Тайна третьей невесты

— Может быть, и нет, — задумчиво ответила она и села на край моей кровати. — Однако проверять не хочется. Мой любезный Сэд вчера долго скребся под дверью, умоляя позволить ему хотя бы поцеловать мою руку или краешек платья. Пришлось вылить на него кувшин воды и приказать пойти проспаться.

— В самом деле, кто мешал ему целовать вашу одежду среди бела дня, — усмехнулась я. — Но вы правы, Идда, а я была беспечна — даже не посмотрела, есть ли здесь засовы.

— Есть, я первым делом это проверила, — сказала она.

— Нужно предупредить кузин. Хотя, — перебила я саму себя, — они и без того достаточно сообразительны. Послушайте, что сказала за ужином Лисса...

Идда внимательно выслушала меня и кивнула.

— Судя по всему, ваша младшая кузина не обделена интуицией. Я чувствовала то же самое, но вот проверять, — она усмехнулась, — проверять не стала.

— Понимаю, это вам не пристало.

— И все же наблюдений Лина-Лиссы мало, — добавила Идда. — Мне хотелось бы присовокупить ваши.

— Вы имеете в виду рисунки? — уточнила я, дождалась кивка и протянула руку за папкой. — Вот, посмотрите. Кажется, я успела запечатлеть всех, кто попался мне на глаза. Приходилось делать это по памяти, но я на нее не жалуюсь. Там на обороте подписано, кто...

— Нет, позвольте, я не стану смотреть на имена, — перебила она и повела себя странно: высыпала все листы из папки на кровать, изображениями вниз, и перемешала их.

— Что вы делаете? — не сдержалась я.

— Сейчас увидите, — сказала Идда и поискала что-то взглядом. — Дайте мне грифель, будьте так любезны! Благодарю... И, Тесса, вы не будете возражать, если я немного испорчу ваши работы?

— Нет, конечно, это же просто наброски, — недоуменно ответила я, глядя, как она выбирает из вороха рисунков один и показывает мне.

— Кто это?

— Ирр, если не ошибаюсь, — ответила я, присмотревшись. — Да, у него приметная родинка над бровью, и...

Принцесса, склонившись над рисунком, принялась ожесточенно черкать грифелем.

— А теперь?

У юноши, изображенного на рисунке, появились усики, брови стали гуще (родинка исчезла в них), немного изменился рисунок рта.

— Вылитый Адри, второй кавалер Лиссы, — с удивлением ответила я. — Но...

— Постойте...

Идда снова принялась колдовать над моим рисунком, а когда показала мне его, я уверенно произнесла:

— Это же Танн! Точно такая челка, и... Что это означает?

— А вы как полагаете?

— Не могут же все они быть братьями или близкими родственниками!

— Конечно же, нет, если только не явились из сказки, в которой у несчастной матери было три десятка сыновей — рост в рост, лицо в лицо, голос в голос, — усмехнулась Идда, вороша рисунки.

— Лисса тоже сказала, что они какие-то одинаковые... Но как это может быть, я не представляю, если только их не заколдовали!

— Или не наколдовали, — негромко сказала она. — Вы же сами убедились — достаточно немного изменить прическу, добавить пару штрихов, и Ирр превращается в Танна, а Танн... в кого угодно. Быть может, здесь вовсе не две дюжины молодых людей, а всего один... одно...

— Что?..

— Существо, — почти неслышно произнесла Идда, — способное разделяться на десятки себе подобных и при этом сохранять единый разум. Как в очень старых и страшных легендах... Не знаю, слыхали ли вы в Гаррате сказки о Враге. Сомневаюсь в этом...

— О Враге?! — я вовремя схватила себя за язык, и возглас мой прозвучал не громче комариного писка.

— Все-таки слышали? — удивилась принцесса. — Надо же... я полагала, эти истории почти исчезли, их нигде уже не рассказывают, а о Враге даже упоминать перестали.

— Вот только в глуши память у людей дольше, — сказала я, потому что именно такого ответа она ожидала.

— Разве же Гаррат — глушь? Всего две недели пути до столицы, — усмехнулась она. — А что именно у вас рассказывают, Тесса?

— Я помню только одну сказку, слышала от кормилицы, — ответила я, мысленно попросив прощения и у бедной женщины, которая поминала Врага разве что в присловьях, и у Грифона. — О Старой Птице, которая отвоевала солнце у Врага. Правда, что это за Враг, каким он был, никто не знает.

— Расскажите, — попросила Идда, и я послушалась. — Как мало осталось от истории великой битвы... Но даже это — больше, чем ничто.

— Кто он такой? — спросила я. — И почему больше не рассказывают эти сказки? Вы что-то знаете, Идда, так скажите же, наконец!

— В том-то и дело, что я почти ничего не знаю, — медленно произнесла принцесса. — Я сказала вам, что интересуюсь Испытанием — не ради королевской короны, а... просто так. Это правда. Но Испытание неразрывно связано с замком Старой Птицы — с нею самой, судя по всему.

— В основании фундамента лежит ее гнездо, — повторила я слова Грифона и добавила: — Так у нас говорят.

— Вот даже как! — глаза Идды загорелись. — Подумать только, столько лет... веков!..

— Вы что же, верите, будто Старая Птица в самом деле существовала? — попыталась я вернуть ее к реальности. — И Враг, кем бы он ни был, действительно украл солнце с неба? Разве это возможно?

— А почему нет? — она посмотрела на меня в упор, и я невольно отстранилась. — Колдовство существует до сих пор, чародеи не вымерли, хотя мастерство их изрядно ослабло по сравнению с прежними временами. Наверняка они тоже хранят какие-то тайны, но добраться до них невозможно. Для этого нужно родиться чародейкой, пройти посвящение... а после этого ты, даже если окажешься достаточно сильной и сумеешь добраться до самых вершин, скорее всего, позабудешь, что именно искала!

— Откуда вы знаете?

— Беседовала со многими чародеями, — с досадой ответила Идда. — Все они — лишь жалкая тень великих мастеров древности. Не знаю, что именно делают с ними во время посвящения в наши дни, но они ничем не лучше глиняных болванчиков! Слушают только своего господина, привязаны к нему гирляндой заклятий и связками амулетов, а собственной волей обладают только самые могущественные... Которые, конечно же, не снизойдут до беседы с одной из десятков принцесс!

"Инна-Ро — чудовищный брюзга, — услышала я голос Грифона, — но он один из немногих людей, кому я могу доверять безоговорочно. Согласись, это важно?"

А еще он сказал о разуме и мечте... Как жаль, что я испугалась тогда и не смогла поговорить с ним подольше! Окажись на моем месте Идда, уверена, она не упустила бы такого случая, и неважно, кем сочла бы Грифона — призраком, собственной фантазией или сумасшедшим, — всё равно узнала бы всё, что только захотела. Он ведь не прочь был поговорить, никуда не торопился... Но что уж теперь локти кусать!

— Вы говорили о Враге, — напомнила я. — Но я не уверена, верно ли я поняла... Вы связываете его... с Испытанием?

— Да, — ответила Идда. — В легендах говорится, будто он един во многих лицах. Совсем как наши спутники, не так ли? Быть может, в действительности они выглядят совсем иначе. Это могут быть полоумные пастушки и нищие бродяжки, но в силах Врага заставить их выглядеть и вести себя, как знатные кавалеры...

"Она сама одержимая", — подумала я, невольно отодвинувшись подальше.

— Замок... — принцесса обвела мои покои широким жестом, — меняется на глазах. Вы не заметили?

— Пожалуй, — на всякий случай согласилась я и сказала по наитию: — Но, думаю, вы не правы. Даже если от настоящего Испытания, каким бы оно ни было в прошлом, осталась лишь шелуха, Старая Птица все равно следит за нами.

— Почему вы так решили? — тихо спросила Идда.

— Никто из нас покамест не погиб и даже не покалечился. Вы сами об этом говорили, помните? Это Старая Птица присматривает, — выпалила я.

— Если это всё, на что у нее хватает сил, — произнесла она, — то плохи наши дела...

— Я не понимаю вас!

— Если бы я сама понимала... — она взялась за голову. — Я приехала сюда, чтобы узнать, как проходит Испытание. Но выходит, что... Всё так запуталось, Тесса!

— Объясните же, я постараюсь понять, — попросила я.

— Это вовсе не Испытание, — сказала принцесса и посмотрела на меня в упор. — Это жертвоприношение.

9.

Я молчала, как громом пораженная, потом все же вымолвила:

— Жертвоприношение? Но кому? И каким образом? Разве это делается так?..

— Да. Именно так. Теперь всё сходится, — проговорила Идда. Волосы ее растрепались, упали на лицо, и она смотрела на меня из-за спутанных прядей, словно из клетки. — На первом этапе мы должны были проявить смирение, верно?

Я кивнула, забыв спросить, откуда она знает об этом. Уж наверно, принцессе было ведомо больше, чем всем нам, вместе взятым.

— Забрали тех, кто проявил неуемную гордость, леность, праздность... Это была славная закуска для Врага. Он любит таких.

Принцесса теперь казалась мне еще более сумасшедшей, чем Грифон, от ее слов мороз подирал по коже.

— Но некоторые ведь отказались сами! — сказала я. — Эти-то в чем провинились?

— Трусость, — улыбнулась Идда. — У каждой найдется что-нибудь... Вот увидите, Тесса, скоро девушки снова начнут пропадать, и любую найдется, в чем обвинить. В тщеславии ли, лжи, злословии...

— Нас, должно быть, тоже могут... забрать? — я снова поежилась.

— Конечно. Интересно только знать, когда это случится... и как именно. И жаль, что я никому не смогу рассказать об этом!

— Идда, но ведь... Вы сами говорили — сестра вашей бабушки проходила Испытание, и она осталась в живых! Чего же опасаться?

— Мы не знаем, что именно она потеряла, — обронила Идда. — Ведь я не говорила, что нам непременно перережут глотки на алтаре, о нет!

— Да уж, исчезновение стольких девушек замолчать сложно...

— Враг действует не так, — не слушая, продолжала она. — Он не забирает жизнь — зачем она ему? Он отбирает то, что составляет твою суть, пускай даже это умение лгать не краснея... Та старая женщина прожила долгую, ничем не примечательную жизнь. У нее были дети и внуки, она похоронила мужа и, я знаю, уже в преклонном возрасте нашла друга сердца, но...

Она перевела дыхание и продолжила:

— Бабушка говорила — ее сестра после Испытания сделалась иной. Словно бы потускнела, утратила блеск, стала... обыкновенной. Я не сумела дознаться, чем именно она прежде выделялась среди других, но, очевидно, что-то все-таки было, раз по ней сходили с ума мужчины и ненавидели женщины? И это вовсе не красота, о нет!

— Знаете, — произнесла я и сглотнула, потому что в горле неожиданно пересохло. — Моя кормилица говорит: в каждом человеке есть словно бы особое зернышко, как в праздничной булочке. Оно может быть сладким, соленым, острым или даже горьким, но без него вкус не тот.

— Как точно подмечено, — без улыбки сказала Идда. — Зернышки... Враг выколупывает их, оставляя обычное пресное тесто. Или сдобное, без разницы.

— Но зачем?

— Откуда же мне знать? Может быть, развлекается, а может, питается.

— Чего ради маскировать это под Испытание? — не отступалась я. — Что мешает ему заниматься тем же самым где угодно и с кем угодно? Неужели все дело в том, что в замке девушки собраны вместе, как... как булочки на блюде, напоказ? Не приходится далеко ходить и тщательно выискивать? Нигде больше не получится узнать, как принцесса относится к чистке конюшен, проверить ее в деле, верно?

— Скорее всего, так и есть, — обронила Идда. — Наверно, он способен устроить испытания одной-единственной избранной, но это долго, сложно и...

— Вовсе не обязательно в итоге он получит желаемое? — закончила я. — Девушка может оказаться самой обыкновенной, и добыча не будет соответствовать затраченным усилиям. А здесь — выбирай не хочу! Хоть несколько да окажутся подходящими! Вы это имеете в виду?

— Я в самом деле не знаю, Тесса, — покачала головой Идда. — Это... это лишь легенды. Но они вдруг обрели плоть, и теперь я не представляю, что с этим делать. Быть может, стоит просто завершить Испытание в свой срок и спокойно дожить отпущенный век, не вспоминая ни о чем?

— Вас ли я слышу! — не удержалась я. — Не вы ли мечтали раскрыть тайну?

— Иногда тайна оказывается больше, чем может вынести человек, — тихо сказала она. — Я не Старая Птица, хотя мои предки и вышли из ее гнезда, и мне не по силам встретиться лицом к лицу с Врагом.

— Трусость! — сказала я. — За это, по вашим же словам, должны были забрать еще на первом этапе. Только не говорите, будто это разумная осторожность!

— Какая уж тут осторожность, если каждое наше слово наверняка становится известным... кому-то, — усмехнулась Идда и облизнула пересохшие губы.

— Полагаете, Врагу и его присным, если это действительно они, больше нечем заняться, кроме как слушать болтовню девушек перед сном?

— Надеюсь, у них есть дела поважнее, — признала она. — Но что вы предлагаете, Тесса? Я признаю — я схватила загадку себе не по зубам и теперь мне остается или выпустить ее, сделать вид, будто я промахнулась по ошибке, или же...

— Погибнуть? — тихо спросила я.

— Исход все равно один.

— Но почему вы думаете, будто вас уничтожат, если вы продолжите доискиваться правды?

— Не меня, но мою личность, — напомнила Идда. — Впрочем, всех нас ждет эта участь, и вас в том числе. Просто с некоторыми это случится раньше, а с другими прежде как следует позабавятся... Должно быть, врагу по нраву, когда жертва на пределе, — это всё равно что острая приправа!

— Ну а раз исход один, тогда тем более нет смысла опускать руки, — сказала я, сама себе удивляясь. — Пускай мы обо всем забудем, но хотя бы какое-то время будем знать... ну ладно, не правду, но хоть что-то! Мы можем строить догадки, предполагать, искать доказательства...

— Жить, — сказала она и улыбнулась. — В самом деле, я что-то раскисла, а вы возвращаете мне веру в себя, Тесса! Что бы я делала без вас?

Я промолчала — никогда не могу найтись с ответом в такие минуты. Может, оно и к лучшему, иначе сказала бы что-нибудь глупое и нелепое и всё испортила.

— Кто вообще такой этот Враг? — спросила я, чтобы не молчать. — У нас толком не рассказывают...

— У нас тоже, — ответила Идда, — но, насколько мне удалось понять, это средоточие всего дурного, что только есть в людях. Скажем, если кто-то любит бахвалиться или сплетничать — это еще не страшно, многие из нас поддаются желанию приукрасить себя и свои поступки или обсудить знакомых за их спинами. Но Враг всегда рядом. Если человек податлив, тот найдет лазейку и начнет подталкивать: ври больше, еще больше... Займи денег, обещай вернуть, когда разбогатеешь, скажи, что выгодно женишься или найдешь сокровище, и тогда всех озолотишь, а пока гуляй напропалую!

— А и правда, — сказала я, подумав, — иногда с людьми случается такое: будто их кто-то подзуживает и заставляет делать гадости. Раньше были обычными, ну, пускай не самыми приятными, а потом... Это Враг виноват?

— Нет, — сказала Идда. — Враг — это... Он как холодный ветер. Кто виноват в том, что он выстудил дом? Ветер — потому что дует, как ему вздумается, или человек, потому что не закрыл двери и ставни и не разжег очаг?