстер. А внутри у него — барздуки с маркополями.

"Культурная традиция". Воспроизводимая в здешних местах столетиями. Не следуя ли этой логике испанский король Филип II приказывает включить в состав "Великой Армады" тысячи кормилиц? Дабы выкормить будущих сирот английских еретиков — "католическим молоком"? Дабы те "впитали истинную веру с молоком матери".

Характерной чертой земландца было неприятие нового и чужого, верность старым обычаям и сильная склонность к простоте. Как говорил, спустя столетия, князь Радзивилл, "в этой стороне никто не страдает от того, что кто-то что-то понимает лучше, чем они сами".

"Понимать лучше"... А зачем? — Истина — у нас.

"Наука — это знание основанное на сомнении".

Нет "сомнений" — не будет и "знаний". Не только о свойствах какого-нибудь "электрона", но и о "добре и зле".

Не отголоски ли этих "перунических" проповедей привели тысячи литовцев, преимущественно — молодых парней из сельской местности с парой классов образования, потомков племён, веками живших под властью Криве-Кривайтов, не "испорченных" на своих хуторах духом "либерастии и гумнонизма", к добровольному участию в уничтожении двухсот тысяч местных евреев во время Второй мировой войны? Геноцид за жрачку и шмотки.

А чего ж нет? Власть-то разрешает — теперь можно. Можно то, что осталось "нормальным" в неосознаваемой памяти народной — убивать и грабить соседей.

"Все соседи... должны быть уничтожены при помощи огня или дубинами". В середине 20 в. — годится и карабин с пулемётом.

Интересно сравнить с, например, Данией. Тоже "держат важные торговые пути" — проливы. На уровне 5-7 веков — сходные с пруссами обычаи, образ жизни. Правда, вместо добычи бобров — разводят на мех кошек, но эта разница несущественна. Интенсивная экспансия в "эпоху викингов" и позднее. Сложные политические перипетии, когда бывало одновременно по два-три конунга, когда епископов то убивали, то восхваляли как спасителей. Но — светское государство.

Датчане постоянно перекрывали Зунды. Сначала: "отдай всё, что у тебя есть" — морской разбой, потом: "отдай сколько я сказал". На этом, на противодействии датским "налогам и сбором" возникла основа Великой Ганзы — союз Гамбурга и Любека.

Но эти войны крутились вокруг "бабла". Люди веками тонули в холодном море, резались на плоских берегах "за дольку" — не "за идею". У викингов нет "идеологической подкладки". И когда нацисты, оккупировав Данию, требуют, чтобы евреи носили жёлтую звезду на одежде, первым с такой нашивкой на улицы Копенгагена выходит король Дании.

Кривы жили с "идеи", они стали "властью". И не давали никому права ни на другую "идею", ни на "власть", ни на "бабло". Пути — закрылись. "Железный занавес". Священный.

Россия не воюет за земли — не немцы с их "проблемой жизненного пространства". Не воюет "за веру", насаждая собственное представление о боге, как испанцы или португальцы. Не сражается "за доходы" от богатых провинций, подобно англичанам или голландцам.

"У кого что болит — тот про то и говорит". Или — воюет.

Хотя, конечно, от новых доходов не отказывается, миссионерством занимается, владения на новых землях раздаёт.

Два главных мотива: устранение опасности и свобода прохода. Сплошные пацифизм с глобализмом. Исконно-посконные.

Военной опасности "священное царство" после Крестителя не представляло. Ятвягов побили сразу, остальные — поняли. А вот "закрытие путей" предопределило на тысячелетие войну в этом регионе.

Заложенное длинным рядом Криве-Кривайтов отторжение соседей, прикрываемое разнообразными сиюминутными текущими политическими или идеологическими лозунгами, развернулось в самую длинную в европейской истории войну — от Миндовга до Екатерины Великой. Литовско-польско-ливонско-шведско-немецкую... войну против России.

Странно: во всём мире племена или государства, владеющие верховьями рек, подчиняют себе устья. Так — со времён объединения Верхнего и Нижнего Египта. Просто потому, что лодки с воинами в набег — по течению идут быстрее, река сама несёт. Или "низовым людям" нужно иметь существенное численное, технологическое и организационное превосходство. Как было у хань на Хуанхе или у шумеров в Месопотамии.

Здесь — редкий случай — на столетия установился барьер. Непреодолимый барьер в между-ушиях.

* * *

"Весьма порой мешает мне заснуть

волнующая, как ни поверни,

открывшаяся мне внезапно суть

какой-нибудь немыслимой херни".

Вот, додумался. Ну и чего мне с этим делать?

Брутен и Видевут — конкретные люди. Со своими конкретными "тараканами в головах". Судя по их, вставших дыбом, причёскам на "Знамени Видевута", "тараканы" — сильно буйные. Но не страшнее моих собственных.

Они приняли вот такое решение. Могли принять другое. Но им понравилось вот так. И они взошли на костёр. В соответствии со своим мировоззрением.

Уважаю, вера — сильная. Но это характеристика веры, а не качества решения.

Так что, "спокойного вам лежания". Или, там, "дымления". А я прикину как переделать вашу "немыслимую хрень" — в свою. В свою систему транспортных путей. Соблюдая законы того самого Исаака, а не ваши "Заповеди", которые мне, честно говоря... представляют чисто исторический интерес.

Конечно, и в других вариантах транспортных схем существуют во множестве проблемы: чьи-то чужие княжества, враждебные племена... Это темы политические: "есть человеки — нет человеков". "Человеки" — с вот таким набором "тараканов в голове". Поменяй "тараканов"... или — головы.

Есть "физика" — необустроенные "дикие" волоки, мели и перекаты... Но монополия "дикого" Новгорода с его бешеными ушкуйниками, жадными боярами, Гостиннопольскими порогами и штормовой Ладогой выглядит, на мой взгляд, хуже.

Из указа от 18 ноября 1718 г. Петра I:

"...какой великий убыток на вся годы чинится на Ладожском озере от худых судов, и что одним сим летом с тысячу судов пропало...".

По тысяче кораблей терять в год?! Эдак я корабельщиков не напасусь. А ведь Ладога — только одно из нескольких "приключений" на этом маршруте.

И зачем нам этот "смех"?

Господин Великий Новгород, как главный держатель транс-русского, транс-континентального транзита — Руси не нужен. Он нужен Европе.

Это стало видно после Батыя: южные "хвосты" путей были выжжены. А город продолжал процветать. На посредничестве между Готландом, Ганзой и "Биармией" — Русским Севером.

Стратегическое значение Новгорода для Руси — "отрыжка" многовекового фанатического маразма кривов?

За прошедшие со времён Крестителя два века — весьма иной вид принял "путь из варяг в хазары". Теперь-то, выйдя, например — по Припяти или по Березине, в Днепровскую систему, можно нормально, в рамках одного государства, одной веры, закона и языка, перейти в Волжскую. Разными вариантами. Верхним, через Вязьму-Зубец, как я из Смоленска бегал, средним — через Елно-Угру, как я хаживал, нижним, через Чернигов-Десну... И другие есть. В Волгу или Оку. Что важно для меня, поскольку я вцепился в Стрелку, в важный кусочек этой трассы.

"Дайте мне метр рельса магистрального пути и ни я, ни мои дети и внуки никогда ни в чём не будут себе отказывать".

"Метр" у меня уже есть. Теперь на концах некоторых вариантов пути появились знакомые мне, понятные люди.

А не вернуться ли нам, господа-товарищи, к нашей, знаете ли, исконно-посконной "старине глубокой"? Сильно глубокой. Когда в Киеве правил "Красно Солнышко", Илья Муромец — Соловью Разбойнику глазёнки стрелами вышибал. Чтобы шкурку не попортить. А на Самбии процветал Кауп. И между ними всеми шла интенсивная торговля.

Петербург жалко. Не нужен. Таллин, Хельсинки... тоже жалко. Но если Финский залив теряет статус "главного торгового горла России"...

Тут есть забавное развитие.

"Святая Русь" — порождение "пути из варяг в греки". Связка Новгород-Смоленск-Киев — "становой хребет древнерусской государственности". Потому что даёт "прибавочный продукт". С чего государство и живёт. "Труба" с "трафиком". На которую "мужик с топором" (или с мечом) может усесться и "крутить вентиль". Конфликт Крестителя и Криве — эту "трубу" укрепил: стало меньше "подтекать" через Полоцк или Берестье. "Святая Русь" имела стабильный источник дохода. Что позволило государству возникнуть и сохранять относительную централизацию, единство. Денюжки — из одной трубы.

Тут труба "потекла". В самом начале.

Через столетие после Крестителя крестоносцы взяли Иерусалим. И замкнули товарные потоки из Леванта на Северную Италию. "Труба" Яффа-Боспор-Днепр-Волхов — опустела. Нет товаров — нет доходов — великий князь не нужен — феодальная раздробленность. "Пряник", которым делилась с местными властями власть общегосударственная — исчез.

"Кнут", в форме "половецкой угрозы", позволил Мономаху на несколько десятилетий снова объединить страну. Уровень угрозы снизился — "скрепа" рассосалась.

Уделы, отчины и дедины, крамолы и усобицы, "брат на брата"... Обычная фаза в развитии феодализма. В необычном месте. С необычным "приключением" — "Погибелью земли Русской", Батыевым нашествием...

Как всё просто! Был "путь из варяг в греки" — была "Святая Русь". Перестали товары по Волхову и Днепру таскать — Русь скисла и рассыпалась. Историческая закономерность. Необходимость и эта... как же её... неизбывность с предопределённостью.

Марксизм, факеншит! Божий промысел, итить его...

А если подумать?

На Руси три торговых пути.

Север-Юг, "из варяг в греки".

Север-Восток, "из варяг в хазары".

Север-Север, "из варяг в Пермь Великую".

Первый путь пробивал Вещий Олег. Второй — Иван Грозный своими казанскими походами и ливонскими войнами. Третий — основа возвышения Новгорода в ордынскую эпоху.

"Три" — это много. Если есть "три", то можно чего-нибудь ещё придумать.

Типа — "из персов в немцы".

Ага. Восток-Запад.

Построить новую "трубу". Наполнить её товарами. Оседлать. И... убить на корню демократию. Средне-средневекового феодального типа. Поскольку — "кто девушку ужинает — тот её и танцует". Если основная масса инвестиций происходит из одного места, от "начальника трубы", то местечковость с удельщиной — теряют экономическую привлекательность.

"И восстал брат на брата" — отменяется. Поскольку "братья" — есть. А равенства — нет. В части вооружённой силы. Которая производная от "трубы". Конечно, все братья-феодалы — равны. Но один, который "на трубе наездник" — сильно равнее.

Удельщина с раздробленностью заменяется централизацией. Вокруг "трубы". Вполне естественной для этого места.

Я знаю, про кого вы подумали. Но имею в виду несколько иное.

Две группы военных предприятий Ивана Грозного, две громкие победы: Казанское и Полоцкое взятии — попытка пробить коридор "Восток-Запад"? Попытка, кажется, и не осознаваемая.

Феодализм, очень грубо говоря, в своём развитии проходит три этапа. Раннефеодальная империя, феодальная раздробленность, абсолютная монархия. Последовательность не является линейной, отдельные фазы, их вес в истории конкретной государственности — вариантны.

С моим появлением "здесь и сейчас" у "Святой Руси" появляется возможность проскочить...

Э... Скромнее надо, Ваня. Скажем мягче: сократить вторую фазу процесса.

Централизация порождается мною. Вбрасываемыми в здешний социум технологическими прибамбасами. Типа — большая домна.

Не ими самими. Не конкретной "штукой" новизны. Аборигены поняли, растащили, построили у себя... образуется несколько центров производства чего-то там.

Но у меня есть производство специфического вида — "гейзер инноваций". Он — из моей головы. Голова — одна. "Проистекать будет отсюда". Здесь — центр.

Туземцы обязательно растащат мои новизны по городам и весям. И это — здорово! Я для того и работаю!

Некоторые из них, выучившись здесь, уловив методу, философию рацухераченья — сами будут чего-нибудь придумывать. И это — аналогично! Давайте ребята! Изобретайте! И вы будете поддерживать меня, мою централизацию.

Потому что придумать что-то более тоталитарное, более запрещающее думать и делать новое, чем нормальная здешняя "святорусская" община... только прусское "священное царство всеобщего братства и благоденствия".

Любая тирания куда демократичнее и либерастичнее всенародной "соборности".

Централизация, как производная от моего личного... м-м-м... интеллектуального превосходства? — Конечно — неправда. Умнее туземцев я себя не чувствую. Знаю чуть больше. О некоторых вещах.

От моего личного "шила в заду". Вот тут — "да". Вот тут чисто моё. Постоянно хочется чего-нибудь... этакого уелбантурить.

Централизация как следствия выбранного мною индустриального пути развития. Что требует специализации производств и их кооперации.

Теперь — централизация как средство построения и эксплуатации "трубы", "пути из персов в немцы". Торгово-экономически-финансовое достижение. Возможное только "под одной шапкой".

Это чего?! — "Ваньку Плешивого — на царство!"? Нет! Не хочу!

Я! Либераст! Дерьмократ! Фридомайзер и свободогейзер!

"Лишь мы, работники всемирной

Великой армии труда,

Владеть землёй имеем право,

Но паразиты — никогда!".

Не хочу в паразиты!

Мда... А какие есть варианты? Огласите, пожалуйста, весь список...

Коллеги! Попаданцы и попадевки! Понимаете ли вы, прикидывая "вляпнуться бы куда?", что целью вашей жизни будет построение "кровавого самодержавия"? Нет, потом-то, когда-нибудь, после вас... Но объём задач прогрессизма и ограниченная продолжительность вашей жизни... Или уменьшайте "замах". "Курочка по зёрнышку клюёт" — станьте клушей.

Тут надо хорошенько подумать...

* * *

Тонны привезённого Беней янтаря легли на склады. Ненадолго: следующей весной мы взялись за рынок Булгара и по этому товару.

Отчёт Бени, привезённые им послания из Каупа и Гданьска, содержали, в разной форме, просьбы о помощи.

"А травостои в Самбии — по пояс стоят. Травы густые да жирные. Кабы были тут косы твои длинные, "воеводовки" — куда как более скотине зимовать можно было".

"Поташ твой, коего только одна бочка была, употребляем бережливо, краску синюю с него делаем. Да идёт та краска больно быстро. Надумал князь людей своих в синее полотно одеть. Для от остальных жителей отличия да своих украшения".

Прямые просьбы, требования или вот такие намёки-пожелания, были сведены в единый список. Требуемое стали накапливать на складах.

Честно говоря, я не видел большой пользы от повторения такого торгового похода. Суеты, труда ушло море, риски, расходы...

Отправить Сигурда и Кестута — было необходимо. "Кровь из носу". Иначе... их пришлось бы убивать. А гонять караван в такую даль за-ради прибыли купеческой... У меня и поближе места есть, где кое-кого ободрать можно. Без этого... беспокойства новогородского.

Однако ж — обещал. Дальше — по царю Соломону:

"Обещал — исполни! Лучше не обещать, чем обещать и не исполнять".

Мне лжа — заборонена. Надо исполнять. "За базар — отвечаю". А там, глядишь, и ещё какая польза проклюнется...

Проклюнулась. Следующей весной. Заготовляемое для Каупа и Гданьска пришлось умножать многократно. Снова Бене пришлось лезть через волоки, ругаться с разными местными. И идти, на этот раз, куда как дальше и на дольше.

Конец восемьдесят девятой части

Часть 90. "Эх, лапти, да лапти, да лапти мои..."

Глава 491

В мае 1166 года, едва отправив за тысячу вёрст караван ярла Сигурда и князя Кестута, попинав процесс расселения и модернизации Радилова Городца и округи, я вытолкнул со Стрелки ещё один караван. Караванчик. Ма-а-аленький. В одну лодочку. Точнее — бермудину.

Мой "универсальный менеджер" Хоц не только организовал серийный выпуск ушкуев, но и довёл "до ума", с активным участием Дика, следующую "Ласточку" — "Чёрную".

Как я ни стремился к повторяемости, но стоило только отвернуться и... "эффект второй системы" — всё, что откладывалось "на потом" при создании первого экземпляра — вбивается во второй. Плюс "мысли по поводу". Плюс "накопленный опыт эксплуатации".

По счастью Хоц, испуганный "планов громадьём", реагировал на хотелки Дика с задержкой. Я успевал перехватывать "благие пожелания", которыми, как известно, вымощена дорога сами знаете куда.

Рацухерирование, конечно, необходимо. Но в контролируемом и гармонизированном варианте.

Лодочка получилась... хорошенькая. "Пузы" на парусах — правильнее. И не оверкильнулась сразу, как "Белая Ласточка" — насчёт балласта мы сразу сообразили.

Команду Дик собрал, обучил, обкатал. Проинструктировал и выдал матюгальник.

Подняли флаг с "голубым перекрёстком после сильного обрезания", посадили пассажиров и отправили. Поисковую партию. Тоже за тыщу вёрст. Но ближе — по Оке.

Забавная компания: два мальчишки — ученики из мари, мужичок из Пердуновки — рыбачок-любитель, бобыль из муромцев, двое литвинов из "Московской Литвы". И бывший "посол" из мещеряков. Которому я когда-то наручники надел, а не локти разбил как другим. Вдруг пошедший в рудознатцы.

Нормальный охотник обязательно видит характер почвы. Но смотрит более на живое. А этого парнишку повело, почему-то, в поиски минералов. Может быть потому, что сильным охотником он не был. А камушки — не убегут. Глаз у него — хороший, следопытский. Так получилось, что он покрутился и на рудных полях на Ватоме, и с поиском разных глин и песков. Долго гонял по полевому шпату — много надо было. Ему это занятие — охота на камни — пошло.

Повторю: я не знаю откуда у него такой интерес. Я не могу сходу, на взгляд, находить в толпе приходящих новосёлов людей с подобными талантами. Но чётко понимаю: кабы этот юнец не пришёл ко мне — талант его умер бы. Среди охотников-мещеряков талант геолога — не нужен.

Я ничего не сделал, только дал ему возможность. Одну из многих. Одному из многих. И талант — проявился.

Дидро писал: "Гении падают с неба. И на один раз, когда он встречает ворота дворца, приходится сто тысяч случаев, когда он падает мимо".

Вот как бы этих "сто тысяч случаев, когда... мимо" — поуменьшить?

Меня, временами, приводит в бешенство мысль о том, что в окружающих лесах и полях живёт масса подобных мальчишек. С таким или иными талантами. Которые никогда не проявятся.

"Видимо, во мне умер поэт. И с каждым днём все сильнее пахнет".

Таких, с "умершими внутри" — вокруг полно.

Жалко.

Но этот-то — попал. Правда — не в "ворота дворца". А — "в лапы Зверя Лютого".

Недавно я старательно читал ему своё описание магнетита. Что вспомнилось:

"Чёрный. Блеск — металлический, но бывает жирно-смоляной или матовый. Излом раковистый или неровно-ступенчатый. Может изменять показания компаса: стрелка показывает на магнетит. Может истираться в песок, не теряя магнитных свойств".

Вот, по сути и всё. Почти.

"Как называется прибор для обнаружения скрытой электропроводки? — Перфоратор".

У меня — ни электропроводки, ни перфоратора. Но "прибор для обнаружения" — имеется.

* * *

"Дети интересуются откуда всё берётся. А взрослые — куда всё девается".

У меня подход к жизни — "детский", интересно — "откуда". Тут конкретно — железо.

Ответ общеизвестен, "это ж все знают!" — из руды. — Ага. А из какой?

Чисто для знатоков. Железо содержат многие минералы. А выплавляют его из четырёх:

— магнитный железняк — более 70% Fe в виде магнетита Fe3О4 (пример: Курская магнитная аномалия)

— красный железняк — 55-60% Fe в виде гематита Fe2О3 (пример: Курская магнитная аномалия, Криворожский бассейн)

— бурый железняк (лимонит) — 35-55% Fe в виде смеси Fe2O3-3H2O и Fe2O3-H2O (пример: Керченское месторождение).

— шпатовый железняк — до 40% Fe в виде карбоната FeCO3 (пример: Бакальское месторождение)

Магнетит и гематит на Русской платформе лежат глубоко, шпатового железняка — вообще нет.

Мне нужен магнитный железняк. Потому, что из него железо лучше — чище, стабильнее, чем из болотной руды. Но, конечно, про Лебединский ГОК — и мечтать нечего.

О ГОКе мечтать — бестолку. А взять магнетит — можно. "Лежит глубоко" — правда. Но не вся. Надо знать. Где искать и как он выглядит.

Повторю: никто на "Святой Руси" не знает про магнетит. Даже увидев его — пинают ногами.

А вот у меня, ещё с Пердуновки, есть магниты. Компасы, детали "электрошокера чемоданного типа"... Как там в громоотвод на трёхэтажном тереме молнией шандарахнуло... Я про это уже...

Намагниченный стерженёк на ниточке — главный "фигурный болт" моего рудознатца. У других — такого нет. Цвет, блеск, излом... вспомогательно. "Кристаллы октаэдрического и ромбододекаэдрического облика"... чисто для общего развития.

* * *

С такой базой — вперёд.

— А идти тебе вверх по Оке. До городка Серпейска, что при устье Нары. А оттуда ещё вверх по Оке полста вёрст. Покуда не найдёшь с левой стороны Оки на плоском берегу речку Каширку. От Серпейска по берегу смотреть внимательно. Выглядывать глыбы каменные. От Каширки — иди на другой берег. И ходи там прямо на юг. Да смотри по сторонам. Идти тебе так до речки, что зовётся Упа. До городка, Тулой прозываемого.

Команда и ближники смотрят на меня недоверчиво. Чи е там Упа, чи ни?

— Искать тебе выходы руды железной, в глыбах каменных, что открыто лежат, и жилы, под землёй схороненные. Взять с тех мест камни для показу, да указать — с какого места взято, да много ли там такого камня, да что за местность. Удобно ли строения поставить, близко ль к рекам вывозить. Чертёж земли той нарисовать да словами описать.

* * *

Каширско-Серпуховской регион (с присоединившейся к нему в конце XVI в. Тулой). Славился обилием и легкодоступностью высококачественных руд. По С. Герберштейну, под Каширой "даже и на ровном месте добывается железная руда". Речь идёт о глыбовой наземной руде, которая отличалась от широко распространённых болотных руд низким содержанием фосфора.

В центрах производства железа в северной России (Каргополье, Карелия, Устюг) в XVI в. зафиксирована, как особое качество местного металла, его ломкость. Это — от болотных и луговых руд с повышенным содержанием фосфора. Фосфор препятствует науглероживанию и повышает хладоломкость.

* * *

— Господине! А на что это? Положим, найдёт он эту... руду каменную. И чего? Домницы там ставить? Так ведь людей нет, земля чужая, глины крепкие искать надо...

— Это заботы решаемые. Мда... Однако мы их решать не будем. Не домницы поставим, а только рудник да пристань. Трудники будут руду копать-собирать, дробить, просеивать да промывать. И барками по Оке гнать сюда. Где у нас уже добрая домна стоит.

— Дурость же! Никто так не делает! Варницы ставят там, где руда есть! А иначе ж что? Иначе ж — таскать! За тридевять земель. Золотое железо-то получится!

Хорошие у меня мужики. Думающие, заботливые. О казне моей заботятся.

Они правы: все железоделательные производства строятся возле месторождений железной руды. На "Святой Руси" таких аж два, на лимонитах в Волынском княжестве. Сходно, вблизи полей болотной руды, ставят варницы и в других местах. Откопали, перемололи, загрузили, выплавили. Таскать меньше. Так делают все, столетиями.

* * *

"Это ж все знают!". Включая бесчисленное количество попаданцев в разные эпохи.

Да вот беда: я знаю не только "это".

Знаю о сдвоенных новгородских варницах в городе. В самом Новгороде — руды нет, собирали за сотни вёрст. А печки — были. Как в Рязани — была прямо у городских ворот. Как в Устюжне — печки в городке, а болота с рудой — за десятки вёрст.

На острове Эльба — крупнейшем римском центре по производству железа — леса вырубили ещё во времена Республики. Добытую на острове руду перевозили в Популонию, расположенную рядом с богатыми лесом Лигурийскими горами.

Старейшая из действующих в 21 в. в Европе промышленных фирм — Fiskars — начиналась с домны в устье одноимённой финской(!) речки. А работала на железной руде с территории Стокгольма.

В числе основных признаков империализма по Ленину:

"... вывоз капитала, в отличие от вывоза товаров, приобретает особо важное значение".

"Империализм способствует стиранию национальных и территориальных границ, воздействует не только на экономику и политику, но и на культуру, образ и стиль жизни, идеологию и т. п...".

Квинтэссенция попаданского прогрессизма! Потому что сейчас вот это всё: границы, национальности, государства, экономика, политика, культура, образ жизни, идеология... — средневековые! Им место — в горниле истории. В смысле: гори оно огнём! Или будем отстаивать исконно-посконное право вятичей воровать себе девок на водопое? Как оно описано в ПВЛ.

"Ванька-империалист"? — Хорош лаяться! А вообще-то... "против правды не попрёшь" — каждый попандопипец — империалист. Ибо экспортирует капитал. Свой. Интеллектуальный. Не товары.

"Вывозим капитал" — строим рудник. А на всякие границы — наплюём. Будут мявкать — дадим в морду. "Калаузним" до нуля. Империализуемся.

Теперь посмотрим на "это", которые все знают, с т.з. выплавки железа.

Для процесса нужны: воздух, руда, уголь, печка, мастера, потребители, инвестиции.

Воздух.

Воздух есть везде.

Уже хорошо.

Руда.

Руду берём хорошую. Среди ныне известных — из наилучших. Но — дорого далеко тащить.

Оптимизируем: обогащение — примитивно, делаем на месте, объём (и транспортные расходы) сокращаются на четверть.

Смотрим детали. Это где — "дьявол спрятанный".

Транспортировка идёт вниз по Оке. Набили учан, посадили пару кормщиков и пустили себе по течению. Речка-то сама несёт. Вёрст пять в час, 120 — сутки. От дальней точки — устья Упы — до Всеволжска 1200 вёрст. За 10 дней пара работников приволокут тысячу-полторы пудов. Если, конечно, дорогой негораздов не будет. Мелей там, татей речных, начальников жадных...

Мели... ставить лоцманскую службу, чистить реку. Татей — выбить, начальников — урезонить.

Это — не "физика", это — "политика". Функция тамошних властей.

Власть на Оке — Рязанско-Муромский князь Живчик. Он ко мне, к заботам моим... отзывчив. Да и ему польза будет от порядка на реке. Другой берег держит Андрей Боголюбский. Включая нынче Серпейск и Коломну. Он — правдолюб, казнедел и законобдень просто по характеру. Тоже поддержит.

Проще: смогу чётко и обосновано запросить требуемую помощь по конкретной проблеме, типа: поставь вешки по фарватеру у Серпейска или, там, убери воров с Переяславля Рязанского — будет. А "глобальный замысел"... а оно им нужно?

Годовой объём выплавляемого русского железа — десять-двенадцать тысяч пудов. Учан тащит полторы тысячи. Ну... будет 10 таких посудин. С расширениями, потерями, безудержным прогрессированием и мощением улиц чугунными чушками... два десятка лоханок. За год. Выкинь зиму, ледоход-ледостав... раз в неделю? И — не мгновенно, через годы.

Реализуемо.

Уголь.

Уголь древесный. Делают в моих "реакторах". Качественный. Менять его на продукцию каких-то где-то как-бы углежогов с земляными ямами... Сбить качество металла — минимум. Ещё: потерять кучу полезных "сопутствующих товаров". И обезлесить ту часть правобережья Оки. Потом Московским царям придётся в тех местах лес восстанавливать. В оборонительных целях, для засек.

Со Степью у меня хуже, чем у Троцкого: "Ни мира, ни войны, а армию распустить". А у меня — армия даже и не собрана. Распускать — нечего.

Так зачем же тамошний лес губить — загодя местность портить?

А вот на Верхней Волге — леса избыток. Там русский человек с лесом воюет. Выжигает, вырубает.

Помочь народу православному! Пусть люди с своей исконно-посконной "войны" — ещё и денежку получат! Пусть гонят дрова по Волге ко мне на Стрелку.

Снова: малой командой, вниз по течению. Без надрыва и трудовых подвигов.

Леса надо много. Угля против руды — минимум вчетверо, леса против угля, даже с "реакторами" — вчетверо ещё раз.

Три-четыре сотни учанов в год? — Не-а. Плотами. Дерево — и само плавает.

Пригонят плоты весной, по высокой воде, ниже Стрелки мы их растащим и дальше целый год, до следующего водополья, в удобное для нас время, потихоньку-полегоньку... делаем из них уголь и прочие полезные вещи.

Я снова нарушаю вековые, даже — тысячелетние стереотипы. Теперь в выжигании угля.

"Печи для выжига древесного угля целесообразно применять только там, где нельзя применить другой способ изолирования тлеющих дров от атмосферного воздуха".

Какай чудак такое написал?! Целесообразность определяется прибыльностью, а не изоляцией! Не "физикой", но "экономикой".

Капитальная печь, в отличие от "кустарных" куч, обеспечивает качество угля, снижает трудоёмкость, сводит к минимуму риск для жизни углежогов. Но строить капитальное сооружение, работающее "на дровах", обычно не имеет смысла — окружающие леса быстро истощаются. Углежоги переходят на другое место, где лес в изобилии, и продолжают там свою деятельность.

Возить — хоть дрова, хоть уголь — дорого. Но, поскольку, угля меньше, по объёму и весу, то лучше — уголь.

Деталь мелкая: это "лучше" — "при прочих равных".

Мораль? — "Из двух зол выбираем третье". Не надо возить! Пусть оно само приплывает.

"В конце XIX в., в заключительный период существования уральской древесноугольной металлургии, транспортировать дрова для обеспечения заводов топливом приходилось сплавом по реке, поскольку на заводах имелись печи для выжига угля".

"Приходилось" или "удавалось"?

Это, говорят — "крайне экономически низкая схема". Таскать уголёк откуда-нибудь типа Экибастуза на саночках — лучше? Или убить печку и руду барахлом из куч?

Забавно: основным ограничителем эффективности металлургии средневековья является не металлургия, не качество руды, температура плавки или режим дутья, а транспортные расходы. Не — как ты "супчик из мамонтятины" варишь и сколько соли кладёшь. Даже — не как ты того "мамонта" забил. А как ты его до своего "фигвама" дотащишь.

* * *

Помните, как старый чукча ругался?

— Геолога глупая! Зачем медведя рано убил? Он так хорошо за нами бежал! Теперь сам к чуму тащить будешь!

Мои "медведи" — что руда, что дрова — сами к моему "чуму" прибегут.

* * *

Для меня важно качество угля. Потому что оно впрямую влияет на качество металла.

По Бажову:

"По нонешним временам, при печах-то, с этим попроще стало, а раньше, как уголь в кучах томили, вовсе мудрёное это дело было. Иной всю жизнь колотится, а до настоящего сорта уголь довести не может".

Я не могу позволить углежогам "всю жизнь колотится". Да и "реакторы" мои дают не только уголь.

Ещё: регулярные выплаты, новый источник дохода позволит втянуть жителей Верхней Волги в мои дела, в мой образ жизни, склонить к поддержке Всеволжска.

"Кто торгует — тот не воюет".

Потребители.

Тут три разных группы.

Самые важные — мои. Мои люди, мои производства, мои бойцы. Мой город. Он должен быть железом сыт. Хорошим железом, сталью.

"Твой блеск, то нежный, то суровый,

Огонь и лед соединив,

Меняет пламенно-лиловый

На синий мертвенный отлив".

Вот этого — должно быть. Вдоволь. Поэтому — варить здесь.

Для моих — транспортировка минимальна.

Вторая группа — "Святая Русь". Этим железо доставлять — вверх по рекам. Тяжеловато будет... А сколько? 200 тонн, 12 тыс.пуд. — годовой объём рынка. Всея Святая Руси. Три железнодорожных вагона, 8 учанов. Со временем.

Не беда, проморгаемся.

Третья группа: "вниз по Волге-матушке".

В Волжской Булгарии — тысяч семьсот жителей. В Саксине... со всеми подчинёнными и приданными — 30-50.

Не интересно. Один учан в год. Если пробьёмся на рынки.

Опять же — налоги. Мои люди будут пупки надрывать, тамошний "ушр" (десятину) платить, чтобы какой-нибудь огузский хан себе пару новых наложниц купил? Надо пробивать Волгу насквозь, входить, на моих условиях, в Табаристан. Вот там — да. Там халифат, там десятки миллионов потребителей...

Рано, Ваня, рано.

Остальное... Инвестиции, не в денежной, серебряными кусочками-кунами, а в натуральной форме: людьми, мастерами, жильём, хлебом для них — у меня здесь, на Стрелке. Промышленные и бытовые мощности — есть.

"У меня — всё есть" — я столько раз это повторял, что и не заметил, как получилось!

Мораль: всё тащить сюда, здесь делать, отсюда растаскивать.

"Слушайте сюда. Проистекать будет отсюда". И расплавленный металл — тоже.

Итого: нарушая, в очередной раз, "это ж все знают!", я сажаю производство не на месторождение, а в оптимальную, по моим нынешним условиям и физической географии, точку: транспортный узел, обеспеченный инфраструктурой. На Стрелку.

Почему сейчас? Почему раньше рудознатцев не посылал? Что у меня изменилось по сравнению с прошлым?

Во-первых, мастер дозреть должен. Прежде посылать некого было. Оно-то и сейчас... Что магнетит на Руси рудознатцы не только не ищут — просто не видят — я уже... Этот парнишка — пока тоже. Кому-то надо быть первым.

Во-вторых, весь этот проект, основанный на поставках железной руды — да хоть чего! — с Верхней Оки, при власти в Рязани Калауза был невозможен. Что и доказала "история с хлебным мытом".

Невозможны были и следствия: масштабная выплавка, "обжелезивание" "Святой Руси", скачок в орудиях труда, в производительности, сытости, снижении смертности, повышении качества жизни... миллионов людей.

Не "по физике", не "по исторической закономерности", а "по психиатрии", по свойствам двух конкретных личностей — меня и Калауза.

Не потому, что Калауз "плохой", а потому что он такой. Живчик — другой. Хотя оба — русские князья. Родственники: дядя с племянником.

Живчик относится ко мне иначе. Чисто случай — писыли мы с ним разок вместе.

Он уже понял, что со мной — лучше. Не только струе радоваться. Самое простое — выгоднее. "Палки в колёса" не ставит, наоборот — помогает. Не много. Но — не мешает.

В чистом виде — "роль личности в истории". В истории десятка миллионов жителей Русской равнины. В моей личной истории — точно.

* * *

Совет приказных голов, расширенный экспертом-рудознатцем и начальником партии — экс-рыболовом, тяжело думал. Одни — пытались понять и уложить в голове — как-то оно будет? "Сношали ёжиков", надеясь представить себе картинку: как камни откуда-то... с Каширы? — а где это? — совместятся с деревами из-под Ярославля... Попутно пройдя ряд превращений типа дробления, сплава, сухой возгонки...

Другие уже забросили это изнурительное мозго-напрягающее занятие и просто ожидали завершения совета. Разнежились под весенним солнышком.

Увы, я ещё не закончил, просыпайтесь, господа головы.

— Теперь ещё одно. Вот такое видели?

Я вытянул из кармана и кинул на стол небольшой жёлтый камушек, кубик с ровными блестящими гранями, в сустав большого пальца размером.

— Золото?! Ай!

— Николай, я спросил "видели". А не — "щупали". Руками не трогать.

Николай зажал подмышкой руку, по которой я от души приложил своим берёзовым дрючком. Но глаз от кубика оторвать не мог. Как и все остальные присутствующие.

"Золотой будильник" сравним по эффективности с "колоколами громкого боя".

"Головы" — проснулись.

Даже обычно помалкивающий Терентий взволновался и спросил:

— Так это... и взаправду золото?! Вот так, куском?! И с откудава?

Напомню: на "Святой Руси" нет ни своего золота, ни своего серебра. Ни рассыпного, ни самородного золота русские люди никогда не видали, только — изделиями. Жёлтое, блестящее, мягкое, тяжёлое.

Притомившийся от предшествующих металлургических рассуждений Ивашка, немедленно забурчал под нос:

— Откудава-откудава... оттудова. Со Зверем же Лютым живём. Он, ежели велит, то и ты, Терёха, яхонтами гадить будешь.

Мысль произвела впечатление. Картинка реализации упомянутого способа производства яхонтов, изумрудов, самоцветов, а там, чем чёрт не шутит, и диамантов... увлекла воображение общественности. Все внимательно поразглядывали Терентия, от чего тот внезапно смутился.

Чарджи оторвался от гипнотизирования блестяшки и вопросительно уставился на меня. Даже Мара, которая обычно присылает своих замов — неудобно ей на лавку запрыгивать, а когда заходит — обязательно устраивает скандал с кем-нибудь, повернулась ко мне и почти вежливо сказала:

— Ну.

Я просто не мог пропустить такую возможность! Столько трепетного ожидания во взглядах всей моей мичпухи и каморры! Горделиво осмотрел соратников и радостно сообщил:

— Золото. Твёрдое. С Мокши принесли.

Уж на что у меня в ближниках народ бывалый, а и они ахнули.

Плохо дело. "Ведутся", поддаются на провокации. Золотой блеск помороки забивает, глупеют мгновенно, меня не слышат.

Один Терентий сообразил:

— Э... а как это — "твёрдое"?

Факеншит! Бюрократ скосоморденный! Ловит изменение лейблов. Слово на этикетке поменялось — сущность другая. Я ещё малость подурачиться хотел, а он обломал. Зануда.

— Есть у нас золото деревянное, теперь будет золото твёрдое. А хотите — крепкое. Хотя зовут его "золотом дураков", или "кошачьим золотом". Ещё называют — пирит или колчедан.

Народ разочаровано выдохнул. Слов таких они никогда не слышали. Но смысл — "золото дураков" — поняли. "Не настоящее".

— Да уж... а мы только... вроде как ты из дерьма золотишко...

— Да я только тем и занимаюсь, что из всякого дерьма прибыль делаю!

— А с этого чего? Заместо настоящего золота дурням втюхивать? Так побьют же.

— "Заместо" — не надо. А вот в обмен — можно. Мы же "деревянное золото" продаём? Можно и "твёрдое золото" продавать. У вас-то у всех вон как глазки-то разгорелись. Богачество примерещилось. Ну и дать людям эту обманку. Прикрас разных наточить и продавать. Не как золото, а как "изделие из твёрдого золота". Только в сырости держать нельзя — в ржавчину превращается.

— Чегой-то у тя, Воевода, золотов разных много. Такое, другое...

— И чего? Я вам ещё и чёрное золото покажу, и белое, и зелёное...

* * *

Ребяты! Я ж с другой эпохи! У нас там этот лейбл на всякое... разное навешивают. У вас не только золота самородного, даже просто ассоциаций таких нет!

— Мы из ЧК. Вы храните в квартире золото. Надо сдать.

— Сара! Золотце, за тобой пришли.

Вы ж этого никогда не слышали!

* * *

— А польза от него есть?

— Есть, Потаня. Искрит хорошо. Стукнешь по нему сталью — искр больше, чем от кремня. Откуда и название, от греческого — "огонь".

* * *

Пирит — из самых распространённых минералов, на земле невозможно найти места, где бы он не встречался. И, тем не менее, на Руси его не используют. Не знают и не видят.

Мы не одиноки — испанские конкистадоры старательно отбирали у бедных инков их пириты, принимая за золото. Тем более, что инки и сами считали пирит священным камнем. Правда, не за "золотоподобие", а за зеркальные поверхности кристалов.

Один из персонажей Джека Лондона изображает из себя простака и продаёт "золотой молодёжи" в Нью-Йорке пластинки пирита, которые горняки использовали в качестве фишек в казино у себя на руднике на Диком Западе. Продаёт — по цене золота.

Средневековая французская знать называла пирит "альпийским алмазом" и украшала им свою одежду.

Здесь, в Центральной России, пиритов полно. Южнее, у Воронежа есть месторождение промышленного уровня даже для 21 в. Но мне туда нынче не дотянуться. А на остальном пространстве... либо глубоко, либо горсточкой. Вот, кто-то из мокшанских охотников подобрал где-то в лесу, а мои люди, которые подарки родне павших у Земляничного ручья воинов относили — углядели да выпросили. Просто образчик.

В горных породах осадочного типа пирит нередко замещает останки животных и растений. Образуются уникальные окаменелости: фрагменты древесины, раковины. В XIII в. в Швеции, пирит полностью заместил тело погибшего в шахте рудокопа. Процесс занял 60 лет.

Масса древних легенд о превращении разной органики в золото, вплоть до царя Мидаса, восходят к подобным историям?

На такие уникальности я не рассчитываю. И времени столько у меня нет. Для начала — хотя бы найти эти блестящие кубики.

Мне надо много. Да не на цацки! Хотя и это конечно...

Одно из названий — серный колчедан. Лет триста — основное сырьё для производства серной кислоты. Которая, как всем известно — "хлеб химической промышленности".

* * *

"Народ к разврату готов".

Э... точнее: все проснулись, можно ставить задачу.

— Вы идёте в Серпейск, который стоит в устье реки Нары. На Наре есть место, где такой камушек водится в изобилии. Надо найти. Возьми.

Парнишка-рудознатец осторожно, как настоящее золото, взял камушек, долго не мог сообразить — куда бы его убрать. Аж вспотел бедняга. А чего брать-то? Посмотрел — и ладно. Уж больно характерная вещь — глядя на зеркальные грани трудно поверить, что это естественное образование.

Насчёт мест... Их несколько, но точно мне не вспомнить. Придётся искать. Именно там, на Наре. Другие — далековато от магнетита. Если мальчишки-ученики окажутся толковыми — позже и туда пошлю.

В 1700 г. царь Петр образовал Приказ рудокопных дел в Москве и две горные школы на Урале. Мне пока... рано. И Урала у "Святой Руси" ещё нет. Но двигаться в ту сторону — необходимо.

* * *

В 1718 г. к Пётру обращаются дворянин Савелов и купцы Дмитрий и Данила Томилины:

"в Московском уезде в дворцовых наших волостях во Гжельской и в Селинской изысках в земле и в речке Дарке во многих местах нашли купоросную руду", которая "для опыта варена, и вышло из оной из десяти пуд черной купорос, краска мумия, сера горючая; из помянутого купоросу сделано масло и дух купоросный, водка крепкая".

Дорка (Дарка) — левый приток Гжелки, которая приток Москва-реки, которая впадает в Оку. От Кучково вёрст полтораста. Соваться моим туда... пока опасно: "Клязьменский караван" — не забыт. Лучше идти туда, где туземцы в той кровавой глупости с красными ленточками из Цыбиной юбки не участвовали.

Компанейщики просили разрешения на устройство завода "для размножения купороса", монополию на производство и запрет импорта. Что и было дано.

1 марта 1718 г. получили царскую жалованную грамоту с позволением "и для того им тамо, где такая руда найдена или впредь в которых иных местах изобретена будет, завести и построить потребные заводы...".

Импорт запретили, монополию дали. Не вечную: через 20 лет Берг-коллегия разрешила делать купорос Шеханину и Серебренникову, нашедшим серную руду в Костромском уезде Московской губернии.

Компанейщики прилежно "размножали" купорос, первые четыре года производили по 1300 пудов ежегодно.

Ломоносов:

"Купорос варят из желтого колчедана, в котором сера с медью или с железом смешана. Прежде его на огне обжигают, а потом на несколько недель на вольный воздух под дождь и солнце рассыпают.

И когда рыхл и ржав будет, то, размельчив, вымывают его в чистой воде, которую, как довольно устоится, сливают в чугунные котлы или великие глиняные карчаги; излишнюю воду вываривают, пока на верьху перепонка появится; после того выливают в плоские широкие чаны, в которых палочки наставлены.

И так в холодном месте садится купорос около палочек, и на дно хрусталиками.

Оставшуюся воду сцеживают, и с другим цельным купоросным щелоком смешав, опять вываривают, и так беспрестанно труд сей продолжают".

Нагревая купорос в чугунной реторте, добывали сернистый газ, который пропускали через воду, чтобы приготовить серную кислоту ("купоросное масло").

Железный купорос использовался в медицине, в кожевенном производстве для чернения дублёных кож, приготовления чернил и красок, для получения, при реакции с селитрой, "крепкой водки" или азотной кислоты.

Завод на Дарке за полвека выработал своё месторождение и перешёл на колчедан, добытый на Москве-реке у села Хорошева Московского уезда, и на реке Наре, у села Каменского и возле деревни Слизнево Боровского уезда. Позднее использовали колчедан с берегов Клязьмы из Владимирской губернии.

В 1825 году профессор Московского университета И. Двигубский сообщал о колчедане в Московской губернии около Спасского источника в двух верстах от села Семеновского, в 80 верстах от Москвы и в 12 верстах от Серпухова.

* * *

— От Серпейска вверх по Наре вёрст 12-15 пройти да смотреть по левому берегу. Не только по самой реке, но и вглубь от берега. Вёрст... несколько. Источник там должен быть. Родник какой-то... особенный.

Точнее координаты дать не могу — нет ещё тех населённых пунктов.

Ряд регионов для моих пока опасен. Поэтому Дарка, Гжелка, Москва-река, Клязьма... не сейчас. Но на Наре и Поротве — держатся ещё литвины. Да и "государевы люди" Боголюбского помогут при случае.

Команда ушла, я крутился по другим делам. В частности: боролся с дефицитом сигнальщиков.

Лето же! Летом строить легче, быстрее, вышки растут как грибы. А сигнальщики — нет. В один момент пришлось даже переводить ребят на двусменку.

Двенадцатичасовые вахты, как у парусных команд на русском флоте... изнурительно. Но деваться некуда, как временную меру пришлось применить. Высвободившихся, таким образом, телеграфистов отправляли на новые точки.

Вдруг докладывают:

— В Серпейске вышка заработала. Проверку прогнали. И ещё отчёт от рудознатца отсемафорили.

Сработало. Сработало то, к чему я стремился, о чём много раз спорил со своими ближниками, на что тратилось куча времени и денег.

Сколько раз повторялись в разных вариантах одни и те же разговоры!

— Зря ты, Воевода. На фуфу серебро тратишь, попусту людей гоняешь. Разбазаришь, растарабанишь, по миру пойдёшь...

— Кончай трёп. Делай как я велел.

Они не понимали цели. Не потому что тупые — просто так не бывает. Нет вокруг сравнимого, похожего. Мне приходилось постоянно самому продумывать пути достижения, разбивать последовательности действий на отдельные простые шаги:

— Поставь вышку. Вот такую. Вот там.

— Ага. А на что?

— Дальше поставь другую. Вот там.

— Эта... и чего будет?

— Будет линия оптического телеграфа.

— Ну... и на что?

— Будем быстро узнавать новости по всей линии.

— Дык... а какие?

— Факеншит уелбантуренный! Разные! Делай!

Построение системы. В которой тысячевёрстное плавание превращается из героического похода, возможного лишь для богатыря былинного, встречающего по дороге то — Соловья Разбойника, то — Змея Горыныча, из "густого" потока хеппенсов и трамблов — в рутинное мероприятие.

Потому что у меня уже есть лоцманское описание всей реки, потому что на каждом дневном переходе есть или городок с моей факторией, где моих людей примут, накормят и обогреют. Или, хотя бы — большое село. Где местный тиун уже знает, что за "негоразды" — взыщут. Больно.

"Инструменты власти — тень кнута и призрак пряника".

На Оке уже в курсе. И не только насчёт виртуала — "тени" и "призрака", но и насчёт их реальности.

Зануда я, перфекционист хренов.

— Да кому той фар-вар-тер нужон?! Как сядут на мель, так и слезут! Подупрутся и стянут. Портки замочат? Дык не сахарные ж, не растают!

— Мне нужен. Чтобы не садились. Время — деньги. Мои деньги. Делай! Факеншит!

Добравшись до Серпейска, ребята явились там в нашу факторию. Местный посадник, бывший уже в курсе "раздачи по-Ярославски" и чуть более раннего шумного представления: "Боярин Аким Рябина помогает князю Живчику упорядочить рязанских", искательно заглядывал в глаза, вился вокруг и старался угодить. Куча мелочей, которые, обычно требовали времени, нервов, "мздения" — решались "на раз". Присутствие же в команде литвинов обеспечило, в дополнение к взаимопониманию с властями, и дружеские отношения с аборигенами. Часть из местных, кто не ушёл отсюда с Кестутом, наслушавшись рассказов о Всеволжском бытие, тоже решили сдвинуться. А пока старательно помогали рудознатцам.

Навыки лесовиков при поддержке местных позволили быстро выявить ряд рудных "гнёзд". И магнетита, и пирита.

Действующая связь дала возможность оперативного решения вопросов. Сразу же были определены две точки для посёлков с пристанями, начали стаскивать туда глыбы магнетита, валить лес для строений и учанов. Запасы, прежде завезённые в фактории — местную, Серпейскую, и соседнюю, Коломенскую, позволяли ускорить эти процессы. Понимая уже определившиеся потребности, мы отправили караван с инструментом, припасами, мастерами, который успел к Серпейску ещё до исхода лета.

Мне оставалось, как коту Матроскину при виде говорящей вороны, радостно вопить:

— Ур-ра! Заработало!

Осенью мы получили первую лоханку с рудой. Прокуй визжал и плакал. От радости работы с удивительным, для "Святой Руси", качественным сырьём. Экспериментировал с режимами, добавками. Получал, как правило, дерьмо. Ругался и снова плакал. Но — выучился работать и с такой рудой. А что она давала возможности здесь невиданные...

Мы увеличивали объёмы, улучшали качество. Насыщали Всеволжск и Русь сталью. "Обжелезивали". А рудознатцы лазали там, дошли до Тулы и дальше, составляли "карту источников рудного сырья".

Сочетание двух "чего не может быть" — транспортировки руды и транспортировки дров — дало третье: окончание "железной" нищеты.

С пиритом вышло не так споро, как у "компанейщиков". Но первую сотню пудов мы получили. Этого хватило для начала производства серной кислоты в "аптечном" варианте. Десяток отобранных пудов "ювелирных" экземпляров, при минимальной обработке, "золотым валом" прокатился по соседним рынкам.

Конечно, пирит шёл втрое дешевле настоящего золота. Но втрое-вчетверо дороже серебра!

Его свойство темнеть в сырости сбивало со временем цену. Но первый вброс на конкретный рынок был всегда очень успешным. А потом мои приказчики шли дальше. Особенно эффективным был сбыт "твёрдого золота" племенам. Да и в городах... не столь многие могли сходу отличить по виду "мягкое" золото от "твёрдого золота" — "золота дураков".

Глава 492

— Курт, ты чего весь день в доме сидишь? Сходил бы на двор, побегал. Ты, часом, не заболел ли?

Князь-волк поднял голову, тоскливо посмотрел на меня. Что-то с ним не так. Пощупал нос. Нормальный. Целый день сидит в балагане, никуда не выходит.

"Грусть-печаль его съедает.

Одолела молодца...

Ламца-дрица, гоп ца-ца..".

— Ладно, пойдём.

Зверь радостно заскулил, нетерпеливо закрутился перед дверью, пока я шапку искал.

Странно: явно же рвётся на улицу. А сам не идёт...

Дело было в конце февраля, вьюги только что прошли, по городку лежали сугробы ещё не убранного, белого, чистого снега. Светило солнышко. Приятное позднее зимнее утро.

Выскочившего первым из двери Курта сразу окружила куча мальчишек. Будто в засаде сидели. Князь-волк испуганно заскулил и отскочил ко мне, прижался задом к сапогам.

Не понял я.

Он же медведя-подранка в лесу в одиночку брал!

Толпа малышни, лет 5-7, все с корзиночками. Очень возбуждены и, хотя меня побаиваются, очень рады появлению князь-волка, подталкивают друг друга, подбираются к нам. Как охотники к крупному загнанному зверю. Мы-то — звери. Я — лютый, он — крупный. Но эти-то...

— Мелкие! Чего надобно?

Такое ощущение, что они про меня забыли, им только Курт интересен. Наконец один из самых маленьких, видимо потому и не испытывающий особого пиетета, задрал голову, поправил слишком большую, сползающую на глаза шапку, сосредоточенно посмотрел мне в лицо и деловито осведомился:

— Тама эта... ну... дяденька... а когда он какать будет?

Какой вежливый, воспитанный ребёнок...

Чего?!!

У детишек — никаких сомнений. Нечто хорошо известное, понятное, ожидаемое. Ждут — с явным азартом. "Это ж все знают!". А я — не понимаю совершенно.

— Отчего такой вопрос?

Смельчака дёрнули за шубейку, оттянули в общую толпу. Малёк постарше, оказавшийся передо мной, сумрачно окинул беглым взором, уставился в мои сапоги и тяжко, как умственно отсталому, объяснил:

— Нам... эта... дерьма c его надоть. Евоного. Князь-волчьего. С самого утра дожидаемся. Замёрзли уж.

Вытерев сопли, подтверждая косвенно длительность ожидания на холоде, вдруг озлобившись лицом и голосом, заорал прямо в морду Курту:

— Ты! Срать будешь?! Гадина!

И замахнулся на него лукошком.

Вот это зря. Курт, как всякое нормальное домашнее животное на детей не нападает. Что кот, что пёс, что конь, если живёт среди людей и не испорчен воспитанием и дураками-хозяевами, скорее уйдёт или будет терпеть даже и болезненные ласки человеческих детёнышей. Разве уж целенаправленный наезд или поразительная, для животного, непонятливость человеков могут вызвать агрессию.

* * *

Один из моих котов, преследуемый толпой весьма дружелюбных детишек (поиграть они хотели) забился как-то в расклешенную штанину мужику-доминошнику за столом во дворе. Развернулся там хвостом вверх и очень забавно панически выглядывал оттуда. Интересовался:

— Ушли уже эти... бешеные детёныши бесшёрстных обезьян?

* * *

Курт, однако, и на такое хамство не ответил. Ещё сильнее прижался ко мне, виновато глянул искоса: "Хозяин! Спасай!".

Мда... Стая мелких дятлов, пущенная умелой рукой, может в русском лесу задолбать слона среднего размера. А Курт-то у меня... совсем маленький — не слон.

— Отставить.

— Чегой-то?! Давай-давай! Вчера с тя мало дерьма получилося. Давай ноне и за вчерашнее.

— Отставить, я сказал. Дерьма получите, если расскажете толком. Ты. Сказывай.

Сперва запинаясь, после всё более связно, позже — уже и перебивая друг друга, малолетние сборщики князь-волчьих экскрементов, поделились со мной своей заботой.

После победы на Земляничном ручье, Вечкенза принялся приводить "в разум" свой народ эрзя. Что привело к резкому росту спроса на дерьмо. Но не на всякое.

Несколько неожиданное следствие сложных социально-политических процессов периода становления государственности феодального типа в соседнем племени за сотни вёрст?

Объясняю.

Многие из эрзя с новациями инязора — не согласились. Родоплеменные мордвины не хотели становиться мордвинами ранне-феодальными. Несогласных — били.

Побочным результатом этого процесса явились поставки конфиската из имущества мятежников во Всеволжск.

Я активно помогал Вечкензе людьми и разными разностями, типа попов и сосудов. Да и вообще — он мне по гроб жизни обязан. И не один раз. Понимание этого у нас обоюдное. Поэтому всё, что можно отдать мне — отдаёт.

Беда в том, что такого немного. Эрзянские кудо и так не сильно богаты. После прошлогоднего "выкупа за принца Мордовии" — ещё меньше. Разгром орды Башкорда существенной добычи не дал.

Ну и уже по мелочам: хлеб у них брать — просто стыдно. Я уж не говорю — вредно. Вечкензе своих тоже надо кормить. Опять же, вывозить зерно обозами — тяжело.

Брали пушнину, которая там осталась. Предварительно проварив от насекомых. Забирали чёрный и цветные металлы. На переплавку преимущественно. И — скот. Его тащить не надо — сам бежит.

Не смотря на зиму и потерю значительной части трудоспособного населения, скотины у эрзи было прилично. А содержать её пристойно они, в силу демографических проблем, не могли. Посему тысячные стада и такие же табуны гнали ко мне.

Аналогичный случай был в Пердуновке. Когда я "кусочников" прижал, и они продавали мне скот. Я про это уже...

Решения и критерии уже наработаны, есть мастера и ресурсы. Хотя, конечно, в совершенно недостаточных количествах. Дополняем, укрепляем — обычные рабочие моменты.

Часть скотины идёт "на развод", часть "на докорм", остальное — режем. Великий пост у меня не держат — кушаем скоромное. Часть мяса — на засолку, часть — на ледники. Крутим фарш невидалью — мясорубками моими, лепим пельмени. Тоже — на лёд.

С мясом — понятно. А остальное? Образуется у меня куча отходов. Рога и копыта...

* * *

"Через два часа стряслась новая беда. Пришел мужик с тяжёлым мешком.

— Рога кто будет принимать? — спросил он, сваливая кладь на пол.

Великий комбинатор со страхом посмотрел на посетителя и его добро. Это были маленькие кривые грязные рога, и Остап взирал на них с отвращением.

— А товар хороший? — осторожно спросил начальник отделения.

— Да ты посмотри, рожки какие! — загорячился мужик, поднося желтый рог к носу великого комбинатора. — Рожки первый сорт. Согласно кондиций.

Кондиционный товар пришлось купить. Мужик долго потом пил чай с Паниковским и рассказывал о деревенской жизни, вызывая в Остапе существенное раздражение человека, зря потерявшего пятнадцать рублей".

* * *

Я никаких рублей не терял — оно само ко мне прибежало. Но раздражение... вызывает. Отдать ребятам? Кто тут у меня "любители резьбы по костям"? — Пусть любительствуют. Или правильнее — хоббируют? Мундштуки, что ли, делать? Так некурящие все...

Кости — на муку да на поделки, а вот кожи...

"Делать из дерьма конфетку" — мой постоянный принцип. Но русские кожемяки — меня переплюнули. Они веками делают из "дерьма" — вонючих, заскорузлых скотских шкур "конфетку" — обувь, упряжь, используя для этого другое — натуральное, не фигуральное — дерьмо.

Особенно ценится птичье и собачье.

Кто-то из кожемяк объявил, что самое ценное в их тех.процессе — экскременты князь-волка.

Типа: "придаёт неописуемый блеск и шелковистость, туды её в качель". И пообещал медовый пряник, тому, кто больше всех принесёт.

Дерьмолог-экскрементатор.

Вот детвора и гоняется за моим князь-волком. С корзиночками. Толпа малолетних дерьмосборщиков.

Мало того, что Курт как-то... не рад такой публичности — делать свои дела в окружении нескольких десятков жадно горящих человеческих глаз ему несколько... несвойственно. Особенно, когда под хвост наперебой суют корзинки. И тут же, в смысле — там же, начинают пихаться.

Так ещё эти, совершенно обнаглевшие от его вежливости и воспитанности детёныши бесхвостых обезьян, пытаются его внутренний процесс — стимулировать снаружи. Типа — массаж кулаком по брюху. При успехе — сцепляются друг с другом в ходе дележа продукта.

Рвать-кусать детёнышей... как-то непристойно. А поскольку их много, то и убежать от них... затруднительно.

— Так. Понял. Э... А почему птичье не собираете?

— Дык... они... эта... улетают... заразы...

Хм... И правда. Прежде над Всеволжском крутилась здоровенная стая воронья. А теперь редко хоть одну увидишь.

— Ну... они как где сядут, а мы уж тута... как их погонишь — они стока сразу дают! Ныне — мало стало. За каждой бегать приходится.

И малыш, изображая мою любимую песню, напел:

"Чёрный ворон, что ж не въешься над моею головой

Иль помёт приберегаешь для сторонки для чужой".

— Поёшь ты... мотивно. Аж слушать противно. Звать-то тебя как?

— Эта вот... Никиткой кличут.

Ну не фига себе!

Мда... Вот в честь такого парня Святой Владимир и город назвал. Переяславль — переял славу.

— Вот что, Никиток — по дерьму знаток, быть тебе Никитой Кожемякой. Былину-то помнишь? Значится так... Три ста пудов пеньки я тебе выдам. Чтобы перед боем со Змеем Горынычем замотаться. И бочка смолы найдётся. Хоть счас. Чтобы засмолиться всему. А вот булаву двадцати пудов... Булава-то есть, да потянешь ли? Давай-давай, тренируйся-разминайся. А то Горыныча не одолеешь. И не забудь: как загонишь змея трёхголового в море, да утопишь там, да жечь начнёшь — пепел собери да закопай.

— Ч-чегой-то?

— А ты не знаешь? "Сжёг Никита Змея огнём, пепел по ветру развеял. А надо бы Никите пепел в землю зарыть. Только пепел по ветру от земли поднялся, развелись из него мухи, комары, мошки, змеёныши... Разжужжались, распищались, по всему свету разлетелись, до сих пор людей летом мучают. А зарыл бы Никита пепел в землю, не было бы того гнуса на свете белом".

— Дык... эта... это ж надо по двенадцать бычьих шкур за раз рвать... Не, у меня силов стока...

— Точно. По двенадцать. Богатырь-то так и сделал. Со страху. А со страху, Никитушка, и не такие чудеса делаются. Вот вы волка моего пугаете, а про то не думаете, что ежели он испугается, то не воловьи шкуры — вас самих порвёт. В мелкую крупу, по двенадцать душ за один укус...

Детвора, сумрачно бурча, отошла кучкой в сторону. Курт отбежал к забору, где с чувством глубокого, я бы даже сказал — обширного облегчения, произвёл массу столь давно им вынашиваемого продукта.

Про американских морпехов, которые во вьетнамских джунглях по два месяца дефекацировать не рисковали — я уже...? Так там медики-профессионалы их встречали-расслабляли. И то — не всех спасти удалось.

Здесь — обошлось, успел поймать ситуацию, не доводя до госпиталя.

Вот скажи мне кто в 21 веке, что забота прогрессора и попаданца — контроль дефекации домашних животных — ни за что не поверил бы!

Увы, игдрасилькнутость — жизненности не отменяет. Хочешь иметь живых друзей — изволь о них заботиться. Во всех планах бытия. И в пищеварительном — тоже.

Надобно сказать, что кожевенное производство для меня, как и для почти всех моих современников — нечто от Канта. В смысле: "вещь в себе". Снаружи — только вонища. А что там внутри... терра, извините за выражение, инкогнитнутая.

Удивительно мне.

В средневековье разнообразие материалов существенно меньше, чем в 21 в. Потому кожи имеют куда большее значение. Взгляд "святорусского человека" куда чаще видит кожу, чем, например, стекло. Рука чаще касается, чем, например, стали. Но множество попаданцев взахлёб обсуждает подробности ковки меча, который нужен одному туземцу из сотни, а не изготовления сыромятных ремней, которые нужны каждому.

К примеру: крестьянин не живёт без лошади. Часами он пропускает через свои руки вожжи, ежедневно надевает на коня хомут, кожей обшитый, правит упряжь, подтягивает постромки... Постоянно. А вот подковать... Раз в год. Да и то — не каждый, не все копыта, не всех лошадей.

Здоровье, благосостояние тысяч и тысяч людей, их ежедневные мысли и чувства, направлены на окружающие кожаные вещи или происходят от них. Зависят от кожевенного производства.

Ученик не того дерьма всыпал, получил по шее, пинком вышибли... Всё — "жизнь кончилася", мастером ему не быть. В попрошайки или в разбойники. Девушка на вечёрки собралась, обувку новую надела покрасоваться. Да кожа не той выделки — треснула-лопнула, пальцы наружу торчат, мил дружок глянул-фыркнул — нехороша, нищевата. С другой ушёл. Всё — "судьбинушка поломатая" — выдали замуж за другого, немилого.

Вспомните "Золушку". Там в оригинале не хрустальные башмачки, а тапочки с опушкой из белки. Кабы у них подмётка отвалилась, и девушка голой пяткой по бальной зале ляпала — танцевала бы она с принцем?

Огромный пласт обычаев, судеб, событий... связанный с кожами. Немалый кусок образа жизни, мышления, мировосприятия... великого множества людей многие столетия.

Почти полностью выпал.

"Чудесные ботинки

Купила мама Димке.

Из кожи! Настоящие!

Как взрослые — блестящие!".

Это — всё?

Ни в исторической литературе, ни в историях попандопул — практически ничего. Кроме редких упоминаний о запахе. Почему? — Не находят в этом ремесле чего-нибудь... героически-романтически-возвышенного?

Только мне — героизьма не надо. Мне надо жизнь здесь обустроить. Без кож — невозможно. Значит, надо понять — как. Как это делается. И, если соображу, сделаю лучше. Как Янки у Твена: "если не существовало известного способа сделать, то я его придумывал".

Я к этой теме несколько раз подступал. Ещё с Пердуновки, когда у меня сволочной сапожник из Новгорода образовался. Но запах, знаете ли... Не только слезу выжимает, но и мыслю вышибает.

"Не стоит сетовать на отсутствие мыслей. Возможно, это были бы плохие мысли".

Точно: "это были плохие мысли" — хотелось кого-нибудь убить. Так это... изощрённо и с особым цинизмом.

Теперь понимаю, почему былинный Никита Кожемяка так перепугался, когда князь с княгиней за дочку просить к нему на рабочее место пришли — без противогаза же! Помрут же! А это уже статья. Гос.измена. Покушение на жизнь, честь и достоинство правителя.

Отсюда и странная концовка былины. Насовершав подвигов, освободив княжну, перепахав Великую Степь, угробив Змея Горыныча, Никита не завершает свою деятельность, как обычно принято в сказках — "пирком да ладком", не садиться у "Владимира — Красно Солнышко" в ближних богатырях, а скромно, не приняв никаких златов-серебров, исчезает в местах незнаемых. Запашок, знаете ли, не скоро выветривается, куда уж тут "молодую" "на кровать слоновой кости" вести. В противогазе... неудобно. А без — глаза режет.

* * *

Кожемяка на "Святой Руси" — ремесло уважаемое. Не смотря на запах. Пожалуй, повыше гончара или ткача. Хотя, конечно, до кузнеца-оружейника или шорника-седельника — далеко.

Из кожи много чего делают: конскую сбрую, колчаны, щиты, основы пластинчатой брони, поделки разные. Из кожгалантереи — сафьяновый кошелёк. Двух типов: кисетом с завязочками и более привычный в 21 в. — с клапаном.

Есть здесь вещи, моим современникам вообще незнакомые. Кожаные лапти в двух вариантах: прямого и косого плетения. Есть "кожаные калоши на лапти": два куска кожи — носок и задник — с 5-6 сплетёнными полосками между ними и следами луба на внутренней стороне.

Во время русско-турецкой войны 1877-78 гг. болгары свои кожаные лапти именовали "опанками", так же они названы, например, в приказе по 48-й пехотной дивизии от 28 декабря 1914 г. В других частях подобную обувку именовали на кавказский манер "каламанами" или "кОтами", как за Уралом называли женские полусапожки. В 1915 г. самодельные кожаные лапти уже были распространены по всему фронту.

Кожевники и сапожники разделились на две самостоятельные профессии недавно — в XI в. Но не до конца: и в 19 в. часть обуви делалась во многих деревенских домах.

Известное выражение Владимира Крестителя: "булгары — все в сапогах, поищем себе лапотников" — не надо абсолютизировать: сапоги на "Святой Руси" — во многих обеспеченных семьях. Здесь ближе Том Сойер: в церковь? — в ботинках.

На "Святой Руси" — в поршнях:

"И на заутренюю ходя преже всихъ, и стояше кр?пко и неподвижно. Егда же присп?яше зима и мрази лютии, и сьтояше вь прабошняхъ, вь черевьихъ и вь протоптаныхъ, яко прим?рьзняше нози его кь камени, и не двигняше ногами, дондеже отпояху заутренюю".

"Прабошни" (поршни) "вообще не шьются, а гнутся из одного лоскута сырой кожи или шкуры (с шерстью), на вздержке, очкуре, ременной оборе; обычно поршни из конины, лучшие из свиной шкуры, есть и тюленьи и прочие; их более носят летом, налегке, или на покосе, где трава резуча, а рыбаки обувают их и сверх бахил".

Согнул кусок кожи, пробил поверху дырочек, вставил ремешок — "очкуру" и — на гульбище. Или — на позорище. Хорошилищем своим маячить. А вот в церковь так — не надо:

"Чтобы священникам сырых (сыромятных) коровьих поршней не носити... Они ходят в таких скверных обущах во святилище и бескровную жертву приносят; того ради Бог гневаетца, казнить пожары, и погуби бывают".

Тапочки с оборочками. Основной вид кожаной обуви славян с 7 в.

Я не ввязывался в эти дела: есть мастера? — пусть делают. Но — припёрло.

Проблемой стали сапоги моих конных тяжёлых копейщиков. Которые должны быть жёсткими. А мои — не умеют. До 16 в. вся Русь носит мягкую обувь.

Ещё: кожаная обувь — распространена среди горожан. У меня — городская цивилизация.

Ну... будет.

Средство поддержания дисциплины и порядка: в лаптях — каблуками не щёлкнешь, "спинку держать" — причин нет, онучи эти постоянно развязываются... Помимо намокания, промерзания и расползания...

Напомню: лапоть в страду живёт 5-7 дней. А так все, как Том Сойер, ходят босиком. Это хорошо видно на фотографиях крестьян "в пейзаже" и в начале 20 в.

Короче — надо. Много. А оно — в дефиците. "Ныне и присно". В смысле — столетиями.

Гляньте на картины уже 19 в., на Делакруа — "Свобода, ведущая народ". Да не даму из femen! На покойников на первом плане. Или "Тела погибших солдат Великой Армии Наполеона, оставленные на мосту через реку Колочь после Бородинского сражения 1812 года" Фабера дю Фора. Первое, что делают с убитым — снимают с него сапоги.

* * *

Последней каплей был страх и стыд моего князь-волка.

Князь-волка! Легендарного зверя! Живую сказку! Превратить в установку по производству особо едучего дерьма... Которое "даёт неописуемый блеск и шелковистость".

Не позволю!

Мда... запрет, это, конечно... Но проблема-то — останется. Надо найти замену. Так, что бы из моего четвероногого друга не пытались постоянно выдавить... субстанцию.

Такой-то толпой...

Эти — смогут. До полного физического и психического истощения.

"Изошёл на дерьмо"... И ни какие паранормальные или экстрасенсорные... не помогут.

Страшная судьба редкого реликта святорусской фауны...

Надо изобрести новую технологию. Без дерьма.

Для чего разобраться в существующей.

Не ново, постоянный элемент деятельности попандопулы.

Разбираюсь.

* * *

Скотинку зарезали, подвесили, выпотрошили, освежевали, разделали. Имеем... гадость — сырую шкуру.

Строение продукта: волосяной покров; эпидерма; дерма; жировой слой; мускульный слой; подкожная клетчатка.

Из всего этого богатства нужна только одна часть. Которая называется... Как вы догадались? По запаху?

Остальное — счищаем. Может кто скушать хочет? Между прочим, у многих животных, и у хомнутых сапиенсом тоже — жировой слой имеет массу полезных применений. Помнится, пугачёвцы из живого коменданта одной захваченной крепости — жир топили и раны смазывали.

Дерма (собственно кожа) располагается под эпидермисом. Это который отшелушивается. У живого, конечно. Или — у недавно мёртвого. У таких ещё и волосы с ногтями растут.

* * *

Приехал молодой специалист к месту службы, в село. И захотелось ему постричься-побриться. Парикмахерской в селе нет, соседи указали дом:

— Там мастер живёт. Он тебя побреет.

Зашёл, объяснил чего надобно. Мастер и говорит:

— Ложись на лавку.

Парень удивился, но исполнил. Мастер всё сделал путём. Постриг, побрил, поодеколонил. Взял недорого. Парень на себя в зеркало погляделся, остался доволен. И говорит:

— Первый раз в жизни лёжа стригся.

А мастер хмыкнул да отвечает:

— И я первый раз живого брил.

* * *

Основа кожевой ткани — коллагеновые волокна. В верхнем слое — корни волос, сальные и потовые железы. Волокна в этом слое более тонкие. При неправильной консервации шкуры появляется теклость волоса.

Про "тёклость" запомнили? — Пока не надо. Это — из главных забот скорняков. Которые с мехами работают. Мне волосы на сапогах не нужны. Мужчина с волосатыми ногами — может, кому-то и нравится, но мужчина с небритыми сапогами...

Коллаген набухает в воде, при 50-60®C сваривается, становится резиноподобным.

В растворах кислот, щелочей и некоторых солей — набухает интенсивнее, что способствует расщеплению пучков волокон. Принимает в себя воду. Оптимум — 14-16%. Это — основа мехового и кожевенного производств, придаёт дерме более мягкую структуру.

Когда коллаген соединяется с дубильными веществам — он меньше набухает, повышается температура сваривания, устойчивость к микроорганизмам.

Как всё просто!

В реале... несколько забавнее.

Про прижизненные и посмертные пороки шкур... не буду. Болячки, закусы, безличина механическая, борушистость, волосоедины, моржевистость, накостыши, плешины и свищи, шалага... О чём тут говорить? Все коллеги-попаданцы это видели, страдали, боролись... Зубы на шалагах проели.

Так, чисто к слову: за выхваты, прорези, подрези, подрезы, прирези и сквозняк — здесь бьют. Ежели попался — так и будешь до седых волос дерьмо по округе собирать. Даже высыпать — не дозволят. А вот если краснота пошла или ороговение — тут уже самому мастеру по шее накостыляют — режим не выдерживает.

И не дай бог угробить "опоек" — самое ценное из крупного рогатого.

"Опоек" — кожа молодого телёнка, жившего на молоке матери. Волокна тонкие, эластичные, густого переплетения. Кожа — мягкая, наполненная, с красивой мереей. "Кожа младенца".

Похуже — "выросток". С телёнка, перешедшего на растительный корм. Кожа ровная, толстая, с красивой мереей, но не такая наполненная, как опоек.

Дальше — "яловка". Кожа коровы. Шкуры особей женского пола обычно ценнее, чем мужских.

Та-ак. Стёб, ассоциации и аллюзии — неуместны. Я тут толкую про кожемяк, а не про то, про что вы подумали. Хотя, конечно, между КРС и хомнутым сапиенсом есть много общего. Рога, например.

"Яловка" изящнее, эластичнее и более упругая, лицевая сторона ровнее и красивее. Кожа шеи и брюшная часть тоньше, чем хребтовая.

Потом "бычина" — кожа молодого вола, кастрированного быка, стойкая и равномерно плотная.

Именно с этой категорией и работал былинный богатырь. Видать, невысокого полёта был мастер: сырьё последнего сорта.

Потому что дальше — "бугай". Кожа хорошо развитой особи мужского пола, наиболее тяжёлая и толстая из шкур крупного рогатого. Рыхлая и грубая; шейная часть толще, чем хребтовая.

Какая-нибудь "боевая кираса из шкуры старого буйвола" — на один сезон: "Чем старше животное, тем менее стойка его кожа".

Чисто для знатоков: некоторые из советских исторических академиков выделяли в археологии два типа кож. Тонкие — "опоек", толстые — "юфть". Что неверно.

Юфть — кожа двойного, комбинированного дубления. А толстая кожа — "бугай" — некондиция, используется для технических целей.

Со свиньями, овцами и козлами — свои заморочки. Начать с того, что у свиней под шкурой растёт серьёзное сало, а у кожи характерная мерея сорочьих лапок.

* * *

Первое, с чего началось моё общение с кожемяками, естественно — после того, как я нашёл умника, который детвору на моего князь-волка натравил, и объяснил — насколько он неправ, был их наезд:

— А! Всё не так! Не в то время скотину бьют! А мы что? — Чего дали — с того и работаем.

Пришлось рявкнуть. Напомнить, что если не годны для "из дерьма дерьмом же — конфетку делать", то места на лесоповале ещё свободны. А здесь — мастера останутся.

* * *

Они правы: время забоя — существенно.

Коров, быков и лошадей лучше убивать осенью, с августа по декабрь. Скотина сытая, шкура плотная и здоровая.

На "Святой Руси" — шкуры гробят изначально. Просто по вере христовой.

От Рождества до Великого поста — самое счастливое время для русской православной кухни — самый долгий мясоед. Кроме сред и пятниц можно есть мясо. Одновременно идёт забой.

Зимой от холода и плохого корма скотина худеет, кожа — тонкая и тощая. Волос гуще и длиннее — выработка кожи хлопотливее. Скот зимой в хлеву ложится, к шкуре пристаёт навоз и шкура покрывается "навалом", отчего легче портится при хранении.

По весне, когда скотина выходит на траву, на шкуре появляются свищи. Летом свищи зарастают, на шкуре остаются оспины. К осени шкура почти совсем поправляется.

Про "лосиную вошь" — я уже... Здесь — сходно.

С овец самая лучшая овчина от первой резки — в июне-августе. Похуже второй резки — в сентябре-октябре. Поздней осенью — третья резка, скот сильно худеет, шерсть на овце — длинная, а шкура — тонкая и тощая. Совсем не годится для кожевника "шалага" — шкура весенней резки.

Для козлины лучшая резка — осенняя.

Жеребят бьют в мае и июне, шкуры молочных жеребят — жеребки.

Лучшая — с телят-опойков. Коровы обычно телятся в феврале-апреле, опойков режут весной.

В Хорезме один из видов кож из Булгара называют "телятин". Речь о реэкспорте из Руси, о шкурах вот этих телят-младенцев. Заставить скотовода убить ягнёнка на каракуль или телёнка на опойку — тяжело. Скот — основной источник жизни, детёныша можно вырастить и зарезать потом, когда в нём будет много мяса.

Убить своё будущее?

Земледельцы имеют другой главный источник пищи — хлеб. Скот для них — хоть и важен, но вторичен. Поэтому на Руси приплод режут спокойнее, без того инстинктивного отвращения, которое свойственно кыпчакам и булгарам.

Булгары, хоть и осели, в массе своей, даже и по городам расселились, но в душе, в традиции сохранили ещё многое от кочевой жизни.

Душевные волнения народов выражаются в ценах и объёмах рынка.

* * *

Глава 493

Мне мордовскую скотину гонят сейчас. Кормов столько у меня нет, поэтому забой — нынче.

Стоят кожемяки, пыхтят недовольно... "Чего дали — с тем и вошкаемся".

— А ну пошли.

— Куды?

— Туды. Откуда даденное растёт. К забойщикам.

— Не. Мы — кожемяки, мы — не...

— Я те дам "не"! Приноровились на соседей вины свои складывать! Пошли!

Пошли на бойню.

* * *

Кожевенники от сапожников отделились недавно — лет сто назад. А вот кожемяки от забойщиков — лет триста. Хотя, конечно, не до конца. Почти всякий мужчина на "Святой Руси" режет свою скотину сам. И сам — шкуру снимает.

"Занятие хоть и не особо сложное, но навыка требует... На задних ногах делают ножом прорез и просовывают палку примерно в 0,7 метра длины... К середине палки привязывают верёвку, другой конец верёвки перекидывают через перекладину и затем подтягивают тушу так, чтобы к ней можно было подойти со всех сторон и чтобы она вся висела над землей".

Классика. Не пойдёт. Рацухерачим.

Током бить?

"Потом, часто ещё живую, свинью цепляют крюком за ногу и она, истошно вереща, едет на разделочный участок".

Тока — нету.

Тогда — кувалдой. И — на подвес.

— Мужики, на что вам палка с верёвкой?

— Дык... Ну... А как?

Да примерно так, как я помню по скотобойням "мира моего старта".

— Два крюка железных, на цепях, с перекладиной. Крепить на тележку, тележку — на потолочную балку. Как у мари на кухнях сделано. Кто старший? Прикинь размеры, закажи у кузнецов.

— Не... мы спокон веку...

— Понял. Завтра на две недели — копать могилы на кладбище. Потом — на лесоповал. Кто сможет с кузнецами договориться? — Теперь старший — ты. Отдели забойщиков от резчиков и шкуродралов.

Или правильнее — шкуро-съёмщиков? Скотино-обнажителей?

Надо бы ввести специализацию и дальше — каждый разрез делает отдельный работник. И поехала туша по конвейеру. Но для такого уровня у меня, пожалуй, скотины не хватит.

С другой стороны — шаг вперёд. В Пердуновки такой заботы не было, в день — штука-три, здесь — счёт десятками.

* * *

"Делают надрезы на ногах кругом колен. Затем — по длине ног на внутренней стороне надрезы от изгиба к брюху так, чтобы эти надрезы сошлись вместе. Разрезают шкуру вдоль брюха от горла до заднего прохода. Шкура головы взрезается от середины носа через середину лба или от угла морды до глаз.

Самая трудная часть: отодрать всю шкуру, нигде не прорезать, не сделать надрезы изнутри, не оставлять кусками мясо — прирези. Кто умеет и часто снимал шкуру, тот и ножом хорошо снимает, а по первому разу и если кому редко приходится снимать шкуру и он себе руку не набил в этом деле, лучше обходиться без ножа. А то бывает, что возьмётся человек смело за дело, да и покромсает дорогую кожу так, что её только выбросить".

Вот это — "только выбросить" — основное состояние крестьянского продукта. Крестьянин режет скотину раз в год. Даже если и умеет — "набитая рука" за год теряется. В городках, где есть забойщики — лучше. В деревнях... либо портят ножами, либо мучаются. Либо — и то, и другое.

"Драть — от хвоста. Берётся небольшая деревянная лопатка из берёзы, дуба или другого крепкого дерева. Одной рукой держат край шкуры, а другой засовывают лопатку под шкуру и отдирают лопаткой шкуру от мяса. Когда шкура отодрана до половины туловища, берут её обеими руками и сдирают до головы. На голове — опять лопаткой".

Кожевнику на шкуре не нужны губы — отрезать; так же вырезаются рога, уши и репица хвоста.

* * *

"Меня милый не целует,

Вот какой он молодец.

Он свои большие губы

Бережёт на холодец".

У коров — губы больше. А холодец Домна славный варит. Отделить и рассортировать. Нечего добро переводить.

Потолковал с забойщиками. Так-то мужики всё понимают. Но аккуратность съёмки шкуры... Пришлось ещё раз втолковывать насчёт прирезей и прорезей. Кожемяки хотят чтобы их вообще не было — им так работать легче. С другой стороны, и забойщиков понять можно — возни больше, рука дрогнула...

Понял. И тех, и других. Установил границы допустимого. И — формализовал. С объяснением последствий для нарушителей. Составили, по взаимному согласию, список из дюжины позиций: "пороки кожи". Часть, типа "бронзовость" — на этом этапе отсутствуют. Остальных — не надо.

Сходил с новым мастером-забойщиком к кузнецам, прикинули эскиз подвески. Длину амбара придётся увеличить, с освещённостью у них... недостаточно. Ножики — разнообразить, лопатки — чуть форму изменить. Заодно и по разделке туш. Часть крови идёт в "берлинскую лазурь" — тут требования невысоки. Часть — больным и ослабевшим. Они её пьют — гематогена здесь нет. Контроль качества — жёстче. Соответственно, и посуда должна быть — не бадейка деревянная.

Притомился я. Отпустил мастеров переваривать новизны. Которые им и так известны, но, почему-то, в ежедневном труде не применяются. Сачкуют они. Извините.

Заскочил к скорнякам. Эти с меховыми шкурками работают. Я туда... не суюсь. Пока. Но лекцию по шкуродранию — послушал. Мне, как главному здешнему начальнику, положено "драть три шкуры". С подчинённых. А как это делается с пушным зверем?

* * *

Интересно. Но есть важные отличия.

Скорняки почти всегда работают со старыми, давно снятыми шкурками. А мои кожемяки нынче — пополам. Часть — везут из разгромленных кудо, часть — здешние, свежеснятые, "парные".

Для кожевника нет лучше шкуры, чем парная. Но — быстро портится. Ссыхается, морщится, роговеет. Сгнивает.

Я сам об это бился, когда в усадьбе Рыксы на Верхней Волге зимовал. Зайцев-то я добывал. А вот с сохранением их шкур... не очень.

Лучшее — засолить шкуру. Мокросоленые шкуры считаются самыми дорогими. Из-за расхода соли. У меня соль — своя. Поэтому "самое дорогое" — у меня норма.

Прежде всего — почистить.

"Где за скотом плохо смотрят и держат его в грязи, там часто на шкуре бывает много... навала. Навал портит шкуру и мешает кожевнику. Надо заботиться, чтобы на живой скотине его не было, и чище содержать скотину в хлеву".

"...чище содержать скотину...". Это что — попадизм с прогрессизмом?! — Это НЭП — наведение элементарного порядка! А вот это — уже прогресс.

Которая корова до моих хлевов дошла и денёк в них постояла — та чистая. У меня скотники — люди простые, за нечищеную скотину и морду отрихтуют. "Морду" — не корове. А вот те шкуры, которые от эрзя везут...

Шкуру кладут на колоду. Навал обивают деревянной лопаткой, непременно так, чтобы не поцарапать и не разорвать. Если навал не сбить, посыпают солью по шерсти.

Очищенную шкуру солят. Соль мелкая.

"На большую бычью шкуру взять зимой 5,7-6,6 кг, летом 8,2-10,2 кг соли; на коровью шкуру пойдет зимой 3,3-5 кг, летом 5-6,2 кг".

Мда... фиг бы я чего без Балахнинских солеварен сделал бы. При таких объёмах счёт идёт на десятки тонн. А по первости казалось — чисто огурчиков посолить...

Шкуру кладут в расстилку, шерстью на пол. Всю ровно обсыпать солью с внутренней стороны; притирать соль рукой, чтобы она хорошо пристала. На правильно засоленной шкуре через три дня видна твёрдая соль. Если соль впиталась — подбавить. Когда вся шкура ровно посолена, загибают голову и часть шкуры у хвоста внутрь, а также полы у краёв. Затем голову и все толстые части посыпают солью по шерсти.

Теперь складывают в свёрток.

Загибать внутрь четвёртую часть шкуры, начиная от головы, затем — правая и левая полы к середине, вся шкура складывается по хребту, скатывается, начиная от головы, в свёрток, завязывается хвостом или бечёвкой.

Вот такой порядок — обязателен. Почему — не знаю. Также не знаю — кто из моих коллег про это знает и может... нет, не сделать, но хоть бы проконтролировать, что работники делают правильно.

Дней через пять свёрток разбирают. Мокроте дают стечь, слегка подсаливают и свёртывают снова, как в первый раз. Если все сделано по правилам, то шкура пролежит долго и не запреет.

У нас, из-за "крещения мордвы" и проистекающих от этого тамошних негораздов в форме мятежей и бунтов — ситуация чрезвычайная. Поэтому шкур много, солим не поштучно, а в бунтах.

Первую шкуру засаливают на полу в расстил. Загибают так, чтобы голова, ноги и полы легли внутри, а вся шкура стала похожа на блюдце. Все загнутые части посыпают солью по шерсти, особенно — голову. Затем кладут вторую шкуру так, чтобы голова пришлась рядом с головой первой. Все делают, как с первой. Кладут таким же образом третью и так далее, каждый раз хорошо все просаливая. Головы лягут по кругу одна за другой.

В такой бунт можно сложить до двухсот шкур. Рассол в бунте не должен вытекать, что случится, если шкуры неправильно разостланы.

Не думал, что пара сотен коровьих шкур за раз — для здешних нормально. Оказалось — есть знатоки. Аж два. Дальше — по Швейку, они сцепились: раз есть два человека и два варианта — будет спор.

В какую сторону головы коровьи укладывать? Можно "по солнцу", можно — наоборот. Два мастера — с Мурома и с Твери — друг друга за грудки таскают, сейчас морды бить начнут.

Массовое производство имеет преимущества: велел каждому сложить свой бунт. У которого будет целее, тот и станет главным "бунтарём". А другой — при нём подмастерьем.

Если шкура плохо просолена — запреет. Начала "пускать волос" — может быстро сгнить. Разобрать шкуры и снова пересолить. Надо внимательно следить за волосом, чтобы не запоздать с пересолкой.

* * *

" — Вы следите за моей мыслью?

— А что? Может убежать?".

Волос — далеко не убежит. Но следить — надо.

* * *

Мне заморочки с переборкой и пересолкой — ни к чему, сделать надо правильно сразу. Что и было объяснено мастерам.

Ух как они старались!

Кроме мокросоленых шкур — бывают сухосолёные и сушёные. Не мой случай — сушка делается в тёплое время года.

"Зимой шкуры замораживают. Это — в крайнем случае".

Этот "крайний случай" — на "Святой Руси" норма жизни. Крестьянин бьёт скотину "к Рождеству Христову". Главная цель — "мясца бы в мясоед поесть".

Забавно: максимум качества — сентябрь-октябрь. Потом скотину держат в хлеву, с кормами — хуже и хуже. Наконец, скот режут, свежуют. Уже не в оптимуме. Так ещё и замораживают! Сбивая качество ещё ниже.

"Очень плохи комовые мороженые шкуры, замороженные прямо на дворе на снегу, потому что к ним пристаёт много снега и грязи".

Вот такое нам и везут.

Пяленые мороженые шкуры, которые замораживают на шестах в подвеску — в нынешнем потоке отсутствуют.

У Вечкензы и его людей нет времени на такие изыски. Взяли очередное вражеское гнездо, что смогли — съели, шкуры — в снег бросили. После собрали да в дровни. И, вместе с живым скотом, поволокли ко мне.

При перевозке и разборке мороженые шкуры трескаются и ломаются. Когда шкура замерзает, она делается слабее. В оттепели, особенно при дальних перевозках, легко портится и загнивает.

Что мы и наблюдаем. Про запах не забыли? — Я возле кожемяк только ртом дышу.

Со всякой подготовленной шкурой — обращаться бережно, не топтать, не бросать куда попало. Сберегать в сухом прохладном месте, чтобы не капала вода через худую крышу, чтобы не подмокали снизу, чтобы на сухих шкурах не завелась моль... необходимо пересматривать и перекладывать, если нужно, то подсолить или проветрить.

* * *

Провёл инвентаризацию мест хранения. И уполовинил местных начальников:

— Не можешь сам крышу починить — зови кровельщиков. Не доглядел за шкурами? — две недели выгребных ям. И — на волю, в пампасы... Э... в лес, дерева ронять.

Нет, ты смотри! У него шкуры в луже лежат, а он отгавкиваться вздумал!

Я ж дерьмократ и либераст! Я ж тебя спрашивал, когда десятским ставил! Ты за это дело взялся по своей воле! А "народовластие" у меня — вполне управляемое. Мною. И мне плевать какой ты мастер, взялся начальничать — изволь соответствовать. Не осилил? — На Ватому, руду из болот выковыривать. Зимой там... изощрённое занятие.

Всякое хранение — предварительно. Главная задача у кожемяки — разрыхлить коллаген, но в меру.

"Мудрость — мера между много и мало".

Именно поиском мудрости применительно к коллагену и занимался былинный Никита Кожемяка. А всякие княжны, печенеги и Змей Горынычи — развлекуха в свободное от основной работы время.

В основное время: отмока; мездрение и разбивка; пикелевание; дубление; жирование; разбивка.

Две разбивки — не ошибка, а "этапы большого пути".

Уверен, что моим коллегам-попандопулам — тут всё понятно. Целыми днями мездрят. И пикелюют. Или правильнее — пикелевают? Уж и надоело, поди. А мне-то — в новость, разбираюсь.

Отмока.

Цель — довести шкуру до состояния, соответствующего парному состоянию. Шкура "парная" — не отмачивается.

Вода должна быть мягкой или средней жёсткости. По счастью, Волжская и Окская вода — подходят. На Донбассе, например, были бы проблемы.

Температура — 20®C. Количество воды — в 6-7 раз больше веса шкур. Вроде — всё просто...

— Эй, мужики, а чего у вас тут вода холодная?

— Дык... эта... мороз же, зима же...

— Ты чего, дядя, печки не видишь, вёдер не имеешь? Воды наносить, дров натаскать... Ленишься? — Две недели выгребного. После — в пампасы. Ты. Подь сюда. Будешь "водяным" — главным мастером по воде. Термометры я тебе сделаю. Чтоб не остывало — топить в мастерской жарче. Упустишь — посчитаю саботажем. Э... воровством противу Воеводы Всеволжского. Тогда — "на кирпичики".

Термометры — сделать. Спиртовые. Спирт — есть, стекло — уже варят и дуют. Десятых долей градуса не поймают, но здесь и не надо. Не забыть растолковать Полонее. И проверить результат.

* * *

Для ускорения обводнения шкуры и торможения размножения гнилостных бактерий, применяют поваренную соль.

При концентрации соли до 10 г/л размножение бактерий идёт быстрее, чем в чистой воде; при концентрации больше 20 г/л — задерживается. Рабочая — 30-50 г/л.

* * *

"Рассол — напиток завтрашнего дня".

Ух, какой... забористый. Интересно: пронесёт или нет? В обоих смыслах этого слова.

Никто не пробовал рассола из чана, где отмокают мороженные неотмездрённые шкуры? — Рекомендую. Сразу все глаза открываются. И чакры — тоже.

— Сколько вы сюда соли всыпали?

— Ну... вот стока.

— Врёшь. Хорошо, если половину.

— Дык... эта... жалко же... дорого же ж...

"Пожалеешь соли на копейки — перепортишь шкуру на рубли" — давняя кожемякская мудрость.

Про рубли и копейки здесь ещё не знают. А вот цена соли у здешних — в спинной мозг вбита. Это тебе не кило артёмовской по 6 коп.

— Где наш водяной? Будешь ещё рассольником — мастером по рассолу. Брать соли осьмнадцатую долю от воды.

Повысим концентрацию, некруглое число заставит мастера точнее отмерять.

Ещё: надо сделать ему неравноплечные весы. Очень распространены на "Святой Руси". Фунтовой гирей пуд взвешивают. Тут — с очень специфическим соотношением плеч.

Температуру загоним под "верхнюю планку". И концентрацию — туда же. Предполагаю, что удастся раза в два сократить время "обводнения шкуры".

На российском флоте "шкурами" называли унтер-офицеров. В обе революции их "обводняли" — выкидывали за борт.

* * *

Отмоченную шкуру "мездрят" — удаляют подкожную клетчатку. Одновременно делают "разбивку" — растяжку шкуры в разных направлениях.

Вот в момент "разбивки" князь Никиту Кожемяку и застукал. Здоров мужик был — двенадцать воловьих шкур просто стопкой в руку взять... а уж растягивать...

Перед мездрением шкуру "причёсывают" — из шерсти удаляют репей и другие твёрдые включения. Иначе в этих местах получится дыра.

Мездрят — по-разному.

Основной способ в 19 в. — на колоде остро отточенной косой (обычной косой для кошения травы).

На "Святой Руси" мездряльщик (или правильнее — мездрун? мездритель?) работает кожевенным стругом. Похож на плотницкий, но с одной ручкой. Суживающийся к концу изогнутый железный клинок со стальным лезвием и косонаправленный черешок для деревянной ручки.

Плохо: рука мастера устаёт, "играет". Нужно что-то... стационарное.

А! Скоба! Устанавливается на скамье в наклонном положении. Чтобы не завалилась — привязывается к палке, прибитой к торцу лавки. Бывает ещё скоба воротцами. Инверсия процесса: не инструментом по шкуре водят, а шкуру по инструменту тянут.

Скобы бывают отточенные и тупые. На отточенной — мездрение "на срезок", на тупой — "на сбивок".

"На срезок" — мездру срезают. "На сбивок" — мездру надрезают, а потом полуострой скобой и большим пальцем руки отдирают. Мездрение "на срезок" сложнее — возможны засечки и порезы.

Последовательность — чётко определена. "Многовековая мудрость народная". В части мездрения. Или правильнее — мездрования? Мездрючивания?

Начинают с левой задней ноги по направлению к середине, затем от правой задней — тоже к середине. Шкуру держат правой рукой за огузочную часть. Обмездрив среднюю часть, переходят к головной. Здесь мездрят от левой передней к голове, затем переходят к правой части от правой передней — к голове. Потом — огузок, перевертывая шкуру так, чтобы огузок был в левой руке, а голова в правой. Мездрение огузка начинают с правого бока по направлению к задней правой ноге, дойдя до которой мездрение продолжают только в ширину до задней левой. Необмездренная левая половина бока мездрится в длину.

Почему-то кажется мне, что библейские истины в кожемякском формате, типа: "Не мездрите и не обмездряемы будете" — звучат для русского слуха... более божественно.

Ну что, дамы и господа, отмездрились? — Начнёте с правой задней мездрить "на срезок" — не побьют, но уважение людей навсегда потеряете. В отличие как "на сбивок".

"На сбивок" начинают с задней правой ноги по направлению к левой, т. е. на ширину огузка. Остальную часть шкуры мездрят в продольном направлении от огузка к голове.

Работник сидит верхом на скамейке, держа шкуру в вытянутых руках впереди скобы. Берет шкуру в кулак правой руки за заднюю правую, а левой — за середину, резким рывком надрезает на лапе подкожный слой и дальше короткими рывками сбивает о лезвие скобы. По мере обмездрения шкуры перехватывают руками.

Господа попандопулы, это надо знать! Хотя бы для коров. Потому что у скорняков ещё вычурнее.

После мездрения шкур, которые обрабатывают без голов (кролик, сурок и др.), головы обрезают полукругом около шеи. У шкур с головами (лисица, куница, хорь и др.), головы обмездряют "на срезок". Для некоторых видов применяют оба вида мездрения. У лисицы "на срезок" мездрятся голова и шея, остальная часть шкуры — "на сбивок". У хоря голова — "на срезок", бока — "на сбивок", а хребет и чрево совсем не мездрятся, а только разбиваются.

Можно я посижу? Чего-то живот болит. Не то — от принятого рассола, не то — от подавляемого хохота. Как представлю себе ряды и колонны моих попандопнутых современников. И современниц. Которые, конечно, все хотят в паразиты, кровососы и захребетники. В смысле — в полпроцента аристократии. Что бы потом в рюшечках, оборочках и кружавчиках... В крайнем случае, спеть "бывалым голосом": "Опять скрипит потёртое седло...". А их — ф-р-р... Равномерно по площади. Во всё туземное население.

"Мездритель как стартовая точка попандопулы"... Или — эпическая сага: "Мездрунец-попадец"... Звучит!

Про такое не напишут. А и напишут — читать не будут. Не красиво, не героически, воняет тут... "Мездрун — спаситель нации"... Не, не поймут. А вот Никита Кожемяка — тогдашнюю "нацию" спас. Переяславль-городок, в его честь названный, и в 21 веке стоит.

Мне-то легче, я-то ещё жёстче начинал. Не чужую шкуру — свою с себя сдирал. Да и туземцы... "мездрили" меня без анестезии.

Что ж, "кому много дано — с того много и спросится". Мне-то досталось. Вот и "спрашивается". Уже не один городок поставлен. И более будет.

Так что, коллеги, надумаете помездрить — милости прошу, вляпывайтесь.

Эта часть процесса хоть и не самая вонючая, но самая липкая. И самая трудоёмкая.

На этом же этапе происходит и "сбивание волоса". У шкуры — две стороны. Для получения кожи нужно не только убрать жир изнутри, но и "сбить волос" снаружи.

"Шкуру закапывали в овечий навоз, шерсть 3-4 дня отмокала и легко удалялась с помощью мытья. Или: кожу плотно скручивали и вымачивали в человеческой моче. Или: кусочек сырой кожи обертывали вокруг голени или натягивали на стопу на тонкую портянку, затем обкручивали обычными портянками и натягивали на них сапоги".

Для "сбивки волоса" — "золение". Даже особые строения есть — зольники. Не путать с жальниками.

Пересыпают шкуры золой или известью и складывают попарно в сруб.

Волос сбивают "тупиком". Для скорняков волос — главное, мех, для кожемяк — помеха. Вот они и "тупят". "Тупики" — затупившиеся скобели, иногда — плотницкие. Бывают и ножи. Деревянные или костяные. Только промывать надо тщательно. Иначе получишь пергамент.

"Золка без последующего удаления извести даёт продукт, неприменимый ни для чего кроме пергамента".

Я-то думал: пергамент — круто, а это просто плохо промыто.

Пикелевание.

Суть: коллагеновые волокна дермы разрыхляются. Пикель — водный раствор кислоты и поваренной соли.

После пикелевания, высушивания, механической обработки — уже можно делать изделия.

Кожа изначальная — "сырая", кожа после пикелевания — "сыромятная".

Бывает: скреблёная сыромять, хлебная (русская), квасцовая (венгерская, немецкая), пикельная, зольно-хлебная, намазная, молочная, дымлёная, мороженая, зольно-глюкозная, спиртовая... Сыромятная "замша" народов Севера, Сибири и Северной Америки — "ро?вдуга", "оленья кожа" (buckskin, deerskin), кожа "мозгового дубления" (brain tanning), жёсткая сыромять с лицевой поверхностью — "жёсткая кожа" (rawhide). Особо жёсткая кожа индейской выделки — "парфлёш".

Индейцы с восточных склонов Скалистых гор:

"Для получения мягкой кожи, используемой при изготовлении одежды, в лицевую поверхность шкуры втирали смесь из яиц, рубленной печени, мозга и жира. Кожу сушили, затем мыли в теплой воде. После сушки размягчали, растирая на камне или бревне. После выделки кожу коптили, одежда из такой кожи не затвердевала под воздействием дождя и снега, а запахом отпугивала москитов".

Такой запах — отпугивает не только москитов.

Идёт такая... скво. По своим Скалистым горам. А вокруг — сильно отпугнутые пионеры. С миссионерами. В обмороке. От запаха. Самое главное в такой прогулке — на простуженного с насморком не нарваться.

"Шагрень" — кожа с декоративной рельефной поверхностью, в том числе кожа акулы или ската, которая имеет природную шероховатость — сыромять. Почему и "Шангреневая кожа" у Бальзака — съёживается.

Для обуви применяли замшевидную (мокасины), плотную лицевую (древнерусские поршни) или меховую (унты) сыромять.

Сыромятная кожа остаётся фактически всё той же сырой кожей, т. е. съедобным продуктом. В трудных ситуациях — варили и ели. В 14 в. оголодавшая в походе тверская дружина ободрала кожи со своих щитов и тем питалась. Дублёные кожи для этого гораздо менее подходят.

В русских былинах богатыри постоянно применяют чего-нибудь сыромятное. Илья Муромец такими ремнями Соловья Разбойника вяжет. Тут прикол в водостойкости. Точнее — в её отсутствии. Пописал на ремешок — тот сразу стал высыхать, огрубел и съёжился. Для увязанного персонажа — очень впечатляюще.

Я-то думал, что сыромятное — это круто. А это — от бедности. Кожа недоделанная, не выдублёная.

Активная часть в пикеле, которая разрыхляет волокна дермы — кислота. Серная, соляная, уксусная, муравьиная... Поваренная соль — регулятор. Если соли нет — шкура сильно разрыхляется, может разрушиться. Излишнее набухание шкуры — "нажор". Соль уменьшает нажор, регулируя её количество, можно получить нужное разрыхление.

Употребимые концентрации: 100%-ной серной кислоты — 9-12 г/л, поваренной соли — 50-60 г/л, температура — 25-28®C.

Раствора — в 5-6 раз больше веса шкуры. Готовность: синеватый цвет мездры переходит в белый, мездра становится шероховатой, при растягивании шкура тянется и не садится обратно.

Если шкуру сложить вчетверо и сжать пальцами угол сгиба — в складках образуются белые полоски: проба на "сушинку".

100%-ной серной кислоты у русских кожемяк нет. Вообще.

Вот тут и начинается цирк. Он же — "старинные тайные рецепты мудрых предков". За реактивом в магазин не сбегаешь — приходиться самим "мудрить".

Кислоты образуются в ходе естественных процессов брожения. У кожемяк основные источники кислот — квас и молоко. По названиям сыромяти видно — разные средства применяли.

"Квас уснияный" — из первых русских летописей. Ну нету у кожемяк стопроцентной серной кислоты!

Старая сибирская технология выделки шкур начинается с рецепта кваса.

На литр горячей воды:

— 200 г ржаной или овсяной муки грубого помола;

— 20-30 г поваренной соли;

— 0,5 г соды питьевой;

— когда раствор остынет до 28-30®, 7 г дрожжей (запаренных как для дрожжевого теста).

После приготовления — в тёплое место. Делать квас за сутки, чтобы он забродил — определяется по пузырькам выделяющегося воздуха.

Шкуру погружать в остывший раствор. Шкуры — переворачивать, квас — помешивать. Процесс — от 5 ч до 4 суток, зависит от качества сырья, температуры помещения, возраста животного, его пола, условия обеззараживания, и т.д. Чем теплее квас, тем быстрее идёт квашение. Не нагревать выше 38® — погибает дрожжевой грибок.

Ещё:

"На партию в 100 или более кож наливается... до половины чана воды 33®. Когда вода напущена... в чан положить от 300 до 410 г на кожу поваренной соли, 4-9 г глауберовой соли, 820 г овсяной или ржаной муки, 100 г пшеничных отрубей, 12 г сухих дрожжей, заведенных в одной бутылке теплой воды, ведро сухого птичьего помета.

До вливания воды — высыпать соли. Когда вода напущена — муку, отруби. Перед скидыванием кож — влить дрожжи. В чане перемешать и смерить градусы, должно быть более 32®. Чан укрывают досками, поверх их рогожами и оставляют в покое, пока не начнет развиваться брожение и кожи не поднимутся наверх. Тогда их нужно погружать непременно каждый раз. После 5-6-кратного погружения брожение и вскисание хлеба ослабевает, кожи поднимаются слабее, в таком положении им дают пробыть в хлебе еще час; после чего приступить к выборке их из киселя; нужно осмотреть каждую кожу и никогда не выкидывать стадно за раз все.

При выборке... удостовериться, действительно ли кожи выбучились в хлебе достаточно и щелочи из них удалены слабыми кислотами и брожением в хлебе, волокна достаточно разбучились. Это узнается по виду и осязанием: кожи должны быть однородно мягки и под рукою скользки и при сем том пухлы. Вместо овсяной муки можно брать и ржаную, в том же количестве, но при этом необходимо увеличить порцию отрубей самое меньшее на 8 кг и более на всю партию. Пшеничную муку простого размола употребляют в количестве одинаковом с овсяной мукой, но отрубей тогда не нужно".

Вот так, коллеги делается то, что потом "потёрто скрипит" под вашей задницей.

Здесь квас (кисель) делается не заранее, а одновременно в одном чане со шкурами.

Обычно в русских рецептах используются ржаная или овсяная мука. Здесь допускается ещё и пшеничная.

В РИ, в Торжке, распространяясь по Верхней Волге, именно сейчас, с середины 12 в. запускается технология на основе именно пшеничных киселей. Хотя посевы пшеницы в этом регионе всего 3%.

Какого-то мастера-южанина в Торжок затащили? Привычного к изобилию пшеницы. Не из пленных ли булгар после Бряхимовского похода?

Глава 494

Использование киселей привело к включению в обработку толстых кож. Создало основу для разделения выделываемого товара на подошвенный, верховой (для верха обуви) и кож.галантерейный. Одновременно — новые виды швов и самой обуви. К сквозному и выворотному добавился шов "впотай" — для толстых жёстких подошв. С этого времени распространяется высокий жёсткий ("русский") сапог, уменьшается количество мягких туфель, поршней (постолы) и низких сапог с вертикальным сквозным швом и многослойной подошвой из тонкой кожи.

Ещё вариант, полуготовый квас.

"В бочку заливают воду (42-45®C) и засыпают овсяную муку 100%-го размола из расчета 300 г/л. Размешивают до исчезновения комков. Периодически перемешивают и выдерживают в течение 48 часов... К концу вторых суток кислотность в пересчете на уксусную кислоту достигает 8-10 г/л. Добавляют воду 38-40®C... чтобы концентрация муки в квасах получилась около 100-120 г/л. Добавляют поваренную соль... 40 г/л, загружают отмоченные и обмездренные шкуры. Начальная кислотность — 3-4 г/л. Продолжительность квашения 5-8 дней при периодическом перемешивании через каждые 5-6 часов. Конечная кислотность — 10-12 г/л. Температура квасов не ниже 32-35®C".

Ещё рецепт, без хлеба.

Вода, соль поваренная 40-50 г, уксусная кислота (70%) 8-10 г на 1л. Уксусная кислота безопаснее остальных кислот. Процесс — при температуре воды 30-35®C в течение суток.

Налить воду, растворить соль, добавить половину кислоты, загрузить шкуры. Вторую часть кислоты долить после 10-12 ч. Во время всего процесса — перемешивание.

Основная часть кислоты проникает в кожевную ткань в течение короткого времени, потом она просто распределяется. Чтобы процесс прошел в полной мере, шкуры с "сушинкой" — на пролежку (24 ч).

После пролежки — отжать, размять, растягивая в длину и ширину. Нейтрализовать кислоту, оставшейся на кожевой ткани. Хотя здешние просто промывают большим количеством воды.

Вот она — "сыромять уксусная"!

* * *

Что-то я от предков дурею.

На "Святой Руси" каждые 8-10 лет голодовки с неубираемыми трупами на улицах городов. Локальные недороды — постоянно. А здесь...

Я, конечно, блокадную "хлебную карточку" в осьмушку на день — не отоваривал. Но переводить хлеб, чтобы выделанной кожей сёдла обшивать или, там, кошельки сафьяновые, тапочки домашние... Смешивать в одной посуде мешок ржаной муки с ведром сухого птичьего помёта... А вокруг по стране — то голодают, то — недоедают. Но постоянно — "убиваются". Пашенку орут, жилы рвут...

Хотя, конечно, кто сапоги носит — тот с голоду не пухнет. Пухнут другие.

— А чё? Мне — красиво. А ты — быдло.

Переводить еду на пояски да туфельки в постоянно голодной стране...

Так жить нельзя.

И вы — так жить не будете.

Квас — пить, кисель — есть. Человеку. А не размягчать коллаген в шкуре дохлой коровы.

Мораль? — Пикелевание, построенное на хлебных киселях — изничтожить.

Что означает гибель кожемякского сообщества — они иначе не умеют и, почти все, переучиться не могут. И не хотят.

Вот эта толпа мастеров-кожемяк, которая за мной хвостом ходят — завтрашние люмпены. Как только я соображу, чем заменить кисели — их навыки, мастерство станет ненужным. Был мастер-кожемяка — станет "три Б", "бездельник бессмысленный буйный". А меняться, новые смыслы понимать — они не будут.

Человек, требующий от окружающих напряжения сил для достижения непонятных целей, всегда вызывает негативные эмоции. Но человек, ещё и разрушающий при этом обычаи, правила... Страх, ненависть, негодование, возмущение, отвращение, презрение... Странно, что попаданцы об этом не пишут. Ведь их действия, прогресс вообще, не возможен без разрушения значительной части традиций. И, неизбежно - моря всенародной ненависти на их головы.

Попандопуло, привнося свой "фигурный болт" в массовые туземные технологии, ломает души людей. Потому что эти технологии — часть их личностей. Почти всегда — с детства, часто — поколениями. Только треть хомнутых сапиенсом желают воспринимать новое, только один из семи — могут. Это — "правильно": защита эволюции от "ложного срабатывания", от бредовых, самоубийственных "новых идей", которые постоянно возникают в человеческих стаях.

Эволюция привела человека к оптимуму в соотношении "тупых" и "острых", "консерваторов" и "прогрессистов". Увы, это оптимум кроманьонцев. С тех пор социальная эволюция всё более опережает биологическую. Хомнутый сапиенсом всё более ведёт себя не природно, не естественно. Ломает, заставляет себя. Быть умным, восприимчивым, инновационным.

"Ломать себя" — больно. Боль — вызывает озлобление.

Попандопуло навязывает аборигенам "ломать себя" в самом форсированном, жёстком, клиническом варианте.

Коллеги, вы готовы к тотальной ненависти облагодельствуемых вами предков?

Передо мной — полсотни закономерно, неизбежно, объективно враждебных мне людей. По Руси — тысячи. Потому, что я собираюсь отнять их "хлеб насущный", их источник существования. И неважно — для чего.

— Хлеб — голодным!

— А зачем? Прежде такого не было и ныне не надь. Пущай будет по старине, как с дедов-прадедов повелося...

Это они "всосали с молоком матери". И будут защищать "не щадя живота своего".

"Защищать" — что? Косность? Технологическую отсталость? Массовые голодовки? Оно же — Родина. Соборность, святорусскость, родники и скрепы. Исконность с посконностью. Их образ жизни. Они сами.

Полста завтрашних врагов. Хотя возможны и "перебежчики". Завтра. Когда смогу выделывать кожи без киселей. А пока — нужно понять действующую технологию, нужно вежливо и внимательно слушать.

Улыбаемся и машем.

* * *

Дубление.

"После пикелевания шкуры хотя и обладают мягкостью и пластичностью, но вновь намоченные водой и затем высушенные становятся грубыми и дают посадку. Чтобы этого не возникало, шкуры подлежат дублению... Применяются хромово-натриевые, хромово-калиевые и алюминиевые квасцы".

У меня таковых нет.

"Более доступным является хромпик. Хромпик сам по себе не дубит... раствор хромпика в присутствии кислоты обработать... восстановителями... переводят недубящие оранжевые растворы хромпика в зеленые дубящие растворы хромовых солей той же природы, что и сернокислый хром, содержащийся в хромовых квасцах".

Проехали — у меня и хромпика нет.

Но есть варианты. Два. Как в Гражданскую — белый и красный.

Белое дубление.

Жители Веспрема (город в Венгрии) отразили нападение турок и захватили пленных. В их числе был турецкий раб, которого собрались повесить. Тот умолял сохранить ему жизнь и обещал "научить такому ремеслу, которое жителей обогатит". Что и случилось: веспремцы обучились "белому" (квасцовому) дублению.

Тут есть подробности. Буда состоит из двух холмов — Крепостного и Геллерта. Между ними ложбина — Табан. Здесь и был несколько столетий основной центр кожевенного производства мадьяр. А населяли его сербы.

"Ни одна работа не кажется грязной, если её можно делать чужими руками".

Здесь работу с кожами выполняли тогдашние беженцы-мигранты.

В 1700-е годы приглашённые во Францию венгры внедрили эту технологию. На её основе возникла французская лайка.

"Выделывается из шкур ягнят, козлят, псовых, кошек, крыс... слабое дубление алюмокалиевыми квасцами вместе с поваренной солью, яичным желтком и мукой даёт низкую водостойкость. После намокания и высыхания становится жёсткой".

Мда... я думал "лайковая кожа" это круто, а оно... низко-водостойкое из крыс. Массовое производство в России — после отмены крепостного права. Когда множество борзых, гончих и легавых из помещичьих "псовых охот" пустили на перчатки.

Красное дубление. Отвары или труха из желудей, дуба, каштана, ивы, сосны, ели, лиственницы, берёзы...

Шкуры протравливают в отваре из собачьих и птичьих экскрементов, чтобы сделать их мягче, тоньше. Помещают в ванну, наполненную дубильным отваром, прижимают камнями, выдерживают две недели. Процесс многократно повторяется.

Тема пользы экскрементов звучала ещё в Древнем Риме.

Когда император Васпасиан произнёс свою знаменитую фразу: "Деньги не пахнут!" и начал взимать плату за посещение общественных сортиров Вечного Города, тамошние кожевники очень обрадовались. Народ попроще справлял нужду бесплатно. Для чего отправлялся на рынок к кожевенникам. Они предоставляли всем желающим сосуды — моча хомнутых сапиенсом использовалась для выделки кож. Все были довольны. Кроме императора, конечно.

На югах типа Марокко и в 21 в. посетителям кожевенных мастерских дают пучок мяты. Чтобы держали у носа.

1. Это — не помогает.

2. Это — никого не волнует.

Турецкие ремесленники достигали мягкости кож тем, что после травления в собачьих и птичьих экскрементах использовали травление в отрубях, инжире, меду и виноградном соке.

"Наши люди в булочную на такси не ездят". И в инжире — не травят.

На "Святой Руси" в ходу два варианта: отваром и "впересып". Засыпать кожи трухой корья, как делают сейчас, или залить отваром, как будет через столетие.

Сейчас — в сер. 12 в. — у кожемяк появляется новая технологическая операция — "заличка". Производить кислыми дубильными соками, иногда с добавлением хлеба и свежего корья. Цель — предварительное размягчение кожи перед дублением, с выделением дубления в отдельный процесс.

Жирование.

Как бы ни были выделаны шкуры, они не имеют нужной мягкости и пластичности, если их не прожировать. После жирования волокна кожевой ткани перестают склеиваться, скользят при растяжении. Шкура делается тягучей, мягкой, повышается устойчивость к влаге.

Варианты.

Масло наливают в емкость, добавляют тертого мыла (5%), ставят на водяную баню. Варить при 60-70®C, пока раствор не станет сметанообразным.

Ещё: 450 г/л бараньего или свиного сала; 50 г/л рыбьего жира; 25 мл/л 25%-го аммиака. Температура 45®C.

Ещё: 100 г/л поваренной соли; 25 г/л глицерина; 70 г/л яичного желтка.

Простой состав: глицерин и яичный желток (1:1) хорошо взбить.

Эмульсия на шкуру наносить щёткой. На хребтовую, более толстую часть — обильнее. Смазанные шкуры складывают попарно мездра с мездрой или поодиночке, по хребту волосом внутрь, лежат 4-8 часов для лучшего пропитывания. После пролежки шкуры сушат до получения хорошо отволоженной мездры.

Ещё варианты: валяние кожи в барабане с водной эмульсией масла или жира, или жирование в жидком нагретом жире, или промасливание втиранием чистого масла или его эмульсии. Для подошвенной кожи масляная эмульсия (например, сульфированный тресковый жир) вводится вместе с дубильным экстрактом во время дубления, позже жир втирается дополнительно.

Повторная разбивка.

Цель — расправить шкуры и сообщить им потяжку и мягкость.

"Тянем — потянем,

Вытянуть не можем".

Про бегемота — очень точно: шкура толстая. Надо товарищей на помощь звать.

По Гомеру:

"Словно когда человек вола огромного кожу

Юношам сильным дает растянуть, напоенную туком;

Те, захвативши ее и кругом расступившиеся, тянут

В разные стороны; влага выходит, а тук исчезает,

И, от многих влекущих, кругом расширяется кожа...".

У очень древних греков две операции одновременно: разбивка с жированием.

Завершение — подчистка.

Подчистка — на колоде косой. Поверхность мездры должна быть ровной, гладкой, легко тянуться по всем направлениям.

* * *

Ф-фу... Вроде, основное — понято. Теперь бы понять — а что именно.

Запах. Мда... Если они то и дело сухие птичьи и собачьи экскременты в чаны сыпят... Их же ещё предварительно сушить надо...!

Срок. Сумма чистой продолжительности операций — около месяца-полутора, но реально срок пребывания шкуры в обработки у русского кожемяки — много больше. Помял шкуры и отложил: пахать пора. Или, там — страда пришла.

Постоянное "подбавление" — то соль подсыпь, то воды подлей...

Почему? — Мощнейший разброс по сырью, полный бардак по реактивам.

Квас можно и нужно проверить на вкус. Если ты его пить собрался. Но шкуры-то — не пьют!

Итого.

"Навести порядок в борделе невозможно" — сказал академик Глушко при попытке внедрить автоматизированную систему управления на Львовском телевизионном заводе.

Выкидываем бардак.

1. Сужаем задачу.

Мне нынче неинтересны меховые шкурки. Мне нужны сапоги для бойцов. Жёсткие кожи. "Тёклость волоса" — хорошо. Вводим классификацию сырья. Ещё не полный набор артикулов, но в ту сторону.

Это невозможно в нормальных святорусских условиях: для реализации сегрегации хотя бы на десяток групп нужно иметь десятки экземпляров. У меня нынче — тысячи.

2. Инструменты.

Добавляем. От стоячих скоб и стальных скобелей до стеклянных термометров и светильников. У меня есть тестомесы и стиральные машины. Связь? — Прямая. Взамен неподвижных чанов ставим вращающиеся барабаны. Для перемешивания и перекладывания. Добавляем штыри. Типа как на молотилке, только внутрь. Для разбивки кож.

3. Цель.

"Взять глыбу мрамора и отсечь всё лишнее".

Что здесь "лишнее"?

Кожемяки снимают с дермы "плохое" — волос, клетчатку. А цель-то — получить чистую кожу заданной толщины.

Кожемяки — удаляют негодное. Моя цель — оставить необходимое.

Вот этого: "сидит верхом на скамейке, держа шкуру в вытянутых руках..." — не надо совсем.

Выкидываем скобы и скобели, ставим пару нож-вал. Вместо общечеловеческого возвратно-поступательного "тык-тык"... э... виноват — "дёрг-дёрг", получаем вращательно-поступательное. Вал — тянет, нож — срезает. Зазор даёт толщину кожи. Нужен двойной прогон с переворотом. Верхняя часть, с волосом — слабая. Срезать. Нижняя часть, с плёнками — вредная. Срезать. Ковыряние этим "серпом смерти" — скобелем — отпадает. Для точной фиксации зазора — резьбовые соединения. Прокуй уже делает. На нож будет большая нагрузка. Углеродистая сталь, закалить. Уже имеем и умеем. Мягкий вариант — с несколькими валами и тупыми ножами — навалосгоночная машина. "Навал... лопаткой" — давить.

4. Кисели.

Изничтожить. Хлеб — кушать. А не с дерьмом смешивать.

Альтернатива — кислоты.

Кислота у меня уксусная. Тоже — пищевого происхождения. Она мне самому нужна в других процессах.

Тогда... тогда Диккенс, "Тайна Эдвина Друда".

* * *

Диккенс — классик. Самый популярный англоязычный писатель своего времени. Но со слабостями. Его упрекали в неумении создать "закрученный" сюжет, поэтому "...у него возникла мысль — показать, что он тоже может крепко построить сюжет, по-новому, оригинально и так, что никому не удастся предугадать его развитие".

Таки — да. Диккенс умер, не дописав роман. И с тех пор множество людей пытается "предугадать". Через полвека после смерти Диккенса был имитирован суд для выявления убийцы. Игры в судебное заседание свойственны не только "совейским" зонам, но и добропорядочным британским диккенсоведам.

Старшиной присяжных подрабатывал Бернард Шоу. С помощью "процесса" литературоведы надеялись раскрыть загадки, скрытые в романе. В разбирательстве участвовали наряженные в костюмы актёры, изображавшие персонажей.

"Процесс" длился более четырёх часов и закончился неожиданно: Шоу вдруг поднялся с места и без всякого совещания с жюри объявил, что приговор уже обсуждён и все члены жюри сошлись во мнении, что "Джаспер виновен в преднамеренном убийстве".

Привычка британского правосудия выдавать странные внезапные вердикты имеет давнюю традицию.

Связь англо-классика с удалением разнообразной слизи в кожевенном производстве? — Так прямая же! Главный герой у Диккенса — добровольный сыщик, ищущий убийцу, постоянно гуляет по городку, обмахиваясь шляпой. Жарко ему почему-то. А гуляет он (или — "она"?) мимо кучи негашёной извести, завезённой для строительства и сваленной на одном из перекрёстков.

Что хотел сказать Диккенс — уже не узнать, но, похоже, именно там убийца спрятал тело жертвы. Которое, естественным образом, по законам "того самого Исаака", бесследно растворилось. А вот серебряный набалдашник фамильной трости — нет. Что и должно было (у Диккенса) послужить уликой.

Поскольку у коров под шкурой фамильные серебряные безделушки не растут, то и растворять лишнюю органику можно безбоязненно.

Обращаясь же к советскому фольку, можно известную фразу — "трудно плыть в соляной кислоте" — дополнить схожей сентенцией: "грустно лежать в негашёной извести".

* * *

"Белки... содержат свободные основные и кислотные группы... одинаково вступают в химические реакции с кислотами и основаниями. Под влиянием... слабых растворов кислот и щелочей — кожа разбухает...".

Коллагену без разницы — кислота или щёлочь. А поташ у меня есть, "перл аш". По нему имеем даже перепроизводство. Он же из "дерьма", из золы делается! Людей приучают к чистоте — они золу сносят на приёмные пункты, печек у меня много — топятся беспрерывно, технология отработана, продукт накапливается.

Я снова удивляюсь.

Поташ с Руси гонят в Европу... века с 15-го. А у себя — кожевники не используют. Почему? Серную кислоту ("купоросное масло") делают с Петра. Но и через полтора-два века воспроизводятся рецепты с загрузкой сотен шкур в хлебный кисель. Народ кушать не желает? Или кушать хотят одни, а сапоги делают другим? Это два разных русских народа?

"Заботы о здоровье бродящих бактерий" — прекратить. Поднять температуру на десяток градусов, ускорить процессы. Не "мягко"? — И — хорошо. Здесь не "лисичка на воротник", а "бычина на сапог".

Переход от естественного сквашивания, которое зависит... от всего на свете, вплоть до фазы луны и здоровья хозяйки, к минеральному реактиву с фиксированными свойствами и моментами применения — даёт контролируемый процесс. Всякое — "подбавить", "подлить", "пощупать"... минимизировать. Меньше "обратных связей" — проверок, коррекций.

Убрать "перемешать", "переложить" — люди меньше находятся в "горячей зоне". И дело не только в заботе о здоровье работников, но и в технологии: чётче будут держать температуру, меньше расход топлива на обогрев.

5. Танниды.

Не надо — "впересып", не надо — "отвар". Экстрагируем. Извлекаем из растительного сырья горячей водой.

Свойства экстрактов зависят от содержания таннидов ("доброкачественность"). У дубовой коры, которая — "это ж все знают!", особенно попандопулы — самое главное дубильное средство, этот показатель — 55-65.

Это много? По критерию цена/качество?

Чурками дубовыми дубить не пробовали? — Не дубасить — дубить! "Доброкачественность" экстрактов из древесины дуба — 60-65. У коры ивы — 30-64, кора ели — 38-55. Сходно — сосна. Сырьё — нипочём!

Тут тонкость: я толкую об экстракте. Прогрессирую — технология 19 в.

Ученик Лавуазье химик Сеген, додумался до экстрактов, построил несколько заводов, получил подряд на поставку кож для сапог армии Наполеона, стал одним из крупнейших банкиров Первой Империи.

Его экстракты ускорили процесс — до этого дубление некоторых видов кож длилось до трёх лет. Это — у французов. На Руси при Петре I — 18-24 месяца.

Сырьё быстро высушить (50-60®С), измельчить, загрузить в диффузоры. Экстрагирование — на противотоке. Температура (90-130®C) зависит от вида сырья. Диффузионный сок концентрируется на многокорпусных выпарных аппаратах в жидкий дубильный экстракт.

6. Объединить операции. Очистку, отмоку, золение — в один этап. Депиляцию коровы — не тупым костяным ножиком, а в барабане с раствором поташа. Жирование — не втиранием щёткой туда-сюда, а прокруткой в барабане с глицерином или бараньим жиром.

Кстати. Никаких яичных желтков! У нас яиц в тесто не хватает, а они в шкуру сдохшей коровы втирать предлагают!

Когда (и если) привезут жир каспийской нерпы, когда (и если) найдут колчедан для серной кислоты — тогда будем менять технологию. Пока — вот так.

* * *

Это — были мои мысли. Внутри. Или ночью, когда я рисовал эскизы устройств. Снаружи...

Снаружи шёл обычный святорусский бардак. Первые два термометра, которые сделали стеклодувы — разбили сразу же.

Полонея испуганно извинялась:

— Может мы худо сделали, может там трещинки скрытые... Мы сейчас ещё понаделаем! Потолще!

— Не дёргайся. У меня ещё две пары из первой серии в запасе осталось. Нормальные термометры. Не в них дело.

— А... а в чём?

— В разрухе. Которая в головах.

Сообразительная женщина: возвращаясь от меня к своим стекольным печкам, повстречала кожемяк, на вопрос:

— И чего там?

Ответила чётко:

— Хана вам мужики. Воевода всех обпампасит.

Брошенное в сердцах выражение: "На волю, в пампасы" — пошло в народ. С несколько специфическим смыслом.

Кожемяки пришли ко мне всем "обчеством". Не то жаловаться, не то оправдываться. Смысл нудной двухчасовой "беседы с коллективом трудящихся" прост:

— Нам твоих новизней не надобно. Мы ничего менять не будем. А ты нас не трогай.

Послушал, покивал.

Время — впустую. Я не могу вас "не трогать". Потому, что вы не умеете делать нужное мне, не умеете работать без хлебных киселей. Профессионально несостоятельны.

Хотя нет — польза нашлась. В задних рядах этой зудящей, почёсывающейся, переминающейся, пованивающей, кхекающей и сопящей толпы заметил юношеское лицо. Похож на одного моего недавнего знакомого. Как все разошлись — велел позвать.

— Тебя как звать-то, молодец?

— Ну... батюшка с матушкой нарекли Кислоквасом.

— Чем-чем?! Блин. Отец — кожемяка?

— Н-ну. Был. Померли родаки наши. А мы, стало быть... сюда.

— "Мы"? "Никиток — по дерьму знаток" — не родня? Похож.

— Эта... брат меньшой. Ты, эта, не сердись на него. Что он волка твоего... ну... кулаком по пузу. Я уж ему ухи драл-драл... Не углядел. Живём-то врозь. Он-то в приюте, а я-то — в кожевне.

Круто. Там на сто шагов — я дышу только ртом, а он — и ест, и спит. Великая сила привычки.

— Грамотный?

— Учуся. Тяжко, однако. У чанов-то натаскаешься, после... какая уж наука. Да и деды в училище не пускают. То им одно надо, то другое. Так гоняют, что иной раз до постели ноги едва дотянешь.

— В мастера хочешь?

— Дык... не дадут же. Годов-то мне шешнадцать только минуло. Не, тама старшее есть. Оне слушаться не будут. Да и по-опытнее меня. Тама знаш каки искусники есть...! С шалаги шубу сделают!

— Зачем?

Кислоквас непонимающе уставился на меня. Пришлось объяснить:

— Зачем резать овцу ранней весной? Почему не летом?

— Это... ну... корма, к примеру, мало, на выпас пошла да ногу сломала...

— Понял. По твоему, искусник — тот, кто чужое дерьмо — ошибки пастуха да скотника — своим мастерством покрывает. Мда... Умельцев — уважаю. Только верховодить им незачем. Пока они... мастерят — у меня порядка в кошарах не будет. Моим мастером будешь?

— Э... эт как?

— А так. Как прежде не бывало.

Развернул листы, начал показывать. Пошёл сплошной "нет". Барабаны? — Нет. Не было такого! Шкуры перекладывать надо, раствор помешивать. "Это ж все знают!".

Потом замолчал, сидел, глядя в угол, крутил пальцами, "сношал ежиков".

— А ты, Воевода, точно знаешь?

— Слушай, как тебя... Скисший квас, этого никто не знает. Сколько чего сыпать, как быстро крутить... Никто. Ты можешь стать первым.

— Я не скисший! Я просто кислый! Эта... А ежели я... ну... испорчу шкуры?

— Не "ежели". Точно испортишь. Будешь менять состав, загрузку, температуру, обороты, сырьё... до тех пор, пока не испортишь. И — не один раз. Пока мы не поймём — как делать надо. И как делать не надо. И как делать наилучшим образом. Твоя забота — угробить шкуры осознанно. Под запись.

Парень смотрел на меня разинув рот. Опять я выворачиваю мир этих людей наизнанку.

* * *

Экспериментирование — бред. И не только по тому, что все нищие, что у нормального кожемяки нет десятков дармовых шкур для отработки режимов, что за отклонение от привычного, "с дедов-прадедов" бьют больно, но и потому, что нормальные юношеские профессиональные мечты — "а вот бы сделать так, чтобы шкуру кинул, вынул, а она уже отпикелёванная, отдублённая и отшлифованная", не поддержаны элементарными навыками экспериментатора: "меняем один параметр. Температуру, с шагом два градуса".

"Наука начинается там, где начинают измерять".

"Эксперимент — критерий истины".

"Наука — это знание. Основанное на сомнении".

В 21 в. эти и подобные сентенции — каждый слышал многократно.

Другое дело: "в одно ухо влетело — из другого вылетело" — русская народная и повсеместная.

Но здесь-то — этого просто никто не говорит! Расчёт на точность воспроизведения — "как с дедов-прадедов", на воровство — "углядел я тайком ихние дела...", на милость божью: "и привиделся мне во сне архангел Михаил. И глаголил он, что каблук, де, надобно обтачивать...".

Халява. "На готовенькое".

Поставить цель — "получение нового знания" — и идти к ней? По шагам? — Нет, здесь так не принято.

На всё воля божья. Все от бога дадено. Своего изобрести, придумать — невозможно. Молитесь.

"Просите. И — обрящете".

Не — смотрите, думайте, запоминайте, делайте, меняйте, проверяйте...

Озарение. Откровение. Просветление. "Дар божий". Или — "хапок резвый".

Юношеские хотелки "сделать хорошо" — есть. Они у молодёжи есть всегда. Вот навыка разложить путь к цели по шагам... хотя бы мысли, хотя бы идеи — в какую сторону смотреть...

* * *

" — По щучьему велению! По моему хотению! Езжай печка во дворец! Эта... а чего она не едет?

— А ты с ручника снял?".

* * *

Кислоквас был настолько потрясён перспективой угробить десяток-другой шкур "ради нескольких строчек" в лабораторном журнале, что согласился.

Дальше... как обычно — не "по щучьему велению". У меня прошёл кризис с Радилом, разгонялись из города обозы с инструментом и людьми, чтобы успеть по санному пути, всплывали новые проблемы на Ветлуге, необходимо было помогать Вечкензе, началась посевная, формировался караван Сигурда и Кастуся, Дик мудрил с "Ласточкой", "геологи" пошли "золото дураков" искать...

Обычная "весёлая жизнь попандопулы".

Я не трогал кожемяк. Отчего они преисполнились гордыни, начали поговаривать:

— Вот, де, даже и Воевода слаб противу настоящего мастерства, ежели все купно...

"Пролетарское самосознание"? "Корпоративная солидарность"? Групповуха...

Пример оказался заразителен, уже и скорняки начали мне указывать — с какими шкурками они будут работать, с какими — нет, уже и плотогоны судили куда им плоты удобнее ставить.

"Дерьмократия" — торжествовала, "воля трудящихся" — крепла и матерела. Дело пахло потом, пивом, бенедиктином, парфюмами разных пород, свежей крапивой и всеобщим ожиданием расколбаса и оттопыра. В дополнение к обычному почёсыванию, попукиванию, сопению и зловонию средневекового кожевенного производства.

У меня, почему-то, это вызывало стойкую ассоциацию с пролетарским движением. Такого... утопическо-коммунистического сорта.

А что, товарищи, по этому поводу говорит наш, знаете ли, "Коммунистический манифест"?

"Первые попытки пролетариата непосредственно осуществить свои собственные классовые интересы... неизбежно терпели крушение вследствие неразвитости самого пролетариата, а также вследствие отсутствия материальных условий его освобождения, так как эти условия являются лишь продуктом буржуазной эпохи. Революционная литература, сопровождавшая эти первые движения пролетариата... неизбежно является реакционной".

Не надо нам реакционности! Особенно — пролетарской. Тут — своей достаточно. Святорусской. Это я вам как самый, даже мимо Кащенки пролетевший, пролетарий говорю. А кто ещё тут больше восьми веков пролетал?

Из "мат.условий" — один мат. Буржуизма — нет, эпоха — не наступила. Мораль? — "Коммуниздить" — рановатенько. "Реакционеров" — давить.

Тут некоторые забыли. Что место здешнее называется — Дятловы горы. И гнездуюсь здесь я — ДДДД, долбодятел длительного действия. А с утопизмом у меня очень дерьмократично и либерастично. На выбор: хочешь — займись утопизмом в Оке, не хочешь — в Волге.

По весне я снова собрал кожемяк:

— Поглядел я, люди добрые на вашу работу. Послушал, подумал. И вот вам моё решение. На волю. В пампасы. Все. Мне таких работников не надобно. Собирайте вещички да разъезжайтесь по погостам и селениям. Вот список — кому куда. Отработаете, сколь надобно, и всё — вольные люди.

Локаут. С обязательной отработкой.

Напомню: у меня стандартный срок натурализации — как по Ветхому Завету — "на седьмой год". С полным возвратом первичных выданных кредитов. Ежели были, конечно. Всякие сокращения срока — награда "за успешный общественно-полезный труд". Остальным... В болото, нафиг! Арыки копать!

Была буча, были слова и жесты, чуйства и эмоции. До расстрела по "Броненосцу Потёмкин", как на этом месте у меня уже случилось в самые первые недели основания Всеволжска — не дошло. Народная память... в курсе того эпизода.

Остальное — не интересно. Сколько положено — должен отработать. Там и так, как я велю. Из 56 человек осталось пятеро: один из "бунтарей", "рассольник", пара толковых ребят помоложе. И — Кислоквас.

Мы вынесли кожевенное производство из города вёрст за 20 вниз по Волге. Там много чего строилось — построилась и новая кожевня. Туда вытаскивали мои новые барабаны, там Кислоквас несколько месяцев сутками карябал записи в журнале экспериментов. Иногда я наезжал к нему, и мы по шагам проходили новые, невиданные на "Святой Руси", технологии обработки кож.

В конце весны повезли туда накопленные за зиму бунты коровьих, конских, овечьих шкур. Начальниками я поставил "мазильных дедов" — это обеспечило точность выдерживания технологии. Хоть какой. Редкий талант у мужиков. Называется — занудство.

"Сказано ляминий — значит ляминий".

Из-за объединения операций, новых приспособлений и реагентов, но более всего — из-за специализации и минимальной организации труда, резко сократились сроки переработки. С двух лет до двух недель.

Каждый из двух десятков не сильно могучих работников оказывался почти в сто раз эффективнее славного русского богатыря Никиты Кожемяки. Понятно, что не в избиении Змея Горыныча, не в освобождении княжны, не в распашке Степи и моря рептилоидным тяглом, а в собственно профессиональном деле — в кожевенном производстве.

А Кислоквас продолжал эксперименты. Расширяя ассортимент выпускаемых кож и принимаемых шкур.

Пример кожемяк оказался... поучителен. Шорники, седельники, сапожники... или разбегались по селениям сами, или принимали мои новизны.

"Ругается как сапожник" — точно. Сам слышал. Но оставшиеся освоили и шов в потай, и одиночный задний шов на голенище. И многое другое:

"пропитать сапоги составом: в штофе разогретого льняного масла распускается 60 золотников нутряного сала, 6 золотников воска и столько же древесной смолы. Кожа становится мягкой, гибкой и совершенно непроницаемой для воды.

"Ходить по воде, яко посуху".

"Задник подклеить изнутри — он первый трётся, супинатор из трёхслойного луба — как рессора. Рант отгофрировать, графитом в мелкое зёрнушко напылить...".

"Шить дратвой из дюжины льняных нитей, провощеной и натёртой варом. Не продёргивать, а, как штопор, прокручивать сквозь отверстие... затыкает дырку, как пробка в бутылке, на распор. Даже ежели поизотрётся дратва, то вар приклеит конец, и шов не пойдёт распускаться дальше".

"По уму стачанный сапог принимает форму ноги хозяина уже через две недели".

И откуда у меня мозгах такие... истины? — А вот же, пришло время — вылезли.

Я уже говорил, что здешние сапоги каждые две недели надо штопать? Уже и к 300-летию дома Романовых российским солдатам выдавали пару сапог на год. С парой сменных подошв и тремя парами стелек. Сделанные у меня — два года только смазывать. Да и потом...

Снова, как и во многих других делах, я стремился обеспечить массовый, качественный, дешёвый продукт, отнюдь не гонясь за красивостью.

Многие вокруг не понимали меня. Они мечтали о тонких перчатках, мягких тапочках, изукрашенных поясах "золотом шитых"... Для себя. А я — о "мы обуем всю Россию". Хотя бы — "всю Стрелку".

И, конечно, сам это носил.

— Воевода! Сам! В простых яловых! А тебе без сафьяновых горе? А пошёл бы ты, мил дружок, на болота клюкву собирать. Там и в прабабошнях не худо.

Запущенная технология обработки "тяжёлых", толстых кож — обеспечивала массовость. "Отходы" тоже шли в дело. Из срезаемого верхнего слоя начали делать замшу, нижний — на клей.

Разделив опытное производство Кислокваса и массовое "мазильных дедов", я дал каждому возможность делать "своё дело", "в своё удовольствие". Получил полсотни разных типов выделанных шкур, и, сделанные по стандарту, тысячи пар сапог, ремней, сёдел...

Едва начал иссякать поток эрзянского конфиската, как кыпчаки принялись пригонять табуны, стада и отары закупленные, с помощью Алу, в Степи. К зиме мы не только полностью обеспечили доброй обувкой "казённых людей", включая сирот в приютах, но и начали выдавать по две пары каждой поселенческой семье.

Снова понеслось по "Святой Руси":

— У Воеводы Всеволжского — богачества немеряно! Боярские сапоги — каждому дают! Высокие! Крепкие! Не опорки драные! Задарма!

Кто-то из американских генералов времён Первой мировой говорил:

"Полк южан стоит четырёх полков янки. Потому что эти парни впервые надели ботинки в армии".

Ко мне приходили люди, которые хотели "впервые надеть ботинки".

"Поверх этого" — на основе нарабатываемых Кислоквасом технологий — пошли разнообразные варианты. Прежде всего: шубное производство — людей одевать надо. Пристойно, а не в шалаги!

Говорят: куницу или белку выделать — ах-ах! Красиво! Богато! Мастерство!

Фигня. Мастерство — десять тысяч качественных овчинных тулупов.

Пошли в подобную обработку и более тонкие кожи. Отчего появились у нас и разнообразные сапожники.

Люди — разные. Им сапоги — не только для пользы, но и для красоты надобны. И здесь найденные решения послужили основой ускорения и удешевления.

Проще: к поршням и кожаным лаптям — возврата не было. Да и две одинаковых подошвы на разные ноги (левую и правую) при разном верхе, как на Руси делают — прекратились.

Что, красавица, на сапожки свои загляделась? Дай-ка глянуть. Сапожок — козлиный, пошит здесь, на заказ. Кожа выделана в Муроме, а вот придумано Кислоквасом. Или, может, кем из помощников его. Он так писать разборчиво и не выучился — пришлось к нему грамотеев приставлять, разбирать его загогулины. Нет, не братца. Никиток, наслушавшись про тёзку, пошёл ошибки богатыря былинного исправлять. В энтомологи подался. Мы с тобой тут сидим и никаких комаров-тараканов не боимся — его заслуга. А другая — ни строка, ни оводы, ни лосиная вошь нашу скотину не мучает.

Добрые ребятки оказались — многим людям на Святой Руси от их трудов жить лучше стало.

Конец девяностой части

Часть 91. "И лежит ваш путь далёк: мимо..."

Глава 495

Конец мая, полдень, жарко. Мы с "альфом" бродим в теньке — в котловане, по будущим подвалам моего будущего дворца.

Парень заматерел, поднаторел. Но — не оборзел. Давняя история со сбором раков на Угре, тогдашние приключения с участием рако— и человеко-образных, с летающими поленьями и "проверкой невинности перед выходом", дала несколько неожиданный результат: гонор обломался — талант появился. Вот, вырос очень приличный, толковый строитель.

Ближники мои давно уже толкуют, что Воеводе жить в балагане... непристойно. Да и неудобно — сам это чувствую.

В прошлом году, когда у меня начали варить приличное стекло, похожее на оконное, смог объяснить моему главному архитектору, масону из Кёльна Фридриху — чего я хочу. Проект сделали. Провели разметку, подготовку, как сошёл снег — начали земляные работы.

Вся Окская сторона "острия Стрелки" перекопана: для жилья правителя необходим не только один прямоугольный котлован. Зданий получается несколько, разноуровневые террасы, подземелья... Одно укрепление речного склона чего стоит.

Одновременно запускаются и работы вокруг.

Надо довести до ума дороги. По моему давнему плану "параболического города" с учётом реально натоптанных тропинок.

Поставить "правительственный квартал" — приказы растут, чиновникам где-то сидеть надо. Не хочу воспроизводить святорусскую манеру, когда "присутственное место" — подворье начальника.

"Мухи — отдельно, котлеты — отдельно" — давняя мудрость.

Надо строить торг: в дополнение к моей "карточной экономике" постепенно формируется "частный сектор". Не так, как в Киеве при Святополке, который, перепугавшись "базарных бунтов" на одном рынке, построил за раз аж семь новых. Я "пивных путчей" не боюсь. Поскольку у меня пивных нет. И "базарных бунтов" — тоже. Но хоть один торг завести... уже пора.

Расширяются склады и мастерские, прокладывается водопровод, Мара требует новый морг, Трифа — школу, Аггею — церковь каменную, Христодулу — карцер, Дику — эллинг... Все от меня чего-то хотят. И они-таки правы!

А пока "альф" встревоженно смотрит, как я ковыряю свежую кладку кирпичного свода будущего подземелья. Слабовато, не схватилось ещё. А железобетона у меня нет. И вулканический туф на "Святой Руси" не водится. Делать цемент из известняка? — Уж больно тяжела технология. Перекрытия деревянные? — Нехорошо, пожароопасно...

* * *

В 18 в. один из архитекторов, возводя дворец в Царском Селе, требует:

— Укладывать не более одного ряда кирпичей в день!

Кладка на известковом растворе с добавлением яичного белка. На фотографиях после бомбёжек и артналётов хорошо видно: крыши и перекрытия все провалены. Но стены-то и авиация с артиллерией разбить не смогли!

Крепко. Но — медленно. Очень. И яиц у меня нет...

Нет-нет! Я про куриные! А не про то, про что вы подумали!

* * *

— Воевода! Где, мать его, этот грёбаный Воевода?! Никто не видал?

— Тут я. Подойди-ка, отроче, поближе.

— Ай! Больно!

— И это хорошо. Окручу-ка я тебе ухо. Овхо. И ты запомнишь, что матушку мою худым словом поминать — вредно.

— А! А-а-а!

— И иную чью матушку — тоже. Вот оторву тебе ухи — и не будешь мерзостей от других набираться. А следом и язык твой поганенький урежу — переносить-повторять ругань да брань перестанешь.

Парень, наконец, вывернулся, отскочил к свежей стенке будущего подземного коридора, тяжело дыша уставился, зажав рукой мгновенно побагровевшее ухо.

— Ну, добрый молодец, ты меня искал — ты меня нашёл. Чего скажешь?

— Тама... ой, больно... ну... сигналка срочная.

У меня нынче трое вестовых. Пока был Алу — его одного хватало. Но Алу ушёл в Степь к отцу. Ещё с зимы начали готовить ему замену. Из троих кандидатов — один в Оке в ледоход утонул, другого пришлось отправить с Кестутом, третьего — к Вечкензе.

Провёл следующий набор. Текучка кадров. Вроде и хорошо: выучился — пошёл дальше. Это и цель — много обученных людей, и необходимость — мы растём быстро. Но вот конкретно... Это ж учить надо. И воспитывать. Например: чтобы "базар фильтровал".

— М-мать!

Я развернул сложенную конвертиком записку, прочитал... поднял взгляд на вестового. Тот, услышав моё эмоциональное выражение, сперва испугался. Но тут же расплылся в злорадной улыбке: вот, Воевода, меня ругаешь, за ухи таскаешь, а сам...

Да, это он прав — я погорячился. Но тут же такой... факеншит получается!

— Почему так долго?

— Дык... эта... Линия-то не сведена ещё.

Сообщение было ожидаемым. Но, всё равно — неожиданным. И неприятным.

"илеть пришёл большой караван булгара послом эмира хотят идти владимиру стали днёвку".

Илеть — речка такая. Левый приток Волги, много ниже Ветлуги. Мы на ней чуток построились.

Беда в том, что новость случилась третьего дня. А узнаю я только сейчас.

Причина простая: линия связи по Волге не завершена, между вышками от Усть-Илети до Усть-Ветлуги — дырка. Две бригады, с востока и с запада, не успели соединиться, "сбить линию". Поэтому телеграмму прогнали по восточному куску, переписали на бумагу, погнали вестового полсотни вёрст до следующего участка и уже оттуда текст пошёл по вышкам сюда.

Через две-три недели тема будет закрыта. Но вот сейчас... Потеряли несколько критически важных часов. И ещё потеряем...

Надо было поставить там третью бригаду...

"Надо — было".

"Если бы я был таким умным как моя жена потом...".

Две другие бригады заканчивают Окскую линию, там тоже — срочно.

Из-за незавершённости линии я не могу запросить дополнительную информацию. Караван торговый или войсковой, "буйный" или мирный, кто ведёт, какие товары... Надо закладываться на всякие варианты. Включая... нехорошие. А свободных ресурсов у меня...

— Ухо слышит? Передай ближникам — собраться через час в балагане. С предложениями по каравану. (Альфу) Извини — дела, пойду я. Делай как начал. Да не гони сильно вверх — пусть подсохнет на ветерке.

Коряво у меня получается. Из-за упорного нежелания пускать посторонних во Всеволжск, мне приходиться самому к ним бегать. Границы расширяются — бегать надо всё дальше. Аким Яныч, голова Посольского приказа — "мышей не ловит", толковых помощников, которые там бы, на краях сидели и от моего лица переговоры вели — не воспитал. А пускать сюда караван... там тысяча-две здоровых, организованных, вооружённых мужиков... Ещё и иноверцев-иноземцев. Они мне тут таких делов понаделают...

Я уж не говорю о инфекции. Вам понос нужен? — Мне — аналогично.

Третий булгарский караван на моей памяти. Первый мы просто "изнасиловали". Угрозами, непонятками. Второй — аналогично. Крашеной под скорпиона "водомеркой", аукционом по Гарварду. Синенькими "рябиновками", менялами, сменой торговой парадигмы... И — товаром "Клязьменского каравана". А что теперь? Чем бы мне их уелбантурить?

Стоп. Не с того начинаю.

Цель? Какая у меня нынче цель? Цели.

Первая — как и прежде: не пущать.

У них там кому-нибудь моча в мозгу стукнет, а я потом годами здесь расхлёбывать буду.

Не стукнет? — Зуб даёте? "За базар отвечаете"? Цена вопросу — город Всеволжск и "светлое будущее всего человечества". Я так "вписаться" за этих ребят не могу.

Вторая — избежать войны. Эмир просто так воевать Всеволжск не пойдёт — нарушение договора с Боголюбским. А видеть суздальские рати в Иерусалимском овраге под Булгаром Великим... Нет. А вот гадить по краям — вполне может. Тем более, что мы к этим "краям" уже потихоньку... Поход Сигурда прошлой осенью показал наши возможности.

Третье — не надо баб.

Это — не про женщин, а про мусульманских проповедников — "баб".

Я не против ислама — я вообще против веры в бога. Но есть специфика — в моих конкретных условиях муллы взорвут общину. Потому что она православная. Вот только религиозной свары мне во Всеволжске не хватает.

Ну и дальше мелочи всякие. Торговля, свободный проход, "северные дела", освобождение рабов, племена — черемисы, удмурты... а там и суваши рядом... медь и олово в слитках... кони породистые...

Спокойно, Ваня, закатай губу, а то зубы вышибут.

Думай, голова, шапку куплю. Или хоть косынку поменяю.

— Дик, ты новые ушкуи проверил? Отлично. Два спешно под воинов. Чарджи — бойцов как обычно. Командовать — Салман. Расшива наша на ходу? Дик, я знаю, что ты на ней не ходил. Она течёт? Команда есть? Бегом. Николай, товары — в расшиву. Какие? — Всякие. И для торга в Усть-Илети, и... и по всей Волге. Я знаю, что Бени нет. До Илети — ты супер-карго. После... думай. У тебя есть толковые ребята. "Сладкую парочку" в деле попробуй.

"Сладкая парочка" — Афоня с Басконей.

Были в тверской хоругви, с которой я к Бряхимову шёл, два таких парня. Афоню я посчитал, безосновательно конечно, предком знаменитого тверского купца Афанасия Никитина. Ну, который — "Хождения за три моря". А Басконя просто шустрик. В походе освоил практику организации тотализаторов. Постоянно заключал пари на мою смерть. И, как вы догадались, постоянно выигрывал. На поле Бряхимовского боя подобрал шаманский бубен. Он жениться собирался, бубен был ему почему-то очень нужен для первой брачной ночи.

Не получилось — невеста мил дружка из похода не дождалась, за другого выскочила.

Парни после похода к прежней жизни вернуться не смогли — мир поглядели, себя показали, ума-разума поднабрались. А остальные-то соседи не изменились. Тут ещё и вотчинник переменился — Лазарь ушёл в Боголюбово, Рада во Всеволжск перебралась. Ребята терпели своё сельское "обчество", терпели-терпели... да и не вытерпели — как лёд на Волге сошёл, ко мне прибежали.

А мне в радость — парни знакомые, не дураки. Попросились в купчики к Николаю. Для начала — в ученики. А там... как пойдёт. Вот и впихиваю их в рисковое дело: сразу видно станет — на что годны.

Расшива... Здоровущая дура. Грузоподъёмность — 400 тонн. Мы столько товару не наберём. С другой стороны — сколько пудов в том булгарском караване? Своё отдадим, чужое загрузим. И бурлаками топ-топ по бережку...

Что торг с булгарам предстоит вести — мы знали. Но вот подробности... номенклатура, количество... Я уж не говорю про цены.

Честно? — Это всё мелочи. Хоть они — золото везут, хоть — навоз конский. Если там полсотни учанов по полсотни гребцов на каждом... если там агрессивный караван-баши... или, не дай бог, такой же посол с... неоднозначными инструкциями и, пусть и небольшой, но профессиональной охраной... Разнесут и выжгут. Хоть что.

Я их конечно, побью. И останусь. Увенчанным славой победы. На пепелище.

"Ведь цена любой победы

Измеряется в гробах".

Нафиг мне такие... мерки!

* * *

Именно так и происходит постоянно и повсеместно в средневековье. И не только в средне-...

"Дайте нам двадцать лет покоя и вы не узнаете Россию" — кто ж вам такое даст, господин Столыпин? Не любят, знаете ли, приличные люди незнакомцев. Опять же: то была морда корявая неумытая, а то — ещё и неузнаваемая.

Стоит только какому-то владению "подняться", как соседи немедленно приходят пограбить. Грабёж, в эту эпоху — самое экономически выгодное занятие. И все остаются "узнаваемыми".

"Не узнал. Быть тебе богатым" — народная примета отсюда?

* * *

Войск у меня нет, воевать мне нельзя, связь не работает, толкового посла — тоже нет.

Вывод? — Поехали, Ванюша, понесли головёнку плешивую под палаши булгарские. Мордой торговать, из воздуха прибыль делать.

Главная моя прибыль в этом деле — мир. Мир — из фуфла. Больше-то не из чего.

Кстати...

— Точильщик, останься. Есть у меня вопрос...

От Стрелки до устья Илети три с половиной сотни вёрст. Выскочили уже хорошо утром, последними.

"Чёрную Ласточку" недавно с рудознатцами к Серпейску отправил, на новенькой "Серой Ласточке" в последний момент течь нашли. Вот и пришлось на "старушке", на "Белой Ласточке". Ну и славно — знакомые доски.

Только с вещичками да с подручными разобрался, Дик кричит:

— Господине! Глянь-ка на чудеса.

Выскочил на палубу — ребята вышли чуть раньше, теперь мы караван догнали.

От Стрелки Волга поворачивает на юг, ветер дует с запада. Нашей бермудине боковой ветер — нормально. А ушкуям и расшиве с их прямыми парусами — никакой пользы, только волну на реке поднимает. На расшиве гребцов нет. Вот ушкуи и взяли её на буксир, тянут. Но дальше Волга поворачивает на восток.

Тут-то на расшиве парус и подняли.

Как авианосец среди сейнеров. Она длиной в полста метров, против ушкуев — больше, чем втрое. Борт высокий — в пять аршин. Да ещё и плоскодонка, а не килевая. Загружена-то не зерном — борт над водой торчит стенкой. Мачта — офигеть! — метров сорок, ширина паруса — в длину лоханки. Парус синенький. С жёлтым солнышком посередине. Надо бы Георгия Победоносца, но басурманы не поймут.

Уже и в 19 в., парус на расшиве — самое дорогое.

Натуральный авианесущий "Кон-Тики". Плоскодонного типа.

При такой парусности, на ветерке — бурун под носом вскипает. На остальных лодейках ребята не растерялись — теперь уже они подцепились к "паровозу" и едут. Оба ушкуя и водомерка.

Если санки к трамваю подцеплять — обматерят, если к конным саням — возчик кнутом перетянет или Снежная Королева увезёт, а тут...

— Дик, а капитан там... не перевернёт лоханку?

— Не. С чего это? Я сам его учил. Да ты глянь: на рее видишь? Там рифы взять можно. Ну, верёвочки подтянуть, парус меньше станет.

Эх, деточка, я ж сам тебе это рисовал да объяснял. А теперь ты мне — мои же слова... Ну и хорошо, не зря трудился. Моя идея — как его собственная пошла. Хотя, конечно, я — только конструкцию прикидывал, а под парусом ходить — он сам выучился. И других выучил. Вот и посмотрим — хорошо ли принялась его наука.

Ветер держался, течение и вовсе никуда не пропадало. "Ласточка" обошла "паровоз с прицепами" и понеслась к Усть-Илети. А — я спать. И — думать. Чем бы этих гостей... уелбантурить?

За полста вёрст, уже ночью, на левом берегу на наш запрос отозвалась первая, самая западная, вышка из восточного куска линии. Свежая информация заставила нервничать.

Почти напротив Илети в Волгу с правой стороны впадает речка Аиша. Длинным таким, с версту, мелким затоном. Выше лежит здоровенный Криушинский остров, обогнув который главное русло Волги поворачивает прямо на юг, с тем, чтобы после устья Илети снова вернуться к широтному направлению. По обе стороны от Илети, в низовьях её — обычная для Заволжских мест низина с длинными, вытянутыми вдоль реки мелкими озерками и относительно высокими грядами. Когда будет водохранилище — высокие места станут островами. А пока на одной такой горке, на левом берегу Илети в паре вёрст от Волги у нас погост поставлен. Точнее — погост внизу, у речки, а на горке, самой высокой на десять вёрст в округе — вышка.

И оттуда я узнаю новости. Что караван, типа, торговый. Под полсотни лодеек. Класса "лоханка учанистая". Плюс кое-какой "нестандарт", вроде двух здоровенных барок явно эмирского происхождения. И чёрной, типа — "рабы освобождаемые в сортире плавучем", как прошлый раз. Что в караване — посольство от эмира с охраной в два десятка "белых булгар". Ещё — куча разных воинов, слуг и духовных. Что встал караван в устье Аиши. Караванщикам место знакомое — они постоянно там останавливаются.

И что нынче эти находники разнесли мой погост.

Ап-ап...

Как?! Как?!

Не какайте. Имеем факт. С подробностями.

"Разнесли" — без войны. Пришло несколько приказчиков. Начали разговоры разговаривать, торговать скотину на мясо... Потом баб на удовольствие... потом подвалила толпа в полтыщи рыл... потом вынесли в тычки насельников...

Боя — не было. Каких-то там атак, обходов, штурмов... Мечей, щитов, копий... Показали серебрушки, дали по сусалам, погнали пинками... Два десятка новосёлов... из которых половина вообще лесовики-мари... Четверо бойцов, которые здесь службу несли... Хорошо — ума хватило не кидаться "защищать мирное население". Потому что иначе — живых бы не было. А так... Скотина, птица, припасы... Инструменты, инвентарь... Всё движимое... — позаимствовали. Недвижимое... разнесли-поломали. Но не сожгли же! Бабам подолы пообрывали. Мужикам морды разбили. Но не вырезали же!

Мирный проход каравана, все живы. Так только — лихость показали, удалью похвастали. Общнулись накоротке. Сейчас булгары малость отдохнули, завтра дальше пойдут.

Приводя в вот такое состояние все прибрежные селения.

И чего делать?

"Надо просто надеяться на лучшее. Тогда и на нашей улице перевернётся грузовик с пряниками".

Надо. Но не "просто". Ямку какую выкопать... гвоздей подсыпать... дунуть посильнее... Кстати, а куда мой насос положили?

Мы встали к берегу сильно выше, вёрст пятнадцать не дойдя до стоянки булгарского каравана — вышку над погостом с той части Волги не увидеть. А вторая вышка — северо-западнее, мы её видим.

Да и... стрёмно мне как-то.

А так — вроде при деле. Поджидаю воинские резервы в форме двух ушкуев, уточняю подробности, подготавливаю планы по противодействию...

Бзд...? — Да. С умным видом.

* * *

"Мимо кладбища идёт ночью девушка. Страшно трусит. Вдруг её нагоняет какая-то фигура:

— Боитесь? — спрашивает фигура.

— Боюсь.

— Я, пока живой был, тоже боялся...".

Я-то живой. Пока...

* * *

После первых, довольно панических сообщений от местного тиуна, типа: "Всё пропало! Всех пояли! Зубы повыбили!" я не ожидал от сидевших на тамошней горке под вышкой беженцев значимой информации. Но поутру тиун убежал спасать остатки имущества. А сигнальщики пустили "в эфир" деда-травника.

Почему "травника"? — Растёт тут всякое полезное. Типа: жгун-корень сомнительный, пусторёбрышник обнажённый, буквица лекарственная, кирказон обыкновенный, кровохлёбка лекарственная, лабазник обыкновенный...

Чисто для знатоков: "лабазник" — это не всегда владелец лабаза, это ещё и цветочки из семейства розовых. Не в смысле гендерной ориентации, хотя — женщинам помогает. А может и мужчинам помочь. При геморрое, например.

Понятно, что Мара мимо такого богатства пройти не могла, потребовала организовать сбор лекарственного сырья. Я не сильно сопротивлялся. Тут интересное место: выше по Илети есть Зелёная гора. Откуда текут источники с разным минеральным составом. Включая магний. Или, например, озерцо. Овальная карстовая воронка 100х150 м, глубиной до 16 м, заполнена минерализованной водой сульфатно-кальциевого состава. Сероводородная иловая грязь, покрывающая дно, по своим целебным свойствам не уступает грязи одесских лиманов.

Я уже говорил, что в здешней земле на каждом шагу что-нибудь...? Нафиг нам те алмазы! Они, кстати, там тоже есть. Только чуть дальше и глубже.

Мара проверила — дед в травах соображает. Травы растут быстро, а травники — нет. Пришлось этого деда, из освобождённых булгарских рабов, отправить сюда. Типа — начальник заготконторы по пустобрёшнику обнажённому... или — пусторёбрышнику?

* * *

Вот таким, довольно случайным образом, удалось преодолеть преграду, которая в истории каждого попандопулы встречается неоднократно. В "историях" — попаданцы проскакивают легко, весело, в жизни — бьются об это больно. Об языковой барьер.

Другое название племени, народа — "язык". "Наполеон пришёл в Россию с двунадесятью языками". Здешние племена говорят на угро-финских языках. Разных. А булгары, хазары, кыпчаки и суваши — на тюрских. Тоже разных.

Чисто например. Когда удмурт говорит "уд" — это про человека, мужчину. Когда суваш говорит "хёр" — это про дочь, девушку. Когда булгарин на торгу спрашивает "сич?" — кипчак соглашается — "жиде", в смысле — "семь".

* * *

Когда развесёлые караванщики разносили погост, дед-травник не смолчал. Отчего находники пришли в полный восторг. Поскольку ругался дед на их родном языке — выучил под плетями хозяев в Булгаре. То, что дед в травах разбирается — булгары уловили. И принялись донимать его своими болячками. Преимущественно — потёртостями и поносами.

Дед закреплял и расслаблял. Булгарские кишечники. И слушал. Издаваемые ими звуки.

— Из болтовни басурман промеж себя, понял я, что караван ведёт прежний караван-баши Муса. А главным в караване — посол эмирский. А звать того посла — ташдар Абдулла. А при нём главным помощником брат шихны Билярского Хасан. Да с ними два десятка "белых булгар". Коим тот Хасан — сотник. А ещё баяли басурмане, что тот ташдар в головниках — только для виду. А все дела в караване решает тот Хасан. А ещё хвастали они, что как погост наш пограбили, так и все селения по Волге под себя возьмут. И всех баб и девок во Всеволжске пошибают. А тебя, Воевода, в клетку посадят да в Булгар отвезут. Аки Соловья-Разбойника. Дабы тамошних детишек твоей лютой зверскостью повеселить.

"Шихна" — комендант. Обычно — военный комендант города. Но бывает и шихна рынков, например.

Трёп. Глупый трёп разгулявшихся гребцов. Сидит такой мОлодец на скамейке, день-деньской весло тянет, ничего толком не видит, ничего, кроме ругани кормщика, не слышит. Вырвался на волю, почуял себя, типа, властью над убогими туземцами и молотит — что к носу ближе. А дед, поди, ещё и портки не отстирал. От страха. Привирает да перевирает.

Ага. Только я этого деда помню. Я с ним разговаривал, видел как он с Марой общался. С Мараной ровно беседовать — не у всякого смелости хватит.

Глава 496

Упоминание ташдара Абдуллы в качестве посла эмира... заставило призадуматься.

Мы — знакомы. Причём — интимно. В Бряхимовском походе столкнулись. Я его тогда... убедил многократно повторить некоторые из 99 имён Аллаха. В ходе традиционного общечеловеческого возвратно-поступательного процесса. В неожиданной аранжировке, в твёрдой уверенности, что это — не харам.

Ташдар — хаджи. Чалма — зелёная, вера — искренняя. Главный банщик эмирата. Любящий дедушка маленького Абдуллы — сына покойного Абдуллы, владетеля Янина. Того Абдуллу, владетеля, убили во время нашего штурма, мальчишка попал под... вырвавшиеся наружу эмоции своего раба. Салман господского сынка, своего мучителя и ученика в части боевых искусств — отымел. Жёстко.

А я — дедушку. "По согласию".

Ибо убедил его в том, что я "мусульманин милостью всевышнего" и предъявил однозначное доказательство. Доказательство обрезания самим Аллахом. "Избранный перед Богом". Иного объяснения наблюдаемому перед носом явления, ташдар представить себе не мог. И не хотел.

Ну, слезла с меня вся шкура! После "вляпа". А потом наросла вот так. Может, и правда, по милости Всевышнего? Без его попущения, сами ж понимаете — "даже и волос не упадёт...". А у меня тут... целый кусок шкуры упал.

Не знаю. Мне сертификатов, на гербовой, с печатями — не выдавали. Но ведь и у других... документально не подтверждено.

Абдулла не псих, не идиот — апофеник: видит "след ножа Аллаха" в остаточной деформации моего кожного покрова, мучается "характерным чувством неадекватной важности".

Десятилетия истинной веры, ежедневные молитвы, намазы и бдения, множество обыденных поступков, которые делаются не потому, что полезны, а потому что "так говорил Пророк", или — "праведные халифы", или — "благочестивейшие мудрецы уммы", действующие подобно киселям кожевников на коллаген в шкуре мёртвой коровы, "разрыхрыли" его душу, подготовили к ожидаемому, мечтаемому чуду. "Нажор" мировосприятия. И получилась "сыромять". Не "молочная" или "хлебная", а "правоверная". Пришло время впрыснуть ему мой "дубильный экстракт".

"Дубильный"! А не "дебильный"!

Словами! В душу! А не то, про что вы подумали!

Он желал наглядного проявления "силы Господа", знака, посланного Всевышнем. Подтверждающего именно его праведность, именно его верность.

Он — дождался. Аллах — даровал. И — ниспослал. В лице лысого попандопулы. Но кто смеет утверждать, что для Всевышнего — это невозможно? И кто мы, чтобы судить о путях господних?

Конечно, я — "правдоруб" и "истинобдень". Но я же ещё и гумнонист! Мне же их жалко! Нельзя отнимать у человека его мечту! Не надо портить его "анормальное сознание значения".

Употребив Абдуллу орально, я применил его и разговорно. В рамках поучений Пророка. Фактически мы вдвоём с Абдуллой и добились в Янине заключения мира. Ибо мир — угоден Аллаху.

Важным явным элементом Янинского соглашения явилось создание "нейтральной зоны", буферного образования — Всеволжска. А неявным — уверенность эмира Ибрагима в том, что я — "сокрытый брат-мусульманин", что я буду "держать руку" эмира.

Когда истечёт срок мирного договора, Всеволжск примет армию эмира с открытыми объятиями, станет базой для войны против Боголюбского. То, что не удалось сделать войной, основанием Бряхимова, исполнится миром — основанием Всеволжска.

И блистательнейший эмир достигнет желаемого, не вверяя воинскому случаю своё счастье, не возлагая тяготы на правоверных, но лишь милостиво дозволяя неверным трудиться во славу благороднейшего.

Это было главной целью эмира. Нигде не фиксированным, но очень желаемым и предполагаемым результатом мира в Янине.

Для Ибрагима в тот момент...

"Птица счастья завтрашнего дня"! Вот тайный брат, которого тупые русские гяуры поставили начальником на столь важном месте! Вот сокрытый верный, мечтающий о припадании к истинному учению! Аллах ниспослал лучшее средство для обмана и унижения неверных!

И разве не сказал Пророк:

"Ложь допустима только в трех случаях: между мужем и женой, для достижения довольства друг друга; во время войны; и ложь с целью примирения людей"?

Мы находились в состоянии войны и стремились к примирению. Почему же не обмануть Боголюбского? А инструментом обмана в тот момент очень удачно предложился я. "Тайный брат".

"Но притворитесь! Этот взгляд

Всё может выразить так чудно!

Ах, обмануть меня не трудно!

Я сам обманываться рад!".

Пушкин пишет о любви. Но "сам обманываться рад" вполне присутствует и в других сферах человеческой деятельности. Эмир хотел обмануться — я не стал его разубеждать. А мой "этот взгляд", с трепещущими ресничками и блуждающей улыбкой, смог "всё выразить так чудно", что Ибрагим стал вполне "рад".

Меня это устраивало. Приходите через шесть лет и... и мы посмотрим. Никаких клятв я не давал.

Кроме главной цели — "радость через шесть лет" — были соглашения более мелкого и краткосрочного уровня. Их-то и вбили в текст договора. Официальные, подлежащие обязательному исполнению.

1. "Выбить шишей речных с Волги".

Тут я оказался успешен: никакие русские речные разбойники ниже Стрелки не проходили. Из-за моих дел с племенами, и удальцы из мари и эрзя... воздерживались. Проще — не до того им стало.

2. "Не брать мыта с проходящих купцов".

Сплошной одобрямс и выполнямс — не беру. Ибо — не с кого.

3. "Дать добрым купцам свободный ход мимо Стрелки".

Без проблем! Пусть идут! Все! Свободно!

Но сначала проверяю — а "добрые" ли это купцы? После чего у "прохожих" пропадает желание ходить "мимо Стрелки".

Буду точен: первый караван булгар я, хоть и "изнасиловал", но пропустил. Второй... сами не захотели.

Булгары были готовы возмутиться. Но... торг в Усть-Ветлуге — был. Расходы купцы, в большинстве своём — отбили, прибыль — получили. Хоть и не так, и не в том размере, как хотели.

Бывает. На всё воля Аллаха. А главное — аналогичные требования я накладывал и на русских купцов. Для "Клязьменского каравана" дело закончилось полным разгромом и избиением. То есть, справедливость соблюдена — неверные сдохли.

4. "Иноверцы не должны пребывать на Руси и в Булгарии более сорока дней. Потом — или вера, или изгнание".

Пункт был навязан Боголюбским в силу его несколько... чрезмерного прозелитизма. Любит он иноверцев крестить. Как-то даже... болезненно.

Мусульмане из Залесья сбежали. Сами. Получается, что Боголюбский этот пункт договора выполнил.

А вот эмир... промолчал. И по христианам и, что важнее — по язычникам. Примерно треть населения Волжской Булгарии — явные язычники. Ещё столько же... "не стойки в вере". Что хорошо видно по отклонениям от мусульманского обряда погребения в могильниках. Это — только в городах. Что творится у пастухов и охотников...

При подписании договора все имели в виду пяток-другой мусульманских и иудейских купцов, попавших под миссионерство Боголюбского, и пару-тройку армянских проповедников, до смерти познакомившихся с "милостью" эмира.

Но "по букве" под эту статью подпадают вообще все не-мусульмане.

Боголюбский чётко воспроизвёл смысл сказанного в Коране: неверные должны быть обращены. Когда православный князь требует исполнения исламской догмы... Это — забавно. А в реале — убийственно.

На практике, пока неверные не обратились, они платят налог — джизью.

Ибо сказано:

"Сражайтесь с теми из людей Писания, которые не веруют ни в Аллаха, ни в Последний день, которые не считают запретным то, что запретили Аллах и Его посланник, которые не исповедуют истинную религию, пока они не станут собственноручно платить дань, оставаясь униженными".

Если они обратятся — этого налога не будет. Если эмир их изгонит, как требует статья договора "о сорока днях" — налога не будет.

Исчезновение джизьи — взорвёт эмират.

Исполнение религиозных норм — национальная катастрофа? Выполнить этот пункт договора — разорить и обезлюдить страну. Эмир — и не пытается.

5. Возврат рабов.

В Янине я добился невиданной здесь формулировки: "всех на всех". Не только полон текущего похода, но и за все предыдущие годы. Русскую "господу" такое соглашение взбесило. И озадачило: нужна система, которая найдёт всех таких людей. Не одноразовая сделка.

Боголюбский тогда встал на мою сторону:

"Души христианские, стенающие под игом агарян нечестивых, должны быть освобождены и возвращены".

Русь постоянно продаёт множество рабов. Преимущественно, из числа своих жителей. Соотечественников и единоверцев. Каждая княжеская усобица набивает невольничьи рынки. Тогда в летописях появляются фазы типа: "и был кощей по ногате, а роба по куне".

Чисто для сравнения: штраф за краденную овцу — тридцать кун.

Булгария торгует иноверцами и инородцами. Здесь, на Волге, основной поток рабов идёт из земель русских, марийских, мордовских, удмуртских, буртасских... в Булгарию и далее на юг.

Картинка несимметричная. За два года нашлось с сотню людей в Залесье, которые заявили, что они:

а) булгаре, подданные эмира и были захвачены в рабство;

б) сохранили веру (ислам);

в) хотят вернуться.

Просто потому, что в Залесье таких не держат — продают дальше. Или — крестят.

Не буду утверждать, что поиск "подлежащих освобождению" был произведён со всей тщательностью. Но воеводам и посадникам было указано, закличь на торгах проведён. Кто сильно хотел — воспользовался. Они попадали в мои земли, их быстренько мыли-брили-клизмовали и отправляли в Усть-Ветлугу стволы из реки вынимать.

Некоторые — передумывали, просились ко мне. У меня-то рабства нет. Хотя, конечно, нет и минбара с икамой. Для кого-то это критично, для других "земля и воля" — важнее. Когда "закоренелых патриотов и правоверов" набиралось достаточно — давали лодочку с припасами и отпускали вниз по Волге. Последняя, она же — вторая, была отправлена с месяц назад.

В обратную сторону мне были переданы три сотни стариков и старух. Которых хозяева уже кормить не хотели. Это — малая доля. Ибо в договор была записана моя формула:

"Всех христиан, хоть бы и в магометанство обращённых, всех людей из племён, что под Русью живут, с детьми их, вернуть на Русь".

Не симметрично? Не справедливо? — Напомню: это договор "Серебряной Булгарии" со "Святой Русью" после разгрома в Бряхимове. Заключённый в Янине, а не, например, в Муроме.

* * *

В 390 году до н.э. Рим сдался галлам. Предводитель галлов Бренн потребовал контрибуцию в тысячу фунтов золота. Римляне начали таскать золото на весы, но решили, что гири галлов чересчур тяжелы, устроили ссору. Тогда Бренн швырнул на чашу весов свой меч, и сказал: "Vae victis!" ("Горе побежденным!"). И квириты побежали за новой кучкой.

Эмир Ибрагим умнее древних римлян — Боголюбскому не пришлось кидаться мечом Святого Бориса. Без весов обошлось.

* * *

Ни на "Святой Руси", ни в "Серебряной Булгарии" рабы не являются существенной группой. По численности. Аристократия — 0.5 — 2%. Рабов — раза в два-три больше. Кроме аристократов, рабов держат богатые купцы и ремесленники. На всю Булгарию — тысяч 30-40.

А получил я — три сотни.

Вывод: эмир свою часть договора в этом пункте не исполняет. Если дело дойдёт до переговоров, то постараюсь наехать. Причина простая: у меня теперь есть земли, где можно расселить множество народа. Городец, Сухона, Теша...

Тут, правда, есть и моя вина. В договоре было моё дополнение:

"а Воеводе Всеволжскому слать своих людей для спроса в Булгарии — кто из чужих земель привезён. Собрать таковых и доставить по прежним местностям".

Понятно? — Вбито — "из чужих земель", а не — "из Залесья". Сидит там где-то рабёныш из Хорасана. "Из чужих земель"? — По закону — мой. Отдай. Как я буду его "доставлять", когда? — Иншалла, однако.

Я пока в Булгар людей не слал. Просто не было никого! А вот нынче... готов принести искренние извинения и спешно исправить допущенную ошибку!

Набор критериев передачи людей. Разбросанных по разным статьям договора. Чтобы по глазам сильно не било. Пересекающиеся множества.

Одна группа — социально-этническая. Русские рабы. Рабы нерусские, но из Руси. Любые рабы из любого народа. Их дети.

Другая группа — конфессиональная. Русские христиане. Любые христиане. Любые не-мусульмане.

По мере роста моих возможностей я буду добиваться всё более широкого и исчерпывающего исполнения требования по всем критериям. Последовательно. Поэтапно.

Если бы эмир отдал мне всё сразу — я бы захлебнулся. Но он поступает традиционно: тянет время, надеется откупиться малым, как-то обойти, замять... "Или шах, или осёл, или ходжа...". "Там посмотрим...".

Знакомо, ожидаемо. Исконно-посконная русская манера. Для примера см. вторую часть "Мёртвых душ".

6. Ещё одна тема, которую я пока...

"Выбить шишей речных с Волги". Я добавил в текст: "и повсеместно, где они обретаются".

А как же иначе? То — ватажок на стрежне, то — на берегу, то — в притоке...

Государи покивали и пошли дальше. А я тогда аж ахнул! Они что — не поняли?! Что отдали мне всю Волгу?! Со всеми её притоками?! Со всеми болотами, лесами, волоками, озёрами, берегами и людями...?!

Вот сейчас булгарский караван стоит в затоне в устье Аиши. Да хоть бы и в устье Камы! Я туда заявляюсь и устраиваю им "проверку паспортного режима". И я — прав. Следую воле государей.

Другое дело, что в реале мне так накостыляют... И — станут преступниками! Злодеями противу блистательнейшего эмира и светлого князя. Шишами. Которых, по закону, можно имать и употреблять. В качестве "Трудовых резервов". А не так, как вы подумали. Хотя, конечно, возможны варианты...

Есть второй документ. "Меморандум". "Соглашение о намерениях" между мной, Воеводой Всеволжским, и эмиром Великой Булгарии Ибрагимом.

Там вбиты три основные вещи:

1. Четыре свободы.

Свобода исхода: всяк человек из Булгарии волен уйти во Всеволжск.

Свобода деяния: всякое действие, совершаемое булгарином в Булгарии, может быть совершено там и человеком всеволжским.

Свобода от суда: всякий человек всеволжский может быть задержан, допрошен, осужден только моим судом.

Свобода от мытарей: человек всеволжский не платит пошлин, сборов, налогов, мыта в Булгарии.

Первая свобода — расширение требования освобождения рабов и изгнания иноверцев. "Всяк" — означает ещё и "мусульманин". Пока не реализовывалась. Повода не было. Не считать же таковым прошлогодний побег ко мне раба само-зарезавшегося нефритчика.

У меня пока нет ресурсов. Чтобы войти в Булгарию и донести знание об этой свободе до тамошнего населения, создать систему для реализации этого права.

Аналогично — вторая и третья. Просто нет там моих людей — не посылал.

Последняя — расширение традиционной русско-булгарской нормы беспошлинной торговли.

Несимметрично? Напомню: в момент подписания этого соглашения "Всеволжских людей" было аж один. Я. Что из Всеволжска в Булгар придёт хоть человек десять — даже представить себе было трудно. Пустое же место!

До сих пор таковых "путешественников" и не было.

2. Списочек желаемого — сколько-когда-чего, в конях, скотах, железе, хлебе... Николай с Терентием тогда всю ночь и целый день ругались-составляли. Расписали на 6 лет, как Боголюбский мир с эмиром составлял. Понятно — средне-потолочно. В прошлом году пришлось добавить медь и олово в слитках, например.

Тут тема... плавающая. Есть позиции, которые не закрыты. Можно настаивать, можно торговаться.

3. Прекращение контактов эмирата с племенами. По военной, религиозной и торговой линиям.

Тогда в основе разрыва с племенами были эмоции эмира: обида на лесовиков, раздражение.

Эмоции, вероятно, прошли. Но есть подписанный "меморандумом".

Может отказаться. — А честь?

"Что написано пером — не вырубить и топором".

Для меня эта тема важна. Я хорошо помню рассказы Аггея о том, как религиозные проповедники подняли эрзя и мурому под Муромом, сейчас идёт крещение мордвы, где "бабская" пропаганда может... нехорошо сыграть.

Мною введена "монополия внешней торговли". Обоснованная, отчасти, именно этим пунктом соглашения. Нарушение булгарами — даст просто букет поводов для "международного конфликта".

Появление у племён качественного оружия... очень не обрадует. За это моим ребятам головами платить придётся.

Самоизоляция эмирата очень хорошо поддерживает мои внутренние решения с той, очень важной здесь, стороны.

Вечкенза режет мусульман. Но — местных. Наряду со своими жрецами-картами. Пришлых, вроде бы нет. Торг с мари булгары не ведут. В прошлом году была попытка ввезти длинные клинки. Купец такой — Мустафа оружейный. Но это выглядело как контрабанда, а не действие государства.

Пожалуй, эмир этот пункт выполняет.

Два этих соглашения, будь они реализованы в полном объёме моего понимания, позволяли не только выжать эмират как половую тряпку — досуха, но и вообще довести его до самоуничтожения. Но я этого не делаю.

Не из гуманизма, не из очевидного отказа эмира, на некотором этапе, от таких соглашений, не от отсутствия воинских сил для навязывания исполнения договоров, не из нежелания гибели Булгарии.

Всё просто: если эмир "добровольно и с песней" начнёт исполнять свои обязательства в существенных объёмах — я не смогу "переварить".

Непривычно? Все хотят "откусить" побольше?

"Большому куску и рот радуется" — русская народная.

"Большому", но не "чрезмерно большому". Иначе — подавиться и сдохнуть.

Диалектика, факеншит! Переход количества в качество: "кусок", из средства поддержания жизни, переходит в средство её прерывания.

Не надо мне этого.

Тогда, в Янине, ташдар Абдулла привёз "меморандум" с правкой и автографом эмира:

"Пусть исполнится. Если на то будет воля Аллаха".

Абдулла, провожавший нас из Янина, намекал, что эмир очень доволен:

"Один свет блистающего лица Благороднейшего и Победительнейшего обратил полчища нечестивых гяуров в трусливое бегство".

Исход войны, который я пропихнул, был наиболее выгоден эмиру: бескровная победа силами народного ополчения под его личным командованием без участия булгарских аристократов и союзных сувашей.

"И благодарность его будет безграничной. В разумных пределах".

Дошёл ли я до "пределов его разумности"?

Я никак не могу совместить:

1. Разгром моего погоста на Илети.

Это, явно, враждебное действие. Но не военное — не выжгли, не вырезали.

2. Ташдар Абдулла в качестве посла.

Мы с ним расставались по-хорошему! Я ж ему любимого внука отдал! Наложил "заклятие Пригоды"! Восхищался им как учителем мудрости! В прошлом году подарки, типа шкатулки "золотого дерева" с невиданными мылами посылал. Он стал мне враждебен? Почему? По приказу эмира? Эмир ведёт дело к войне?

3. В информации деда-травника прозвучало:

"А ещё баяли басурмане, что тот ташдар в головниках — только для виду. А все дела в караване решает тот Хасан".

Какой-то сотник Хасан... Сотник гвардии, "белых булгар" — величина. Екатерина Великая, например, имела чин полковника Преображенского полка.

Но против главного мойдодыра эмирата... Странно мне это.

Я пытался структурировать ситуацию. "Разложить по полочкам".

Караван торговый? — Да.

В торговом караване первое лицо — караван-баши. Травник говорит, что караван ведёт известный мне Муса. Мы с ним... находили взаимопонимание. После торговли в Усть-Ветлуге в прошлом году расстались дружески. Намёки на прямое партнёрство прорисовывались. Он осмелился задать прямой вопрос — я позволил себе дать прямой ответ. Оба понимали, что такая инфа — дороже мешка золота. Через него же передавал подарки эмиру и ташдару.

Такой человек не должен был позволить караванщикам разгромить мой погост.

С другой стороны — караван казённый.

Посол, свита, эскорт... "Чёрная барка"? Похоже — снова освобождаемые рабы. Раз "освобождаемые" — значит, эмир не воюет. Продолжает, хоть бы частично, исполнять условия Янинского договора.

Приказа эмира громить мой Усть-Илетский погост — не было? А чей был?

Ташдар Абдулла — не тот человек, который бы отдал враждебный мне приказ.

Воины, "белые булгары" и охрана каравана — в погроме замечены не были.

Караванщики разнесли прибрежное поселение. Это невозможно без согласия караван-баши. Хотя бы — молчаливого. Мусе — этот конфликт не нужен. Значит, ему приказали "приподзакрыть глаза". Кто? Кто может в караване приказать караван-баши?

Караван-баши живёт с купцов. Купцам этот конфликт не нужен.

Понятно, что они с удовольствием пограбят. При одном условии: добыча превзойдёт упущенные возможности. Купцы уже имели дело со мной, они очень недовольны моими новизнями. Но торг в Усть-Ветлуги был. Прибыль они получили. И поняли, что будут получать и впредь. Пусть меньше, не там и не так, но стабильно.

Купцы могут разграбить селение "на отходе", уходя из-под конкретного правителя. Не в начале похода по моим землям. Этой выходкой они предопределили возврат каравана. Без торга. Это — в лучшем случае.

Но ведь погром устроили купцы!

Ой ли? — Внимательнее, Ваня. Детальнее, без стандартных ярлыков.

Погром устроили люди из каравана. В Усть-Илети не было, если верить травнику, ни купцов, ни воинов, ни чиновников. Какие-то... квартирьеры. Купец-гость не пойдёт торговать овцу на бешбармак. Для того есть слуги. Потом пришла толпа. Которая и устроила погром.

Гребцы. Наймиты. Товары в караване — не их. Да, они получают дольку в прибылях. Но это премия, подарок хозяина. Основа — повременная оплата. Им отказаться от продолжения похода, от торга — куда как легче. Если кто-то заплатит. Причём — народ-то простой, сильно далеко не задумывается. Дали дирхем за небольшую прогулку во время затянувшейся стоянки — "халява, сэр". А то и просто: пойдём местных погоняем, удаль молодецкую явим.

"На дурака не нужен нож...". Даже и дирхем — необязателен.

Кто?! Кто устроил это безобразие?!

Муса, купеческая верхушка каравана? — Отпадает. Произошедшее против их интересов.

Эмир? — Отпадает. Если в той чёрной барке — освобождаемые рабы, то эмир исполняет условия договора.

Ташдар? — Отпадает. Он предан эмиру, а эмир — за мир. Он дружественен мне, за возврат внука... надо отдариваться.

Какая-то "третья сила"? Точнее — четвёртая.

Довольно богатенькая, если смогла отдать полтысячи дирхемов за разгром нищего лесного селения...

Хуже — важная, весомая. Настолько, что испугала караван-баши. То есть — "казённый человек". Или — аристократ. Что часто — одно и то же. Высокого уровня — не испугался ташдара. Ташдар — посол. Его инструмент — беседа "фейс-ту-фейс", не массовый мордобой. Ему этот эпизод — подлянка в чистом виде.

И наплевал на волю самого эмира...

Оп-па... А вот это интересно...

У Ибрагима появился "начальник", который указывает: чего эмиру хотеть?

Точнее — кто-то строит ситуацию так, чтобы эмир захотел войны?

"К чему управлять людьми тому, кто может управлять их желаниями?".

Эпизод выглядит как провокация.

То, что этого слова нет в здешнем русском языке, не означает, что его нет в булгарском.

Да фиг с ним, со словом! Главное: на той стороне нашёлся человек, который додумался до такой идеи. И — реализовал.

Караванщики из Булгара разорили моё селение. Я должен возмездеть.

Наказать булгар. "Их всех. Они там все такие".

Такое суждение — стереотип этого, ранне-феодального, мира. Он же насквозь коллективистский! Взаимо-выручный, обще-солидарный.

"Один — за всех, все — за одного".

За того "одного" (или за несколько сотен придурков) должны огрести "все".

Одна беда — мой попандопулолупизм. Я вырос в другую эпоху. Когда существовало понятие индивидуальной ответственности. Ну, гумнонизьм и всё такое. Когда "священные скрепы" несколько... отскрипели. Когда каждый проявлял свою дурость в меру собственной глупости. И нёс за это ответственность. Личную.

Я вижу людей. Не только толпу, массу, народ, население, электорат... — отдельных индивидуумов. Кроме "видеть лес за деревьями" и "видеть деревья за лесом", в состоянии увидеть в "лесу" отдельные "березняки" — группы с их собственными целями.

Я, конечно, дерьмократ и либераст. Но марксизм, с его классовой борьбой, в меня вбивали беспощадно. А дерьмократия приучила к "групповухе" — к пониманию групповых интересов.

Сходные умники есть и здесь. Но подавляющее большинство судит проще: "они — все".

Две группы — "лучшие люди" — купцы и государевы слуги — в погроме не участвовали. Но я же не буду разбираться! Вдарю по всему каравану! То есть — нападу на людей эмира, на посла, на "белых булгар".

Ванька-агрессор.

Обязаловка. Я должен наказать. Если делаю — война. Если не делаю — они идут дальше в мои земли. Уже с уверенностью в безнаказанности. Эскалация. До полного уничтожения. Каравана, естественно. Дальше — война.

Цугцванг: любое действие или бездействие приведёт к ухудшению ситуации. "Делать нельзя и не делать нельзя".

Или — мнимый?

"Мнимым цугцвангом является любая проигранная позиция, при которой проигрывающий вынужден пассивно ожидать приближающееся поражение".

Я буду "пассивно ожидать"? Я?! Пассивно?!! — Буду. После кувалды в голову. Не раньше.

Точнее — взаимный цугцванг. У обеих сторон нет полезных или нейтральных ходов: моё возмездие заставит эмира начать войну.

Ласкер хорошо сказал:

"Оперируя цугцвангом, игрок опутывает противника тонкой паутиной мысли... Цугцванг вносит в игру элемент хитрости, замысловатости, элемент чего-то схоластически нереального. В комбинации, основанной на цугцванге, проницательность, опирающаяся на логику, торжествует над обычной идеей силы".

"...торжествует над обычной идеей силы"... Тут есть интересный оттенок...

Ибрагиму, хочешь — не хочешь, тоже придётся возмездеть. Нападение на меня вызывает реакцию Залесья — проявление "обычной идеи силы". Но Муромско-Рязанское княжество не готово к войне. Им бы ещё года два-три. Суздальский князь в одиночку... вряд ли.

Тогда булгары громят Всеволжск. Подчиняют разоружённых мною мари, обескровленных эрзя, перестраиваемый и небоеспособный Городец. Захватывает все земли от Камы до Которосли и Клязьмы.

Хорошо придумано. "Торжествует над... идеей силы".

Чётко уловили ослабление Залесья в результате смерти Калауза и перехода Живчика в Рязань. Суздальские проблемы из-за смерти Феодора Ростовского. Реконструкцию Городца. Временное нарушение военного баланса на Волге. Недостаточность моих собственных оборонительных сил. И моя глупая вера в договора.

Получается, что цугцванг, хоть и "взаимный", но неравный — эмир выигрывает. Громит, выжигает, оккупирует.

Ой ли? — Булгария воюет, но не захватывает.

Из трёх основных культурно-хозяйственных типов: скотоводов, землепашцев, ремесленников-торговцев в "Серебряной Булгарии" доминирует третий. Им не нужны земли. Ни — под пашни, ни — под пастбища. Особенно здешние — пустые, лесные. Для средневековья — не часто, но и не уникально. Так, например, существовали итальянские торговые республики или Ганза.

Я теряю людей, город... всё.

Эмир теряет... как минимум — "честь", "слово".

Его собственное "слово".

В эмирате, кроме эмира — семьсот тысяч человек, они никаких обязательств на себя не принимали. Им — терять нечего.

Кто-то в Булгарии пытается манипулировать Ибрагимом. И этот кто-то пришёл сюда в караване и устроил погром Усть-Илети.

Не государственное решение, не консолидированная позиция, а результат каких-то тамошних внутри-элитных разборок. Из-за которых у меня вот такой... геморрой образовался.

И чего делать? "Шашки наголо, в атаку марш"?

Вот завтра придут сюда мои ушкуи. Выплывут к булгарским учанам, развернуться задницами и плюнут огнём — огнемёты стоят в кормовых чердаках. А там две с половиной тысячи мужиков. Половина топоры метнут — дальше только щепки от ушкуев на волнах закачаются.

А хоть бы и нет. Сожгли пару-тройку булгарских лоханок, остальные разбежались. Вниз по Волге.

Дальше? — Дальше война. Дальше, через месяц-два, сюда вопрётся уже воинский караван. Вдвое большей численности.

Не, если бы у меня была эскадра корветов с "Калибрами"... Или хотя бы бронекатер с эрликонами...

Всё равно — война закрывает для меня Волгу. Дальше нужно реально выжигать всю береговую линию. По самой реке и притокам. Ставить крепости во всех устьях, наполнять их гарнизонами... непрерывное рейдирование с барражированием... Или — забыть о рынке халифата, вообще — о восточной торговле... На тридцать лет. Как хазары Вещему Олегу устроили.

Глава 497

Пока я глобально размышлял и стратегически анализировал, практическая жизнь вокруг продолжалась.

"Теория, мой друг, суха,

Но зеленеет жизни древо".

Древы — зеленели. Период у них такой. Вегетационный. Ещё — жужжали мухи и чирикали птички. Возле неширокого пляжа у берега огромного Криушинского острова стояла "Белая Ласточка", принайтованная канатом к валяющемуся здоровенному, наполовину занесённому песком дереву с вывороченными корнями и торчащими чёрными сучьями.

Дальше — береговой обрыв. Невысокий, довольно прямой. На обрыве — холм. На холме — кучка сосен. Поэтому мы сюда и встали: на крайней сосне сидит мой сигнальщик и посматривает на восток. Где над вершинами тамошнего леса торчит сигнальная вышка.

Курт, которого мы с "Ласточки" притащили по земле побегать... И вообще — после истории с дерьмо-сборщиками я стараюсь контролировать его пищеварительные процессы, вдруг приподнялся и уставился куда-то на юг. Туда же развернулся и сидевший рядом со мной Сухан.

— Услышал чего?

— Да.

Факеншит! А дальше?! Чёртов зомби! Никогда нормально не отвечает!

— Что именно?

— Идут. Двое.

Жарко.

Скучно. Тошно.

Непонятно. Тревожно.

Сигнальщик молчит. Что-то делать, пока Салман с отрядом не подошёл... Провести разведку? — Дополнительная информация — край нужна. Но глядя из леса, со стороны, на караванщиков — не узнать расклады в головах верхушки эмирата. А нарваться — можно.

А вот если они сами сюда пришли... Надо глянуть.

Махнул рукой томившемуся на жаре вестовому. Давешний матерщинник. Сам весть принёс — сам и в поход пошёл. Всю дорогу молчит, рта не раскрывает. Только временами до уха дотрагивается — на месте ли?

Спустились с холма, только подошли к ивняку в низине — там крик и шум какой-то. Опять Курт "поперед батьки" лезет.

Точно, внутри ивняка — полянка, на полянке — двое. Местные. Один лежит, другой, мальчишка-подросток, палку в руках держит. Наставил на Курта и трясётся.

— Кошкиз! Кошкиз!

Во блин! Много чего слышал, но чтобы моего Курта, князь-волка, чудо природы и ужас леса, кошкой называли...!

А, факеншит! Опять языкознание! Точнее — "языко-незнание". Что-то из местных наречий, типа — "вали отсюда".

Палка у парня интересная. Укороченная пика.

Забавно: пики — из арсенала степняков.

— Шыдын! Шыдын пий!

А это уже про меня. Кажется. Меня местные часто называют "шыдын вуй". Причём здешний "вуй" не дополнение к русскому "стрый".

Нет, это парнишка на моего пёсика ругается. Чего ж они все такие... дурнословные?

— Ныл лум?

— Ой! К-кавырля...

Я спросил — как его зовут. Это он так ответил? Это его имя? Или — эмоция? Или — пожелание? Типа: "кавырляй потихонечку"?

— Курт, оставь ребёнка в покое. Вестовой, как ты на мате разговариваешь — я уже слышал, теперь поговори на местном. Выясни — что у них за проблемы. И почему у пацана — кипчакская пика, а мужик встать не может.

* * *

Эффект многоязычия: ряд позиций в моей администрации занимают, преимущественно, выходцы из племён.

У меня учат русскому языку — его все знают.

Ну... типа.

Но у каждого лесовика есть и второй язык — родной. Учить русских местным языкам... у меня нет на это времени и ресурсов. Поэтому там, где это существенно, аборигены оказываются, при прочих равных, более эффективными. Вот и продвигаем. Поэтому и матерится — иноязычные часто начинают понимать русский с обсценной лексики: многозначность и эмоциональность очень привлекают.

"Нафига нафигачили дофига? Расфигачивайте нафиг!".

А физиологического смысла они не улавливают. У Потани в приказе таких двуязычных много, у Николая. Ну, и у меня. Хотя, конечно, ухи откручиваю.

* * *

Парни начали бурно общаться, а я позвал Курта и подошёл к лежащему на земле мужику.

Странно: смотрит на меня радостно, князь-волка не боится. Тянется к нему как к родному...

— Кашкар. Кашкар-кнес.

"Князь-волк"? Откуда знает? И что у него с ногой? Штанина пропиталась кровью.

— А пойдём-ка мы к реке. Помоем, перевяжем.

Взял мужичка на руки. Терпимо, местные — мелкие. Перехватил его поудобнее. Тот радостно улыбнулся.

В следующий момент меня сильно толкнуло в грудь. Так, что я просто глупо завалился на спину. Лицо аборигена, на которое я смотрел, вдруг исказилось болью, оскалилось. А сам он в моих руках резко, толчком, выгнулся дугой. С одной стороны от меня что-то серое метнулось к противоположному краю полянки, с другой — завопил мой "матерщинник". А в теле, судорожно напрягшемся в моих руках, вдруг оказалась торчащая довольно длинная палка. Которая начала заваливаться в сторону. Мелко подрагивая.

Ё... Однако...

Тут в кустах раздался крик.

Совершенно... полный ужаса. Мгновенно оборвавшийся. Каким-то всхлюпом.

И — звяк. С хеком.

Дошло.

До меня.

Но — медленно.

Типа: вставать пора. А то лежу я тут... не при делах совсем. Так и пропущу всё.

Спихнул с себя продолжавшее выгибаться тело. Неуклюже выбрался из-под него. Огляделся.

Панорама... В двух шагах стопочкой лежат подростки. "Матерщинник" — сверху. Молодец — прикрыл собеседника собственным телом.

Храбрец.

Кажется.

Увидев, что я встал, он вдруг заверещал, подскочил и на четвереньках метнулся в ту сторону, откуда мы пришли. Другой подросток так и остался лежать пластом. Вцепившись руками в свою короткую пику, воткнувшись в древко лицом. Трясётся, воет чуть слышно, на штанине мокрое пятно расплывается. Кровь? — Вроде, нет.

За кустами, уже довольно далеко, кто-то снова заорал.

Ага. Процесс пошёл.

Интересно — а какой? Надо глянуть.

Вытащил со спины "огрызки", собрался с духом и, потихоньку, рысцой...

Не далеко.

Чуть не вступил.

В лужу крови. В две.

Прямо за кустом лежит чувак. На спине. С вырванным горлом. Кровищи...

Дальше, в двух шагах, второй. Без головы.

А голова где? — А фиг её знает. Улетела куда-то. Кровищи... Аналогично.

"Интересно девки пляшут".

Хотя девок-то и нет. А мужики... судя по ору — пляшут уже далеко, шагов за сто.

Третьего "плясуна" я нашёл на полпути. Судя по ране... топором по хребту. Ещё ползти пытается. Воет, скребёт землю, вырывает пучки травы и с корнями засовывает в рот. Аспарагус ищет? У меня кот любил кушать аспарагус при недомоганиях. Что радует — крови почти нет.

Не, я тут мусорщиком... Без меня сдохнет.

Интересно: онучи чёрные. Не грязные, а именно крашеные.

Чёрными онучами обматывают ноги модницы в мордве. Повилы называются. А из мужчин... только верховые суваши. Верховские. Ещё они окают. В отличии от низовских. Которые укают и носят белые портянки.

Этот... уже не укнет и не окнет.

Я поднялся от дёргающегося в предсмертных судорогах тела и посмотрел вперёд. Как бы Курт с Суханом всех языков не ухайдокали. У Наполеона было "двунадесять" — здесь, вроде, меньше. Надо поторопиться.

Зря волновался: Сухан уже тащил последнего из четырёх э... приходивших. Курт, понюхав воздух, уткнулся носом в землю и побежал по следу пришельцев в обратную сторону. Могут и другие... гуляльщики найтись.

Я бы с ним сбегал, но нельзя — опять нужно думать. Догадываться, пытаться понять разноязычный трёп, отделять правду, полуправду, ложь... А до истины — как до неба рачки.

Честно — не люблю разных... кризисов. Особенно — с людьми. Особенно — групповые. Один — захотел, другой — подумал, третий — сказал, четвёртый — сделал. А имели ввиду они... пятое. Причём каждый — разное. Тех.процессы значительно проще, понятнее. Увы, "предводитель" — это всегда "водитель" людей.

"Драйвер обезьян".

Хануман, извините за выражение.

Инстинктивное желание "выскочить из болота" — сбросить с себя груз необходимости просчитывать варианты поведения незнакомых мне людей в караване и в Булгарии, и погнало меня в стычку. А так-то — полная глупость. Вот построит "альф" подвалы, заберусь туда, обустрою себе каменный каземат с удобствами и буду выдавать оттуда ценные указания. Насчёт производства суперфосфата, например. А с туземцами пусть сами же туземцы и разбираются...

Моё внутреннее нытьё, "про себя бедненького" могло бы продолжаться и дальше. Но "пикинёр" уже отстирал штаны, повесил их сушиться на ветку и был "матерщинником" приведён под "ясны очи".

— Поспрошай этого... Кавырлю. Кто они. Откуда. И чего тут делают.

"Они" — тут живут. Жили.

Черемисы. Отец и сын.

Отцу уже глаза закрыли. Удачно брошенный дротик дошёл до сердца.

На Криушинском острове живут, в разных местах, несколько туземных семей. Зимой мужчина ходил на Земляничный ручей. Почему и знает в лицо и меня, и князь-волка. В качестве трофея притащил оттуда половецкую пику. Экзотика. Укоротил и подарил сыну. Типа: на будущие победы.

Кудо стояло на юге острова, возле Волжской протоки. Она довольно мелкая, в жаркое лето пересыхает, распадается на озерки. Рыбы там много. Ещё южнее, недалеко, почти параллельно протоке, течёт Аиша. Третьего дня оттуда приходили торговцы, шкурки покупали. А сегодня, "утром раненько", заявилась толпа. И попыталась повторить хохмочку с "бескровным разгромом" моего погоста.

"Разгром" — получился, "бескровно" — нет.

Причина? — Разница в ценностях. Я своим "начальным людям" вбиваю простую идею: ценна — информация. Её носители. Главный — люди. Мат.ценности — фигня. Купим или сделаем.

Понятно, что не такими словами, не в абсолют. Но, честно говоря, карта Илети с росписью мест произрастания пустобрёшника... э... пусторёбрышника — мне нынче важнее, чем засушенные пучки этого растения.

У туземцев подход другой:

— Я — это сделал. Это — мой труд. Не отдам.

Часто даже ценой жизни. Потому что и вправду: цена — жизнь. Многое в любом здешнем доме сделано на пределе сил. Повторить, заменить, взять — неоткуда.

Не всегда, не во всём.

— Рыба? Да вон же она в реке! Сходи и поймай.

Но ту же рыбку, мороженую, сушёную, солёную... Или не одну-две, а — сеткой...

— Хрип перерву!

И это — правильно. Иначе твоё собственное семейство помрёт с голоду.

Мои, с погоста, довольно быстро всё там бросили и свалили. "Казённое, дармовое, казна спишет, новое даст". Здешние, криушинские, оказали сопротивление. Вооружённое.

Ещё: толпа была значительно меньше — не вызывала такого ощущения неотвратимого стихийного бедствия. И состояла, в немалой части из сувашей.

* * *

Я уже объяснял: если между соседними племенами нет кровного родства, то неизбежно начинается война. Такая... вялотекущая.

Для тюркоязычных сувашей, предки которых ушли с Алтая двенадцать веков назад и полтысячи лет как пришли сюда, на Волгу, и угро-язычных черемисов, которые ветвь мари, которые (предки их) тысячу лет обретаются в здешних дебрях, такая цепь мелких конфликтов — нормальное состояние.

"Что ж ходить вас заставляет.

На охоту друг за другом?".

Известно что: родовая честь, уважение к павшим предкам, стремление показать собственную храбрость, ненависть к извечным врагам... традиции, ксенофобия... священные скрепы и незамутнённые источники...

Потом придёт Батый...

Картинка расселения здешних племён изменится. И черемисы, и суваши, немногие выжившие, не угнанные в полон, не ставшие товаром на рынках Персии или Византии, "поленьями в топке этногенеза" разных народов, бросят отеческие "нивы и пажити", убегут сюда, на север, в леса и болота, к Волге. Останутся, как аланы на Кавказе, тремя-пятью "сельскими сообществами". Будут прятаться от всё новых набегов людоловов. Пока, наконец, Иван Грозный не прекратит в этих местах кровавое безобразие, не установит мир.

"Худой мир лучше доброй ссоры" — русская народная мудрость.

Как я уже говорил, до мудрости не все доживают.

* * *

Попавшееся караванщикам кудо не просто погромили, но и, ввиду оказанного сопротивления и вековечной межплеменной неприязни, истребили. Часть — женщин помоложе и детей постарше — увели с собой. Кавырля с отцом сумели сбежать в лес. За ними пошла погоня. Тут мы и повстречались.

— Спроси: что он теперь собирается делать?

"Матерщинник" перевёл, Кавырля, так и сидевший, вцепившись намертво в свою пику, пошмурыжил носом, вытер рукавом сопли, и вместо того, чтобы заорать какую-нибудь глупость, типа:

— Убью! Их всех! Пойду и вырежу!

Ответил разумно:

— Возьми меня. К себе. Под твою руку. Шыдын пире.

"Пире"? Как меня только не называют. Зверь, волк, лютый, злобный... комбинируется в разных вариантах. Так, как привычно описывать враждебную, чуждую, опасную сущность в конкретном сообществе.

— Ты говоришь от себя или от твоего рода?

* * *

Мои современники не поймут.

Как мальчишка может говорить за весь народ? "Они же дети!". Он же не избран, не назначен, не рукоположен, не иннагурирован...

Неважно. Человек — ребёнок, пока есть старшие. Пока между ним и могилой есть живые препятствия. Сейчас он остался самым старшим мужчиной в роду. Он единственный, кто может говорить за весь род.

Но рода нет! — Есть. Просто пока нет других живых и свободных в этом роду.

Мёртвых не поднять. А вот полон... — можно вернуть. Ещё можно принять в род других людей.

Вообще, пока есть хоть один мужчина — род есть. О римских Клавдиях, от которых однажды остался только восьмилетний мальчик, я уже...

* * *

— Да. Он говорит от всего своего рода Берш. Они будут служить тебе, Воевода Всеволжский, они принимают твою волю.

"Берш"? Это рыба такая вроде судака. Ребята были успешными рыболовами. Станут "стрелочниками". Хотя рыбаками, возможно, останутся.

Нельзя взваливать на подростка ответственность за судьбу народа? Он же несовершеннолетний! — Здесь совершеннолетие наступает у мужчины в тот момент, когда он берёт в руки оружие. Когда он объявляет, что готов убивать и умирать. Пика в руках — его паспорт. Свидетельство зрелости. А что мозгов, может, маловато... так этим и взрослые часто грешат до старости.

Мальчишка принял мою власть. От имени рода. Тем самым возложив на меня ответственность. За спасение рода. Теперь я не могу сбежать или ещё как-то... ускользнуть-вывернуться. Я обязан спасти оставшихся в живых "берш", освободить их.

Это хорошо или плохо? — Новые обязанности, расходы, напряги... И чего ради?! Ради этого сопляка с палкой?

Не надо ля-ля. У меня не набирается здесь и сотни человек. В караване — от двух с половиной тысяч. Здоровых, организованных, привычных к негораздам мужиков. Один к двадцати пяти. Шапками закидаем?

"Шашки наголо и лишь ветер в груди"? — "Ветер" — потому что "в решето"?

Это — хорошо. Для меня. Здесь и сейчас.

Ситуация обрела определённость. Сомнения, неуверенность, опасения, которые меня так мучили — отпали.

Есть цель. Простая, понятная, близкая.

Делаем.

Пошёл кураж, азарт. Острое желание обдурить, переиграть.

"Желание" — от необходимости.

"Взвился бывший алкоголик,

Матершинник и крамольник,

Надо выпить треугольник,

На троих его даёшь.

Разошёлся, так и сыпет,

Треугольник будет выпит,

Будь он параллелепипед,

Будь он круг, едрёна вошь!".

Таки — да!

Если люди произошли от обезьян, то я знаю своего родственника. Есть во мне нечто от Ханумана. Помимо любви к женщинам, знаниям и шуткам. Тот, после наложенных на него проклятий, забыл о своих сверхспособностях и вспоминал о них только тогда, когда нужно было помочь соратникам.

Кавырля стал "соратником" — надо помогать.

Теперь бы ещё сверхспособностей найти...

"Мне демоны хвост подожгли! Я теперь сопричастен

Огню, что богам доставлять приношения властен".

Эт да! Это — "хвост припалили"! А ну, отдавайте мне моих "бершей"!

"Горящим хвостом запалил Хануман и владельцев

Роскошных палат без труда превратил в погорельцев.

...

Как в день преставления света, зловещею тучей

Глядел Хануман и разбрызгивал пламень летучий".

Почему я вспомнил о Ханумане? — Мне было страшно. Не так, как на Земляничном ручье, не так, как перед Боголюбским...

В бою просто: вот враг — его надо уничтожить. На Земляничном ручье против тысяч врагов — тысячи своих. С Андреем... Сложно. Но он один. С ним можно разговаривать, убеждать.

А вот "один против многих"... Я не могу просто "по щелчку" вложить "свою правду" в головы тысяч враждебных мужчин. Они просто не будут слушать. Я не могу их уничтожить — будет война. Которая для меня нынче — катастрофа.

Я маялся неопределённостью. Не неопределённость "исхода" — "как-то оно будет? чем сердце успокоится?", но неопределённостью "входа" — "куда пойти, куда податься?". Этот человек, обрадовавшийся при виде меня, убитый у меня на руках, его сын со словами "Возьми меня себе" — выбили из меня сомнения.

Как подожжённый ракшассами хвост Ханумана. Пришёл "день преставления света". Локальненький такой. Пошёл адреналин, кураж, злое веселье. Мир стал яснее, контрастнее.

Заботы мои никуда не делись. Но смотреть на них я стал чуть... проще.

Караванщики — враги. Не из-за убитых черемис — их убили "до того как", а из-за полона. Они удерживают "моих людей". "Их человек" пытался убить меня, метнув дротик.

"Совершены враждебные действия".

Они этого ещё не знают. Надо проинформировать. Наглядно.

"Если враг не сдаётся — его уничтожают".

Дихотомия на два шага. Первый: предложить "сдаться".

— Эй, парни. Притащить сюда мертвяков из леска. Самих — не надо. Головы. И сделать плотик. Бегом.

Отправил новоявленного подданного штаны надевать, почесал за ухом вернувшемуся из пробежки Курта — ворогов поблизости нету. Велел притащить пленного.

Такой же молодой парень. Года на два постарше и портянки чёрные. Пытается храбриться, но при виде Курта начинает дрожать. Всем телом, начиная с губ. Разговор приходиться начинать с ведра речной воды ему в лицо. Марийским владеет ограничено. "Матерщинник" переводит мои вопросы, иногда они не понимают друг друга и начинают выяснять смысл между собой.

Секретов не знает — простой гребец, первый поход. Нанялся вместе со своим отцом — вон его голова лежит. И с дядьями — их головы рядом. Как самого молодого — постоянно гоняли. Потому и сумел убежать дальше всех.

По сути дела... Ничего интересного сообщить не может. Подтверждает инфу от деда-травника. Есть пара деталей. На разгром погоста волонтёров набирали люди посла. Точнее — те, которых он так называет. Некоторые из них переоделись в простую одежду и участвовали в акции. Контролировали процесс. Так, чтобы он не перешёл в резню.

А вот сегодня... "Инициатива масс" — народу понравилось брать чужое и бить морды при явном численном превосходстве. Своём, конечно.

Тут рядом — эти противные черемисы... что ж не позабавиться? Увы, свежеприобретённый опыт безнаказанного грабежа столкнулся с вооружённым сопротивлением. Что вызвало дополнительное озлобление. А "казённые пастухи", которые бы остудили горячие головы, как было в погосте, отсутствовали...

Странно: организовав "народное движение" в форме "управляемого погрома", организаторы не предусмотрели естественного продолжения — "народной инициативы по исконно-народным целям".

Нет опыта работы с "трудящимися"? Или обычное презрение к племенам?

Суваши и булгары говорят почти на одном языке, друг друга понимают без переводчика. Столетиями, ещё с Кавказа, живут рядом. Вместе были под хазарами. Правда, суваши — язычники. Но и булгары... те ещё мусульмане.

А вот отношение к лесным племенам — чётко "доильное". Дикари. Скот. Дикий скот — в лесу, домашний — в рабах. Языка, закона, смысла... не знают. Братья-суваши вырезали кудо какой-то рыбы? И что? Мелочь недостойная внимания.

В остальном пленный... мало информативен. Что задумали главари каравана, где между ними точки возможных конфликтов... даже — где их шатры, сколько у кого охраны — не владеет. Ему не интересно было, он старших обслуживал. Может сказать сколько гребцов на его учане, чем кормили, как зовут кормщика. Даже "своих" купцов по именам не знает.

— Прикажешь отрубить ему голову? Чтобы к этим добавить.

У "матерщинника" прорезалась кровожадность. У "пикинёра" — тоже. Вон как умоляюще смотрит — дозволь потыкать врага железкой. Обычное продолжение после панического повизгивания и обмоченных штанов.

Три сопляка сейчас быстренько решат вопросы войны и мира. Во всех Криушах и окрестностях.

— Нет. Этот... чёрно-портяночный пойдёт в караван. Передаст послу мои слова. Переведи. Я — Воевода Всеволжский. Я весьма расстроен... даже — удручён, враждебностью подданных блистательнейшего эмира, проявленной ими в отношении моих людей. И их имущества. Однако дружелюбие и разумность, свойственная ташдару Абдулле, о чём хорошо известно во всех здешних местностях, позволяют мне надеяться на мирное разрешение возникшего недоразумения.

"Матерщинник" переводит, постоянно запинаясь на велеречивых конструкциях. Пытается высказаться в рамках русского недипломатического, но натыкается на мой взгляд. Пыхтит, сопит. Даже пропотел.

— Э... азап?

Неточно. Азап, скорее, не "недоразумение", а "беда", "несчастье". Оттенок несколько другой.

* * *

Постоянная проблема при общении на чужом языке. Связь "слово-мысль" двусторонняя: говоришь просто — думаешь примитивно.

Одна моя переводчица возмущалась:

— Что ж ты такие сложные предложения формулируешь?! Я всё равно такое перевести не смогу. Говори проще!

Пришлось объяснять:

— Переводи как можешь. Ради твоего удобства я тупеть не буду. Потому что потом начну тупить. А так... партнёры прекрасно понимают, что не всё понимают. Пусть они в этом состоянии и остаются.

* * *

— Пусть "азап". Дальше: я надеюсь, что досточтимый ташдар не сочтёт за труд рассеять мою удручённость путём личной встречи. В удобном для него месте и времени. Завтра, здесь, через час после рассвета. С немногочисленной свитой. Ибо я, увы, не смогу достойно принять то количество помощников и служителей, которое, безусловно, было бы уместно для сопровождения столь широко досточтимого и глубоко мудрого хаджи, чьё благочестие и приверженность добру известно всем здешним жителям и вызывает искреннее восхищение и уважение.

Интересно наблюдать, как "матерщинник" покрывается пятнами. А ты что ж — думал, весь русский язык сводится к трём-пяти корням? Отнюдь — народный опыт, выраженный в словарном запасе, весьма обширен. Учись парень. Не эмоции выражать, а сущности. Например: чувак, мудак и ништяк — надо различать на слух и употреблять уместно.

— Запомнил? (Это — пленному) Привязать к плотику. Выпихнуть в Волгу (Это — своим)

Пленник до самого конца не верил, что его отпустят живым. И — целым.

Мелькнула у меня мысль — локотки ему перебить. Но... как-то отвык среди своих. Расслабился, гуманистнулся. Пусть живёт. Пока.

"Плывёт, качаясь, брёвнышко

По Волге, по реке".

Глава 498

Надеюсь, никто не думает, что я буду сидеть на месте, поджидая — пока ташдар явится? Или — не он, а толпа злых и оружных мужиков из каравана, получивших от не знаю кого очередной дирхем.

— Дик, прикинь место на той стороне реки. Что бы и встать удобно, и вышку видно.

Три часа — пока плотик донесёт, час — пока сообразят, три — пока сюда добегут. А там уже темно.

Факеншит! На уверенности в том, что ночью не воюют — я уже обманулся на Земляничном ручье. Эти могут и в темноте полезть. Вывод: соблюдать светомаскировку. И связаться с вышками — дать ценные указания моей эскадре.

Всё как у людей: в середине ночи, в темноте, на месте нашей прежней стоянки замелькали факела. Потом и пара костров появилась.

Непрофессионально. Похоже, опять "волонтёров за дирхем" набирали.

И это правильно: гнать своих кадровых — засветиться. А так... как в моём погосте. Пошли работнички погулять. Ссора-драка... Вроде как новгородские бояре на укоризны отвечают: "Ходили те добры молодцы у нас не спросясь. А куда — нам неведомо".

— Господине, ветер меняется. Закатник кончился, полуночник задувает.

— Спасибо, Дик.

Нам это... наверное хорошо. Потому что булгарам — плохо. Им идти вверх — и против течения, и против ветра. С другой стороны — и "Ласточке" вверх не убежать.

Мораль? — Нефиг бегать! Давай, Ваня, дело делать!

— Сигнальщик, где лодейки мои?

— Стоят. Как велено.

— А люди с погоста?

— Идут. Как велено.

Солнце встаёт. "Солнце Аустерлица"? — Это вряд ли. Но — "победа будет за нами". Это — безусловно.

"Я говорю: мы победим.

Господь нас уважает"

Забавно видеть, как на той стороне реки суетятся люди. Посветлело — увидели "Ласточку". Далеко — не докричаться. Переплыть — лодок у них нет. Тычут рукам, высыпали толпой на пляж, обсуждают.

Интересно: люди, когда считают, что их не слышно, почему-то думают, что и непонятно, что они говорят. Я не про чтение по губам: на булгарском — не владею. Я про жестикуляцию.

Вот, решили. Два чудака помоложе карабкаются на обрывчик... побежали. "Бегунки" к начальству.

Остальные посматривали в нашу сторону, толпа расползлась по пляжу. Кто просто на песок улёгся, кто ковыряется в мусоре, бродит с места на место. Ждут. Начальства.

Прикол в том, что, со слов пленного, в караване всего пара ботников и нет "булгарок".

* * *

Обычно в караване, кроме основных транспортников, тащат одну-две маленьких, "разгонных", лодочки. Такое корытце можно и на верёвке тянуть: перевернётся — не беда.

А вот "булгарку" так не потянешь. Это — специфический тип, распространён в Дельте, хотя встречается по всей нижней Волге. Лодка не грузовая — боевая. Узкая, длинная, не распашная, чёрная от смолы, как кораблики очень древних греков под Троей. Гребцы сидят в затылок друг другу. Похожа на пироги маори или академическую восьмёрку. Долблёная. Грузится в неё до двадцати человек.

* * *

Два вопроса.

Привезут ли мне на переговоры ташдара? И — на чём? Должна быть высокая эмирская барка.

Я снова пытаюсь по шагам, в деталях, в мелочах представить себе предстоящую встречу "высоких договаривающихся сторон". С неизбежными провокациями. С тех же сторон.

"Ветер в груди" — не надо. Во избежание — не надо "ветер в голове".

"Треугольник будет выпит". Но не просто, а... "ортогонально".

Понятно, что никаких "через час после рассвета" — не случилось. Наши визави через Волгу — не могут переправиться, а выгрести снизу, от стоянки в устье Аиши — нужно время.

Впрочем, сильно истомиться от безделья мне не дали: пришли беженцы с погоста. Там — не славно. Какие-то группы находников продолжают шляться. Боеспособные мужчины остались у вышки — там палисад по кругу поставлен, просто так не поломаешь. А бабы с детьми сюда прибежали. Во главе с дедом-травником.

Побеседовали. Интересный дед. Теперь, после беседы с "языком", могу задавать конкретные вопросы. Детальки проявляются. Например: две молодые женщины из погоста исчезли. Может, в лесу заблудились, а может их в караван увели.

Буду искать. Хоть они и без "перламутровых пуговиц".

Показал людям место для привала. Чуть южнее: полезут находники берегом — бабы орать начнут. "Живой щит"? — Вы предпочитаете "мёртвый"? Хотя какой это "щит"? — Так, ботало.

Наконец, уже ближе к полудню, появляется на реке посудинка. Две. Два ботника. Один — идёт вдоль нашего берега, другой, прилично отстав, вдоль другого.

Кто-то думал, что посол (сам!) эмира Булгарского (самого!) прибежит по зову какого-то туземного князька, хоть бы и Воеводы Всеволжского, куда-то в дебри лесные?!

Этикет! Пиетет! Церемониал! Надлежит блюсть.

Ну что ж, вам же хуже. Был вариант разойтись мирно — не схотели.

Какая-то шестёрка в блескучем халате. С функциями "звукового письма" и шпионажа. Ишь как по сторонам зыркает. Смотри, дядя, запоминай. Дым от костров в лесу видишь? Эт хорошо. А что их бабы с погоста жгут, а не секретные резервные отряды...

— Достопочтеннейший елши, мудрейший хаджи, уважаемейший ташдар, изливая своё благоволение и наполняя мир добролюбием, велит Воеводе Всеволжскому придти к нему в шатёр для беседы.

Дядя, ты на кого работаешь? На какого идиота? Вот это "велит"...

* * *

Никто в мире не может мне "велеть". Я никому присягу не приносил. Булгарский эмир склоняется перед Халифом, Суздальский князь — перед Великим Князем Киевским. Но Воевода Всеволжский...

"Ветер, ветер! Ты могуч,

Ты гоняешь стаи туч...

Не боишься никого,

Кроме бога одного".

А я и бога не боюсь. Ибо сказали раввины: "Бог властен над всем. Кроме страха человека перед ним". Не верите раввинам? — Я — тоже. Но истина от этого не меняется.

* * *

Провокация хамством. Кто источник? Эмир? Ташдар? Караван-баши? — Последний — отпадает сразу. Не его уровень. Может — "четвёртая сила"? Имя бы... "Адреса, пароли, явки"...

— Беседа с ташдаром Абдуллой — невыразимая радость для меня. Приглашение — великая честь. Отправляйся и передай ташдару — я следую за тобой с превеликим поспешанием. Давай-давай, угрёбывай быстренько.

Гонец злобно посматривает на меня, но грузится в лодчёнку. Ботник выгребает на стрежень и идёт вниз. А вот второй так и лежит на пляже на том берегу. Ждут-с.

— Сигнальщик, приказ эскадре. Дик, приготовиться к выходу. Вестовой, халат шёлковый. Давай-давай, ребята.

Через полчаса сверху появляется расшива. Снова работает "трамваем": парус на всю ширину-высоту, бурун под носом и лодейки на прицепе. На противоположном пляже кончается дневной сон, начинается беготня: они таких корабликов не видали. Уж больно велика красавица.

Я уже объяснял: расшивы — из 19 в., под бурлаков. Пока на Волге бурлаков нет.

— Ну, Дик, показывай выучку. Швартуемся на ходу.

Прихватив Дика и "пикинёра" с "матерщинником", провожу "летучку" на борту плавучего монстра под синим парусом. Остальные лодейки подтянули, капитаны перебрались, разглядывают мой рисунок устья Аиши. Очень подробный — только что нарисовал со слов Кавырли.

Он там несколько лет помогал отцу рыбу ловить. Точен — до кустика. Глубины — до пяди. "Живой экскурсовод" — подробно отвечает на вопросы.

Короткая пикировка с Николаем. Я ценю его трусость. Которую называю осторожностью. Но не сейчас. Сейчас — я сам трус. Меня реально напугал погром Усть-Илети. Караван дальше не пойдёт. Или повернёт, или сдохнет. Караванщики попробовали воли. В форме избиения моих людей. Караван — "бешеный". Что делают с бешеной собакой?

И не ной насчёт торговли! Перед торгом должен быть мир. Перед миром — принуждение к нему. Раз такая необходимость возникла. А "нет" — так "нет". И пошли все нафиг.

"Треугольник будет выпит! Будь он круг, едрёна вошь!".

Всё? Вопросы? По местам.

Примерно за версту от устья Аиши стенка правого берега превращается в длинную узкую песчаную гряду. Отделяет затон в устье речки от самой Волги. Дик, принявший командование на расшиве, изображает из себя адмирала на флагмане: орёт в рупор и машет руками. Двухвихровый матрос, оставшийся на шверте за главного, подбирает шкоты, "Ласточка" уходит со стрежня, теряет ход, пропускает вперёд "авианесущий Кон-Тики" с прицепами. Там сбрасывают канаты, ушкуи чуть отстают, расшива принимает вправо, ещё правее, чуть влево и... на полном ходу влетает на мель.

Бе-е-эзд-д-дынь.

Треск, сломавшаяся посередине мачта валится вперёд, накрывая всю носовую часть своим здоровенным парусом. Который, влекомый тяжёлым реем, надевается на нос кораблика, трещит, рвётся. Остаток мачты торчит посреди расшивы белым свежим обломанным неровным зубом.

"Это мы хорошо заехали!".

Но это ещё не конец.

"Разворот на ручнике" не пробовали? — Здесь "ручника" нет, а так-то...

Инерция продолжает нести расшиву дальше, проворачиваться вокруг неподвижной точки, корму заносит ещё правее и, скрипя и сотрясаясь, "Кон-Тики", влезает на вторую мель. Перекрыв деревянной стеной своего борта в полста метров длиной, устье Аиши.

Зашибись!

"Прусская понтонная дамба", "мост из ящиков"? Навеяло?

Ушкуи швартуются к расшиве, ребятки быстренько перебираются на наш дредноут. Где команда с пассажирами судорожно борется с рухнувшей мачтой, длиннющим реем, перепутавшимися постромками... э... гитовыми, шкотами, фалами и этой... как же её... бык-горденью. И, конечно, с накрывшим пол-лоханки парусом.

Мечники разворачиваются на правом борту. Лучники — там же. Но — скрытно. А впритык к корме, пользуясь своей ничтожной осадкой, пристраивается водомерка.

О! Не только пристраивается! "Скорпион" проскакивает над мелью, проходит во внутреннюю акваторию и резво, демонстрируя свою "иблеснутость" (от иблис = дьявол) пробегается мимо стоящих у северного берега затона транспортников каравана.

"Себя показать, на людей посмотреть" — старинное русское присловье.

Теперь и нам пора.

— Давай, капитан, к берегу. Вон туда.

— Тута неудобно.

— Тебе приставать неудобно, а мне удобно наверх бегать. Кто кого везёт?

Путаясь в широких рукавах шёлкового халата, по-бабски подбирая длинные полы, перебираюсь на берег, лезу на гряду. Ну вот... Меня в красненьком — далеко видать. Всем понятно: Воевода Всеволжский на переговоры прибыл. Теперь придётся послу идти.

Хотя, конечно, чудаки пытаются... предложить своё гостеприимство.

У них что — один злобно-шпионский переводчик на всю шоблу? — Не верю. Дефицит квалифицированного личного состава в некоторой группе лиц? — Возможно.

Идиоты: шли на Русь, а толмачами не озаботились. Или — шли одни, а "не озаботились" другие?

— Достопочтенный сафир Абдулла приглашает русского вали в свой шатёр. Под сень золотой парчи и...

— И не надо. Что может быть лучше небосклона над головой, крыши мироздания, дарованной нам самим Аллахом? Я жду его здесь.

Интересно, как меняется титулование в зависимости от места разговора. Абдулла — ташдар, один из высших вельмож эмирата. Он хаджи — человек, совершивший хадж. Но сейчас, вблизи лагеря караванщиков, где, казалось бы, власть ташдара более сильна, чем в пятнадцати верстах выше на Волге, толмач называет его "сафир" — "посредник". Другое значение — "писец".

Забавно: при приближении к "источнику силы" персоны — титулование должно усиливаться. "Сила", обеспечивающая титул, становится более наглядной. Или здесь "источник" не той "силы"?

Идти в лагерь? Где на версте пляжа лежат вытянутые на мелкое место полсотни тяжёлых посудин? Где сплошняком стоят шатры и палатки, где стеной стоит народ? — Затопчут.

Ага. Вот и ещё одна демонстрация. Салман с Диком — молодцы!

Один из ушкуев подтягивается к корме расшивы. Разворачивается задницей к берегу и плюётся. Струёй огня в растущий редкой щетинкой по внутреннему пляжу залива хмыжник.

Несколько прутьев кустарника, камыша, комков травы, полос высохших водорослей на берегу чуть вспыхивают, чадят. Пожар не начинается — растительность слишком редкая, песок.

Просто обозначена возможность: ваши хорошо просмолённые лодки будут гореть куда лучше.

Чёткий, наглядный контраст: вот монстр, который перекрыл выход из затона. На борту — воины, на воде — многоногое порождение иблиса и огненная плевательница.

Прорываться силой? — Почти все в караване — не воины. Пограбить, побить морды — с удовольствием. Но лезть в войсковую драку... Они на это не нанимались. Да и куда ты с топором против щита и шлема, палаша и доспеха? — Завалить трупами? Нашими?! — Пусть уж лучше начальство... как-нибудь...

А в паре сотен шагов — второй вариант. Альтернативный мужик в красном. Вполне интеллигентного вида и пристойного поведения: огнём — не плюётся, сам — на двух ногах. Всего с одним спутником.

Подобраться к нему — только с одной стороны, по гребню этой косы. Но ведь можно! Подойти, поговорить, а там... Без своего предводителя гяуры разбегутся. И тогда эта огромная лайба, наверняка полная ништяков и прибамбасов, достанется правоверным. По милости Всемилостивейшего.

Были поползновения. Но появление, в уместный момент, полутора десятков стрелков с натянутыми луками над бортом расшивы... одиночный выстрел водомерки, положившей стрелу на середину затона просто для "попробовать"...

Постоянная дилемма: для войны нужна секретность. Оружие должно появляться неожиданно, свойства — проявляться внезапно. Дополняя собственно прямое поражающее действие — косвенным. Страхом, растерянностью, дезорганизацией.

Для "принуждения к миру" — наоборот. Предварительная демонстрация. Запугивание, предупреждение, обращение к осторожности, к воображению, к способности противника предвидеть последствия и оценивать опасности.

Очень не хотел засвечивать стрелков. Всё-таки, полтысячи стрел... на удобной дистанции... И огнемёты мои хороши при неожиданности — близкого действия, и "самострелина сзаду тянутая"... лучше бы не показывать дальнобойность.

Ух как бы мы их...! Неожиданно, невиданно, исподтишка... Технически превосходно и тактически грамотно. Всю бы Аишу мертвяками завалили!

И — бздынь.

Война. Цугцванг.

Убивать придётся. Хорошо бы — поменьше. И — обосновано.

Обоснование? — Одно-единственное — необходимая самооборона.

Наконец, из лагеря караванщиков повалила толпа. Человек сто. Видны "белые булгары" в белом, "вятшие" в блескучем, слуги в тёмном, грязно-светлом и полосатом.

Дойдя до начала косы, толпа поднялась на гребень, вытянулась цепочкой.

Понятно же, что благородные и правоверные не могут смотреть на лесного дикаря в моём лице — снизу вверх. В смысле — с пляжа на горку.

Ширина гребня — метров пять-шесть. Толпа останавливается метрах в пяти от меня, подтягивается, уплотняется. Во втором ряду и дальше — много белых булгар, других людей с клинками на поясе. Но нет доспехов, щитов, копий, луков... Мирные переговоры — к чему напрягать собеседника видом излишнего оружия? И самим напрягаться по жаре.

Достаточно очевидного: нас много, с мечами. Вас — двое. Вякнешь — затопчем. Порубаем в щепочки.

В первом ряду — Абдулла. В парадном, шитым золотом, халате, зелёной чалме, со здоровенными перстнями на пальцах. С унылым видом. "Обшивка" — роскошная, взгляд — больной.

Рядом какой-то чудак из "белых". Судя по халату. И — непростых. Судя по цацкам на ножнах. Сотник Хасан? Взгляд цепкий, внимательный. Злобный. Переходящий в презрительный. А, сапоги мои углядел. Халат-то шёлковый я нацепил, а обувку менять не стал.

Именно так "нищебродов с претензиями" и ловят. На "некомплектности".

Третий — знакомый толмач. Шестёрка злобно-шпионская. Злобность дополнена низкопоклонством. Лебезит перед сотником, пригибается возле него постоянно, чуть не сапоги ему лижет.

Я старательно и максимально доброжелательно улыбнулся всем троим... "предводителям команчей".

"Будь приветлив с врагом. Глупый сочтет тебя слабым, умный — достойным. Умных врагов не так много".

Мой случай. Дорогой халат и стоптанные сапоги не вписываются в стереотипы гвардейцев эмира. Оценка "достойный" — исключена. Вежливость идёт как слабость. А чванство порождает небрежность. Что приводит к ошибкам.

Хасан чуть фыркнул на переводчика, и тот понёс текст.

Прокол. Толмач говорит только после посла. Сначала посол произносит речь на своём языке, потом толмач перетолмачивает. Даже если каждое слово согласовано заранее.

Второй прокол: толмач открывает рот по слову или жесту посла, а не начальника охраны или помощника.

Третий — собственно текст.

— Блистательнейший эмир, да пребудет на нём благоволение Аллаха, велел передать тебе...

Есть стандартные формулы: эмир говорит... или — вот слова повелителя...

Посол может передавать подарки, но не слова своего государя, он и есть "голос правителя". "Передать" — снизить свой уровень. От статуса — "уста благороднейшего" до — "голубь почтовый". И, тем самым, унизить получателя: на таких как ты — "уст" не напасёшься, хватит тебе и птички с курятника.

— И надлежит тебе, Иван, пасть ниц перед Аллахом и перед царём, и пожелать ему вечного счастья, и воскликнуть: "Да продлит Аллах твои дни и да возвысит твой сан! Знай, что я ничего от тебя не скрываю, ни в тайном, ни в оглашаемом, и твоё благоволение — моё благоволение, а твой гнев — мой гнев. Нет у меня радости, кроме твоей радости, и я не могу ночью заснуть, зная, что ты на меня гневен, ибо Аллах великий наделил меня всем благом через твои награды мне, и я прошу великого Аллаха, чтобы он охранял тебя своими ангелами и воздал тебе прекрасно при встрече с ним".

М-маразм... Чего-то ребята не по делу наезжают. Похоже на загибы Шахразады из девятисотых ночей. Когда она уже и сыновей нарожала, и сестру пристроила и вообще — обжилась у султана.

Только сотник гвардии как-то на любимую жену эмира... не похож.

И как на это отвечать? — Да чисто по-детсадовски! Хамьё — не замечаем.

— Достопочтенный ташдар Абдулла, вид твоего лица приятен моему сердцу. Но что это за белый, надутый чванством и невежеством, бурдюк? Пригодный лишь тупо и бессмысленно повторять слова подчинения — "на голове и на глазах". Он был бы хорош в роли ишака под вьюком или ослика у мельничного колеса. Однако, следует ли позволять ослам подавать голос в собрании?

Сотник не сказал мне ни слова. Он только указал толмачу.

Кто указал — того слова и считаются. И — оцениваются.

Ташдар, как я помню, понимает русский. "Бурдюк" и "осла" он уловил сразу. Как-то проснулся. И я, шагнув к ним навстречу, поправляя рукава своего нелепого халата, смог негромко ему сказать:

— Упади. Упади на землю. Быстро. Прошу.

Толмач, запинаясь от необходимости переводить мои оскорбления, не успел отреагировать на эту фразу.

Хасан, ошарашенный ответом, изумлённо уставился на неловко опустившего на колени на песок ташдара. И, в ярости от услышанного, с перекосившимся от злобы лицом, завопил "бисмалля", выдёргивая клинок из ножен.

Сотник был внутренне готов к этому. Он воин, а не дипломат. Его учили убивать. А не уговаривать. Блюсти "честь", а не "баланс интересов". Его инструмент — клинок. А не слово. Он презирал дикаря в стоптанных сапогах, вырядившегося в красную тряпку, но не повесившего на пояс честный меч.

За его спиной стояла сотня воинов, он хотел моей смерти, я дал ему повод. Наконец-то!

"Сбылась мечта идиота!".

Славная булгарская сталь блеснула на солнце, поднимаясь вверх.

Всё.

Кто к нам — с мечом, того мы — ракам.

Или я тут опять в грамматическом согласовании напутал? Я про волжских раков, а вы про что подумали?

Мы были на трёх метрах. Шаг, наклон, рука, клинок... Он достал бы меня с первого удара.

Первым был мой.

Я согнул локти, направил на булгар чуть выглядывающие из широких рукавов красного шёлкового китайского халата с золотыми дракончиками и фениксами кулаки, и издал негромкий звук:

— пукх.

Чуть подумал и повторил:

— пукх.

"С первого щелчка

Прыгнул поп до потолка;

Со второго щелчка

Лишился поп языка;

А с третьего щелчка

Вышибло ум у старика".

Сотнику Хасану хватило одного. Девятимиллиметровая круглая свинцовая пуля ударила ему под левую бровь и снесла пол-черепушки вместе с дорогой шапкой.

"Вышибло ум".

Я ж не Балда, чтобы по три раза щёлкать!

Глава 499

* * *

ПМ при 9 мм пули и скорости 315 м/сек имеет убойную дальность в 350 м.

У меня — ни пороха, ни ружейной стали. Поэтому за основу э... приспособления взята винтовка Жирардони.

Восьмигранный нарезной ствол калибра 13 мм, сменный приклад-баллон, ударный дозирующий клапан, трубчатый магазин на 20 круглых пуль.

Баллон конической формы соединялся с казенником на резьбе, соединение герметизировалось пропитанной водой кожаной манжетой приклада-баллона. Воздух накачивался в баллон ручным насосом (ок. 1500 качаний), давление — 33 атмосферы, что придавало 10-граммовой пуле начальную скорость около 200 м/с. Одного баллона хватало на 20 убойных выстрелов. При стрельбе баллистика изменялась — первая пуля работала на 150 шагов, последняя — на 50. Баллон заменялся на запасной в боевых условиях.

Взведение спускового механизма производилось рычагом, имитирующим курок кремневого ружья. При нажатии на спуск производился удар по шпильке клапана, кратковременно открывавшего резервуар. Канал ствола запирался поперечно скользящим затвором, поджатым справа пластинчатой пружиной.

Пули размещались в трубке, укрепленной справа вдоль ствола, этот постоянный магазин снаряжался через переднюю откидывающуюся вбок крышку. Для перезаряжания нужно было сместить затвор вправо и поднять оружие стволом вверх — пуля под собственным весом опускалась в гнездо затвора, после чего он возвращался на место и удерживался от смещения пружиной.

Прицел со щитком-целиком, припаянным на верхнюю грань ствола. В принадлежностях: два запасных баллона-приклада, пулелейка, эталонная пуля (требовалась точность литья пуль), четыре жестяных пенала по 20 пуль, ускорявшие снаряжение магазина. На каждые два ружья выдавался насос.

Изготовление требовало высокой квалификации. Жирардони поставил Габсбургам 1500 винтовок. Все собирал и подгонял сам. Точность работы такова, что после его смерти производство было остановлено — не нашлось столь же искусных мастеров. Повторить его качество удалось только в конце 19 в.: Себастиан Моран, вооружённый духовым ружьём, прячется в доме на противоположной стороне Бейкер-стрит, подстерегая Холмса.

Во времена Наполеона действия австрийских пограничников, вооружённых этой винтовкой, вызывали столь сильную злобу, что был отдан приказ расстреливать пленных, взятых с таким оружием, на месте. Пренебрегая правилами "благородной войны".

Кроме этого приказа, нет информации о каком-то особенном эффекте от данного оружия в Старом Свете. А вот в Новом с ними работала экспедиция Льюиса и Кларка.

Неизвестно как винтовки, созданные в Италии и изготовленные в Австрии для использования в Наполеоновских войнах, в 1803 году проделали путь до Америки. Но нельзя отрицать их вклад в успехи Мериуезера Льюиса (Meriwether Lewis) и Вильяма Кларка (William Clark) в освоении Дикого Запада.

Туземцы никогда не видели столь быстрой стрельбы. Винтовка, без использования пороха и огня, стреляла с достаточной силой, чтобы убить оленя. А свинцовые круглые пули .46 калибра продолжали и продолжали попадать в цель, поступая под собственным весом из трубчатого магазина. Представьте вытаращенные глаза индейцев после демонстрации подобной огневой мощи. И — "радость" младшего члена экспедиции, когда ему в конце дня поручалось накачать три-четыре ресивера.

Нет свидетельств применения этой винтовки для убийств в ходе экспедиции Корпуса Открытия от Сент-Луиса, Миссури до Каскадных гор в Орегоне, с 1804 по 1806 годы. Винтовка использовалась для демонстрации и охоты, но, можно сказать, и для устрашения.

Капитан Льюис понимал важность сохранения тайны. Он не только не объяснял принцип действия оружия, но и держал в секрете количество имевшихся у него винтовок. Индейцам оставалось предполагать, что каждый член экспедиции вооружён подобным чудесным оружием.

Ружьё Жирардони — "магазинная казнозарядная пневматическая винтовка с предварительной накачкой" — не вызвала у меня "яростной любви". При некотором раздумье становилось очевидно, что недостатки этого изделия, связанные с капризностью при изготовлении и использовании, в условиях 12 в. только возрастут, а преимущества — отсутствуют.

Винтовку сравнивали, естественно, с ружьями начала 19 века. Которые — пороховые.

Пневмат не давал такого грохота при выстреле, как мушкет или фузея. Его называли бесшумным, воровским, подлым...

Оно не бесшумное. Его "пук" — слышен. Как "теньк" тетивы лука. Выгоды нет.

Нет дыма при выстреле. Но и у лучника дым ниоткуда не валит.

Мало зависит от сырости — порох-то сыреет. Но и "правильный" лук в берестяной, например, обмотке — тоже слабо зависит.

Скорострельность? У Жирардони — 20 выстрелов в минуту. Мои ребята дают сходно. Даже и английские йомены, с их здоровенной лонгбоу и ярдовой стрелой, которую пока наложишь да тетиву вытянешь — заснуть успеешь, делали от 10-12 выстрелов в минуту.

Дальнобойность 150 шагов? — Это "олимпийская дистанция" для лучников. Мои — работают на 200. У Жирардони двадцатый выстрел — на 50 шагов, у моих — по-прежнему.

Длина ружья 1.2 м — по габаритам чуть проигрывает моим блочным.

Однажды в Пердуновке, после очередной "ночи любви", я надиктовал Трифе заметочку. Типа "Хорошо бы...". И снились мне тогда австрийские погранцы, марширующие сквозь чёрные клубы порохового дыма в белых кавалергардских мундирах с красными пожарными баллонами на изготовку в вышитых бисером ирокезских мокасинах.

Чуть позже, когда мы доросли до нормального лучного боя, заметка была дополнена вот такой критикой.

С резюме: "И сделать не могу, и незачем".

Ситуация начала меняться год назад, когда заработала домна. Пошёл металл, обладающий "однородностью в чушке". Потом мы поставили вагранки и начали перегонять чугун в сталь. Тигли и ванны, бессемеровский и томасовский процессы... Поставили прокатный стан — пошёл лист. Куча вещей делалось штамповкой.

Ещё нужны были изделия объёмные. Тут я вспомнил про "ротационную вытяжку металла". Чем бы железяки сильно "отротировать"? — Скоростные однонаправленные токарные станки уже были.

Лист стали зажимают в станке, раскручивают, прижимают простейшей приспособой, типа крючок железный, сбоку к неподвижной форме-болванке.

Топология вроде "таз бельевой" получалась за несколько минут. Более сложные, например — конусы, близкие к глубоким цилиндрам, приходилось формовать дважды, с отжигом в промежутке между этапами, и контролем толщины металла в местах сгибов — утонение 15-30%.

Сходно делалось много разных круглых металлических посудин. Те же резервуары для огнемётов. Появилась возможность изготовить и герметические ресиверы.

Второй элемент пришёл этой зимой. Когда я с кожемяками сцепился.

"Коллаген... при 50-60®C сваривается и становится резиноподобным".

Я, естественно, пытался экспериментировать... Эксперимент — удался, дерьмо — получилось. Резиноподобное. Осталось только выбрать наиболее подходящий для манжеты кусочек.

Появились у нас и приличные стали, из которых можно было сделать ствол такого ружья.

Тут тонкость: в пороховом ружье ствол раскаляется. Характерный кожух на ППШ, водяное охлаждение у "Максима"... У пневмата — наоборот. При расширении — температура воздуха снижается.

Пороховые газы тоже остывают при расширении. Но температура вспышки у чёрного пороха — 300®C.

"Каховка, Каховка — родная винтовка,

Горячая пуля, лети!".

Здесь — летит не горячая.

Я как-то провёл ревизию своих записей по теме "Жирардони".

По боевым качествам — проигрывает или не превосходит блочный лук — моё основное оружие дальнего боя.

Выкинуть? Забыть, как один из кунштюков научно-технического?

А если — не "дальнего"?

Из метательного на малые дистанции я использую метательные ножи. Штычки такие. Но они хороши на 5-8 метров. А дальше?

Дальше... ну вы поняли — всё просто.

Приклад-баллон, который у Жирардони на линии продолжения ствола, соединяем со стволом в стопочку. Там же воздух — ему всё равно куда давить. Ствол, который был 66 см, урезаем до 30. Выкидываем коробку, имитирующую замок обычного кремнего ружья, попутно теряем кучу мелочей, типа прицела-щитка, собачки со скобой. Вообще, перетаскиваем спусковой механизм к дулу. А к клапану на казённой стороне — ставим тягу.

И получаем... "кулачный обрез".

Не "кулачный щит" — такие здесь есть, дуэлянты носят на поясе.

Не "кулацкий обрез", который типа: "за своё майно против гадских коммуняк".

А именно — "обрез в кулаке".

Этажерка. В рабочем положении из кулака глядит дуло. Ствол лежит на ресивере, сверху, вблизи казённой части, сменный магазин с 22 свинцовыми пулями 9 мм, подпружиненный. Спереди, у дула — предохранитель и кнопка "пуск". Работа очередями не предусмотрена, только одиночными: нажал — затвор и клапан открылись-закрылись.

"Хрень в сборе" крепится двумя ремешками на локоть и на кисть. Предохранитель и "пуск" можно пальцами достать.

Ну этот интернациональный жест! Вы же знаете! Хлопнул себя ладонью левой по бицепсу правой и ворог увидел... "девять граммов в сердце".

Дуло из кулака торчит — можно работать.

Всё это прячется в рукав. В широкий длинный рукав китайского халата. В оба.

Понятно, что прицел здесь... не поставить.

Нужно, наверное, напомнить, что прицелов здесь нет.

Ме-е-едленно.

В этом мире нет прицелов.

Ни лазерных, ни коллиматорных, ни оптических.

Даже пары мушка-целик — нет.

Внедрение прицелов у моих лучников воспринимается как чародейство, повышение точности — результат волшбы, наложенных на лук заклятий. "Зверь Лютый" — "Колдун Полуночный".

И это единственный наблюдаемый пример во всём мире.

Итого.

У меня появилась приспособа, корректно убивающая на дистанции от 60 до 20 шагов — из-за урезания ствола упала дульная скорость пули.

Точность — никакая, работает как шмайсер — от бедра. Но — одиночными. Тяжёлая, длинная дура.

Достоинства: скрытность, многозарядность.

Для сравнения: русский кремнёвый пистолет образца 1809 года имел: калибр — 17,7 мм, длина — 435 мм, вес — 1.5 кг, ствол — 263 мм.

Мой "кулачный обрез" не был "оружием поля боя" — слишком капризная штука.

Ещё: здесь активно применяют разного рода защитные средства — щиты, доспехи.

А вот как спец.средство для быстрого поражения многочисленной толпы на малой дистанции — пригодно. Первые пистолеты-пулемёты тоже воспринимались как полицейское оружие.

Ещё: абсолютно уникальное свойство — из него можно застрелиться!

Ме-е-едленно.

Единственный в мире аппарат, дающий такую возможность.

До меня человечество могло удавиться, утопиться, отравиться, зарезаться...

Но вынести самому себе мозги... Только в стенку с разбега.

Я создал для хомнутых сапиенсов принципиально новую возможность!

Загляни в рукав и скажи себе — "пук!". И ты абсолютно свободен. Абсолютно! Даже твои мозги — совершенно свободно летают по свободным траекториям. Свободными каплями.

Я же свободогей! Вот — "гейзер свободы" сработал, мозги — полетели.

* * *

"Вот пуля полетела и ага.

Вот пуля полетела и противник мой упал".

Куски мозгов сотника Хасана полетели в разные стороны. Ташдар дёрнулся от ляпнувшегося ему на щёку ошмётка и окончательно "пал на лицо своё". А я продолжал "пукать" с двух рук в сплошную стенку людей за его спиной.

Охрана и свита не понимали происходящего. Нет обычных для таких ситуаций действий. Нет взмахов мечом, уколов копьём или натягивания лука. Нет очевидного источника опасности. Вообще — нет существенных движений.

"Лягушка не видит неподвижного".

Почему я и заменил "закатывание" пули с обязательным подъёмом ствола после каждого выстрела, чуть более сложным подпружиненным магазином.

Даже чисто внешне я сохраняю доброжелательное, вдумчивое выражение лица. Никаких оскалов, рычаний, "воплей победы и ярости". Дистанция — несколько метров, мы отчётливо видим мимику друг друга.

— Господа, вы в порядке? Ах, нет... И в чём же суть постигшей вас... неловкости?

Людей вдруг отшвыривает назад. Какая-то невидимая неведомая сила. Летят куски тел, голов и рук, сгустки крови и мозгов.

Ты успел вытащить меч? И куда? Где враг?! Откуда опасность?! Кого рубить?! — Команды нет, а сам... Ты судорожно оглядываешься, озираешься, ищешь врага... А его нет. А твой сосед вдруг улетает назад. У него, почему-то, пропала борода. Большая, чёрная, холёная борода — исчезла. Вместе с нижней челюстью. И там мгновение видны белые зубы и розовое нёбо. И хлынувший поток крови.

Кто?! Кто это сделал?! Откуда?!

Страшный удар в плечо сбивает тебя с ног. Кто?! Ты валишься с гребня косы на пляж. Ударяясь. Переворачиваясь. Захлёбываясь песком. Теряя сознание от боли. Темнота.

* * *

Однажды, в совсем другой АИ, в газете появилась заметка:

"...великий лорд и прославленный рыцарь сэр Саграмор Желанный снисходит до поединка с королевским министром Хэнком Морганом, коего именуют Хозяином, в удовлетворение за старинную обиду... Бой будет беспощадный, ввиду того, что названная обида была смертельной и примирения не допускающей".

Кларенс не мог не прокомментировать эту новость:

"Имена артистов — ручательство, что скучно не будет. Касса открывается 13-го в полдень, входная плата 3 цента, место на скамейке 5 центов. Чистая прибыль поступает в больничный фонд...

Все мы знаем и любим Хозяина, все мы знаем и любим сэра Саграмора, так придем же и поощрим обоих... Не пожалеете — отлично проведете время. На месте продажа пирожков и камней, чтобы разбивать их; а также специального циркового лимонада — три капли лимонного сока на бочку воды...".

Поединок начался традиционно:

"Из своего шатра выехал великий сэр Саграмор, огромный, величественный и неподвижный, как железная башня; огромная пика его торчала также недвижно и прямо, сжатая могучей рукой; морда и грудь его огромного коня были закованы в сталь, а туловище покрыто пышной попоной, которая свисала почти до земли. О, величественное зрелище! Его приветствовали криками восхищения.

Затем выехал и я. Но криками меня не приветствовали. Сначала наступило молчание, красноречивое и полное изумления, потом грянул взрыв хохота и прокатился по всему этому человеческому морю, но тотчас же был оборван предостерегающим звуком рога. На мне был простой и удобный гимнастический костюм — телесного цвета трико и короткие пышные пуфы из синего шелка; на голове моей не было никакого головного убора. Конь у меня был невелик, но быстрый, гибкий, с мышцами, как пружины, и стремительный, как борзая".

В отличие от Янки у меня не было ни коня, ни трико. Только шёлковый халат. Да и то — не синий, а красный.

И никто не кричал мне из зала:

— Держись, тощий Джим!

"Королева воскликнула:

— Как, сэр Хозяин, вы собираетесь сражаться голый — без пики, без шпаги, без...

Но король оборвал её и вежливо дал понять, что это её не касается".

Ни одна королева не волновалась по поводу того, что я голый. В смысле — без пики. Да и зачем? Наличие "пики"... или "шпаги"? — дарованной нам природой, не зависит от одетости.

"Длинный меч сэра Саграмора описал в воздухе сияющую дугу, и вот он, великолепный рыцарь, понесся на меня. Я не двинулся. Он приближался. Я не шевельнулся. Зрители были так взволнованы, что кричали мне:

— Беги, беги! Спасайся! Это смерть!

Я не сдвинулся и на дюйм, пока этот громовержец не подскакал ко мне на пятнадцать шагов; тогда я выхватил револьвер из кобуры; гром, молния — и револьвер исчез в кобуре, прежде чем кто-либо сообразил, что случилось.

Конь без всадника пронесся мимо, а на земле лежал сэр Саграмор, мертвый, как камень".

Всё-таки Янки подцепил эту заразу — дух рыцаризма и закруглённого стола. Даже прагматизм настоящего янки — дал трещину. Столько сил и времени потрачено впустую! Игры в "конные пятнашки", манерничание с лассо. Да и сама идея поединка... Там же и убить могут! А кто прогрессированием будет заниматься?

В конце всё-таки собрался: грохнул озлобленного туземца, пока тот железякой сдуру размахивал, из "Миротворца" на 15 шагах. И пусть знает своё место — "мёртвый, как камень".

Но этого мало! Вот чем реформатор отличается от героя!

Мало выиграть поединок, демонстрируя персональные храбрость и искусность — надо превратить личную победу в социальное явление.

"— Это доблестный вызов и достойный тебя, — сказал король. — Назови же имя того, с кем ты хочешь сразиться первым.

— Ни с кем в отдельности, я вызываю всех! Я стою здесь и вызываю на бой все рыцарство Англии — не поодиночке, а всех вместе.

— Что? — воскликнули разом два десятка рыцарей.

— Вы слышали вызов. Принимайте его — или я назову вас малодушными трусами, всех до единого.

...В одно мгновенье пять сотен рыцарей вскочили в седла, и не успел я опомниться, как они уже стройными рядами, гремя оружием, неслись на меня. Я выхватил оба свои револьвера, взглядом измеряя расстояние и подсчитывая шансы.

Я знал, что жизнь моя висит на волоске: если и одиннадцатый выстрел не убедит их в моей непобедимости, двенадцатый противник убьет меня наверняка. И я почувствовал себя счастливым, когда после падения девятого всадника я заметил колебание в рядах врагов — признак приближающейся паники. Если бы я упустил это мгновение, все погибло бы. Но я не упустил его. Я поднял оба револьвера и прицелился. Мои противники остановились, потом повернули коней и бросились врассыпную.

Битва была выиграна. Странствующее рыцарство как учреждение погибло. Началось шествие цивилизации. Что я чувствовал? Ну, этого вы и представить себе не можете".

Янки выбивал из благородных рыцарей короля Артура мозги посредством пороховых револьверов Кольта. Вбивая в страну цивилизацию. У меня нет ни пороха, ни револьверов, ни Кольта. И что? Разве такие мелочи могут остановить настоящего прогрессора, законченного либераста и закоренелого дерьмократа? Нефиг было на меня свою железку обнажать! И учтите: у меня многозарядность много больше!

"Что я чувствовал? Ну, этого вы и представить себе не можете".

Разве что Хануман понял бы:

"Как в день преставления света, зловещею тучей

Глядел Хануман и разбрызгивал пламень летучий".

В этот раз у меня не было "летучего пламени", но и "летучий свинец" — тоже годится. Главное, чтобы у него была приличная "дульная скорость".

"Кулачный обрез"... Эта странная конструкция стала прародительницей целого ряда устройств.

Отсутствие пороха отменяло ряд очевидных, как казалось, требований к конструкции и материалам. Начиная с запала, гильзы, шомпола. Разделение толкателя (воздуха) и снаряда (пули) создавало проблемы и открывало возможности.

Мы не могли перейти к давлениям в 200 атм, как это сделано в ружьях 21 в. Но удвоить оказалось возможно. Строили конструкции с редукторами, что, конечно, снижало дальнобойность, но уменьшало разброс дальности между первой и последней пулями. Делали монстры с несколькими ресиверами. Для увеличения дульной скорости уменьшали калибр и увеличивали длину ствола.

Для двух основных классов массового вооружения — пехотных винтовок и кавалерийских револьверов — пневматика не пошла. А вот спец.применения получались неплохо. Например, мои морпехи очень полюбили "абордажную поливалку" — отчасти похожую по компоновке на гибрид Максима 08/18 и Мадсена. Она позволяло буквально сметать с палуб команды захватываемых кораблей.

Одно из направлений привело нас к аналогам USS Vesuvius (Корабль Соединенных Штатов "Везувий"), вооружённых пневматическими пушками. Давление в 70 атм поступало из баллонов у киля. Туда воздух накачивался корабельным компрессором. Пушка забрасывала 100 кг за 3-4 км в хорошем темпе.

Были созданы и более лёгкие варианты — "тачанки". Подкачка "от колеса" при выдвижении на позиции, позволяла создавать приличное давление, а длинный ствол — пристойную дальнобойность. При использовании по слабобронированным густым толпам противника — получалось эффективно.

Прошло несколько лет.

В одном далёком-далёком городе, в большом-большом доме, сидел важный-важный человек. Слуга открыл дверь, и в зал вошла крупная, несколько полноватая женщина в скромном полумонашеском одеянии.

— Вон! Все вон! — закричал важный-важный человек. И все советники и приближённые торопливо покинули помещение. "Пока не началось". Ибо важный человек был страшен в гневе.

— Что это?! — в ярости закричал важный человек, размахивая листком пергамента.

— Не знаю, — ответила скромная женщина. — Отсюда не видно. Ты бы прочитал вслух.

Важный-важный человек злобно уставился в пергамент. Потом отодвинул лист на длину вытянутой руки.

— Попробуй мои, — сказала скромная женщина, подходя к важному человеку и доставая из кошеля на поясе круглые очки со сломанной и примотанной ниткой дужкой (они оба страдали от дальнозоркости).

Мужчина раздражённо фыркнул, но принял очки, нервно дёрнулся, пристраивая их на своём носу и, придерживая рукой, начал читать:

"И тогда собравшиеся со всего края благородные бароны и рыцари пришли к общему решению и всем собранием отправились к дому, в котором остановилась герцогиня. И они кричали, и били герцогских слуг, и требовали, чтобы герцогиня вышла к ним. И госпожа вышла к ним в сопровождении двух служанок. И бывшие в толпе прелаты и аббаты приблизились к ней и изложили требования собравшихся. А герцогиня внимательно выслушала их и ответила одним словом — "Нет".

Тогда собравшиеся возмутились и, возбуждая себя криками, обратились к герцогине с угрозами и обидными словами, называя её так, что даже и перо моё краснеет от стыда и не решается воспроизвести те слова на пергаменте. А многие из присутствующих дворян обнажили клинки и сказали, что не отпустят её, пока она не согласится со всеми их требованиями".

— Экие мерзавцы, — сказала скромная женщина. Важный человек поднял на неё глаза и произнёс следующую прочитанную фразу:

— "И тогда госпожа многих из них убила, а остальных убили вышедшие из её дома воины".

— Да ты что? — удивилась скромная женщина.

Несколько мгновений важный человек не находил слов и просто тряс листом пергамента перед собой.

— Что?! Что всё это значит?!

— Это? Наказание. За преступление. Торжество справедливости и восстановление законности. Придурки восстали против моей дочери. И понесли наказание.

— Как?! Каким образом?! Что за колдовство, какую богомерзкую волшбу обрушила твоя дочь на головы, пусть и заблудших, но христианских рыцарей?!

— Ах мой милый рыжебородый друг, — сказала скромная женщина, толкнув важного человека в грудь, так, что он вынуждено откинулся на спинку кресла, — у всех женщин есть свои маленькие женские секреты, — продолжила она отбирая двумя пальцами злополучное донесение из рук важного человека и расстёгивая на своей груди платье.

— Ну, конечно, — всё ещё ворчливо произнёс важный человек, чувствуя, как завязки его гульфика обретают полную свободу, а бёдра его длинных и несколько тощих ног наоборот, принимают на себя тяжкий, но и приятный гнёт горячего женского тела, — вы там на Руси доите шерстяных слонов. О-о-ох...! А по дорогам у вас медведи бегают. Ваше основное ездовое животное...

— Это... а-ах!.. глупые выдумки... а-ах!... у нас нет дорог... о, О, О!

Поздним вечером важный человек, отходя ко сну и улыбаясь приятным воспоминаниям о событиях сегодняшнего дня, вдруг сообразил две вещи:

— исчез пергамент с донесением. А там, кроме описания странного побоища, содержался и перечень главарей мятежников,

— конечно, как же можно ездить на медведях по дорогам? У медведей же когти невтяжные! Любое дорожное покрытие быстро придёт в негодность.

В другом доме в том городе скромная женщина писала в письме:

"Доченька, я очень рада, что тебе удалось собрать всех своих придурков в одно место. Но, прошу тебя, будь осторожнее. Шесть рукавных плевательниц — хорошо. Однако тебе вовсе не было необходимости самой этим заниматься".

Она вложила письмо, вместе с прихваченным днём пергаментом, в тубу, запечатала и отдала гонцу со словами:

— Шнеллер-шнеллер, лос.

* * *

Ну вот. Нафигачил до фига. Ишь как резво разбежались. Значительно быстрее, чем приходили. "Кавырляют". Живенько так, с повизгиванием.

Стыдно, нарушил правило офицера: последний патрон — оставить себе. Увлёкся.

Надо бы послать Сухана добить ползающих. И собрать ценности. У этого Хасана — ножны красивые. Поди, и клинок из непростых.

Фу, Ваня, фу. Главное — люди.

— Достопочтенный хаджи Абдулла, я воистину рад видеть тебя. Оставим же сию юдоль печалей и средоточие горестей. Прошу тебя, не побрезгуй моим скромным гостеприимством.

Абдуллу пришлось поднимать — сам встать не мог. Крепко поддерживая под ручку, спуститься к Волге. Рявкнул на молодёжь — прибежали "матерщинник" с "пикинёром". А что, сами помочь дедушке подняться на кораблик — сообразить не могли? Сухан внимательно прикрывал тыл, но желания присоединиться к нам у расползавшихся с места побоища "партнёров по переговорам" не наблюдалось. Погрузились, отскочили на пару сотен шагов, пришвартовались к расшиве.

Я так понимаю, что все с нетерпением ждут подробного описания — как я ташдара... в смысле — как в прошлый раз... поминая, возвратно-поступательно, все имена Аллаха...?

Вы мне льстите. Я, конечно, как пионер — "всегда!". Но не сейчас. Сейчас на кону под сотню голов моих людей. И две с половиной тысячи караванских. И моя личная! Между прочими.

"Делу — время, потехе — час" — русская народная мудрость. А у нас тут... пол-одиннадцатого. До часа — время есть. Для "делов понаделать".

Глава 500

Абдулла был невысок, грузноват. И — потрясён. Стоило отпустить его, как он съехал на колени.

— Многомудрый хаджи Абдулла, ташдар блистательнейшего и победоноснейшего эмира Ибрагима, да продолжаться его дни по воле Аллаха, судьба снова свела нас. Такова воля Всемогущего! И это — радует. Но я вижу печаль на твоём лице. Поделись же своими заботами, и, может быть, я помогу тебе. Кстати, как поживает твой внук Абдулла?

Ну очевидно же! Вот я вогнал четыре десятка тяжёлых свинцовых шариков в сплошную стенку его сопровождающих, завалил мясом, мозгами и кровавыми ошмётками кусок песчаного холма. Там сейчас орут раненые, которых пытаются вытащить их соратники. Там на десятки шагов загажен пляж. Разными человеческими... субстанциями. Теперь самое время поговорить о погоде. Или об успехах подрастающего поколения.

Тут Абдулла заплакал.

Пришлось дать ему спирта.

И — запить.

И — закусить.

И — продышаться.

— Итак, о дорогой моему сердцу хаджи Абдулла, светоч мудрости и столп благочестия, я весь во внимании. Внимаю всей душой своей, душой, возликовавшей при виде столь дорогого мне хаджи Абдуллы, устремившейся к источнику мудрости и саду размышлений в твоём лице. Взор мой открыт и уши мои распахнуты. Сообщи же мне твою историю.

Ташдар, как я помню, не отличался слезливостью, но тут его пробило из всех дыр. В смысле — насморк. Вытирая рукавом дорогого халата то пот, то сопли, то слёзы, всхлипывая и стеная, он поведал мне о своих неприятностях.

* * *

Ткань мира — плотно сплетена. Потянув одну нить, вы сдвигаете многие. А то, что спустя столетия, вы не видите ни первой нитки, ни последующих... Что вам до того? Вы-то в полотне, которое возникло уже после. И не можете сравнить с тем, что было бы, если бы первую — не потянули, если бы последующие — не сдвинулись. Но для тех, кто живёт во время смещения нитей — это и есть жизнь.

"Чтобы тебе жить в эпоху перемен!" — старинное китайское проклятие.

Бряхимовский поход потряс эмират. Впервые со времён Святослава-Барса и Владимира-Крестителя "северные варвары" обрушились на внутренние земли "Серебряной Булгарии". Два века правоверные ходили к Мурому, Суздалю, Ярославлю... Иногда аллах даровал им победу и добычу, иногда нечестивым удавалось отбиться. Но два века благословенные берега Итиля не видели русских ратей, не слышали грубых и наглых голосов гяуров, звона их варварских мечей.

Увы, аллах отвернул своё лицо от своих рабов. Гяуры разорили четыре города. Разорили Янин. Который лежит у верхнего края Камской Дельты. А у нижнего, как всем известно, лежит Ага-Базар. Главная торговая площадка всего Поволжья. И столица — Великий Булгар. Столица, основанная великим Аламушем.

Здесь, на плато Трёх озёр — средоточие мудрости, источник благочестия, центр величия.

Здесь — дом блистательнейшего эмира.

Его разорение было бы величайшим несчастьем для всего народа. Конечно, Аллах не допустит такого унижения. И во всех мечетях зазвучали молитвы, призывающие на головы неверных самые страшные казни и беды.

Всепобеждающий — всех победит. Аль-Матин (Могущественный) — всех отматерит, Аль-Хафид (Унижающий неверующих) — их всех унизит, а Ар-Рафи` (Возвышающий уверовавших) — нас всех возвысит.

Это — несомненно. Ибо — очевидно.

Но, кроме верующих, есть думающие.

Способность русских придти сюда, к устью Камы, бывшая долго время только декорацией в народных песнях и преданиях о героических подвигах древних героев, захватить здесь город, чего прежде не бывало, заставила одних обратиться к молитвам, других — к размышлениям.

До эмира дошло, что бешеные русские могут в любой момент свалиться многочисленным войском на Волжский берег. В четырёх километрах от Великого Булгара. И дальше вовсе не факт, что Аль-Матин, Аль-Хафид и Ар-Рафи`... даже вместе с Аль-Лятыф (Оказывающий милость рабам своим)...

А вдруг "милость" будет в неожиданной, особо извращённой форме? — Пути господни неисповедимы.

Ибрагим решил перенести столицу в Биляр.

На Руси говорят: "от греха подальше".

И это правильно: с этих времён русские летописи называют Биляр — "Великий Город".

Там, "в затишке", удалившись от опасного, торного, Волжского пути, расцветёт новая столица эмирата.

Не связанная уже со степными маршрутами. А ведь было время, когда караваны верблюдов ходили от Булгара до Киева.

"От Булгара до границы Руси — 10 остановок, от Булгара до Куябе (Киев — авт.) — 20".

Так описывают Джайхани и Идриси этот маршрут, протянувшийся по водоразделам Волги и Суры, Оки и Дона на 1500-1600 км. Путь торговые караваны проходили за 60 дней, делая через каждые три дня (70-80 км) — периодические остановки в специальных пунктах-манзилях.

Новая столица означает пренебрежение русским и варяжским транзитом. Бобров нет, торг падает, прибыль уменьшается... а риски — растут.

Булгария выросла: Йуру и Вису дают достаточно "северных товаров". Остальное — булгары делают сами. Так к чему же рисковать, сидя на рельсах перед разгоняющимся "русским паровозом"?

Биляр — тупик. Не "проходной двор", как Ага-Базар, Итиль, Новгород, Киев... Как множество других городов мира.

Перенос столицы из транспортного узла в центр довольно богатой, густонаселённой области?

Это означает, например, изменение налоговой политики, перенос тяжести с "чужих", "прохожих", на "своих", оседлых. На ремесленников и земледельцев. Наличие выросшей за два века после Аламуша, достаточно стабильной, эффективной собственной экономики.

На мой взгляд — очень разумное решение. Я — "за". Для меня Волга, прежде всего — транспортная артерия. Дорога, которую нужно пробить насквозь. Чем меньше разных "чудаков" сидит на путях — тем лучше.

Переезд правителя затронул всё его окружение. Одни вельможи были приближены к престолу, другие же наоборот — утратили своё влияние.

В числе первых был шихна Биляра. Эмир, столкнувшийся из-за переезда со множеством бытовых и организационных проблем, благосклонно заметил административные успехи "директора рынка" и приблизил шихну к себе. Уже и другие сановники, почуяв возвышение шихны, поспешили засвидетельствовать ему свою почтение. Даже и визирь кинулся искать дружбы восходящей звезды эмирского дивана.

Тандем шихны и визиря стал весьма влиятелен. Шихна опирался на купеческую верхушку, а, значит, имел деньги. Визирь — на родовую аристократию, выставляющую вооружённые отряды.

В Биляре стремительно складывалась новая камарилья. Ташдар же, оставленный для присмотра за прежней столицей, оказался лишён милости благороднейшего и счастья лицезреть его ежедневно.

Абдулла был богат, занимал высокую и доходную должность. Но всё это — не более чем придорожный прах без благоволения блистательнейшего.

Едва положение ташдара покачнулось, как придворные шакалы накинулись на него. Ни многолетняя служба и дружба с Ибрагимом, ни высокая должность не могли защитить его. Эмир был занят новой игрушкой — обустройством столицы и не находил времени для бесед со своим старым слугой.

Среди множества прегрешений, которые ставили злопыхатели в вину ташдару, было и заключение мира в Янине. В частности — поставки различных ресурсов во Всеволжск согласно "Меморандума". Это представлялось как злонамеренный обман блистательнейшего с привкусом казнокрадства "в тяжёлую годину бедствий народных".

С другой стороны, эмир "блюл честь" и просто отказаться от подписанного им обязательства — не мог.

"Ты всё испортил — ты и исправляй". И Абдуллу отправили послом на Русь.

* * *

— И вот, друг мой Иван, мне было велено договориться об изменениях в твоём соглашении с блистательнейшим. И проследить, чтобы купцы из числа подданных благороднейшего могли беспрепятственно пройти через твои земли. А также сообщить Суздальскому князю слова мира и дружбы и убедиться, что все правоверные свободно покинули его владения. И присмотреть за обустройством нескольких святых людей, мулл и баб, которые будут жить в твоём городе и принесут свет истинного учения в здешние лесные чащобы. Такова воля эмира Ибрагима, да пребудет с ним милость Аллаха.

— Друг мой Абдулла, ты сообщил мне важные вести. Но прежде всего — вознесём же молитву Всевышнему. Бисмил-ляяхь. Аллаахумма джаннибнаш-шайтаанэ ва джаннибиш-шайтаана маа разактанаа. (Начинаю с именем Господа. О Всевышний, удали нас от Сатаны и удали Сатану от того, чем Ты наделишь нас).

Хорошая молитва. Вообще-то, читается перед супружеской близостью. Но, по-моему, хорошо подходит к любому групповому занятию. Как в УК РФ: "два и более лиц". Здесь у нас — дипломатические переговоры. Чем не секс? Хорошо бы, чтобы обе стороны ушли... удовлетворёнными.

— Хвала Аллаху — Господу миров, мир и благословение Аллаха пророку Мухаммаду, членам его семьи и всем его сподвижникам! Аллах в Священном Коране говорит: "Берите же то, что дал вам Посланник, и сторонитесь того, что он запретил вам. Бойтесь Аллаха, ведь Аллах суров в наказании". Так испугаемся же Аллаха! Задрожим, побледнеем и обделаемся от страха. И возьмём, наконец, то, что дал нам Пророк.

— Э... А что именно? Ну... в смысле... Пророк дал...

— Мир. Мир, Абдулла. Ибо когда пророка Мухаммеда спросили: — Какое дело является наилучшим? — Он ответил: — Вера в Аллаха и Его посланника. — И ещё Его спросили: — А после этого? — И Он ответил: — Борьба на пути Аллаха. И вот, пойдём же по этому пути. И поборемся. Там же. Ты объясни по простому: с какого хрена вы погост мой разнесли?

— Мы... эта вот...

— Достопочтенный хаджи. Не надо вилять. Ты знаешь как я отношусь к тебе. Как к мудрецу и учителю! Ты! Только ты можешь дать мне свет просвещения и воду премудрости! Ибо ты — хаджи! Первый хаджи на моём пути! Ибо хадж — из наилучших деяний для правоверного! Каково же будет оскорбление Пророку, если из-под твоей зелёной чалмы, из уст, припадавших к Чёрному камню Каабы, вкушавших хрустальную чистоту источника Зем-Зем, вдруг польётся муть недомолвок и яд обмана? Изложи же мне правду, бисмиллахир-рахманир-рахим (Во имя Аллаха, Милостивого ко всем на этом свете и лишь для верующих в День Суда).

Правду... Правда выглядела так, что у Абдуллы снова потекли слёзы. Хорошо, что Николай уже раскочегарил свой самовар.

Николай у нас путешествует с самоваром. Любит, знаете ли, мой главный купец "чай от пуза" погонять. С полотенечком на шее. А нынче мотивировал самоварничение повышением боеспособности. Типа: а вдруг нехристи на приступ пойдут? — А тут я, уже с кипяточком наготове.

Ташдар, "отполировав" травяным отваром принятое "на грудь" прежде, окончательно успокоился и, несколько осовев, честно изложил подробности:

"Судьба приголубит тебя, обоймет,

Твой слух обласкает речами, как мед,

И, мнится, к тебе благосклонна она,

И щедрой любви, и заботы полна,

И счастлив ее благосклонностью ты,

И ей поверяешь ты сердца мечты,

— А то вдруг такую игру заведет,

Что кровью все сердце твое изойдет.

Устал я от этой юдоли скорбей.

Дай, Боже, от мук избавленье скорей!".

Убедительно. Исчерпывающе.

— Достопочтенный ташдар цитирует еретика-исмаилита Фирдоуси?

— Х-ха... Я был на его могиле в Тусе. Это был великий человек. Не оценённый правителем, но восхваляемый потомками.

— Да, Махмуд Газневи был возмущён упрёками в стихах по поводу ненаследственности его власти.

* * *

Был такой... Махмуд. Вёл завоевательные походы в Северную Индию под лозунгом "священной войны" мусульман с "идолопоклонниками-индусами". В результате только одного такого похода, — а всех походов было 17, — вывез из Индии 57 тыс. рабов, денег и ценностей на 20 млн. дирхемов и 350 слонов. В это время в его собственном Хорасане свирепствовал такой голод, что только в округе Нишапура погибло свыше 100 тыс. человек.

Потом-то он отправил 60 тыс дирхемов, по монетке за каждый стих, поэту. Но того уже вынесли вперёд ногами.

* * *

— Но ты не ответил: так с какого хрена вы погост мой разнесли? Ты отдал такой приказ?

— Нет!

— Ты позволил другому отдать такой приказ?

— Н-нет...

— Когда это злодеяние случилось — ты наказал виновных?

— Н-н-нет...

— Почему?

— Э...

"Доколе рассудок во мраке, вовек

Отрады душе не найдет человек".

— Так освети! Освети мрак рассудка и обрети отраду душе!

Ещё при встрече в Янине я понял, что ташдар временами "тормозит". Это — не глупость, он умный человек. Но столкнувшись с новым, неожиданным...

"Если не знаешь что делать — не делай ничего" — вот он и отбивается от меня стихотворной классикой.

— Друг мой Абдулла, я в восторге от твоей премудрости, от блаженных звуков величайшего творения на фарси — "Шахнаме". Но там шестьдесят тысяч стихов! Она вдвое больше "Иллиады" и "Одиссеи" Гомера, вместе взятых! В десять раз длиннее Корана! Я готов слушать тебя с утра до вечера и с ночи до утра! Но подумай о твоих спутниках по каравану! Они же просто умрут с голоду, пока я буду вкушать восхитительную "Книгу Царей" в твоём исполнении. Ибо, не закончив дела, я не выпущу их отсюда. Вспомни же о своём человеколюбии, досточтимый.

Абдулла помялся, дёрнул ещё чуток спиртяшки и поделился деталями.

Яниновский мир многих не устраивал. Особенно тех, кого не били в Бряхимовском походе. Булгарскую знать, в частности. Их стыдили за то, что они не приняли участие в изгнании полчищ гяуров. И прижимали имущественно, указывая на бесполезность в "деле обороны отечества и веры". Эти люди хотели реванша, и визирь стал их знаменем.

Моя манера останавливать караваны на Волге и поход Сигурда, спустившегося по Каме, взволновали купцов. Но если дальние торгаши ("гости") из Ага-Базара, пообщавшись со мной, хоть и зудели недовольно, но понимали неизбежность и находили в ней выгоды, то лавочники из Биляра, на которых "гости" и переложили снижение прибыли, были уверены в возможности легко получить огромные доходы.

Городские лавочники всегда завидовали байкам о сверх-прибыльности дальнего торга. Но, привыкшие к довольно мирному, безопасному существованию под властью эмира — не оценивали адекватно риски.

"Клонд-а-а-айк!" — вопила их жадность. Достаточно лишь сковырнуть Всеволжск.

"За морем телушка — полушка. Да рупь — перевоз" — второй части этой мудрости они не чувствовали.

Шихна Биляра не препятствовал "стремлению народных масс". Наоборот — возглавил.

Вот эта парочка (шихна и визирь) провела миленькую интригу. Вызвали раздражение эмира против ташдара, добились его отправки послом. И — "подложили свинью". На роль хряка был назначен брат шихны сотник Хасан. Который, опираясь на многочисленность и вооружённость своих людей, а более — на высоких покровителей, практически подмял под себя караван, при первой же возможности устроил провокацию в Усть-Илети.

Теперь я должен был отомстить, "казус белли", повод для войны. С учётом понимаемого в Биляре соотношения сил, неспособности княжеств Залесья выставить прямо сейчас серьёзные войска, война вполне могла бы быть успешной. Аристократы пожали бы лавры, а купцы — прибыль.

Однако не всё прошло планово. Мои люди в Усть-Илети — разбежались. А я сам — "затормозил".

Не было боя. Не пролилась кровь правоверных. Не случилось "разбойное нападение злобных иноверцев на мирных торговцев, пытавшихся лишь прикупить пару овец для пропитания страдающих от худого корма караванщиков".

Ситуация оказалась неопределённой. "Казус белли" не вытанцовывался.

Абдулла постоянно возвращался к "Устал я от этой юдоли скорбей" — для него произошедшее явилось крахом всего жизненного пути.

Он прожил довольно успешную, благополучную жизнь. Судьба была к нему благосклонна. С самого детства он служил эмиру. Служил верой и правдой. Ибрагим был для него не только грозным хозяином, не только единственным законным, данным богом, государем, но и любимым "младшим братом". Нуждающимся в постоянной, хоть и неявной, опеке, помощи, защите.

Отношения формальные — сословные, иерархические — за десятилетия жизни бок о бок трансформировались в отношения личностные, межчеловеческие. Ритуалы и одежды, титулы и клятвы утрачивали своё значение, оставались лишь внешней оболочкой, скорлупой, внутри которой существовали две просто человеческих души, с их взаимным притяжением или отталкиванием.

Абдулла обладал умом, энергией, храбростью. Но не хвастал этим, предпочитая оставаться в тени, "не дразнить гусей".

В Янине, и во время переговоров, и позднее, провожая нас, ташдар рисковал жизнью. Так думал он сам, так думали многие в эмирате: что придёт в головы бешеным русским гяурам — непредсказуемо. Они же неверные! Не чтут Пророка, не следуют шариату! Звери дикие...

Ташдар проявил несколько неожиданные для придворного стойкость, самообладание. И снова попытался уйти в тень. Не хвастал своими подвигами, не требовал наград. Это вызывало подозрения — люди судят по себе.

"И на груди его широкой,

Одна, но в несколько рядов,

Его медаль висела кучей.

И та — "за выслугу летов".

А здесь-то — можно ж и за дело получить!

Его участие в заключении мира выглядело, для некоторых, как государственная измена. Это — типичная оценка деятельности переговорщика, которому приходиться вытаскивать страну из дерьма.

— Вот если бы меня послали — я бы их всех... в бараний рог, на колени...

Из числа "диванных стратегов" в эту эпоху есть не только те, которые "на диване", но и которые — "в диване". В смысле: в совете при эмире.

Поток слухов и кривотолков, вливающихся в уши правителя, произвёл эффект. Измена — нашлась.

Правда — с другой стороны.

Конечно, эмир не может изменить ташдару. Но человек по имени Ибрагим изменил человеку по имени Абдулла. Изменил не телом, но душой. Лишив внимания, заботы, доверия. Пренебрёг и оттолкнул.

Именно об этом, о боли душевной, плакался мне Абдулла, размазывая слёзы по лицу, мешая русские, тюркские и арабские слова.

Столетие назад бывший раб и "мойдодыр" сельджукского султана основал род хорезмшахов. Абдулла не был столь честолюбив. Не потеря возможных титулов шихны и мукты, мутассарифа или вали в каком-нибудь, пусть бы и богатом городе "Серебряной Булгарии", мучило душу, но потеря давнего друга, предательство его.

Наконец, силы его, истощённые событиями сего дня, включая противоестественные, свойственные лишь дэвам, вырвавшимся в божий мир из пекла, и, в безумии своём, рвущих на части всё живое, ослабленные спиртом и чаем, оставили ташдара.

"И Шахразада прекратила дозволенные речи".

В смысле — Абдулла задремал, глупо приоткрыв рот и привалившись к какому-то тюку на дне расшивы.

— Разъедрить тя по кумполу! Э... Господине... Не-не-не! Не надо за ухи! Тама... эта... вчерашний пришёл. Ну, курке мар с Веткень мастор. Мать его... Ухи-ухи-ухи...!

Ну и как в таких условиях работать? Ведь сказал же чудаку! Не понимает. Хотя прогресс имеется — словарный запас расширился.

Стоило подняться над бортом расшивы, как стала видна причина. Причина пылания левого уха моего вестового: метрах в двадцати на бережку стоял нервно дёргающийся вчерашний суваш. В чёрных портянках и испуганном выражении на лице.

В мордве сувашей называет видками, а черемисы — курке марами. Сувашия — Ветькень мастор, "Сувашская земля". Мой вестовой наслушался разного и теперь безбожно смешивает этнические названия из разных фольков.

— Эй! Русски! Моя говорить! Секир-башка нет! Кышыл — жок, сез — ие! Ташдар беруге! (Сабля — нет, слово — да. Отдай ташдара.)

По выражению лица — не сам пришёл. С таким свежим фингалом... откомандировали и настоятельно посоветовали. Ага, а вон дальше на бережку группа посылальщиков. Присматривают за своим гонцом, брошенным на съедение красно-халатному лысому пулемёту.

— Ну, что смотришь? Драноухий грязнояз. Переводи.

"Матерщинник", придерживая опухающее ухо, приступил к беседе со своим вчерашним недобитым знакомым. А я автоматом поймал взглядом "пикинёра".

Точно: Кавырля прижался к борту с пикой в руках. Аж дрожит от злобы, от надежды запулить этой палкой в своего вчерашнего обидчика, в убийцу своего отца.

Тяжко мне с ними будет. Когда придётся здесь мир устанавливать.

Парень почувствовал мой взгляд, оглянулся. Погрозил ему пальчиком. А что ещё делать? Промывка мозгов хотя бы до уровня апостола Павла — "нет ни еллина, ни иудея" — времени требует.

Молодёжные вопли переговорщиков далеко разносились над речной гладью и несколько нервировали. Хотя суть понятна: из трёх лидеров в караване — ташдара, сотника и караван-баши — остался последний, Муса. Мы с ним знакомы, и оба убедились во вменяемости друг друга.

Будь расклад чуть другой — огромная толпа испуганных мужчин, вереща и вопя от страха, кинулась бы на прорыв. И по озеру, и по берегу. Вот бы мы их тут штабелями набили!

Мечта идиота. В смысле — героя-попандопулы.

Но Муса уже знает, по прошлым встречам, что у меня каждый раз появляются какие-нибудь новизны. Такого... боеспособного сорта. "Чайники" из Билярских лавочников, может, и полезли бы, но "ветераны" видят синепарусного монстра, поломанные и порванные тела своих попутчиков на берегу после... непонятно чего. И разумно предполагают, что у меня ещё какая-то убийственная хрень найдётся.

Пришлось позвать переговорщика на расшиву, показать ему спящего ташдара. Который при пытке разбудить, обругал всех как-то... изощрённо. Похоже — цитатой из "Шахнаме" на языке оригинала. И снова спать завалился.

Только часа через три, когда ташдар проснулся, умылся, опохмелился — я смог продолжить.

— О многомудрый хаджи Абдулла, пока ты вкушал послеобеденный сон и набирался сил, я прикладывал свои скромные умственные возможности, для разрешения возникшей проблемы. Готов ли ты выслушать? — Итак, корень всех бед лежит в отношении блистательнейшего и победительнейшего эмира Ибрагима к тебе. Молва связывает тебя с мной. Если эмир недружествен тебе, то он враждебен и мне. Утрата дружбы благороднейшего — великое несчастие для нас обоих.

Не надо мании величия. Конфликт Булгар-Всеволжск — из мелких "отходов производства". Главное для всякого человека — он сам. Так поговорим же о страданиях "оси мира" — о муках души почтеннейшего хаджи.

Абдулла тяжко вздохнул. И горестно запил осознание этой мировой трагедии чаем с мелиссой.

— Но обратим же пытливый взгляд разума ещё глубже — в корень корня. И что же откроется там, о благочестивейший? — Мерзость. Увы, низкие душонки, переполненные алчностью и глупостью, пустейшим тщеславием и себялюбием, наполнили взор победительнейшего и заполонили слух благороднейшего! Подобно мерзким мошкам мельтешат они перед его ясными очами, подобно навозным мухам наполняют своим жужжанием его чуткие уши.

Абдулла сокрушенно согласился со мной, покивал головой и произнёс подходящий случаю аят.

Я не понял. Поэтому просто сделал умное выражение лица, сочувственно вздохнул, издал, подобно Чичикову, "несколько звуков отчасти похожих на французский", здесь — арабский, и продолжил:

— Ты спросишь меня, о достопочтенный хаджи, есть ли способ освободить взор и очистить слух владыки? И я отвечу тебе — есть! Надлежит лишь изгнать источники жужжания и причины мельтешения. И вновь ты спросишь меня — каковы же средства для такого изгнания? И вновь отвечу тебе, о дорогой моему сердцу хаджи Абдулла. Надлежит дать блистательнейшему неопровержимые доказательства и очевидные свидетельства. Их мельтишёльности и жужжальности, их лживости и алчности. И опять задашь ты вопрос: где же взять такие доказательства и свидетельства? И опять я отвечу тебе, о мудрейший и правовернейший — они перед тобой.

Абдулла размеренно кивавший в такт моему, несколько заунывному повествованию, прихлёбывая чай, поперхнулся, расплескал пол-чашки, ошарашенно посмотрел на меня, заглянул в свою посуду. Изумление его было непередаваемо. Но я держал паузу. Не по театральности. А по необходимости — мне тоже надо отхлебнуть. А то совсем чай остынет.

Далее я изложил версию и предоставил улики. Начиная с товара, купленного в прошлом году у купца Мустафы.

* * *

Напомню: запрет на продажу длинного клинкового оружия племенам действует в этих местах уже давно, с полвека — точно. Но в прошлом году торговец Мустафа привёз в Усть-Ветлугу несколько реэспортных западноевропейских мечей с пышно орнаментированными рукоятями и клеймом ULFBERHT на клинке. И свеженький Gizelin.

Если бы суздальцы наскочили на эти клинки потом, то винили бы в вооружении лесовиков новгородцев. Но я взял их "у источника" — купил у булгарского купца.

Мустафа посчитал меня разновидностью местной кугырзы, а я, уловив ситуацию, начал "копать". У меня-то возможностей побольше, чем у местного она или панка.

Понятно, что это контрабанда. Понятно, что прикрытая с самого верха. Тащить в караване что-то тайное...? — Можно. Если ты можешь спрятать эту "тайну" в рукаве. Что-то габаритное...? — Конечно. Если есть кто-то, кто сможет заткнуть рты десяткам купцов, приказчиков, слуг — "умников" и сплетников.

Я прижимал лесные племена, вытряхивая из них боевое оружие. Попадавшиеся образцы и рассказы о них, позволяли построить довольно объёмную картинку. А рассказы Полонеи о её многолетних блужданиях по рынку Биляра, добавили "мазки с той стороны". Просто надо было конкретно спросить. Она вспомнила и Мустафу, среди сотни других дальних купцов, и некоторых его собеседников. Среди которых были и люди шихны, что естественно — дела проходили на рынке Биляра, и человек визиря. Что уже не столь очевидно.

Я выложил перед Абдуллой ULFBERHT и Gizelin — наглядное подтверждение моих слов. И построил цепочку:

— преступление (продажа оружия, нарушение воли эмира);

— преступник (Мустафа);

— соучастники (люди шихны и визиря)"

— инициаторы (сами вельможи).

Понятно, что третий и четвёртый уровень описывались мною предположительно. Но ведь Мустафа идёт в караване? А ташдар — самый главный. Что ж не допросить контрабандиста?

* * *

— Э... ты хочешь пытать булгарского купца?

— Абдулла! Как можно?! Я не херувим, но я чту законы блистательнейшего! Ты! Ты пойдёшь к караванщикам, ты возьмёшь власть в свои руки, как и положено одному из высочайших вельмож и мудрейших советников победоноснейшего! Успокоишь взволнованных. И укротишь злонамеренных. Ты расспросишь купца и установишь истину. И тогда мы решим — что делать с караваном. И... и вообще.

— Ты... ты отпускаешь меня?! Просто так?! Без выкупа? Без обязательств? Без награды за свою... э... победу, там, на холме?

— Есть ли в мире для меня большее приобретение, нежели доброе отношение благочестивейшего хаджи? Прикосновение к источнику мудрости дороже сундука с золотом. Эй, парни, помогите достопочтенному ташдару спуститься на берег.

Абдуллу со всем почтением переместили на берег, чуток проводили, как раз до того места, где следы устроенного мною побоища произвели инстинктивное впечатление на пищеварительный тракт вельможи. Тут и его слуги прибежали. Сдали с рук на руки и стали ждать продолжения.

Варили обед, ремонтировали мачту. Басконя пытался устроить тотализатор на варианты исхода переговоров. Пришлось обругать: заключать пари против своих интересов — глупость. А в боевых условиях — измена.

Уже вечерело, когда посланник ташдара сообщил результаты проведённых собеседований с Мустафой и с другими... заинтересовавшими его лицами и пригласил меня в лагерь караванщиков.

Пришлось идти. Предприняв, естественно, кое-какие меры предосторожности. Оба ушкуя и водомерка втянулись в затон поближе к вытащенным на мелководье булгарским учанам. Капитан "Скорпиона" пылал азартом и постоянно шевелил "жалом", демонстративно выцеливая то одного, то другого представителя басурманского руководства. Разрезанная мешковина обшивки болталась хвостами между торчащих наружу опор катамарана. Сам матерчатый "кирпич", по граням раскрашенный четырьмя атакующими скорпионами, выведенных белой, чёрной и красной краской, в движении, на ветерке... Внушает.

Ташдар выглядел значительно живее, нежели с утра. Глаза его азартно поблескивали, а в движениях появилась порывистость, свойственная ему, вероятно, лишь в далёкой юности:

— Друг мой Иван, ты оказался прав! Этот шелудивый пёс Мустафа годами совершал преступление — плевал на волю блистательнейшего! Дэвы порвут его своими кривыми когтями и демоны будут бить в аду горящими вениками! И снова ты прав: он совершал эту мерзость не один. Визирь прикрывал его и, даже, о ужас! — сам давал ему товар для продажи. Часть же клинков Мустафа покупал на рынке, и шихна Биляра тоже был в доле. О ничтожнейшие! Полные лживости и алчности! Они нанесли вред и причинили ущерб! Блистательнейшей славе благороднейшего! Эмир должен быть немедленно извещён о деяниях этих испражнений демонов! Я сейчас же отправлюсь к престолу победоноснейшего! С этим... мерзким доказательством.

И Абдулла пнул связанного Мустафу. Вид у купца был... нездоровый. Но относительно целый. Может, и доживёт.

— Я не сомневался в твоей преданности эмиру Ибрагиму и готовности, не щадя себя, поспешить с известием об избавлении от опасности, которую представляют два мерзавца, злобно затаившихся в тени трона. Но люди из каравана разгромили мой погост, захватили моих людей из кудо "Берш". Я хочу получить назад захваченное и компенсацию за утраченное.

— Да будет так! По воле Аллаха!

Глава 501

Дальше пошли одновременно несколько процессов. Что дало ряд "кумулятивных" эффектов.

Абдулла принялся трясти людей покойного Хасана и вообще — людей визиря, шихны, некоторых купцов из Биляра. Власть и сила были на его стороне. Многие люди, ходившие в караване раньше или торговавшие в Биляре, что-то видели или слышали. Свидетелей преступной деятельности злоумышленников — было множество. Другое дело, что многие из них опасались быть откровенными — а что будет с ними по возвращению в "Серебряную Булгарию"?

Однако статус ташдара давал надежду на защиту. А азарт правдоискательства, охвативший Абдуллу, внушал опасение. За целость тела и возможность жизни.

Абдулла был миролюбивым человеком, вовсе не маньяком-садюгой. Но воодушевление от возможности спасти и защитить горячо любимого государя... несколько расширило его границы допустимого. А особо упорствующим намекали на возможность "остаться компенсацией причинённого ущерба в лапах Зверя Лютого". И напоминали об изменениях в имидже сотника Хасана. Конкретно — о снесённом черепе и разбрызганных по песку мозгах.

Мы же с Николаем и Мусой занялись товарными делами. Понятно — караван дальше не пойдёт. Привезённое может быть просто забрано мною — в качестве компенсации, куплено — по какой-то цене, или возвращено назад в Булгарию.

Три вещи я установил сразу:

1. Моё — отдать.

2. Караванщиков — не казнить.

Суд подданных эмира был бы с моей стороны глупостью. О болезненности юрисдикции в эту эпоху — я уже... Не следует подставлять ташдара. А вот если он сам кого-нибудь... Аллах акбар, его ташдарская воля. Или правильнее — ташдарнутая? Ташдарённая?

3. Караван — расколоть.

Мы с Мусой сразу сегрегировали торговцев: "гости" из Ага-Базара ведут со мной торг, "лавочники" из Биляра — выплачивают все штрафы и убираются. Что "лавочники" с воплями и призываниями мамы и пророка сбросили за бесценок свой товар "гостям" — объяснять?

Две молодые женщины из моего погоста, как и несколько женщин и подростков из кудо бершей, были найдены в караване. Их брали не для перепродажи, так что... не все выживут.

Сыскались и кое-какие вещички. За остальное Николай выкатил такие счета...!

Пошёл торг. Снова — двойной аукцион через "рябиновки". Участники уже чуток в курсе — "гарвардский вариант" отмели сразу. Менялу ругали, но уже не пытались побить. Несколько неожиданно не хватило бумажек. Потом понял: часть ушла в Ярославль, часть просто постепенно выбывает из оборота.

Здесь-то мы просто провели ещё одну итерацию в стиле "товар — деньги, деньги — товар". Но проблема стала ясна.

Кстати, нужно не только увеличивать денежную массу, но и разнообразить номиналы. Мой "рябиновки" из Пердуновки идут как гривны. Это годится для оптового торга с караваном, но для розницы нужны более мелкие. И нужно дополнять арабские цифры: хороши для мусульман, но непригодны для русских. И менять защищенность: два бочонка синей краски и несколько пачек "жестяной" бумаги булгаре купили.

Эта забота не была совершенной новостью для меня. Многие решения были продуманы и подготовлены прежде. Уже в начале осени на той же арене, где некогда объявлена была "Табель о рангах", показывал я своим вятшим да купцам первую в мире бумажную гривну. С соболем нарисованным. Наслушался в те поры и хая всякого, и крика матерного.

Причины для изделания новых денег были явные.

Страна, подобно караванному торгу, но куда сильнее — нуждалась в денежных знаках. В "фантиках". Хоть бы каких. И мой край — земли Всеволжские, где, по мере укоренения новосёлов и "приголубливания" туземцев всё более требовались средства универсального обмена взамен обмена натурального, и земли Русские, где расширялась сеть моих факторий.

Навык у русских людей уже был. Что не всякая денежка — серебрушка — понятно и привычно. На Святой Руси шкуркой, прясленем или бусиной платить — знакомо.

Три вещи пришлось учесть.

1. На Руси арабские цифры не в ходу. А в иных странах — числа кириллическими буквами не обозначают. Посему — картинки. Соболь — на гривне, куница — на куне, белка — на векшеце. На ногате, которую беляной называют — заяц-беляк. Вроде того, которым мне Могута когда-то в Пердуновке кланялся.

2. Стремясь к вовлечению в товарно-денежные отношения множества людей, а не только оптовиков — дальних купцов-гостей, пришлось дополнить ряд номиналов аналогом прясленя — "мышь". Обычная мышка-норушка. Как те, которых Курт у моей молотилки в Пердуновке сотнями давил.

3. Поднять степень защиты: трёхцветная печать, индивидуальный номер на каждой бумажке.

Как и в Усть-Ветлужском торге, ассигнации вводились не "обязательны для приёма", но "обязательны при отплате". Казна принимала во всех платежах только бумажки. Не согласен? — Свободен.

Накопленные на складах материальные ценности, натуральные поставки новосёлов в погашение кредита, десятина туземцев, собственные мануфактуры, изменение торговой парадигмы, монополия внешней торговли... позволяли постепенно, без рывков и тяжких кризисов, расширять сферу применения бумажных денег. Вытесняя серебро и иной бартер на окраины моей "зоны влияния". Подстёгивая устойчивостью цен "инициативу народных масс" — стремление к обогащению, к лучшей жизни.

И теперь мы картинки эти печатаем, за них во многих странах товары берём. За бумажку размалёванную, а не за хлеб, за железо, за людей русских.

Так-то, девочка. Монетарная, прости господи, политика. Без монет.

Очень хорошо пошли на торгу хрусталины всех видов. Впрочем, при таких условиях торга купцы хорошо брали всё. Даже колёсную мазь и, несколько неожиданно — плоскую черепицу, фигурные латки и маленькие крашеные горшочки от Горшени. В крик разобрали чёрную краску для волос — прошлогодняя опытная партия понравилась.

Рвали друг у друга корчажки с мылами:

— Ташдар самого эмира таким моет!

Как я ни осаживал Николая, толкуя о "темна вода в облацях", но тот, воодушевлённый примером "форвардов" Ярославского торга, заключал договора и набирал задатки.

— Ваня! Кожи козлиные лучший выделки! Это ж сафьян голимый! По куне отдают! В задаток за оконное стекло. Ну нельзя ж отказаться!

Совсем "на ура" пошли первые зеркальцы и "золотое дерево".

Два перса буквально вцепились в меня. Тюк с дорогими индийскими тканями пытались поменять на тысячу зеркал. Потом... я спихнул торгашей Николаю, Николай — Афоне.

Афоня, несколько заматеревший за прошедшие два года, сел тумбой на песок, поковырял в носу и сказал:

— Первое. Ваше нам — не надь. Вовсе. Второе. Возьмём. За полста.

Купцы кидались на него, чуть не зубами перед носом лязгали. А тот — только терпел. Ни на йоту не сдвинулся. Как-то я его потомка, который легендарный Афанасий Никитин, более... адаптивным представлял.

Позже, в ответ на мой вопрос, объяснил:

— А нехрен. Чё они скачут? Деться-то им некуда.

Крепкий парень. Может, чёткое понимание собственного монополизма и есть, в данном случае, адаптивность?

В этот раз я получил и ворвань, и нафту. Муса признался честно:

— Да, я в доле. Иначе купцы вообще не хотели связываться с таким товаром. Ты купил, как и обещал. Но, вали Иван, мы получили мало...

— Вы — получили. Недостаток прибыли можете покрыть объёмом. Я куплю и больше. Муса! Не морочь мне голову! Ты знаешь, что имеет для меня смысл. Металл, шёлк, кони. Эмир прислал немного. Мне надо больше. Посмотри на этих коней. Разве они хороши на племя? Я понимаю — ты корабельщик, а не джигит. Мне нужны чистокровные текинцы, арабы, фари, угорцы. Ищи. В Закавказье уже лет двести делают шёлк. Он чуть хуже китайского, но дешевле. Есть приличный согдийский. Или мне придётся посылать купцов на Запад. Сейчас на Сицилии шёлководство очень поднимается. Ищи.

Муса недовольно крутил головой, фыркал. Но "ёжиком" не вставал. И я рискнул.

"Честность — лучший рэкет".

— Муса, ты немало пожил, ты многое видел. Тебе привычно находить причины и предвидеть следствия. Как сказал царь Соломон: "Благоразумный видит беду и укрывается, а неопытные идут вперёд и наказываются". Ты доказал, что ты благоразумен. И я не хотел бы тебя наказывать. Однажды ты понял смысл происходящего и прямо спросил: пропущу ли я караваны мимо Стрелки. Ты догадался и ты осмелился. Теперь сделай следующий шаг. Подумай — что будет дальше.

— Э... всё в воле Аллаха.

— Вот кто бы спорил. Хайям так и говорил:

"Ты сегодня не властен над завтрашним днем,

Твои замыслы завтра развеются сном!

Ты сегодня живи, если ты не безумен.

Ты — не вечен, как все в этом мире земном".

Но, Муса, посмотри вокруг. Все твои спутники строят планы на завтра. Хотя бы проснуться утром. Мы живём среди безумцев? Пребывая среди сумасшедших не следует ли и нам, хотя бы частично, уподобиться им? Строить замыслы и предпринимать усилия. С тем, чтобы завтра они не "развеялись сном"? Отбирая, тем самым, у Аллаха, его на "всё в воле".

— Твои слова — злобная ересь. Богохульство, поношение Всевышнего.

— Конечно. Но разве ты не прожил свою жизнь именно так, разве люди вокруг тебя, не живут так же, "богохулительно"? Строя планы на завтрашний день? Совершая дела для их исполнения. Живут "сегодня", творя "завтра". Делами. А не только молитвами.

— Ты — жесток.

Факеншит! Как же задалбывает! Разумный же мужик, но чуть в сторону — лепит азы, вбитые в начальной школе. И навешивает ярлыки. Заимствованные оттуда же. Только я и на такие заходы ответы знаю:

— Говорить жестокий — не политкорректно.

Слова Мусса не понял. Только отрицание.

— Э... а как надо?

— Говори: альтернативно гуманный.

Тут он не понял уже оба слова. Но вполне уловил моё неудовольствие.

— Ладно. Вернёмся к нашим баранам. Точнее — к тебе. Посмотри: первый раз мы встретились с тобой на Стрелке, второй — в Усть-Ветлуге. Третий — здесь, в устье Аиши. Соедини эти три точки. Где случится следующая встреча?

— Э... Иншалла.

— Безусловно. Ибо — несомненно. Но я, в рамках твоей иншаллы, предполагаю, что следующая встреча моих и булгарских купцов случится в Ага-Базаре.

— Э... В этом нет ничего удивительного. Ага-Базар открыт для русских купцов.

— Тьфу, блин! Ты не видишь очевидного! Ты толкуешь о русских купцах. Ты же не видел их уже два года! И впредь не увидишь. Торг ведут мои, всеволжские купцы!

— Э... Ты зря злишься, вали Иван. Я не понимаю тебя. В чём разница? Вы все — гяуры... Э... Неверные, упорствующие в своём заблуждении. Мерзость перед лицом правоверного. Одна вера, один язык, один закон. Твои — безбородые? Это должно быть важно для нас?

— Факеншит уелбантуренный! Мне плевать на "вас"! Я толкую о тебе! О человеке по имени Муса! Которого я знаю, уважаю и которому не желаю беды. Ты — караван-баши, ты водишь караваны от Ага-Базара на Русь. Вот это (я ткнул рукой в лагерь торговцев) последний караван на этом пути. Теперь торг будет вестись только в Ага-Базаре. Булгарские караваны не будут ходить вверх по реке! Твой труд, твои умения станут ненужны. Ты понял?

Муса мгновение рассматривал меня, пытаясь переварить столь жёстко сформулированное предположение о его будущем. Потом ухватил бороду в кулак и глубоко задумался.

— Это будет несчастьем для меня. Ибо я лишусь источника существования. Но... э... воля блистательного эмира...

— Проехали. Муса! Посмотри жизни в лицо: эмир предал верного и приблизил лживых! Ладно. Это — внутренние дела эмирата. Вспомни: Яниновский договор позволяет мне потрогать каждого на Волге и её притоках. И я не девушка, чтобы радовать караванщиков нежными прикосновениями.

— Эмир, как я слышал, обижен на тебя за это.

— За то, что я не девушка? Ну, извини. Молитесь Аллаху — может он чем поможет.

Муса, встревоженный моими рассуждениями, внимательно рассматривал меня. Кажется, пытался представить — какая из меня могла бы получиться девушка. И как такая красавица приветила бы караванщиков.

Б-р-р... Никто бы не выжил.

Он затряс головой, отгоняя кошмарное видение, а я продолжил.

— Ты видел, что я сделал с Хасаном. Ты хочешь увидеть это в Великом Булгаре? Я не хочу войны, я хочу торга. Торг будет. Там. Не здесь. Я пришлю в Ага-Базар приказчиков со множеством товаров. И многие купцы с юга придут купить их. Эмир, как и прежде, возьмёт с них закят и ушр, и иные установленные налоги. Купцов станет больше, доходы казны возрастут. И недовольство эмира рассеется как утренний туман.

* * *

Парадоксы коранического налогообложения и практики применения.

В исламе различают "дар аль-ислам" — территория ислама и "дар ас-сулх" — территория мирного договора. Всё остальное называется "дар ал-харб" — территория войны. Причём отсутствие военных действий с этими народами и странами не считается миром, но лишь временным перемирием.

Немусульманские жители "дар ас-сулх" — ахл ас-сулх — называются ахл аз-зимма (зимми = неверные). Купцы с этих земель должны платить вдвое большую торговую пошлину, чем зимми из "дар аль-ислам".

Дискриминация забита в ислам изначально. Дискриминация по вере и по стране происхождения.

Правильно было бы брать с исламских купцов "закят" — 1/40 стоимости товара, со своих зимми — ушр — 1/10, и 1/5 с зимми из "дар ас-сулх" или "дар ал-харб". Последнее соответствовало бы и ставке "хумса" — отчисления Пророку от военной добычи.

Аламуш, со своей "десятиной от всякого товара" — исламо-отступник и корано-извращенец. Нынешний эмир или огузский хан в Саксине, собирающие такую же десятину, ежедневно наплюют на заветы Пророка. Стремясь к увеличению доходов, они уровняли ставки налогов на правоверных и на неверных, ограничив нечестную конкуренцию, навязанную миру Пророком (мир и благословение Аллаха ему, членам его семьи и всем его сподвижникам!).

Эмиры "Серебряной Булгарии" пошли ещё дальше: они вообще отменили налоговые сборы с русских. И с приходящих купцов, и с постоянно живущих в Булгарии русских ремесленников. Экономическая целесообразность оказалась сильнее мнения знатоков фикха и шариата.

К Пророку постоянно приставали с разными глупостями, и он был вынужден отвечать конкретно. В том числе и по налогам. Типа: со стада в восемь верблюдов брать одну овцу в лунный год. Но не везде в мире экономика бедуинского типа. И исламским правителям постоянно приходиться выкручиваться: объявлять о своей приверженности учению пророка, тихонько выбрасывая религиозные нормы из реальной жизни.

* * *

— Муса, мы говорим не о казне эмира, а о твоей судьбе. Дело, с которого ты жил — кончилось. Но я не желаю тебе зла. Поэтому предлагаю два варианта. Первый: ты станешь моим человеком в Ага-Базаре. Построишь или купишь там большой двор, сведёшь моих приказчиков с тамошними купцами, будешь вести умные разговоры с важными людьми и приглядывать, чтобы моих мальчишек не обидели. Как тебе?

— Э... А второй?

Факеншит! "Огласите, пожалуйста, весь список". Умный какой... Впрочем, поэтому я с ним и разговариваю.

— Второй... Первый — дом. Второй — дорога. Мои люди не знают путей. Ты был караван-баши купцов Булгара, ты можешь стать караван-баши Воеводы Всеволжского. Как далеко ты ходил на юг? До Рея?

— Э... До Басры.

Оп-па... А я и не знал. Ценное приобретение. Очень. Нет, нынче-то, конечно... Где моя губозакатывательная машинка?! Но ведь жизнь-то идёт! Три года назад я даже представления не имел о таких названиях: Илеть, Аиша. А про Басру я уже слышал. Речки там текут. Тигр с Ефратом. Море какое-то. Персидское, вроде. Насколько эта Басра будет мне интересна через три года? — Иншалла.

— Достопочтенный вали Иван, дозволь мне подумать. Я дам тебе ответ завтра.

— Конечно, подумай. У тебя начинается новая жизнь. Я хочу чтобы она была приятна тебе.

Муса выбрал "дорогу". Уже в середине лета мы снова загрузили наш "авианосный Кон-Тики" и выпихнули его в Волгу. Появление синепарусной громадины в Ага-Базаре произвело на тамошних купцов неизгладимое впечатление. Некоторые из них решились доверить свои товары этому монстру. Одной из причин было участие Мусы в проводке расшивы. Расшива, с его советами, благополучно добралась до Саксина, где, при участии Мусы, был основан новый торговый двор.

Саксин... Между городом, лежащем в полутора километрах к югу от треугольной кирпичной крепости на холме, построенном из обломков кирпича от развалин летнего дворца хазарского бека (главнокомандующего), и Табаристаном, за год проходят четыре сотни кораблей. В их трюмах нашлось место и для наших товаров.

Возвращение "Кон-Тики" по Волге было... кровавым. Я потерял людей. Если бы не Муса, не его опыт и предусмотрительность, погибли бы все. Трижды разные туземцы из разных племён, побуждаемые алчностью, пытались сделать моё — своим. Понятно, что такая глупость обрекала участников на гибель.

"Понятно" — не всем. Куджа, например, сразу же сообразил, стал искать возможности увести свой курень из Приволжской орды. Остальные... остались тупо поджидать возмездия.

Три дня безумия, три дня торга с "обманутыми ожиданиями", три дня воплей радости и плачей печали. Раскол караванщиков, азартный сыск ташдара, вместе с потопом моих новизней в части товаров и организации торговли — весьма способствовали интенсификации процесса.

Конечно, далеко не всё было продано, далеко не всё было куплено. Мы забрали, в порядке компенсаций за понесённый ущерб, булгарский учан и набили его своими товарными остатками. Несколько приказчиков, включая "сладкую парочку", под предводительством Николая отправлялись в Ага-Базар. По сути, речь шла о первой фактории на территории другого государства. С существенно иными законами, обычаями, верой и языком.

Пол-ночи мы пытались предусмотреть разные варианты. Я бы не стал "учить учёного" — Николай в торговле понимает несравненно больше меня. Но сложившиеся у нас уже нормы и правила, хоть и знакомые моему главному купцу, требовалось чётко сформулировать.

Он всё понимает. Но сказать и поступить так... душа не велит.

— Запомни Николашка: главное — люди.

— Ну. Эт-то понятно, а вот если...

— Не фига тебе не понятно! Вот горит амбар. Гнать людей внутрь, чтобы они оттуда, из пламени, товар выносили — нельзя.

— Не... ну... А если там шёлк в штуках?! Штабелем под потолок?!

— Повторяю. Нахрен. Снаружи туши.

Сидит-молчит. Глазами хлопает. Он — понимает. Но не понимает. Для купца — спасать свой товар... как для берша рыба. Любому чужому хрип порвёт. И своего не пожалеет.

Он всё равно сделает "как всегда". Но хоть до крайностей доводить остережётся.

— Торг веди... ровно. Как Афоня. Подумал хорошенько, прикинул, посчитал, назвал цену. Всё. Дальше говорить не о чем. У тебя не два языка.

— Ну, знаш... Я так не могу. А ежели купец обидится?

— Тебе чужая обида — новость? Тебе торговая брань — на вороте виснет? Глупый — обидится, умный — обрадуется. Ты ж и ему время сберёг. Ни подлизываться, ни нагибать — ровно. Ссора — глупость. На обидные слова не отвечать. Запоминать. "Кто старое помянет — тому глаз вон. Кто забудет — оба". С дураком более дел не вести.

— Дык... Ваня, я ж согласный! Но... эта вот... Никого же не останется!

— Где?! В Ага-Базаре?! На главном торгу всего Поволжья и окрестностей?!

— Ну... останется из сотни... ну... десяток. Настоящей цены... тяжко взять-то будет.

— Настоящая цена, Николай — всё. Всё что есть в эмирате. Тут не об ногате-другой толк идёт. Речь обо всём булгарском серебре. И не только. Ногаты пусть они сами промеж себя делят. Вон, в расшиве было на полста тысяч гривен товара. Ну, покрутят они носами, возьмут за полцены. Плевать — мы и четыре расшивы пригоним. Но лучше так, как нынче идёт — ты и в сотню тысяч выкручиваешь. А с их товаром считая — и в две.

Николай — из дальних купцов. Он много разных рынков повидал. Но и для него торг в условиях "взаимной монополии" — один продавец на одного покупателя — весьма типичная, постоянно подсознательно ожидаемая ситуация.

* * *

Средневековый торг — безальтернативный. Выбора — нет. Надо договариваться.

И торговля, из сферы "арифметический", превращается в психоделическое шоу.

Для амеров типа Ричарда Талера с его стратегией "либертарианского патернализма" или Роберта Шиллера, специалиста по поведенческой экономике и рыночным пузырям с книгой "Spiritus Аnimalis, или Как человеческая психология управляет экономикой", такие понятия — основания для Нобелевки. А у нас всякий приказчик подобное спинном мозгом чует и повседневно применяет.

"Все так живут".

Но — не мы, не — здесь, не — сейчас. Не с такими товарами и объёмами.

У меня — классика советского продмага: "Вас много — я одна". Монополия. Создаваемая научно-технически и поддерживаемая организационно-административно. Вплоть до, как здесь на Аиши — военно-политически.

* * *

Я тяжело смотрел на моего учителя торговли. Весьма смущённого отрицанием его научения его же выучеником.

"Проклятие размерности".

Мы перешли к таким объёмам, когда это уже не торговля, а экономическая интервенция. Закономерно переходящая в межгосударственную политику.

Прелесть в том, что всё это — он уже знает, слышал много раз. Видел мои хохмочки в Усть-Ветлуге. Но вбитые с детства, поколениями, манеры работы с розницей, с мелким оптом — сидят глубоко, в спинном мозге.

— Вот что, Николай. Я тебя почитаю в своих ближних друзьях. В лучших моих помощниках. Теперь так судьба привела — надо тебе выше прежнего лезть. Самому меняться. Уже не штуку камки удачно втюхивать, а целое царство разувать-раздевать. Тут надобно возрасти. Умом-разумом.

Ну что ж ты на меня так... дивуешься? Ведь мы же с тобой об этом много раз...

Счастье. Моё. Что передо мной не "купец с улицы", а человек, с которым я постоянно общаюсь. Который годами видел, слышал мои "выверты", сам принимал в них участие.

"Капля — камень точит" — русская народная.

Я годами по капле "точил" его душу, его мозги. Показывая, убеждая словами и делами, повседневным общением, что "истины. впитанные с молоком матери" — истинами не являются. Ломая стереотипы, сдвигая границы допустимого, строя новую иерархию целей и ценностей...

В мире ни за какие деньги не найти второго такого торгаша. Не потому что он самый умный, а потому что возле меня учился. А второго такого учителя в мире точно нет.

— Дано тебе прежде невиданное. Не, не стекляшки с деревяшками. Свобода. Эх, Коля-Николай, ты умом прикинь, душой прочувствуй. Воля! Такая, какой у тебя никогда прежде не было. И по товарам, и по ценам, и по количествам. Вон, люди знатные, люди торговые... А ты любого — можешь купить, можешь — послать. У тебя в руках столько добра... Самому эмиру за год столько не собрать. Всё — в твоей воле. Одно условие — применить с умом. Мне — на пользу.

Я с сомнением разглядывал голову Торгового приказа. Произошёл у него "переход количества в качество" или ещё нет? Да не в деньгах! — В мозгах!

— Тебе нынче не с лавочником через прилавок об серебрушке препираться, тебе нынче с эмиром речи вести. Вельможи его — тебе ровня. Ты — лицо моё там, уста и уши. Учти, Николай, падёшь перед кем на колени, окромя святой иконы да братской могилы — домой не приходи. А ну! Сел прямо! Нос выше, руку в бок! Глядеть орлом, смотреть соколом! Улыбочку ясную! Да не наглую! Ясную, ровную. Ты один — дело делаешь, остальные... так, присутствуют. Себя запомнил? Дух свой уяснил? Во-от. Показывать такое сильно — не надо, а в себе держать — постоянно.

Сможет ли? С одной стороны, Николай на многих владык-повелителей нагляделся. С другой... опасные же они, собаки! Головы рубят на раз. Статус посла, конечно, защита. Но воспринять это купеческой душе... непросто.

Чуть позже я посадил рядом Николая и Абдуллу. Ташдар, формально, действующий градоначальник Великого Булгара. К чему он вернётся и как повернётся его судьба...? — Аллах акбар. Да и в Ага-Базаре есть свои городские начальники. Но пока я, надеясь на лучшее, прошу его административно "прикрыть" моих торговцев.

— И запомни, Николай, бакшиш — не платить. Никому. Есть забота — иди к ташдару. Я же с достопочтенным Абдуллой договорюсь сам.

Оба смотрят на меня ошарашенно.

Так — против обычая. Но будет — так. Потому что я так решил. Решил поломать исконно-посконную, исторически обусловленную, народно-повсеместную, культурно-неотъемлемую... манеру. Вымогать взятки.

Это часть вашей культуры? — Пшли в задницу. С такой "культурой".

Кстати, на Руси — аналогично. И не только насчёт задницы: вон, в Ярославле уже и головы валятся.

Николай решил, было, откланяться. И пришлось брать в руки палку.

— Я глубоко уважаю мудрого хаджи Абдуллу. И твой поясной поклон такому доброму человеку — вполне уместен. Но на тебе казённый кафтан. Ты не мужичок Николашка, ты — голова приказа Воеводы Всеволжского. По тебе — обо мне судить будут. Согнул спину — так и Воевода гнётся. А ну встал прямо — будто кол проглотил. Только — чистый кивок. Повтори.

Три раза. И всё равно. Крепко в русских людей это вбито. С детства, с рождения. "С молоком матери". "Это" — низкопоклонство. Перед властью, перед мундиром, перед халатом дорогим. Выбью. Или — забью насмерть.

Факеншит... Жалко будет.

Глава 502

Николай недовольно снова уселся, бурчал, почёсывая спину, Абдулла тихонько хихикал. Пока я не взялся за него.

— В Биляре ты скажешь, что требования эмира полностью выполнены. Нынче же я велю своему человеку в Боголюбово проверить освобождение правоверных по всему Залесью. Купцы из числа подданных благороднейшего могут беспрепятственно пройти через мои земли. Если они будут соответствовать критерию "добрые люди". Как я буду проверять соответствие? — Тебе лучше не знать. Муллы и бабы, которые собрались жить в моём городе и нести свет истинного учения в здешние лесные чащобы, могут быть мною приняты. Но я настоятельно советую им не делать этого. Надеюсь, ты сможешь убедительно передать им мой совет.

Абдулла мгновенно напрягся.

— Э... вали Иван, ты хочешь лишить свой народ млека мудрости пророка?

М-мать... У моего народа стандартная реакция на любое млеко — понос!

Хороший мужик. Но со своими тараканами. Насчёт величия ислама. Ишь как сразу заволновался по поводу столь нематериальной материи.

"Евреи в бога не верят — они с ним договариваются".

Абдулла, увы, принадлежит к другому... э... кластеру. Потому что верит. И даже не подозревает о возможности прийти к консенсусу с той, высокой... э... Всевысочайшей Стороной. Я уж не говорю — просто забанить или поставить в игнор.

Что-то с ним надо делать. Просто сказать "нет" — нельзя. Юлить, уворачиваться... Он умный человек — сразу поймёт, я потеряю его уважение. Тогда... "Великие герои всегда идут в обход!". Конкретно: переключение внимания, смена темы. На столь увлекательную, что "стартовая точка" забывается, становится несущественной.

— Отнюдь! Благочестивейший хаджи Абдулла, не суди о моих делах по первому впечатлению — оно часто ошибочно. Посмотри на это.

— Но... это же...

— Да, достопочтенный хаджи, это лист бумаги. На котором изображена первая сура Корана. Она не нарисована, не написана, не процарапана... Она — напечатана. Именно эти слова были открыты Пророку, да пребудет на нём милость Аллаха, в Ночь Могущества, в месяц рамадан в 610 году от Рождества Христова в пещере Хира горы Джабаль ан-Нур. Сура Аль-Фатиха — Открывающая. Мать Книги. Обязательно звучащая в каждом ракаате намаза.

Во имя Аллаха, Милостивого, Милосердного!

Хвала Аллаху, Господу миров,

Милостивому, Милосердному,

Властелину Дня воздаяния!

Тебе одному мы поклоняемся и Тебя одного молим о помощи.

Веди нас прямым путем,

путем тех, кого Ты облагодетельствовал, не тех, на кого пал гнев, и не заблудших.

Текст был, естественно, на арабском. А что я помню перевод — чисто мои заморочки.

* * *

Интересно сравнить Аль-Фатиху и "Отче наш". Смысл одинаков — главная молитва Всевышнему. Но мелочи — слова, образы... чуть различаются. Одни — "хлеб насущный дай нам днесь", другие — "веди нас путём". Одни: "избавь нас от лукавого", другие: "не тех, на кого пал гнев".

К богу различия отношения не имеют. Но позволяют судить о людях, тысячелетиями выражающими самое для себя главное в этих словах.

* * *

И хаджи увидел знакомые буквы, и сложил из них знакомые слова, и произнёс их, как и положено читать вслух согласно таджвиду.

Ибо сказано:

"таджвид — это не жевание языка, не гортанные звуки, не искривление челюсти, не содрогание голоса, не удлинение удвоения, не прерывание долготы, не звонкость чтения в нос и не сжатие буквы "ра"...".

И махраж его был орфоэпичен и напевен. Куда приятнее, чем у моего муллы-алкоголика.

Наконец, он взял лист двумя руками и приложил ко лбу своему, и к глазам своим. От волнения — прослезился, от радости — засмеялся. И тут же вопросительно уставился на меня.

— Как ты знаешь, досточтимый хаджи, Пророк (Мир ему и благословение) не умел читать и писать. Поэтому, когда ангел Джабраил явился к пророку и сунул ему свиток, приказав — "Коран!" ("Читай!") возникла проблема. Почему и трансляция текста продолжалась 22 года — передача откровений шла прямо в мозг Пророка, а это очень узкий канал. После смерти Мухамадда (Мир ему и благословение) калифы повелели, а писцы собрали все записи и воспоминания. И Зейд ибн Сабит — личный писец Пророка (Не — "песец", а — "писец"! Без "Д"! Факеншит! С этим русским языком...) свёл воедино пять разных редакций, а исходники уничтожил. Записи были сделаны на костях, камнях, коже, пальмовых листьях — на всем, что использовалось тогда для письма. Ибо, как ты знаешь, до захвата Хорасана арабы не знали бумаги. Даже в критические минуты своей жизни, во время переселения из Мекки в Медину, Пророк никогда не забывал брать с собой писаря с принадлежностями. Сам понимаешь, когда снова Джабраилом торканёт — непредсказуемо. Когда секретарь записывал откровение, Мухаммад приказывал прочитать. Если замечал ошибки, то сразу исправлял и только после этого распоряжался довести откровение до народа.

Пожалуй, Мухаммад единственный из пророков, кто так озаботился помехоустойчивостью при передаче божественных слов. Он ввёл систему контроля: запись регулярно проверялась устным произношением, и наоборот, устное произношение проверялось записью, примером чего было повторение в месяце рамадан. Говорят, что у Мухаммада были специальные учителя Корана, которые шли к людям, обучали их и контролировали правильность записи и звучания Писания.

Дальше должен быть контроль чётности, хеширование, цифровая подпись, сертификат подлинности и сигнатура гармоник. Но имея, преимущественно, только верблюдов и бедуинов — это затруднительно.

— И вот я, малознающий и невкусивший, но стремящийся и алкающий, решился дополнить перечень материалов, на которых размещены ниспосланные слова. Ибо ныне они есть на золоте и серебре, на бронзе и меди, на железе и камне. Пусть же будут они и на моей жестяной бумаге. Я также дополнил перечень способов нанесения букв. Ведь и монеты — печатают, слова пророка на них — наносят чеканом. Но меня обуревают сомнения. Как я слышал, в тексте, собранном и пять раз переписанном Зейдом ибн Сабитом для рассылки в Мекку, Медину, Басру, Куфу и Дамаск, не было харакатов, не было чёрных и красных точек для обозначения звучания.

У арабов семь племён — семь диалектов. И Пророк по одному выпрашивал у Аллаха разрешение читать Коран на каждом из них. Но халифат так разросся, включил в себя столько народов, языкам которых арабский не соответствовал в своей "музыке", что пришлось создавать дополнительные значки. Для правильной огласовки арабских букв в чуждых фонетических системах.

Тогда диалектные варианты были уничтожены. Со времён халифа Усмана из семи вариантов чтения остался один — на диалекте Курейш.

— Вот я сделал лист с Аль-Фатихой. Я готов сделать так все 114 сур, собрать воедино, в одну книгу, предвечное и несотворённое Слово Божье, свидетельство пророчества и последнее небесное откровение, которое подтвердило истинность всех предыдущих священных Писаний, отменило провозглашённые ими законы и утвердило последнее и самое совершенное небесное законодательство.

* * *

Подтвердило. Отменило. И утвердило. Самое-самое последнее.

Мда... Почему люди так стремятся оказаться самыми последними? Чтобы некому было плевать им в спину?

Как сказал Жванецкий: "Трудно быть последней сукой — вечно кто-то пристраивается сзади!".

* * *

— И теперь, размышляя об этом, я спрашиваю себя — кошерно ли это?

Абдулла снова чуть не захлебнулся. Я понимаю — мой чай ему понравился. Но вести серьёзные разговоры во время чаепития... обварит себе что-нибудь... нужное, а мне потом отвечать.

— Э... Друг мой Иван, ты вновь удивляешь меня. Я не могу понять — зачем тебе это?

— Хаджи! Ты — средоточие мудрости, кладезь знаний и фонтан благочестия! Как же ты не понимаешь?! Ведь сказано же: "Какое дело является наилучшим? — Борьба на пути Аллаха".

Была такая толстая книга: "Битва в пути". Про тракторный завод, трещины при отливке цилиндров, секс на даче и конец Сталинской эпохи. Автор из мусульман?

Ну-ну-ну. Дышать не забывай. И поставь чашку — оно ж горячее! Рублёвые глаза в таком исполнении... Сквозь них видно даже то место в затылке, которое скребут, пытаясь найти убежавшую мысль.

— Что не понятного? Я решил вступить. В борьбу. На пути. Как бронепоезд. (Главное — успеть до советских партизан с их "рельсовой войной"). Что будет более очевидным свидетельством, о мой кампф-геноссе (товарищ по борьбе) Абдулла, нежели способствование и споспешествование? В смысле: распространению священных слов Пророка? Для чего слова — удешевить. Дешёвое откровение — доступное откровение. Чтобы правоверные имели возможность обратиться к священным словам, не ограничиваемые своим скромным доходом. Сколько ты заплатил за ту книгу, которую везёшь с собой?

— Свой Коран я привёз из Дамаска! Его писал писец, сидя под сенью колоннады Большой Мечети аль-Валида!

— И флаг им обоим в руки! Твоя книга написана сулюсом или древней куфи? В ней разбиение на 30 дней (джуз) для чтения в течении месяца, или на 7 равных частей-манзилей, для недельного чтения? Можешь ли ты дать мне твою книгу, чтобы я сделал множество новых по её образу и подобию? Ибо, как я уверен, достопочтенный и многомудрый хаджи не мог лопухнуться и купить не кошерное.

— Э... Но... и как... это?

— Абдулла, (итить тебя ять! Повторяю вопрос!) сколько ты заплатил за свой Коран?

— О! Много! Три тысячи дирхемов! В книге более 62 сотен айятов, более 320 тысяч букв! Каждую из них писец аккуратно выводил каламом, в нужном месте, в правильной форме. Со всем тщанием и искренней молитвой. А любая помарка делает весь свиток непригодным! В моём — почти нет подчисток! Целый год писец создавал эту книгу! И каждое слово, каждая буква в ней была проверена муллой из мечети аль-Валида! И...

— Я понял. Не волнуйся — я буду осторожен с твоей книжкой.

* * *

"Возмущённый клиент в библиотеке:

— Дайте жалобную книгу!

— Вам "Муму"?".

Конечно, я буду осторожен. Если что — где я ему тут "Муму" найду?

Это же не "Марксистско-ленинская философия", которой можно и пробки из винных бутылок выбивать, и сковородку на неё ставить. Марксизм куда более устойчив к любым внешним воздействиям — сам проверял.

* * *

— Теперь скажи: сколько стоит в халифате самый простой, дешёвенький Коран?

— Э... Ну... я не знаю... Если самая простая бумага... обложка не сафьяновая... без украшений и драгоценностей в заглавных буквах... дешевле трёх сотен дирхемов не найти. Но зачем тебе это?

— Я же сказал: битва в пути! Я хочу донести слова Пророка (мир ему и благоволение Аллаха) до множества правоверных. За совершенно смешные деньги.

Абдулла смотрел на меня растерянно. Эти... истинно верующие временами так тупят! При совмещении благочестивости и доходности — особенно. И я начал вливать в ташдара "воду премудрости и нектар благопристойности":

— Давай прикинем. В исламском мире живёт... ну... триста — триста пятьдесят миллионов душ. Что составляет... э... пятьдесят — семьдесят миллионов семей. Возьмём нижнюю оценку. И в каждом доме хотят иметь священную книгу. И это правильно. Ибо Пророк Мухаммед разъяснил, что лучшим из людей является тот, кто изучает Коран и обучает других людей этому знанию. Ибо сказано: "Неужели они не размышляют над Кораном? Или же на их сердцах замки?". Давай же, веро-любивый и пророко-послушный хаджи, поможем правоверным снять замки с их сердец!

Возражать против 47 суры невозможно. Однако Абдулла попытался:

— Увы, друг мой Иван, множество людей пребывает в темноте невежества, в трясине бедности. Они не смогут прочитать книгу, они не смогут приобрести её в дом. Или ты собираешься просто раздавать им?

Мда... Абдулла несколько... преувеличивает моё аллахо-любие.

Я сделал отгоняющий мух жест:

— Оставим на время невежественных и бедных. Ибо нельзя объять необъятное. По моему суждению, двадцатая часть из упомянутых достаточно состоятельна, чтобы владеть томиком. Итого — 2.5 миллиона экземпляров. Каждый день в подлунном мире случаются несчастия. Пожары и наводнения, землетрясения и войны. Гибнут люди, города... И — книги. Сколько?

— Э... только Аллах ведает!

— Не могу не согласиться с тобой, о благочестивейший и мудрейший Абдулла. Ведает — только Аллах. Я же могу лишь очень приблизительно оценить. Тысяч в сто. И сто тысяч писцов по всему миру, от Нишапура до Марракеша, сгибают спины в медресях и мечетях, дабы восполнить эту недостачу священного слова в нашем мире. Есть и ещё писцы, которые переписывают слова Пророка для новых семей. Ибо население приумножается, милостью Аллаха, правоверных становится всё больше. И в новые дома нужны новые книги. Я не знаю — сколько. Но, положим — ещё сто тысяч. Наконец, среди бедных, среди остатка, который мы с тобой положили равным всего-то сорока семи миллионам с копейками семей, есть такие, кто мечтает купить книгу. Но не может собрать три сотни дирхемов. А лишь — две. И назовём их число тоже в сто тысяч.

Ташдар напряжённо мыслил. Судя по раскрывшемуся рту. Похоже, что-то складывал. Или умножал. Не скажу точно — что, но очень большое.

Сразу видно — мудрец. Вместо того, чтобы, как и положено чиновнику, отнимать и делить.

— Итак, представь. Вот я вступил. В смысле: в борьбу на конкретном путевом перегоне. Сделал много-много копий Корана. И решил продать их правоверным. Какие препятствия воздвигнут на моём пути глупые и алчные людишки? Учти, Абдулла, речь идёт о паре сотен. Сотен тысяч книг! Иные люди живут слишком далеко, и мне не отвезти туда. Другие же хотят книг изукрашенных. Я же — прост и не искусен в украшениях. Третьи ищут написанных рукой конкретного человека. Например, своего сына, обучающегося в медресе. Но пара сотен тысяч — возможно. И сотни тысяч писцов, их начальников, их семьи и родственники, все, кто имеет источник дохода в этом деле, завопят в злобности и восстанут в зависти. Что мне нужно сделать, чтобы обойти их ловчие ямы, избежать их капканов? И донести слово Пророка до множества страждущих?

— Э...

— Что переплёт не должен быть из свиной кожи, а в краске — свиного жира — мне понятно. Что должны быть произнесены молитвы и соблюдены посты и омовения — само собой. Что в конце каждой книги будет указано, что она создана милостью Аллаха и трудами хаджи Абдуллы...

— К-каждой?! Две сотни тысяч раз?!

Ме-е-едленно. По словам.

— Две. Сотни. Тысяч. Каждый год.

— О, Аллах!

— Друг мой Абдулла, ты был добр ко мне, ты поддерживал меня в годину невзгод. Как же я могу не отблагодарить тебя? Не восславить твоё имя? Имя твоё прославится на всю умму. Тебя будут почитать в одном ряду с Зейдом ибн Сабитом, Абу Рувайм Нафи` ибн `Абдуррахман аль-Ляйси, Абу-ль-Хасан Али ибн Хаамза аль-Кисаи, создавшим куфийскую школу арабской грамматики, Абу Джафаар Мухаммад ибн Джарир ат-Табари, написавшего ещё "Историю пророков и царей"...

— О, Аллах! Милостивый и Милосердный!

— Ты ведь встречался с аль-Гарнати? Он проехал пол-мира, долго жил в Булгаре, лет пятнадцать тому бывал в Киеве, проповедовал у мадьяр, совершил хадж, вернулся в Багдад к тогдашнему визирю.

— Да, я помню этого андалузца, мы встречались с ним в доме моего друга, кади Якуба бин Ногмана. Аль-Гарнати был очарован сочинённой бин Ногманом "Историей булгар". Как мне говорили, вернувшись в Багдад, аль-Гарнати включил в свою книгу о путешествии большой отрывок из этого труда.

— Отлично! Сейчас на престоле халифов сидит Юсуф ибн Мухаммад аль-Мустанджид Биллах. Говорят — добродетельный, справедливый и образованный человек. Пишет стихи, изучает астрономию. Уменьшает налоги и таможенные пошлины.

— Да, я слышал о нынешнем халифе многие добрые слова.

— Тогда почему бы не найти уважаемых людей, которые донесут до ушей халифа добрую весть о дешёвом Коране? Этот... Якуб бин... ещё живой? Можно его подрядить на поездку ко двору повелителя правоверных?

— З-зачем?

— Чтобы получить благословение наместника пророка! Чтобы все правоверные узнали, что читать эту книгу, молиться и размышлять о ней — угодно самому Аллаху!

Абдулла загрузился. И снизошёл на него свет сути, и ударила его молния смысла... В смысле: попытался встать и чуть не упал. Пришлось ловить, шлёпать по щекам. Наконец, слегка нетвёрдо держась на ногах, он отправился к своему шатру, чуть слышно бормоча:

— Охренеть... ля илля... инклюзивно...

Ваня! Факеншит! Сколько раз повторял себе: придержи язык! Ну вот — испортил ташдара. Ежели теперь он такое вместо икамы провозгласит... скандал может получиться.

Но времени стыдиться не было: я развернулся к просидевшему весь этот диалог с разинутым ртом Николаю.

— Ну? Что ты так уставился? Сквозняк в желудке устроил. Рот закрой. Ничего нового. Мы так в Смоленске колёсную мазь продавали. Помнишь? Знакомый, в принципе, товар. Чуть другая форма. Массово. Дёшево. При поддержке туземного начальства. В халифате нынче... не славно. Халифу деньги всегда нужны. А он налоги снижает. И вот — и дело благое, и поделиться я готов. От него — благословение и фетву какую-нибудь. Типа: "и это — правильно".

— В-Ваня... Это ж... сколько будет?

— Фиг его знает. Если по две сотни дирхемов... На наши деньги... Дирхем раза в полтора тяжелее ногаты. Пятнадцать гривен — штука. Двести тысяч штук — три лимона. Кунских гривен.

— Ё...!

— Каждый год.

— Мать...!

— Уймись, Николай. Это всё — вилами по воде. Расходы кое-какие... бумага, краска, работа... Доставка. Хорошо бы только до Табаристана, а дальше пусть сами растаскивают. Делиться придётся. Однозначно. И, главное — как оно там пойдёт... Да закрой ты рот! Ещё нет ничего! Только разговоры да прикидки! Дурень думкой богатеет.

— В-Ваня...! Господин мой...! Вот же сподобился...! Пресвятая Богородица! Факеншит уелбатуренный! Силы святые небесные! Ваня, я ж никогда... да что — я! Никто! Никогда! Во всём мире божьем! Гривны — лимонами не считал! У нас же до тебя и слов-то таких не было!

Потрясённый Николай сполз на пол, и попытался облобызать мои сапоги. Я немножко от него побегал, пытаясь урезонить своего купца. Но:

"Он то плакал, то смеялся.

Сумасшедший — что возьмёшь".

Пришлось выскочить на воздух и погулять с Куртом. Пока мужик в себя придёт.

* * *

"Лимон"... — моя ошибка. Мой длинный, беспрестанно молотящий воздух, язык. На "Святой Руси" есть числительные: штука, пара, тройка, пяток, десяток, сорок, сотня, тысяча, тьма. Понятно, что я своим людям о десятичной системе рассказывал — они-то и так знают. Но ограниченно. Даже показательную форму показывал. Слова: "миллион", "миллиард" — произносил. Но чисто в силу моих личных вульгарных привычек, дурного влияния улицы и "тяжелого детства" — постоянно заменял в своей речи "миллион" — "лимоном". До лимонардов, ярдов, лярдов дело пока не доходило. Просто считать так, кроме комаров, некого. Да и "миллион"... нечто вроде "тьмы". Абстракция. Как и сам лимон — на "Святой Руси" такие фрукты не растут. Но вот же — дожили.

Николай несколько... мало знает. Через полтора века оборот Генуэзского порта составит примерно такую же сумму. А ведь Генуя лишь один из полудюжины средиземноморских портов такого уровня. Я уже вспоминал Марко Поло и его оценки оборачиваемых сумм в Монгольской империи.

Короче: деньги в мире есть. Просто их мало здесь — на "Святой Руси" и в окрестностях.

Дальше — по товарищу Бендеру: "Если в стране ходят какие-то денежные знаки, то у кого-то их должно быть много".

Нужно найти этих "кого-то". Что совсем не проблема: они уже несколько веков торчат своими куполами и минаретами в Месопотамии. И в округе на несколько тысяч вёрст. И... переместить эти "какие-то" в подходящее место. К себе в карман. Лучше — по согласию. Например — торговлей. Для чего — актуальный товар.

"Книга — лучший подарок"! Это ж все знают!

За совершенно смешные деньги! Дешевле вашего дешёвого!

И чего тут нового? Коран — самый тиражируемый текст современности. Конечно, до тиражей цитатника Мао ему далеко. Так ведь и эпоха другая.

Ещё зимой Прокуй освоил резьбовые соединения. Меня заколебало отсутствие суппортов на моих станках! Вот и пришлось выучиться делать спиральную резьбу на длинных стержнях. Поставили такие стержни вертикально — пошли пресса. Вино давить мне не из чего, а вот масло временами приходиться. Дальше, чисто чтобы не простаивало — ручной печатный станок Гутенберга.

Нужда печатать пришла. У меня идут "Типовые уложения" для новосёлов, азбуки, таблицы для сигнальщиков... Пока тексты нужны были в нескольких экземплярах — шла "эксплуатация детского труда". Трифа, в порядке научения каллиграфии, раздавала задания переписать правильно бумажку. До десятков экземпляров это проходило. Если больше... их же все надо заново проверить!

Если у меня заработала типография с кириллическим шрифтом, то в чём вопрос сделать шрифт куфический? А главное... Слава Мухаммеду! Он толкнул в массы ислам, он заставил их всех читать одну книгу, он, и праведные халифы, старательно выдерживали единообразие. Ну как этим не воспользоваться?!

Для сравнения. Христиан — миллионов пятьдесят, канонических Евангелий — четыре, допустимых языков — три. Древнееврейский, греческий и латынь. Не считая книг на национальных языках, вроде тех, которые запустили Солунские братья Кирилл и Мефодий или Евангелия от Ульфилы.

На "Святой Руси" примерно 90 тысяч экземпляров книг. Сотни наименований. Только запрещённых около 120! Какие тут могут быть тиражи? Пять тысяч требников — запредельный максимум. Вообще, а не ежегодно.

А в исламе — стандарт, единообразие. Благодатнейшее поле деятельности для попаданца со склонностью к индустриализации и массовому производству.

Ух, как я тут развернусь!

Значится так... Ротационная машина, ксилография, высокая печать...

Сам принцип печати известен давно. Китайцы применяли ещё во втором веке. В девятом — полностью печатная книга "Алмазная сутра". Римляне вполне штатно печатали географические карты в четвёртом.

"Тарш" (ксилография) нынче весьма распространена в Египте. Преимущественно печатают на разном текстиле. Обычно — с деревянных форм. Ну, гравюры — это ж все знают!

Понятно, что у себя я воспроизвёл хохмочку Гутенберга — наборный шрифт. Но вот здесь... при таком тираже и вечной продолжительности... Похоже, шаг назад — к гравюре — будет эффективен. Сделать сотню форм... металлических... по количеству сур... собрать на барабан и крути себе, не забывая смазывать... И чего они сами не додумались? — А фиг его знает. Тут как с карманами: до 17 века — нигде нету. С подворотничками — ещё хуже.

* * *

Бедный Абдулла отлежался и вспомнил, в конце концов, с чего начался наш разговор. Но тональность новой попытки обсуждения — была уже другой:

— Дорогой друг Иван, я понимаю всю мелочность вопроса, но... как же всё-таки... с этими... эмир Ибрагим велел... баб и мулл...

— Достопочтенный Абдулла! Взгляни — у меня только две руки. Я не могу одновременно нести в мир великое множество свитков с божественным словом, снимающим замки с сердец сотен тысяч правоверных, и защищать этих, безусловно достойнейших и благочестивейших людей, от злобы язычников, кои прямо роятся в моих землях. Посмотри — даже ваши суваши, уже столетиями живущие под сенью мудрости, под знаменем аллаха в руках великих правителей эмирата, осмеливаются обижать ваших баб. Э... бабов. А уж мои-то... только из леса, прямо с ёлки... Прольётся кровь правоверных. Эмир разгневается и будет прав. Следует ли нам расстраивать блистательнейшего и наполнять сердце победительнейшего — печалью? Давайте вы сперва приведёте в истинную веру сувашей. Я же, внимательно посмотрев и тщательно восприняв ваши, столь успешные и безусловно благонамеренные способы и методы, попытаюсь применить их и к своим неверным. Пока же я пребываю в глубоких сомнениях и в тяжких раздумиях. Посему стремлюсь делать то благое дело, которое мне понятно — Коран. С твоим именем на первом листе. Так не отвлекай же меня от борьбы на пути Аллаха, о мудрейший ходжа!

Якуб бин Ногман оказался сварливым стариком. Достаточно крепким, чтобы перенести путешествие до Багдада, достаточно пронырливым, чтобы добраться до уха халифа. Впрочем, работа кади (судьи), помимо книжной премудрости и благочестия, требует живучести и изворотливости.

Аль-Мустанджид Биллах и в самом деле был добрым человеком. Войны он возложил на атабека Нур ад-Дина Махмуда Занги. Тот воевал, с переменным успехом, то с крестоносцами, то с фатимидами и не ждал денег из Багдада. Так что халиф мог сочинять стихи и беседовать с умными людьми. Своё благословение, посоветовавшись с улемами, он дал даром, и оно было озвучено во всех мечетях мусульманского мира. "Ибо сиё — угодно Аллаху".

Ещё он собственноручно написал благочестивое пожелание на титульных листах того десятка экземпляров, которые мы ему подарили. И бесплатно раздал их нуждающимся. Мои гравёры воспроизвели этот автограф, и десятки тысяч книг "с личной пометой Наместника Пророка" уходили за тройную цену.

Увы, это не избавило нас ни от проблем с местными правителями, ни от возмущения "широких народных масс". Когда в какой-нибудь Герат приходил караван с томиками Корана, местные писцы и примкнувшие к ним "блюстители истинного благочестия" кидались громить, рвать, топтать и жечь священную книгу.

Шариат указывает, что "следует держать Коран на высоких местах. Нельзя класть Коран на пол". А они — клали. А некоторые — даже ложили. Погромщиков — наказывали.

Для минимизации убытков, снижения рисков, наказания анти-коранщиков было создано "Общество багдадских книголюбов". Его транспортно-сбытовая сеть оказалась весьма полезной и при продвижении других наших товаров.

На озвученные в устье Аиши тиражи мы вышли не сразу. Но из года в год поток отдаваемых нам ценностей, обоснованный, по сути, лишь верой в Пророка, нарастал.

Из-за роста тиражей типографию и бумагоделательную фабрику пришлось, со временем, переместить в Саксин. Прибрав его под свою руку. "Русская Хазария"... об этом позже.

Камыш Волжской Дельты оказался, после доработки технологии, вполне приемлемым сырьём для бумаги. А транспортные и эксплуатационные издержки существенно снизились. Рост прорезавшихся потребностей правоверных позволил дополнить Коран хадисами и некоторыми другими текстами. Явно выявленная полезность гравюр, в частности — с использованием торцевых досок, активно применялась и в других направлениях: при изготовлении карт, лубков, денег, бланков...

Да брось ты, девочка, глупости сочинять. Новых-то тут уж и не придумать. Я всякое об этом злобствование слышал.

Одни сказывали что я, де, веру басурманскую укрепил и распространил.

Фигня. Покупали-то мой Коран люди уже верующие, в наречии курейшитском, в учении Пророка — уже сведующие.

Другие вопили, что веру магометову своими книжками унизил. Ибо показал, что правоверные даже и самую свою священную книгу делать хорошо не могут. Мои-то все — один в один, без клякс да подчисток. Даже буковки во всех книгах — точь-в-точь одинаковые. Как Пророк и велел.

Само собой — с одних матриц печатали.

Так ведь и вправду — не умели. Кому правда — унижение, того лечить надобно.

Третьи злобствовали, что я у людей грамотных, в Писании сведущих, кусок хлеба отобрал. А я-то причём? Писание — ваше. Не даёт хлеба — меняйте. Или Писание, или себя, или кусок хлеба на попроще.

А были такие, что в крик кричали что я, де, правоверных ограбил-обездолил. Сами такие! Я торг веду! Не хочешь — не бери, силком тебе Коран никто впихивать не будет. Что я, баб какой? Или там, халиф праведный с дубиной типа джизьи?

Ерунда это всё. Брёх завистников да лай неудачников. А вот почему коллеги мои, попандопулы разных времён и народов, такую массовую книгу не печатают, доходов с неё не получают... Не знаю.

Глава 503

Разгруженную расшиву стянули с мели и под завязку забили её булгарским товаром.

Сюда она шла полупустая. У нас-то товар или очень деньго-ёмкий, типа "деревянного золота", или малые партии, вроде бусин хрустальных, или просто сигнальные образцы для тестирования рынка. А вот "в обратку"... цены-то на булгарский экспорт мы хорошо провалили.

Из рабов, освобождённых эмиром, и других, из каравана, кто надумал ко мне перейти, сформировали команды бурлаков, которые потащили, под присмотром и охраной моих людей, расшиву и "чёрную барку" вверх "по бережку Волги-матушки".

Билярские "лавочники" были очень... фраппированы необходимостью освободить своих рабов.

Всё просто: Кавырля уже принёс мне присягу. Следовательно, земля, на которой мы стоим — моя. А у меня рабства нет.

Муса на возмущённые вопли ответил несколько злорадно:

— А я вам говорил! Я вас предупреждал! "Зверь Лютый" — это вам не фунт изюма, кулёк инжира.

Кучка ветеранов-"дальнобойщиков" радостно подтвердила:

— Точно-точно! Было-было! Мамой клянусь!

Бурлаки — необходимы. Надо обязательно пройти этот путь ножками — с лодки многие вещи видятся иначе. А так мы поймём — что надо на берегу подправить, чтобы ходить свободно.

Другой, чем бурлаки, тягловой силы у меня нет.

Тогда... надо браться за дело всерьёз, восстанавливать технологии, найденные ещё при разгроме банды Толстого Очепа в Смоленске: широкие лямки "лифчиком", трёхсменка, освещение... И то, чего тогда не было: фарватер, вешки у мелей, вычистить пляж от плавника и бурелома, переходы через притоки, выбить зверьё...

Говорят, что выражение: "дело — табак" происходит от манеры бурлаков вешать кисеты с табаком себе на шею. В пути им приходилось входить в воду довольно глубоко — "под табак". А вот глубже — совсем плохо. Этого — не надо.

Кавырля, получив выживших людей своего рода и компенсацию за погибших, оказался вдруг самым богатым кугураком из всех черемис. Ещё мы оставляли здесь, под его присмотром, кучу купленного барахла, которое не влезло за один раз. Он выпросил у меня "матерщинника" в помощники — они подружились за эти дни, и получил инструкции.

— Кавырля, ты стал взрослым. Азором. Самым главным в роду, самым богатым в народе. Тысяч десять душ, полсотни кудо... Твоё — самое богатое. Вещами. И самое бедное. Воинами. Тебя... заставят делиться. Это неизбежно — таков закон твоего племени. Другой закон — отдариваться. Делись вещами с теми, кто отдаст тебе в дар свою свободу.

— Э... но как...

— Ты уже начал. Присягнул. Принял мой закон. Предложи это остальным. Это сразу разделит народ. На своих и чужих, на тех, кто, как ты, будет под моей волей. И под моей защитой. И прочих. Первые тебе — братья, вторые — только соседи. Слух о твоём богатстве распространится по реке. Я не думаю, что твои соплеменники придут убивать тебя, чтобы взять эти тряпки и блестяшки. Придут другие. Удмурты, суваши, булгары, буртасы... На Волге есть много людей, которым понравится твоё богатство. И твоя слабость. А соседи... доберут оставшееся на пепелище твоего дома.

Очевидные перспективы доходили до "матерщинника" с "пикинёром" медленно. Ребята так радовались спасению людей из рода "Берш", богатому выкупу...

Богатство — смертельно. Если ты не можешь его защитить.

Через день они снова пришли ко мне. Кавырля не только публично подтвердил клятву верности вместе со своим родом. Мы договорились о множестве важных мелочей: о размещении моего гарнизона, о строительстве на Криушинском острове и здесь, в устье Аиши, погостов. О заготовке леса и снабжении новосёлов провиантом, о мерах, предпринимаемых Кавырлей для склонения остальных родов этого племени к переходу под мою руку.

Парень пребывал в очень сильном сомнении. Но присутствие при моей беседе с давешним сувашом подтолкнуло к принятию решения.

Я позвал к себе чёрно-портяночного бывшего пленника, и попросил его донести до старейшин его народа простую новость:

— По воле блистательнейшего эмира мне надлежит выбить всех шишей на Волге. Род "берш" — под моей защитой. Того, кто нападёт на них — я буду считать разбойником. За которым я, по воле победоноснейшего, должен последовать столь далеко, сколь это необходимо. И сделать так, чтобы оный тать никогда не смог повторить свою татьбу.

Дождался окончания перевода. И уточнил:

— Проще: перебить и выжечь. Татя и всех э... сопричастных.

Кажется, до обоих парней дошло. На смену "вечной" вялотекущей межплеменной "забаве" приходит война международная. Не ежегодные взаимные молодецкие набеги "за девкой или коровой", а война на уничтожение.

"Вас — не будет".

Война, в которой у черемис может появиться мощный союзник. Хорошо, если кугырза обоих племён это поймёт. "Каловая комбинаторика" действует для всех. Кто успел с ней ознакомиться.

Парень-суваш ещё просто хлопал глазами, а Кавырля уже уловил. Что мир изменился. И сразу стал называть себя человеком "Лютого Зверя".

Пришлось намекнуть на некоторые возможные негоразды и в прощальном разговоре с Абдуллой.

— Дорогой ташдар, ты весь горишь от нетерпения. От страстного желания разоблачить злобные козни изменников, приближенных к трону. Я рад, что мы смогли вытащить этих ядовитых змей на свет правды. У тебя ныне есть множество достоверных свидетельств. Но будь осторожен: раненная змея кусает смертельно.

— Я открою глаза Ибрагиму, и он раздавит гадюк!

— Они попытаются тебя ужалить. Конечно, трусливые гиены не посмеют сойтись с тобой лицом к лицу. Но... Что, если они ужалят твоего внука Абдуллу? Сердце твоё будет смертельно ранено и душа упадёт в ущелье печали. То, что тебе дорого, следует хранить или глубоко внутри, подобно твоей любви к Аллаху, или далеко. Куда гиены и шакалы не смогут дотянуться.

Абдулла резко взволновался. Начал дёргаться, но взял себя в руки:

— И где же, о друг мой Иван, мне следует сохранить в покое и в отдалении от опасностей юный свет моих очей и надежду моей старости?

Я честно пожал плечами:

— Не знаю. Может быть Багдад? Или Мекка? Хорезм? Саксин не годится — там слишком много твоих соплеменников. Кажется самое близкое — Всеволжск. Мой город закрыт для прохожих, всякий новый человек в нём виден... Да, у меня убийцам из эмирата будет тяжело добраться до мальчика.

Совершенно не хочу навязывать решение. Хотя, конечно, получить заложника — было бы полезно. Пусть он сам дойдёт до этой мысли. Добровольно. А пока о другом:

— Как я вижу, у эмира возникли проблемы с сувашами: вчера несколько этих язычников побили двух баб в караване. Двоих бабов.

"Баб" — означает ворота. Ворота веры. А не — "из тех ворот, что и весь народ", как вы подумали.

— Э... да. После вашего захвата Янина, язычники усомнились в величии блистательнейшего. Были некоторые... случаи.

— Понятно. Моя цель — исполнить Яниновское соглашение. Я предполагаю, что суваши занимаются разбоем на реке. Поэтому придётся размещать посты. Один — в устье Свияги, другой — в устье Казанки. Так я ограничу возможности речных шишей. Я был бы благодарен эмиру, если бы он сообщил об этом предводителям племён. Дабы избавить их от ложных надежд безнаказанно безобразничать и дальше.

Абдулла смотрит встревоженно. Здесь двойной "наезд" с моей стороны.

* * *

Первый — Казанка.

Сейчас там вовсе не центр многолюдной провинции, богатейший торг, воинская сила, большой город, как будет через столетия.

Глухое захолустье, дальняя окраина эмирата. С весьма немногочисленным и нищим населением. Приблизительный аналог Кушки — "Дальше Кушки не пошлют...". Далеко выдвинутый на север, оторванный от основной территории эмирата, форпост. Преимущественно — для контроля удмуртов. Но и против сувашей. И против русских — тоже. Как были основаны Бряхимов, Усть-Ветлуга... Последний в этой цепочке — Янин. Все четыре городка были сожжены русскими ратями в Бряхимовском походе.

За прошедшие два года Казань отстроена. Чего там строить? Ров-вал-стена? Ров и вал не нужны из-за обрывов холма. Стена — бревенчатый частокол. Десяток бараков до столько же изб. Но место... Место мне понравилось. Если там немножко покопать, то очень удачный островок получится. Такой... фортификационно привлекательный. Через несколько столетий так, наверное, и сделают. Когда ни булгар, ни эмирата уже не будет.

Я предлагаю эмиру отдать мне это место. Его "город". Во имя "борьбы на пути". В смысле: против язычников-разбойников. Ему же лучше — тратиться на содержание гарнизона не надо.

Второй "наезд" состоит в том, что я не спрашиваю согласия. Я лишь прошу сообщить туземцам о поддержке моих действий. Мне не нужно его мнение. Ибо оно подразумевается — всё в рамках Янинского соглашения. Не могу же я усомниться в "чести" эмира! В следовании данному им слову.

Тема... щекотливая. Булгары считают сувашей подданными, суваши булгар — союзниками. Законы эмирата (шариат) у сувашей не действуют, булгарских чиновников — нет. Но — подати платят. Джизью. По минимуму, установленному "праведными халифами" — 12 дирхемов с каждой взрослой мужской головы. Две другие ставки — вдвое и вчетверо.

12 дирхемов — примерно русская гривна. Сумма для крестьянского хозяйства в нашим местах — совершенно неподъемная. Но так сказали "наместники Пророка"!

Напомню: хазары брали с вятичей "по белке с дыма". На один дирхем в 13 в. в Рязани идёт 18 белок.

Поэтому все делают вид. Эмиры — что собирают с подвластных неверных налог, согласно шариату. "Неверные" — что они его платят.

Эта тема — лицемерное следование нормам шариата в налогообложении — звучит и в документах этой эпохи.

Ал-Гарнати, со слов Якуба бин Ногмана, кади, т. е. высокопоставленного чиновника, обязанного следить за соответствием жизни шариату и стремящегося восхвалить своего государя, пишет о том, что в месяце пути от Булгара находится область, в которой проживают народ Вису, который платит эмиру джизью.

Якуб может втюхивать такое уроженцу Гренады. Но представить себе подушное налогообложение лесных охотников... Как ты их посчитаешь?

Сходно у сувашей. Они не только не хотят — они просто не могут платить такие суммы. Поэтому есть "итого", которое установилось столетие назад при преемниках Аламуша. Старейшины народа собирают и отдают чиновникам эмира. Суваши говорят — подарки, булгары — налог.

Эмиру нужны деньги. Всегда. После Бряхимовского похода и переноса столицы — особенно. Как только эмир разберётся со своими булгарами, он примется за сувашей. Пошлёт писцов переписать народ и требовать джизью. Если сил хватит — и "за прошедший отчётный период", типа "дань за двенадцать лет".

Сил у него пока маловато: три пограничных крепости. Казань — на севере, две других — на юге и юго-западе. Внутри территории народа крепостей нет. Будут. Потому что переписчиков и "налоговых инспекторов" придётся прикрывать вооружёнными отрядами.

Совершенно очевидные вещи. Власть нуждается в деньгах. И она будет выжимать из податных всё, что сможет выжать, оставляя только "прожиточный минимум". А уж как это будет названо — джизья, харрадж...

"Неверные? — Пребывайте униженными!".

Это истина — ибо так сказали праведные халифы!

Вопрос не в смыслах — вопрос в соотношении сил. Точнее: в оценке их. Если власть посчитает, что сможет заставить население платить — она попытается это сделать.

Не считайте туземцев дураками: они эти перспективы понимают. Если эмир силён — суваши нищие. Выжигать неплательщикам глаза, как делали позднее персидские шахиншахи, эмир не будет. Просто погонит на невольничьи рынки Табаристана. Почему нет? — Это ж неверные!

На эти общие закономерности развития много-конфессионального исламского средневекового государства накладывается мелочь мелкая: "Бряхимовский мир". Согласно которому — "всех иноверцев... в сорок дней...".

Если эмир считает сувашей частью Булгарии, он должен привести их в "истинную веру". Что означает тотальную войну и полное разорение края. Эти ребята в части "веры предков"... ну очень упёртые. "Язычники закоренелые". Или подтвердить их статус "неверных" и изгнать. Что... аналогично. Или наплевать на условия договора с Русью, провести перепись и ввести джизью в полном объёме. Что — снова...

Кроме безысходности "выстрела себе в ногу" эмира, с его религиозной догматикой и реальной экономикой с дипломатией, есть и сами суваши. Которые вполне понимают эти варианты. А эмир понимает, что они понимают.

Как Ибрагим будет выкарабкиваться... Пока я действую в его интересах: планирую двумя крепостями с севера "запереть" вероятно мятежную провинцию.

Если бы я зафигачил своё "дай" "на сухую" — можно было нарваться. А вот со смазкой в виде "раскрытой преступной группы"... и "возвращения под сень благоденствия горячо любящего и несправедливо оболганного хаджи Абдуллы"... Здесь принято отдариваться. Посмотрим.

Я повышаю "сложность системы", формирую "пакеты".

Не бросился мстить за разграбленный погост — пошёл на переговоры. На которых сотник Хасан первым обнажил меч. И нарвался на "необходимую самооборону".

Не кинулся спасать Абдуллу, а потянул купца-контрабандиста. Связал его с вельможами. Которые, "совершенно случайно", оказались врагами хаджи. И — эмира.

* * *

— А если бы они не были врагами? А если бы не было контрабандиста? А если бы посол был другим?

— Тогда я нашёл какой-нибудь другой ход.

— А если бы не нашёл?

— Тогда — не своё место занимаю. Не умеешь решать такие... интриганские темы, попандопуло — твоё место в хлеву, навоз кидать.

"Не в свою лужу — не садись".

* * *

Сходно я не запрещал каравану проход, но "предложил" выплатить компенсацию. Которую, они сами, почему-то, разложили как раз на самых жаждущих продолжения похода. Отчего "жажда" — прошла.

И здесь: я не веду речь об аннексии, о захвате стратегически важной точки на Волжском пути. Я говорю лишь об очередном обострении в отношениях с язычниками. О моих действиях в "рамках должностной инструкции". А то, что война с язычниками прямо вбита в Коран, что джихад есть обязанность всякого мусульманского государя, что Ибрагим, допуская мирное сосуществование правоверных и поганых в одном государстве, впрямую нарушает правила "борьбы на пути Аллаха"... Аллах акбар. И пусть Аллах просветит эмира и укажет ему — что есть наиболее наилучшее и сильнее соответствующее.

Снова вчетвером, с Николаем, Абдуллой и Мусой, прошлись по "повилам на четыре ноги" — по списку желаемого.

Я старательно демонстрирую высокий уровень доверия: у нас нет секретов от булгар, мы — "добрые люди".

Как сказала Раневская:

"Для того, чтобы сохранить хорошую фигуру и хорошие отношения, нужно вовремя закрыть рот!".

Фиг с ней, с моей фигурой. Но хорошие отношения — нужны категорически!

Так что, свой язык, в части комментариев, приходиться придерживать.

Забавно: тот перечень, который Николай когда-то готовил в Янине — существенно ужался. Взрослеем, крепчаем, матереем. Всё более экзотичные позиции. Если зерно, то на посев, если скот, то на племя. Свинца больше надо — пули для плевательниц, литеры для типографии...

Жёстче по людям: русские рабы должны быть освобождены. Все. Сейчас. Эрзя, мокша, мари, мурома, мещера, меря... Все. Нынче. Я предполагаю, что таких — тысяч десять-двадцать. За пару лет я смогу принять. Потом и до других очередь дойдёт.

Наконец, караван, возглавляемый баркой Абдуллы, вытягивается из Аиши в Волгу. Я радостно машу ташдару с берега, пропускаю мимо себя цепочку довольно неуклюжих, плоскодонных посудин.

Последний — учан Николая. Не может неверный идти перед уверовавшим. И это правильно: мели на реке никто не отменял, пусть уж лучше "верные" на них корячатся.

Ещё день — разговоры с пришедшими "на огонёк" главами других черемисских родов. Разгром "бершей" не прошёл бесследно — собрано племенное ополчение.

Ну, часть. Из ближайших кудо. Некоторых из этих людей я знаю — вместе бились на Земляничном ручье. Главного военного вождя -одноглазого она, помню ещё по бою в Усть-Ветлуге с унжамерен.

Осторожненько, тщательно подбирая слова: "Так жить нельзя. И вы так жить не будете".

Или вы изменитесь. Как изменились мари и эрзя. Или вас вырежут. Как бершей.

Моё появление сдвинуло прежние здешние расклады. Воины, кто ходил со мной — это видели. Теперь вам нужно найти себе новое место. Возможных три: под моей рукой, на чужбине, в могиле.

Кугураки воротят носы:

— Мы — чремис! Мы горный мари! Мы ни под кем! Никогда!

Глупое хвастовство для малознающих с короткой памятью. И под хазарами были, и булгарам данничали. Зацепился бы эмират за Стрелку — на Волге многих бы эмиром прижало. Не вышло. Поэтому — прижмёт Воеводой.

Кавырля хвастает перед ополченцами полученными вещами.

— Воевода только брови нахмурил! А торгаши уже сразу прибежали! Отдали и сестёр моих, и котлы медные, и ткани тонкие. И всё кланялись. Боятся, однако.

Разоружать "горных" пока не надо: враг вон, рядом, за Свиягой. "Десятина от всего" — не надо, пусть умножаются, усиливаются. А вот остальные пункты Усть-Ветлужского соглашения... должны исполнить.

Я ж никого не примучиваю! Я ж приголубливаю! Чисто по согласию!

Но — "взялся за гуж — не говори, что не дюж".

Не напрягать их. Они сами довольно быстро разделятся. Отказников пока сильно больше. Но это до первого серьёзного набега соседей. Или — голодной зимы.

Самые умные, больше видевшие, уже просят:

— Воевода Всеволжский! Возьми к себе мою дочь! Пусть растёт в сытости и довольстве. И сына моего! Пусть выучится управлять такой... такой синей... лодищей!

Находятся и желающие наняться в бурлаки. Пополняем команды, выпихиваем эскадру...

Ну, вроде, всё. Пора домой.

— Дик, как с ветром?

— Порядок, господине! Хорошо пойдём!

— Тогда — с богом.

Ташдар Абдулла притащил в Биляр множество свидетелей противозаконной деятельности шихны и визиря. Едва пошёл сыск, как вскрылись и другие их преступления противу блистательнейшего. Ибрагим пришёл в ярость, обоим отрубили головы. Третьей была голова раиса Ага-Базара. Как чуть раньше посадник в Ярославле, чудак не понял, что приставать к моим людям с глупостями, типа:

— Дай бакшиш! Дай! Дай!

опасно для жизни.

Николая не допустили до эмира — он сразу предупредил чиновников, что "припадать и лобызать" не будет. Поскольку — свалил всё на меня — "Зверь Лютый" пообещал отрубить голову за такое. Поэтому благоволение блистательнейшего было передано заочно.

Николай ещё метался по Булгарии, "щупая воз", когда в Ага-Базар пришли два ушкуя из Всеволжска. Чисто проходящий, по совсем другим делам, караван с Акимом Рябиной во главе. С некоторыми товарами по "форвардам". Оказия. Скорость поставки укрепила нашу репутацию.

С этого времени в Булгарии заработала наша первая фактория — торговый двор, созданный и расширяемый с активным участием Мусы и Абдуллы. Эта точка играла роль не только торгового представительства и разведывательного центра, как все торговые дома в эту эпоху, но и способствовала сбору освобождаемых рабов и формированию положительного имиджа Всеволжска.

Через год мы открыли фактории в Биляре, Суваре, Янине. Через два я уже знал не только все дороги, броды, крепости, но и кто что думает из тамошних вятших.

Нет, девочка, не надо преувеличивать мои успехи. Эмират был всегда довольно аморфным образованием, Бряхимовский поход усилил прежние центробежные тенденции — я лишь воспользовался этим. Кого-то поддержал, кому-то помог... Уйти с Волги, например — их собственное решение.

Конец девяносто первой части

Часть 92. "Сверкают звёзд золотые..."

Глава 504

"Еще темнее мрак жизни вседневной,

Как после яркой осенней зарницы,

И только в небе, как зов задушевный,

Сверкают звезд золотые ресницы.

И так прозрачна огней бесконечность,

И так доступна вся бездна эфира,

Что прямо смотрю я из времени в вечность

И пламя твое узнаю, солнце мира".

Афанасий Афанасьевич — как всегда. Под густой пеленой печали про "мрак жизни вседневной" — восторг красоты и пылающий огонь надежды. Ох, и хороши здешние летние ночи! Когда "сверкают звезд золотые ресницы".

Классик прямо девиз попандопулы сформулировал! "Прямо смотрю я из времени в вечность". Из двух времён. Би-хроноскопичность. Да не "хрено-", а "хроно-"!

"Смотрю в вечность".

Из своего прошлого. Которое несбывшееся будущее этого мира.

Из своего настоящего. Которое ломающееся в моих руках прошлое неслучившегося будущего.

Ничего нет. Ни прежнего прошлого, ни прежнего будущего. Только "золотые ресницы" равнодушных далёких звёзд. И пылающее "солнце мира" — жизнь человека. Созидающего и разрушающего, гадящего и взлелеющего. Живущего. И я промеж них. Один из мириадов. Попандопуло...

О-хо-хо... Ось мира, пуп земли, венец творения... Господи! Верни меня обратно! Я буду хорошим! Я...

Я уже никогда не буду.

Не буду прежним.

Даже если бы это был просто сон — я уже стал другим.

Останется память, останутся знания, опыт... о каких-нибудь расшивах или мерее на кожах. О местах и зверях. О ночном волжском ветре с запахами прибрежных лесов и лугов. О лёгком плеске воды при волшебном неслышном ходе шверта... О людях. Которых я здесь встретил. Об их любви и ненависти, хитрости и глупости, удивительном уме и разнообразнейших талантах. Обо всём этом — о "Святой Руси".

Русь — во мне. Навсегда. До последнего вздоха.

Нет, Господи, не надо меня возвращать. Мне и здесь... не скажу — хорошо, но... очень забавно.

Перед рассветом "Белая Ласточка" пришвартовалась у "Воеводской" пристани под Стрелкой.

У меня уже своя пристань есть!

Транспорты с людьми останавливают выше по рекам — у фильтрационных пунктов, "грузовики" идут к своим местам, большей частью чуть ниже по Волге. А здесь, почти в том месте, где два года назад "дастархан победы" развернули после Бряхимовского боя — административные и особо важные посудинки ставятся.

Тем более странно видеть здесь постороннюю ладью.

Караульщик на причале при нашем появлении выскочил из сторожки. Кинулся, было, рапортовать. Не надо. И колокольного звона — не надо. Что я — князь какой или епископ? Государь приехал — эка невидаль. "Опять черти нашего лысого принесли" — зачем? Пусть народ отдыхает.

— Что за лодейка?

— Дозволь, докласть, господин воевода! Яссы с Боголюбова пришедши.

Оп-па... Яссы... Это ж где-то на Кавказе? Из Боголюбова? Странноватенько...

"Всё чудесатее и чудесатее".

В любом случае — посторонних мне на Стрелке не надобно. Для того я выношу пограничные пункты, таможню, карантины на границы.

— А чего их сюда пустили?

— Не могу знать! Тока... ну... гуторили... эта... Родня, де. Самой княгини Суздальской.

Вона чего. Помнится, я ту полонянку, с бою взятую, бывшую наложницу эмира Булгарского, очень неплохо... орально применил. Да ещё и Боголюбскому подарил. Трофейная бабёнка оказалась в нужном месте в нужное время. И стала государыней.

"Времени немного пролетело

У девчонки мальчик подрастал

Щуря свои чёрные глазёнки

Князь-Андрея папой называл"

Точно — есть такой. Юрочкой кличут. По дедушке, по Долгорукому назвали. А этот будет... "Долгоногий" — далеко убежит. Северный Кавказ, Грузия, Византия...

"Лучший способ узнать всех своих родственников — разбогатеть" — всемирная мудрость нувориша.

Слухи о новой княгине Суздальской Анне, "ясыне", разнеслись по городам и весям, странам и народам. Сыскалась и родня. Какая-то. Но Анне хоть какая кровная родня — в радость. Она-то одна-одинёшенька, опереться не на кого. Сила любого аристократа не в землях да в сундуках, а в людях, которые ему служат.

Анне были нужны "свои люди", и родственнички — нашлись. Всегда есть персонажи, готовые поменять свою родную саклю/юрту на койку в казарме заморского дворца. В надежде на дорогой кафтан, булатную саблю, доброго коня. И перспективы продвижения по службе.

* * *

Как армянские визири — выходцы из армян-наёмников, реально управляли Фатимидским халифатом в Египте — здесь известно всем. Только что, в 1164 году (два года назад), в Египте армян сменят другие наёмники — курды под предводительством Асада Ширкуха, дяди Юсуфа Салах ад-Дина.

Дело было в Дамаске: "Мой дядя Ширкух повернулся ко мне и сказал: "Юсуф, оставь все дела и отправляйся туда!". Этот приказ прозвучал для меня как удар кинжала в сердце, и я ответил: "Клянусь Аллахом, даже если бы мне отдали всё египетское царство, я бы не поехал туда!"

Эх, молодо-зелено, они так легко клянутся Аллахом...

Через три года племянник, младший офицер при дяде, передумает:

"Я начал с того, что сопровождал моего дядю. Он завоевал Египет и потом умер. И тогда Аллах дал мне в руки власть, которую я совсем не ожидал"

Да, это было неожиданно. Непонятно почему, но исмаилитский халиф аль-Адид выбрал молодого (двадцати семи лет) суннита Салах ад-Дина — наёмника в третьем поколении, в великие визири Египта.

Подобные истории непрерывно наполняют уши здешней молодёжи, заставляют гореть глаза и биться сильнее сердца. Все хотят стать "истинной опорой трона". Хоть какого. С функциями кормораздатчика. Хоть кому.

Как минимум один из яссов удержится у Суздальского стола и станет соучастником убийства Боголюбского.

* * *

А вот у этих, кажется, не сложилось. Раз топают из Боголюбово. Да ещё лодкой. Это кружной путь по Клязьме-Оке-Волге, а не прямой через Степь конями. Хотя, конечно, могут быть... разные обстоятельства. Или Анна их именно ко мне послала?

Почему погранцы пропустили? Что я не знаю — понятно. "Абонент вне зоны действия сети" — из-за незаконченности Волжской линии связи я не мог получать сообщения. Но почему их сюда пропустили?

Низкопоклонство? Родня "самой"! И мой приказ — побоку? Глупость? Измена? Пост наверняка запрашивал центр. Если это Гапино решение, то... мне будет жаль. Ближникам не положено ошибаться. Или они перестают быть ближниками.

Я, несколько пыхтя, поднимался по крутому склону Дятловых гор короткой тропинкой, выводящей на Гребешок прямо к моему "фигваму". Вдруг Курт, неспешно рысивший впереди, остановился и принюхался к воздуху.

— Сухан, что там?

— Двое. Сношаются.

Как это естественно! Дерьмократично, гуманистично и общечеловечно. Особенно — в такую прекрасную ночь.

Небо уже собирается светлеть, звёзды "опускают свои золотые ресницы" — тускнеют. Но здесь, чуть ниже Гребешка, на склоне, ещё совсем темно.

— Кто?

— Мужчина и женщина.

Факеншит! Ну ты, зомби-слухач, Америку открыл! Это ж всегда! Ну... почти. В смысле: относительно преимущественно.

— Кто именно — узнаёшь?

— Мужчина... молодой. Горячий. С оружием. Нерусский. Не узнаю.

Кто-то из моих молодых воинов свою сударушку на травушку вывел? Поваляться-покататься. "Под небом голубым". В смысле: чёрно-синим. Надо какой-то "дом свиданий" организовывать. Так-то у меня профессионалки работают непрерывно. Но это чисто физиология. А ежели вдруг "любофф"? Ежели конкретно эту хочу? Какой-то аналог кинозала?

"Нам кина не надо, нам лишь бы тёмно".

С поселенцами проще: я выступаю в роли "отца". "Батя сказал взамуж — значит взамуж". Люди определившиеся — у меня женятся быстро. А вот пока учатся или отрабатывают... Опять же — либерастия моя. Стараюсь не навязывать "цепи Гимения". Я смотрю на девок — никакой разницы, а они — находят. А потом такие страсти начинаются...! Никакой производительности труда!

— А баба — сестра твоя, Марьяна.

Что?!!

М-мать...! Факеншит! Уелбантуренный через мясорубку!

Поубиваю всех нафиг! И его, и её!

Его... А он — кто? — А какая разница?!

"Умереть на женщине" — мечта многих мужчин. Достойная, благородная цель.

Сща-сща, я те твою цель — достигну!

Мы тихонько двинулись вперёд. Теперь уже и я различал характерные звуки похлопывания голым по обнажённому, ритмичное тяжёлое дыхание и "стоны страсти". Женщина явно опережала в близости к... к завершению. Или здесь правильнее — к окончанию? К финишированию?

"Ленточка моя финишная!

Ещё раз, и ты примешь меня.

Примешь ты меня, нынешнего, -

Нам не жить друг без друга".

И это правильно: разве это жизнь, когда сам?

В темноте ночи белела тропинка, прямо на которой устроилась парочка. Между широко раздвинутых и хорошо видимых во тьме очень белых ляжек женщины равномерно раскачивалась несколько более тёмная и худая задница мужчины. Выше наблюдалась ещё более тёмная голая спина. На которой, в такт охам и стонам, двигалась белые, вцепившиеся руки женщины.

Расцарапает сестричка спину своему хахалю. В кровь.

* * *

Пророк, в суре 21 введший мудреца, который давал экспертное заключение о невиновности Иосифа Прекрасного на основании его разорванной на спине рубахи, ("а вот если бы на груди — тогда "да") знавал, вероятно, страстных женщин. Которые рвут гимнастёрки по швам и скусывают погоны вместе с лычками.

* * *

Я несколько растерянно размышлял об оптимальном поведении в этой ситуации: воткнуть в дёргающуюся спинку "огрызок" до упора, провести по горлышку лезвием с переворотом — там же две шеи! — поздороваться или просто молча обойти и продолжить восхождение. С последующим "разбором полётов" по утру.

"А по утру они проснулись...

Валялась рядом голова...".

Как-то тяжеловато сразу переключиться со "звёзд золотые ресницы" на скандал с раздачей слонов и слоников, вынесением мозгов, перерыванием хрипов, вбиванием азбучных истин и выпусканием ливера...

Тут Курт наступил своими лапами с невтяжными когтями на дёргающуюся спину мужчины. И заглянул в лица участникам.

Типа: а чего это вы так дышите? Случилось чего? Здоровы ли? Помощь не нужна?

Князь-волк, а любопытен как кошка.

* * *

Был у меня как-то кот, который любил в подобные моменты... Недолго был.

Интересно, кто-нибудь исследовал "влияние роста числа домашних любимцев на темп вымирания россиян"? Можно ли сказать, что каждый новый котик убивает трёх неродившихся младенцев? Или — только двух? Ещё есть пёсики, хомячки... "Зелёные попугаи как фактор угрозы народонаселению России". Ну, это ж все знают: "Фиг с ней, с головой, но это я хочу видеть!".

В 21 в. россияне тратят на своих домашних любимцев более 1% ВВП страны. Эти бы денюжки да в мирных целях...

Богатая тема — на диссертацию потянет.

* * *

Короткий раздражённый вскрик от близкого знакомства с волчьими когтями, мгновенно захлебнулся. Наступила мёртвая тишина, чуть прерываемая остаточными рефлекторными движениями нижней половины тела хахаля.

Три близко сдвинутых головы разглядывали друг друга с расстояния ладони в темноте летней Волжской ночи. Это когда: "доступна вся бездна эфира". И многое другое. Хотя, конечно, не настолько интригующее, как бездна.

Хахаль, прерванный на самом интересном месте, в смысле фазы процесса, завопил и стартовал. Старт прошёл успешно: Курт испугался вопля и соскочил с утаптываемой спины. А вот полёт...

"Не ходи по косогору — сапоги стопчешь" — русская народная.

Со штанами — ещё хуже. Бегать по косогору со спущенными штанами — настоятельно не рекомендуется.

Я вам больше скажу: даже и с надетыми, на этом склоне — очень не просто. Чисто из личного опыта — я тут в ходе Бряхимовского боя сам чуть не убился. А вот совсем без штанов... не знаю, ещё не пробовал.

— Сухан, подбери придурка. Упакуй и к Ноготку. В дыбу. Кто, что, почему. Но без излишеств.

Марьяша лежала на тропинке, закрыв лицо подолом, и тихонько подвывала.

А она так... ничего смотрится. Языками белого пламени в ночи.

— Ляжки собери.

Дошло. С хлопком. Поняла, что сразу на месте не убью. Начала судорожно поправлять платье, протянула руку, чтобы помог подняться.

Ну-ну. Долго ждать будешь. С-сестрица...

Сообразила, что помощи от меня не дождётся, кряхтя и продолжая подвывать, встала на четвереньки.

Такой... ракурс! Вот бы дать пинка! Я ж в детстве за "Кожаный мяч" играл! И чтоб она в Оку улетела. И чтоб не было этой новой заботы! Я ж думал прямо завтра Кислокваса навестить, у него с бычиной плоховато выходит — хотел предложить ему новую серию экспериментов попробовать...

— Ты хоть кончить успела?

— Не-не-не...

Врёт. Ну и дура. Надеется, что отсутствие удовольствия будет смягчающим обстоятельством?

— Пошли.

Марьяша, хныкая себе под нос и непрерывно оправляя и отряхивая одежду, порысила следом к моему балагану. Где прислуга дрыхла и пыталась несуразно отгавкиваться.

Впрочем, это быстро прошло — рявкать на людей "Святая Русь" уже научила. Факеншитом в три октавы.

Устроили тут, понимаешь, дешёвую комнату страха: темно и везде грабли.

На столе, как обычно — стопка донесений. Срочных. Остальные — позже. Горничные и вестовые сходу уловили моё... неудовольствие. Двигались бегом и тишком.

Отсаженная к стенке на скамеечку Марьяша в очередной раз всхлипнула и начала елозить.

— Ванечка, братец, мне... это... надо.

— Сидеть. Что тебе надо — я уже видел. Собралась обделаться — валяй. Чтоб всяк твою сущность видел и на нюх слыхал.

— Ва-ванечка...! Ы-ы-ы... Я ж не хотела! Я ж и сама не поняла! Оно как-то само... а я...

— Ты — курва. Сестра Воеводы Всеволжского — курва! Зашибись... На проезжей дороге под любым-всяким ноги раздвигает...

— Нет! Не на дороге! Там тропка малохожая!

Она нашла ошибку в моих суждениях и теперь собралась обсудить интенсивность трафика по указанному маршруту. Говорить с бабами — вредно. У них есть наработанные тысячелетиями технологии заплетания самцовых мозгов.

* * *

Многие мужчины считают, что излюбленный женский метод манипуляции заключается в "отлучении от постели". На самом деле, он не самый тонкий, умный и даже востребованный, как может показаться джентльменам.

Да, это основа эволюции хомнутых сапиенсов — "секс в обмен на еду". Но конкретная фемина решает не эволюционные, а личные задачи.

На первом месте в списке 100%-но действенных способов управления стоит игра на тщеславии. Если вовремя показать, что ты слаба и беспомощна, от настоящего джентльмена можно получить всё, что угодно.

Я, конечно, не настоящий джентльмен. Даже, скорее, настоящий не-джентльмен. Поэтому — не "всё". Но многое — получали.

Акцентирование мужественности.

Этот способ манипуляции обожают россиянки. Выражается в знакомой всем фразе "Ну ты же мужчина!" вкупе с оскорбленно-удивленным выражением лица.

В традиционном обществе этот приём не проходит: можно нарваться на "исполнение супружеского долга" в особо жёсткой форме. Проще: набьют морду. Аккуратно, по "Домострою", например.

На Западе не поймут:

— У нас гендерное равноправие и рулёж феминизма? Сама-сама.

Давление на чувство долга.

Метод очень хорош, потому что обычно используется для каких-то адекватных вещей и срабатывает на мужчинах с высоким уровнем ответственности и наличием такой элементарной, хотя и довольно редкой, вещи, как совесть. Используя чувство долга, женщины совершенствуют мужчин и заодно обеспечивают достойное настоящее и будущее своему потомству.

Манипуляции с чувством вины.

Это самый грязный и вредный даже для самих дам способ управления мужчинами.

Именно этим путём и пошла сестрица Марьяша.

* * *

— Это всё ты! Ты виноват! Это из-за тебя! Ты мне всю жизнь спортил! Ой, судьба моя, судьбинушка поломатая! Кабы с тобой не повстречалася — жила бы себе припеваючи! За мужем добрым! Как сыр в масле каталась!

— Дура. Если бы не я, ты бы нынче в половецком стане кизяк собирала, радовалась, что камчой не ободрали, да очередного пащенка в брюхе таскала.

Мне что, нужно вспоминать, как я её у поганых отбил, как сопляка кипчакского прямо на ней зарезал да стаскивал? Кстати, первого своего зарезанного в жизни.

— Нет! Я...! Я... Ваня... Он сам...! Он... ы-ы-ы...

Не совсем дура. Перечень технологий манипуляции хоть и обширен, но счётен и ограничен. Не стала перебором весь "букет" прокатывать. Запустила стандарт — "перевод стрелок". Можно вспомнить киноклассику: "Не виноватая я, он сам пришёл!".

Ожидаемые варианты развития: истерика, слёзы или совращение. Возможны разнообразные комбинации. Вероятен плач. По теме: "все мужики — козлы".

Я внимательно разглядывал свою названную сестрицу.

Марьяшка.

Марьяна Акимовна.

Историческая, безусловно, личность. Ключевой персонаж на пути прогресса и процветания всего человечества. С её помощью и при её участии я додумался до идеи внедрения в "Святую Русь" э... "русского поцелуя". У неё хорошо получалось. По нужде: нас тогда в любой момент мог засечь половецкий разъезд, было необходимо, чтобы рот у неё был занят.

Отсюда пошла идея о тёплой воде, русских печках, белые избы и... и вот — Всеволжск мой. Со всяческими прогрессоидными прибамбасами.

В основе "поступательного и неотвратимого движения к светлому будущему" — горячий ротик испуганной женщины и горячечный бред в мозгах паникующего мужчины. А не — "производительные силы" с их "производственными отношениями", как некоторые думают. "Силам" же тоже пинок нужен? "Волшебный пендель" для их развития.

Много чего у нас с ней было. Как я её никакую через Десну вплавь переплавлял, как вытаскивал с "людоловского хутора", выхаживал по дороге вдоль Сожа, как она с Ивашкой и Николаем меня в Смоленске отпевали. Как она меня предала, сдала своему неупокоенному мужу. Которого мне же и пришлось упокаивать. Как, узнав про захваченное серебро волхвов, совращала меня. После чего мы с её сыном, Ольбегом, чуть не поубивали друг друга. А потом Аким меня... чуть-чуть не зарубил. Как крутила роман с Чарджи. После чего пришлось бить её плетьми, выбивая "плод любви"...

Марьяша приняла моё молчание за... за приглашение? Сползла на пол и, выдернув из под коленок подол, поползла ко мне. Бормоча что-то неразборчивое под нос.

Цель её коленопреклонённого марша обнаружилась быстро: добравшись до моих коленей, она, заискивающе поглядывая мне в лицо, принялась расстёгивать нижние пуговицы на кафтане. Потом принялась за штаны. Пришлось помочь даме, усесться по-удобнее. Она тяжко вздохнула, успокаиваясь, и осторожно приступила.

Я стащил с её головы платок, запустил руку в волосы и, чуть прижимая ладонью затылок, принялся регулировать частоту и амплитуду. Занявшись знакомым делом, Марьяша быстро успокоилась, едва пару раз негромко всхлипнув напоследок, и устроилась поудобнее.

В 90-х в России бытовало выражение: "Насосать на тачку". Здесь ставка куда выше — разрешение жить дальше. Соответственно, и трепет душевный — трепетнее и душевнее.

У неё были мягкие волосы, приятные на ощупь, уже хорошо отросшие после прихода сюда, во Всеволжск. Хотя, конечно, впечатление от её мокрого, горячего рта, мягких губок и изобретательного язычка были куда сильнее. Я бы даже сказал — острее. Иной раз у меня, прямо сказать, и дух захватывало.

Постепенно она входила в раж, движения становились всё более размашистыми, более резкими. Пришлось ей придерживать: мы же никуда не спешим. Точнее, спешим, конечно. Вся моя жизнь непрерывная спешка. Но не настолько, чтобы такое занятие наполнять суетой. Спокойнее, Марьяшка, размереннее. Глубже. Всем горлом. И... выразительнее. С чувством, с толком, с остановкой... И снова...

Мда... По сравнению с тем, как я её на Черниговских болотах... Куда как лучше. Приятнее, разнообразнее. Чувствуется опыт, знаете ли.

Вяло, на периферии сознания проскочила мысль:

— Интересно, с кем же она так.. натренировалась?

Не, не интересно. "Разве я сторож...".

Насилие — глупость. Опилки вместо пирожных. Нужно — по согласию. И — стремление. Глубоко задушевное, хорошо обоснованное. Сердечное. Искреннее. Аж до нежной дрожи в дыхательных путях.

Наконец, запустив ладонь под её нижнюю челюсть, чуть прижав пальцем небольшую выпуклость на горле, образовавшуюся от моих... м-м-м... трудов, внимательно вглядываясь в её широко распахнутые, взволнованные, ждущие глаза, я э... завершил процесс.

А хорошо-то как!

Вот так бы — всю жизнь! Без перерывов на сон, отдых и прочую... тряхомудрию.

Сразу полегчало. И на душе — тоже. А то с этими булгарами, интригами, политикой, торговлей... Разве это жизнь? Жизнь — вот она! На коленях передо мной стоит, отдышаться пытается, сглатывает нервно, спрашивает в волнении:

— Хорошо ли тебе, Ванечка? Ублажила ли, свет мой ясный?

— Да. Сумела.

— Во-от! А ты меня уж убивать-казнить собирался! А я ж ведь для тебя...! Всегда! Во всяк день, в любую ночь! Ведь я ж тебе...! Как пожелаешь! Лишь бы тебе, яхонтовому, хорошо было. Сла-а-денько...

Её лицо приняло довольное, уверенное выражение.

Теперь следовало ожидать потока лести, переходящего в град упрёков и завершающегося волной выпрашиваний. В моём нынешнем расслабленном удовлетворённом состоянии говорить "нет"... Но — надо.

— Что за чудак на тебе качался да так резво спрыгнул?

— Ой, да ты его не знаешь! Третьего дня лодейкой пришёл. Ваня, я ж всё понимаю! Я ж с местными ни-ни! А тут человек прохожий. Побывал да убежал. Чужого рода-племени. По нашему — ни бельмеса. Уйдёт — и никто даже и словечка не болтанёт. А мне ж... Ваня! Я ж живой человек! Я ж баба! Как же мне-то...? Ведь плохо-то не обнятой, не полюбленной жить! Ведь холодно! Тошно, тоскливо...

* * *

"И на тропинке, и на тропиночке

Не повстречаемся мы больше никогда".

Иногда уверенность в "никогда" — бывает важным преимуществом.

* * *

— Ну и как? Повеселело?

Она скромно пожала плечиком, опустив лицо, тайком улыбнулась. Загадочно. Удовлетворенно. Да, ей эти "натропинычные" приключения — в радость. Вон как потягивается. Будто кошка после сметаны.

— А если понесёшь?

Характерное скорбно-пренебрежительное движение бровями в сторону...

— А... Скину. Да и по дням, вроде, не...

— Ты хоть имя-то его знаешь?

— Ну ты меня вовсе за... считаешь! Имя у него красивое — Аслан. И сам он... молодой, горячий... ла-а-асковый... И не жадный! Он мне очелье, золотом шитое, обещал!

* * *

О-ох... женщина.

" — Ты на мне жениться обещал!

— Мало ли чего я на тебе обещал".

Хотя, конечно, бывает...

* * *

Вспомнив, наконец, о "предмете страсти", попросила, умильно улыбаясь:

— Ванечка! Ты не вели его в дыбе сильно плетями бить. Он — из ихних князей, из благородных. Не снесёт кнутобития, помрёт. Вели его так... малость, для острастки. А то он меня за грудь укусил. Во, видишь — синяк будет.

Характерное кольцевое синеющее образование. Хорошо видно на молочно-белой коже. Цапнул. Крепко. "В порыве страсти".

Я пристально разглядывал эту женщину. Ротиком она хорошо отработала: настроение у меня переменилось. Острое желание убить на месте — прошло. Но терпеть эту... с-сестрицу названную рядом с собой — просто опасно.

* * *

Следует, вероятно, объяснить мои переживания.

Я, как уже не раз было сказано, отличаюсь предельной толеристнотостью и беспредельной либероидностью. Ещё: я — дерьмократ, свободогей и фридомазер. А, ещё — гумнонист. И мне, честно говоря, глубоко фиолетово — кто с кем спит. Или — не спит. А пыхтит на тропинке ночью.

"Есть женщины, которые могут дать только по шее".

Она может дать "не только"? — Ну и флаг ей в руки! Или в какое другое место...

Марьяша — взрослая свободная одинокая женщина. И как она решает свои... физиологические проблемы... "свобода личности", "хай живе хто с кем хоче!"... Мне, лично, от того, что она с кем-то там перепихнулась... Наши с ней "отношения", если и были, то специфические и давно. Не волнует совершенно. "Большая девочка", "своя голова на плечах". Гражданские права, юридическая состоятельность, свободный и полноправный член общества. Сама — дала, сама — ответила. Фемина — тоже человек. Пострадавших нет? В кож.вен. никто не побежал? Так о чем толковать?

Так — в 21 в., в моём мире — "мире старта".

Здесь — "Святая Русь".

Вокруг — патриархальность. Где женщина не является "свободным и полноправным членом". Хоть чего. И общества — тоже. И дело не в имуществе, не в праве владении землёй или конём. Дело в том, что мужчина, глава семьи, к которой принадлежит женщина, несёт за неё ответственность. И плевать, что писаные законы имеют специальные статьи именно для женщин, за "покражу портов", например. Дело в общепринятом "святорусском" моральном законе: твоя баба — ты с ней и разбирайся. А не можешь — не мужик.

Ещё одна форма проявления общего правила: "они там все...". Коллективная ответственность, круговая порука, "крепкая семья", "славный род"... И, соответственно — коллективная "утрата чести" при выходе "члена" за границы "пристойности".

На подозрении в сходном "нарушении" я поймал Гороха Пребычестовича в Гороховце. Теперь вот сам...

Не этот ли мотив — неспособность, нежелание брать на себя ответственность за других, хоть бы и членов собственной семьи — лежит в основе многих историй ухода в монастыри? Не стремление к богу, а бегство? Бегство от ответственности.

Есть известная свадебная песня. Радостная, влюблённая. У которой я однажды услышал другое окончание:

"Вывели ему, ой, вывели ему,

Вывели ему Свет-Настасьюшку.

— Это не моё, ой, это не моё,

Это не моё, это — друга моего.

Вынесли ему, ой, вынесли ему

Вынесли ему посох и суму.

— Это вот моё, ой, это вот моё,

Это вот моё, Богом даденоё".

Жених отказывается от невесты. От семьи, от детей. От жизни. За своих ответ держать — страшно? "Уж лучше посох и сума".

* * *

Люди скажут:

— Сестрица у Воеводы — курва. Перед всяким прохожим-проезжим — ноги раздвигает.

— А что ж Воевода ей укорот не даст?

— А, видать, слабоват.

Само предположение о том, что мне просто наплевать, что Марьяша — "свободный член" — отсутствует напрочь. Ощущение слабости власти в моём лице, обнаруженное в части "общественной нравственности", будет распространено и на другие области жизни.

— Надо дерева валять. Воевода велел.

— Да ну его. Он вон сестрице своей велел пристойной вдовицей быть, а та... говорят — всех лодейщиков... по три раза... ха-ха-ха... и — ничего. Ну их. Дерева эти. Отбрешемся.

Утрата "морального авторитета". В рамках местного общества. В рамках туземной, идиотской, средневековой, "святорусской" морали. Чисто в между-ушии. Отдача от "между-ушия" — в реале, в "физике", в эффективности общественно-полезной деятельности.

Понятно, что я такие случаи не спущу. Сколько поротых спин добавится во Всеволжске?

Понятно, что придётся увеличивать число надзирающих. На содержание которых пойдёт хлеб, ресурсы. Скольких сирот я не смогу принять в приюты из-за этого?

Баланс между принуждением и добровольностью, солидарностью, единством, соборностью... имеет вполне измеряемую цену. В производительности труда, в пудах и кубометрах, в человеческих жизнях. Идеал — когда все добровольны и со мной солидарны. Недостижим, конечно.

Теперь этот баланс сдвинется. В сторону принуждения.

Из-за этой... с-сестрицы.

"Одно из фундаментальных прав человека — плевать в колодец".

Что она и сделала.

Понятно, что она ни в чём не виновата. Она ж никому никакого вреда-ущерба...! Кроме одного: нарушения общественных представлений о пристойном поведении "вдовицы честнОй".

Которое (представление) — маразм! Которое — средневековое! Не либерастическое, не дерьмократичное... Исконно-посконное, святорусское.

Ну зачесалось у неё там! Ну, естественный же процесс! Господь так создал!

В Завете, когда ГБ Адама с Евой из райских кущ экстрадировал, после проклятия "рожать — в муках", прямо сказано: "И к мужу своему иметь влечение"! Божья воля! А что "своего мужа" нынче нет... так и другой э... заменитель сгодится. "Обогреватель типа "джигит-МГ"". "Молодой, горячий...".

Цепочка... гадская.

Реализуем женскую естественность — ослабляем создаваемый социум — платим своими жизнями. И её... "лав стори" превращается в разновидность "подрывной деятельности".

Она же никому вреда...! Но — "подрывник", "враг народа".

"Жена Цезаря должна быть выше подозрений". А — "сестра Воеводы"?

Сохранить историю в тайне не удастся: наверняка люди видели как она с этим Асланом... "лабунилась". Должна последовать моя реакция. Чтобы всем было понятно: так делать нельзя. Воевода силён, могуч и злопамятен, за всякие... помилки взыскивает беспощадно. Даже и со своих родных.

"Бей своих, чтобы чужие боялись" — русская народная, исконно-посконная.

"Меня маменька ругает,

Тятя пуще бережёт

Как приду с гулянки поздно -

Он с поленом стережёт...".

Вот нечем отцу семейства после трудового дня заняться! Кроме как с дровенякой на плече до утра в засаде сидеть.

Марьяна — не "своя"! Она мне — никто! Но, выворачиваясь и ужом завиваясь в этом родовом сословном обществе, я был вынужден заставить боярина Акима Яновича Рябину назвать меня своим ублюдком.

Сословность же! Прирождённое определение социального статуса! А в смерды... очень хреново.

Аким, под давлением обстоятельств, практически — под угрозой мучительной смерти себя и всего семейства от побоев взбесившегося зятя, согласился на роль родителя-блудодея.

И Марьяна стала моей сводной сестрой. Роднёй.

Факеншит! На кой чёрт мне эта дура?!

А что, с настоящей роднёй этот вопрос не возникает?

И вот, она где-то там... ублажается, а мне отзвуки долетают! В форме мнения насельников о моей дееспособности.

Ну нету же никакой корреляции между её вагинальной активностью и моей мозговой деятельностью! Но... Усомнившихся придурков придётся пачками пороть. А то — и казнить.

А вы говорите — коллаген не доваривать, ремнистость появляется... От ремнистости головы рубить не надо, а вот от сестрицы...

И чего делать?

Вариантов у меня два: убить и выдать замуж.

Убить — в двух подвариантах.

Убить сразу. Можно — ножиком ткнуть, можно — голову срубить. Можно, как той боярыне, которую я как-то в Бряхимовском походе на Верхней Волге нашёл: забить кол берёзовый во влагалище и утопить в Волге в связке с полюбовником.

Забить плетьми. Публично или келейно.

В обоих случаях народ узнает и будет промеж себя нахваливать:

— А Воевода-то у нас того... Орёл! За ради истинного благочестия, закона нашего Русскаго, порядка, стал быть, и греховности пресечения — даже и сестрицу не пожалел! Помолимся же братия! Ибо сказано: "не введи нас в искушение и избавь от лукавого". Истина! Святая! А кто ввёлся, искусился и не избавился — казнить! И Воевода той святой православной истине следует!

Есть медленный вариант. Постриг. Келья монастырская. Неподъемная работа, холодные сырые стены, "хлеб да вода"... Зиму не переживёт.

— Прими, господи, душу рабы твоей. Раскаявшейся и отмучившейся.

А вот выдать замуж...

Глава 505

Что Марьяна второй раз замуж не вышла — моя вина. Ну, не вина, а так — личная катастрофа как следствие существования попандопулы поблизости.

Я уже объяснял: попандопуло всегда — "глаз урагана". Любая "лайба" с попаданцем на борту работает как приманка для "торнадо". В любых широтах и климатических зонах. Единственный способ как-то защититься от такого "счастья" — размазать сей "дар божий" как можно шире, тонким блином. Никакой своей женщины рядом, никаких своих детей.

Куча людей. Много. Народ.

Целый народ — это такая "лайба", которую и "попаданский торнадо" не в раз перевернёт.

Увы, как я ни пытался следовать "правилу тонкого блина" — всегда есть люди, которые ближе ко мне, чем остальные. В судьбах которых изменения, мною вызываемые, дают особенно неприятные следствия. В силу их слабости, или зависимости, или просто неудачливости.

Здесь "торнадо" снесло её мечты о нормальной семье, о втором браке.

Мда... поломал бабе счастье. Не желая. Просто — "мимо проходил".

Аким собирался выдать её замуж, в Смоленск возил, жениха присмотрел. Но я, к тому времени, будучи в "прыщах" смоленских, успел и начадить, и начудить. Чем вызвал княжескую... немилость. Которая, как здесь принято — налагается на всю семью. Женишок присмотренный сбежал: Аким попал в опалу — какие уж тут свадебки.

Потом Аким пришёл сюда, на Стрелку. Я, было, собрался Марьяшу выдать замуж за какого-нибудь кугурака. А что? — Очень приличные мужики есть. Опять же: усиление влияния, укрепление дружественности. Найду какого-нибудь князьца из удмуртов или самоедов... Викинговские конунги не брезговали выдавать своих дочерей за племенных вождей в Биармию — чем я хуже? Или — лучше?

Но Акиму любой жених ниже столбового боярина — нож в сердце и плевок в физиономию. А я как-то боярский уровень проскочил: мне ровня — князь да эмир.

С Муромским Живчиком да с Боголюбским дела веду, вровень разговариваю. Ну... типа. На что мне их подручные? К тамошним боярам в родню набиваться? — Да пошли они!

Их к себе в родню брать? — Как гиря на ноге будут. А Всеволжск — "взлетает ракетой".

Аким это дело усёк. Надулся, как павлин перед курицами.

— Марьяшку только за княжича выдам!

Сдурел старый. Таких случаев на всю "Святую Русь" — три. Вторая жена у Мстислава Великого, вторая жена у Свояка Черниговского. А третья — Софочка Кучковна. Тётушка... Причём две первые — дочери новогородских посадников! И там за ними такая родословная...! Сплошь нурманы в основателях, и как бы не постарше рюриковичей. Есть и сваты Святой Ирины — супруги Святого Ярослава Хромого. Который — "Мудрый".

Я бы Акима уломал. Но...

У феодальной знати брачный союз — имущественно-политический. Должны быть примерно равные стороны. А мне ровню найти...

Да я не про попандопулолупизм свой! — Всеволжск мой растёт быстро. В прошлом годе мне эрзянский инязор... снизу вверх смотреть. А через год... Может статься — эмиру Булгарскому буду пальчиком указывать.

В дальние края выдавать? — Там про меня ещё не слышали, мой статус со своим сравнить не могут.

Типа: придут сваты к мадьярскому королю. А там удивляются:

— Чё эт Пердуновский боярин дочку за Арпадов выдавать надумал? Вовсе с глузда съехал? Гнать послов плетями!

Международный конфликт, однако.

Факеншит! Девку замуж выдать — и то забота. А уж боярыню, да не первой свежести, да из-под руки "Зверя Лютого"...

А время — идёт. Её, Марьяны, личная жизнь — проходит, утекает песчинками дней меж пальцами.

"Тик-так ходики

Пролетают годики.

Жизнь не сахар и не мед

Никто замуж не берет".

Здесь пока — ни ходиков, ни сахара. А так — всё точно.

"Женщина начинает стареть в 23" — так это в 19 в. во Франции! "Старухе-процентщице", которую Раскольников топором... — сорок два. А уж "здесь и сейчас"... Чуть заневестилась — уже состарилась.

У нас с Акимом какие-то глупости: честь там, прогресс с технологиями, уровень шапки да родословной... А ей-то...

Хорошо Камбурова поёт:

"Говорят, бабий век — сорок лет.

Вот и осень — оранжевый сад.

В этот день я сняла свой веселый берет

И забыла его телефон".

"Оранжевый зад"? — Не встречал. Ещё: здесь нет телефонов. И женщины не носят "весёлых беретов". Да и "бабий век" здесь — не сорок, а тридцать. А вот чувства — сходные.

"Вот и кончился мой бабий век.

Как нежданно, как все же нежданно.

Но вчера вдруг один человек

Посмотрел на меня, ах, как странно".

"Одного человека", как выяснилось, зовут Асланом. Насчёт "посмотрел странно"... Я, в силу своего цинизма, предполагаю, что взгляд был... типичным. Для молодого мужчины. С нормальным гормональным фоном. После воздержания в походе...

"Сердца бешеный стук не унять,

Но в душе нет ни капли тревоги.

Никогда никому не узнать,

Где кончаются наши дороги".

С этим — не поспоришь. "Где кончаются" — не знаю. Тут бы хоть сообразить — где начинаются. Куда ей лучше с этого "жизненного перекрёстка"? В Волгу с берёзовым колом промеж ног?

А что говорит классика? — А она вздыхает:

"Что за комиссия, создатель,

Быть взрослой дочери отцом".

Комиссия, очевидно, чрезвычайная. ЧК. А товарища Дзержинского — у меня...

А! "Отцом"! Я ж ей не отец! А кто у нас отец еёный? А позвать-ка сюда ляпкина-тяпкина!

* * *

— Вестовой! Срочно сюда Акима Яновича. С Яковом. И... Ольбега. Бегом.

Пригревшаяся у стенки, мечтательно улыбающаяся куда-то в сторону, Марьяша взволновалась:

— Ваня, ты чего задумал? Не надо батюшку звать! Не надо! Он кричать-ругаться будет! И сыночка не надо!

— Да ну? Как блудить — сладко, а как ответ держать — страшно? Будет семейный совет. Аким — тебе отец. Ольбег — сын. Вырос уже. Они — твои кровные. Вот пусть и решают.

Марьяша взвыла, вцепилась в волосы на висках. Снова сползла на землю и, подвывая, поползла к моим ногам. Но не так, как прежде.

Не стал дожидаться. Выскочил в прихожую, велел стражникам не выпускать бабу-дуру и отправился к Ноготку. Не люблю, знаете ли, женских слёз. Так что — бежал с "поля брани". Пока брань не началась. А уж в исполнении Акима... лучше я в застенке перекантуюсь.

У Ноготка в подземелье было хорошо. Тихо, спокойно. Ноготок сидел за столом в своём закутке и задумчиво крутил в руках тоненькую палочку.

— Привет. Думаешь как щепки под ногти нынешнему клиенту загонять?

— А, здрав будь, Воевода. Не, думаю ковырялку сделать. Для ковыряния в левом ухе. А этот-то... он и так всё рассказал. Дальше спрашивать надо. А про что — я не знаю.

"Для ковыряния в левом ухе...". Это он какую-то новую пытку придумал?

Тьфу, блин! Я ж сюда не за этим...

— Как "рассказал"?! Он, чего, по-русски понимает?

Марьяша же говорила, что "ни бельмеса"...

— Не, по-русски — пару слов. Мы с ним по-кипчакски.

— Ну и кто он?

— Он-то... Аслан. Из Царазонтов.

Ноготок вздохнул, отложил в сторону палочку и принялся монотонно излагать выжимку из допрашиваемого. Точнее: из сообщённой им информации.

* * *

Аслан из яссов. Яссы — одно из четырёх племён алан. Аланы — это болото. В смысле достоверности их истории. Собственных источников мало, а сторонние... "врут как очевидцы".

Аммиан Марцеллин в конце 4-го века:

"Почти все аланы — красивые люди высокого роста; их светлые волосы имеют желтоватый оттенок, а глаза их ужасно свирепы; легкость их оружия делает их быстрыми в своих движениях; и они во всех отношениях равны гуннам, только более цивилизованы в своей еде и манере жизни. Они занимаются грабежом и охотой вплоть до Азовского моря и Киммерийского Босфора, опустошают также Армению и Мидию".

Аланы появились в Европе в первом веке от РХ. После ссоры с аорсами — лидерами северокаспийского союза сарматских племён.

В 372 г. их разбили гунны. После чего часть побежала на запад, аж до Карфагена. Где, в 442 году, было создано "Королевство вандалов и аланов".

"Великое переселение народов" — наполнено многими странными событиями. Аланы — тоже отметились. Разнообразно и разноместно.

Линда Малькор объясняет имя Ланцелота, одного из рыцарей короля Артура как "(A)lan(u)s Ю Lot" (алан из Лота, района в Южной Галлии, где одно время концентрировались аланы).

Говорят — лучший из рыцарей "Круглого стола", любовник королевы. "Молодой, горячий"... Рыжий алан среди рыжих кельтов... приняли как родного?

Флавий Аэций, известный своей победой на Каталаунских полях в 451 году, незадолго перед этим передал во владение аланскому королю Гоару, территорию Арморики (северо-запад Франции). Известно, что Гоар с частью алан не последовал за царем Респендиалом в Испанию, а остался в Центральной Франции.

В графстве Оксфордшир на холме близ городка Уффингтон изображена фигура коня длиной 110 м. Фигура выполнена методом заполнения рвов битым мелом. Предполагают, что фигура имеет кельтское происхождение. Однако, при внимательном изучении, видно, что имеет место наложение двух разных фигур — коня и дракона или змеи. Возможно, что первоначальная фигура дракона (кельтского) была позднее превращена в фигуру коня. Фигура могла быть модернизована аланами, для которых лошадь была символом поклонения, позаимствованным от иранцев, входивших в многонациональный сарматский союз.

Несколько раньше император Марк Аврелий принял на службу 8 000 опытных всадников — аланов и сарматов. Большая часть из них была послана на Адрианов вал в Британии. Они сражались под знамёнами в виде драконов.

Так что и дракон — возможно, аланский.

И вообще, гипотеза о связи англов и аланов, имеет множество лингвистических и топонимических подтверждений. Вроде бы...

Короче: если парни из Владикавказа потребуют вернуть им их исконно-посконный Оксфорд с таковым же Тунисом — обоснования найдутся.

Часть же народа отошла в предгорья Кавказа и перешла к оседлости.

Походили под хазарами, когда Святослав-Барс каганат раскатал — стали строить собственное царство. Приняли христианство по Византийскому образцу, чуть раньше Руси.

Монах Юлиан в 1235 году (до татаро-монгол) посетил Аланию в поисках древних венгров.

Это такое регламентное мадьярское развлечение вплоть до 20 века. После "Обретения Родины" хочется найти "Прародину". И чего-нибудь там подправить.

"Найдено было в истории венгров христиан, что есть будто бы другая Венгрия, старейшая (Maior), из которой вышло когда-то семь вождей со своими народами искать себе место для жительства...

...пожалели, что венгры от которых, как они знали, сами они произошли, все еще остаются в заблуждении неверия, и послали четверых из братьев искать их повсюду, где, с помощью господа, сумеют их найти. Ибо по писаниям древних они знали, что те находятся на востоке, но, где находятся, вовсе не знали".

Пернатый кошмар (птица турул), который приснился семи мадьярским вождям и погнал их, в холодном поту, бегом в Паннонию (в русских летописях: "Бежали угры мимо Киева"), можно и в 21 в. увидеть на горе над дорогой между Будапештом и Веной. По счастью — птичка бронзовая, не чирикает. В отличие от кошмаров Арпада.

По дороге Юлиан описал и алан:

"... жители (этой страны) представляют смесь христиан и язычников: сколько местечек, столько князей, из которых никто не считает себя подчиненным другому. Здесь постоянная война князя с князем, местечка с местечком: во время пахания все люди одного местечка вооруженные вместе отправляются на поле, вместе косят, и то на смежном пространстве, и вообще выходя за пределы своего местечка, для рубки дров, или для какой бы то ни было работы, идут все вместе и вооруженные, а в малом числе не могут никак выйти безопасно из своих местечек".

Понятно, что с такой организацией противостоять монголам аланы... могли. Долго.

Сначала, к концу 1230-х годов, пришли монголы. И загнали всех в горы. "Всех" из немногих выживших и непойманных. "Пойманные" во множестве оказались снова в Африке. Но не в Карфагене, а в Каире, на невольничьих рынках. Там их покупали в мамлюки. Они составили немалую часть гвардии последних султанов Египта из династии Айюбидов. И очень старательно резали снова добравшихся до них монгол в Сирии.

В 1238-1239 гг. равнинная Алания была разорена, сама Алания, как политическое образование, перестала существовать. Крупнейшая для средневекового Северного Кавказа катастрофа, резко изменившая соотношение сил в регионе.

Но сопротивление продолжалось. 15 декабря 1254 г. на обратном пути из Монголии в Европу Рубрук добрался до аланских гор.

"Аланы на этих горах все ещё не покорены, так что из каждого десятка людей Сартаха (Сартак, сын Бату-хана — авт.) двоим надлежало караулить горные ущелья, чтобы эти аланы не выходили из гор для похищения их стад на равнине...".

Затем началась свара между чингизидами. В которой аланы сделали неверный выбор: поддержали ильхана Хулагу, а не "своего законного государя" Берке.

Берке "сделал воззвание к войску своему, чтобы садился на коня всякий, кому 10 лет (и более) от роду. Село народу столько, что не видно было ни начала, ни конца".

13 января 1263 г. хулагидов разбили на берегу Терека. Аланским сторонникам ильханов пришлось бежать в Грузию.

Многие тогда ушли за хребет, в регион Шида-Картли. Где некоторые прославились своей храбростью, воинскими успехами, стали владетелями.

Едва Алания начала восстанавливаться, как Тохтамыш сцепился с Тамерланом. Аланы отправили двадцать тысяч всадников на помощь Тохтамышу. Очередная катастрофическая ошибка. Ибо Тамерлан не только победил, но взялся уничтожать сторонников Тохтамыша с удивительной, даже для той эпохи, последовательностью и жестокостью. Его войска вторглись в земли аланов, вырезая всех на своём пути.

Выступив из Азова осенью 1395 г., Тамерлан напал на черкесов в низовьях Кубани, потом двинулся вверх по реке.

Затем он вторгся в ущелья. В песне это звучит так:

"Кровавый дождь, кровавый дождь над Тапан-Дигорией,

над Тапан-Дигорией.

От волков Ахсак-Тимура с железными пастями

почернели их зеленые поля".

Разорение было полнейшим.

Конкретные ошибки конкретных людей. Какие-то предводители приняли вот такие решения. Выбирая сторону, на которой будут сражаться и погибать аланские всадники. Могли решить — так, могли — иначе.

Уверен, что это были вполне разумные, честные, опытные люди. Что у них были аргументы для такого решения. Ошибочного. Катастрофического. Потом-то... исторические закономерности. Народ умножается, разрастается... Потом.

На Кавказ всерьёз приходит ислам. Уже не халифатского, а османского толка. Выбить чужую веру, чужие власти...? Отбиться — с трудом, кроваво... да. Победить? — Не успевает сил вырасти. Из-за прежних национальных катастроф, из-за ошибок славных предков.

Однажды Александр Невский решил: "С Ордой — дружить, немцев — бить". Его соседи-современники — Даниил Галицкий, или вот — вожди алан, решили иначе: "Орду — бить". В конкретных головах — так сложилось, конкретными языками — так сказалось.

Для всех — обошлось: все три общности — "потомство оставили". Хотя и по разному. Десятки других племён... — поленьями в топку этногенеза.

Эти дела для меня здесь — либо давно прошедшие, либо ещё не случившиеся — переживать об этом бессмысленно.

Нынче Алания раз в десять больше по территории, чем Северная Осетия 21 в. На востоке начинается в трёх днях пути от Дербента, на границе аварского царства Сарир, на западе — до касогов (адыги, кашаки) Средней Кубани на Большой Лабе и балкарцев (остатков "чёрных булгар" середины предыдущего тысячелетия), на севере — до Кумы. Большое, рыхлое ранне-феодальное государственное образование.

"племенной союз аланов в 10-12 веках приобрел черты примитивного государства с выделением царей-"багатаров". Возникли крупные поселения городского типа... зародилась письменность на греческом алфавите".

Есть "города" (Дедяков, Магас...), огражденные стенами, сложенными насухо из каменных тёсаных плит.

Аланы получают немалую прибыль от функционирования на их территории участка "Великого Шёлкового Пути". Контроль двух перевалов в бассейне Верхней Кубани позволяет брать немалую пошлину. Основное — шёлк. Археология показывает образцы китайского, византийского и среднеазиатского происхождения, 50% — согдийского.

Денюжки — капали, шелка — шелестели. Сходно с первыми Рюриковичами на Руси. Аналогичным образом начали играть в игры с Византией.

Сначала — как элемент Царьградской борьбы с Хазарским каганатом. С этого же начинал и Вещий Олег.

Константин Багрянородный отмечает в Алании эксусиократора, которому надо посылать грамоты с императорской печатью из золота весом в два солида, и архонтов Асии, чьи владения располагались возле Дарьяла. Затем "царь асов" попадает в вассальную зависимость от "царя алан", и арабские источники свидетельствуют об управляемой царем, "христианином в сердце", единой Аланией, начинавшейся сразу за Сериром.

Союзником византийцев был Константин Аланский. В 1045 г. участвовал в походе на Двин, император Константин IX Мономах (1042-1055 гг., дедушка нашего Володи) пожаловал ему чин протопроедра (с денежным вознаграждением) и экскусиакратора всей Алании.

Титул специально придуман в Византии, как цацка для правителей иноземных народов. В "Византийской стратегии" перечислены эксусиакратор, эксусиарх, эксусиаст. Для каждого нового иноземного вассала или союзника в императорской канцелярии придумывали специальный титул.

Преемник Константина Аланского — Дургулель Великий (выставлял 40 тыс. всадников), свою сестру Борену выдал замуж за грузинского царя Баграта IV. Дочь последних — Мария Аланская — стала женой византийского императора Михаила V Дуки.

В 1071 г. после женитьбы уже Михаила VII Дуки на Марии Аланской (дама то выходила замуж, то вдовела и возвращалась на Кавказ, то снова принимала брачные обеты и ввязывалась в заговоры) аланы в составе византийской армии участвовали в сражении с сельджукским султаном Алп-Арсланом при Манцикерте.

Разгром был страшный.

В Константинополе после Манцикертского разгрома власть переменилась — другая династия, военная знать, Комнины. Но у аланов хватает царевн.

Двоюродная сестра Марии, аланская царевна Ирина, стала женой родного брата Алексея I, Исаака Комнина. И родила Иоанна (Адриана) Комнина, первоиерарха Болгарии в 40-60 гг. 12 века (мой современник).

Никифор Василаки, прославляя Адриана, пишет:

"Что может заслуживать большего восхищения, величие ее народа или знатность ее происхождения? Ее народ — аланы; мать [Адриана] их царица; и как подобает аланам, древнего богатства. Там, у подножия высокого Кавказа, пасутся стада многих племен этого великого народа, который я бы назвал паствой Христовой, цветом скифов и первым плодом Кавказа. Они самый воинственный народ среди кавказцев; если ты посмотришь на их множество, то найдешь отвагу, которой нет нигде более; если ты заметишь их доблесть в бою, то ни во что не поставишь мириад врагов. Ибо иные народы выделяются множеством своих сил, а другие храбростью и воинским умением, но этот победил их всех и служит только Христу. Ибо они были пленены Его всесвятыми словами и ныне славятся среди нас соблюдением обрядов и своим христианством, и рады называться слугами Христа, друзьями и союзниками христиан".

Умеют, знаете ли, богословы своих начальников восхвалять. Даже — "по матери". Что не удивительно: им за это платят.

Родством аланы воспользовались: заимствовали византийские порядки. Включая и титулатуру царей.

В домонгольской Осетии две фамилии претендовали на роль правящей династии: Царазонта (от Цезарь) и Агузата (от Август). После татаро-монгольского нашествия, когда "народ вернулся в догосударственное состояние", эти фамилии утратили прежние привилегии и растворились в общей массе.

Две фамилии, восходящие к одному человеку — Ахсартагу. Который, как известно из легенд нартов, прямо с рождения занимался караульной службой: папа послал сторожить "яблоко нартов". И было это возле какого-то моря...

Типа: осетины в Осетии — набродь понаехавшая. Что не ново и повсеместно.

Я — про все народы Евразии, отличные от неандертальцев. А вы про что подумали?

Верховенство в нынешней Алании принадлежит Царазоновым.

Древнейшая и благороднейшая фамилия. Владеет южной частью Уалладжыра: Нузал, Назигин, Амасин, Бад, Кора, Мизур, Цей, Згид и Зарамаг (хотя он относится уже к Туалгому). Им принадлежат внушительные крепости и укреплённые заставы.

Два комплекса святилищ — Сидан и Реком.

Сидан — "комплекс святилищ, объединенных одной священной поляной, являвшейся в то же время местом родового военного совета колена Царазон-та. Отсюда отправлялись на войну, предварительно умилостивит богов".

Патроном Царазоновых считался Мыкалгабырта (производное от архангелов Михаила и Гавриила). Это противоречит военной и "царской" специализации — у Мыкалгабырта просили богатый урожай, большой приплод... Но Царазоновы воспринимались как носители политической власти, объединявшей народ.

Реком, с комплексом тяготеющих к нему святилищ в Цейском ущелье, был общей для всех колен Уалладжыра святыней. Сам Реком считался главным святилищем покровителя мужчин, воинов и путников Уастырджи.

"Будучи вначале родовым святым колена Царазоновых, Реком позже приобрел характер общеосетинского божества".

Род почти полностью выбьют в последующих катастрофах. Но и в самом конце 20 в. ещё живы потомки этих "цезарей Алании".

Аланы активно нанимаются в Византийскую армию. Весной 1156 года (десять лет назад) император Мануил Комнин "прислал в Италию флот вместе с аланскими, ромейскими и германскими всадниками". Это — последняя попытка Византии возвратить себе итальянские владения. Накануне сражения 28 мая 1156 г. ивиры (иверы) и аланы отправились в рейд в тыл врага. Отряд вернулся успешно, с трофеями. Затем последовал полный разгром всего войска.

После Дургулеля Великого происходит штатный процесс — нарастание феодальной раздробленности. Осложнённый у алан многочисленными архаическими пережитками. Как родового строя, так и не изжитого язычества. Что и даст (через 70 лет) ту ужасающе демократическую картинку:

"сколько местечек, столько князей, из которых никто не считает себя подчиненным другому. Здесь постоянная война князя с князем, местечка с местечком...".

Не смотря на все потрясения многочисленное княжьё воспроизводилось веками. Уже во второй половине 19 в. российские императорские чиновники отмечают:

"на Кавказе князей и дворян разных степеней такое множество, что в этом отношении с Кавказом не может сравниться ни одна страна в мире".

Ещё бы! В некоторых местностях всё мужское население поголовно подало бумаги на зачисление себя в князья!

Ибн-Руста сообщает: "Царь аланов носит название багаир. Это название принадлежит всякому, кто у них царем".

Багаиров у алан много. Типа: на встречу с царём Грузии приехали многие овские (овсы — грузинское название алан) цари и князья.

Сейчас главный царь овсов — Джадарон. Его сын Сослан (ещё не родившийся) будет воспитываться при грузинском дворе и станет (через 22 года) вторым мужем знаменитой царицы Тамары.

Мхитар Гоша (1188 г.) в приписке к своему завещанию:

"Тамара, дочь царя Георгия, разошлась с первым мужем, русским царевичем, и вышла замуж за человека из Аланского царства, ее родственника по матери, по имени Сослан, которого после воцарения назвали Давидом".

Под руководством Сослана-Давида будут одержаны замечательные победы: разгром в 1195 г. в Шамхорской битве сельджуков во главе с Абубекром, взятие турецкой твердыни Карса, разгром в Басианском сражении 1205 г. турок султана Рума Рукн-ад-Дина.

"Божеству грузин Давиду, что грядет путем светила,

Чья с восхода до заката на земле известна сила,

Кто для преданных — опора, для изменников — могила,

Написал я эту повесть, чтоб досуг его делила".

Шота Руставели не знал, сочиняя эти стихи, что потомки скажут:

"А назавтра, сразу после появления этой книги, Грузия была оторвана от внешнего мира и на протяжении веков оставалась похожей на закрытый концентрационный лагерь".

Сослан странно умрёт. Вскоре после победы.

"Нагрянуло горе, умер Давид-Сослан, человек, исполненный всякого добра, божеского и человеческого, прекрасный на вид, в сражениях и на войне храбрый и мужественный, щедрый, смиренный и превознесенный в добродетелях. Он оставил двух детей: сына Георгия и дочь Русудан. Плакали, рыдали и повергли в печаль всю вселенную".

Нет ни причины смерти, ни места его погребения. "Божество грузин" — вот так просто взял и "дуба дал"? При всенародном оплакивании? Эта загадка была решена археологами только в 60-х годах 20 века.

Сослана убили свои. Сзади. Ударом чекана по затылку.

"... Пострадавший, по всей вероятности, находился в движении, будучи верхом на коне. В удобный момент противник нанес ему удар (удары) в голову твердым тупым предметом с ограниченной ударной поверхностью. После этого пострадавший потерял сознание. Во время падения тело всадника повернулось вокруг своей оси по ходу часовой стрелки при фиксированном состоянии стоп. В результате этого одномоментно образовались винтообразные переломы обеих большеберцовых костей на уровне верхней трети диафиза. В дальнейшем, когда его верхние конечности достигли поверхности земли, наступил перелом костей правого плеча и предплечья...".

Убийцы были из высшей знати — победоносный царь был им опасен.

Слишком могущественные кланы были замазаны в заговоре. Ни церковь, ни жена — не рискнули ни наказать убийц, ни сделать из царя-осетина символ героя-мученика, павшего за Благословенную Грузию. Даже память о нём была опасна: нет ему места в некрополе грузинских царей.

Тамаре пришлось отправить тело супруга тайно в Аланию. Сослан-Давид принял смерть по дороге от Карса в Тбилиси. Тело везли из г. Гори через Никози (Южная Осетия), через перевал Зикара в Северную Осетию, через Касарское ущелье (Уаллаг-Ир) в Нузал, где расположено родовое кладбище Царазонов.

Параллельно в Алании существуют и другие "багаиры и алданы". Летопись упоминает двоих — соискателей руки Тамары при выходе ее замуж в первый раз. Не имев успеха, они впали в уныние и уехали из Тбилиси, но один из них в дороге от горя (или — от винопития с горя?) умер и был похоронен в Никозской церкви св. Раждепа.

* * *

— Так ты, значит, Аслан. Из Царазонты.

Я задумчиво разглядывал посаженного в "русскую" дыбу молодого парня. Вот как я выглядел со стороны в Московском застенке... Голый, раскаряченный, беспомощный... Этот — ещё не поротый. Ну, это-то поправимо.

Парень задёргался. Попытался как-то извернуться, что-то завопил обиженно на своём наречии.

Я с интересом рассматривал собранную Ноготком коллекцию инструментов.

"В ресторане по стенкам висят тут и там

"Три медведя", "Заколотый витязь", -

За столом одиноко сидит капитан...".

Не в ресторане, а в застенке, не за столом, а в дыбе, не капитан, а идиот... Но по стенкам — висят. Инструментарий. Ох, и нагляделся же я на эти штуки в "Святой Руси"! Больше скажу — напробовался.

Кнут со сверхзвуковым веером конских волос на конце. Не развернуться им тут. Две гладких плети. С двойными и тройными коготками. Я как-то о тройниках московских Ноготку рассказывал.

— Чего он бормочет?

— Ругается. Говорит э... месть будет страшна. Великое и могучее племя Царазон-та придёт сюда и не останется ни живого, ни целого, ни...

— Ноготок, а вот эта плеть рабочая?

— Да.

Проверяем.

— А-а-а!

Работает. Хотя, конечно, навыки утрачиваются. Угол атаки надо бы... ортогональнее. Потолки тут низкие — неудобно.

— Ноготок, объясни придурку. Царазон-та не пойдёт за тысячи вёрст проливать кровь за поротого пащенка ничтожного раба и шелудивой верблюдицы. Тебя ждёт долгая и разнообразная смерть. Меня не зря зовут "Зверь Лютый" — твоя смерть будет э... продолжительной. И — впечатляющей. Понимаешь, парень, ко мне приходит множество людей. Их приходится воспитывать. Убеждать в необходимости следования порядку. Ты хорошо подойдёшь. На роль наглядного пособия. Молодой, красивый, здоровый... Ты будешь вопить долго и громко. А в конце мы отрубим тебе голову. Машиной. Видел уже? Уникальная вещь, тебе будет интересно. Потом посадим голову в стеклянную банку. У меня уже собирается приличная коллекция. А вот царазонтовских пока...

Глава 506

Пока Ноготок размеренно переводил, я подобрался к терпиле поближе и потрепал его волосы.

— Хороший цвет. Рухсас. Рядом с полулысой головой епископа — очень гармонично смотреться будешь.

Алан часто называли "светлоголовыми". Ибн-Руста подразделял алан на 4 племени, и отмечал:

"Почет и власть принадлежит племени, называемому Дахсас".

Это от иранского "рухсас" — "светлые (белые) асы".

Интересно: я уже достаточно наманьячил? Ну, типа страшный взбесившийся лютый зверь с позывами к кнутобойству, людоедству и садизму.

— Он говорит, что не сделал ничего плохого.

Хорошо: пациент от угроз отмщения перешёл к оправданиям.

— Ты сделал достаточно. Для самой лютой смерти. Ты, Аслан, соблазнил мою сестру. И тем унизил меня и весь мой род. Даже если я скормлю тебя живьём здешним бешеным рыжим лесным муравьям — это будет лишь слабая тень того наказания, которое ты заслужил.

Парень замер, вслушиваясь в равнодушный голос Ноготка. Потом до него дошло. И он панически забился в колодке.

* * *

В родовом обществе "честь рода" ещё большая ценность, чем даже в феодальном. По "Русской Правде" и "Уставу церковному" за подобные игры можно откупиться золотом-серебром. В родовом — только смерть. Желательно — максимально мучительная и изощрённая. Удовлетворяющее чувство мести сородичей и тягу к просвещению соседей: "чтоб неповадно было".

Род должен защищать своих членов. Например — видом потрошённого трупа обидчика. Или его обглоданным скелетом.

* * *

— Он говорит — она, де, сама. На тряпку золочённую польстилась. Он и заплатить хотел, да не успел. В вещах его, говорит, гляньте. Он, де, не знал. Что она сестра воеводы. Что нельзя. Девки-то да бабы русские по всей дороге — завсегда.

— Незнание не освобождает от ответственности. А к чему ты привык... твои заботы. Для начала мы тебя...

Я снял со стены железные клещи. Похожи на те, которыми меня когда-то в Киеве Саввушка... Подёргал ручки. Не смазаны. Скрипят. Выразительно.

— Мы тебя охолостим. Чтобы не только не повадно, но и нечем. И станешь ты, Аслан из Царазонты, аки голубь божий. Чист и безгрешен. И хочешь — без, и не хочешь — без. Без греха.

Ноготок перевёл, а я, тем временем, взял следующий образец пыточной механики.

— Спроси у него: ему как милее — чтобы откусили? Или чтобы раздавили? Тут вот губки острые. А тут вот тупые.

И я вежливо показал собеседнику оба инструмента, чуть пощёлкав ими, дабы подчеркнуть различие.

Парень... одурел. Панически забился в дыбе, заелозил голым задом по земле. Как я помню по Кучковским застенкам, это... не самое приятное занятие.

Я, пребывая в сомнении, тяжело вздохнул, никак не решаясь сделать выбор между клещами, сочувственно спросил:

— Ты-то сам как? Дети-то хоть есть? А то младую ветвь знатного и славного рода...

Парень, уловив перевод Ноготка, понёс что-то жалостливое скороговоркой. Пытался быть убедительным, но не выдержал. Постепенно повышая тональность, перейдя в конце в визг и... и всхлип.

— Говорит, нет. Детей у него нет. Неженат ещё. Молодой-де, осьмнадцати ещё нету. Пошёл в Суздаль — денег подзаработать. На свадьбу. А Боголюбский их всех выгнал.

Естественно: семейному человеку искать удачи в чужих землях — не с руки. В такие авантюры ввязываются бобыли да сопляки. Им-то кажется, что за морями, за долами и мёд слаще, и вода мокрее. И бабы — все, как на подбор, красавицы. Только и ждут. Его одного, лихого-удалого.

* * *

Аслан неточен. Насчёт — "всех выгнал".

Ясс Амбал, что по-аллански означает "сотоварищ", "соратник" останется в Боголюбово, примет участие в убийстве князя Андрея. Потом Всеволод отрубит ему голову.

Почему? Почему все заговорщики, не только привязанные к своим вотчинам Кучковичи, но и вот, человек иноземный, который мог уйти с заработанным-награбленным в родные пенаты — остался на месте преступления? Была какая-то надёжная гарантия прощения, амнистии? От кого?

* * *

Парень — то плакал, то пытался угрожать. Вспоминал родной аул, родовую башню, орлов над пастбищами...

Ноготок переводил, я изредка уточнял. Марьяша была права — парень и вправду не из простых. Седьмая вода на киселе нынешнему царю Джадарону. Называет себя князем, алдаром. Но... У его отца — аул в тридцать семей, каменная трёхэтажная башня и три сына. Этот — младший. Таких... алдариков в Алании — тысяч несколько.

Чисто для очищения души спросил:

— Сестру мою в жёны возьмёшь?

Сперва он не понял. Потом снова начал елозить... гениталиями по полу:

— Да! Да! Конечно! Хоть сейчас! Только отпустите и сразу...

Мда... И на кой чёрт мне такой зять?

А с другой стороны — и куда ту дуру девать?

— Ноготок, этого... умыть. И в одиночку, на второй уровень.

"Насчёт колхоза я договорился. Высылайте колхозников".

В смысле: жених согласен. Теперь осталось уговорить невесту. И папашку еёную. О-хо-хо... Ну и занятие. Пирит искать — легче. Теперь понимаю — почему свахам на Руси хорошо платили.

"Слышишь песню бубенцов, красавица?

За твоею за красою тройка мчится.

Надевай скорей сережки, доставай наряды -

Сваты едут, сваты едут, сваты едут, едут сваты!

А жених наш работящий, да пригожий -

Он бедняк, зато душою он богатый.

Хлеб посеять, дом построить -

Все он сделать сможет.

Сваты едут, сваты едут, сваты едут, едут сваты!".

"Хлеб посеять, дом построить"... как это примитивно! И, пожалуй — вульгарно и низкопробно! У блягородных — всё изысканнее. "Сорок тысяч джигитов! И все скачут!". Жаль — не наш случай.

В балагане меня встретило рычание князь-волка.

Панорама... Мамай прошёл. Туда и обратно. И неоднократно. В моём кабинете.

Факеншит! Здесь же средоточие государственной деятельности и иновременной мудрости! Всё перевернули! И разнесли в кусочки.

Да, Курт, да. Эти голозадые обезьяны... они такие... разрушительные и переворачивательные.

Какой я умный! Что сообразил убраться отсюда...

Нетрудно представить — Аким прибежал, завопил:

— А? Что?! Где горит?!

Наехал на Марьяшу. Та поотпиралась и созналась. Во всём. Частично.

Дальше пошло углубление. В смысле: до подноготной. И не только сестрицы.

Похоже, в моё отсутствие родственники интенсивно общнулись: в одном углу свернувшись в клубочек и закрыв голову руками выла Марьяша. В другом, глупо уставившись в пространство, сидел Ольбег, периодически механически вытирая струйку крови из носа. В середине помещения, на персидском (между прочим!) ковре, скульптурная группа из двух мужчин изображала скачку на аргамаке по прерии.

Ковёр в качестве помпасов... могу представить. Яков верхом... ничего. Но аргамак из Акима... никакой. Седобородый старый мерин.

"Опять, как в годы золотые

Друг с другом спорят старики

И давят чувства молодые

Отеческие тумаки...".

В смысле: как в Пердуновке бывало. Наркоман психа успокаивает.

Слева от входа равнодушно взирал на происходящее Сухан.

А чё? — Приказа — не было, прямой и явной угрозы объекту охраны — нет. Ввиду отсутствия самого объекта.

Справа нервничал Курт. Беда же! Свои же! Дерутся-убивают! Но даже в его крокодилячью башку дошла мысль: лезть между двумя сцепившимися русскими бывалыми воинами... побьют оба.

— Об чём веселье, люди добрые?

Ответ был неразборчив. Яков отвлёкся на моё появление, и Аким ухитрился очень прилично лягнуть его по копчику. Копчик у славного "Чёрного гридня"... чугунный. Не пострадал. Но передал ощущения в ЦНС. Отчего Яков... поморщился.

— Эй, слуги! Ведро воды колодезной!

— Уже! Вот! Мы по ведру на каждого запасли! Ну... ежели вдруг... И лекарку позвали!

— Молодцы! Хвалю за службу!

Хорошие у меня мальки в вестовых. Сообразительные. Не одни матерщинники попадаются.

Я подхватил ведро и выплеснул на Акима. Яков сумел, как-то хитро изогнувшись, отскочить в последний момент. А вот родименький батюшка... умылся по полной. Аж до исподнего.

Ковру, конечно, хана... Ну и фиг с ним. И я повторил со вторым ведром. Аким Янович — человек бывалый, много чего переживший. "Старикам — везде у нас почёт". И — по нечёт. Ему — двойную дозу. Остальным?

— Вот ещё ведро. Советую самим умыться. А то выглядите... некошерно.

Забавные у меня вестовые — и на мою долю ведро принесли. Предусмотрительны до противности.

Аким сидел в луже, шипел и выжимал воду из бороды.

— Убить! Убить гадину! Паскуда! Где она?! Сбежала, падлюка?!

— Аким! Не пори чушь! Чушь и так тебя боится. А падлюка — сзади, за спиной твоей. Убить...? Можно. А можно — замуж выдать.

— Чего?! Да кто эту... прости господи... старую драную облезлую...?!

"Кто нам мешает — тот нам и поможет".

— Жениха я нашёл. В застенке сидит. Он согласился.

— Хто?! Какой жених?!

— Аслан. Тот самый с которым она...

Господи! Да что ж они так орут.

Разобрав в общем оре ломкий басок Ольбега, я повернулся к нему и посмотрел укоризненно. Парень устыдился и замолчал. Но эта парочка... папашка с дочуркой... Хорошо видно генетическое родство. И общая культурная традиция.

Аким добрался до Марьяши, ухватил её за волосы и принялся таскать в разные стороны. Сестрица истошно визжала и царапалась, батюшка рычал и плевался.

Факеншит, облысеет бабу! У неё же такие мягкие приятные волосы...

— Хорош орать! Сейчас ещё воды плескану!

Возникшая после моей угрозы пауза позволила поинтересоваться:

— Так ты что, Марьяша, замуж не хочешь? То говорила: молодой, горячий, красивый. Ла-а-асковый. Не жадный. Обещанное тебе очелье, золотом шитое, сам видел. А то вдруг не люб стал.

Марьяша завыла снова:

— А-а-а! Не хочу! Не пойду за него! Молодой, чужой... на чужбину... Ы-ы-ы.

* * *

Женщины, как и феодальные роды, только более инстинктивно, ищут в брачном союзе материальной выгоды. Надёжных гарантий обеспеченности себя и своего потомства. Выйти замуж в чужой народ, далёкое место... страшновато.

Три разных задачи: брак — обряд, традиция общины, которая зависит от принятых в ней законов.

Любовь — влечение, привязанность к кому-то, явление психологическое и неизученное.

Оргазм — обычная реакция здорового тела на определённое воздействие.

Могут дополнять друг друга, сочетаться в разных вариантах, но не являются гарантированной причиной либо следствием друг друга. Отчего и возникают коллизии, составляющие, в значительно мере, историю человечества и многих его культур.

Всё это, конечно, важно и интересно. Если у вас есть что есть и куча свободного времени.

На "Святой Руси" — обычно нет. Поэтому...

"Стерпится — слюбится" — русская народная.

* * *

Аким, уловив негативную реакцию дочери на моё предложение, немедленно "попёр в перекор":

— Чего?! Ты ещё кобениться будешь?! Как блудить — так согласная? А как под венец, так кочевряжешься?

Дальше пошла непереводимая (с русского на русский) игра слов, густо насыщенная негативными этическими оценками и разнообразными животноводческими терминами. Когда дыхание у Акима закончилось, и поток пожеланий и характеристик на короткое время прервался, я влез с уточнениями. По поводу "трёх разных задач":

— Значится так. Аслан — христианин. Неженат. Так что брачный обряд — вполне. Тебе с ним... сладко. Тоже — подходит. А любовь... "Любовь зла. Полюбишь и козла". Своего.

— Не-е-е-т! Не хочу! Не пойду-у-у...!

— Цыц! Дура! Плетьми запорю! Волосья выдерну! Зубы выкрошу! С-с-учка...

Это — не моя реплика, это Аким "власть отеческую" восстанавливает.

* * *

Штатная, вплоть до обязательности, сценка. "Молодая" обязана, по традиции, рыдать, вопить и биться в истерике, выражая достоверно своё "в замуж не пойду!". Родитель — рявкать и мордовать. Но не сильно — красу несказанную попортишь.

Надо, наверное, заметить, что "вой невесты" — явление закономерное. У парней — сходно. Только менее выражено в акустике.

Дело в том, что "хомнутые сапиенсом" не приспособлены, как ни странно, к самостоятельному выбору брачного партнёра.

"Свобода брачного выбора" — новодел пары последних столетий. Даже и в 21 в. "примерно каждый второй человек испытывает трудности в личной жизни и в деле продолжения рода".

Уточню: я про психологию и выбор, а не про то, про что вы подумали.

Трудности на первых свиданиях или с поддержанием уже существующих отношений возникают у половины людей. Это характерно в равной степени, как для девушек, так и для парней. Причина кроется не во внешности, характерах или половых органах. Все обусловлено глубинными эволюционными и социальными причинами.

Половым поведением человека во многом управляют инстинкты, заложенные на уровне генов и приспособленные для жизни в той обстановке, в которой эволюционировали его предки.

"...большая часть таких инстинктов возникла в то время, когда у человека почти не было выбора в отношениях с противоположным полом: в большинстве случаев невесту или жениха за него выбирали родители. Эти обстоятельства изменились недавно, и у нас просто не было времени к ним приспособиться. В прошлом интроверсия не была проблемой для людей, так как задачу поиска подходящей пары решали за него".

Всё естественно, инстинктивно и эволюционно: мокрый и встопорщенный Аким с лысым "братиком" делают "выбор брачного партнёра" за Марьяшу. Так — везде. Особенность "русскости" — в демонстративной повойности "осчастливленной выборами".

"Устав церковный" предусматривает виру с родителей ребёнка, совершившего самоубийство из-за неисполнения родителями их обязанностей — "выбора". Но не из-за "мнения о качестве" выбора.

* * *

— Что ж вы бедняжку так мучаете? Что она вам плохого сделала?

— Она родилась. Бабой. Теперь мы её замуж выдаём. Забери дуру. И дай Акиму Яновичу что-нибудь сухое одеть.

— Что, правда замуж? Ой как интересно! Пойдём-пойдем, моя хорошая, ты мне всё расскажешь, на плечике поплачешься, я тебя утешу, слёзоньки вытру. Не плачь, не плачь, золотце, все через это проходят. А уж тебе — и вовсе стыдно. Чай не в новость, чай не девка сопливая, глупая...

Гапа — умница. Появилась только тогда, когда все утомились. А истерика Марьяши стала неуправляемой. В смысле: бессмысленной. Сейчас шиповничком-пустырничком отпоит, медком сладким покормит, словами мягкими успокоит. И будет моя сестрица, как и положено доброй христианке — тихой и покорной. "Что воля, что неволя — всё равно". И примет крест свой со смирением. С надеждой. Не то — на жизнь счастливую, не то — на посмертие светлое. "Выигрыш" — гарантирован в любом случае.

— Ты чего делаешь?

Я загибаю пальцы, считаю, не поднимая глаз на Акима:

— Жених — согласен. Невеста — согласна. Отец невесты — согласен. А вот...

Я машу оставшимися пальцами:

— А вот сторона жениха... Аким, ты, случаем не знаешь — что это за яссы к нам забрели?

— Как не знаю?! Да я сам их сюда зазвал!

Оп-па...

Аким улавливает моё недоумение. С э... негативным оттенком. Пытается вспетушиться. Но мокрая борода... и вообще... Мокрая курица — знакомо? — Не кукарекает. Отступать и прятаться старому воеводе...? — Да. Умеет и легко делает. В бою. В разговоре — прёт напролом.

— Я! Пришла сигналка! С рубежа! Гапа говорит — не пущать. Пока Воевода не вернётся — пусть там, в Гороховце на Клязьме сидят. А я глянул — мои. Иноземцы. Род-то царский! От самой княгини Суждальской! Гапка-то — нет. А я — кулаком по столу! Службу править мешаешь! Ужо я тебя!

— Погоди, Аким Янович. А что ж ты сам к ним не сбегал?

— Хто?! Я?! Буду я ко всякой наброди безродной бечь?! Не велик чин — сами добрели.

— Не пойму я. То ты говоришь — царский род, то — набродь безродная. Ладно. Почему по телеграфу не переговорил прежде? Не вызнал: с чем идут, чего хотят.

— Хрень это! Как я по буковкам в сигналке пойму — что за люди? Чего те скажут, то твои блымкальщики и отблымкают. Да ещё и переврут, поди. А в глаза глядя — видать. Врёт тот, аль нет.

Смысл понятен — Аким Янович заскучавши. Опять и сызнова.

Дальше — по стереотипам. Идти навстречу — нет. Младший идёт к старшему. Старше Акима... Рюриковичи. Всё.

Телеграфа он не понимает, форма деятельности "работа с документами" — с души воротит, "доверенных лиц" — нет. И — скучно ему. Очень. А тут... на голов приказных топнул, кулаком грюкнул, вятшизм свой выказал. Пришли пришлые — снова: гонор почесал, уважение получил, слов наговорил... При деле.

В бумагу, в которой глупость написана, хоть плюй, хоть нет — бестолку. А в морду, которая глупость сказала — с удовольствием. Азартно, весело.

Итого.

Помнится, я собирался наказывать за ошибку, за допуск посторонних в город — Агафью. Типа: "ближники не должны ошибаться". А тут выясняется, что виновник Аким. Ошибка — следствие глупого гонора, неспособности воспринимать новые технологии, служебных упущений.

Негоден. Жаль.

Надо его как-то... снять с места.

Прежде — обдумать. Потом.

— Та-ак... Ну и что за люди пришли — выяснил?

Аким, то недовольно фыркая, то ругаясь вполголоса, переодеваясь в присланное Гапой сухое платье, сообщил подробности.

Почти три десятка алан. Основная часть — младшие отпрыски младших родов из Царазон-та. Дальняя родня царю Джадарону. Мужик, говорят, здоровущий, прозвище — Джада-богатырь. Ходили в Боголюбово наниматься к княгине в "слуги верные". Но у той бюджет ограничен — нескольких взяла, остальных, зиму отгостевавши, с терема попросили.

— Тута вот какое дело, Иване... окромя сопляков этих, джигитов со стояками, мать их... Мда... есть промеж них пара-тройка людей... умудрённых. И один их них, именем Урдур, сильно хотел с тобой потолковать.

— Об чём?

— А не говорит. Так... петляет. Будто заяц от борзых. Я так понимаю, что есть у него к тебе тайное дело. От княгини Анны. А может, и от самого...

— Солнце встало. Тут — прибрать, завтракать, через час — приведи этого... Урдура. Под рукой.

Суетня последующего часа совершенно не дала времени для обдумывания ситуации. Когда у дверей моей приёмной раздалось покашливание Акима, я не сразу вспомнил — о чём это он.

Бывший у меня с докладом Чарджи собрался уходить, но я притормозил:

— Аким, на каком наречии говорить будем? На кыпчакском? Чарджи, будь любезен, поработай толмачом.

Аким и Чарджи... очень насторожены друг с другом. И это хорошо: дело выглядит серьёзным. Мне нужны разные точки зрения. И важна точная передача смыслов. А Аким, как всякий русский военный человек, кыпчакский понимает, но... "Слезь с коня, хвост кобылячий! Руки в гору, паскуда косомордая!"... ограничено.

Аким был в дорогой шубе, высокой шапке, расшитых сапогах... при параде. Гость наш тоже — кафтан шёлковый, пояс с самоцветами... А мы-то с Чарджи... "по-домашнему".

Видно было, что этот Урдур нашу "непарадность" заметил. Но не стал устраивать скандала по поводу статусности, типа: смертельное оскорбление высокого гостя видом неглаженных шнурков хозяина, а довольно спокойно принялся излагать суть дела.

Ну, как суть... Восток, однако. Хорошо, хоть, не стал пересказывать свою родословную от библейского колена Ефремова (Эфраимова).

Было такое племя у древних евреев. Постоянно скандалило с другими "коленами". В эту эпоху аланы постоянно называют именно этих древних евреев — потомков младшего сына Иосифа Прекрасного — своими предками.

Соответственно, грузинские летописи называют Сослана — "сыном Ефрема", а русские — ключника Боголюбского Амбала — Ефремом и иудеем.

Суть... княгиня Анна хочет денег. Типа: подарков по случаю рождения сына. И вообще... Намекает на возможную "любовь и благоволение".

"Любовь" — здесь имеет смысл не физиологический, а лоббирования моих интересов.

— Что ж, я благодарен тебе, Урдур, за сообщение мнения княгини. Спешу заверить, и надеюсь, что ты найдёшь способ довести до слуха княгини Анны, то глубочайшее уважение и почтение, которое царит в душе моей в отношении супруги князя Суздальского. Мысль о посылке подарков представляется мне весьма своевременной и привлекательной. Я обдумаю её.

Как говаривал генерал-лейтенант Леонид Шебаршин:

"Если государственное учреждение не поражено коррупцией, значит, оно никому не нужно".

Так зачем же мне княгиню — поражать и коррумпировать?

Пока Анна не станет мне явно полезной или опасной — обойдётся. Мой Лазарь напрямую работает с Боголюбским — этого достаточно.

Форма ответа — японская. Сказать "нет" — невежливо. Сказать "да" и не сделать — правдолюбие не велит. "Мы подумаем".

Оп-па... А Урдур это понял. И затосковал. Надеялся выцыганить мешок серебра? Вернуться в Боголюбово, получить признательность княгини, место при дворе...? Обломал мужику надежды. Но рогом не становится. Умный? — Имеет смысл поговорить.

— Не желает ли благородный Урдур выпить немного вина? Давай поговорим о тебе. Мне интересно — кто ты? Откуда? Каков жизненный путь довелось тебе пройти?

Да, бывалого человека издалека видно. Один из немногих, кто сумел выбраться, после разгрома десятилетней давности, из Южной Италии.

"Массагеты" (аланы) были посланы во главе с "известным своей многоопытностью в сражениях" Иоанникием Критоплом и "персом" Перамом завязать перестрелку с противником. Совершив рейд в тыл врага, отряд с трофеями вернулся к Бриндизи. Где и был разгромлен вместе с остальной армией.

— Тогда, десять лет назад, в один день погибли многие из моих родственников. Когда я вернулся в родное ущелье... женские вопли достигали ледяных вершин наших гор. Род ослабел, обеднел... тяжёлые были времена. Дети мои умерли, жена — тоже. Сейчас в ауле подросла молодёжь. Но мне там... Попросили присмотреть за юношами — поехал в Суздаль.

"Попросили"... тут оттенок... имущественный? Не — "своей волей". Дядя живёт у богатой родни в прихлебателях?

— Плохо присматриваешь, Урдур, один из твоих поднадзорных, Аслан, сидит сейчас у меня в зиндане.

Пауза. Встревоженный взгляд.

Опытен — никаких резких движений или звуков.

— В чём же вина его, алдар Иван? Не случилась ли в этом деле ошибки? Не было ли здесь клеветы и обмана?

— Твой э-э-э... родственник соблазнил мою сестру. Я сам застал их за этим... делом. Это — смерть. Ты меня понимаешь? Но я говорил с ним. Он юн и... понятлив. После беседы со мной, решился просить руки моей сестры. У нашего отца, у Акима Яновича.

Я киваю на Акима. Урдур ошарашенно переводит взгляд с меня на Акима и обратно.

Он же, наверняка уже слышал об этом! Но не понял, не поверил. И теперь снова "зависает".

* * *

Так не бывает! Старший в роде — старший в иерархии! Не может отец быть слугой у сына! В роду, будь то кудо или аул, глава рода остаётся на своей "должности" до смерти или утраты дееспособности. А здесь... Родитель подчиняется своему отпрыску? Голова Посольского Приказа служит Воеводе Всеволжскому — понятно. Но отец — сыну?!

Разницу между подчинённым и прислугой... "Служить бы рад, прислуживаться тошно"... Приходите веков через семь. И то: не везде и со скандалом. Да и потом-то...

* * *

Пока он встряхивает головой, чтобы уложить там картинку извращённых обычаев этого странного народа — "стрелочников", я пытаюсь найти ответ на встревоживший меня вопрос.

— Скажи Урдур, как Аслана с молодой женой примут в ваших ущельях?

— Ха! Никак! Выгонят. Твою сестру вернут тебе. Если Аслан будет упираться — выгонят и его. Станет изгоем. Нищим. Как может юнец жениться без согласия рода? Без благословения отца?! Скорее небо упадёт на землю! Наступит конец света и кровавые реки зальют горы!

— А если за невестой будут дорогие подарки?

— Э... Нет. Я знаю его отца — он... нет. У Аслана есть старший брат, тоже не женат. Нельзя младшему идти впереди старшего. Я, конечно, могу попытаться поговорить. Но...

* * *

Ситуация — типовая.

"Не велел ему батя жениться... И заплакал тогда Андрияшка. А за ним зарыдала Парашка"" — наполняет народные песни столетиями.

Подобно женщине, юноша не является "полноправным членом". Архаика, типа древнеримского права или нынешних "святорусских" обычаев, позволяет главе дома законно убить или продать в рабство своего сына.

Даниил Заточник описывает случай, в этом времени, в этой (Суздальщина) местности. Овдовевший мужчина выводит на продажу своих детей:

"Не у кого же умре жена; он же по матерных днех нача дети продавати. И люди реша ему: "Чему дети продаешь?" Он же рече: "Аще будуть родилися в матерь, то, возрошьши, мене продадут".

Даниил рассуждает о погибелях, происходящих от "худых жён". Но описываемый способ борьбы — вызывает сомнение в разумности и мужей.

Юноша — существо неполноправное. Даже и в своей личной жизни. Просто нет тут "личной жизни" — есть род.

Плач. "Плач Андрияшки". В мужском и женском вариантах. Тысячелетний вой в фольке множества народов. "Исконная посконность" почти забытая в "золотом миллиарде" в 21 в. Увы... Или к счастью? — Зависит от успешности конкретного случая. От совмещения в одном месте-времени-человеке "трёх разных задач".

Здесь, в средневековье, самое главное — "четвёртая задача" — "что ты жрать будешь?". Основные средства производства принадлежат роду. "Колхоз — коллективное хозяйство". Которым управляют старейшины. Они обеспечивают "оперативное управление материальными ценностями". Как деды скажут — так и будет. И ты — исполнишь их решение. Иначе ты, с молодой женой, сдохнешь с голоду.

В аланских условиях, при постоянной работорговле и "...в малом числе не могут никак выйти безопасно из своих местечек" — сдохнуть — не самое скверное.

На это накладываются прелести личных психик конкретных "аксакалов и саксаулов". Среди которых встречаются и патологические. И — стереотипов, культурной традиции: "чти отца своего". — Ах, не чтиться? Ну и пшёл ты. Голый и босый, бесправный и беззащитный.

* * *

Честный ответ. Умный. Для умного человека.

Урдур разрушил мои планы: Марьяну за Аслана не выдать. Или — выдать, мне ж деваться некуда! — но потребуются дополнительные, специфические, дорогостоящие усилия компетентных экспертов.

Урдур, по моему мнению, просто себе цену набивает: "Нет! Нельзя! Ай-яй-яй! Но вот если я замолвлю словечко... приложу усилия... пользуясь своим авторитетом обращусь к старейшинам колена, а те потолкуют с потенциальным тестем...".

Сумма оплаты таких услуг не называется, она только-только начинает прикидываться.

— Та-ак...

Я смотрю на Акима. А вот Аким, похоже, этот "торговый" оттенок не уловил. Он человек воинский, прямой. Что сказали, то и услышал. Ну и? Как будем выкручиваться, "добер батюшка"?

Столько сегодняшних страстей, испорченный ковёр (персидский!), а всё впустую. Что, Аким Янович, будет плетями дуру забивать? Или в Волгу кинем? Причём — одну. Парня-то наказывать уже не с чего — он-то с моей идеей согласился. А за его папашку... "Сын за отца не отвечает", сынишка-то — всей душой "за". После осознания перспективы кастрации.

— А скажи-ка мне, достославный Урдур, а не хочешь ли ты сам ожениться? А? Не хотишь ли взять за себя мою доченьку?

Во! Гениально! Аким сообразил, а я нет. Молоток, батяня!

Ага, понятно. Для меня Урдур — взрослый, даже — пожилой мужчина. Как-то... не брачного возраста. Для Акима — юнец. Примерно такие же постоянно под венец лазают.

При таком подходе тема уговоров... где-то там... кого-то из тех... способствования, споспешествования и "личного авторитета искусного применения"... — полностью отпадает! Комиссионные — обнуляются! Похоже — можно серьёзно сэкономить.

Решать — здесь, сейчас, тебе. Решайся, дядя.

Урдур... крутится. Пытается аккуратно уклониться. Сказать просто "нет" — нарваться. "А, так ты родством со мной брезгуешь!". Последствия могут быть... разнообразно неприятные.

— Благородныя господа! Мне лестно ваше предложение. Однако, как вы видите, я уже немолод и давно перешёл перевал своей жизни. Дни, отведённые мне Создателем на грешной земле, стремятся к концу, и вскоре, по воле Всевышнего, придёт мне время накрыться сырой землёй. Хорошо ли оставлять твою дочь, о благородный Аким, неутешной и беззащитной вдовицей?

— На всё воля господня.

А кавказское долголетие в тех местах отмечали ещё античные авторы.

— Давай подумаем вместе, достославный Урдур. После случившегося возможны два исхода. Или сестра моя Марьяна выходит за тебя замуж. Или Аслан умирает. За посягательство на честь нашего рода. Юноша будет умирать долго и показательно. Потом ты вернёшься в своё Алагирское ущелье. Встретишь там отца Аслана. Что ты ему скажешь? Что мог спасти его сына, но поленился? Испугался?

Третий вариант — брак с Асланом — отпадает. Ты же сам всё только что чётко объяснил! Про "конец света" и "кровавые реки". А мы — поверили.

Крепкий мужик. Я слушаю перевод Чарджи и вижу, что Урдур не вскидывается на обидные предположения в конце. Новая попытка уклониться:

— Такое событие... смерть под русским кнутом славного отпрыска от семени Ахсартага... Гнев охватит всех мужчин в колене Царазон-та. И во всех других племенах алан. Ибо мы все потомки Оса-богатыря.

Не люблю говорить "нет". Но порадует ли тебя моё "да"?

— Конечно. И немалая часть этого всенародного гнева обрушится на твою голову. На голову человека, который мог спасти отпрыска от семени, но не захотел.

Урдур крутит головой — довод убедительный. Я вновь выставляю его соучастником возможной смерти Аслана. Но он продолжает юлить:

— Ану... э... Княгиня Суждальская Анна была благосклонна к юному Аслану. Несчастье с ним... вызовет её неудовольствие.

— Что ж, мы изложим обстоятельства дела. И княгиня, коль она следует древним обычаем твоего народа, поймёт и одобрит наше решение. В смысле: мучительную смерть совратителя, соблазнителя и традиций нарушителя.

* * *

"Если мальчик

любит баб,

тычет

в бабу

"пальчик",

про такого

говорят:

шаловливый мальчик".

И предпринимают меры для исключения возможности шалостей в будущем. Окончательные. Недавняя (всего полвека) история Элоизы и Абеляра — мягкий вариант: все живы. Хотя и не вполне целы.

* * *

Давай, дядя, решайся. Венчание — не отпевание, возможны варианты. В отличии от "жизни после смерти", "жизнь после свадьбы" — есть! Точно!

— Если же ты опасаешься, что окажешься несостоятелен... м-м-м... на супружеском ложе в силу количества прожитых лет... То, сообщу тебе, что моя сестра не только страстна, но и искусна.

Тема... скользкая. Но в сватовстве — допустима. Даже в письменном виде. Есть грамотка новгородской свахи этой эпохи своей нанимательнице с таким радостным завершением:

"И пусть пенис с вагиной повеселятся!".

Выражено, естественно, не в медицинско-латинских, а в исконно-посконных, средневеково-новгородских анатомических терминах.

Урдур несколько ошарашенно смотрит на меня. Я многозначительно подмигиваю ему. Он изумлённо переводит глаза на Чарджи. Тот авторитетно подтверждает:

— Это правда. Страстна и искусна.

Аким злится: чёт многовато "экспертов по страстности и искусности" объявилось, Урдур — ошалевает, а я продолжаю:

— Ещё мы дадим тебе настойку... которая позволит убедить в твоих э... мужских талантах, не только жену, но всех женщин, встреченных тобою в Алагирском ущелье. И — по дороге к нему.

О! У мужика в глазах интерес появился. Чуть разовьём тему:

— Хорошо, что ты не юнец, вроде Аслана, а взрослый, бывалый муж. Ты — вдовец. Она — вдова. У вас обоих есть опыт семейный жизни. Который может способствовать вашему счастью. У тебя нет детей, сын Марьяны, Ольбег, останется у меня. У вас не будет этой причины для разногласий. И, наконец, ты получишь богатые подарки. Которые позволят тебе вести достойное существование. Достойное такого славного героя. И помогать своим менее успешным родственникам.

Последнее — не только о человеколюбии, но и напоминание тщеславию. Любовь родни... можно купить.

Две основные причины для ссор в семьях: воспитание детей и деньги. Здесь... конечно возможны! Но я пытаюсь смягчить.

Увы, "круг ассоциаций" вытаскивает ещё одну тему — "любовный треугольник".

— Ты сказал, достопочтенный воевода Иван, что застал молодого Аслана и свою сестру за... э-э-э... непристойным занятием. Если она... когда-нибудь... с кем-нибудь... с тем же Асланом...

А вот сейчас Аким кинется и перегрызёт алану горло. Высказать предположение, что дочь — "нечестная", "блудливая" — прямое оскорбление отцу. Перехватываю инициативу. Пока не началось. В смысле: кровопролитие.

— Х-ха! Посмотри на себя, Урдур. Что есть у Аслана, лучшее, чем у тебя? Ты умнее, храбрее, богаче, опытнее. Ты — алдар, он — так, алдарик, третий сын в бедной семье. Моя сестра не отличается особым умом, но всякой женщине понятна разница между быть "третьей невесткой" у нищих или "главной хозяйкой" в доме уважаемого воина.

— Он — моложе.

— Этот недостаток быстро проходит. А моя сестра не глупый ребёнок. Она уже похоронила первого мужа и будет держаться за тебя.

Мужчина не может признать превосходство другого. Точнее: может. В чём-то. Во взятии интегралов или в рубке с коня. Но не "по жизни". А уж взрослый воин в отношении юноши...

"Хороший мальчик. Ему есть куда расти и чему учиться".

Урдур всё-таки пытается отказаться от предложенной чести.

— Если я возьму её в жёны — люди будут говорить...

Ну, это вообще лепет.

— Славный алдар не может заткнуть вонючие пасти сплетников? Тебе показать, как нужно отрезать грязные языки? У меня есть для этого очень хорошие инструменты — могу подарить.

Если мужчина не может защитить свою честь и свою женщину, то чего ради мы тут время переводим?

"Ты — никто. И звать — никак".

— Э... ты говорил о свадебных подарках. И каковы же они?

Ну вот! Конструктивный подход. А то ломается...

— Достойные. Тебя и моей сестры. Иди, готовься. Бракосочетание — в полдень.

— Э... Но нельзя же так! Мне надо подумать, посоветоваться...

— Думай, советуйся. В полдень — в церкви.

— А Аслан?

— Отыграем свадебку — тогда и выпущу. Иди.

Аким провожает Урдура за порог. И немедленно вскакивает назад. Прямо светится от радости:

— Так чего?! Сдыхались?!

— Погоди. Не кажи "гоп" пока не перескочишь. Мда... Приступаем к оптимизация динамики работы тяглового средства передвижения, сопряжённой с устранением изначально деструктивной транспортной единицы.

— Ч-чего??! Эт ты по каковски сказал?

— Наречие такое. "Заумь" называется. Перевожу: "баба с возу — кобыле легче". Приведи себя... в соответствующий вид. Скажи Гапе, чтобы Марьяну... ну... подготовила. Одежда там, наряд подвенечный... Да! И самой — скажи! А то как-то... тут свадьба — а невеста не в курсе.

Аким, радостно подскакивая на ходу, убегает.

* * *

"Отдавали молодУ на чужую сторонУ.

Ой, лышеньки-лихо, на чужую сторонУ".

Ну, типа — "да". Сдыхались.

* * *

Чарджи сидит, мрачно уставившись в пол. В мой, безвозвратно испорченный персидский ковёр. Крутит в руках палочку "для ковыряния в левом ухе". "Шофёрская привычка" — я стащил у Ноготка, даже не заметил как.

— Почему ты выдаёшь её за неизвестного человека? За старика? В дальние края?

Вона чего. "Старая любовь не ржавеет". Вроде, и отгорело всё, а снова... беспокоит и потягивает.

— Потому, что её надо выдавать замуж. "За неизвестного"... А за кого "известного"?! — За тебя, что ли? Ты же мне сам говорил: "Я инал, наследник ябгу! Даже сестра твоя — мне не ровня".

— А ты... ты бы отдал?

— А ты спросил? Ничего не изменилось. Ты — инал. Марьяша — дочь Акима. Ольбег вот только вырос. Чужие дети быстро растут. Не твои. И не мои.

Чарджи продолжал крутить палочку. Потом вдруг взорвался, отшвырнул прутик в стенку, вскочил на ноги, зашипел мне в лицо:

— Почему?! Почему мне нравятся те же женщины, что и тебе?! Почему они с тобой, а не со мной?! Почему ты всегда опережаешь?!

О-ох... вот только этого... а вы говорите пневмат... тут и кулаком мозги вынесут... просто от полноты чувств.

— Уймись. Сядь. "Почему такие же"... Мы с тобой одной крови. Разной, но одной. Хуже — одной души. Почему я первый? — Потому что я — не инал. Я вижу человека, ты — обёртки. Титулы, родословные, имения... Как ты оцениваешь воина в бою? По его движениям? Или по размеру родового кладбища? А женщину? — По высоте шапки её родителя? В глаза смотри людям. Истина там. Иногда её можно разглядеть. Жизнь — бой. В котором женщина — "товарищ по борьбе". А не лялька, цацка, мамка или ломовая лошадь. "И вечный бой. Покой нам только снится". Вечный. До гробовой доски.

Помолчал. Мрачно как-то получается. Безысходно. Перестать быть иналом — он не может.

— Да и "всегда"... всего пару раз и было. А так-то... Где уж мне. С плешью против тебя, красавчика. Бабы-то через одну за тобой умирают...

— То-то и оно. Что через одну. Через ту, которую надобно.

Ну вот, накал озлобления спал. А вот начал бы я... вести себя неправильно, насмехаться, к примеру... В рубке Чарджи лучше меня.

— Хочешь, я за тебя какую-нибудь королевишну высватаю? Или, там, султанку падишахнутую?

Ишь как зашипел... Чего-то он такое себе под нос сказал... нелицеприятное. На непонятном языке. И только двери — грюк-грюк.

Интересно: он теперь меня зарежет? Или поймёт, что сам дурак? Или, поняв, всё равно зарежет? Просто с досады на себя.

Та-ак... Надо проверить, как Горшеня кирпичи с металлургическим шлаком делает — говорят, грызуны запаха не выносят. Если правда — во всех мельницах, молотилках, ссыпных ямах надо сделать вставки из такого кирпича... Попробовать растяжку коровьих шкур на стекле с приклеиванием крахмалом... Модификация двоильного станка у меня сообразилась... Ковёр сменить...

А, блин! Свадьба! Парадный кафтан! Подарки...

Факеншит уелбантуренный!

— Вестовой! Трифу ко мне! Срочно!

Трифена влетела в комнату со связкой каких-то цветных верёвочек в руке.

— Господине! Что случилось?!

— Бумагу, чернила, перо. Садись. Пиши...

— Но... Там бабы к свадьбе наряжаются... Я вот... На твой взгляд: какой поясок к этому платью пойдёт? Ну, не к этому, конечно, но примерно такого цвета. Только темнее, тут — рукав широкий, тут сборочки...

— Пиши. На греческом.

Она тяжко вздохнула, с трудом выпустила из рук пук поясков, присела за стол и взяла письменные принадлежности. А я, сплетая пальцы — "сношая ёжиков", принялся диктовать.

— Царю Аслании Джадарону от Воеводы Всеволжского Ивана привет.

— Вот так прямо? У него ж, наверное, титулы всякие, род его надо... сыну такого-то...

* * *

Я не Сигизмунд, а Джадарон — не Лжедимитрий. И нефиг забивать каналы связи этикетным лепетом:

"По совершении поклонов, от его королевской милости говорил пан Малогощский такие слова:

"Наияснейший и великий государь Сигизмунд Третий, Божьей милостью король польский, великий князь литовский, прусский, жмудский, мазовецкий, киевский, волынский, подольский, подляский, инфляндский, эстонский и других, наследный король шведский, готский, вандальский и князь финляндский и других, послал нас, Николая Олесницкого из Олесниц, каштеляна малогощского, и пана Александра Корвин-Гонсевского, секретаря и дворянина своего, старосту велижского, державца конюховского, чтобы мы именем его королевской милости, всемилостивейшего государя нашего вашей государской милости наияснейшему, Божьей милостью государю, великому князю Дмитрию Ивановичу всей России, володимерскому, московскому, новгородскому, казанскому, астраханскому, псковскому, тверскому, югорскому, пермскому, вятскому, болгарскому и иных многих государств царю, поклон братский отдали, узнали и справились о здоровье вашей милости и поздравили с счастливым воцарением в столице предков его и сообщили о желании братской дружбы его королевской милости, государя нашего, вашей государской милости".

Вот такую хрень надо сперва узнать, потом вбить в текст. А потом нарваться на ответ:

"Наияснейшему и непобедимому самодержцу великому от наияснейшего Сигизмунда польского и великого князя литовского вы отдали письмо, на котором нет титула цесарского величества, но обращено оно к некоему князю всей Руси. Дмитрий Иванович — цесарь в своих преславных государствах. И вы это письмо возьмите обратно к себе и отвезите его своему государю".

И пошла раздача. С обидами и оскорблениями.

"Несвойственно и непривычно монархам, на троне сидящим, с послами договариваться. Но нас к тому принудило умаление титулов наших. Объявляли мы королю польскому через послов наших и через старосту велижского, который в недавнее время от короля польского посланцем у нас был, и теперь посол, с которым такие же имели мы разногласия перед этим об умалении титулов наших, как и с вами теперь. Не только князем, не только государем, не только царем, но мы являемся также императором в своих обширных государствах! И миропомазаны мы тем титулом, который имеем от самого Бога, и пользуемся тем титулом не на словах, но по самой справедливости: ни ассирийские, ни лидийские монархи, ни даже цесарь римский с большим правом и справедливостью тем титулом не пользовались, чем мы. Разве остаемся мы только князем или государем, когда, по милости Божьей, не одних князей или государей, но и королей под собою имеем, которые нам служат, и никого себе в царствовании равного в тех полуночных краях не имеем, и никто здесь не повелевает, кроме как сначала Господь Бог, а после него мы сами. Вот почему все монархи нас тем титулом императорским величают, один король польский чинит нам в этом умаление".

Так это — польско-литовский ставленник Лжедимитрий Первый королю польскому по поводу приезда Марины Мнишек. Почти сразу как в Москву въехал и на столе уселся. А эти-то "рухсастые" ребята — прямиком от Цезаря. Или — от Эфраима?

Не зная как сделать хорошо, я вообще ничего в этой части делать не буду. Перевожу текст из разряда "официальное межгосударственное послание" в совершенно иной класс. Из "дипломатии" — в "пророчества".

* * *

— Пиши. 1) В скором времени у тебя родится сын. И ты назовёшь его Сосланом. 2) В скором времени твоя жена умрёт. И ты возьмёшь себе новую. 3) Приедет к тебе Русудан, сестра первой твоей жены, и увезёт мальчика в Грузию, в дом царя, где будет его воспитывать. 4) Через время царь грузин умрёт. И царём станет его старший сын. И тот тоже умрёт вскоре. И царём станет младший сын Георгий. 5) Его племянник Димитрий восстанет, многие вельможи его поддержат. Но Георгий победит и отрубит племяннику голову. 6) Царь Георгий назовёт наследником свою дочь Тамар. Это непривычно, но так будет. Ибо у царя не будет сыновей. 7) Царица Тамар через двадцать два года выйдет замуж за твоего Сослана. 8) Твой сын вырастет в красивого, доброго, храброго, умного юношу. Он станет великим воином и мудрым государем. 9) И убьют его вельможи из лучших родов Грузии в зените славы, в сиянии победы.

Вроде — всё. Главное сказано, достаточно туманно. Есть близкие точки проверки, что заставит относиться к пророчеству внимательно. А к самому пророку... аккуратно. И к членам его семьи — тоже.

Теперь завершающую фразу:

— Вот, Джада-богатырь, ты узнал. Обрати же знание на пользу. Себе и своему народу. Да поможет тебе господь.

Я не ищу здесь каких-то политических выгод. Не из щедрости, а просто не вижу внятных целей. Просто — благодеяние. В форме умножения познаний. Которые, как известно, "умножают печали". Думай, Джада-богатырь. Становись умнее. А там...

Трифа, застыв, смотрела на меня. Они тут как-то подзабыли. Что прозвание моё — "Зверь Лютый". Что я — иновременная сущность. Что "гляжусь из времени в вечность".

Бегает-подпрыгивает тут какой-то лысый придурок. Хлебает щи, трескает кашу, в сортире зависает... Ну, начальник, ну, странный. Да мало ли на Руси странных людей? А уж среди начальных — через одного.

Только мой уровень "странности" выше.

Иггдрасильнутее.

— Текст — никому. Завтра на русском запишешь в "Книгу пророчеств". Беги, собирайся-наряжайся.

Через четверть часа в балагане опять "дым коромыслом": Аким сообразил, что на свадьбе, за столом, нужно жениху подарки отдать.

Я по подаркам... не очень.

Ну... конверт. Толстый.

Мало?! — Блин! Два толстых конверта!

Анахронизм! Товарно-денежные — в зачаточном! Только — натурой!

А какой? — А тут каждый "фигурный болт" имеет глубокий символический смысл. Сразу три. Русский — для дарителя, аланский — для получателя, половецкий -... потому что соседи.

Классический набор: конь, бурка, кинжал... отпадает сразу.

Коня в лодейке везти тяжело, бурки у меня нет, ножи на Руси не дарят.

— Ну... сто серпов стальных. Они ж там жнут? На пользу...

— Ты с ума сошёл! В лицо плюнуть! Обида вечная! Он — воин! Он — алдар! А ты ему серпы. Как смерду какому!

— Ну, знаешь, Аким Яныч, по пристойностям — ты знаток. Второй такой — Чарджи. Инал торканутый да боярин обшапкнутый... вот и решайте.

Э-эх, Николашки нет. Он бы сообразил — как и достойно, и подешевле.

Добавил пару ребятишек из Торгового приказа, для освещения текущего состояния складов, и пошёл к Домне.

Сообразить свадебный пир вот так сходу — задача практически неразрешимая. "Царской ухи" — точно не будет. Домна сейчас... поварню разносит, поварятам головы отрывает. Надо принять участие.

Сам процесс... Вопрос: "Есть ли жизнь после свадьбы?" возникает в голове каждого серьёзного мужчины, которому довелось выдавать женщину замуж. Мне это по первой жизни знакомо, но здесь легче. В смысле: быстрее. Вопросами типа: а вот я мамашкину фату изнутри к подолу подошью — "на счастье". С какой стороны? — Не донимают.

Донимают другим.

— Вот! Горшок с дырой! А красное вино где?

— Горшеня! На кой чёрт на свадьбе дырявый горшок?!

— А ты не знаешь?! Я ж специально сделал! С дыркой под палец! Экий ты, Воевода... необразованный. Значится так. Утром мать жениха, в смысле — свекруха, осматривает постель молодых. Ежели невеста — не того... В смысле — не девственница, то наливает горшок вином, затыкает пальцем и ждёт. Кого-кого! Тёщу! И говорит той: "А дочка твоя — горшок дырявый!". Выдёргивает палец и поливает сватью красным вином. Засим семейство мужа гнобит молодую как захочет. А община тамошняя — всю родню невесты. По обычаю! Закон у них такой! Старинный красивый горский обычай!

— Горшеня! Этнограф хренов! Очнись — Марьяна вдова! У неё уже сын большой!

— Эта... Дык, выходит, я зря старался... Жаль. И обычай такой красивый... Эта приходит, а та ей — плесь в морду...

Факеншит! Как всегда! Невеста опаздывает. Заявляются в суете. Марьяна зарёванно-восторженная, Аким — багрово-озлобленный.

Несколько поздновато, но надо исполнить стандартные "метания". В смысле: обряды и приговорки. Лучше поздно, чем... чем очень поздно. Как же оно там... А!

— У вас — купец, у нас — абзац!

Э... Чего-то неправильно? А как надо? Капец? Писец? Да что ты на меня цыкаешь?!

Не-не-не! Я в церковь не пойду — у меня епитимья! Слава тебе, господи! Я снаружи постою, сквозь ворота погляжу. Да там и не протолкнуться — церковка у нас маленькая, народ более снаружи во дворе стоит.

Подпихнул батюшку с сестрицей внутрь. И пошёл ритуал...

— Венчается раб божий Урдур и страх божий Марьяна...

Итить ять! Кто это сказал?! — Извиняюсь, навеяло.

Венцы над головами... Держать! На подол — не наступать! К алтарю сводили. Для Марьяши — второй раз в жизни. Женщин за царские ворота не пускают. Как в мужской туалет.

Вокруг аналоя — походили, слов обязательных — наговорили, поклоны — били, к чему принято — поприкладовались. Как и положено, молодых при выходе закидали зерном. Потом они его из разных мест до утра выковыривали. Невеста рыдала. Надеюсь — от счастья. Жених выглядел дураком. Надеюсь — от того же.

Тут же, без роздыху, прямо на церковном дворе — по аперитивчику.

— Мы ж христиане? Наш пророк нам не запрещал? Тогда выпьем!

"Люди готовы испить любую чашу. Была бы закуска".

Сказано про русских, но чем аланы хуже? Или — лучше? Пил я с их потомками, главное — одиноких женщин вовремя убрать.

"Чашу испили"? Закуска где? — Прошу дорогих гостей на почестный пир. Не обессудьте — чем богаты, тем и рады. Пожарные водовозки зачем? — А вдруг кому помыться захочется? Не отходя от стола.

Ну, Домнушка, давай. Всё что есть в печи — всё на стол мечи. Народ — ночь неспавши, с утра не евши — всё сметут аж до дров жаренных. И ещё попросят.

Недостаток разнообразия угощения гасится частотой выпивания. Запомнили? — Уточняю: поддерживаемой скоростью тостирования и градустностью потребляемого.

Дорогие друзья, уважаемые гости! Сегодня, в столь радостный и солнечный день мы являемся свидетелями... Кто-нибудь! Переведите меня. Да не через дорогу! — На аланский... Тогда — на кипчакский... Соединение двух славных родов... Сила любви, преодолев тысячи вёрст от снежных вершин гор до зелёных вершин лесов... Так выпьем же за то, чтобы даже высоко-высоко в горах, среди каменных... э... камней и ледяных э... ледников... Короче: здоровье молодых! Хми!

"Хми!" — по-армянски, по-алански — не помню. Но меня поняли. Дёрнули. Занюхали. Пошли дальше. Тост со стороны жениха... О как! С родословной от Ефрема. Оказывается, Царазон-та — не прямо от Цезаря, а от его сына от Клеопатры — Цезариона.

Не возражаю! Хорошенький был мальчик. Жаль — не долго. Но на племя сгодился. Как на какое? — На славное и храброе племя Царазон-та!

После чего Август становится просто случайным удачливым самозванцем и захватчиком чужого имущества. Со всеми его потомками. Следовательно, Бриндизи — наш. Исконно-посконно. Где это? — В Италии. Далеко, отсюда не видать, но всё равно — наш. В смысле — их. Но мы — поможем! Мы ж теперь — родственники! Извините за выражение.

Дядя! Не тяни! У нас стол полупустой, а народ закусывать активно начал. Кор-роче! За Цезаря Ефремыча? За Цезариона Клеопатрыча? За Урдура Цезарионыча? Без проблем! И ещё налили. "Посуда любит пустоту". Но с этим надо бороться. Аким Яныч! Если ты... по-алански тост толкать... Наизусть выучил?! Не надо! Мы ж не понимаем нифига!

Русская народная мудрость гласит: "Не красна изба углами, а красна пирогами". Не будем искать пятый угол. Не надо! А то найдём. А вот и пироги несут. Пришло время ими покраситься. Покрасоваться? Покраснеть? Будешь так кусками заглатывать — подавишься. Тогда и будешь — "красен пирогами".

А теперь мать жениха...! Как нету?! А где...?! Вона чего... Мои искренние соболезнования... Давно? Да ты что! Так помянем же, друзья, маму славного Урдура. И в её лице всех... бедных женщин... которые в муках тяжких... выпустили нас, вот таких оболтусов... и разгильдяев с оболдуями в сию юдоль печалей и горестей...

Не хочешь быть оболдуем? А обо что ты хочешь? Совсем не хочешь? — Так и не будь! Всё в твоей власти! Но-но-но! Твой тост — в порядке очереди. Рыг-ламент. Блин. Следующий... Гапа, ты мать посажёная, а не посаженная. Давай, высказывайся... Очень хорошо. Кратко и в тему. Дамы и господа, леди и джентльмены, товарищи и товарки... мда... Короче. Что мы ценим в женщине? — То, что отличает её от мужчины!

В лице Гапы мы видим умную женщину. В лице Марьяши — добрую. Так выпьем же за то, чтобы каждому из нас на жизненном пути повстречалась двуличная женщина. Э... двуликая. Как Янус. Типа: начало и конец. В одном э... флаконе. Правильно подсказывают: где влез, там и слез, где начал, там и кончил... Почему "монстр"? — это не монстр — это идеал. Впрочем... а в чём разница?

Запомните, други мои:

"Губят Россию грамотность без культуры, выпивка без закуски и власть без совести".

Запомнили? Очень хорошо! А теперь — Домна!

Оркестр! Урежьте туш, пожалуйста! Она ж поросёнка тащит! Нам наш пророк свинину не запретил? Что даёт надежду. На не-загубленную Россию — закуска уже появилась. И вот, товарищи, внедряя культуру и найдя у себя совесть... Я понимаю, я согласен... не просто, очень не просто... Да здесь даже алмазы сыскать можно! Неужто мы у себя совести не найдём?... Будем искать. С перламутровыми пуговицами. Как чашу Грааля. "Треугольник будет выпит!".

Нет, уважаемые. Мы не будем заниматься уподоблядством. И пособлядством — тоже. Вот! Правильно мне подсказывает импозантный гость в элегантной папахе — и вообще не будем. Слышь, гость, шляпу сними. За столом же!

А теперь... когда все уже набрались... э... но ещё не убрались... Подарки молодым!

О! Позвольте представить: шуба рысья хребтовая! Пожертвовавшие на эту шубу свои шкуры лесные рыси долгое время состояли в исконно-посконных насельниках Линды. Где это?... Эт так, провинция моя. Одна из... А как они воняли при первой встрече... Потом расскажу...

А теперь... Золото! Большое золотое блюдо! Из деревянного золота! Только у нас! Только один раз! Виноват, для вас — два. Первый и последний. Наполненное камнем смысла китайской жизни! Фигурки. Из нефрита! Эта — к деньгам. Эта — к здоровью, эта... для охраны. Но не вообще, а специально во время исполнения супружеских обязанностей. Ты будешь исполнять? Обязанности? — Тогда носи постоянно с собой. На всякий случай. Я же сказал — на всякий! Увидел ишака... не любишь ишаков? Тогда — верблюдицу... Проверь — с собой ли? А вдруг — это случай пришёл? Ну-ну-ну! Пути господни неисповедимы. ГБ скажет — и ишака полюбишь! Блюдо нравится? — Мы, русские, очень талантливы. Особенно евреи. Вы же — от Ефрема? Во-от. А мы от другого. Тоже еврей, но сильно младше. Андрей Первозванный — слышал? Вот тут где-то его уконтрапупили. А потом раскаялись и... и произошли. Как — не бывает? Божий промысел! ГБ скажет — и от мощей понесёшь. И ты, алдар, понесёшь. И многократно. Поскольку... ГБ.

Да, Чарджи, пойдём. Чёт я... устал. А помнишь, два года назад, мы с тобой так же шли? Пья-я-яненькие... По Окскому пляжу. После Бряхимовского застолья. Тебя тогда на всю ширину пляжа носило... А давай спустимся... К реке... Пройдём той дорогой ещё раз. "А в конце дороги той...". Может, там, в конце... она — живая? А? Может... время — это ж такая забавная штука... обратный ход, петли... А, ты ж про Иггдрасил не знаешь... Красивая? А это важно? Умный ты парень, Чарджи. Но — дурак.

"Красота? — Пусть спасает мир.

А нам — хоть чуточку доброты".

О-ох... Пошли спать, инал, завтра докуём.

Завтра... Как и положено быть "завтру" после такого "вчера". В голове — никаких мыслей.

"Если нет мыслей, значит, они не нужны. Этим мысли отличаются от денег".

Деньги — на месте. В смысле: город не сгорел. Хотя пожарникам пришлось поработать. Не, не по пожарам — по отдыхающим. Зря я, что ли, загодя пожарные водовозки к "банкетному залу" пригнал? Были попытки... "понегораздить". Одних — водой смыло, других — Ноготком уложило. Горячие ребята! Что хорошо — быстро успокаиваются. Ползают на четвереньках и обблёвывают пространство. Нет привычки к крепкому. Потом их можно безопасно складировать. Ивашко, вон, до сих пор собирает по кустам. Никак счёт не сходиться. А, блин! Жениха не посчитал!

Вглядываясь в глаза постепенно стягивающимся в балаган ближникам, я рутинно отмечал: повсеместный диагноз — острая алкогольная недостаточность. Как результат таковой же вчерашней избыточности.

Тут заявился Аким. Весь из себя такой... розовенький. Весёлый, энергичный. Мало что не чирикает. Аж противно. И пытается заставить меня думать. Чем-то. О чём-то. Садюга.

— Стоп. Повтори.

— Молодым надо лодейку дать! У их и так местов нету! А тута Марьяша! А барахло еёное?! А служанок пару? А подарков кучу? Ложить-то некуды! А итить-то им — не близко! По Волге — до Низу, от Низа — морем до Терека, по Тереку вверх, аж до этого... Дар-ял. Ну... место такое. Где даром яют.

Интересная у Акима этимология. Хотя... с тамошними ставками пошлин...

— Я вот чего думаю, Ваня. А хрена ли мне тута сидеть? Делов-то нету. А не сбегать ли мне с Марьяшкой? Проводить доченьку до места перманентной дислокации. Дорогой присмотреть, чтобы, ну, не обижали. Там, знаш, кого куда — по местам рассувать... Ну, чтобы помнили. Места свои.

Песец. Большой белый пушистый полярный лис. Невидаль невиданная в Поволжье и на Северном Кавказе. Теперь все познакомятся.

Мыслей у меня не было. Только невыразимое чувство зависти:

— Да что ж ему всё нипочём?! И скачет, и скачет...

Позывы я задавил. А вот слово... не хватило сил.

— Да.

Я мечтал побыстрее вытолкнуть этот бродячий осетинский цирк в Волгу и забыть о нём. Тем более, что некоторые... молодые и горячие вели себя... чересчур молодо и горячо. До крови дело не дошло, но обиды были.

Что радовало: счастливый вид Марьяши и несколько заторможенный — Урдура. За ручку он её не держал, но постоянно искал взглядом. По пересказам Марьяшиных откровений в женском кругу — настойка из хвоста оленя оказала своё волшебное действие, дав отдачу и в эмоциональную сферу. Лишь бы она мужика досрочно не ухайдокала. Витаминов бы ему...

— Дик, у нас два ушкуя свободных есть?

— Так точно! Завтра завершаем ходовые испытания и хоть куда!

— Завершить. Разоружить до минимума. Назначить капитанов и кормщиков. Пойдут... до Дарьяла. Ребят подбери стойких и... многофункциональных. Не факт, что ушкуи удастся сохранить.

Дик чуть не расплакался. Как это?! Отдать чужакам новые кораблики? А уж когда понял, что гребцами там будут вот те самые "молодые и горячие"...

— Господине! Это ж горцы! Это ж овечьи пастухи! Какие из них гребцы?! Они ж большой воды...

— Знаю, Дик. Но из лесных вадавасов ты гребцов сделал. Сделаешь и из этих... горных.

Команды... отдельная форма дурдома. По счастью, аксакалы держали молодёжь крепко. Только один раз пришлось двоих "джигитов" заслать на ночь выгребную яму чистить. Остальным Урдур сумел объяснить, что не вытягиваться во фрунт перед капитаном сопляком-мари в предуказанных ситуациях — утрата чести джигита. Поскольку их предки — колено Эфраимово — в те времена, когда они топали в Палестину вслед за своим одноколенником Иисусом Навином, обязательно вытягивались. И даже каблуками щёлкали. За время блуждания по Синаю у них такие каблуки на пятках выросли...! Предков не уважаешь?!

Смена транспортного средства позволила достаточно свободно разместить не только алан и молодую с подарками и служанками, но и посадить на корабли Акима с Яковом. И ещё несколько человек: картографы, точильщики, приказчики... Задача из "выпихнуть гостей незваных" постепенно переросла в иную: сформировать исследовательско-торг-дип-миссию.

Прокол Акима с приглашением чужаков в город — я не забыл. Как и свой вывод: в головы Посольского приказа — не годен. Ситуация складывалась так, что я снимал Акима Яновича с должности, не обижая его. По его желанию, без громких деклараций. Да ещё и с прибылью — поручая ему тяжкое, опасное дело.

Аким, радостно представлявший как он лихо на коне или ушкуе... быстренько "всем там" вправляет мозги и даёт укорот, постепенно грустнел. Слушая мои "мысли по поводу".

— В Булгаре — посмотреть. Там нынче Николай. Нужно будет — помоги. Кое-какой товар для него возьмёшь. Дальше по Волге... сторожко. Булгаре, буртасы, кыпчаки, торки... могут на зуб попробовать. В Саксине... не знаю. Кланяться — не смей! Впрочем, кому я это говорю... Сможешь с тамошним ханом потолковать — хорошо, нет — не страшно. Нам бы там... двор да волю. От их законов да налогов. Дальше — устье Терека. Семендер... Первая столица каганата. Дважды — арабами и русскими — разгромленная, брошенная и восстановившаяся. Там, говорят, сорок тысяч одних виноградников, дома — шатрами из дерева, переплетённого камышом, с остроконечными крышами. Красиво, наверное...

Аким хлопал глазами. У нас с ним отношение к эстетике... несколько различное. Ему чужое — уродливо по определению. А мне — чужого нет.

— Аланы будут тянуть вверх по Тереку. Это правильно. Но... В четырёх днях сухопутного пути — Дербент. Железные ворота. Дороги, крепости, народы, рынки, люди... Там, говорят, крайняя башня — в море стоит. И глубина возле неё — два аршина. Сумеешь навестить? Да — да, нет — нет. Убиваться-упираться — не надо. Дальше — Алания. Вся. И восточная, и западная. Дарьял... х-ха... подробно. Вплоть до Крестового перевала.

— А чего — Крестовый? Там крест поставленный или креститься особо надо?

— Там — крест. Креститься? — Будешь. По дороге. Место там есть... так и называется: "Пронеси господи". Ещё: с той стороны, от самой Куры стояли кресты каменные, с языческих ещё времён — перекладинами своими указывали на вход в ущелье к перевалу. Давняя дорога, Страбон-грек ещё описывал.

— А ты откуда про этого Стра... Страсть-бона знаешь?

— Да слышал как-то. А тебе... сможешь за Кавказ пройти — делай. Но не рискуй. На той стороне гор есть, вроде, местечко такое. Цхинвал называется. Дальше там... тоже не степь, но не так неровно, пройти можно и в стороны.

— Это ты тоже от этого, Страсть-бона, знаешь?

— А? Ага, и от него тоже.

* * *

Аким, ну что ты пристал?! Ездил я там. Не! Не на танке! В те времена танки в этих ущельях — казались глупостью совершенно невозможной. Вообразить ночной артналёт на тот, полный садов городок... Обострение клиента псих.лечебницы.

Вот где-то в тех местах приходили ко мне здоровенные кавказские овчарки, приваливались к боку, укладывались к ногам... Спутники бегали вокруг и кричали:

— Только не шевелись! Сща щёлкнем!

А спутницы восхищённо спрашивали:

— А вам не страшно? Они же такие большие. Могут укусить. Больно. А почему они только к вам приходят?

А я откуда знаю?! Я же — не пёс. Даже — не пастух.

* * *

— Парней-приказчиков пусти по рынкам пошляться. Пусть прикинут. Как там цены, как наши товары пойдут. И чего дорога встанет. И иди дальше. По Кубани до Тамани. Без надрыва. Аким Яныч, Христом богом прошу! Не залупляйся.

— Чего?! Ты мне...!

— Я — тебе! Ты мне живой нужен! А не гордый и мёртвый. Спокойно. Посмотрел-послушал. Уважение выказал. Хамят дурни? — Им же хуже, встал — пошёл. Пошёл... Я даже не знаю... Мне бы и по Крыму... Там-то и аланы, и готы, и половцы... армяне, евреи... Греки командуют...

— Да на что тебе Крым?!

— Там главный торг русскими людьми. Аким, ты меня знаешь. Я эту... торговлю поломаю. В пыль пойдёт. Но... хотелось бы малой кровью. Понятно? После Кафы и Сурожа — в Днепр. "Ой, Днипро, Днипро, ты широк-могуч...". "Когда чешешь и пилишь клёвые воды свои...". Топ-топ через пороги. Попадёшь в те края — смотри внимательно. Вот так Днепр от Киева идёт: на юг, на восток, на юг и, ниже порогов, на юго-запад. Про пороги мне всё интересно. И они сами, и берег. Особенно — правый. Особенно... тут вот речки текут, ниже и выше излучины. Там бы полную съёмку с высотами. Э-эх... шурфы бы пробить до гранита...

— К-какого г-гранита??

— Тамошнего. Там под чернозёмом лежит песок, глина. А внизу... саженей 30-50 — гранит. Так это... зубьями гребешков. Пороги-то не только в реке торчат. Они и под землёй тянутся. На тыщу вёрст в обе стороны.

— Ваня! Да на что оно тебе??!

— Есть у меня мыслишки по поводу... Знаю мало, говорить пока рано. А там уже Киев, Чернигов, Десна, Ока и домой. Короче, Аким, путь дальний тяжёлый, рисковый. Отсюда, с Дятловых гор, чего и как — не разглядеть. Тут нужен человек... умудрённый. Кроме тебя... Сам понимаешь. А Марьяша с Урдуром... так, кусочек. Повод. Кстати. Будешь у алан — найди их царя, Джаду-богатыря. И передай ему вот эту записку. Тайно.

— А чего там?

— Эх, Аким Янович, есть дела. Про которые меньше знаешь — дольше живёшь. А царю скажи... что я всегда к нему... и к детям его — с превеликим уважением и любовью.

Я надеялся на три дня. Конечно — нет. Но через неделю два новеньких ушкуя со смешанными командами Урдура и Акима отвалили от Стрелки. Этот дурдом кончился — стало возможным вернуться к своему обычному.

Марьяна была нормальной женщиной. Не связанной с местной аристократией, как Самборина в Гданьске, не обладающая храбростью, самоотверженностью, энергией, как Елица в Каупе. С чуть иным жизненным опытом, чем остальные женщины в тех местах. Чуть больше понимала в сексе, была грамотна, что там большая редкость. Несколько тщеславна, легковерна, суеверна, непредусмотрительна, пуглива, нерешительна... Совершенно не годилась на роль лидера. Только на роль "канала передачи". Именно так мы её и использовали. Как точку опоры в сложной сети межклановых отношений. У неё хватило реализма понимать, что в местном обществе её главная ценность — "сестра Воеводы Всеволжского". Поэтому она способствовала продвижению наших интересов. В меру разумения, конечно.

В Алании не было единого центра власти, которым можно было бы манипулировать. Но тысяча маленьких "центриков" — тоже вполне годились. Просто чуть другие способы. Сильнейший из северо-кавказских, четверть-миллионный народ попал в поле моего зрения. Ещё — не интересов. Ибо существенной выгоды я просто не находил. Конечно, Дарьяльские и Дербенские ворота — важны. Примерно, как Суэцкий перешеек. Или "Дорога Рамы" возле Цейлона. Но вот сейчас... Непонятно.

Поход Акима продолжался два года. Мои люди, под прикрытием Урдура, точнее — авторитета Царазон-та, прошли от Дербента до Тамани, заглянули в Грузию и Крым. Предметно осмотрели Нижний Днепр. Карты, описания местностей, отношения между владетелями, цены на рынках, образцы полезных ископаемых... Это очень помогло при принятии последующих решений.

Посылка именно Акима оказалось удачной идеей. Местные владетели видели в нём родовитого военного аристократа. Его упрямство, вздорность воспринимались как свидетельство "полков за спиной". Успешность его команды — от этого. Сами мальчишки-простолюдины... прирезали бы их.

Встреча Акима и Джадарона случилась вскоре после рождения Сослана и смерти его матери. Пророчество, написанное несколькими месяцами ранее, получило явное подтверждение. Знаю, что Джадарон был этим потрясён. Он многократно и недоверчиво расспрашивал Урдура и других обо мне. И, видя явное сверх-свойство — пророкизм, уверовал в мою избранность, в особое покровительство Мыкалгабырты. Возможности его были ограничены — алдары творили, что хотели. Но самая главная сила в Алании — всегда была на моей стороне.

Уход Акима позволил перетряхнуть Посольский приказ. Особой нужды в нём не было, но я начал формировать более бюрократическую, не столь "персонально заточенную" структуру. Оно-то, конечно, правильно. Но отсутствие Акима заставило уже зимой сунуть собственную голову в одну... неприятную ситуацию.

Что говоришь, девочка? Аслан? — Убили его через год. "Молодой, горячий"... Вышел из селения хоть и с оружием, но "в малом количестве". Какая-то межклановая разборка. Сослан? — Славный парень. Немало пользы в делах моих принёс.

От Прегели до Терека далеко? В те времена я не искал выгоды в столь далёких землях. Честно — не интересно было. Вот форма штырей в кожевенных барабанах — это важно, актуально. А там... Туда хотели мои люди. И тем — своим интересом, своими нуждами — вызывали и мой интерес. Я не люблю терять людей. Выпихнул-забыл — не моё. Помогал, втягивался в их заботы... Неблагодарность? — Страшный грех. Бывало... Так и не введи человека в искушение! Не дай ему возможности проявить свою неблагодарность. Для этого надо знать человека, присматривать — что и как у него... болит. И помогать.

Ничего нового: внимание, размышление, деяние. Да я всю жизнь так живу!

Ушли. Ушли куда-то на восток и юг Аким и Марьяша, куда-то на север и запад Самборина и Сигурд, Кастусь и Елица. Отправился искать руды рудознатец с командой, прибегал и, спустя три дня, всхлипывая от полноты чувств, потрясённый размахом и потоком Всеволжских новизней, убежал Кавырля. Сотни людей, кто — больше, кто — меньше, покрутившись возле меня, поднабравшись "ветра перемен", "духа Зверя Лютого", уходили в леса и степи, моря и горы. Распространялись, расселялись. Устраивали землю нашу.

"О, светло светлая и прекрасно изукрашенная, земля Русская! Многими красотами прославлена ты: озерами многими славишься, реками и источниками месточтимыми, горами, крутыми холмами, высокими дубравами, чистыми полями, диковинными зверями, разнообразными птицами, бесчисленными большими городами, славными селениями, монастырскими садами, храмами Божьими и грозными князьями, честными боярами и многими вельможами. Всем ты преисполнена, земля Русская, о, правоверная вера христианская...".

Мда... Кое-чего из списка надо выкинуть. А иного — добавить. Потому что это — "Слово о погибели Русской земли".

Так — не надо.

Одуванчик. Растёт себе, жёлтеньким светит радостно. Потом "седеет". И множество пушистых семян разлетаются по ветру. Уносит их в новые края. Где они укореняются, сами цвести начинают. А цветок — "лысеет", сморщивается, умирает.

Так и я. Разница — что с самого начала лысый. А сморщиться да помереть... этого никто живой не минует. Без лишних мук хорошо бы.

Подобно одуванчику я выпускал от себя свои "семена" — людей, которых я выучил, которые жили возле меня. Только, в отличие от цветка неразумного, старался не терять с ними связи, поддерживать их. И они тянулись ко мне, и они — мне помогали. Их дела сливались с моими.

Конец девяносто второй части

copyright v.beryk 2012-2021