Тайна третьей невесты

1.

Серая громада замка вырастала перед нами с мрачной неотвратимостью. От нее веяло унынием: казалось, и без того тусклое осеннее солнце совсем померкло, едва вдали завиднелись старинные башни, тени стали длиннее, а воздух — холоднее. Наша карета будто бы въехала не на широкую аллею, над которой смыкали кроны столетние деревья (должно быть, здесь очень красиво весной, когда всё в цвету, а летом — восхитительно прохладно), а на старое-престарое кладбище, если не прямиком в древний склеп. Голые ветви тянулись к небу, словно скрюченные пальцы оживших мертвецов, угрожающе гудели под порывами ветра, царапали крышу и борта кареты — кое-где деревья наклонились совсем низко и будто старались схватить нас, не пропустить вперед...

Но, конечно же, виной всему было мое воображение. Я прекрасно понимала, что на дворе белый (вернее, серый) день, ветер и холод имеют вовсе не потустороннее происхождение — поздней осенью в этих краях почти всегда стоит такая погода... Ну а мрачная громадина впереди — не заброшенные развалины, где нас с кузинами бросят на съедение каким-нибудь чудовищам, а старый королевский замок, куда мы приглашены, как и десятки других девиц, на смотрины.

— Подумать только, почти полгода в таком унылом месте... — словно прочла мои мысли Делла, старшая кузина.

— Не переживай так, — сказала ей младшая, Лисса, — вдруг тебя отправят домой намного раньше?

Я подумала, что не стала бы переживать по этому поводу. В конце концов, знатных девушек на выданье в королевстве пруд пруди, а король один. И к тому же...

— Неужели вы думаете, что он действительно выберет одну из нас?

— Из нас — точно не выберет, — тут же ответила Лисса, самая злоязыкая из нас троих. — Родом не вышли.

— Тесса, мы прекрасно понимаем, что это просто обычай, — примирительным тоном добавила Делла. — Наверняка у него уже есть невеста, просто объявят об этом после положенных испытаний. Обычай есть обычай, даже король вынужден его соблюдать. Однако...

— Однако не забывай, — очень похоже скопировала Лисса свою матушку, — что на время этих самых испытаний в замок съедется множество молодых дворян, а потому не упусти свой шанс!

— Да кто позволит нам хоть словом перемолвиться с этими молодыми дворянами, — пробормотала я и поплотнее закуталась в плащ.

Воображение воображением, но я не чураюсь фактов, а потому постаралась побольше разузнать о том, как проходят испытания. К сожалению, о самом процессе выбора лучших из лучших, достойных стать королевой, говорилось очень мало и крайне смутно. Однако о том, как содержат претенденток на руку короля, сказано было достаточно, и я говорила об этом кузинам!

— Неужели ты считаешь, что теперь всё по-прежнему настолько же строго, как было в стародавние времена? — вспомнила об этом Делла.

"Если сейчас не строго, тогда что было прежде?" — подумала я, а вслух ответила:

— Что толку гадать? Увидим...

Замок был уже совсем близко. Вскоре конские копыта застучали звонче, карета затряслась на камнях — мы въехали на просторный двор, а потом остановились.

Здесь было пусто. То ли мы явились одними из первых, то ли, наоборот, припоздали, но никакой суеты не наблюдалось. На наших глазах отбыла одна карета — я не успела рассмотреть гербы на дверцах, — и только.

— Знаешь... — тихо прошептала Лисса, когда слуга помог ей выбраться из кареты. — Больше всего это похоже на тюрьму...

— Надеюсь, спать мы будем не на соломе? — фыркнула Делла, но уверенности в ее голосе поубавилось.

Пока мы ежились на ветру и озирались по сторонам, молчаливые слуги в ливреях цветов королевского дома забрали наш багаж — его было совсем немного, привезти с собой дозволялось только самое необходимое. Распорядитель с не запоминающимся лицом, похожим на лики статуй по бокам ворот, истершиеся от времени, дождя и ветров до полной неузнаваемости, пригласил нас пройти внутрь, и мы последовали за ним, невольно стараясь держаться поближе друг к другу.

Оглянувшись, я увидела, как наша карета исчезает за углом. Должно быть, лошадям дадут отдохнуть, а потом отправят в обратный путь. Кормить и чистить их придется на ближайшем постоялом дворе, до которого наши сопровождающие доберутся разве что к вечеру... Что поделать: его величество готов содержать кандидаток в невесты, но не их прислугу и тем более животных!

— Ваши бумаги, сударыни, — негромкий голос распорядителя отвлек меня от размышлений о том, каково будет обходиться без помощи привычных горничных и прочих слуг.

Может быть, у нас будет всего одна служанка, и даже одеваться придется самим? Мы с Лиссой справимся, это точно, и Делла тоже, но будет крайне недовольна!

— Прошу, — старшая кузина первой протянула ему конверт с печатью. Мы последовали ее примеру.

Распорядитель внимательно изучил печати, затем содержимое конвертов... Время от времени он взглядывал на нас, словно сличал присланное описание с тем, что видел перед собой. А может, еще и с теми сведениями, что получил раньше.

"Какая же у него должна быть память! — невольно поразилась я. Запомнить всех прибывающих девиц и их имена, а потом держать в голове, кто это, откуда, где их разместили, какие у них причуды и капризы... Впрочем, может быть, он записывает?"

Я оказалась права: распорядитель открыл пухлую книжищу примерно на середине, тщательно вписал в нее наши имена (и, по-моему, особые приметы), затем проставил на сопроводительных письмах номера и подшил их в отдельную папку.

"Мы явно приехали не первыми", — подумала я, а распорядитель дернул за шнур, и на пороге явилась средних лет женщина в опрятном коричневом платье и накрахмаленном переднике цвета топленого молока.

— Прошу за мной, сударыни, — негромко произнесла она, едва обозначив поклон.

Я ей посочувствовала: кланяться каждой прибывшей — спина переломится. Неужели она в одиночку занимается гостьями? Нет, быть такого не может...

— Каков грубиян, — шипела по пути Делла. — Даже не предложил дамам присесть!

— Ты не насиделась в карете? — кротко спросила Лисса и взглянула на меня в поисках поддержки, но я ничего не сказала: слишком интересно было смотреть по сторонам.

Чувствовалось, что в этом замке давно никто не живет (разве что останавливается на ночь по дороге в столицу), и только слуги поддерживают его в порядке. Они старались на славу: ни следов запустения, ни паутины по углам я не заметила, однако воздух был затхлым и сырым — если долго держать ставни закрытыми, такую громадину не проветришь и не протопишь за день-другой. Хотя ведь о смотринах стало известно почти полгода назад, так почему замок не начали готовить заранее? Кто разберет... Говорят, король знает счет деньгам, так зачем же он станет швырять их в буквальном слове на ветер — на дрова, которые уйдут дымом через печные трубы? Надеюсь, хотя бы в комнатах натоплено, а в коридоры выходить не обязательно...

Прислуги, вопреки моим опасениям, здесь оказалось достаточно: по лестницам и коридорам сновали горничные в таких же коричневых платьях с фартуками, как у нашей провожатой, а еще в темно-серых — это, наверно, были уборщицы (я видела, как одна тащила бадью с грязной водой).

— Вот ваши покои, сударыни, — сказала женщина, и обнаружившаяся у входа служанка помоложе услужливо распахнула дверь. — Это — Ина, ваша горничная. Она объяснит вам всё, а мне пора — прибыла следующая гостья.

В самом деле, можно было расслышать едва различимый серебряный перезвон.

— Добро пожаловать, сударыни, — произнесла Ина, и мы повернулись к ней. — Прошу, проходите. Ваш багаж уже доставлен, и...

— Мой сундук открыт! — возмущенно воскликнула Делла.

— Мой тоже, — увидела Лисса. — И вещи... Вещи лежат не так! Как прикажете это понимать?

— Таков порядок, сударыни, — невозмутимо ответила Ина. Она чем-то напоминала мне змейку: худая, гибкая, с маленькой головкой на длинной шее, гладко причесанными темными волосами, блестящими внимательными глазами. — В приглашении сказано, что гостьям его величества не нужно брать с собой ничего сверх необходимого, но у знатных девушек свои понятия о необходимом, не правда ли? Если вы заметите, что каких-либо вещей недостает, то взгляните — на крышке сундука изнутри должна быть записка с перечнем изъятого и печатью господина распорядителя. Всё это вернут вам при отбытии. Прошу, проверьте!

— Интересное дело! — проворчала Делла. Очевидно, не досчиталась каких-то нарядов (а ведь в приглашении действительно говорилось о том, что это не потребуется, равно как и драгоценности). — Что у вас, девочки?

— У меня... так, мелочи, — ответила Лисса, явно не желая вслух оглашать список этих мелочей. Мне с моего места виден был только листок с довольно длинным перечнем, а вот прочитать убористый почерк я не могла — в комнате оказалось темновато.

— У меня тоже, — кивнула я, даже не пытаясь перерывать сундук.

В бумажке на его крышке значилось несколько позиций: я тоже рискнула захватить немного симпатичных вещиц. Что ж, без этого я вполне могу обойтись. Самое главное не тронули, и на том спасибо!

— С вашего позволения, сударыни, — произнесла Ина, удовлетворившись нашей реакцией, — я сниму с вас мерки и через некоторое время принесу вам одежду. Возможно, придется подогнать по фигуре, но я сделаю это как только возможно быстро! Отдохните пока с дороги. Вы, должно быть голодны? Тогда я немедленно пришлю вам горячее питье и завтрак!

— Время уже к обеду, — проворчала Лисса, но смирилась.

— Да, будьте так любезны, — высокомерно произнесла Делла. — А также извольте объяснить, как вызвать вас, если вы понадобитесь?

— Вот шнур звонка, сударыня, — показала Ина. — Однако не сердитесь, если я задержусь: я обслуживаю еще шестерых благородных девиц, поэтому могу не сразу отозваться. Прошу, проявите терпение...

— Чувствую, нам придется очень сильно развить в себе эту добродетель, — пробормотала Делла, когда Ина испарилась. — Вот так покои для королевских невест! Интересно, что здесь располагалось прежде? Казарма?

— Скажи спасибо, что здесь тепло, — ответила неунывающая Лисса, а я внимательнее осмотрелась по сторонам.

Узкое окошко в торце комнаты сейчас было закрыто, но светильники горели достаточно ярко, и я смогла рассмотреть обстановку. В нашем обиталище оказалось шесть кроватей — довольно узких, безо всяких балдахинов и перин, они были застланы не самым тонким льняным бельем и грубыми шерстяными одеялами, совсем новыми, насколько я могла судить.

— Это мало похоже на королевский дворец! — посетовала Лисса, сев на кровать и обнаружив, что та жестка, как доска, из которых сколочена.

— Ты ведь еще не королева, — не удержалась я, — и даже не королевская невеста. Представь, сколько бы пришлось потратить его величеству, чтобы каждую претендентку, даже захудалую, устроить со всеми удобствами!

— Так-то оно так, — рассудительно ответила Делла, — но как же обходятся с самыми знатными? Неужели тоже селят в тесную спальню на несколько человек и заставляют обходиться одной горничной на полдюжины девиц?

— Ты полагаешь, принцессы и иностранки подчиняются общим правилам?

— Сомневаюсь... — пробормотала она. — Хотя всего можно ожидать!

— И вообще, если бы мы привезли с собой побольше вещей, тут стало бы намного уютнее, — добавила Лисса, а я не стала спорить и говорить, что лишнее всё равно бы изъяли.

Младшей кузине только волю дай — она захватит весь свой немаленький гардероб, а потом скажет, что он безнадежно вышел из моды за время пути, и ей срочно нужно пошить новые наряды! Я сама люблю красивую одежду, но можно ведь и потерпеть, верно? Тем более, ради такого дела...

Мы сняли теплые плащи и дорожные шляпки — здесь и впрямь было достаточно тепло.

— Интересно, а как насчет ванны? — снова озвучила мои мысли Делла. — После такой ужасной дороги нет ничего лучше...

— Разумеется, сударыня, — ответила неслышно вошедшая с ворохом одежды Ина. — Скоро все будет готово, а потом займемся примеркой.

— Что, нам придется надеть вот это? — с непередаваемым выражением произнесла Тесса, приподняв рукав платья. — Но... почему?!

— Все девушки должны быть одеты одинаково, таков обычай, сударыня, — пояснила служанка. — Не беспокойтесь, платья чистые... а некоторые вовсе не ношеные.

— Это утешает, конечно, — пробормотала Делла. — Но фасон! Этот фасон вышел из моды... о, я даже не знаю!..

— Лет четыреста назад, если не больше, — сказала Лисса, знаток истории моды. — Может, даже все пятьсот. Он ужасен. Просто ужасен. В этом я буду похожа на... на..

— Свою прапрабабушку с портрета? — подсказала я.

— Хуже!

— Вспомни, как мы нашли в сундуках старинные платья, наряжались и представляли, будто попали в далекое прошлое, — предложила я. — Было очень весело!

— Вот именно потому, что я помню, как нелепо и смешно выглядела в той кошмарной одежде, я и не хочу надевать вот это! — фыркнула она и тут же сникла. — Но придется... К слову, Ина, почему платья разных цветов?

— Потому что, сударыня, это единственное послабление в правилах, — ответила служанка, раскладывая одежду на пустых кроватях. — Фасон должен быть один, но, согласитесь, вам и госпоже Делле, с вашими темными волосами, пойдет винно-красный, но вашу кузину он уничтожит!

— Да, действительно, — согласилась Лисса, взглянув на меня. — Хоть на этом спасибо. У нее и так нет ни единого шанса, но в зеленом она хотя бы будет выглядеть более-менее приятно...

— Можно подумать, ты первая в списке его величества! — огрызнулась я, но не могла не признать, что Ина права: с рыжими волосами не очень-то смотрится красное.

Вернее, можно подобрать оттенок, но для этого нужно потрудиться. Вряд ли служанкам в этом замке до таких мелочей! А этот темный, травянисто-зеленый тон мне и в самом деле пойдет, изумрудный был бы хуже. И на том спасибо!

Опущу, пожалуй, подробности нашего купания. Это было быстро (Делла вновь осталась недовольна — она любила понежиться в горячей воде, но увы ей!), неуютно и даже, пожалуй, немного унизительно. Две крепкие служанки в сером, словно сомневаясь в нашей способности выкупаться самостоятельно, в мгновение ока отдраили каждую из нас жесткой мочалкой, как следует вымыли нам волосы, окатили напоследок из бадьи и растерли полотенцами (тоже очень жесткими, кожа после них так и горела).

А вот после так называемой ванны я оценила удобство старомодных одеяний: ни многослойных пышных юбок, ни корсетов в них не предполагалось, не нужно было тратить время на бесчисленные шнуровки, крючки и пуговицы... В таком простом наряде, под которым было всего лишь белье да тонкое нижнее платье, я чувствовала себя почти раздетой. Так и тянуло закутаться в плащ, и вовсе не от холода!

Однако я не могла не оценить идею: обычай обычаем, но ведь не помешает взглянуть на кандидатку в невесты без прикрас. Я имею в виду: без косметики, шиньонов, средств для укладки прически, а еще без всех тех ухищрений, что позволяют сделать талию тоньше, а грудь — больше и выше.

Нам с кузинами еще повезло: все мы были самого обычного сложения, не страдали ни чрезмерной полнотой, ни худобой, но я знавала женщин, утягивавших стан настолько, что едва могли дышать, не говоря уж о том, чтобы сделать хотя бы глоток воды!

— Спасибо, обувь оставили, — буркнула Лисса, когда Ина закончила подгонять платья по нашим фигурам и испарилась, сообщив, что ужин уже скоро.

— Не думаю, чтобы тебе понравилось ковылять в туфлях по моде многовековой давности, — усмехнулась Делла, рассматривая себя в карманное зеркальце. — Тем более, таких, которые до тебя уже кто-то носил!

— Если не ошибаюсь, тогда дамы предпочитали обувь на очень высокой платформе, — вставила я, — чтобы не замарать подол нечистотами, которые текли по улицам, потому что канализацию еще не изобрели.

— Тесса... — старшая кузина посмотрела на меня с укоризной. — Ну зачем же говорить о подобном перед ужином!

— Вы первые начали, — пожала я плечами.

Немодное платье мало меня волновало: раз надо так одеться, значит, надо. Отсылая меня сюда, отец от моего имени согласился со всеми здешними порядками установлениями, а значит, я не имею права отступать от них. С другой стороны, его величество гарантировал всем девушкам защиту и неприкосновенность, и, увидев, как всё устроено в этой части замка, я усомнилась в том, что мы сможем увидеть каких-то мужчин (и я не имею в виду слуг), иначе как на смотринах. Правда, когда я сказала об этом, кузины подняли меня на смех.

— Не говори глупостей, — заявила Делла. — Вот увидишь, когда все съедутся, а испытание начнется, станет намного веселее!

— Бр-р-р, как бы до того момента не сойти с ума от скуки! — содрогнулась Тисса. — Это что же, нам придется сидеть взаперти?

— Ина сказала, что гулять по коридорам можно, — напомнила я. — И общаться с другими девушками — тоже.

— С ума можно сойти, до чего интересное занятие...

— Но это действительно интересно, — осадила сестру Делла. — Мы даже не знаем, кто живет с нами по соседству! Но кто бы это ни был, нужно вести себя прилично и достойно.

— По одежде теперь не угадаешь, принцесса это или совсем захудалая дворянка, — добавила я. — Придется присматриваться к манерам, к обхождению... И это может быть полезно. Иногда такие случайные знакомства приводят к самым неожиданным последствиям. Вдруг у знатной девушки есть брат, и вы сможете увидеться? А потом...

— Довольно фантазий, — попросила Делла. — Ты права, Тесса, но не забывай — и у стен есть уши. У этих — особенно, а потому не болтай понапрасну.

Я умолкла, потому что осознала — и впрямь наговорила лишнего. В том, что кто-то непременно станет подслушивать, я даже не сомневалась: иначе зачем селить нас вместе? Уж точно не из-за недостатка места! Наверняка надеялись на то, что девушки станут изливать друг другу свои чаяния и помыслы, но не всякая пойдет на это с новыми знакомыми (и еще угадай, в какой момент и где именно они заговорят о подобном), а вот с родственницами и подругами — вполне вероятно... Впрочем, подумала я, если бы мы с кузинами на дух друг друга не переносили, то вряд ли стали бы выбалтывать друг другу сокровенные тайны! Хотя я и так не стану делиться с Деллой и Тессой своими фантазиями. К чему мне их насмешки? Еще и разболтают своей матушке, а та — моим родителям, и поди докажи, что это просто выдумки, а не что-то более серьезное...

Ужин прошел в молчании. Ина принесла нам подносы и оставила в одиночестве.

Кормили здесь сытно и довольно вкусно, но без изысков, почти как дома.

— Будто никуда не уезжали, — проронила Делла.

— Не скажи, — фыркнула Лисса, налив себе воды из кувшина, — у нас... то есть у вас, Тесса, намного уютнее. И за столом прислуживают!

— Если к каждой гостье приставить троих слуг, придется построить еще один замок, — вздохнула я, сделав вид, будто не услышала намека на положение кузин.

Их матушка, старшая сестра моего отца, рано овдовела и вынуждена была вернуться под родительский кров с обеими дочерьми: финансовые дела ее пошатнулись со смертью супруга (а вернее, до нее, поскольку он наделал долгов). На счастье, они поладили с моей матушкой, а дедушке и отцу не было особого дела до дамских отношений — лишь бы их не впутывали и не тратили денег сверх меры.

Сама я оказалась средней из троих девочек, и мы с кузинами, можно сказать, дружили, но... Я и рада была бы забыть о том, что тетя с дочерьми живут у нас на положении бедных родственниц, да вот только дедушка не давал этого сделать. Ему очень не нравился зять, но бабушка убедила его, что он станет хорошей партией для дочери. Увы, дедушка оказался прав и теперь не уставал напоминать об этом: казалось, это доставляет ему какое-то особенное удовольствие! Не сомневаюсь, будь жива бабушка, он выговаривал бы ей за то, что посмела настоять на своем, но увы, она скончалась более десяти лет назад, а потому жертвой его стала дочь.

Внучкам доставалось меньше — даже дедушка с его старомодным воспитанием понимал, что они не виноваты в поступках родителей и тем более его собственной супруги, — однако он всегда подчеркивал различие между мной и кузинами. Я была ребенком наследника, послушно женившемуся по выбору родителей (и весьма удачно), а они — детьми заблудшей дочери... Даже в малолетстве мы ощущали разницу в отношении, и если бы еще матери наши враждовали, не представляю, во что вылилось бы сосуществование под одной крышей! Но, повторюсь, они нашли общий язык, и это спасало нас, хотя и не избавляло от некоторой неловкости.

Наверно, будь у меня иной нрав, я приспособилась бы командовать кузинами, и они стали бы моей свитой, но сперва я была слишком мала (и старалась подружиться с ними, как велел отец), а затем поздно стало что-либо менять. Да и не хотелось, признаюсь. Пускай мы не стали закадычными подругами, других у меня не нашлось: в нашей глуши девочек моего возраста почти не было, а те немногие, чье положение было сравнимо с нашим, жили слишком далеко, чтобы наносить визиты хотя бы раз в месяц. Какая же это дружба — на таком расстоянии?

Ну а с братьями тем более не сложилось близких отношений: будь они старше, может, снизошли бы до меня, но увы — они были несколькими годами младше и совершенно не желали общаться с девочками. Их манили совсем иные забавы (признаюсь, в некоторых я сама с удовольствием приняла бы участие), и на нас с кузинами они обращали внимание, только если натыкались на бегу или если хотелось пошалить и подсунуть нам лягушку или большого жука. Сейчас, конечно, они были уже взрослыми юношами и перестали безобразничать, но мы все равно существовали словно в разных мирах...

— Вы закончили, сударыня? — спросила Ина у меня над ухом, и я кивнула. Надо же так глубоко задуматься! — Позвольте вашу тарелку...

Она ушла, а мы переглянулись.

— Что ж... — протянула Делла. — Давайте умываться и ложиться спать. Если я верно запомнила правила, разбудят нас очень рано, неважно, с дороги мы или нет.

Я кивнула: Ина сообщила нам распорядок дня, и начинался этот день ни свет ни заря. (Даже дедушка, когда в очередной раз решал проверить, не чересчур ли мы изнежены, приказывал будить нас не в такую рань!) Затем следовал завтрак, время на личные дела, обед, отдых, прогулка (где именно, Ина не сказала, но я полагала, что во внутреннем дворе), ужин, сон. Как по мне, в сутках оставалось слишком много свободных часов, но, возможно, затем что-то изменится?

Так и вышло: Ина добавила, что со временем добавятся занятия с учителями танцев и этикета — для тех, кому это необходимо (вероятно, имелись и такие претендентки), — и еще кое-что, но пока не прибыли все заявленные девушки, ничего не изменится, а сколько их ждать... Может быть, день-другой, а может, и неделю: дороги развезло, и кто-то мог попросту застрять в пути.

Кузины, позевывая, улеглись, я задула светильники и тоже нырнула под одеяло. Сон, однако, не шел: сложно уснуть, когда не можешь перестать так и сяк вертеть мысли о том, что же будет дальше...

Дома я обычно садилась у окна, а летом выходила на двор, но здесь... Окно не откроешь — в темноте я не совладаю с незнакомыми ставнями, вдобавок кузины проснутся и вполне резонно возмутятся тому, что я выстудила комнату. Во двор меня не выпустят. Но ведь по коридору ходить не запрещено, так сказала Ина?

С этой мыслью я встала и потихоньку оделась, порадовавшись: с таким платьем это было совсем просто! Волосы я на ночь заплела в косу, а теперь просто обернула ее вокруг головы, закрепив парой шпилек, — вполне пристойная прическа.

И, накинув на плечи шарф, я выскользнула за дверь...

2.

В коридоре было тихо и пустынно. Светильники на стенах горели неярко, но все же давали достаточно света для того, чтобы разглядеть окружающее. А здесь было на что посмотреть!

В стенных нишах прятались старинные доспехи и бюсты неизвестных полководцев (чтобы прочитать надписи на табличках, мне потребовалась бы свеча или способность узнавать буквы на ощупь, как делал один старый полуслепой слуга у нас дома), кое-где висели картины. Вот их-то, в особенности портреты, я разглядывала с особенным интересом, насколько позволяло освещение. Должно быть, это были не самые важные члены королевской фамилии, раз их изображения оставили в старом замке... А может, просто портреты вышли неудачными, и в новой картинной галерее висят совсем другие полотна?

Впрочем, какая разница!

Я медленно пошла вдоль стены. От времени (и, наверно, от сырости и холода) картины потемнели настолько, что сложно было рассмотреть одеяния изображенных людей. Только бледные надменные лица одно за другим выплывали из мрака...

Признаюсь, мне сделалось не по себе, до того сурово и холодно глядели на меня с высоты королевские предки и прочие вельможи. Огни светильников трепетали на сквозняке, и тени шевелились, словно живые. Так и казалось, что вот-вот кто-нибудь пошевелится и шагнет с картины мне навстречу, а на картине останется лишь будто вырезанный ножницами силуэт, а может, и вовсе ничего, и можно будет рассмотреть, что пряталось за его спиной...

Отполированные доспехи поблескивали, и порой мне чудилось, будто это светятся глаза за глухим забралом. Только отвернешься — а железный рыцарь протянет руку, возьмет за плечо и спросит глухим лязгающим голосом, что это я позабыла в этом коридоре в такую пору?

Шарф соскользнул, сквозняк коснулся моей шеи, и я невольно поежилась. И замерла: впереди послышались шаги. Кто-то шел мне навстречу, медленно, очень медленно, и... Мне померещилось, или шаги эти сопровождал звук, похожий на металлический шелест кольчуги... или даже скрежет лат?

Деваться мне было некуда, если только побежать назад — я отошла довольно далеко от нашей комнаты, — или попытаться спрятаться за ближайшей незапертой дверью. Всегда можно сказать, что я просто заплутала в незнакомом месте! А что уж я делала ночью в коридоре — второй вопрос...

Еще я могла укрыться в нише позади доспехов (вот только наверняка зацепила бы их и уронила, подняв шум на весь замок), но... Ничего не сделала. Эти приближающиеся шаги — тяжелые, мерные — словно заворожили меня и пригвоздили к месту. Я не могла даже шелохнуться, целиком обратившись в слух и следя: вот незнакомец уже за поворотом, вот его тень легла на пол, вот она движется вперед, касается меня, и если я подниму взгляд, то увижу, кто ее отбрасывает...

Я собралась с духом — ну кого я могу здесь встретить? Может быть, ночного сторожа или того же распорядителя, который желает лично удостовериться, всё ли в порядке во вверенных ему владениях! Да хоть бы и самого короля — вдруг он, как в легендах, бродит по замку ночами и заглядывает в лица будущих невест в поисках нареченной? Всем ведь известно, что именно во сне проявляется истинная суть человека, днем сокрытая броней этикета и вуалью приличий!

Но это был не король и даже не распорядитель. Передо мной стоял оживший доспех, почти такой же, возле которого я стояла и который опасалась опрокинуть неловким движением при попытке спрятаться в нише.

Все слышанные мною страшные сказки вмиг ожили: это чудовище, неупокоенный дух бродит по старому замку! А король собирает здесь девушек не только и не столько ради того, чтобы выбрать невесту, нет... Он хочет принести жертву этому духу. Быть может, не одну. Сколько девиц не вернется домой? Родителям скажут, что их взяли в жены знатные люди, заплатят откупного, и те останутся довольны, а если попытаются увидеть дочь, что ж... Им объяснят, почему не нужно этого делать. И если я не вернусь в нашу спальню, невозмутимая Ина скажет Делле и Лиссе, что я нарушила какое-то правило — ну надо же, угораздило сделать это сразу по приезду! — и меня ни свет ни заря отправили домой. Они удивятся конечно, но вряд ли сильно огорчатся...

— Что с тобой, девушка? — спросил вдруг доспех и сделал еще шаг вперед.

Теперь на виду оказался блестящий нагрудник. Я рассмотрела выгравированный на нем герб и поспешила склониться в придворном поклоне. Даже если это дух, то нужно выказать уважение верноподданной тому, кто носит изображение вздыбленного грифона с мечом в лапе, — ведь это королевский герб! Быть может, мне встретился кто-то из давно почивших предков нынешнего правителя? Ох, лучше бы я осталась в комнате...

— Ты что-то потеряла? — он был совсем рядом со мной.

— Нет, господин, — выдавила я, не поднимая головы. Если не смотреть, то не так страшно...

Когда я была маленькой, то знала наверняка — если зажмуриться, то тебя не найдет никакое чудовище. Жаль, сейчас уже поздно было прибегать к этой уловке — незнакомец меня увидел.

— Тогда выпрямись, чтобы я мог видеть твое лицо, а не затылок, — приказал он. Голос был сиплый, словно в горле у незнакомца пересохло, и властный.

Я не посмела ослушаться и встала прямо, по-прежнему глядя в пол. На желтовато-серых в отблесках светильника камнях расплывались черные пятна. Капало сверху, медленно, неотвратимо — и взяться этой капели было неоткуда, кроме как из жил незнакомца.

"Его убили в этом коридоре, — подумала я, — и с тех пор он бродит и бродит... ищет убийцу. Да, наверняка так и есть... Но вряд ли его убила девушка, значит, мне ничего не грозит!"

С этой мыслью я все-таки рискнула посмотреть на неизвестного. Не в лицо, нет: он оказался очень высок, и взгляд мой упирался ему в грудь.

Все-таки на нем был не полный доспех, нет... Кольчуга до середины бедра, нагрудник, наручи и еще уйма железа, названия которому я не знала. Братья наверняка сразу поняли бы, чьей работы доспех перед ними, в каком веке он сработан, каким мастером — они в этом разбираются, дедушка научил. Хотя как может пригодиться это знание в наши времена, если ты не намерен всю жизнь заниматься описанием судеб давно почивших людей, в том числе знаменитых воинов? Я не знала ответа, а спросить у дедушки побоялась...

— Что же ты стоишь? — спросил он с затаенной насмешкой. — Я тебя не держу, беги скорее к своему милому!

— О чем вы... — тут до меня дошло, о чем он говорит, и кровь бросилась мне в лицо. — Да как вы смеете!..

"Еще всякий призрак станет отпускать непристойные шуточки!"— могла бы я добавить, но вовремя прикусила язык. Он ведь может рассердиться, а что тогда со мной станет, неведомо...

— Куда же ты спешишь в такой час, нарядившись, словно на бал?

— На бал? — невольно переспросила я, взглянув на себя.

В таком-то платье? Оно, как верно сказала Лисса, вышло из моды триста с лишним лет назад!

"Но ведь призрак не вчера появился... то есть умер... неважно! — встряхнула я головой. — Может, для него это платье — самый что ни на есть писк моды? Ох, неужели нас в самом деле готовят в жертвы, потому и одевают одинаково, чтобы злой дух не удивился, увидев нынешние наряды?"

— Я тебя не помню, девушка, — сказал он вдруг. — Ты одета, как знатная дама, а ведешь себя, словно виноватая служанка, укравшая платье у госпожи, чтобы покрасоваться на деревенском празднике. Я угадал? Вижу, у тебя не хватило смелости взять еще и украшения: за платье госпожа, быть может, и простит... если сама не отдала тебе старое, а вот за драгоценности — прикажет запороть на конюшне!

Я лишилась дара речи.

— Но это не мое дело, — добавил он. — Беги, пока тебя не хватились. Я ничего не видел.

С этими словами он повернулся и пошел прочь. С каждым его шагом — он сильно хромал — меня отпускало напряжение. Казалось, до того он удерживал меня взглядом, словно прочными путами, а теперь отпустил. И это я еще не смотрела ему в лицо! Наверно, взгляни я ему в глаза, вовсе не опомнилась бы, а теперь у меня был шанс спастись, раз уж он не тронул меня и оставил в покое, сочтя недостойной своего внимания. Даже обидно как-то...

"Кап!" — еще одна темная клякса расплылась на каменном полу.

— Вы ранены, сударь? — едва слышно выговорила я.

— Что? — он остановился и обернулся. — Я не слышу, что ты лепечешь, девушка. Говори громче! Если хочешь попросить поженить тебя с милым, сделай одолжение, подожди хотя бы до завтра, мне не до того...

— Я спросила — вы ранены? — повторила я громче. И кто меня за язык тянул? — Кровь... вот... на полу.

— Вижу... — он поднял правую руку, закованную в кольчужную перчатку, коснулся левого плеча. — В самом деле... Надо же, не заметил.

— Может быть, позвать кого-то на помощь?

— Нет, — после паузы ответил он. — Иди своей дорогой. Ты не видела меня, а я не встречал тебя, понятно тебе, девушка?

— Да, сударь, как скажете... — пробормотала я. — Только след остается. Кто-нибудь еще заметит...

— Так подотри, — приказал он таким тоном, словно даже не сомневался в моем повиновении. — А с этим... Найдется у тебя платок? Нужно чем-то зажать рану.

Платок у меня был, вышитый, из тонкой ткани, но до того маленький, что его хватило бы разве только порезанный палец обмотать. Впрочем...

В старых легендах (тех, из которых матушка не вымарала кое-какие строки) говорилось, что знатные дамы, бывало, перевязывали раны возлюбленных своими нижними юбками. На мой взгляд, это могло скорее навредить раненым, чем помочь, вдобавок, как я уже упоминала, к этому платью вороха нижних юбок не полагалось. Всё, что у меня было — это шарф, его-то я и предложила пустить в ход. Ну... как предложила — показала жестом.

— Подойдет, — кивнул мужчина.

Я осмелилась взглянуть чуть выше, потом еще... Волосы у него были не очень длинные, едва по плечи — сейчас они неопрятными, непонятного цвета сосульками свисали на худое, какое-то изможденное, серое лицо с темными провалами глаз. В неверном коридорном свете он выглядел, словно оживший покойник, каковым наверняка и являлся! А я имела глупость с ним заговорить...

— Ну же, девушка, — требовательно произнес он. — Взялась помогать — так не стой столбом!

Рана была у него на плече, почти под самым наплечником, и мне, право, не хотелось представлять, с какой силой был нанесен удар, вспоровший кольчугу и прочную кожу чехла под нею (право, не помню, как он правильно называется) и доставший до тела. Я подумала, что если зажать рану чистым платком, а потом потуже перетянуть шарфом, то, может быть, кровь остановится. Ну или хотя бы какое-то время не будет капать на пол! Ох нет, всё равно будет — её уже изрядно натекло на рукав и в перчатку... но с этим я ничего поделать не могла.

Ну а самым удивительным было то, что на ощупь призрак казался человеком из плоти и крови! Я ощущала под пальцами металл и кожу, чувствовала даже дыхание, горячее и прерывистое — признаюсь, я была не слишком осторожна при перевязке, потому что мне хотелось покончить с нею как можно скорее.

— Вот так, сударь, — сказала я зачем-то.

— Благодарю, девушка, — кивнул он и ушел прочь, не оглядываясь.

Я смотрела вслед, пока тяжелые шаги не стихли за поворотом, и только тогда догадалась взглянуть на себя. Конечно же, я испачкалась в крови — на платье спереди красовалось пятно! Будь ткань винно-красной, как у кузин, это не было бы так заметно, но...

— Как же быть? — прошептала я вслух и по дурной привычке принялась грызть ноготь. Остановил меня только неприятный солоноватый привкус, и тогда только я поняла, что испачкала не только платье, но и руки... Но руки можно вымыть, а с пятном я ничего сделать не сумею!

Вдобавок призрак приказал подтереть следы крови на полу, но... Чем?

Я потерла пятно подошвой туфли — оно размазалось и немного потускнело. Может, его никто и не заметит, а за день затопчут так, что и воспоминания не останется... Вот только с теми пятнами, которые успели подсохнуть, такой фокус не выходил. Я скорее стерла бы подметки до дыр, чем уничтожила следы крови, впитавшейся в камень...

"Быть может, она пролилась века назад и с тех пор никто не может ее отмыть?" — подумала я, кое-как размазав еще одно пятно и отыскав следующее. Почему-то мне даже в голову не пришло ослушаться приказа этого странного человека с королевским гербом на груди.

И замерла, увидев, как засохшая кровь исчезает с каменной плиты, будто кто-то невидимый, но могущественный стирает ее, словно пыль с каминной полки. Миг — и пол сделался девственно чист.

Я сделала несколько шагов дальше, туда, где точно видела пятна. Их не было.

У меня отлегло от сердца: наверно, я выполнила приказ призрака! Хотя бы постаралась, а поскольку с рассветом все следы потусторонних существ исчезают, то исчезли и пятна... И с платья пятно пропало, какое счастье!

Ох, надеюсь, призрак не станет сердиться и тем более искать меня: ведь он легко узнает меня среди прочих! Не думаю, что среди будущих невест короля много рыжих... Да цвет моих волос не столь важен: он ведь видел меня, говорил со мной и прикасался ко мне (то есть наоборот), на меня попала его кровь, а значит, он легко отыщет меня, если пожелает!

"Рассвет уже близко!" — ужаснулась я и опрометью бросилась в свою комнату. Еще перепутала дверь и вломилась к незнакомым девушкам! Хорошо, они крепко спали и не проснулись, когда я ворвалась в комнату, только одна недовольно пробормотала что-то во сне.

Вернувшись к себе, я потихоньку разделась и нырнула в постель. Никак не удавалось согреться, словно призрак был где-то поблизости, и от него веяло потусторонним холодом...

"Что за глупости! — рассердилась я на себя и накрыла голову подушкой. — Не был он холодным! А может... может, он и не призрак вовсе? Но кто тогда? Кто-то развлекается и пугает девушек? Может быть, но откуда ему было знать, что я именно в это время окажусь в том коридоре? Или действительно за каждым нашим шагом следят и докладывают... тому же распорядителю? А он записывает в свою книжищу: такая-то ночью не спала и бродила по замку, сякая-то отказалась ужинать и капризничала..."

Под подушкой стало нечем дышать, и я высунулась наружу. Ноги немного согрелись, и на том спасибо.

"Ну хорошо, — продолжила я размышлять. Сна все равно не было ни в одном глазу. — Если я встретила ряженого, а кровь была... пускай свиная, то куда она подевалась? Или это вовсе не кровь, а особая краска? Или... я же читала про исчезающие чернила, так может, это они и есть? Но с рук они тоже исчезли!"

Гадать не было смысла, но чем еще заняться, когда не спится, а до подъема осталось всего ничего?

Мне не давал покоя королевский герб. Вообще-то, носить его абы кому не положено... Но, может, ряженому просто дали старинный доспех, некогда принадлежавший члену королевской фамилии? Неужели не нашлось другого? Может, и не нашлось — очень уж этот человек был высок! Я припомнила другие доспехи в нишах: те тоже были рассчитаны на крупных людей, но этому, пожалуй, оказались бы маловаты.

Но почему тогда не отправить бродить по замку кого-то другого? Или только одного-единственного мужчину сочли безопасным для девушек? Хотя какая уж тут безопасность! Если бы у меня были слабые нервы, как у тетушки, я могла упасть в обморок и разбить голову... Или перепугаться до такой степени, чтобы заболеть нервной горячкой, а от нее, бывает, умирают. И, можно подумать, если бы я завизжала на весь замок, вышло бы лучше...

Мне не давал покоя герб. Он так врезался мне в память, что стоило закрыть глаза, как перед внутренним взором появлялся металлический нагрудник, и на нем — вздыбившийся грифон, перечеркнутый глубокой свежей царапиной.

Допустим, по какой-то причине некому человеку дали именно королевские доспехи, а убрать с них герб — значит испортить дорогую старинную вещь. Но почему его хотя бы не прикрыли какой-нибудь накладкой? Неужели при дворе не нашлось умельца, способного сделать это, не повредив нагрудник?

Не повредив... но как же царапина? Вот что еще странно: нагрудник не походил на доспехи в нишах, тщательно начищенные и отполированные. Он выглядел так, будто... Будто его использовали по назначению, и не так уж редко. Эта царапина поперек герба... А если напрячься, то можно припомнить — там была еще и глубокая, частично заполированная выщербина повыше, как будто кто-то рубанул наотмашь по плечу, и клинок скользнул по наплечнику вниз, и много других, поменьше, не таких заметных... Это были не парадные доспехи.

"Но что в этом странного? — спросила я себя. — Нашли где-то в оружейной амуницию королевского прапрадедушки, вот и все! Не в парадные же латы наряжать этого... как бы его назвать? Неважно! А герб оставили нарочно — чтобы посильнее напугать тех, кто его увидит. Со мной ведь получилось, верно? Может быть, король издал указ, которым дал позволение притворяться... ну хотя бы почившим предком. Да, вот так уже лучше... Такое вполне вероятно..."

Закончить мысль я не смогла — уснула. Всегда со мной так: если на уме есть хотя бы глупая детская загадка, я буду мучиться, пока не отгадаю ее. А уж подобное!..

Во сне я никак не могла отделаться от грифона — оперение его, клюв и когти сияли нестерпимым блеском, меч в поднятой лапе — тоже, а уж на щит больно было даже взглянуть.

Щит? Но это ведь вовсе не...

— Доброе утро, сударыни! — голос Ины заставил меня пробудиться.

Впрочем, не только он: горничная распахнула ставни, впустив холодный осенний ветер и солнечный свет — тучи разошлись, и в наше окошко можно было разглядеть кусочек блекло-синего, словно полинявшего от бесконечных дождей неба.

— Закройте, будьте любезны! — сердито попросила Делла, с головой спрятавшись под одеялом. — Вы что, хотите, чтобы мы простудились насмерть?

— Свежий воздух полезен для здоровья, так говорят лекари его величества, — невозмутимо ответила Ина.

— А он что, чем-то болеет? — неподдельно изумилась Лисса. — Его величество ведь совсем молод!

— Что за ерунду ты опять мелешь! — воскликнула Делла. — Сама подумай: при дворе непременно должны быть лекари, ведь там столько вельмож!

— Вы совершенно правы, сударыня, — сдержанно улыбнулась Ина. — А помимо лекарей, при его величестве состоят дегустаторы — они пробуют поданные к столу кушанья, ведь в них может оказаться яд, а также чародеи, способные прозревать злые намерения в людях.

— Я думала, это сказки, — прошептала я, — или что чародеи давным-давно вымерли вместе с грифонами и единорогами...

— Вовсе нет, сударыня, — повернулась ко мне горничная. — Конечно же, таких людей очень мало, и большинство из них служат высокопоставленным персонам. К слову, перед последним испытанием все участницы должны будут предстать перед чародеями, а те определят, не таит ли какая-нибудь из девушек преступных замыслов, не использует ли колдовские амулеты, снадобья и всевозможные злые зелья, чтобы показаться лучше, чем она есть на самом деле, или даже приворожить его величество. Впрочем, рано еще говорить об этом.

— Словно в прошлое угодили, — пробормотала Делла и решительно села на постели, скинув одеяло. — Бр-р-р! Чародеи, амулеты... А что, Ина, уличенную в зловредном колдовстве затравят собаками или разорвут лошадьми? Право, не помню, как принято было поступать с ведьмами.

— Ну зачем же такая жестокость, сударыня, — улыбнулась та. — Ее просто предадут позору и отправят восвояси... если, конечно, родители согласятся принять ее под свой кров. В противном случае участь ее незавидна. А теперь прошу умываться, сударыни! Мне нужно разбудить остальных.

Стоило ей выйти за дверь, Лисса спрыгнула с кровати, босиком подбежала к окну и закрыла ставни.

— Очень умно, — процедила Делла, — теперь не видать ни зги!

— Зато не дует, — ответила та. — Одевайся скорее, и я снова открою.

Одевшись, умывшись и причесавшись, мы чинно уселись на кровать, накинув на плечи одеяла, и принялись ждать завтрака.

— Говорят, от холодной воды улучшается цвет лица, — попыталась я подбодрить кузин.

— Если так пойдет и дальше, то все мы будем румяными, — согласилась Делла, — только недолго.

— Почему? — спросила Лисса.

— Потому что от сильной простуды можно умереть.

— Всё равно не поняла, при чем тут цвет лица.

— От простуды бывает жар, а от жара — румянец, глупая ты девчонка!

— Будто я не догадалась, — фыркнула она.

— А раз догадалась, зачем спрашиваешь?!

— Скучно сидеть просто так, а ты до того забавно сердишься... — захихикала Лисса, и Делла потянулась схватить ее за ухо, но не успела.

— Вижу, вы в хорошем настроении, сударыни, — сказала Ина, показавшись на пороге, — чего, к сожалению, я не могу сказать о многих других девушках. Прошу следовать за мной. Пока вы спали, приехали последние гостьи, поэтому завтрак сегодня подадут в общую трапезную.

"Хотя бы взглянем на остальных!" — подумала я.

Трапезная оказалась просторным залом, в котором в два ряда стояли простые деревянные столы и скамьи. Горничные рассаживали своих подопечных в им одним ведомом порядке. Я присмотрелась: вроде бы не по росту, не по старшинству, вряд ли по родовитости — все мы сейчас были на одно лицо, — и даже не по цвету платьев! К слову, в зеленом оказалось еще несколько девушек — были среди них и рыжие, и блондинки, и даже темноволосые (видимо, горничные решили, что и этим красное не пойдет) и я обрадовалась, словно обрела потерянных сестер. Нужно будет постараться узнать их поближе, если получится...

— Посмотри направо, — прошипела Делла. — Вон та блондинка... узнаешь?

— Нет, — честно ответила я. — Никогда ее не видела.

— Это почти наверняка принцесса Карадин, — уверенно сказала Лисса. — Точно-точно, у ее бабушки точно такие же брови и тяжелые веки. А у отца — горбинка на носу. Ну же, Тесса, неужели ты не узнала?

— Да нет же!

Признаюсь, я всегда поражалась способности кузин запоминать особенности ушей, носов и подбородков знатных персон, которых они видели разве что в детстве и издали, когда мы были на празднике в столице и смотрели на королевскую процессию с балкона. Ну, может быть, еще на портретах в замках тех из знакомых родителей и дедушки, кто имел какое-то отношение к цвету дворянства. Я имею в виду, всяких четвероюродных племянников жён кузенов сводных братьев этих самых вельмож. Почему-то именно такие люди обожают бахвалиться эфемерной связью с высшим светом и наводняют свои жилища плохими копиями портретов дальних родственников.

По-моему, ничего особенного в этой блондинке не было: красивая, надменная (это впечатление усиливали тяжелые веки, о которых толковала Лисса), холеная, она держалась с королевским достоинством, но кругом хватало других девушек, которые вели себя точно так же. Правда, я не стала на них указывать: если кузины примутся вспоминать, где уже видели такие черты лица, я взвою, как волк на луну!

Наверно, я не права, и мне тоже следовало высматривать возможных фавориток этих испытаний, чтобы постараться познакомиться с ними и, возможно, в дальнейшем войти в их свиту, оказаться при дворе... Но я полагала, что у принцессы Карадин наверняка уже есть наперсницы, которые прибыли с нею вместе и вряд ли позволят посторонним приблизиться к своей госпоже. А ссориться с кем бы то ни было я не люблю, тем более, по такому глупому поводу. Пускай кузины пытаются завести с нею дружбу, если им так хочется, а я поищу ровню себе...

Три громких удара заставили всех вздрогнуть и прекратить перешептываться. Оказалось, во главе столов (как глупо звучит!) появился распорядитель. Вид он имел крайне бледный (должно быть, всю ночь принимал запоздавших гостий), однако держался с большим достоинством. Немудрено — ему выпала такая честь и ответственность!

— Сударыни, — заговорил он, когда в зале воцарилась тишина. — Теперь, когда все вы в сборе, позвольте поприветствовать вас от имени его величества Дар-Аррона Второго и пожелать, чтобы пребывание ваше в замке Старой Птицы оказалось приятным и плодотворным.

— Насчет приятности я бы поспорила... — едва слышно прошептала Делла.

"Откуда такое название?" — удивилась я. Этот замок обычно назвали Старым королевским, но...

Я поняла, что отвлеклась, и вновь обратилась в слух.

— На ближайшие дни, а может, и месяцы это место станет вашим домом, — продолжал распорядитель. — Вы будете жить бок о бок и заботиться друг о друге и о своем жилище до тех самых пор, пока его величество не сделает свой выбор.

Подавленная тишина была ему ответом. Думаю, большинство из нас как-то не так представляли себе королевские смотрины.

"А ведь наверняка чьи-то старшие родственницы принимали участие в предыдущем Королевском испытании, — подумала я и посмотрела на соседок по столу уже с большим интересом. — Неужели они ни слова не сказали о том, как оно проходит? Может, им запретили говорить, взяли клятву? А то и заколдовали..."

— Все вы, уверен, задаетесь вопросом, что же такое — Королевское испытание, — произнес он, подтвердив мою догадку. — Хочу сообщить вам: оно началось в тот самый момент, когда вы переступили порог замка и вверили себя нашим заботам. У Испытания множество этапов, и не все они будут легкими. Какие-то покажутся вам странными и бессмысленными, какие-то — невероятно простыми, а иные — жестокими и опасными...

В зале послышался ропот.

— Да, его величество обещал вашим родителям обеспечить вашу защиту и неприкосновенность! — чуть возвысил голос распорядитель. — Я ведь не сказал, что опасности подвергнетесь вы сами, сударыни. К слову, умение слушать и слышать — тоже важная часть Испытания, не забывайте об этом. А теперь к делу...

Он откашлялся и продолжил:

— Как я уже сказал: замок Старой Птицы отныне ваш дом, сударыни, а потому вам придется как следует заботиться о нем. Слуг недостаточно, а потому каждая из вас в свою пору должна будет побывать на кухне и на скотном дворе, в птичнике, в прачечной и на чердаке... Каждое утро вы станете тянуть жребий, который определит, чем вы станете заниматься в ближайшие дни и в какой компании.

Все подавленно молчали. Я не удержалась и покосилась на принцессу Карадин: она сохраняла полнейшее спокойствие, будто ее ничуть не пугала вероятность очутиться на кухне, словно последней служанке!

— Конечно же, вас не оставят без помощи, — добавил распорядитель, — но окажут ее лишь тогда, когда вы попросите. Знайте, однако, что одна такая просьба простительна, две — повод задуматься, ну а третья откроет вам двери замка — вы отправитесь домой. Впрочем, те из вас, кто не желает продолжать Испытание, могут уехать немедленно. Итак?..

Я услышала шелест и повернула голову: смуглая шатенка слева от меня встала первой — ноздри ее раздувались от возмущения, глаза метали молнии. Ее примеру последовало еще несколько девушек.

— Проводите, — кивнул распорядитель, и одна из горничных пригласила их следовать за ней.

Я взглянула направо: принцесса Карадин даже не шелохнулась. Может быть, она знает что-то, чего не знают другие? Иначе почему настолько невозмутима? Нужно присмотреться к ней, вот что...

— Ну а теперь, сударыни, когда вы лишились первых семи соперниц, тех, кто не сумел не то что пройти Королевское испытание, а даже и по-настоящему приступить к нему, — сказал распорядитель, — приступим к завтраку. Жребий вы будете тянуть после него. И помните: в любую минуту вы можете отказаться от дела, которое будет вам поручено... и отправиться домой. Приятного аппетита!

3.

Завтрак прошел в подавленном молчании. Я переглядывалась с кузинами и девушками напротив, но ни одна из нас не решилась нарушить тишину. До тех самых пор, пока не пришла пора тянуть жребий.

— Скажите, сударь, — произнесла брюнетка в зеленом, прочитав свое предписание согласно вытянутому номеру, — должна ли я отправляться на грязную работу в этом наряде?

— Разумеется, нет, — был ответ. — Вам предоставят простую одежду... И уж конечно, вы должны будете привести себя в порядок, прежде чем явиться к столу. Поэтому не мешкайте: всё, что вы не успеете сделать сегодня, вам придется заканчивать завтра, но завтра появятся новые обязанности. И те, кто не совладает с таким грузом дел...

— Отправятся по домам, — заключила брюнетка. — Что ж, приступим! Эна? Где там эта... рабочая одежда?

Я подумала, что эта девушка, хоть и держит себя очень властно, вряд ли может похвастаться такой же родовитостью, как принцесса. Не те манеры, это сразу заметно: она слишком напориста и резка, явно привыкла командовать и подтверждать своё право отдавать распоряжения, а не принимать повиновение, как должное. Скорее всего, она из семьи военного, выслужившегося из низов. Или к примеру, дочь богатого негоцианта, не так давно купившего титул. Участие в Королевском испытании — шанс, которого такие люди не могут упустить!

"Позже узнаешь", — одернула я себя и посмотрела в свою записку.

Мне повезло: сегодня мне предстояло только вытирать пыль, а это сущая ерунда! Ну, если не считать того, что потолки в замке очень высокие, и до верха какого-нибудь шкафа я не дотянусь, даже если встану на стул. Но ничего, я что-нибудь придумаю!

Вернее, я надеялась, что придумывать мы станем все вместе — со мною вместе на легкую работу угодили еще пять девушек, — но одна из них сразу заявила:

— Давайте-ка разделимся, так будет быстрее. Посмотрим...

Она развернула план, который нам выдал распорядитель (такая любезность с его стороны!), и указала:

— Я займусь вот этими комнатами. Выбирайте и вы.

— Верно, что толку ходить толпой? — поддержала вторая. — Мои — вот эти.

А мне, пока я придумывала, что бы такое сказать, перепали остатки — шесть комнат на четвертом этаже. Судя по плану — не очень-то больших, но там ведь могло оказаться предостаточно старой пыльной мебели! И если вылить грязную воду я могла в окошко, то за чистой нужно было идти на кухню. Набегаешься, пожалуй, по этим лестницам...

— Не забывайте, сударыни, — сказал распорядитель, услышав, наверно, как командует наша предводительница, — что оценивать станут всю работу в целом, не разделяя вклад каждой из вас. Таким образом, если кто-то из вас постарается, а кто-то лишь размажет пыль и решит, что сойдет и так... — он развел руками, — все вы будете оценены ниже, чем того заслуживаете.

— Слышали? — грозно посмотрела она на нас. — Идемте же! И не ленитесь!

"Несладко приходится ее прислуге", — подумала я, проводив ее взглядом, и отправилась наверх. Заблудиться мне не грозило: здесь не было лабиринтов и запутанных коридоров, а план я запомнила хорошо. От лестницы налево, а там плутать негде...

"Всей прислуге несладко приходится", — решила я, одолев одну комнату. Я старалась изо всех сил, но мне казалось, будто я только грязь развожу. Еще я пыталась вспомнить, за что матушка бранила наших горничных, и проверяла все места, где могла притаиться паутина или нетронутая годами (складывалось именно такое впечатление!) пыль. Хорошо еще, здесь не было диванов с резными спинками и ножками — они не так давно вошли в моду. Вот в этой-то резьбе пыль, копоть и сажа скапливаются мгновенно, и отчищать мебель приходится часто и подолгу — я видела, как мучаются служанки. А ведь им еще приходилось выбивать подушки и покрывала, чистить ковры, мыть и натирать полы...

"Не буду больше никого посылать с дурацкими поручениями, — подумала я, переходя в другую комнату, еще больше первой. — Орехов мне, видите ли, расхотелось, подай засахаренных фруктов.... И наши комнаты всего-то на втором этаже, но сколько раз на дню Дила бегает туда-обратно? Ведь не одна я ей приказываю, кузины тоже, хотя у них свои горничные есть! А я гоняю их служанок, если под руку подвернутся..."

Я всего-то ничего сделала, а вода в ведре (ох, каким оно было тяжелым!) сделалась совсем черной. В этих покоях не прибирались, должно быть, много лет... ну разве что обмахивали пыль на самых видных местах, и только. Мне же запомнились слова распорядителя, и я надеялась, что остальные девушки тоже постараются, иначе будет очень обидно!

Спустившись на кухню, я налила чистой воды из чана — спасибо, хоть из колодца не пришлось ее доставать, я бы не смогла, наверно! — и снова поплелась наверх. На третьем этаже слышались голоса и чей-то смех — мне показалось, это наша предводительница с какой-то из своих подруг.

Очень хотелось пойти и посмотреть, чем они занимаются вместо уборки, но я не решилась. Может, они уже закончили или просто решили передохнуть, а тут явлюсь я с глупыми претензиями... Очень не люблю оказываться в дурацком положении, но это случается со мной не так уж редко. Всему виной моё воображение, как говорит матушка: стоит мне замечтаться, и я перестаю замечать, что происходит вокруг, могу сказать или сделать что-нибудь невпопад. Я стараюсь следить за собой, даю волю фантазии только наедине с собой, но иногда не получается удержаться, и тогда остается лишь уповать на то, что всё обойдется, и я, к примеру, никого нечаянно не обижу, не заметив в упор...

И уж тем более нельзя расслабляться в этом месте! Здесь меня не станут ласково журить, как дома, а... Не накажут, конечно. Просто выставят за порог, а это... это очень обидно — отправиться прочь даже не по своей воле, как те семеро девушек, а из-за ошибок, которых я понаделаю благодаря глупой рассеянности и привычки витать в облаках!

"Я буду держать себя в руках", — пообещала я себе, толкнула третью дверь... и попятилась. Эта комната разительно отличалась от виденных мною до того.

Прежде всего, это была библиотека. Во всяком случае, мне так показалось. Но чем иным мог оказаться просторный, на удивление светлый зал, стен которого не было видно за стеллажами, заполненными свитками и толстыми книгами в кожаных и деревянных переплетах? У нас дома тоже есть такие — ветхие, тронь — рассыплются прахом.

Но не о книгах я подумала в первую очередь, а о том, что мне недели не хватит на то, чтобы протереть все эти бесконечные полки, — управиться бы до темноты, не то что до обеда! А ведь это еще не всё...

— Что тебе тут нужно? — услышала я, едва не уронила ведро и ответила:

— Простите, сударь, меня прислали убираться...

Клянусь, я никого не заметила, войдя в библиотеку! Однако здесь кто-то был. Я не могла рассмотреть его против света, бьющего в большое окно, различила лишь, что этот кто-то — высокий и широкоплечий. Мужчина, конечно же, это и по голосу было понятно.

— А, это снова ты! — неожиданно весело произнес он и шагнул в сторону от массивного стола, на котором рассматривал какой-то свиток.

Теперь, когда солнце освещало его сбоку, я узнала... Да, это был ночной незнакомец! Уже не в доспехах, но трудно было бы спутать его с кем-то другим: мужчин такого роста, повторюсь, не часто встретишь. И голос мне запомнился.

— Простите? — только и смогла я сказать, а про себя подумала: это точно не призрак, а человек из плоти и крови, раз оказался здесь среди бела дня!

— Ты настолько серьезно восприняла мои слова о том, что я тебя не видел? — осведомился он, подойдя ближе. — Похвально. Однако я угадал, девушка, — ты служанка, которая позаимствовала платье госпожи, чтобы сбегать на свидание!

— Вы не угадали, сударь, — ответила я и поставила ведро на пол — и так уже руки оттянула. — Платье никого не делает ни служанкой, ни принцессой.

— Надо же, какие разумные речи... Позволь-ка, — он вдруг взял меня за запястье и прежде, чем я успела отдернуть руку, провел жестким пальцем по моей ладони. — Хм... Эти руки не знали работы. Так кто же ты такая, девушка? Зачем переодеваешься то так, то этак, и почему то и дело попадаешься мне на пути?

— Простите, сударь, но если я стану говорить с вами вместо того, чтобы заниматься делом, то не успею закончить работу в срок.

— Ты же не языком собралась пыль вытирать, — сказал он. — К тому же я не вижу в этом необходимости — здесь недавно убирались.

Я посмотрела по сторонам и согласилась, что в библиотеке и впрямь царит необычайная чистота. А ведь именно там, где хранится множество книг, пыль скапливается во множестве...

— Что ж, — произнес мужчина прежде, чем я сказала, что мне нужно идти, — если ты не желаешь говорить, не стану тебя неволить. Но раз уж ты оказалась здесь, то помоги мне.

— Чем же, сударь? — кашлянув, спросила я.

В голове у меня роились мысли одна другой страшнее. Что будет, если кто-нибудь войдет и обнаружит меня наедине с неизвестным мужчиной? Ведь это... это... Матушка и тетушка множество раз предостерегали нас с кузинами от подобного! А я, вместо того, чтобы бежать прочь со всех ног, стою и разговариваю с этим странным человеком!

— Подержи, — незнакомец бросил мне свиток, и я ухитрилась поймать его прежде, чем он упал в ведро. — Мне нужно кое-что переписать отсюда.

— Сударь, у меня не очень-то чистые руки!

— А у меня их всего две.

Я поняла, что он имеет в виду, когда вытерла руки о передник и развернула свиток, — он изо всех сил старался свернуться обратно.

— А если придавить края чем-нибудь тяжелым?

— Я пробовал — неудобно, — был ответ. — Приходится то и дело двигать грузы — я быстро пишу, а читаю еще быстрее. Иди сюда, к свету, девушка, расстели на столе... и держи этого строптивца покрепче. Да, вот так... Я не задержу тебя надолго.

Признаться, мне не очень-то нравилось служить чем-то вроде подставки для книг, но возражать было поздно. Тоже скверная моя черта: вечно тяну до последнего, надеясь, что всё как-нибудь разрешится само собой, когда нужно сразу сказать решительное "нет!".

Спасибо хоть на том, что, оказавшись напротив незнакомца, я наконец смогла рассмотреть его при дневном свете. Он не был красив (даже странно, подумала я, если он здесь для того, чтобы компрометировать девушек, лучше было бы выбрать мужчину посимпатичнее), хотя отталкивающей я его внешность бы не назвала. Лицо, как я и запомнила, — худое, с резко выдающимися скулами и подбородком, длинным и не очень ровным носом. (Лисса непременно отметила бы аристократическую горбинку, но, по-моему, горбинка эта возникла вследствие перелома, как у моего второго брата.) Непослушные, очень густые волосы — в солнечных лучах они казались бронзовыми — падали на высокий выпуклый лоб, и незнакомец время от времени нетерпеливым жестом заправлял пряди за ухо. Насчет ушей, к слову, ничего не могу сказать, я не настолько искушена, как младшая кузина, чтобы с одного взгляда понять, на чьем портрете уже видела такой изгиб раковины и длинную мочку... с продетой в нее серьгой. Невероятная вульгарность!

И одет он был... странно. Простая рубаха с широкими, присборенными на плечах рукавами, наверно, льняная, с вышитой золотом тесьмой на воротнике, а поверх... По-моему, это была туника, а может, камзол без рукавов? Главное, на груди вышит был всё тот же герб! Еще — широкий пояс с металлическими накладками, на нем кинжал в ножнах... Довольно узкие штаны, похоже, из тонкой замши, заправлены в сапоги. Так даже охотники в глухомани не одеваются, хотя... определенное сходство прослеживалось. По-моему, такую одежду носили очень, очень давно, еще в те времена, когда не было никакого королевства, а только разрозненные маленькие государства...

Но чтобы знатный человек нарядился подобным образом не на какой-нибудь праздник, где можно представиться хоть оборванным нищим, хоть самим королем... Нет, немыслимо.

Он строчил с неимоверной быстротой, и делал это настолько необычным способом, что я невольно замешкалась и перестала разворачивать свиток.

— Ну же, в чем дело? — он заметил мой взгляд и поднял руку с пером (на пальце сверкнул тяжелый золотой перстень, на запястье — чеканное обручье). — Это не колдовские заклинания, честное слово!

— Почему вы решили, что я решила... — я запнулась, но все-таки закончила фразу: — Будто это колдовство?

— По глазам видно, — ответил он. — Девушки боятся колдовства, разве не так?

— Наверно... Но я просто хотела спросить, на каком языке вы пишете, — рискнула я. — Никогда не видела ничего подобного...

— Подержи свиток еще минуту, я закончу и расскажу, — попросил незнакомец, и его перо вновь отправилось в стремительный бег по листу желтоватой неровной бумаги.

"А бумага ли это?" — невольно задумалась я. Свиток был пергаментный, это точно, я видела такие в дедушкиной библиотеке, но самой писать на таком материале мне не приходилось. Интересно, каково это? И почему незнакомец использует именно пергамент? А может, я выдумываю, и это просто не очень хорошего качества бумага?

— Можно сворачивать, — сказал он, отбросив перо и посыпав свои записки песком. Так делал дедушка, хотя отец давно пользовался промокательной бумагой. — Оставь его на месте, хранитель уберет, когда явится.

Я послушалась. Очень хотелось убежать со всех ног, но теперь для этого мне пришлось бы обойти незнакомца, а я сомневалась, будто он позволит мне это сделать. Да и ведро не бросишь... Кажется, я поняла, что ощущают молоденькие служанки, когда их задерживают господа, в то время как хозяйка ждет исполнения приказа. Ужасно неприятное чувство: и ослушаться не можешь, и знаешь, что влетит за задержку, но деваться все равно некуда...

— Платок я тебе не верну, — неожиданно произнес он.

— Ничего страшного, у меня еще есть, — ответила я. — Он, должно быть, всё равно погиб.

— Почему? Вовсе нет. Просто я не предполагал снова увидеть тебя, тем более в библиотеке. Не носить же мне его у сердца в надежде на случайную встречу?

Я не нашлась, что ответить. Лисса непременно придумала бы какой-нибудь колкий или смешной ответ, но увы — я не сильна в словесных дуэлях. Вернее, в воображении я могу вести блестящие беседы с язвительными и остроумными собеседниками, ни в чем им не уступая, но наяву теряюсь и не могу сразу найти подходящие слова.

— А ваша рука... — выдавила я наконец, чтобы не молчать.

— Почти в порядке, — усмехнулся он, дотронувшись до плеча. — Конечно, щит мне не придется держать еще по меньшей мере неделю, но в том, к счастью, нет необходимости. Что до прочего... мой лекарь — настоящий кудесник.

— То есть чародей? — не удержалась я, вспомнив слова распорядителя.

— Конечно, — с удивлением посмотрел на меня мужчина. — Не думаешь же ты, что такая рана могла зажить сама собою меньше, чем за двое суток? Меня недаром прозвали Железным, но я все-таки не герой древности: у них, рассказывают, даже отсеченные конечности отрастали после битвы!

— Что, даже головы? — не удержалась я, и он засмеялся, а потом сказал:

— В какой-то легенде героя разрубили на куски и разбросали их по всему свету, и все равно он ожил и натворил еще немало славных дел, так что не удивлюсь и такому повороту.

— Ни разу не видела чародея, — зачем-то сказала я.

— Неужели? Из какой же ты глуши, девушка?

— Вовсе не из глуши, — обиделась я. — До столицы меньше двух недель пути, и...

— И как же называется это дивное место, в котором никогда не видели чародеев? Даже деревенских?

— Гаррат, — ответила я, решив не обижаться.

Может быть, ему того и нужно? Попадется какая-нибудь неуравновешенная девушка, оскорбится, услышав насмешливые слова о родном гнезде, наденет ведро с грязной водой ему на голову, и за скверное поведение отправится домой. Откуда мне знать, может, наша предводительница смеялась не с подругой, а с таким же... провокатором?

— Никогда не слышал, — нахмурился незнакомец. — В какой это стороне?

— К северо-западу отсюда, сударь.

— А! Тогда понимаю — в ваших дремучих лесах, должно быть, новых людей видят раз в год, какие уж тут чародеи...

Настала моя очередь удивляться: назвать окрестности Гаррата дремучими лесами мог, наверно, только житель пустыни! То есть леса там были, конечно, но отнюдь не глухие: отцовские лесничие следили за вверенными им угодьями. Конечно, далеко на западе лес делался непроходимым, но в те места никто не забредал без нужды, разве только самые отчаянные охотники на редкого зверя.

— Покажи-ка на карте, — приказал вдруг мужчина и, не глядя, выдернул с полки еще один свиток. — Ну же, я жду!

— Боюсь, я не сильна в землеописательных науках, — сказала я, взглянув на карту, а это была именно она.

Признаюсь, я узнала очертания побережья, Великую реку, что течет с запада на юг, восточные горы и... И больше ничего. Карта выглядела какой-то... пустоватой. Что это за значки? Вот тот, похоже, город. Судя по гербу — королевская резиденция, столица то бишь. Что обозначают черточки — болота или равнины? Или болота — это точки?

— К тому же, вы правы, сударь, — нашлась я вдруг, — Гаррат настолько мал и незначителен, что я вовсе не вижу его на вашей карте.

— Или она устарела... — пробормотал он и бросил свиток на место. — К слову, девушка, я веду себя непозволительно грубо, поскольку до сих пор не поинтересовался твоим именем. Нас не представляли, иначе я непременно запомнил бы тебя — не каждый день увидишь такую солнечную корону!

"Он о моей прическе говорит?" — удивилась я. Отправляясь прибираться, я снова заколола косу вокруг головы, и она действительно походила на старинный венец, а уж на солнце, наверно, полыхала огнем. Да уж, такую рыжину поди не заметь...

— Гара-Тесса, сударь, — сказала я и поклонилась.

— Странное имя.

— Вовсе нет, самое обычное, — снова удивилась я. — Моих кузин зовут Лина-Делла и Лина-Лисса, они родом из Линдора, это совсем рядом с Гарратом.

— Дай угадаю: первая часть имени дана по названию ваших земель?

— Именно так, сударь.

— Мне встречался такой обычай именования, — сказал он, — далеко на юго-востоке, там он распространен повсеместно. А поскольку названия там дают каждому хоть на что-то пригодному клочку земли, можешь представить, как пышно звучат имена даже распоследних бедняков, всех владений которых хватает разве что на выпас одной тощей козы?

— Пожалуй... — пробормотала я, теряясь в догадках.

Юго-восток? Там расположено союзное государство Аранат. Говорят, в незапамятные времена королевские предки пришли оттуда, может, они и принесли с собой этот обычай, как и многое другое? Но в нашем королевстве не первый век дают детям двойные имена, так почему же этот человек удивлен?

— Твоему деду или прадеду не доводилось воевать при Эрдолане? — спросил он вдруг.

— Н-нет, сударь, никому из них никогда не приходилось сражаться, — покачала я головой. Что за Эрдолан такой? Нет, не вспомнить...

— Жаль... Я имею в виду: если они были в южном походе, то могли привезти оттуда такой обычай, и этим бы объяснилась странность твоего имени. Но нет — значит нет. Должно быть, он попал в ваши края другим путем, — улыбнулся незнакомец.

К слову, сам он представиться не пожелал. Или, может, предполагал, что я узнаю его с первого взгляда? Но... Нет. Я и короля не узнаю, даже если столкнусь с ним нос к носу, — я видела его только на парадных портретах, а еще во время шествия несколько лет назад, и то издалека. Но я тогда была еще ребенком, и мне больше запомнились наряды придворных дам и роскошные кареты, украшенные цветами и лентами, чем чьи-то лица!

— Ты спросила об этом, — сказал он, стряхнув песок со своих записей. — Всё еще хочешь узнать ответ?

— Почему нет, сударь? Вы сказали, что это не колдовство, — осмелилась я ответить, — значит, бояться нечего.

— Тогда взгляни поближе, — незнакомец взял меня за плечо и подтащил к себе. Я, наверно, слишком заметно съежилась, потому что он спросил: — Что с тобой, девушка? Ты ведешь себя так, будто я чем-то обидел тебя или напугал, но разве я причинил тебе какой-то вред?

— Н-нет, сударь, — выдавила я.

Не объяснять же, что даже находиться в одной комнате с ним для меня уже опасно! Не потому, что он может на меня накинуться и что-то сотворить, нет... Если нас застанут, огласки не избежать! И не докажешь, что я вовсе не желала стоять настолько близко к незнакомому и очень странному человеку...

— Тогда перестань дергаться, будто тебя каленым железом прижигают, — велел он. — Итак... Эти загадочные письмена, которые ты видишь перед собой, не что иное, как дзейлинская скоропись.

— Какая?

— Дзейлинская. Не хочешь же ты сказать, будто вы в своих лесах никогда не слыхали о великой империи Дзейли, что лежит на самом дальнем северо-востоке? — неподдельно удивился он.

Я смогла только криво улыбнуться.

— Поразительно, в двух неделях пути от столицы — такая дремучесть... — пробормотал он, свободной рукой взъерошив густые волосы.

Сейчас свет падал так, что мне стало ясно: незнакомец намного моложе, чем показался мне на первый взгляд. Я поначалу решила, что ему... ну, быть может, сорок лет или даже больше, как отцу, но теперь видно было — ему, наверно, нет и тридцати.

— Может, в ваших краях считают, что девицам ни к чему науки? — вдруг с подозрением спросил он.

— Вовсе нет! — возмутилась я.

— Ты хотя бы грамотная?

— Разумеется, сударь, и если вам угодно проверить...

— Мне угодно, — сказал он и, подумав, взял со стеллажа толстую книгу в окованном бронзой переплете, раскрыл и положил передо мной. — Прочти хотя бы строчку.

Я невольно залюбовалась затейливой буквицей, выполненной лазурью и золотом, но спохватилась и вгляделась в строки, написанные, похоже, от руки. Читать такой почерк было непросто, но я постаралась:

— В год... не могу цифру разобрать... отправился правитель... — да что за имя-то такое, я его даже прочитать не могу, не то что выговорить! — Ла... Ларрандар? Отправился в поход... в те края, где солнце... солнце не заходит полгода. На север, что ли? И привез оттуда... богатства и... не знаю такого слова...

— Достаточно, — мужчина захлопнул книгу, едва не прищемив мне нос. — По меньшей мере, складывать буквы в слова ты умеешь и понимаешь прочитанное. И на том спасибо, а то я уже начал подумывать о том, чтобы навестить ваши края и вразумить мужчин, которые считают, что женщине учиться ни к чему!

— Сударь, да ведь теперь неграмотного поди поищи! — не выдержала я. — Вот разве что охотники из лесных поселений читать не очень горазды, но и у них есть люди, которые растолковывают им написанное. И уж подпись свою все они ставить обучены...

— Интересно у вас там, в Гаррате, — без тени улыбки произнес он. — Нужно будет и впрямь наведаться... когда-нибудь.

— Рады будем видеть вас, — вежливо сказала я, хотя сомневалась, будто отец и тем более дедушка обрадуются такому гостю. — Сударь, вы начали говорить о скорописи, но не закончили.

— Да, верно, — кивнул он. — Смотри...

Я взглянула на лист: ровные строки на нем напоминали птичьи и звериные следы на снегу, иногда перемежаемые замысловатыми завитушками и росчерками.

— Каждый значок — это слово, — сказал незнакомец. — Не на нашем языке, конечно же, на дзейлини. Удивительно богатое наречие, хотя и сложное... Значение любого такого значка может измениться, достаточно добавить черточку или точку. Учить их письменность — сущая пытка!

— В самом деле?

— Если выбирать между настоящей пыткой и вот этим, — он стукнул согнутым пальцем по листу, — думаю, мало кто станет колебаться. Я не стал. Хотя впоследствии не раз пожалел об этом: знаешь, каленое железо, муравьи, крысы, выедающие внутренности — сущая ерунда по сравнению с дзейлинской грамматикой.

Я покосилась на него с опаской, но все же сказала:

— Однако вы, вижу, освоили их письмо?

— Да. Не скажу, что в совершенстве, но достаточно неплохо, — без тени бахвальства ответил он. — Главное, дзейлини позволяет делать заметки очень быстро, а кроме того...

— Их никто не поймет, кроме вас? — догадалась я.

— Именно, Гара-Тесса, — улыбнулся он. — И моего лекаря. Он приехал со мной из тех краёв... и не устает корить меня за скверный почерк.

— А вы не опасаетесь, что он может оказаться шпионом?

— Что? О нет... — улыбка его померкла. — Инна-Ро не шпион. Он обязан мне жизнью, а я — ему. Для дзейлини такая связь священна.

— Все равно как у отца с сыном?

— Нет. Сын может пойти против отца, отец способен предать сына. Мы же навеки обречены заботиться друг о друге и спасать во что бы то ни стало... Да, спасать, — словно отвечая на какие-то свои мысли, произнес он. — Конечно, Инна-Ро — чудовищный брюзга, но он один из немногих людей, кому я могу доверять безоговорочно. Согласись, это важно?

— Конечно, — сказала я. — А он ведь еще и чародей...

— Колдовство — ничто, если разум тёмен и скуден, а к острому уму не прилагается способность мечтать, так он говорит. Правда, добавляет: главное, чтобы мечты не были бесплодными.

Я не стала спрашивать, что это означает, и так было ясно. Можно сколько угодно воображать, как выйдешь замуж за короля, только цель от этого не приблизится. А вот если мечтать, но при этом делать всё для достижения цели... ну, хотя бы тщательно вытирать пыль, раз уж Королевское испытание состоит еще в этом, тогда, быть может, тебе и повезет.

— Что привело тебя в замок, Гара-Тесса? — спросил вдруг незнакомец.

— Мы с кузинами приехали на смотрины, — честно ответила я.

— Надо же, как интересно... И что ты, в таком случае, делаешь здесь в таком наряде?

— Я... ну... Это Королевское испытание! — выпалила я и добавила по наитию: — Правда, никто нам не сказал, в чем оно заключается. Может быть, вы знаете, сударь?

— Знаю, конечно... — задумчиво ответил он.

— Но не скажете?

— Почему?

— Может быть, не полагается этого делать, и вы пытаетесь найти вежливый предлог для отказа? Я понимаю, сударь, и...

— Я просто гадаю, кому взбрело в голову устроить такое представление. Нет, не говори! — остановил он меня. — Я же лишусь половины веселья, если узнаю, чьих это рук дело! Правда, участницам этой забавы не до смеха, не так ли?

— Ну... — я покосилась на своё ведро. — Это оказалось весьма неожиданно, сударь. Мы полагали, что оценивать станут наши манеры, образование и прочие добродетели, но никак не умение мыть полы и чистить хлевы.

— Это-то как раз нормально для Испытания, — сказал он и присел на край стола. — Скажи спасибо, что тебя не пошлют в чумной барак ухаживать за умирающими. И посуди сама: много ли толку от изящных манер, когда в замке совсем не осталось мужчин, не считая детей и немощных стариков? Кто-то ведь должен ходить за скотиной, кормить остальных и поддерживать порядок, так почему не хозяйка? Вернее, хозяйка обязана делать это в первую очередь — в отсутствие супруга ответственность за людей лежит на ней.

— Вот как... — произнесла я, потому что не придумала ничего умнее.

Зачем всё это в наши времена? Я не могла вообразить ситуацию, в которой матушка с тетушкой оказались бы вынуждены сами стряпать еду на всех обитателей нашего замка или стирать белье на реке!

— Королевское испытание состоит из трех этапов, каждый из которых может подразделяться на несколько других, — сказал вдруг незнакомец, и я обратилась в слух. — Не думаю, правда, что вас заставят пройти его полностью, хватит и части. Так или иначе, самый первый этап — смирение. Думаю, ты уже поняла его суть?

— Пожалуй, сударь... Выполнять грязную работу и не жаловаться — этого от нас добиваются?

— Не просто выполнять, а делать это с тем же усердием, с каким ты училась танцевать, чтобы блистать на балах, — поправил он. — Мало смириться с тем, что ты вынуждена мыть полы... или что ты делаешь этой тряпкой?

— Протираю пыль.

— Повезло. Так вот, Гара-Тесса, нельзя делать это лишь для того, чтобы распорядитель отметил — такая-то выполнила всю порученную работу. Если ты станешь делать это лишь ради заветной галочки напротив твоего имени в списке, ты не перейдешь ко второму этапу.

— Я не понимаю, сударь... — прошептала я. — Нам велели тянуть жребий, сказали, что каждые несколько дней станет меняться задание и те, с кем вместе мы должны его выполнять, вот и все. Еще добавили: оценивать будут всех, и если кто-то станет лениться и работать спустя рукава, то пострадают и другие...

— Нужно запретить это Испытание, — сказал он себе под нос, — для всех, кроме, собственно, королей.

Я едва успела прикусить язык, чтобы не сказать — ведь именно его величество пригласил нас сюда!

— Неважно, кто и что сказал, — добавил мужчина. — Оценивать будут не люди.

— Кто же? — голос у меня почему-то сел.

— Старая Птица, — ответил он, словно это было нечто само собой разумеющееся. — Этот замок. Если ты сумеешь отнестись к нему, как к своему дому... Ты ведь не допустишь, чтобы в твоем Гаррате по углам катались клубки пыли, а окна заросли паутиной, даже если не останется слуг и придется взять дело в свои руки?

— Конечно же, нет!

— Так и здесь... Нет, — покачал он головой. — Трудно объяснить, Гара-Тесса. Можно выполнять задания так, что любой распорядитель расплачется от восторга: всё кругом будет сиять, соринки не найдешь, но это будет мертвая чистота. Злая.

Я открыла было рот, чтобы спросить, что он имеет в виду, но догадалась сама. От злости можно много чего сделать, в том числе отдраить полы в целом замке и перечистить всё серебро. Но сделано это будет без малейшего желания, с отвращением даже, и... наверно, замок это почувствует? Эта самая Старая Птица, чем или кем бы она ни была?

"Вряд ли я смогу с радостью стирать белье в холодной воде, — подумала я. — Что ж, я знала — у меня нет шансов. Не очень-то и хотелось!"

— Старая Птица видит наши мысли и чаяния, — сказал вдруг незнакомец. — Сделанное напоказ её не порадует. А какая-нибудь мелочь, исполненная от души, — дело другое. Больше я ничего не могу тебе сказать. И так уже наговорил лишнего...

— А почему — Старая Птица? — не удержалась я.

— И ты еще уверяешь, что Гаррат — не глушь? — засмеялся он. — Неужели там не слыхали этой легенды?

— Н-нет...

— Что, и об украденном солнце не рассказывают?

— Я не слышала, — призналась я.

— Дожили... — пробормотал он. — Что ж... Сказитель из меня скверный, но если коротко, то дело было так: давным-давно Враг похитил солнце с неба. Сама понимаешь, чем это обернулось.

— Неужели нет!

— Многие пытались вернуть его, но... кто не смог добраться до крепости Врага, кто погиб на подступах к ней или угодил в плен и умер в заточении. И так длилось до тех пор, пока не погибли все молодые и сильные. Остались старики, дети и женщины. Птица была, как понятно по имени, уже старой, но когда последний из ее детей не вернулся, решила — раз больше некому, значит, ей придется взять меч и идти за солнцем...

— Чем же она держала меч, если у нее крылья? — не удержалась я. — В лапах? А ходила как?

— Пришлось отрастить вторую пару лап, — усмехнулся он и накрыл ладонью вышитый на груди герб. Тут только до меня дошло, что под Старой Птицей он имеет в виду грифона! Ну конечно: у него и крылья, и меч в лапе! — Чего только не сделаешь, чтобы мир спасти. И она добралась до цели. Долго рассказывать, на это у хорошего сказителя несколько вечеров уходит. Главное — Враг был повержен, а солнце вернулось на положенное место в небесах.

— А Птица?

— Дожила свой век в окружении уцелевших внуков и правнуков, как подобает. Иначе от кого бы мы узнали о ее приключениях? У нее, знаешь ли, не было оруженосца!

— Никто не рискнул отправиться с нею вместе?

— Скорее уж, она никому не позволила следовать за собой. Старики, намного более дряхлые, чем она сама, задерживали бы ее, дети... ну кто же берет детей в такое опасное путешествие? — без тени улыбки произнес мужчина. — В память о Старой Птице мы, ее потомки, носим этот герб. Отвоеванное солнце всегда с нами. И меч — чтобы никто больше не посмел протянуть к нему руку... или даже лапу.

Только сейчас я поняла, чем меня так смущал этот герб. На королевском грифон опирался на щит, а меч держал острием вниз. На том же, что я увидела сперва на доспехах, а теперь и на тунике незнакомца, грифон воинственно воздевал оружие, а под свободной лапой у него был вовсе не круглый щит, как мне показалось, а... солнце. Кругом располагались не какие-то завитушки для красоты, а лучи, как их изображали на старинных гравюрах.

"Так это вовсе не особа королевской крови, — отлегло у меня от сердца. — Разве что отпрыск какой-то дальней ветви... Герб похож, но не так уж сильно. И все равно непонятно, что же он тут делает!"

Расспрашивать я не рискнула, сказала лишь, чтобы не допустить неловкой паузы:

— Должно быть, страшно ей было...

— Неужели нет, — улыбнулся он. — Не за себя — за тех, кто остался дома.

— Понимаю: если бы с ней что-то случилось, их уже некому было бы защищать.

— Именно так. Она, правда, оставила с ними своё сердце, но оно может только светить и согревать любовью... хотя в темные времена и это немало, не так ли?

Я кивнула, полагая, что ответы на подобные вопросы не требуются.

— Говорят, — добавил он вдруг, — когда Старая Птица улетала на бой, она была совершенно седой. А вернулась в золотом оперении — это солнце ее поцеловало в благодарность за спасение.

— У нас тоже говорят про рыжих и веснушчатых — солнцем отмеченные, — вспомнила я.

— О, Гаррат исправился в моих глазах, — серьезно ответил он. — Хоть что-то у вас помнят...

— А этот замок, сударь? Испытание проводят именно здесь из-за Старой Птицы? — расхрабрилась я.

— Именно так. Говорят, в основании фундамента лежит ее гнездо. Легенда это или нет, но... замок не так-то прост. Он сам решает, кто достоин пройти Испытание, кто нет, а вовсе не распорядитель. Поэтому... тебе пора, Гара-Тесса. Думаю, у тебя еще много работы, да и меня ждут дела.

— Благодарю, сударь, — искренне сказала я и поклонилась, удостоившись недоуменного взгляда.

— Почему ты все время приседаешь?

— Я... У нас так принято кланяться, — нашлась я. — Я имею в виду, у женщин.

— Что за дикий обычай... — встряхнул он головой. — Сделай милость, не повторяй этого при мне.

— Как вам будет угодно, сударь, — с удивлением ответила я. Матушка очень гордилась тем, что выписала нам учителя из столицы, и тот обучил нас и танцам, и настоящим придворным поклонам.

— А теперь иди. Надеюсь, — он сдержанно улыбнулся, — жених стоит того, чтобы пройти ради него Испытание.

"Вот и я на это надеюсь..." — подумала я и выскочила за дверь, чуть не позабыв впопыхах ведро.

4.

Я точно не успею справиться с работой в срок, вот что я поняла, открыв следующую дверь. Эта комната была кошмаром горничной — забитая мебелью, темная — светильники не спасали.

Недолго думая, я протиснулась к окну и, повозившись, распахнула ставни. В комнату ворвался ветер, и светильники погасли, ну да ладно! И без них светло — солнце поднялось уже высоко и било как раз в окно.

"Странно, в библиотеке оно будто бы стояло пониже", — мельком подумала я и взялась за дело.

Будь моя воля, я бы выкинула прочь половину обстановки. Вот эти дурацкие кресла, набитые конским волосом, к примеру, — обивка совсем вытерлась и кое-где потрачена молью и прогрызена мышами, сиденья продавлены, да и не подходят они к остальной мебели! Их я даже протирала небрежно, до того они мне не понравились. А вот массивный секретер я, каюсь, долго разглядывала, до того хороша была инкрустация перламутром на темном дереве! Она кое-где попортилась и осыпалась, но восстановить ее не так уж сложно. Только ставить такую вещь нужно в просторном кабинете, чтобы можно было и подойти без помех, и полюбоваться красотой отделки...

Здесь я провозилась изрядно, потом снова побежала менять воду, и на обратном пути едва не наступила на еще одну несчастную — она тщательно мыла лестницу.

— Простите, я не нарочно, — сказала я, увидев, что вода из моего ведра плеснула на уже вымытые ступени.

— Не страшно, высохнет, — ответила девушка, подняв голову, и я узнала принцессу Карадин. Голова у нее была повязана косынкой, юбка подоткнута, а тряпкой она орудовала с завидной сноровкой. — Идите же! Вижу, вы тоже... замешкались?

— Я... именно так, сударыня. Не предполагала, что протирать пыль — настолько хлопотное занятие!

— В следующий раз попробуете себя в мытье полов, — принцесса выжала тряпку и поднялась на ноги. — Пойду и я за водой. В чане еще хоть что-нибудь осталось?

— Предостаточно, сударыня.

Она усмехнулась и ушла вниз по лестнице, а я подумала: может, далеко не все восприняли слова распорядителя всерьез? И вовсе не стараются? Считают, достаточно повозить грязной тряпкой, сделать вид, что заняты работой?

— Нет уж, — сказала я себе под нос. — Матушка всегда говорит: взялась, так делай как следует! Вот я и буду... как получится...

Не знаю, насколько хорошо у меня получалось, но к обеду я не успела закончить. Гул колокола, разнесшийся по всему замку, застал меня всего лишь в пятой по счету комнате. Что поделать, пришлось идти умываться.

— Чудовищно! Просто чудовищно! — Лисса едва не плакала, расплескивая воду. — От меня до сих пор воняет птичником!

— Разве что самую малость, — принюхавшись, сказала Делла. — Что ты там делала?

— Сперва кормила этих ужасных птиц... Представляешь, петух меня клюнул! Клюнул! А гуси... это чудовища какие-то, а не гуси! — Лисса шмыгнула носом и продолжила: — А потом мы собирали яйца. И вот что я вам скажу: лучше уж искать их в кустах и крапиве, чем вынимать из гнезд в курятнике! Там... Ужас! Полей мне еще, Тесса...

— Ну, мне еще повезло, — вздохнула Делла и тут же чихнула. — Ковры, конечно, чудовищно тяжелые, и выбивать их — ужасная морока, но они хотя бы не клюются.

— А мебель не щиплется, — поддержала я и потерла синяк на бедре — ударилась о выступающий угол стола. — Лисса, послушай... Ну послушай же!

— Что еще?

— Ты слышала когда-нибудь легенду о Старой Птице?

— Нет, — помотала она головой, так что полетели брызги. — Ты об этом замке? Я спрашивала других девушек, они понятия не имеют, почему он так назван.

— Ясно... а империю Дзейли знаешь?

— Первый раз слышу! Откуда ты это взяла?

— Увидела на старой карте, в одной комнате висела, — нашлась я. — Наверно, это фантазия. Ну, как пишут "здесь водятся чудовища", если не знают, что там, за горизонтом...

— Наверно.

— А про битву при Эрдолане не читала? — не отставала я.

— Вроде бы знакомое название... — нахмурилась Делла. — Что-то такое... южное, кажется. Тоже на карте было?

— Нет, на картине. Она так и называлась, — пояснила я. — Ну, вы знаете: огромное полотно, кони, люди, звери какие-то, ничего толком не разобрать. И год не написан. Я и подумала, что если я не помню, то вы, может...

— Нет, это нужно смотреть в книгах, — покачала она головой. — Хм, интересно, а есть ли здесь библиотека?

— Должна быть, — уверенно ответила Лисса. — Тесса, ты не натыкалась?

Я только головой помотала. Скажи я о библиотеке, могла бы проговориться и о таинственном незнакомце, а рассказывать о нем мне вовсе не хотелось.

К тому же, меня посетила такая мысль: что, если этот человек действительно какой-то королевский родственник? Вот только он... как бы это помягче выразиться... не в своем уме. Считает себя потомком Старой Птицы, рассказывает небылицы о далекой стране Дзейли и о несуществующих битвах при Эрдолане... И даже эта его скоропись — лишь порождение больного рассудка, обычные закорючки, в которых лишь он один способен увидеть какой-то смысл.

— Пойдемте, уже был второй колокол, — сказала Делла, и мы поплелись за ней в трапезную.

По пути я не переставала думать о незнакомце.

Наверно, его поселили здесь, чтобы не попадался на глаза остальным родственникам, подумала я. Может быть, ему нравится бывать в библиотеке, листать старинные книги, бродить по темным коридорам... Он как будто не от мира сего, это сразу заметно. Одет странно, говорит тоже странно, не знает окрестностей столицы, будто никогда не покидал этого места!

Но почему же его не увезли на время проведения Испытания? Он не пожелал покинуть замок? Пожалуй, с таким и чародей не враз совладает, если он примется сопротивляться!

Скорее всего, он не опасен, решила я. Живет в своем выдуманном мире, в котором ему хорошо, вот и все. Он ведь был вежлив с незваной гостьей, не так ли? По-своему, но... Он действительно не причинил мне вреда! А что не подумал о правилах приличий... похоже, в его волшебной стране они совсем не такие, как у нас.

Лучше молчать о нем, вот что. Должно быть, с него взяли обещание не попадаться на глаза гостьям, но он не удержался и пошел в библиотеку среди бела дня: не иначе, воображаемое войско с нетерпением ожидало полководца или же заморские послы — правителя, и ему нужно было уточнить что-то в книге и записать для памяти, только и всего.

Если я проговорюсь, его ведь могут наказать. Запрут где-нибудь понадежнее, раз уж его по какой-то причине нельзя отсюда увезти, и не выпустят, пока гостьи не разъедутся. И кто знает, что он успеет придумать, сидя под замком? Решит, к примеру, что его предали, что замок захватили враги... И чем это закончится? Он выйдет на волю (или даже найдет способ сбежать), возьмет оружие и примется очищать свой дом от врагов? Или...

— Тесса, как ты можешь есть эту дрянь? — услышала я страдальческий шепот Лиссы и опомнилась.

Оказалось, я успела уничтожить большую часть содержимого тарелки, даже не почувствовав вкуса. Сейчас, правда, распробовала: оно было недосоленным, а еще на зубах поскрипывал песок — похоже, овощи не слишком хорошо помыли. Да и куриная лапка с когтями и пара перышек, обнаружившиеся на дне тарелки, поубавила аппетита...

Судя по вымученным улыбкам нескольких девушек за соседним столом, эту трапезу готовили они. Им не повезло намного больше, чем нам с кузинами, вот что! И бабушка, и матушка сами спускались на кухню, чтобы приготовить какой-нибудь изысканный десерт или особое блюдо, не доверяя его служанкам, но вряд ли они знали, как состряпать обед на несколько десятков человек... А даже если и знали понаслышке, уж точно никогда не пробовали это делать.

"На кухне я точно опозорюсь", — подумала я и поболтала ложкой в неаппетитном вареве. Сильно проголодавшись, вот как я сейчас, можно и не такое съесть, но... Сомневаюсь, что у меня получится лучше. А если командовать опять станет наша предводительница, уверена, ничего путного у нас не выйдет.

"Смирение, сказал Грифон, — вздохнула я. Я решила называть незнакомца так: имени его я не знала, но надо же как-то именовать его в мыслях? — Что бы мне ни выпало в следующий раз, я постараюсь выполнить это хорошо. Даже если никогда не делала этого прежде!"

Почти все встали из-за стола голодными. Я видела, однако, что принцесса Карадин (как и несколько ее соседок по столу) мужественно одолела изрядную часть своей порции и даже нашла в себе силы поблагодарить стряпух. Мне хотелось последовать ее примеру, но я не успела — кузины увлекли меня прочь из трапезной. Может, оно и к лучшему: подумали бы еще, что я подлизываюсь к принцессе...

И одно только не давало мне покоя, не укладывалось в стройную версии о тихом сумасшедшем, обитающем в замке Старой Птицы: его рана. Откуда он возвращался среди ночи в окровавленных доспехах? И куда подевался его меч? В библиотеке я видела у него кинжал, а вот ночью при нем не было оружия! Во всяком случае, я его не заметила.

Хотя... Возможно, это тоже часть его фантазий, и меч у него воображаемый. А рана... Можно неудачно упасть откуда-нибудь, напороться на ветку или камень — вот и всё. Наверно, он воображал штурм замка, взобрался на стену или дерево и не удержался... Да. Скорее всего, так и было. И доспехи не настоящие, не слишком-то прочные, и на плече у него всего лишь царапина, иначе как бы она, в самом деле, зажила за двое суток?

"Почему двое суток? — только теперь спохватилась я. — Еще и одних не прошло!"

Должно быть, Грифон попросту потерял счет времени. Ему что день, что неделя... ничего не меняется в его выдуманном королевстве.

Если честно, я ему даже немного позавидовала.

После обеда нас ждал короткий отдых, а затем прогулка под присмотром горничных. На наше счастье, хотя и вновь собрались тучи, дождь всё не начинался, а потому мы хотя бы не промокли. И всё равно в парке (какой уж там внутренний двор, территория замка оказалась намного больше, чем можно было предположить, глядя на него с фасада) мы в своих одинаковых черных плащах с капюшонами выглядели, словно стая озябших галок. Они как раз раскричались в кронах голых деревьев, вот сравнение и пришло мне на ум. Правда, мы были намного более молчаливы: все старались держаться по двое-трое. Видимо, кто-то приехал вместе, как мы с кузинами, кто-то успел познакомиться здесь хотя бы с соседками по спальне. Изрядная компания имелась только у принцессы Карадин и еще двух девушек, включая ту самую брюнетку в зеленом, но это и понятно.

"Интересно, — подумала я, под руку с кузинами вышагивая по мрачной аллее, — а что Старая Птица подумывает о доброжелательности и, к примеру, взаимовыручке?"

В легендах такие качества обычно очень ценятся, но здесь... Сомневаюсь, будто кто-нибудь протянет руку помощи — все ведь стремятся преодолеть Испытание, и чем меньше останется соперниц, тем лучше, не так ли? Чего доброго, немного освоившись, девушки начнут пакостить друг другу. Это ведь совсем просто: можно разлить помои на чисто вымытый пол, опрокинуть корзину с бельем в грязную лужу, якобы нечаянно бросить что-нибудь несъедобное (да хотя бы высыпать горшок соли!) в котел с обедом... Да мало ли еще способов! Я и то могла сходу придумать добрый десяток таких пакостей, а многие, уверена, были куда более искушены в подобном.

Еще тетушка рассказывала о временах своей юности, о том, как они с сестрами соревновались в том, кто быстрее выживет из дома горничную — не потому, что та скверно прислуживала, а просто так, забавы ради. Я помнила кое-какие из этих рассказов и полагала, что и кузины их не забыли. И, вполне вероятно, могут пустить тетушкины ухищрения в ход... хорошо, если не против меня. Оставалось только надеяться на лучшее и какие-никакие родственные чувства...

А может, ничего и не случится. Всё-таки за нами пристально наблюдают, и подобные поступки не останутся незамеченными! Вот только... кто сказал, что за них осудят?

— Очнись, Тесса, — сказала мне Делла. — Ты будто спишь на ходу!

— Так и есть, я не выспалась, — вздохнула я. — Всю ночь мерещились какие-то ужасы: сама понимаешь, старинный замок, да еще такой зловещий...

— Это всё твое воображение, — строго ответила она. — Замок как замок, запущенный, правда. Похоже, к нашему приезду тут отмыли только парадные залы, коридоры да несколько спален, а всё остальное любезно оставили для нас!

— То ли еще будет, — жалобно произнесла Лисса и снова с подозрением принюхалась к своей руке. От кузины даже после мытья попахивало птичником, но мы с Деллой деликатно помалкивали. — Может быть, нам лучше...

Она не договорила, но мы прекрасно поняли ее и без слов: может, сразу отказаться от этого нелепого испытания? Уехать из неуютного холодного замка в родной дом, рассказать об ужасах Испытания (приукрасив их, конечно же, чтобы впечатлить родных и домочадцев) и забыть о нем раз и навсегда? И о короле тоже, конечно же: нет ведь никакой уверенности, что он выберет кого-то из нас, даже если мы сумеем преодолеть все тяготы и доберемся до заключительной части Испытания! А раз так, то чего ради терпеть лишения?

Но обсуждать это вслух мы, конечно же, не рискнули...

*

Вернувшись к себе, мы коротали время до вечера, сочиняя письма домой. Писать нам не возбранялось, но распорядитель сразу сказал, что запечатывать послания не нужно, их непременно прочтут. Очевидно, распространяться о подробностях Королевского испытания не следовало, а раз так, то о чем писать? Мы живы, здоровы (во всяком случае, пока), вот и всё. В конце концов, родителям будет достаточно этих строк для того, чтобы быть спокойными за нас, чего же еще желать?

Моё письмо получилось до неприличия коротким, и я, положив его на прикроватный столик, сказала кузинам, что прогуляюсь перед ужином.

— Ты в парке не нагулялась? — фыркнула Делла, кутаясь в плащ и натягивая рукава на ладони.

Наш гардероб сделался богаче: Ина принесла нам смену белья и повседневные платья — черные и коричневые, можно было даже выбрать, такая щедрость! Теперь от горничных мы отличались разве что отсутствием передников. Впрочем, цвет и фасон нас уже не слишком заботил, главное, платья были теплыми, из толстой шерсти — ужасно колючей, по мнению Лиссы. Вязаные чулки и вовсе возмутили ее до глубины души — в них нога не помещалась в туфли, а без них было, мягко говоря, зябко.

Впрочем, обувью хозяева замка тоже озаботились: со всех нас сняли мерки и обещали вскорости обеспечить прочными башмаками. И то: мы как-то не рассчитывали ходить на речку и в хлев! Дорожные же ботинки вряд ли бы продержались долго: они все-таки были рассчитаны на путешествие в карете!

Сегодня в комнате было намного холоднее, нежели вчерашним вечером: не иначе, топить печи тоже послали девушек, а делать это без сноровки не так-то просто. У нас дома печами и каминами занимался опытный старик, и я не раз слышала, как он распекает молодых слуг — то они не так сложили поленья, то подбросили слишком много дров, то слишком мало, то сунули в топку сырое дерево, задымив все покои, то слишком рано закрыли вьюшку... Это была целая наука, и я подумала, что, быть может, с этим делом мне удастся справиться хоть сколько-нибудь хорошо? Ох, вряд ли... Дома мне доверяли подложить полено в огонь (я любила сидеть на ковре у камина и смотреть, как танцуют язычки пламени на головнях, словно сказочные духи пламени) или осторожно поворошить угли кочергой — тогда летели красивые искры... Но вот растопить незнакомую печь — это может оказаться не так-то просто.

"Нечего загадывать, — сказала я себе, выйдя в коридор, — что будет, то и будет. Не то ты со своим воображением напугаешься прежде, чем получишь следующее задание, да так, что от страха вообще ничего не сумеешь сделать. Довольно думать об этом! Лучше вспомни о том, что не закончила сегодняшний урок!"

Слова распорядителя не давали мне покоя: если не сделаешь чего-то сегодня, придется заканчивать завтра. А ну как меня отправят на птичий двор? Тогда я точно не улучу времени, чтобы вернуться к треклятой пыли! Но сейчас мне совершенно нечем заняться, так почему бы и не прогуляться наверх и не завершить начатое, благо ведро и тряпку я оставила там — еще тогда подумала, что, может, после обеда вернусь...

Сказано — сделано.

Наверху было темно, только в коридорах тускло горели светильники, но заблудиться там сложно, и я живо отыскала нужную дверь. И ведро, да, когда споткнулась о него в темноте и ушибла палец на ноге. Спасибо, воду не расплескала!

Пришлось ощупью найти светильник в комнате (хорошо, я еще днем запомнила, где он находится), зажечь его от огонька в коридоре, осветить всю комнату, а потом уж заниматься делом. Удивительно, но теперь у меня получалось намного лучше и быстрее... Впрочем, чему удивляться? Когда не выполняешь какое-то действие бессмысленно, а знаешь его смысл и цель (хотя бы в общих чертах), то работа спорится.

Взять хотя бы прописи: будучи ребенком, я терпеть не могла вырисовывать палочки и закорючки, ставила кляксы и рвала тетради, пока дедушка не снизошел до меня и не объяснил: без этих закорючек я никогда не научусь писать красивым почерком, как у него, не смогу вести переписку с родственниками, подругами и важными людьми, а вдобавок неграмотную никто не возьмет замуж — это ведь позор, чтобы знатная девица не умела держать перо в руках! О замужестве я тогда не думала, а вот позориться перед родней (особенно перед кузинами — Делла ведь уже умела писать, пусть и коряво) не желала.

К тому же я сама сообразила: кроме писем (которые мне пока что некому было отправлять) можно ведь записывать свои фантазии, чтобы не позабыть! Правда, прятать такие записки приходилось чрезвычайно тщательно: если бы кузины их нашли и прочли, то непременно разболтали бы, а это... Мягко говоря, очень неприятно.

Осознав это, я придумала свой собственный язык — теперь никто не сумел бы разобрать в моих рассказах! Правда, давно уже ничего не писала на нем, но еще не позабыла, какая закорючка что означает...

"Придуманный язык! — сообразила я. — Совсем как у Грифона... Он, наверно, тоже хорошо помнит, как изменится значок в этой его скорописи, если к нему добавить точку или черточку".

Закончив — оставалось-то мне всего ничего, и, наверно, если бы утром я не разговорилась с Грифоном, то успела бы до обеда, — я направилась вниз, а по пути не удержалась — толкнула дверь библиотеки.

Увы, дверь была заперта. Жаль... Я бы взяла что-нибудь почитать: из дома я не взяла только две книги, самые любимые, которые могла перечитывать вновь и вновь, но этого ведь мало! Наверно, Грифон не рассердился бы, если бы я выбрала что-нибудь занимательное? Да хотя бы описание империи Дзейли или какой-нибудь войны, а лучше того — легенды и сказания. И почему я не додумалась спросить у него разрешения? Может, он сам выбрал бы что-нибудь не слишком сложное (вряд ли я много пойму в военном трактате), но занимательное...

"Раньше нужно было думать", — сказала я себе и пошла прочь. Должно быть, те, кому поручено было присматривать за Грифоном, обнаружили его отсутствие (не сомневаюсь, он умел обманывать бдительность надсмотрщиков, то есть чрезмерно преданных подданных, следующих за ним по пятам) и... Возможно, в самом деле заперли его от греха подальше. И библиотеку тоже закрыли — незачем посторонним шарить по полкам и хватать дорогие старинные фолианты!

"Странно, — подумала я. — Замок ведь действительно запущен. Кое-что привели в порядок, но... неужели за библиотекой настолько тщательно следили, что ни одна книга не пострадала от сырости?"

Я припомнила: переплеты отнюдь не выглядели покоробившимися и тем более заплесневелыми, страницы в той книге, что положил передо мной Грифон, не склеились и не пошли пятнами, чернила не поплыли, а бронзовый переплет не позеленел. Книга была потертой, словно ею часто пользовались, но вовсе не собиралась рассыпаться по страницам.

"Может, и следили, — решила я. — Если эта библиотека — постоянное прибежище Грифона, то ничего удивительного нет. Он ведь хочет видеть в ней порядок, потому там и пыли нет, и..."

Там окна застеклены, вспомнила я. Большие окна в человеческий рост. Когда я вошла, библиотека была залита светом, но в ней было тепло, ниоткуда не сквозило, как в любой другой комнате замка с распахнутыми ставнями.

И стекла в рамах были вовсе не мелкие, иначе я обратила бы внимание на частый переплет — от него и тени падают заметные, и света в помещение попадает меньше.

"Ты обратила бы внимание, ну конечно! — сказала я сама себе. — Ты же ничего не замечаешь у себя под носом! И суток не прошло — сообразила, что именно увидела..."

И всё-таки, до чего странно! Я еще не видела здесь стекол в окнах. Может быть, в господских покоях нечто подобное и было, но там я не бывала. И окна везде узкие, с выступающими наружу подоконниками — дедушка объяснял, это для того, чтобы пущенная снизу стрела не попала, если тебе вздумается высунуться. А настолько маленькие они ради того, чтобы человек не пролез, если замок станут штурмовать и приставят лестницы. Если окно чуть побольше, то на нем непременно окажутся прочные решетки, намертво вмурованные в каменную кладку — их я видела, к примеру, в трапезной на первом этаже.

Этот замок был настоящей крепостью, и увиденная мной библиотека... Она была словно из другого места!

Но я ведь не могла ее выдумать! Я прекрасно помню большие прямоугольники света на каменном полу, редкие пылинки, кружащиеся в солнечных лучах, блеск начищенного канделябра на полированном столе...

Как ни старалась, я не могла придумать этому объяснения. Правда, спросила у Ины, когда та пришла после ужина и принесла воду для умывания:

— Скажите, а в замке есть библиотека? Хотелось бы почитать перед сном...

— У тебя еще есть на это силы? — фыркнула Делла, но я не обратила на нее внимания.

— Нет, сударыня, — отозвалась горничная. — Вернее, зал остался — он в другом крыле, — но всё мало-мальски ценное оттуда вывезли много лет, если не веков назад, а то, что осталось, сгрызли мыши. Боюсь, книги у нас здесь остались только счётные.

Я вспомнила толстенные тома у распорядителя и вздохнула.

Как же так? Неужели мне действительно померещилось? Но это было словно наяву... Может быть, Старая Птица решила пошутить надо мной? И как знать, не видели ли чего-нибудь подобного другие девушки?..

5.

День тянулся за днем, и вскоре я поняла, что Делла права. Какое уж там почитать перед сном: упасть бы и забыться!

У нас болели колени, спины и плечи, а во что превратились руки, лучше даже не описывать. Лисса плакала по вечерам, рассматривая коротко обрезанные ногти (она так гордилась их длиной, нежным цветом, блеском и совершенной формой) и огрубевшие ладони.

— Да ведь если после этих пыток они и впрямь решат оценить наши успехи в изящных искусствах и велят... хотя бы сыграть на клавироне, как мы станем это делать? — вскричала она однажды, а я только вздохнула.

В игре на музыкальных инструментах я уступала кузинам, хотя, конечно же, не опозорилась бы и за клавироном, и с лантой в руках, но Лисса была права — пальцы утратили былую чувствительность, и теперь ничего не стоило взять не тот аккорд или промахнуться мимо струны. И, наверно, если письма наши действительно отправляли домой, то родные удивлялись изменившемуся почерку...

— Можно подумать, они поставили себе целью изуродовать лучших девушек королевства, а не выбрать из них достойнейшую! — сердито произнесла Делла и шмыгнула носом.

Близилась зима, а лучше топить не стали. Я ошиблась: столь важное дело нам не доверяли, здесь были свои истопники, и им, похоже, приказали беречь дрова. С другой стороны, только на нагрев воды, чтобы отмыть всех девушек после работы, этих самых дров уходило немало, так что бережливость эту можно было понять.

Ну а таскали воду теперь мы сами. Помню, я едва не надорвалась, попытавшись поднять полное ведро. Что ж, пришлось носить по половинке. Так было дольше, конечно, но если не мешкать, то ничего, не страшно.

Вот на кухню я до сих пор не попадала. Многое пришлось переделать, и далеко не со всем я справлялась так, чтобы не пришлось стыдиться, но хотя бы позориться со стряпней не пришлось. Впрочем, я знала, что рано или поздно меня не минует это назначение: когда меня отпустил первый испуг и удивление, я начала следить за остальными и записывать, кто уже побывал на каких работах и как долго ими занимался.

Выходило, поблажек не делали никому: та же принцесса Карадин вчера, к примеру, стирала на речке (я до сих пор вспоминала это с ужасом).

Приходилось, конечно, вычеркивать выбывших, а их становилось все больше и больше, ряды наши заметно поредели. Кто-то уходил тихо — их просто недосчитывались поутру за завтраком, кто-то со скандалом — вчера же одна девушка вдруг разрыдалась посреди двора, швырнула корзину с выстиранным бельем наземь и закричала, что она, наследница знатного рода, не желает терпеть подобное унижение... Конечно же, ее желание мгновенно удовлетворили — мы видели, как отбыла неприметная карета, одна из тех, в которых развозили по домам не прошедших Испытание.

— Может, попросимся домой? — жалобно произнесла Лисса, дуя на озябшие пальцы. — Что скажете, девочки? Мы и так очень долго продержались! Скольких уже нет?

Прозвучало это довольно-таки зловеще.

— Почти половины, — ответила я. — Но сама подумай: мы действительно столько терпели, осталось совсем немного!

— Откуда ты знаешь? — нахмурилась Делла.

— Записываю и считаю, я же вам говорила. Все должны испробовать каждую работу, понимаете? У вас вообще осталось по одному назначению, а у меня... — я не удержалась и досадливо вздохнула: — У меня два.

— Почему так? — не поняла Лисса.

— Чем больше девушек куда-то отправляют, тем меньше времени дают, — пояснила я. — Считают, наверно, что так будет быстрее, но...

— Но кое-что я лучше бы одна сделала, чем кое с какими персонами! — гневно фыркнула Делла.

— Вот именно. Словом... может, еще подождем?

— Ну... пожалуй, — согласилась Лисса, задумалась и тут же оживилась. — О, так выходит, я буду мыть полы! Я еще этого не делала! А Делла... Делла — пыль вытирать, ты с этого начинала, Тесса! Ха-ха, это же совсем легко!

— Да уж, вспоминаю с тоской, — усмехнулась я.

— Раз так, то и впрямь нечего жаловаться, — сказала Делла. — Подождем. Правда, может оказаться, что потом нам придумают занятия похуже, но...

— Куда уж хуже?! — воскликнула Лисса. — От меня до сих пор несет навозом, а ведь уже неделя прошла, и я уже сколько раз вымылась... и платье выстирала!

— Тебе кажется, — невозмутимо ответила та. — Это нервы.

— Дедушка говорит, у служанок не бывает расстройства нервов, — ввернула я, — потому что оно случается исключительно от безделья.

— О, в таком случае, выходит, его величество желает удостовериться, что его будущая невеста ничем подобным не страдает, — усмехнулась Делла.

— Вот ведь странно, — сказала вдруг Лисса, накручивая темную прядь на палец. Волосы цеплялись за шершавую кожу, и она недовольно поморщилась.

— Что именно?

— Я же помню тех, которых исключили. Вот была такая Вита-Ранна, ну... чуть повыше меня ростом, с родинкой на щеке, я еще думала, это мушка...

— Ну и?..

— Она всегда очень старалась, — ответила Лисса. — Даже плакала, если чего-то не успевала. И шла доделывать после прогулки или даже после ужина, если могла. Но ее выгнали, а я... Ну, кое-что у меня совсем не получилось, правда! Я ужасно боюсь птиц, а эти мокрые простыни такие тяжелые, а вода просто ледяная!.. Словом, наверняка я очень плохо стирала, но... Я все еще здесь.

— А я не справилась на кухне, — призналась Делла. — Это был сущий кошмар. Все так суетились, что только мешали друг другу, а мне не хватило решимости на них прикрикнуть. Я подумала: вдруг мне только кажется, что я знаю, как лучше, а на самом деле совсем всё испорчу? Ну вот... вы помните, что получилось.

— Да, это действительно было ужасно, — вздохнула Лисса, а я кивнула и добавила:

— У меня тоже не задалась стирка. А когда гладили, я прожгла несколько вещей... Утюг неподъемный, а дышать в гладильной просто нечем, голова идет кругом!

— Словом, не понимаю, по какому принципу исключают претенденток, — завершила мысль Лисса. — Тесса? Может, ты сообразишь?

Я покачала головой. Не говорить же им о том, что решение принимает Старая Птица! Кузины меня на смех поднимут, припомнят все мои детские выдумки... Лучше уж промолчать.

— Вероятно, некая система отбора существует, просто мы ее не знаем, — произнесла Делла. — Думаю, смотрят не только умения на претенденток, но и их поведение, старание и... м-м-м...

— Взаимодействие с другими? — подсказала я.

— Да, пожалуй. Кто-то сразу берется командовать, как Тина-Санна...

Я кивнула — так звали брюнетку в зеленом.

— Кто-то, наоборот, подчиняется, кто-то, может быть, толком ни на что не способен, но подбадривает остальных, а у кого-то, — кузина покосилась на меня, — лучше получается действовать в одиночку. Всё это имеет определенное значение. Может быть, нам выставляют оценки по каждой позиции, а потом считают... право, не могу предположить!

— Очень похоже на правду, — кивнула Лисса. — Сперва уберут склочных, ленивых, вовсе уж безруких и тому подобных, а затем... О, я надеюсь, затем мы сможем проявить себя во всем блеске!

— Конечно, как только отмоемся от навоза, — ядовито улыбнулась Делла, — и приведем себя в порядок.

— О да, с такими руками я не могу показаться на люди! Согласись, Тесса, это ужасно выглядит?

— У меня еще хуже, — показала я свою руку. Недавно я исцарапалась в кровь, и ранки еще не зажили. — А у Деллы губы потрескались и нос обветрился.

— В любом случае, — заключила та, быстро ощупав его, — раз решили, будем ждать. Даже интересно, что с нами будет дальше...

В этом я была с ней совершенно согласна, вот только очень хотелось домой.

Уже скоро зимние праздники, а мы, похоже, не увидим родных, не получим подарков, не подарим их сами и не сможем повеселиться как следует в самую длинную ночь года... Ну, если нам не накроют столы в трапезной и не велят половине девушек приколоть к груди зеленую ленточку и танцевать за кавалеров. А если поровну поделиться не удастся — ведь до той поры непременно исключат еще кого-нибудь, — что ж, кому-то придется меняться ролями. Это могло бы быть даже весело (если у нас не случалось гостей, мы с кузинами развлекались именно так и танцевали друг с другом), но только не в такой мрачной обстановке!

*

Наутро меня и еще двух девушек ждали конюшни. Они здесь были небольшими: в одной содержались верховые кони для господ и гонцов, в другой — упряжные, в третью ставили лошадей гостей. Разумно, в общем-то: мало ли, какую заразу могут завезти путники, особенно, если у них наемные экипажи...

Я полагала, что втроем будет проще выгребать навоз: ведь если браться за ручку ведра вдвоем, оно не кажется таким тяжелым! Двое носят, третья выгребает, потом меняемся... Увы, меня не стали слушать. Тина-Санна — мне не повезло угодить в ее компанию — фыркнула и заявила, что и в одиночку справится, но если мы с Ода-Леттой на это не способны, то вполне можем работать вместе, а она потом придет и поможет. Летта — она была довольно бойкой, но рядом с Санной не тушевалась разве что принцесса Карадин, — взглянула на меня, виновато улыбнулась и ушла к средней конюшне, а я отправилась к крайней слева.

Лошадей, к счастью, заранее вывели конюхи — наверно, выпустили в загоны, — иначе не представляю, как бы мы справлялись. Я умею ездить верхом, но одно дело — сесть в седло хорошо выезженной, послушной лошадки, когда тебе помогает слуга, а рядом всегда есть кто-то, готовый прийти на помощь, и совсем другое — справиться с каким-нибудь тяжеловозом со скверным нравом! Я видела этих коней — у них копыта больше моей головы, наступит нечаянно — можно прощаться с ногой. А если такой играючи мотнет мордой, когда я попытаюсь надеть уздечку, я же просто улечу!

Говорят, лошади хорошо чувствуют страх и неуверенность, потому их нам и не доверили. Или, вернее, побоялись, что они нас покалечат, пускай даже не нарочно. Нам-то от этого легче не станет...

К слову, до сих пор в замке никто не пострадал, хотя я очень этого опасалась. Запросто можно было поскользнуться на мокрых ступенях, обвариться кипятком из котла, уронить на себя горячий утюг, свалиться в колодец или реку... Но нет, всё обходилось ушибами и ссадинами. Не иначе, Старая Птица ворожила: вряд ли бы ей понравилось, если бы в этом гнезде кто-то погиб глупой и нелепой смертью!

Такие мысли помогали хоть немного отрешиться от непередаваемого аромата навоза. Теперь я понимала Лиссу... Мойся, не мойся, а мерещиться этот запах будет еще долго. "Но ничего, — утешала я себя, — это не самое страшное. У тебя впереди еще кухня".

Хорошо, что там не будет Тина-Санны: она уже попотчевала нас отменным обедом — все встали из-за стола голодными. Спасибо, завтрак и ужин были нормальными, иначе мы поумирали бы от истощения — почти ни у кого не получалась хоть сколько-нибудь съедобная стряпня. Наверно, если бы кухонная работа была постоянной, девушки приспособились бы, поняли, как готовить правильно, но много ли освоишь за два-три дня? Да еще постоянно ругаясь друг с другом — каждая ведь знала (или думала, что знала), как будет лучше! Ну, это если не находилось командира вроде Тина-Санны, бравшего всю ответственность (и неизбежный позор) на себя...

Я вынесла еще несколько ведер — тоже таскала по половинке, как и воду, подышала свежим морозным воздухом и снова взялась за вилы. Вот ведь!.. Конь — благородное животное, а навоза от него не меньше, чем от какой-нибудь скучной коровы!

Дверь за спиной открылась и закрылась, процокали по каменному полу лошадиные копыта, и я сказала, не разгибаясь:

— Рано еще, я не...

— Ты меня подкарауливаешь, что ли? — весело ответил знакомый голос, и я все-таки выпрямилась и обернулась.

Это был Грифон, совершенно такой же, каким я его запомнила с той самой встречи в библиотеке. Разве что одет он был иначе, для выезда, и только герб на плече сиял по-прежнему даже и в полумраке конюшни.

Под уздцы он держал рослого рыжего коня — тот все норовил ухватить хозяина за ухо, а Грифон отталкивал его морду ладонью. Видно было, что игра привычна, и оба получают от нее большое удовольствие.

— Вовсе я не подкарауливала, — сказала я, невольно позавидовав им: носились на вольном воздухе в свое удовольствие, а теперь станут отдыхать.

И все же хорошо, что Грифона не заперли. Вот только почему выпустили днем, когда его может увидеть, кто угодно? Вряд ли он сбежал, ведь за конюшней хорошо смотрят, так как же...

— А почему ты постоянно попадаешься на моем пути? — живо спросил он.

— Просто совпадение. Сударь, я не знаю, где конюх, и...

— Не нужно мне конюха, — поднял он руку, — Этот мерзавец только меня и признает, так что будь любезна, дай дорогу. Я сам им займусь.

— Только вас? — удивилась я, посторонилась и оперлась на вилы. — А если... ну... Мало ли, что может случиться...

— Есть, конечно, кое-кто, кого Луч к себе подпускает, пускай и после долгих уговоров. Но пока я держусь на ногах, предпочитаю сам заниматься своим другом, — серьезно ответил Грифон и дернул рыжего за длинную челку. Тот в ответ схватил его зубами за рукав, пожевал и выпустил с довольным видом. — А ты, я вижу, держишься? Я так и думал, что ты не сдашься! Где это видано, чтобы отмеченные солнцем страшились трудностей?

— Мои кузины тоже не сдались, — сказала я. — Младшая, правда, предлагала попроситься домой, но потом согласилась потерпеть — немного осталось.

— Почему ты так решила? — Грифон замер с седлом в руках.

Я объяснила, как пришла к таким выводам, и он кивнул.

— Верно, со смирением вам скоро предстоит распрощаться.

— Даже не хочу предполагать, с чем нам придется поздороваться! — не выдержала я и поддела вилами клок грязной подстилки.

— С разумом, — ответил он. — Что так смотришь? Ты им вроде бы не обделена, поэтому бояться нечего.

— Но что это означает, сударь? Какие-то... загадки, задачи?

— Всегда разное, — уклончиво сказал Грифон, достав откуда-то скребницу. Я не увидела, откуда: то ли из одной ему известной ниши в стене, то ли с притолоки — с его ростом даже тянуться не нужно было. — Разум и есть разум. Не чувства. Это все, что я могу тебе сказать, и вовсе не потому, что не желаю, а просто... — он развел руками и едва увернулся от очередной лошадиной атаки. — Невозможно предугадать, как решит испытать вас Старая Птица на этом этапе.

— Втором? — зачем-то уточнила я.

— Да. Я был прав, видишь?

— В смысле?

— Я сказал, что этапы могут подразделяться на несколько других, помельче. Ваш жених не хочет терять времени понапрасну, — пояснил он. — Что ж, могу его понять, хотя...

— Вы заставили бы девушек пройти полное Испытание? — спросила я.

— Я бы вообще не стал его назначать, — ответил Грифон. — Это же не обязанность, а право. Как бы объяснить... Если тебе нужно жениться во благо короны, кандидатур кругом хоть отбавляй, но сердце не лежит ни к одной, тогда Испытание становится наилучшим выходом. Оно покажет наверняка, какая из девушек станет достойной супругой, верным другом и надежной опорой. Заметь, — добавил он, — о любви речи не идет.

— Как и обычно в браках высокопоставленных особ, — пожала я плечами. Нашел, чем удивить!

— Но если ты уже выбрал, то Испытание ни к чему, — закончил Грифон.

— А вдруг избранница не прошла бы его?

— Вот поэтому и не нужно проверять, — ответил он и нахмурился. — Или — или, Гара-Тесса. Или ты веришь себе — и неважно, из любви ты предпочел эту девушку или по расчету, — или Испытанию. Третьего не дано. Конечно, любовь может развеяться без следа, расчет оказаться неверным, а Испытание — не ошибается, но... — Грифон вздохнул. — Решать опять-таки тебе.

— Интересно, существует ли Испытание для мужчин? — вслух подумала я, и он засмеялся. Луч ответил ему коротким ржанием.

— Ему без разницы, юбку ты носишь или штаны!

— Вот на это бы я посмотрела, — мечтательно произнесла я. — Интересно, что в него входит? Должно быть, умение ездить верхом? Сражаться?

— Чистить навоз тоже бы заставили, — усмехнулся Грифон и, обняв коня за шею, посмотрел на меня. — И заниматься многими другими унизительными для среднего мужчины делами. Те, кто способен лишь красиво держаться в седле и недурно владеть мечом, вряд ли прошли бы даже первый этап.

— А вы? — не удержалась я.

— Намекаешь на то, что я мог бы по-рыцарски забрать у тебя вилы и закончить работу? Нет, Гара-Тесса, прости — не могу. Не потому, что не умею, просто не имею права. Да и ты мне спасибо за помощь не скажешь: вряд ли тебе хочется отправиться домой, когда уже так много осталось позади...

— Я вовсе не это имела в виду, сударь, — сердито ответила я и принялась за дело. Не то опять заговорюсь с ним, а держать конюшню пустой до ночи никто не станет!

— Не сердись, — попросил он и снова принялся орудовать скребницей. — Расскажи лучше, какое задание оказалось самым сложным?

— Сложно решить... — я вздохнула. — Каждый раз думаешь: о нет, ничего хуже и быть не может, но... Знаете, стирать на реке было просто ужасно. Я упустила простыню, пришлось бежать за ней по берегу и вылавливать из воды — она зацепилась за куст. Как я не переломала ноги на камнях, ума не приложу! И хорошо еще, что течение не быстрое, иначе я бы ее не догнала...

— Да, летом речка мелеет, — кивнул он, а я вздрогнула. Уже зима на дворе!

— Весной она, должно быть, бурно разливается? — осторожно спросила я, напомнив себе, что Грифон живет не в реальном мире, а в своем, вымышленном. И даже если он только что был снаружи и ездил верхом, глядя на унылые голые деревья, ничто не мешало ему воображать зеленые кроны, ясное синее небо над ними и жаркое солнце в зените.

— Да, тогда к ней даже мужчинам подходить опасно, — кивнул он. — Я, пожалуй, еще рискну отправиться на другой берег, но кому-то другому не посоветую. Да и зимой... Затянет в полынью — не найдут, бывало такое. Коварная речка.

— Вот как... — я кашлянула и продолжила: — Нынешнее мое занятие вы сами видите. И ощущаете... ароматы.

— Подумаешь, — сказал Грифон. — Доводилось мне обонять кое-что похуже.

— Колоть дрова мне тоже не понравилось. Топор всё время завязал в колоде — не могу ударить как следует, даже и с хорошим замахом. Я видела, как работают дровосеки, — пояснила я, когда он недоуменно взглянул на меня.

— Верно, Гаррат ведь расположен в лесной глуши! И как это я позабыл?

— А бить поленом оземь, чтобы высвободить топор, тоже я не могла, — продолжила я, не обратив внимания на его насмешку, — оно слишком тяжелое, сил не хватает. Но я придумала, как быть, — ударяла другим поленом по обуху, пока первое не раскалывалось. Но это было ужасно долго...

— И все же ты сумела это сделать, — без улыбки ответил он.

— Да, но... Я думала: если бы это было не Испытание, а мне нужно было бы поскорее наколоть дров, чтобы согреть... не знаю, больных или раненых? Детей и стариков? Пока бы я возилась, они успели бы замерзнуть насмерть!

— Зато ты сама согрелась, — сказал он, и я от неожиданности со скрежетом провезла вилами по каменному полу.

— Это вовсе не смешно, сударь!

— Разве я смеюсь?

Я помолчала. Спорить с ним не хотелось — всё-таки человек не в себе, мало ли, что взбредет ему в голову? Но и молчать не годилось: он явно ждал продолжения.

— Из самого ужасного осталась стряпня, — сказала я наконец.

— Неужели ты не умеешь готовить? — Грифон поднырнул под лошадиной шеей и оказался вплотную ко мне.

— Я... ну... — я отвела взгляд, потом созналась: — Не умею. То есть... Конечно же, я знаю рецепты и могу проследить, чтобы всё делалось, как положено! Матушка говорила, это важно, иначе всякая служанка сможет обмануть... Но самой мне никогда не приходилось готовить ничего сложного, я только наблюдала!

Я поняла, что оправдываюсь невесть за что, и умолкла.

— Дай, угадаю, — сказал Грифон и улыбнулся. — Ты опасаешься накормить товарок чем-нибудь похуже того, что состряпали они сами?

— Именно так, сударь. Откуда мне знать, как готовить обед на два десятка человек? Как всё это делать? Я видела, как потрошат птицу, но сама... не знаю, смогу ли повторить, — тут я вспомнила сиротливую когтистую лапку в своей тарелке и невольно улыбнулась. — Словом, будет очень обидно опозориться. Я и так-то не блистала, но хотя бы никто не видел, как я мучилась с дровами... или вот теперь...

— Ладно, — помолчав, произнес Грифон, оглянулся и подался ближе ко мне. — Послушай-ка...

Странное дело, от него пахло не только лошадиным потом и (что уж скрывать) его собственным, кожей и металлом, но еще и разогретым солнцем летним лугом, словно он долго лежал в траве... Какой-то невзрачный цветок запутался в волосах, а к воротнику прицепился репей. Конь тоже заметил его и с аппетитом сжевал.

— В чем дело, сударь? — мне хотелось попятиться, но было некуда.

— Открою тебе страшную тайну, — прошептал он. — Мне доводилось стряпать в походе на весь отряд.

— Ужасно, — сказала я. — Это и есть ваша тайна?

— Да нет же! Кто об этом не знает... Я про другое. Слушай внимательно и запоминай: прежде всего налей в котел воды и разведи огонь, а потом...

Я выслушала его, потом спросила недоверчиво:

— Что, и это всё?

— А ты чего хотела? Колдовскую ложку, которая сама собой намешает обед на сотню персон?

— Нет, нет, сударь, я вовсе не это имела в виду, — поспешила я сказать, видя его неудовольствие. — Но это звучит так просто, а на деле...

— А на деле — просто ничего не перепутай, и тогда, по меньшей мере, никого не отравишь, — сказал Грифон, снова придя в хорошее настроение, ухмыльнулся и добавил: — И не забудь курам лапы отрубить.

— Могли бы не напоминать, — обиделась я.

Хм, странно, я ведь не говорила о том случае вслух. Или говорила?

— Скажи спасибо, что вам их не живыми приносят.

— Спасибо! — искренне ответила я и содрогнулась, представив, каково это — рубить курице голову.

Он похлопал коня по блестящей спине и сказал:

— Не стой без дела. Я скоро закончу и перестану тебя отвлекать, но всё же поторопись...

Я молча кивнула, подхватила ведро и понесла к выходу, а когда вернулась, в конюшне не было ни Грифона, ни его коня. Наверно, он счел, что денники вычищены скверно, и нечего его красавцу здесь делать, а может, решил, что я стану раздражать Луча своей возней, вот и увел его прочь. И сбрую захватил, во всяком случае, я ее не увидела.

Но это меня не волновало, я повторяла про себя порядок действий, чтобы не забыть, и искренне надеялась, что товарищи Грифона — если он их не выдумал, — сказали ему спасибо за ужин не из одной лишь вежливости.

На полу я нашла соцветие клевера и спрятала на удачу. Откуда оно взялось, совсем свежее, в начале зимы?..

6.

По моим расчетам выходило, что следующее задание я стану делить с тремя товарками, но последние несколько дней изрядно проредили ряды королевских невест, и...

Мы с принцессой Карадин (к этому времени не оставалось уже никаких сомнений в ее происхождении) очутились вдвоем против чудовищной махины замковой кухни.

Признаюсь, я не осмеливалась первой заговорить с этой девушкой, поэтому просто рассматривала утварь и большой очаг, в котором, наверно, можно забыло жарить целого быка — вертел имелся.

— Время идет, — сказала она, — нужно начинать готовить, если мы хотим подать к обеду... хоть что-нибудь. К слову, ваше имя — Гара-Тесса, верно?

— Да, госпожа, — кивнула я, подивившись: мы с принцессой еще не сталкивались на заданиях, а она все же как-то узнала мое имя и запомнила его! Впрочем, если я вела списки и вычеркивала выбывших, что мешало ей и кому угодно другому делать то же самое?

— Кара-Идда, — поправила она. — А лучше просто — Идда. Вы не возражаете, я надеюсь?

— Ни в коем случае, — ответила я, вовремя проглотив "госпожу". — Тогда я — просто Тесса.

Впрочем, все мы здесь в равном положении, поэтому она права — неуместно любезничать. Но и фамильярничать ни к чему.

— Вы, случайно, не знаете, с чего начать? — задумчиво произнесла она, глядя на гору битой птицы, на мешки с крупами и груды овощей.

О, как мне хотелось сказать "не знаю" и предоставить ей решать, как именно мы станем готовить обед для оставшихся сестер по Испытанию!

Но... "Давай же!" — шепнул мне на ухо Грифон, и я в кои-то веки пересилила себя и сказала:

— В общих чертах знаю... Идда.

— Тогда командуйте, — просто сказала принцесса, и я снова лишилась дара речи. — Что с вами, Тесса? Я, честно признаюсь, до вполне сознательного возраста полагала, будто булки растут на деревьях, а вот это всё оставалось чем-то из области тайны. Повара творили что-то на кухне, но меня туда не пускали...

— Но я никогда этого не делала!

— Всегда бывает первый раз, — улыбнулась она. — Если вы имеете хоть какое-то представление о стряпне, то вам и половник в руки! И пускай он послужит не хуже маршальского жезла!

Я невольно засмеялась, представив себя на парадном портрете с поварешкой в руках, и сказала, повторяя слова Грифона:

— Прежде всего нужно развести огонь и налить в котел воды... Ой, нет, не так. Сперва выпотрошим кур! Всё выбрасывать не нужно, но придется повозиться...

Грифон сказал: мясо с костей проще обдирать, когда оно сварится. Если готовить похлебку не из оленины, а из дичи, то это проще простого. Еще он добавил: бросай в котел все, что понравится, только с солью и приправами не переборщи. Мне ничего другого не оставалось, как последовать его рецепту!

Пока варились злосчастные куры (потрошить их — сущая мука, даже и с острым ножом!), мы с принцессой перебирали крупу (в ней попадался не только мусор, но и камушки). Потом чистили и резали овощи (и пальцы заодно), разбирали выловленную из котла птицу, добавляли "что понравится" — то нарезанную копченую грудинку, то какую-нибудь специю, — времени присесть не было.

— Не представляю, как повара справляются со сложными блюдами, — покачала головой Идда и бросила кость в корзину под столом. — У них должно быть две дюжины рук и по меньшей мере три головы, чтобы помнить обо всех мелочах и всё успевать...

— Наверно, это дело привычки, — сказала я, попробовав похлебку на соль. — Те, кто первый раз берет в руки перо, тоже говорят, будто совладать с ним сложнее, чем с плугом. Я учила писать свою кормилицу — она из деревни родом, буквы знала, но и только. Она мучилась с прописями так же, как мы с вами — с этим котлом!

— Вот бы позвать ее на подмогу, — мечтательно протянула Идда и засмеялась, и я с ней заодно. — Дайте попробовать, Тесса...

Я протянула ей ложку на длинной ручке.

— Хм-м-м... Это, конечно, не то блюдо, которое можно подать на стол его величества, но им, по меньшей мере, никто не отравится, — заключила она. — Но соли, на мой вкус, мало.

— Лучше недосолить, чем пересолить, — ответила я.

— И то верно, — согласилась Идда и убрала под косынку выбившуюся белокурую прядь. — Но где вы выучились подобному, Тесса?

— Я вовсе этому не училась, — начала я и тут же сообразила, что сказать: — Просто отец с братьями часто ездят на охоту, пропадают на несколько дней, а потом рассказывают, как славно провели время. Они ведь не берут с собой повара, поэтому готовят сами, на костре, из того, что удалось добыть, вот я и подумала, что их способ нам подойдет! Жарить кабана я бы не взялась, а вот эта похлебка...

— Я сейчас напробуюсь так, что остальным не останется, — весело произнесла Идда и снова потянулась ложкой в котел.

— Имейте совесть, сударыня, не то я стукну вас половником! — расхрабрилась я.

— Дожили, принцессу бьют поварешкой, — пожаловалась она, но все-таки выхватила из котла кусочек курятины.

— Можно спросить?

— Конечно.

— Почему вы решили пройти Испытание вместе со всеми? Или это не вы, а ваши родители велели вам...

— Нет, я сама, — не дала мне договорить Идда. — И, признаюсь, не столько ради блестящего замужества, сколько из любопытства.

— Как так? — не поняла я.

— Очень просто. Полагаю, его величество не горит желанием взять меня в жены, иначе давно сделал бы это, — произнесла она. — Я знаю, мой отец имел беседу с покойным королем... правда, они ни до чего не договорились. Ну а его величество я знаю с раннего детства, а он, соответственно меня. И прекрасно осведомлен о том, что я собой представляю... Повторюсь, это взаимно.

— Не вполне понимаю... Я не думала, что его величество настолько молод!

— Вы хотели сказать: не предполагали, что я не настолько юна, насколько выгляжу? — улыбнулась Идда.

Я присмотрелась: конечно, принцесса была старше меня и даже Деллы, но насколько именно, сказать сложно.

— Я младше его величества почти на семь лет, — пришла она мне на помощь. — Ну а поскольку моя матушка часто бывала при дворе, а я вместе с нею, то, повторюсь, мы знакомы с раннего детства.

Действительно, Идда ведь родственница короля, пускай и очень дальняя. Нет ничего удивительного в том, что она хорошо знает его.

— А почему вы сказали о любопытстве? — спросила я.

— Потому что я хотела узнать, как проводится Королевское испытание.

— Неужели оно нигде не описано?

— В том-то и дело, Тесса, что нет, — покачала головой Идда. — Только внешняя его часть: решив избрать невесту... как я понимаю, это делается в том случае, когда равнозначных кандидатур слишком много, а жених не настолько искушен в политике, чтобы выбрать наилучшую, и слишком опасается прислушаться к мнению советников — они ведь станут продвигать своих протеже... Словом, браки, заключенные после Испытания — в том случае, если хоть кто-то преодолевал его, — всегда оказывались на редкость удачными. Но...

— Постойте, — перебила я. — Что значит: хоть одна преодолевала... Разве в конце не должна остаться только одна?

— Нет, — без тени улыбки сказала принцесса. — Мне удалось выяснить, что в прошлом веке Испытание прервалось задолго до ожидаемого окончания: часть девушек сами покинули замок, а оставшиеся выбывали десятками. В самом конце осталось шестеро, и ни одна из них не была сочтена достойной.

— Но кто их оценивает? Кто решает, которой суждено стать королевой?

— Вот этого-то я и не знаю, — вздохнула она. — Разумеется, при дворе ходят разные слухи... Представьте, на нас даже ставки делают, будто мы лошади на скачках! Но при этом никто не может или не желает сказать, каким же образом принимается решение.

— Идда, а вы пробовали искать тех, кто участвовал в Испытании в прошлом? — вспомнила я свою мысль.

— Представьте себе, пробовала! Далеко ходить не нужно: сестра моей родной бабушки в свое время побывала в этом замке, но... — принцесса развела руками, — ничего не смогла мне поведать. И дело вовсе не в старческой забывчивости — она еще весьма бодра, а остроте ее ума позавидует иная молоденькая девица, — просто... Мне показалось, она не может этого сделать. Она начинает говорить о том, как собиралась на Испытание, как волновалась, а потом вдруг сразу переходит к возвращению домой. По всему выходит, продержалась она довольно долго, но нельзя добиться ни слова о том, что с ней происходило!

— Вероятно, с тех, кто покидает это место, берут клятву... может быть, даже колдовскую? — предположила я. — Чтобы они не сумели рассказать обо всем этом... Ведь родителей не предупреждают о том, что нам предстоит? Многие были бы весьма недовольны, услышав, что их дочерям придется стирать и убирать навоз! Пускай даже главный приз этого состязания — рука его величества, для некоторых даже он не стоит подобного унижения...

— Тем более, вовсе необязательно победительница получит эту награду, — заметила Идда.

— Что вы имеете в виду?

— Право короля — жениться на прошедшей Испытание, — пояснила она, — но не обязанность. Считается, что эта девушка подойдет ему лучше прочих, но если она вдруг окажется ему не по душе, он может отказаться от женитьбы.

— И ему ничего за это не будет?! — невольно воскликнула я.

— Королю? — рассмеялась Идда. — Конечно же, нет! Но девушке непременно найдут достойного мужа или, если она откажется от замужества с кем-то, кроме его величества, осыплют ее богатыми дарами... И она опять-таки ничего не сможет рассказать об Испытании! Я нашла одну такую девушку, вернее, уже бабушку — ту, что состязалась вместе с сестрой моей бабушки и победила, можете себе представить?

Я впечатленно покачала головой.

— Так вот, Тесса, она вообще не помнит о том, что принимала участие в Испытании, — проговорила Идда. — Считает, будто ей несказанно повезло: дворянин намного родовитее и богаче ее самой увидел ее случайно, будучи проездом в их краях и возжелал ее в жены. Брак их оказался на редкость удачным, к слову.

— Как странно...

— Вот именно, странно, — согласилась она.

— Постойте, но если даже сама она не помнит об Испытании, то как же ее родные? Знакомые? Да хотя бы слуги!

— Если бы я могла их спросить, то непременно сделала бы это, — сказала Идда, — но большинства свидетелей уже нет в живых, а остальные выжили из ума.

— Неужели и прежде никто и словом не обмолвился о том, что девушка куда-то уезжала, затем вернулась... и вышла замуж вот так внезапно?

— За давностью лет этого уже не установить. Может, сказано было, что она отбыла в гости к дальним родственникам или еще куда-то, — развела она руками. — Знаете, чтобы не сглазить удачу. Не сглазили — в родных краях она появилась уже замужней.

— Интересно, те, кто уже выбыл, тоже забыли, где жили? — вслух подумала я.

— Вот это-то я и хочу узнать, — негромко сказала Идда.

— А вы уверены, что и вас не подведет память?

— Я думаю, — ответила принцесса, — что та, которая дойдет до конца и станет королевой, не утратит воспоминаний: они пригодятся ей в назидание на будущее. Их лишаются все остальные — ни к чему смущать умы окружающих рассказами о происходящем в замке Старой Птицы.

— Почему он так называется, Идда?

— Должно быть, из-за старинной легенды. Вряд ли вы ее слышали. Скажу лишь, что по ней короли, правившие этой землей, вели род от этой самой Старой Птицы... Но название не имеет особенного значения, не так ли?

Я прикусила язык. Нельзя даже упоминать о том, от кого я услышала легенду, потому что... Да потому что это меня скомпрометирует, вот и всё!

— Вы полагаете, что победительницей станете именно вы? — спросила я, чтобы заполнить паузу.

— По меньшей мере, постараюсь, — улыбнулась Идда. — А еще перед отъездом я оставила записки самой себе и нескольким надежным людям. Даже если я проиграю и лишусь памяти, то, быть может, сумею вспомнить хотя бы о самом факте Испытания. А там уж разузнаю, кто еще в нем участвовал... Это ведь мои сверстницы, а не дряхлые старушки, так что, вероятно, мне удастся что-то из них вытянуть!

— Вы говорите об этом с таким воодушевлением...

— Старинные тайны — моё увлечение.

— Что ж, если нас с кузинами вдруг почтит вниманием принцесса Карадин, я постараюсь вспомнить о том, что со мной происходило... последние пару месяцев.

— Буду вам крайне признательна, Тесса, — сказала она. — Если бы можно было посылать письма себе самой или другу с описанием происходящего!

— А вы пробовали? — живо спросила я.

— Не рискнула, — покачала головой Идда. — Их ведь читают, вы сами это знаете. А писать в дневник и прятать его где-то в замке... нет никаких гарантий того, что его не обнаружат. Или же что после Испытания я вспомню, что существовали какие-то записки, а тем более сумею пробраться в замок и отыскать их. Это хороший способ, если не задействовано колдовство, а оно наверняка здесь присутствует!

— Да, конечно... Идда, а вы не слыхали о таком, чтобы Испытание проводил не его величество, а... ну... другой вельможа?

— Нет, никогда, — удивилась она. — Откуда вы об этом узнали?

— Слышала от одной дальней родственницы, — солгала я, — будто в их краях знатный человек выбирал себе невесту подобным образом. И я подумала: если так, может, он откуда-то знал о том, как всё это проходит? Хотя бы в общих чертах? Быть может, от слуг...

— Скорее всего, он что-то слышал, а остальное придумал сам, — подумав, сказала Идда. — В одном я уверена: без участия чародеев настоящего Испытания не получится.

— Почему вы так уверены?

— Вот вам самый простой пример: ни одна из нас до сих пор не покалечилась, синяки и ссадины не в счет, — ответила принцесса. — А ведь я сама едва не выпала из окна, когда снимала занавесь! Да и другие, уверена, поскальзывались, падали в воду или... не знаю, промахивались топором мимо полена. Однако никто не лишился пальцев на ноге... и даже не обварился кипятком на кухне!

— Я тоже об этом думала, — созналась я. — А еще о том, что в замке плохо топят, мы же постоянно возимся в холодной воде, однако до сих пор что-то не слыхать громового чиханья, а носы ни у кого не распухли и не покраснели.

— Вот именно. Я знаю своих сопровождающих — одной достаточно легкого сквозняка, чтобы немедленно заболеть, но здесь она продержалась на удивление долго! Сломалась на стирке, — покачала головой Идда, — это оказалось для нее слишком тяжелой работой.

— Вот как... Скажите, но почему вы доверились мне? — задала я давно беспокоивший меня вопрос. — Неужели вы не опасаетесь, что я расскажу о ваших помыслах распорядителю или хотя бы горничной?

— Нет, — сказала она. — Вы не из таких, Тесса. Я достаточно хорошо разбираюсь в людях, чтобы утверждать это.

— Благодарю за доверие, но...

— Мне ничего не нужно от вас помимо того, что вы уже пообещали, причем по собственной воле, — опередила принцесса. — Разве что... Я полагаю, у вас есть немалый шанс добраться до финала Испытания. И если именно вы окажетесь той, кто его пройдет, сделайте милость — раскройте его тайну хотя бы мне!

— Вы шутить изволите... — стушевалась я, хотя, не скрою, мне приятно было услышать ее слова.

— Вовсе нет, — задумчиво произнесла она. — Если я верно поняла, по какому принципу отсеивали девушек на первом этапе, то всё возможно. Впрочем, впереди еще много трудностей, так что моя теория может претерпеть немало изменений. Увидим.

— Конечно... И пора уже снимать котел с огня, — спохватилась я, — иначе похлебка пригорит, и мы все-таки опозоримся...

— Ничего, — сказала неунывающая принцесса, — еда с дымком всегда казалась мне вкуснее обычной!

Стряпня наша снискала заметный успех, и Лисса прошептала с заметной завистью:

— Повезло же тебе оказаться на кухне с принцессой...

— Почему?

— Наверняка их учат всякому... — протянула кузина. — Так ведь?

— О да, конечно, — поспешила я согласиться. — Я сама поразилась: откуда бы ей знать такое!

— Быть принцессой и тем более королевой означает не только носить корону, но и разбираться в сотне разных дел, от малых до великих, — изрекла Делла, как раз покончившая с добавкой. — Не удивлюсь, если именно она окажется избранницей короля. А тебе действительно повезло, Тесса!

Мне и впрямь несказанно повезло повстречать разговорчивого Грифона, это верно. Я подумала: если увижу его еще раз, непременно поблагодарю за то, что помог советом, не дал опозориться и с большой вероятностью выбыть из Испытания в самом конце первого этапа...

— Зато вы справились безо всякого везения, — нашлась я с ответом. — Ведь мы до сих пор вместе!

— Да, действительно, — улыбнулась Делла, но тут же посерьезнела: — Что-то будет дальше...

Мне самой хотелось бы знать, что готовит нам следующий этап, и весь день до вечера я так и сяк вертела в мыслях слова Грифона. Тебе потребуется разум, сказал он... но это будут не загадки и головоломки, хотя кто знает? Вдруг он ошибся? С другой стороны, он меня не обманывал... С третьей — всегда бывает первый раз, как сказала принцесса Карадин. Он ведь может не лгать нарочно, а добросовестно заблуждаться...

Однако что бы нас ни ждало, пригодится светлая голова, решила я наконец. Казалось бы, после прогулки, отдыха (в кои-то веки не нужно было спешить тайком доделать что-то!) и ужина можно было лечь и уснуть, но нет! Я долго вертелась с боку на бок, но сон не шел.

Может быть, виной тому была беседа с принцессой Карадин: я даже не предполагала, что кто-то может ввязаться в Испытание, поставив себе целью вовсе не свадьбу с его величеством, а разгадку тайны! А может, сама эта тайна не давала мне покоя... Я ведь мыслила схоже — о прежних участницах Испытания, только принцесса пошла дальше и сумела расспросить хотя бы некоторых из них.

Что же выходит, если я выйду из состязания завтра, а кузины — через неделю, никто из нас и не вспомнит, где мы были и почему вернулись домой не вместе? Неужели наши родители не встревожатся? Если нет, получается, что в деле и впрямь замешано колдовство, и очень сильное. И как знать, одна ли Старая Птица здесь ворожит, или руку к этому приложили королевские чародеи?

"Попроситься домой никогда не поздно", — напомнила я себе, натянула одеяло на голову и наконец-то уснула...

*

За последние несколько недель у нас уже вошло в привычку просыпаться ни свет ни заря. Поначалу нас будила Ина, открывая ставни и выстуживая и без того холодную спальню, потом мы приучились вставать до ее прихода, чтобы успеть умыться и одеться, не покрываясь мурашками озноба.

Вот и сегодня я проснулась, высунула голову из-под одеяла — было тихо и темно, только слышалось ровное дыхание кузин. Может, еще слишком рано? Я иногда просыпаюсь посреди ночи — наверно, снится что-нибудь, чего я потом не могу вспомнить. Но обычно после таких снов остается хотя бы ощущение... неправильного, странного или даже страшного, но не в этот раз.

— Почему нас никто не будит? — спросила вдруг Лисса сонным голосом, и я уверилась, что утро уже настало.

— Не знаю, — ответила я. — Может, Ина сама проспала?

— Надеюсь, ей за это попадет, — фыркнула она и села на кровати. — И нам попадет, если не будем готовы вовремя. Делла! Поднимайся, солнце уже высоко!

— Неужели? — недовольно пробурчала старшая кузина, большая соня, но тоже села, душераздирающе зевая.

Мы по очереди умылись — приспособились уже делать это на ощупь, поскольку света нам на ночь не оставляли, и зажечь огонь сами мы не могли, было нечем. Вернее, могли бы, если бы поступили, как я тем вечером — запалив фитилек от светильников в коридоре, — но я не предлагала, кузины тоже. Вряд ли та же Делла не додумалась до подобного, но раз промолчала, значит, не желала нарушать установленные в этом замке порядки. В темноте так в темноте, лицо уж как-нибудь нащупаешь, платье задом наперед не наденешь, о сложных прическах мы давно позабыли, а расчесаться и заплести косу можно и на ощупь.

"Зачем все это? — думала я, завязывая пояс. — Мы ведь не малолетние дети! Доверить нам тяжелые утюги или топоры можно, а позволить зажечь светильник — нет! Почему так?"

Кто же поймет! Может, в этом и был какой-то смысл: в темноте мы ощущали себя беспомощными, как ни храбрились, и даже слова не звучали: так умолкает птица в клетке, если накрыть ее плотным покрывалом, не пропускающим ни лучика света. Ну а потом, когда мы выходили из этой тьмы, растерянные и, что скрывать, испуганные (что-то готовит нам новый день?), нами проще было управлять. По-моему, даже принцесса Каридин и Тина-Санна выглядели подавленными по утрам, что уж говорить о простых смертных!

— Сударыни, вы уже встали? Как славно! — дверь распахнулась, на пороге появилась Ина с лампой в руке.

— Вы проспали? — поинтересовалась Делла. — Надеюсь, за это накажут не нас.

— Нет, сударыня, это вы поднялись слишком рано, — горничная никак не отреагировала на ее слова. — С сегодняшнего дня распорядок дня изменится.

— Следовало предупредить нас заранее.

— Не я принимаю решения о том, что, как и когда делается в этом замке, — произнесла Ина и прошла в комнату. — Позвольте поздравить вас, сударыни: вы с честью миновали первый этап состязаний, и теперь вас ждут несравнимо более сложные испытания!

— Куда еще-то сложнее... — пробормотала Делла.

— Конечно же, к ним нужно подготовиться как следует, — будто не услышав ее, продолжала Ина. — Сегодня же вы переедете в новые комнаты, и каждая из вас сможет насладиться отдыхом в полной мере. Затем лучшие мастера приведут в порядок ваши руки и волосы, пошьют вам наряды, ну а после вы сможете усовершенствовать свои умения в танцах и игре на музыкальных инструментах.

— О, наконец-то! — не выдержала Лисса и захлопала в ладоши. — К нам пришлют придворного учителя танцев?

— И не одного, сударыня, — улыбнулась Ина, один за другим зажигая светильники. В комнате стало светло, как днем. — В конце концов, вам ведь потребуются и партнеры — танцевать друг с другом, конечно, возможно, но ведь тогда вы не сможете составить большой круг и как следует усвоить все тонкости общения с кавалерами на балу...

— У нас был столичный учитель, — процедила Делла, больно дернув сестру за косу. — Не думаю, будто мы узнаем много нового из этих... хм... совместных занятий.

— Тем не менее, не рекомендую спешить отказываться, сударыня, — горничная коротко поклонилась. — С вашего позволения, меня ждут дела. Однако с этого дня вы можете располагать мною более свободно: других подопечных у меня не осталось.

— Что ж, всё ясно, — сказала кузина, хотя по глазам видно было: она пребывает в некотором недоумении. — Можете идти, только прежде скажите, когда подадут завтрак?

— Уже скоро, сударыня, вы услышите колокол, — ответила Ина и удалилась.

Мы переглянулись.

— Чем же теперь нас станут испытывать? — прошептала Делла.

— Наверно, невиданными яствами, — улыбнулась Лисса. — Кто не сумеет сдержаться и отказаться от пирожных, тот скоро растолстеет и поедет домой!

— Не иначе...

— Так что держи себя в руках, сестричка!

— Следи лучше за собой! Ты никогда не отказываешься от второй порции!

— Кто бы говорил!

Пропустив мимо ушей их перебранку, я мысленно обратилась к своим заметкам (к слову, их нужно спрятать понадежнее, а лучше того — сжечь, впредь же писать на придуманном языке). Когда мы только прибыли, у Ины на попечении было девять девушек, включая нас с кузинами. Теперь остались только мы, но... Я не могла обсчитаться. Получалось, что еще нескольких отправили по домам этой ночью. Но почему? Что на этот раз не понравилось Старой Птице?..

7.

За завтраком я убедилась, что не только наши соседки покинули замок: за столами хватало пустых мест. Неужели всех в последний момент подвело смирение? Из-за чего? Неужели... Нет, глупо думать о подобном! С другой стороны, если Старая Птица умеет прозревать помыслы, то наверняка уловила зависть к нам с принцессой, досаду и много других скверных чувств. Но будто до того никто не злился на более успешных в работе товарок! Я могу вспомнить это за собой, кузины в спальне тоже с обидой поговаривали о своих напарницах, мол, те будто родились с тряпкой или вилами в руках...

Я встретилась взглядом с Иддой и убедилась — она тоже в недоумении. Но что толку? Не зная правил игры, мы могли полагаться только на себя. Каждый наш поступок, каждое решение влияли на вердикт тех, кто оценивал нас (неважно, были это люди или некая потусторонняя сущность), но понять логику наблюдателей и вывести закономерность не получалось. Для этого нужно было хорошо знать остальных девушек, их характеры и привычки, но какое там... Я, пожалуй, не взялась бы утверждать, будто способна предугадать поведение кузин, не говоря уж о посторонних!

"Наверно, даже лучше, если Старая Птица сама делает выбор", — невольно подумала я. Люди, какими бы они ни казались беспристрастными, наверняка уже выбрали любимиц и станут подсуживать им. Или даже заранее решили, кто из девушек наиболее перспективен, и теперь всё сведется к противостоянию между ними, а остальные... Остальные останутся просто фоном, на котором фаворитки заблистают ярче!

Впрочем, с людей ведь тоже могли взять колдовские клятвы... но кто сказал, что чародеи — люди незаинтересованные в победе той или иной девушки?

"Что-то я совсем запуталась", — подумала я и сосредоточилась на завтраке.

— Сударыни, — произнес распорядитель, когда мы закончили. — Рад поздравить вас с успехом и объявить, что ближайшие несколько дней вы сможете предаваться блаженному отдыху в лучших покоях замка Старой Птицы! Вы с блеском доказали, что способны, не ропща, справиться со многими трудностями, к которым не готовила вас жизнь, теперь же вам предстоит шанс показать себя с лучшей стороны...

Он сделал паузу, как бы приглашая задавать вопросы, но все молча смотрели на него, ожидая продолжения.

— Отдохните как следует, прежде чем предстать во всем блеске, — закончил он и удалился.

Мы с кузинами переглянулись.

— Ну теперь-то, я надеюсь, это будут обычные смотрины? — озвучила общее мнение Лисса.

— Предстать перед кем, интересно знать? — задумчиво пробормотала Делла. — И что эти... гм... "кто-то" станут оценивать? О нашем происхождении и без того всё известно, тогда, выходит, смотреть будут на красоту? Манеры?

— Успехи в изящных искусствах, — напомнила я. — Тебе, кажется, не дается стихосложение, а Лиссе — живопись?

— А тебе — пение и вышивание, — парировала она. — Что ж, хотя бы о музицировании и танцах никому из нас не приходится беспокоиться.

— Если наш учитель действительно прибыл из столицы, а не подделал рекомендательные письма, — тихо хихикнула Лисса. — И не учил нас выдуманным па! Я слыхала о таком случае: для детей наняли преподавателя иностранного языка, которого не знал ни один из родителей, и он несколько лет учил их... А уже позже, когда мальчик вырос и отправился в путешествие, выяснилось, что преподаватель учил их совершенно иному, не существующему языку, который сам и выдумал! Представляете? От букв до всяческих правил — всё было ненастоящим! И множество слов, и отрывки текстов, которые давал переводить детям, тоже сочинил он сам!

— И что с ним случилось? — полюбопытствовала Делла.

— Ничего, — развела руками младшая кузина. — К тому времени он благополучно отбыл в эту самую выдуманную страну, и с тех пор его никто никогда не видел.

— Сочувствую родителям этих детей, — покачала головой Делла. — Выбросить столько денег на ветер... А над юношей, должно быть, изрядно насмеялись, либо же он опозорился, решив поговорить с иностранцем.

— Вроде бы ему хватило ума скрыть это свое... образование, — усмехнулась Лисса. — Не знаю, право. Ода-Летта не вдавалась в подробности.

— Это ей так повезло?

— Нет, кому-то из ее дальних родственников, и было это едва ли не в прошлом веке. Тогда, сами понимаете, проверить, правду ли сказал учитель, было намного сложнее... Тем более, всему прочему — счету, письму, истории и подобному — он обучал весьма недурно.

"Отбыл в вымышленную страну, — невольно повторила я про себя. — И снова придуманный язык! А что, если..."

Что, если тот человек ничего не придумывал, а в самом деле обучал детей наречию, которое для него было таким же привычным, как для нас — языки жителей Заозерья или Пригорья? И вовсе он не лгал, он просто... просто прибыл из других мест! Тех, что, казалось бы, находятся совсем рядом, но добраться в которые можно только с помощью сильного чародея или же совершенно случайно... Вдруг он вот так нечаянно заблудился, а потом оказалось, что вернуться назад не получается? Ведь такие пути открываются не каждый день и даже не каждый год, а потом быстро исчезают, и на то, чтобы отыскать их снова, может уйти вся жизнь. Во всяком случае, так говорится в сказках... А может, он знал, когда именно вновь появится дорога, и ему нужно было дождаться этого момента. Не голодать же и не идти в батраки, если обучен грамоте и многому другому? Лисса говорит, помимо выдуманного языка, этот человек обучал детей другим наукам и делал это хорошо, значит, не был вовсе уж шарлатаном!

И Грифон... Вдруг он вовсе не безобидный сумасшедший? Что, если он действительно обитает в этом замке — таком же или почти таком же, на расстоянии вытянутой руки, но за невидимой преградой, преодолеть которую обычно невозможно? Там существует древняя империя Дзейли и таинственная скоропись, которой Грифон научился у своего наставника, там когда-то кипели битвы при неведомом Эрдолане, за Испытанием наблюдает сама Старая Птица, некогда отвоевавшая солнце у Врага, а девушки не боятся остаться наедине с мужчиной... Вспомнить только, как Грифон смотрел на меня: ему словно было невдомек, что репутация моя может полететь в бездну, если нас застанут вдвоем! И то, как он говорил о моих поклонах, — будто никогда не видел подобного... Не было похоже, будто он притворяется. И наши имена показались ему странными, словно в его королевстве людей называют иначе... И там, в этом другом мире, сейчас вовсе не зима, а жаркое лето, в лугах цветет клевер... А еще — подстерегают опасности. Не случайно ведь Грифон возвращался откуда-то ночью с окровавленным плечом...

Я даже зажмурилась, представив на мгновение, как открою дверь — любую, может быть, даже ту, что ведет в нашу с кузинами спальню, — и вместо застланных кроватей увижу... хотя бы библиотеку, залитую солнечным светом. А может быть, вовсе выйду на широкий двор, под ясное небо, и...

Конечно же, это просто разыгралось воображение, одернула я себя. Надо же такое выдумать!

Тот учитель, наверно, был обычным обедневшим дворянином, отчаявшимся наняться учителем: таких ведь пруд пруди, всем нужно как можно больше за одинаковые деньги... Те люди хотели иностранный язык в довесок к обычным наукам — они его получили. Ловкий пройдоха хорошо устроился и успел скрыться прежде, чем его обман раскрылся!

А Грифон... Я встречалась с ним трижды, но вряд ли колдовской путь открывается так часто! Неважно, кем бы он ни был, лучше мне больше не встречаться с ним: он может навредить мне, пускай и по недомыслию. Упомянет при каком-нибудь слуге, что разговаривал с рыжей девушкой в зеленом платье, вот и всё. Других таких здесь нет, указание будет однозначным, и я — в лучшем случае! — немедленно отправлюсь домой, а в худшем... Не знаю, что может случиться.

Вряд ли этот случай предадут огласке, вероятно, даже родителей не известят, но что сделают со мной? Должно быть, уничтожат все без исключения воспоминания о пребывании здесь: сомневаюсь, будто какой-то чародей может выдернуть одно-единственное, словно нитку из вытканного рисунка, не повредив его. Значит, я позабуду о странном человеке из замка Старой Птицы...

Конечно, я и так не вспомню об Испытании, если меня отправят домой до его завершения, но это совсем другое дело! Я не взялась бы объяснить, в чем вижу различие, но чувствовала именно так, а потому намерена была молчать обо всём, что было связано с Грифоном.

Тем более, у меня не было ни единого доказательства его существования, кроме засушенного соцветия клевера в книге (но я ведь могла положить туда цветок еще летом, не так ли?). А вот у него остался мой платок и шарф, он говорил об этом. Хотелось бы вернуть их, но как? Он ведь, как сам сказал, не носит их при себе, а предсказать, когда мы столкнемся вновь (и увижу ли я его вообще), невозможно... Оставалось уповать на то, что эти вещи никого не заинтересуют. На платке даже монограмма не вышита, найти меня по нему не выйдет, он самый обычный. Да и шарф тоже — я всегда могу сказать, что обронила его где-то... или его вовсе изъяли вместе с другими нарядными вещами! А почему его не оказалось в списке... мало ли, приглянулся той же Ине: ей, темноволосой и сероглазой, пошел бы серебристый шарф.

"Нет, прекрати, — одернула я себя. — Нельзя клеветать на девушку, которая не сделала тебе ничего дурного!"

В конце концов, меня еще не допрашивают с ножом у горла об этом несчастном шарфе, а если начнут, я найду, что ответить, ведь так? Им удобно повязывать голову, я так и сделала и... Уронила в навоз и не стала поднимать, к примеру, или упустила в реку, когда бегала за простыней. Неужели мои напарницы вспомнят о том, что было у меня на голове?

Может, и вспомнят, подумала я. Многие из них весьма приметливы... Что ж, тогда проще сказать полуправду: вечером я выглянула в коридор, услышала непонятные звуки и поспешила вернуться к себе, а шарф обронила и не сразу решилась сходить за ним. Когда же пришла на то место, вещи уже не было, и я подумала, что ее подобрали слуги, но не осмелилась спросить у них. Да, пожалуй, подойдет! За такое, конечно, тоже могут отправить восвояси, но простое любопытство всяко лучше встречи с неизвестным мужчиной...

— Тесса, ты снова грезишь с открытыми глазами? — потрепала меня за плечо Делла. — Идем скорее, посмотрим наши новые покои!

Оказалось, всех девушек переселяют в другое крыло, и контраст по сравнению с прежним нашим местом обитания был разительным. Взять хотя бы залы для занятий — огромные, светлые, и...

Я застыла на пороге музыкальной комнаты. Лисса бросилась к прекрасному клавирону, Делла следом за нею, я же не могла сдвинуться с места.

— Вы так впечатлены? — негромко спросила за спиной принцесса Карадин.

Она никогда никуда не спешила, это я уже заметила, но всегда поспевала вовремя.

— Я бы даже сказала — поражена, — призналась я, озираясь с преувеличенным интересом. — Такое отличие...

— Скорее всего, прежде мы жили в крыле для слуг, — улыбнулась она и прошествовала дальше, а за нею две оставшиеся девушки из свиты — прочих уже не было с принцессой.

Я же снова посмотрела вперед. Нет, я не могла перепутать — это была та самая комната! Высокая арка окна — сейчас за ним было сумрачно, но света все равно хватало даже и без ламп, — стрельчатые потолки, причудливый узор каменных плит на полу... Вот только книжных стеллажей я не увидела, а вместо большого стола возле окна стоял клавирон. И еще — на этом окне теперь имелась решетка, красивая, узорчатая, а переплет в рамах оказался иной, намного более мелкий, чем тот, что я запомнила. И стекла в нем были цветные — подобие витража, — а не кристально-прозрачные, как в моем... воспоминании? Или видении?

"Хорошо, допустим, убрать отсюда шкафы с книгами и поставить клавирон несложно. Поменять рамы — тем более, — подумала я. — Вмуровать решетку... допустим, возможно. Но как я ухитрилась попасть сюда из другого крыла? Ведь когда я вышла из библиотеки, то очутилась в том же самом коридоре, что и прежде! Потайной ход? Не слыхала о таких, которые позволяют за один шаг миновать половину замка... Разве что ход этот колдовской!"

Увы, ответа на эту загадку не было, а вскоре мне сделалось вовсе некогда думать о ней: нас начали приводить в достойный вид. Теперь можно было вспомнить о расслабляющих и согревающих ваннах, душистых отварах для волос, нежных кремах для рук и чудодейственных маслах для ногтей — утраченное совершенство возвращалось на глазах, и Лисса шумно радовалась, разглядывая пальцы в ярком свете ламп.

Теперь мы жили поодиночке, но по вечерам всё равно собирались вместе — в конце концов, у нас никого не было в этом странном месте, кроме друг друга.

Больше не приходилось дрожать от холода — в комнатах было уютно, пуховые перины и подушки так и манили зарыться в них и сладко спать до тех пор, пока не разбудят... Я продолжала просыпаться на рассвете: привычка, пускай даже кратковременная, не желала выветриваться. Снаружи было темно — светало теперь поздно, — но я все равно смотрела в окно: на бег косматых туч, среди которых лишь изредка проглядывал клочок чистого неба, на проливной дождь, гнущиеся вдалеке деревья, давно уже облетевшие...

Нас больше не водили на прогулки — погода совсем испортилась, — и это время заняли другие занятия. Кто-то упражнялся на клавироне, кто-то перебирал струны ланты, разминая огрубевшие пальцы, кто-то пел или повторял танцевальные па: учителей пока что не было, но девушки не желали терять время понапрасну. Я тоже в свой черед освежила в памяти несколько музыкальных пьес, а потом села рисовать, благо и для этого имелись условия.

Живописью занимались немногие, и я подумала, что это может стать каким-никаким преимуществом. Конечно, батальное полотно или парадный портрет я создать не смогу, но моих умений вполне хватает на то, чтобы написать водными красками милый букет или пейзаж. Впрочем, набросать чье-то лицо мне тоже по силам, во всяком случае, Деллу с Лиссой на моих рисунках никто еще не спутал. Вот я, чтобы занять себя, и рисовала сестер по Испытанию — это удобно было делать, пока они музицировали. Девушки не возражали, а Тина-Санна — подумать только! — похвалила мои рисунки. Сама она предпочитала вышивание (во всяком случае, упоминала об этом), а кисти в руки не брала.

Признаюсь, мне хотелось набросать по памяти Грифона, но я сдержалась. Чего доброго, Лисса начнет выспрашивать, кто это такой, рассуждать вслух, чья фамильная горбинка у него на носу и рисунок бровей, её услышат другие... Ни к чему это. Но хотя бы его рыжего коня я нарисовать могла — получилось, по-моему, похоже...

— Когда уже начнутся обещанные занятия? — прервала мои мысли Делла, опустив руки. Последняя нота угасла в тишине.

— Должно быть, скоро, — отозвалась Лисса и отложила ланту.

Они вдвоем подбирали старинную песенку — ее пели крестьяне в Гаррате, и нот, конечно же, не существовало. Мелодия, однако, была на редкость красивой, но дома кузинам всё недосуг было заняться ею... Вот и выдался случай.

— Почему ты так решила?

— Я видела в окно, как прибывают кареты, — негромко ответила Лисса. — Много карет. И если это не обещанные кавалеры с прислугой, то я... я трухлявый гриб!

— Ты, скорее, заморская птица-болтун, — поджала губы Делла, но заметно приободрилась. — Как занятно! А наряды еще не готовы...

— Сегодня была последняя примерка, — напомнила та. — Ох, этот фасон меня убивает! Неужели нельзя было сшить что-то более модное?

— На модное, со всеми этими складками и шлейфами, пошло бы в разы больше ткани, — не удержалась я и тут же спросила, не дав ей возразить: — Интересно, а кавалеры тоже будут одеты соответствующе?

— О, в самом деле! — тут же отвлеклась Лисса, на что я и рассчитывала. — Вот бы скорее увидеть! То есть современная мужская мода мне нравится, но в старинной тоже что-то было...

— Да, в тех нарядах сразу разглядишь, кривые у мужчины ноги или нет, — невозмутимо произнесла Делла.

Я вспомнила Грифона и молчаливо согласилась.

— Наверно, в прежние времена берегли материю, — фыркнула Лисса. — Потому и не могли себе позволить шить пышные юбки и многослойные кафтаны.

— Просто она была очень дорога, — сказала я, припомнив уроки. — Шерсть и лён ткали, конечно, но торговый путь на юг еще не наладили, поэтому не было никаких шелков и атласа. Вернее, их привозили изредка, и они доставались разве что королевам и принцессам... ну или просто очень богатым людям. А еще...

— Ну, я почти угадала, — перебила Лисса, встала и потянулась. — Скорее бы узнать, кто там приехал! А ты уверяла, что нам и словом не позволят перемолвиться с молодыми людьми, помнишь?

— Должно быть, ошиблась, — согласилась я и отложила кисть.

Уже стемнело, а в свете ламп, пускай и ярком, я писать красками не любила: оттенки получались совсем не те, какие я задумывала. Взглянешь днем — и ужаснешься!

Ждать Лиссе пришлось недолго: уже за ужином мы увидели тех, кому предназначено было составлять нам компанию во время грядущих занятий танцами и, возможно, чем-то еще.

Оставшихся девушек усадили за один стол, молодых людей (среди них были и сущие юнцы, еще безусые, младше, должно быть, Лиссы, и уже вполне взрослые мужчины) — за другой. Нужно ли говорить, что трапеза прошла... нервно? Во всяком случае, мне не давала покоя младшая кузина, непрестанно шептавшая: "Вот тот — вылитый Аррин, только у них так рано появляются залысины... Ему еще и двадцати нет, а погляди, как заметно! Еще лет пять, и голова его сделается голой, словно яйцо! А этот, напротив... не туда смотришь, взгляни на светловолосого... Да, верно! Он наверняка родня Лаваранам, профиль очень похож! Те, правда, брюнеты, но мало ли, я же не знаю все побочные ветви..."

— Хорошо, что нас не заставили угощать этих молодых людей, — заметила Делла, и я мысленно согласилась с нею. После такой трапезы кто-нибудь мог и не выжить.

Я полагала, что гости хотя бы представятся, но нет: после ужина горничные повели нас по спальням, а куда и с кем уходили юноши, увидеть не удалось. Это интриговало всё сильнее и сильнее!

Еще больше я удивилась, когда в мою дверь постучали.

— Это Идда, — произнес знакомый голос, — позволите войти?

— Конечно, — отозвалась я и поспешила накинуть шаль поверх домашнего платья.

Не то чтобы я стеснялась такой же девушки, как я сама, просто... Россыпь веснушек — не то зрелище, которым хочется поделиться с малознакомыми людьми. На мое счастье, на лице отметин почти не было, на шее и в декольте их удалось вывести притираниями, и то не до конца, приходилось запудривать, а вот на плечах, руках и спине...

"Рябая, как кукушечье яйцо, — говорила обо мне кормилица, когда купала в далеком детстве, — и в кого такая уродилась?"

Здесь же, без всяческих снадобий (изъятых по приезду), проклятые конопушки начали появляться даже там, где их давно уже не было. Обычно это случалось летом, если я имела неосторожность выглянуть на солнце в слишком легком платье с открытыми плечами и без рукавов, но теперь-то, зимой, когда я носила закрытую одежду, сквозь которую не проник бы ни единый луч, что заставило их проявиться?

"Молодые люди, несомненно, оценят мою редкостную прелесть", — подумала я, закутавшись как следует.

— Еще не спите? — произнесла Идда, закрыв за собой дверь. Она была полностью одета.

— Как видите... Что вас привело ко мне?

— Еще одна небольшая странность, — негромко сказала она, огляделась и спросила: — Позволите присесть?

Я кивнула, и принцесса придвинула стул поближе к кровати.

— О какой странности вы говорите? — поинтересовалась я, видя, что она медлит.

— Вы хорошо рассмотрели кавалеров, с которыми мы ужинали сегодня? — вопросом на вопрос ответила Идда. — Вы ведь рисуете, у вас достаточно зоркий глаз!

— Признаюсь, я не приглядывалась, — созналась я. — А вот моя младшая кузина только и гадала, к какому знатному семейству может принадлежать тот или ной юноша. У нее хорошая память на фамильные особенности, знаете ли.

— У меня тоже, представьте себе, — протянула она и улыбнулась: мол, куда же без этого? — Более того, я неоднократно видела всех или почти всех молодых людей, которые, на мой взгляд, имели бы шанс оказаться в замке Старой Птицы. О, конечно, какие-то младшие братья и семиюродные кузены могли ускользнуть от моего внимания, но...

— Но их никто и не пригласил бы в такое общество, вы это имеете в виду?

— Да. С другой стороны, возможно и такое. Именно ради того, чтобы никто из нас не встретился со знакомым, — Идда покачала головой. — И всё же я с трудом представляю, как можно набрать две дюжины молодых людей определенного возраста, ни один из которых никогда не встречал ни одну из нас, и уж тем более, чтобы мы не слышали друг о друге!

— Не две дюжины, намного больше, — поправила я, подумав.

— Что?

— Их не могли собрать и раздать указания за последнюю неделю, они попросту не успели бы добраться до замка со всех концов королевства, особенно по распутице, — ответила я. — И неизвестно было, сколько именно девушек останется к этому моменту... во всяком случае, я на это надеюсь. Но вспомните сами: в ночь перед объявлением следующего этапа нас было заметно больше, чем наутро!

— Полагаете, лишних убрали, потому что юношей не хватало? — усмехнулась Идда, но тут же посерьезнела: — Об этом я тоже думала. И еще кое о чем: все эти кавалеры в том возрасте, когда скрыть их отсутствие в родных краях довольно сложно. Даже если это младшие безземельные сыновья, о которых мало кто заботится...

— Наверняка найдутся девушки, которым они по душе, — подхватила я. — Пойдут слухи, а остановить их невозможно. Допустим, о ком-то можно сказать, что он уехал в путешествие, или учиться, или служить, но это тоже чревато: всегда может найтись совершенно случайный человек, который был в той самой стране, куда якобы отправился юноша, или в столице, служил в том же гарнизоне или рядом... Да, бывают и не такие совпадения, всегда можно разминуться на считанные минуты, вращаться в разных кругах, наконец, но...

— Но когда таких юношей не один и не двое, а минимум три десятка — в том случае, если мы примем как данное, что после первого этапа Испытания девушек должно было остаться не больше, — протянула Идда, — и отсутствуют они достаточно долго, в их окружении не могут не заметить этого.

— Я не вполне понимаю, к чему вы клоните. Что же, по-вашему, это вовсе не благородные молодые люди, а... — я запнулась, потом продолжила: — Просто достаточно воспитанные, образованные юноши приятной наружности?

— Мы еще не видели их в деле, — улыбнулась она. — Я имею в виду — в танцах, в беседе и прочем подобном.

— За месяц можно было недурно натаскать их в подобном. Если уж мы научились...

— Не сравнивайте грязную работу, справиться с которой способен любой, с настоящим воспитанием, Тесса! Судите сами: разве можно за месяц научить всему тому, что дается нам с рождения?

— Актеры неплохо справляются с ролями королей, — не удержалась я.

— Только гениальные, каковых единицы. В игре других заметна фальшь, но... балаган на то и балаган, никто не ждет от него достоверности, — покачала головой Идда. — И в несколько десятков отличных актеров мне верится намного меньше, чем даже в толпу никому не известных юных дворян из захолустья!

— Если они из захолустья, это легко будет заметить, особенно вам, не так ли?

Должно быть, для принцессы и я не отличаюсь прекрасными манерами, и неважно, какой у нас с кузинами был учитель: привить умение не так уж сложно, но отточить его можно только в подходящей для этого среде.

— Несомненно, — ответила она. — И, думаю, вы обратили внимание на то, что кавалеров нам не представили?

Я кивнула.

— Могу поспорить, никто из них не назовет настоящего своего имени.

— Идда, но кто же они, по-вашему? — не выдержала я. — Если не ряженые, не собранные со всего королевства и быстро обученные дети обедневших дворян...

— Ну не так уж быстро, — перебила она. — Мы говорили о месяце, но месяц прошел с начала Испытания, а готовиться к нему начали за полгода, и это лишь официальная версия. Так что время было... При хорошей муштре даже осла можно научить танцевать и галантно общаться с дамами, но...

— Но натура его не изменится, вы это имеете в виду?

— Да, Тесса. И еще, — принцесса встала и расправила подол. — Я видела, вы рисуете девушек. Позволите взглянуть?

— Конечно, я сейчас...

— Сидите, я же вижу, что вы босиком, — остановила она меня жестом. — Я сама возьму, если вы не возражаете.

— Нет, что вы. Папка на столике, — указала я и довольно долго наблюдала, как Идда перебирает рисунки.

— Может, из вас и не вышел бы большой художник, но характеры вы схватить умеете, — сказала она наконец и положила папку на место. — Не откажетесь выполнить мою скромную просьбу?

— Постараюсь сделать всё, что в моих силах, — ответила я, уже догадываясь, что именно от меня потребуется.

Я угадала.

— Нарисуйте наших кавалеров, — попросила Идда. — Одного за другим. Можно не в красках, набросайте их хотя бы вчерне — этого будет вполне достаточно. А потом мы с вами посмотрим, что получилось. Хорошо, Тесса?

Я кивнула.

— Прекрасно. А теперь — доброй ночи, — сказала она, улыбнулась и вышла, неслышно притворив за собой дверь.

Вот так дела... Что на уме у принцессы? За кого она принимает этих молодых людей?

Что ж... Рано или поздно я об этом узнаю!

8.

Завтрак прошел всё в той же нервной атмосфере: девушки шушукались и переглядывались, посматривали на приглянувшихся им молодых людей, а те казались деланно безразличными, но не всем удавалось сохранять подобную личину. То один, то другой будто бы нечаянно встречался глазами с девушкой напротив, и тут же оба отводили взгляды и делали вид, будто поглощены трапезой или беседой с соседом.

"Пустили лис в курятник", — непременно сказала бы моя кормилица. Я представила, как она осуждающе качает головой в неизменном пышном чепце и поджимает губы, и невольно развеселилась.

Наблюдать за соседками по столу было очень интересно. Конечно, не всех мне было хорошо видно, но те, кого удавалось рассмотреть, вели себя очень по-разному. Так, Идда со спутницами и еще несколько девушек держались так, словно ничего необычного не происходит, а напротив сидят или старые знакомые, или невидимки.

Другие без особого стеснения рассматривали молодых людей, как, к примеру, Тина-Санна. Я бы даже сказала — оценивающе изучали и прикидывали в уме, кем может оказаться тот или иной кавалер и стоит ли иметь с ним дело. Их можно было понять: ведь на роль невесты короля претендуют многие, но достанется она лишь одной, так не следует ли заблаговременно подготовить запасной вариант?

Большинство (включая меня, как это ни прискорбно) не знали, как вести себя в этой неоднозначной ситуации, а потому предпочитали не смотреть прямо перед собой, если же натыкались на чужой взгляд, спешили потупиться.

Вот Лисса — та уже стреляла глазками в симпатичного шатена, сидевшего чуть наискось от нас, а тот посматривал на нее с заметным одобрением, и немудрено: кузина очень мила. Конечно, ей не тягаться с признанными красавицами, но у нее хорошенькое личико, отличная фигура, прекрасные манеры и веселый бойкий нрав. В Гаррате у нее отбоя не было от поклонников!

Вторая кузина копировала поведение принцессы, и немудрено. Они с Лиссой очень похожи внешне, но, к сожалению, Делла немного занудна. Возможно, в этом виновата роль старшей сестры, а может, это лишь склад характера, не могу сказать. Так или иначе, Делла всегда пеняет Лиссе на чрезмерное легкомыслие и неприличную для девушки нашего круга склонность ко всевозможным забавам, более приставшим дочкам разбогатевших торговцев. Мне обычно достается за рассеянность, витание в облаках и любовь к неуёмным фантазиям, но исключительно из-за той неловкости, которую порой испытывают окружающие из-за моей неуместной задумчивости и ответов невпопад. Так-то легкая мечтательность, по мнению Деллы — не порок, а, скорее, благодетель для девушки из хорошей семьи.

Я вспомнила, наконец, о просьбе Идды, и заставила себя присмотреться к сидящим напротив. Мой взгляд тут же перехватил интересный юноша: рослый (насколько можно судить по сидящему человеку), широкоплечий, с открытой улыбкой и непослушной гривой каштановых волос. Мне показалось, будто он отдаленно напоминает Грифона, я даже головой встряхнула — что за чушь! Ничего общего: вот он повернулся, и мне стало прекрасно видно, что профиль у него совсем иной, да и глаза...

"А какого цвета были глаза у Грифона?" — вдруг задумалась я и не смогла вспомнить. Мне показалось — темные, но впервые я увидела его в сумрачном коридоре и опасалась взглянуть ему в лицо, да и в последующие наши встречи не рассматривала пристально и уж точно не встречалась с ним взглядом. А еще думала нарисовать по памяти... Получилось бы, интересно?

У этого юноши глаза были голубыми. А может, и серыми, просто синяя туника выгодно оттеняла их: Лисса угадала, молодые люди тоже были одеты по моде многовековой давности. Совсем как Грифон.

Не был ли он одним из них? Если да, то хотя бы становилось понятным его присутствие в замке. Если нет, тогда я никак не могла объяснить связанных с ним странностей, как ни старалась!

"Что-то ты слишком много думаешь о нем, — сказала я себе. — Неужели влюбилась?" И тут же снова встряхнула головой, чтобы глупые мысли выскочили из нее побыстрее, — о таком и помыслить было невозможно!

Просто... Просто мне очень хотелось разгадать его загадку, пускай даже я понимала, что не стоит совать нос в подобные тайны, целее будет. А если ответ не найдется, я так и стану мучиться, возможно, даже годами, я ведь уже упоминала о своей особенности. Должно быть, это мне и предстояло: даже если я снова повстречаю Грифона, вряд ли мне удастся расспросить его, то... Мне лучше будет убраться от него как можно скорее и как можно дальше! Но в то же время так хотелось поговорить с ним подольше, узнать о неведомых странах и, быть может, научиться азам дзейлинской скорописи...

"Что со мной? — опомнилась я, когда вилка звякнула о край тарелки. — Откуда эти мысли? Они какие-то... не мои!"

Откинувшись на спинку стула, я нашла взглядом Идду — вид у нее был несколько озадаченный, да и у ее спутниц тоже. А вот кузины и многие другие выглядели настолько задумчивыми и в то же время радостными, что я невольно подумала: уж не добавили ли в нашу еду и напитки какое-нибудь зелье? ("Злое зелье", — тут же подбросила память слова Ины.) Откуда вдруг такое воодушевление? Почему Лисса так нежно смотрит на юношу напротив, Делла с ожесточением крошит поджаренный хлебец, а Тина-Санна озирается в недоумении? И что такое со мной самой?

"Разум есть разум. Не чувства", — вспомнила я слова Грифона. Быть может, на этом этапе Испытания и впрямь задействовано колдовство, призванное разбудить чувства в соперницах? Причем самые обычные низменные чувства к посторонним мужчинам, а вовсе не возвышенную любовь к его величеству, которого большинство из нас видели-то только на портретах! Не это ли станет испытанием? Почему нет... У Старой Птицы своеобразное чувство юмора, это я уже поняла.

"Имеет ли она какое-то отношение к этой выдумке, или же это дело рук людей?" — задала я себе очередной вопрос, но он, конечно же, остался без ответа.

— Сударыни, — раздался голос распорядителя. — Те из вас, кто уже закончил трапезу, должны подойти ко мне и вытянуть жребий, каковой укажет на молодого человека, который в последующие дни сделается вашим спутником и помощником, партнером в танцах и прочих увеселениях. Прошу же!

— Можно поменять, если не понравится? — звонко выкрикнула с места Мада-Норра, с которой мне довелось мыть полы.

Рот у нее не закрывался ни на мгновение, а еще она была необычайно смешлива и любила пошутить над остальными, но это выходило у нее как-то н не обидно.

— Только если договоритесь с той, которую тоже не устроит предназначенный слепым жребием временный партнер, — ответил распорядитель, и она, казалось, удовлетворилась ответом. — Ну же, сударыни, прошу!

И вот так, одна за одной, мы получили спутников... на ближайшее время, если верить словам распорядителя. Мне достался тот самый, что издали показался похожим на Грифона. Вблизи я увидела куда меньше общего. Ростом он уступал моему странному знакомцу, руки у него оказались мягкими — я сразу вспомнила жесткие пальцы Грифона, когда мой напарник коснулся моей ладони, — от него приятно пахло, а выглядел он... Скажу так: словно ему никогда не приходилось утруждать себя. О нет, он не был ни толстым, ни рыхлым, но взгляд на него рождал мысли о том, что чем бы он ни упражнял тело, это всегда было только в удовольствие, но ни в коем случае не в тягость. Этакий сытый и довольный собой кот, холеный, сильный и ловкий, но... Только с певчими птичками вроде нас, пришло мне на ум. Ему никогда не попадался на пути настоящий дворовый полудикий зверь, тощий, весь в шрамах, одноглазый, с порванными ушами — гроза крыс, всех окрестных кошек, а то и зверей покрупнее...

Думать так об этом юноше оказалось настолько забавно, что я не смогла сдержать улыбки, а он, конечно же, заметил это и не преминул сказать:

— Вы прелестны, когда улыбаетесь, сударыня.

— Спасибо, сударь, вы не первый, кто говорит мне об этом, — ответила я словами Деллы.

Кузина не любила дежурных комплиментов и порой бывала чрезмерно резка с их любителями. Наверно, она могла бы придумать что-нибудь более хлёсткое, но увы — я никогда не была сильна в пикировке. Пришлось прибегнуть к подобной уловке...

— Сударыни, — продолжил распорядитель, — сегодня начнутся танцевальные классы. Соблаговолите переодеться к занятиям и быть на месте точно вовремя — колокол вы услышите. Желаю всем успехов!

Так потянулись дни нового этапа Испытания, словно подчиненные счету наставляющего нас учителя танцев — шаг, шаг, поворот, поклон... Дни, наполненные навязчивым вниманием кавалеров, отделаться от которых удавалось только в спальнях и только на ночь — днем они поджидали под дверьми, готовые в любой момент сопровождать нас, куда только заблагорассудится.

Лисса за три дня сменила пятерых провожатых — по договоренности с другими девушками, конечно же, которые тоже меняли их, как перчатки.

Делла из последних сил терпела того, кто достался ей по жребию, так же поступала и я. Мне, пожалуй, было даже проще: я не была настолько раздражительна, как старшая кузина, я могла отрешиться от болтовни Танна — Идда оказалась права, все молодые люди представились короткими, ни о чем не говорящими именами, — и погрузиться в собственные мысли. Главное было не кивать на каждое его слово, иначе выходило, что ты соглашаешься с любым, даже самым безумным предложением, например, взглянуть на звезды с вершины башни. Это зимой-то, в такой холод! Я, конечно, мечтательна и романтична, но не до такой степени! И к тому же, Танн определенно не был тем, с кем я отправилась бы на подобную ночную прогулку.

"О да, — сказала я себе, послушно двигаясь под музыку, — ты предпочитаешь гулять в одиночестве. Вот только встречи происходят... необычные".

Удивительное дело — до сих пор все девушки были на месте.

— Может быть, теперь исключать будут парами? — жизнерадостно предположила Лисса за ужином и улыбнулась своему новому кавалеру, Лану.

— Ты хотя бы узнала, с кем заигрываешь? — спросила Делла, поднеся к губам бокал.

Ей казалось, будто так со стороны сложнее заметить наши переговоры. Увы, она лишь закапала платье и привлекла больше внимания, чем если бы просто негромко говорила.

— Никто не называет настоящих имен, — чуть слышно ответила Лисса, и я кивнула. — О себе ничего не рассказывают. Мне не удалось даже выяснить, на севере они жили или на юге, на равнине или в холмах, в лесу или у реки, сколько у них братьев и сестер, живы ли родители... Немыслимо! Обычно люди так охотно говорят о себе, даже расспрашивать не нужно, а эти молчат, словно проклятые!

— Скорее уж, заклятые, — пробормотала я. — Зато они с интересом слушают, вы заметили?

— Еще как! Я нарассказала множество небылиц первому, потом всё то же самое, но наоборот — второму, а третий пытался уточнять у меня детали и первых историй, и вторых, — хладнокровно заявила Лисса, поймала мой взгляд и улыбнулась. — Жаль, что у меня нет твоего воображения, Тесса, иначе я придумала бы такие истории, в которых эти кавалеры запутались бы, как котенок в распущенном клубке!

— Чего ради ты это делала? — нахмурилась Делла. — Рассчитываешь попасть домой к зимним праздникам?

— Почему бы и нет? — дернула плечом Лисса. — Я думала, тут в самом деле окажутся неженатые молодые дворяне, а эти...

— Кто же они, по-твоему? — деланно удивилась я.

— Не имею представления. Придраться невозможно, держатся они на высоте, но... сложно объяснить, вы же общаетесь только со своими верными тенями!

— Ты все же попробуй, — попросила Делла, и Лисса задумалась.

— Они... — произнесла она наконец, — какие-то одинаковые! Желают говорить лишь только о том, что интересно мне, при этом никогда не имеют собственного мнения... Ах, Тесса, если бы ты попробовала разговорить своего Танна! Ты прочитала столько книг, побеседуй о них!

— Но если он их не читал?

— Перескажи и потребуй сказать, что он думает об этом, неужели тебе сложно?

— Конечно, нет, но... — я поймала взгляд Деллы и согласилась: — Я постараюсь.

Не объяснять же было, что мне вовсе не хочется разговаривать с Танном и тем более делиться с ним мыслями о любимых историях? Это ведь все равно, что пустить незнакомца в свою спальню и позволить бесцеремонно переворошить вещи, перетрогать все любимые безделушки, рассмотреть их на свету и отбросить в сторону, как не заслуживающие внимания... или, наоборот, отложить, а то и вовсе присвоить.

— Ты так и не объяснила толком, что имела в виду, — вернула нас Делла к теме разговора.

— О, конечно, — спохватилась Лисса. — Я хочу сказать, что эти молодые люди совершенно безлики. Они... как манекены или те самые птицы-болтуны: только и умеют повторять: что вам угодно? О чем вы думаете? Почему вы так думаете? Зачем вы так поступили?

— То есть им приказано выведать, что у нас на уме?

— Наверно. У тебя есть другие идеи?

— Боюсь, нет, — Делла промокнула губы салфеткой и тщательно сложила ее. — И я вынуждена взять свои слова обратно.

— В каком смысле?

— В таком, что Тессе не следует более... хм... тесно общаться с ее спутником, ни на какие темы. Не то замечтается и скажет что-нибудь... неуместное.

— Спасибо, я всегда знала, что ты высокого мнения о моих умственных способностях, — пробормотала я.

— Не обижайся, — неожиданно ласково произнесла кузина и погладила меня по руке. — Но согласись: если ты увлечена чем-то, то можешь забыться и наговорить лишнего.

Я, помедлив, кивнула. Увы, это было правдой, и не мне играть в шпионку, пытаясь подловить Танна на чем-то. Сомневаюсь, что даже Идде это по плечу, в особенности, если здесь задействовано колдовство...

— Посмотри, как Ода-Летта улыбается Ритту, — негромко сказала Лисса, и я взглянула направо. — Вот увидишь, она натворит глупостей.

— Перестань, — попросила я, — она разумная девушка, и если уж добралась до второго этапа...

— Мы же не знаем, чем ее поманил Ритт, — еще тише произнесла кузина, и я вдруг заметила на ее лице незнакомое выражение, очень взрослое и совсем не приятное. Она же повторила мои мысли: — Ода-Летта из небогатой семьи, она наверняка не верит в то, что может стать королевой. Так почему бы не выйти из игры с небольшой выгодой для себя?

— Хочешь сказать, кто-то из твоих кавалеров уже предлагал тебе руку и сердце? — правильно поняла ее Делла.

— Двое из троих, — показала на пальцах Лисса. — Третий еще не успел, но, думаю, наверстает упущенное после ужина или завтра утром.

— Но такой ход рассчитан на... Не на самых умных девушек, — поправилась та.

— Однако это сработает, вот увидишь, — предрекла Лисса и улыбнулась, печально и совсем по-взрослому. — И не смотри так на меня, Делла. Ты до сих пор считаешь нас с Тессой маленькими сестренками, способными только хныкать и пачкать платья. А мы, представь себе, уже выросли, даже Тесса. Верно я говорю? Тесса?

— Что? — опомнилась я, и кузины тихонько засмеялись, но не зло, не обидно.

— Довольно говорить об этом, на нас уже смотрят, — сказала Делла. Лицо ее помрачнело. — Будьте осторожнее, особенно ты, Тесса. А ты, Лисса, перестань менять ухажеров, достаточно с тебя троих.

— Я больше не буду, — тоном маленькой девочки, обещающей не трогать варенье, протянула Лисса, надула губы и хлопнула ресницами, но тут же перестала гримасничать. — В самом деле, довольно. Я проверила, что хотела, и больше слова лишнего не скажу, чего и вам желаю!

Тут она оглянулась и добавила шепотом:

— Не сомневаюсь, Ода-Летта выболтала Ритту о себе всё, вплоть до любимого цвета нижнего белья!

— И это моя сестра!.. — простонала Делла. — Вы закончили? Идемте к себе, я хочу отдохнуть...

Стоит ли говорить, что мне отдохнуть не довелось? Едва я отделалась от Танна, дождалась Ины (слава всему сущему, теперь не нужно было далеко ходить, чтобы принять ванну) и решила лечь, как в дверь едва слышно постучали.

— Идда, это вы? — шепотом окликнула я.

— Кто же еще? — так же тихо отозвалась она, проскользнув в комнату. — Зря вы не запираете двери, Тесса.

— Чего здесь опасаться?

— Будто вы не знаете... — принцесса тяжело вздохнула и откинула назад тяжелые белокурые локоны, схваченные светлым шарфом, почти таким же, как был у меня.

— Догадываюсь, но... — я замялась. — Неужели вы думаете, будто кто-нибудь отважится... ну... войти к нам без спросу?

— Может быть, и нет, — задумчиво ответила она и села на край моей кровати. — Однако проверять не хочется. Мой любезный Сэд вчера долго скребся под дверью, умоляя позволить ему хотя бы поцеловать мою руку или краешек платья. Пришлось вылить на него кувшин воды и приказать пойти проспаться.

— В самом деле, кто мешал ему целовать вашу одежду среди бела дня, — усмехнулась я. — Но вы правы, Идда, а я была беспечна — даже не посмотрела, есть ли здесь засовы.

— Есть, я первым делом это проверила, — сказала она.

— Нужно предупредить кузин. Хотя, — перебила я саму себя, — они и без того достаточно сообразительны. Послушайте, что сказала за ужином Лисса...

Идда внимательно выслушала меня и кивнула.

— Судя по всему, ваша младшая кузина не обделена интуицией. Я чувствовала то же самое, но вот проверять, — она усмехнулась, — проверять не стала.

— Понимаю, это вам не пристало.

— И все же наблюдений Лина-Лиссы мало, — добавила Идда. — Мне хотелось бы присовокупить ваши.

— Вы имеете в виду рисунки? — уточнила я, дождалась кивка и протянула руку за папкой. — Вот, посмотрите. Кажется, я успела запечатлеть всех, кто попался мне на глаза. Приходилось делать это по памяти, но я на нее не жалуюсь. Там на обороте подписано, кто...

— Нет, позвольте, я не стану смотреть на имена, — перебила она и повела себя странно: высыпала все листы из папки на кровать, изображениями вниз, и перемешала их.

— Что вы делаете? — не сдержалась я.

— Сейчас увидите, — сказала Идда и поискала что-то взглядом. — Дайте мне грифель, будьте так любезны! Благодарю... И, Тесса, вы не будете возражать, если я немного испорчу ваши работы?

— Нет, конечно, это же просто наброски, — недоуменно ответила я, глядя, как она выбирает из вороха рисунков один и показывает мне.

— Кто это?

— Ирр, если не ошибаюсь, — ответила я, присмотревшись. — Да, у него приметная родинка над бровью, и...

Принцесса, склонившись над рисунком, принялась ожесточенно черкать грифелем.

— А теперь?

У юноши, изображенного на рисунке, появились усики, брови стали гуще (родинка исчезла в них), немного изменился рисунок рта.

— Вылитый Адри, второй кавалер Лиссы, — с удивлением ответила я. — Но...

— Постойте...

Идда снова принялась колдовать над моим рисунком, а когда показала мне его, я уверенно произнесла:

— Это же Танн! Точно такая челка, и... Что это означает?

— А вы как полагаете?

— Не могут же все они быть братьями или близкими родственниками!

— Конечно же, нет, если только не явились из сказки, в которой у несчастной матери было три десятка сыновей — рост в рост, лицо в лицо, голос в голос, — усмехнулась Идда, вороша рисунки.

— Лисса тоже сказала, что они какие-то одинаковые... Но как это может быть, я не представляю, если только их не заколдовали!

— Или не наколдовали, — негромко сказала она. — Вы же сами убедились — достаточно немного изменить прическу, добавить пару штрихов, и Ирр превращается в Танна, а Танн... в кого угодно. Быть может, здесь вовсе не две дюжины молодых людей, а всего один... одно...

— Что?..

— Существо, — почти неслышно произнесла Идда, — способное разделяться на десятки себе подобных и при этом сохранять единый разум. Как в очень старых и страшных легендах... Не знаю, слыхали ли вы в Гаррате сказки о Враге. Сомневаюсь в этом...

— О Враге?! — я вовремя схватила себя за язык, и возглас мой прозвучал не громче комариного писка.

— Все-таки слышали? — удивилась принцесса. — Надо же... я полагала, эти истории почти исчезли, их нигде уже не рассказывают, а о Враге даже упоминать перестали.

— Вот только в глуши память у людей дольше, — сказала я, потому что именно такого ответа она ожидала.

— Разве же Гаррат — глушь? Всего две недели пути до столицы, — усмехнулась она. — А что именно у вас рассказывают, Тесса?

— Я помню только одну сказку, слышала от кормилицы, — ответила я, мысленно попросив прощения и у бедной женщины, которая поминала Врага разве что в присловьях, и у Грифона. — О Старой Птице, которая отвоевала солнце у Врага. Правда, что это за Враг, каким он был, никто не знает.

— Расскажите, — попросила Идда, и я послушалась. — Как мало осталось от истории великой битвы... Но даже это — больше, чем ничто.

— Кто он такой? — спросила я. — И почему больше не рассказывают эти сказки? Вы что-то знаете, Идда, так скажите же, наконец!

— В том-то и дело, что я почти ничего не знаю, — медленно произнесла принцесса. — Я сказала вам, что интересуюсь Испытанием — не ради королевской короны, а... просто так. Это правда. Но Испытание неразрывно связано с замком Старой Птицы — с нею самой, судя по всему.

— В основании фундамента лежит ее гнездо, — повторила я слова Грифона и добавила: — Так у нас говорят.

— Вот даже как! — глаза Идды загорелись. — Подумать только, столько лет... веков!..

— Вы что же, верите, будто Старая Птица в самом деле существовала? — попыталась я вернуть ее к реальности. — И Враг, кем бы он ни был, действительно украл солнце с неба? Разве это возможно?

— А почему нет? — она посмотрела на меня в упор, и я невольно отстранилась. — Колдовство существует до сих пор, чародеи не вымерли, хотя мастерство их изрядно ослабло по сравнению с прежними временами. Наверняка они тоже хранят какие-то тайны, но добраться до них невозможно. Для этого нужно родиться чародейкой, пройти посвящение... а после этого ты, даже если окажешься достаточно сильной и сумеешь добраться до самых вершин, скорее всего, позабудешь, что именно искала!

— Откуда вы знаете?

— Беседовала со многими чародеями, — с досадой ответила Идда. — Все они — лишь жалкая тень великих мастеров древности. Не знаю, что именно делают с ними во время посвящения в наши дни, но они ничем не лучше глиняных болванчиков! Слушают только своего господина, привязаны к нему гирляндой заклятий и связками амулетов, а собственной волей обладают только самые могущественные... Которые, конечно же, не снизойдут до беседы с одной из десятков принцесс!

"Инна-Ро — чудовищный брюзга, — услышала я голос Грифона, — но он один из немногих людей, кому я могу доверять безоговорочно. Согласись, это важно?"

А еще он сказал о разуме и мечте... Как жаль, что я испугалась тогда и не смогла поговорить с ним подольше! Окажись на моем месте Идда, уверена, она не упустила бы такого случая, и неважно, кем сочла бы Грифона — призраком, собственной фантазией или сумасшедшим, — всё равно узнала бы всё, что только захотела. Он ведь не прочь был поговорить, никуда не торопился... Но что уж теперь локти кусать!

— Вы говорили о Враге, — напомнила я. — Но я не уверена, верно ли я поняла... Вы связываете его... с Испытанием?

— Да, — ответила Идда. — В легендах говорится, будто он един во многих лицах. Совсем как наши спутники, не так ли? Быть может, в действительности они выглядят совсем иначе. Это могут быть полоумные пастушки и нищие бродяжки, но в силах Врага заставить их выглядеть и вести себя, как знатные кавалеры...

"Она сама одержимая", — подумала я, невольно отодвинувшись подальше.

— Замок... — принцесса обвела мои покои широким жестом, — меняется на глазах. Вы не заметили?

— Пожалуй, — на всякий случай согласилась я и сказала по наитию: — Но, думаю, вы не правы. Даже если от настоящего Испытания, каким бы оно ни было в прошлом, осталась лишь шелуха, Старая Птица все равно следит за нами.

— Почему вы так решили? — тихо спросила Идда.

— Никто из нас покамест не погиб и даже не покалечился. Вы сами об этом говорили, помните? Это Старая Птица присматривает, — выпалила я.

— Если это всё, на что у нее хватает сил, — произнесла она, — то плохи наши дела...

— Я не понимаю вас!

— Если бы я сама понимала... — она взялась за голову. — Я приехала сюда, чтобы узнать, как проходит Испытание. Но выходит, что... Всё так запуталось, Тесса!

— Объясните же, я постараюсь понять, — попросила я.

— Это вовсе не Испытание, — сказала принцесса и посмотрела на меня в упор. — Это жертвоприношение.

9.

Я молчала, как громом пораженная, потом все же вымолвила:

— Жертвоприношение? Но кому? И каким образом? Разве это делается так?..

— Да. Именно так. Теперь всё сходится, — проговорила Идда. Волосы ее растрепались, упали на лицо, и она смотрела на меня из-за спутанных прядей, словно из клетки. — На первом этапе мы должны были проявить смирение, верно?

Я кивнула, забыв спросить, откуда она знает об этом. Уж наверно, принцессе было ведомо больше, чем всем нам, вместе взятым.

— Забрали тех, кто проявил неуемную гордость, леность, праздность... Это была славная закуска для Врага. Он любит таких.

Принцесса теперь казалась мне еще более сумасшедшей, чем Грифон, от ее слов мороз подирал по коже.

— Но некоторые ведь отказались сами! — сказала я. — Эти-то в чем провинились?

— Трусость, — улыбнулась Идда. — У каждой найдется что-нибудь... Вот увидите, Тесса, скоро девушки снова начнут пропадать, и любую найдется, в чем обвинить. В тщеславии ли, лжи, злословии...

— Нас, должно быть, тоже могут... забрать? — я снова поежилась.

— Конечно. Интересно только знать, когда это случится... и как именно. И жаль, что я никому не смогу рассказать об этом!

— Идда, но ведь... Вы сами говорили — сестра вашей бабушки проходила Испытание, и она осталась в живых! Чего же опасаться?

— Мы не знаем, что именно она потеряла, — обронила Идда. — Ведь я не говорила, что нам непременно перережут глотки на алтаре, о нет!

— Да уж, исчезновение стольких девушек замолчать сложно...

— Враг действует не так, — не слушая, продолжала она. — Он не забирает жизнь — зачем она ему? Он отбирает то, что составляет твою суть, пускай даже это умение лгать не краснея... Та старая женщина прожила долгую, ничем не примечательную жизнь. У нее были дети и внуки, она похоронила мужа и, я знаю, уже в преклонном возрасте нашла друга сердца, но...

Она перевела дыхание и продолжила:

— Бабушка говорила — ее сестра после Испытания сделалась иной. Словно бы потускнела, утратила блеск, стала... обыкновенной. Я не сумела дознаться, чем именно она прежде выделялась среди других, но, очевидно, что-то все-таки было, раз по ней сходили с ума мужчины и ненавидели женщины? И это вовсе не красота, о нет!

— Знаете, — произнесла я и сглотнула, потому что в горле неожиданно пересохло. — Моя кормилица говорит: в каждом человеке есть словно бы особое зернышко, как в праздничной булочке. Оно может быть сладким, соленым, острым или даже горьким, но без него вкус не тот.

— Как точно подмечено, — без улыбки сказала Идда. — Зернышки... Враг выколупывает их, оставляя обычное пресное тесто. Или сдобное, без разницы.

— Но зачем?

— Откуда же мне знать? Может быть, развлекается, а может, питается.

— Чего ради маскировать это под Испытание? — не отступалась я. — Что мешает ему заниматься тем же самым где угодно и с кем угодно? Неужели все дело в том, что в замке девушки собраны вместе, как... как булочки на блюде, напоказ? Не приходится далеко ходить и тщательно выискивать? Нигде больше не получится узнать, как принцесса относится к чистке конюшен, проверить ее в деле, верно?

— Скорее всего, так и есть, — обронила Идда. — Наверно, он способен устроить испытания одной-единственной избранной, но это долго, сложно и...

— Вовсе не обязательно в итоге он получит желаемое? — закончила я. — Девушка может оказаться самой обыкновенной, и добыча не будет соответствовать затраченным усилиям. А здесь — выбирай не хочу! Хоть несколько да окажутся подходящими! Вы это имеете в виду?

— Я в самом деле не знаю, Тесса, — покачала головой Идда. — Это... это лишь легенды. Но они вдруг обрели плоть, и теперь я не представляю, что с этим делать. Быть может, стоит просто завершить Испытание в свой срок и спокойно дожить отпущенный век, не вспоминая ни о чем?

— Вас ли я слышу! — не удержалась я. — Не вы ли мечтали раскрыть тайну?

— Иногда тайна оказывается больше, чем может вынести человек, — тихо сказала она. — Я не Старая Птица, хотя мои предки и вышли из ее гнезда, и мне не по силам встретиться лицом к лицу с Врагом.

— Трусость! — сказала я. — За это, по вашим же словам, должны были забрать еще на первом этапе. Только не говорите, будто это разумная осторожность!

— Какая уж тут осторожность, если каждое наше слово наверняка становится известным... кому-то, — усмехнулась Идда и облизнула пересохшие губы.

— Полагаете, Врагу и его присным, если это действительно они, больше нечем заняться, кроме как слушать болтовню девушек перед сном?

— Надеюсь, у них есть дела поважнее, — признала она. — Но что вы предлагаете, Тесса? Я признаю — я схватила загадку себе не по зубам и теперь мне остается или выпустить ее, сделать вид, будто я промахнулась по ошибке, или же...

— Погибнуть? — тихо спросила я.

— Исход все равно один.

— Но почему вы думаете, будто вас уничтожат, если вы продолжите доискиваться правды?

— Не меня, но мою личность, — напомнила Идда. — Впрочем, всех нас ждет эта участь, и вас в том числе. Просто с некоторыми это случится раньше, а с другими прежде как следует позабавятся... Должно быть, врагу по нраву, когда жертва на пределе, — это всё равно что острая приправа!

— Ну а раз исход один, тогда тем более нет смысла опускать руки, — сказала я, сама себе удивляясь. — Пускай мы обо всем забудем, но хотя бы какое-то время будем знать... ну ладно, не правду, но хоть что-то! Мы можем строить догадки, предполагать, искать доказательства...

— Жить, — сказала она и улыбнулась. — В самом деле, я что-то раскисла, а вы возвращаете мне веру в себя, Тесса! Что бы я делала без вас?

Я промолчала — никогда не могу найтись с ответом в такие минуты. Может, оно и к лучшему, иначе сказала бы что-нибудь глупое и нелепое и всё испортила.

— Кто вообще такой этот Враг? — спросила я, чтобы не молчать. — У нас толком не рассказывают...

— У нас тоже, — ответила Идда, — но, насколько мне удалось понять, это средоточие всего дурного, что только есть в людях. Скажем, если кто-то любит бахвалиться или сплетничать — это еще не страшно, многие из нас поддаются желанию приукрасить себя и свои поступки или обсудить знакомых за их спинами. Но Враг всегда рядом. Если человек податлив, тот найдет лазейку и начнет подталкивать: ври больше, еще больше... Займи денег, обещай вернуть, когда разбогатеешь, скажи, что выгодно женишься или найдешь сокровище, и тогда всех озолотишь, а пока гуляй напропалую!

— А и правда, — сказала я, подумав, — иногда с людьми случается такое: будто их кто-то подзуживает и заставляет делать гадости. Раньше были обычными, ну, пускай не самыми приятными, а потом... Это Враг виноват?

— Нет, — сказала Идда. — Враг — это... Он как холодный ветер. Кто виноват в том, что он выстудил дом? Ветер — потому что дует, как ему вздумается, или человек, потому что не закрыл двери и ставни и не разжег очаг?

— Не вполне понимаю, — призналась я, а она ответила:

— Всё просто. В каждом из нас есть хорошее и дурное, одного больше, другого меньше, и это дается не от рождения. Неразумные дети не отличают зло от добра, да и взрослые не всегда на это способны...

Идда помолчала, потом продолжила:

— Вам наверняка приходилось и лгать, и злословить, и желать дурного, пускай даже в мелочах, верно?

Я пристыженно кивнула.

— И со всеми так. Это все равно, что сквозняк в доме: наглухо законопатить все щели можно, но тогда ведь задохнешься у жаркого огня, — сказала Идда. — Но есть те, кто намеренно гасит огонь и распахивает окна навстречу ветру. Им кажется, так жить легче. Не нужно собирать хворост, подбрасывать его в очаг, не нужно следить, чтобы не погасло пламя, — ветер дует сам по себе... Вы понимаете?

— Кажется, да, — сказала я. — Можно сдаться на волю стихии и лететь, куда несет этот самый ветер, а можно ей противостоять. Второе тяжелее, но... Но ведь многие так делают, иначе наш мир давно рассыпался бы в прах!

— Неразумный Враг того и хотел, когда похитил солнце, — произнесла принцесса как нечто самой собой разумеющееся. — Но Старая Птица его вернула. Солнце живет здесь...

Она коснулась рукой сердца, совсем как Грифон. У нее не было вышитого герба на одежде, но она ведь сказала, что ее предки вышли из гнезда Старой птицы. Могло ли случиться так, что та говорила через своего дальнего потомка? Даже помыслить о таком было страшно!

— Но это было так давно... — тихо продолжила Идда. — Людей стало больше, пламя рассеивается, а Враг, наоборот...

— Чем больше людей, тем больше пороков? — догадалась я. — И тем он сильнее?

— Да, именно так.

— Лучше бы Старая Птица убила Врага, а не просто отобрала солнце! — в сердцах произнесла я.

— Нет, о чем вы, Тесса! — воскликнула Идда. — Его нельзя убивать. Без него...

Она развела руками, отчаявшись подобрать слова, а я представила себе палящее солнце, от которого невозможно укрыться, солнце, безжалостно выжигающее любую обиду, зависть, злость, даже самые ничтожные... И даже те, что дают силы подняться на ноги и двигаться вперед, несмотря ни на что.

Или жарко натопленную комнату, в которой нет ни малейшего движения воздуха — ветер убит, он больше не стучит в закрытые ставни, не воет в дымоходе... и пламя угасает, потому что ему нечем дышать.

— Тогда я не понимаю, что происходит.

— Тот, кто решил использовать Испытание, чтобы накормить Врага, тоже не понимает, — сказала она. — Надеется обуздать стихию, но это не дано никому из смертных. Даже Старая Птица не пыталась этого сделать.

— Но если этот некто старается, как вы говорите, придать Врагу сил, выходит, он полагает, что сумеет им управлять? Или хотя бы договориться с ним? Обменять жертвы на... что?

— Не представляю, но план этот обречен на провал с самого начала. Вы пробовали когда-нибудь убедить ветер не дуть? — негромко засмеялась она. — Это то же самое, только разговаривать придется с могучим ураганом. Но, может быть, на короткий миг — короткий в понимании человека, — ему удастся заставить Врага действовать... Вероятно, не так, как было задумано, но...

— Для чего? — снова спросила я. — Чтобы снова похитить солнце с неба?

— Думаю, нам хватит катастрофы помельче, — ответила Идда. Лицо ее до странного осунулось, глаза потускнели. — Люди вообще мыслят мелко. Уничтожить город. Или даже смести с лица земли половину королевства. Не нашего, конечно же, соседнего. После этого их можно будет брать голыми руками...

— Перестаньте, я не верю в это! — воскликнула я. — Устраивать подобное ради... ради захвата власти?!

— Но это так по-человечески... — тихо произнесла она и вдруг замерла. Только пальцы шевелились — Идда перебирала мои рисунки.

— Что с вами? — спросила я и дотронулась до ее руки. Она была нестерпимо горячей.

Может, у принцессы жар? Отсюда и все странные речи о Враге и прочем... А я, вместо того, чтобы звать на помощь, выслушиваю ее бредни!

— Тесса, а вот этот — совсем иной, — вдруг произнесла она совершенно другим тоном и протянула мне листок. — Кто это? Я его прежде не видела.

Я поняла, что сейчас провалюсь сквозь землю, потому что не удержалась — набросала все-таки портрет Грифона. Такого, каким увидела его в конюшне: растрепанным после скачки, с травинками в волосах и улыбкой на губах...

— Так... Один знакомый, — только и удалось мне выговорить.

— По сравнению с ним остальные тем более кажутся ненастоящими, — сказала принцесса и встала. — Мы заговорились с вами, Тесса, а завтра рано вставать... Доброй ночи.

— Вы хорошо себя чувствуете? — спросила я.

— Да, вполне, — удивленно ответила она, не удержалась и зевнула, деликатно прикрыв рот рукой. — Только спать очень хочется, но это поправимо, верно?

— Конечно... Но что делать с этими... кавалерами?

— Вести себя как можно более осторожно, — ответила она. — Понаблюдаем — пока мы не знаем, чего можно от них ожидать.

— Ода-Летта ведет себя... опасно, — выговорила я, и мы с принцессой обменялись взглядами.

Обе мы понимали, что предупреждать Летту бесполезно, она не поймет и не поверит. Выходило... Придется ждать и смотреть, чем окончится ее роман? Это...

"Как сквозняк в теплой комнате", — подумала я, проводив Идду и закрыв дверь на засов. Мне удалось коснуться ее руки — она оказалась совершенно обычной, глаза не блестели лихорадочно, на щеках не было румянца, а на лбу — испарины... Может, мне показалось? Немудрено после такой беседы! Мне ведь всё время чудилось, будто не Идда говорит со мной, вернее, не только она, а кто-то еще — ее устами, отчаявшись донести донести до нас важную мысль. Увы, слабый человеческий разум не вмещал ее, приходилось передавать хотя бы так, частями, урывками... Я поняла почти всё — или мне просто хотелось так думать.

Знать бы, что запомнила Идда! Может быть, она и не помнит, о чем мы говорили, а уверена, будто всё это время мы обсуждали кавалеров?

Расспрошу завтра, решила я и принялась собирать рисунки. Нет, все-таки я скверная рисовальщица: кавалеры и впрямь на одно лицо, а Грифон в жизни и вполовину не так симпатичен, как на портрете! Я приукрасила его по привычке — кузинам и знакомым нравилось, когда я изображала их красивее, нежели они были на самом деле.

Хранить этот рисунок было нельзя, и я, поколебавшись (ведь можно спрятать в книге, за переплетом, или еще где-нибудь!), поднесла листок к огню. Сперва затлел край, потом пламя разгорелось, охватило весь рисунок, и я уронила его на пол, опасаясь обжечь пальцы.

В последний раз мелькнуло улыбающееся лицо — вместо непослушной гривы пламенели языки огня, — и исчезло, рассыпалось черным пеплом. Я растерла его подошвой туфли, совсем как кровь Грифона на каменных плитах в коридоре, — это было недавно, а казалось, будто прошла целая вечность...

"Ничего, — сказала я себе, накрыв голову подушкой. — Вернусь домой и нарисую его снова, хоть сто тысяч раз!"

Но это было слабым утешением — я ведь знала, что, вернувшись в отчий дом, не вспомню ровным счетом ничего...

Наутро я проснулась, чувствуя себя совершенно разбитой. Подумала еще: может быть, Идда и впрямь нездорова, а я подхватила от нее заразу? В самом деле, мне казалось, будто я заболеваю, но жара не было, в отражении своем я не сумела углядеть признаков начинающейся лихорадки — ни слишком пятен румянца, ни противоестественной бледности, ни блеска в глазах, характерного для болезни. Не было ни кашля, ни боли в горле... Оставалось только списать дурное самочувствие на плохой сон (мне и впрямь снились кошмары, но что именно я видела, вспомнить не удалось), духоту в комнате и... не знаю, перемену погоды и новолуние, не иначе! Бабушка — я помнила ее достаточно хорошо, — всегда говорила, что в такие дни голова у нее болит и кружится, отказывалась от пищи и на день-другой закрывалась в своих покоях. Матушка страдала тем же самым, правда, по иной причине, но на мне женские недомогания таким образом не сказывались, да и не время было.

"Наверно, это от безделья", — невольно усмехнулась я. И правда: когда работали, не покладая рук, думать о подобном было попросту некогда — выспаться бы! А теперь непривычное тело мстит за издевательства — то там заболит, то здесь кольнет, будто мне сто лет...

Отчаянный крик заставил меня вздрогнуть и выронить щётку для волос. Крик повторился, хлопнула дверь, раздались другие голоса, и я не удержалась — отодвинула засов и выглянула в коридор. Как раз вовремя, чтобы увидеть мелькнувшее в конце коридора коричневое платье убегающей прочь горничной — это она оглашала замок рыданиями. Что же случилось?

— В своем ли вы уме? — услышала я голос Идды и подошла ближе. — Кто дал вам право калечить чужую прислугу?

— А кто дал ей право жечь мне лицо щипцами для завивки?! — взвизгнула Каса-Онна, рослая шатенка, ровесница Идды. — Взгляните! Останется шрам!

— Вы вот это называете ожогом? — презрительно спросила принцесса. — В самом деле? Крохотное розовое пятнышко, следов которого через четверть часа и не сыщешь?

— Это не ваше дело, сударыня! — ответила ей Каса-Онна. Зеленые глаза ее метали молнии, наполовину завитые темные локоны змеями вздыбились вокруг головы. — Я готова ответить на вопросы господина распорядителя, но пускай сперва он сам объяснит, как такую неумеху допустили прислуживать знатным девицам!

— Какой бы она ни была неумехой, — неожиданно встряла Мада-Норра, — это не повод уродовать её! Вы всегда предвзято относились к Але, и это могут подтвердить все, с кем вы делили спальню в самом начале Испытания.

— То есть вы одна, — ядовито улыбнулась Каса-Онна. — Остальных уже нет в замке.

— Моё слово против вашего? Не возражаю! — та вздернула подбородок. — Надеюсь, вас выставят отсюда еще до завтрака, сударыня. Подумать страшно, что до финала Испытания может дойти настолько неуравновешенная особа!

— О, разумеется, лучше пускай победительницей станет та, что стерпит от горничной и раскаленные щипцы, и яд в напитке! — не осталась в долгу Каса-Онна.

— Сударыни, вам лучше вернуться в комнаты и закончить утренний туалет, — негромко произнесла Ина, неведомо когда появившаяся за нашими спинами. Я и не заметила, что кузины тоже здесь. — Нехорошо, если молодые люди увидят вас неодетыми.

— Что с Алой? — тут же спросила Лисса. — Ей сильно досталось?

Ина помолчала, взглянула по сторонам — все были достаточно увлечены ссорой, чтобы не обратить на нас внимания, — и тихо ответила:

— Да, сударыня. Боюсь, она ослепнет на левый глаз. Мы позвали лекаря, но...

— Я ей сейчас эти локоны повыдергаю! — неожиданно воскликнула Лисса и ринулась было вперед, но Ина ловко схватила ее за локти.

— Прекратите, сударыня! Вы ведете себя неподобающе!

— А Каса-Онна, значит, повела себя подобающе? — гневно фыркнула кузина, стряхнув с себя руки горничной. — Или... Это устроено нарочно? Не могу представить, чтобы вы, Ина, терпеливо ждали, покуда я выжгу вам щипцами глаз, и даже не попытались увернуться или оттолкнуть угрозу! Как вы меня сейчас удержали... Неужели Ала не могла постоять за себя?

Ина не ответила, а мы переглянулись. Лично я надеялась, что с Алой всё обошлось, и она лишь играла отведенную роль, но... Кто знает? Быть может, жизнь и здоровье каких-то горничных не имели никакого значения в затеянной игре? Или они тоже... не вполне люди? Впрочем, мне не нужно было рисовать служанок, чтобы увидеть — они-то как раз очень сильно различаются, не то что наши кавалеры.

— Пройдите в свои комнаты, сударыни, — повторила она.

Я слышала, другие горничные так же пытаются увести своих подопечных, но те мешкали. И то: жизнь в замке была бедна событиями, а тут такое происшествие!

И вдруг раздался звук оглушительной пощечины, а после него наступила не менее оглушительная тишина.

Все мы повернулись к спорщицам и могли видеть застывшую с поднятой рукой Каса-Онну и оцепеневшую Кара-Идду — с алым отпечатком пятерни на щеке.

— Оскорбление ее высочества... действием... — едва слышно выговорила одна из спутниц принцессы, будто мы сами не видели, что произошло.

Я была уверена, что Идда спровоцировала Каса-Онну: та и без того кипела от негодования, и нескольких точно выверенных фраз наверняка хватило ей для того, чтобы окончательно утратить контроль над собой и поднять руку уже не на горничную, а на ту, что была намного выше ее по положению.

Принцесса Карадин, конечно же, очень дальняя родственница его величества, но в ее жилах течет королевская кровь. И это не шутки. Пусть во время Испытания все мы вроде бы равны, но...

— Оскорбление действием, — согласилась Идда, коснувшись горящей щеки. — Я требую удовлетворения! Немедленно!

Девушки ахнули и попятились.

— По праву оскорбленной стороны я вправе выбрать оружие, — протянула принцесса, наступая на Каса-Онну. — Вряд ли вы умеете фехтовать, сударыня, не так ли?

Та затравленно оглянулась, взгляд ее упал на доспехи в нише, и я уж было решила, что сейчас Каса-Онна попытается схватить неподъемный меч, но какое там...

— Вы явно неплохи в рукопашной, — закончила мысль Идда, — поэтому защищайтесь, как сумеете!

— Сударыни!.. — попытались вмешаться горничные, Ина в том числе, но тщетно.

Рука у принцессы оказалась тяжелой — она вернула Каса-Онне оплеуху, от которой та отлетела к стене. Правда, не сдалась (что ей было терять, в самом деле?) и попыталась ударить Идду кулаком в грудь, но угодила в плечо. Попытка схватить противницу за волосы тоже не увенчалась успехом — в отличие от Каса-Онны, Идда была тщательно причесана. От растопыренных пальцев с острыми ногтями принцесса тоже увернулась, дав сопернице хорошего пинка, а когда та бросилась на нее снова...

Я не сразу поняла, что случилось. Каса-Онна вдруг покатилась по полу, жалобно взвизгнув и зажимая лицо ладонями, а Идда вынула платок и тщательно отерла брызги крови сперва со своей руки, а затем с длинной острой шпильки, которую успела выхватить из прически.

— Проверьте, вышибла ли я ей глаз? — приказала она своим наперсницам и усмехнулась, ловко вонзив шпильку в тяжелый узел белокурых волос. — Даже если нет, надеюсь, этот урок пойдет ей впрок.

— Сударыня, ваше поведение возмутительно! — без особенной уверенности в голосе произнесла Нера, одна из старших горничных. — Я вынуждена буду доложить господину распорядителю, и...

— Доложите, разумеется, — перебила Идда. — И не забудьте присовокупить рассказ о том, что натворила эта... — она брезгливо взглянула на скулящую на полу Каса-Онну. — И речь вовсе не о пощечине, которой она меня наградила.

— Непременно, сударыня, — Нера поспешила к лестнице.

Две горничные подняли на ноги Каса-Онну и увели ее в комнату, а прочие принялись ненавязчиво теснить нас прочь от места происшествия.

Впрочем, Лиссу не так-то просто сдвинуть с места, если она того не желает.

— Сударыня, где вы выучились так драться? — выкрикнула она через плечо Ины.

— Дерутся пьяные в трактире, — охотно отозвалась Идда. Мне показалось, ей понравилось это представление: она раскраснелась, а грудь ее вздымалась чаще обыкновенного, хотя запыхаться принцесса не успела. — А сражаться меня научили дома. Неужели в других краях благородных девиц не учат постоять за себя?

— К сожалению, нет, — ответила Делла и отстранила Ину. — Предполагается, что у девушки имеется защитник, в противном же случае остается лишь сдаться на милость победителя.

— Можно завизжать и упасть в обморок, — добавила Лисса, глядя на принцессу влюбленным взглядом. Кажется, она нашла себе новый объект для поклонения. — Но вот как обороняться подручными средствами, нам не объясняют.

— О, обычно я ношу при себе стилет или кинжал, но их изъяли по приезду, не говоря уж о револьверах, — улыбнулась Идда. — Однако мои учителя знали, что такой поворот событий возможен: вряд ли вас впустят в чужой дом с оружием, — а потому научили меня обходиться малым. Это старинное искусство. Говорят, его принес в наши края наставник кого-то из королей древности — их имен история не сохранила, но, судя по всему, тот мастер происходил откуда-то из рассветных стран. У нас сражаются иначе.

"Инна-Ро, — невольно вспомнила я слова Грифона. — Может, речь о нем или о его соотечественнике? Нет, что за ерунда..."

— Жаль, что матушка запретила нам учиться фехтовать! — выпалила Лисса.

— Скажи спасибо, что она нам верхом ездить разрешила, — вздохнула Делла и тут же добавила: — Прошу извинить, ваше высочество. Моя сестра так непосредственна... Надеюсь, с возрастом это пройдет.

— Надеюсь, что нет, — с улыбкой ответила Идда, чем повергла кузин в некоторое недоумение. — Обрыдло видеть при дворе пресные физиономии. Ваши лица внесли бы приятное разнообразие.

С этими словами она развернулась и удалилась в свою комнату, а ее наперсницы, повинуясь жесту Идды, с подавленным видом отправились восвояси, оставив нас на опустевшем поле боя...

10.

— Что на вас нашло? — шепнула я, когда мы с Иддой встретились в танцевальном зале. Пока партнеры находились во внешнем круге, можно было переброситься парой слов.

— А вы как полагаете? — она плавно повернулась, ослепительно улыбнулась своему кавалеру, и мы разошлись.

— Вы решили спровоцировать... не знаю, кого именно? — спросила я, когда мы вновь оказались рядом.

— Отчасти, — ответила она через плечо. — Я не хотела доводить дело до дуэли, но...

— Но — что?

— Фамильное безумие взяло верх, — вздохнула Идда, и танец опять развел нас по сторонам зала.

"О чем она?" — невольно задумалась я, бездумно повторяя не такие уж сложные па.

Никто из нынешней династии не замечен в сумасбродстве... даже в переносном смысле слова. Конечно, простые смертные о многом могут не знать, но если бы у кого-то из Даррахейнов проявились признаки сумасшествия, об этом непременно стало бы известно, ведь за много веков правления они многократно роднились с другими знатными семействами...

— Что вы имели в виду? — спросила я, опять встретившись с Иддой. — Под фамильным безумием?

— Карадины этим грешат, — виновато ответила она. — Иногда накатывает, и.. вы видели результат. Обычно это случается, когда мы наблюдаем жесточайшую несправедливость по отношению к беззащитным...

И поди пойми, чьему именно роду принадлежит это так называемое безумие!

— Говорят, — добавила Идда, обходя вокруг меня в завершающей фигуре танца, — наш род идет от последнего прямого потомка Старой Птицы, — и такие вспышки праведного гнева — её наследие.

— А как же Даррахейны?

— Это темная история, — шепнула она. — Король погиб, а на его вдове женился тот, кто... Словом, он занял престол. Наследник родился через год, но...

— Но считался сыном покойного короля, — кивнула я. — И это он стал основателем династии?

Идда кивнула и добавила, прежде, чем кавалеры снова развели нас в стороны:

— Наш предок был всего лишь признанным бастардом. Младшим братом убитого короля, а не сыном вдовой королевы...

"Почему же он не предъявил прав на престол?" — подумала я, склоняясь перед партнером. Впрочем, что тут гадать? Младшему брату могло быть совсем мало лет, он мог расти далеко от столицы, а когда повзрослел, новый король уже крепко держал в руках бразды правления. Вряд ли у бастарда хватило бы сил и влияния на то, чтобы предъявить права на престол... и никто не рискнул поставить на него и развязать смуту в надежде сменить правителя, иначе сейчас королевством правила бы династия Карадин, а не Даррахейн.

Быть может, новый муж вдовы оказался не таким уж плохим королем? Он ведь не уничтожил память о предшественнике, Идда бывает при дворе, носит титул принцессы... И, в конце концов, семейные легенды часто оказываются далеки от истины. Кто знает, как всё было на самом деле?

— О чем вы задумались, сударыня? — обратился ко мне Танн, усадив отдыхать и поднеся бокал с прохладительным напитком.

— Мне кажется, во втором туре мы слишком ускорились и обогнали остальных, — ответила я, — нужно двигаться более плавно, иначе мы нарушаем рисунок танца. Учитель будет недоволен, вот увидите!

— Непременно учту ваше пожелание, — наклонил он голову. — Не будет ли большой дерзостью с моей стороны спросить, о чем вы беседовали с ее высочеством?

— Она спросила, не видела ли я, насколько сильно изуродована бедная Каса-Онна, — сказала я.

— Несколько раз?

— Даже если так, что с того?

— Неужели ее высочеству нравится смаковать подробности происшедшего по ее вине?

— Вы изволите меня допрашивать, сударь? — не выдержала я.

— Что вы, сударыня, просто... — Танн тяжело вздохнул. — Прошу вас, будьте осторожны.

— Непременно учту ваше пожелание, — с любезной улыбкой повторила я его слова, с треском закрыла веер и встала. — Я хотела бы переодеться к обеду.

— Я провожу вас, сударыня, — он подал мне руку, и я безо всякой охоты приняла ее.

Может, не стоило говорить с Иддой прямо в танцевальном зале? Конечно, музыка и звук шагов заглушали наш шепот, но...

В комнатах нас наверняка подслушивают, а других укромных мест я не знаю. Не записками же обмениваться — их легко отобрать... Вот если бы Идда выучила мой секретный язык, тогда всё оказалось бы проще, но увы — не было времени показывать ей эту тайнопись.

Я с большим трудом отделалась от Танна и заперлась на засов. Можно было ненадолго перевести дух: я не увидела бы своего сопровождающего, если бы только мне не взбрело в голову выйти из комнаты. Но я этого делать не собиралась, а впустила только Ину — та принесла воду для умывания и смену белья. Что и говорить, это было кстати после танцев!

К обеду я вышла достаточно отдохнувшей и готовой противостоять натиску Танна. Вот только, когда мы уселись за стол, между нами с Деллой осталось свободное место...

Мы переглянулись с недоумением и, что скрывать, с тревогой — днем Лисса была с нами, вела себя, как обычно, и ее внезапное исчезновение выглядело странно. Обычно девушки исчезали ночью: утром нам объявляли, что такая-то и такая-то покинули замок Старой Птицы, но еще ни одна не пропадала среди бела дня! Можно было понять отсутствие Каса-Онны — она лелеяла свою рану, — но куда подевалась кузина?

Я посмотрела на Идду — та тоже заметила отсутствие Лиссы и нахмурилась.

Делла поманила к себе Ину и спросила вполголоса:

— Лисса что, занемогла? Приказала подать ужин в комнату?

— Нет, сударыня, — ответила та.

— В таком случае, где же она?

— Боюсь, ваша сестра покинула нас, — спокойно ответила Ина, разглаживая передник и не глядя нам в глаза.

— Но почему так... скоропалительно? — нахмурилась Делла. — Мы могли бы передать с нею письма — зачем посылать гонцов, если Лисса все равно едет домой? И почему она ничего нам не сказала?

— Возможно, остатки гордости не позволили ей посмотреть вам в глаза? — предположила Ина, едва заметно улыбнувшись. — Ведь ваша сестра очень юна, и вряд ли она желала ваших, сударыни, утешений и уверений в том, что ее еще ждет блестящее замужество...

— А где ее кавалер? — обратила я внимание на пустое место за столом напротив и припомнив слова самой Лиссы: "может, теперь исключать будут парами?"

— Сами посудите, сударыни, что ему делать здесь, когда его дамы с нами нет? — негромко произнесла Ина.

"Если она сбежала с этим проходимцем, матушка нас убьет, — читалось в глазах Деллы. — Нет! Прежде я убью их!"

— Почему же об исключении Лиссы из числа участниц Испытания не было объявлено во всеуслышанье, как это делалось прежде? — не сдержалась и я. Наверно, все-таки заразилась от Идды: прежде мне и в голову не пришло бы подать голос при таком скоплении народа. — Господин распорядитель! Ответьте, будьте так любезны: где Лина-Лисса, младшая дочь Линдора?

— Да, мы требуем ответа! — поддержала Делла и незаметно протянула мне руку. Мы сцепили пальцы прямо над пустым стулом Лиссы.

Воцарилось молчание.

— Эта девушка, — произнес наконец распорядитель, пожевав губами, — отбыла из замка два с небольшим часа назад

— Сразу после урока танцев? — вслух удивилась Мада-Норра. — Что заставило ее поступить столь странным образом?

— Должен отметить, — продолжил распорядитель, хмуря брови, — что Лина-Лисса, младшая дочь Линдора, не была отстранена от Испытания, а завершила его по собственной воле.

Мы с Деллой переглянулись. Что за чушь! Лисса вовсе не собиралась уезжать, уж настолько-то мы ее знали! Она горела желанием если не победить, так хотя бы пройти Испытание полностью, узнать, что будет дальше...

Но даже если бы она решила вернуться домой, то непременно сообщила бы нам! Ведь многое из того, чего нельзя написать в скупых письмах, можно передать на словах... А Лисса не знала, что позабудет обо всем, покинув замок Старой Птицы (или, возможно, приобретет какие-то иные воспоминания, имеющие мало общего с реальностью), а потому обязательно спросила бы у нас с Деллой, что шепнуть родителям или еще кому-то!

Может быть, с ней что-то случилось? Вряд ли несчастный случай — их здесь не бывало, я уже говорила, но если кто-то навредил ей? Этот ее кавалер, как же его...

Судя по выражению лица, Делла мыслила так же.

— Я желаю, чтобы мне незамедлительно сообщили о благополучном прибытии Лина-Лиссы домой, едва только вернутся сопровождающие ее люди, — неожиданно произнесла Идда таким тоном, что шепотки в зале мгновенно стихли. — А поскольку уехала она совсем недавно, то, господин распорядитель, потрудитесь послать вдогонку этой девушке человека — пускай передаст мою просьбу написать лично мне и объяснить, по какой причине она решила прервать Испытание. Обещаю и могу поклясться честью — я не разглашу этой тайны даже родной сестре и кузине Лина-Лиссы, но...

— Но вы не в том положении, чтобы чего-то требовать, сударыня, — все тем же негромким, но необычайно внятным голосом перебил ее распорядитель. — Вы вправе сами прервать Испытание, а после того засыпать уехавшую подругу письмами или даже наведаться к ней в гости, но пока вы находитесь в замке Старой Птицы, вы ничем не отличаетесь от других участниц состязания.

— Да неужели? — прошептала Мада-Норра, накручивая на палец длинную русую прядь.

Она всегда так делала, если замечала нечто интересное, я давно это подметила. (По правде сказать — когда застала ее в курятнике: Мада-Норра наблюдала за тем, как петух топчет курицу, словно никогда в жизни не видела подобного. Может, и не видела — она была родом из столицы.)

— Не в моих правилах раздавать советы, сударыня, — продолжил распорядитель, — но вам следует больше следить за собственным поведением, нежели за чужим, и уповать на то, что завтра вы сами не покинете наше общество.

— Поверьте, я не стану рыдать ночами в подушку, если меня с позором изгонят из этого славного замка, — с улыбкой ответила Идда, но мне почудилось, будто она не на шутку встревожилась. — И вы совершенно правы: ничто не мешает мне нанести визит Лина-Лиссе и ее уважаемым родственникам. Надеюсь, мне не откажут в гостеприимстве?

— Гаррат будет рад приветствовать вас, — отозвалась я.

Еще бы не рад! Если дедушка узнает о визите принцессы Карадин, он лично проверит каждый закоулок замка, чтобы не ударить в грязь лицом перед высокородной гостьей...

Обед продолжился в мрачном молчании, а после него, когда настало время самостоятельных занятий, Идда подсела ко мне в музыкальной комнате. Я по-прежнему рисовала — это помогало занять руки, хотя не избавляло от тяжелых мыслей. Увы, на чтении я сосредоточиться не могла, брать в руки ланту не хотелось тем более — я знала только веселые пьески, а сейчас мне было не до смеха.

— Прелестный букет, — похвалила она мою работу, — хотела бы я уметь рисовать так по памяти!

— Это же совсем не сложно, — ответила я, с недоумением покосившись на принцессу. С трудом верилось, будто она не в состоянии изобразить нечто до такой степени незамысловатое!

— Должно быть, только для тех, кто обладает не только хорошей памятью, но и живым воображением, — сказала Идда. — Я прекрасно помню цветущие сады и букеты, которые преподносили мне поклонники, но вот беда — не могу перенести их из памяти на бумагу.

— Думаю, вам просто не хватает практики, — предположила я, поняв, наконец, что она не просто так затеяла этот разговор. — Может быть, попробуете? Сейчас у нас предостаточно времени, так почему бы не посвятить его живописи?

— Пожалуй, но только если вы согласитесь быть моей наставницей, — в светло-карих глазах принцессы мелькнул огонек. Судя по всему, я правильно поняла ее намеки. — Признаюсь, я так давно не держала в руках грифеля и кисти, что непременно стану делать глупейшие ошибки!

— О, это вовсе не страшно, — в тон ответила я. — Их всегда можно поправить, а если рисунок окажется безнадежно испорчен — бросить его в огонь и начать заново.

— Этим мне и нравится рисование,— проговорила Идда, — в вышивании, которым, как уверяют, славится Каса-Онна, исправлять что-то намного сложнее. Иногда приходится распускать половину работы, а я не настолько терпелива... Ну же, приступим!

Конечно же, это был фарс, но, пускай зрителей у нас оказалось не так уж много, мы старались изо всех сил. Только с третьей попытки принцесса изобразила нечто, отдаленно напоминающее цветок, а пока пыталась исправить рисунок, быстро написала прямо поверх него: "Вещи Лиссы на месте".

— Идда, не нужно так давить на грифель! — воскликнула я, когда она густо заштриховала надпись. — Получается ужасная грязь, вы же сами видите... Позвольте, я покажу, как нужно. Да, позвольте направить вашу руку... Вот так, плавно...

"Вы уверены?" — коряво вывела я рукой Идды. Она кивнула и, высвободившись, дописала: "Я проверила".

— Так лучше? — спросила она вслух. — Хм, пожалуй... но всё равно — ужасно!

Смятый листок полетел в камин, и мы с принцессой наблюдали, как распустился и тут же рассыпался прахом огненный цветок.

Вот так дела... Мы с Деллой не додумались заглянуть в комнату Лиссы. Вернее, хотели сделать это перед ужином, когда все разойдутся по своим покоям. Быть может, Лисса оставила нам записку?

"Что это означает?" — написала я на новом листке и тут же размазала слова, делая вид, будто изображаю туманную даль и угрюмые голые деревья на ее фоне. Идда едва заметно пожала плечами.

Да уж, гадай тут... Мы ведь не знали, уезжали ли другие девушки с вещами или без, никому не приходило в голову проверить это! А хотя...

"Ваши спутницы? Их вещей нет?" — черкнула я, и Идда кивнула. Верно, ее наперсницы жили с ней в одной комнате и в соседней, а сложно не заметить отсутствие сундука, еще вечером стоявшего рядом с твоим!

В таком случае, куда подевалась Лисса? Даже если на мгновение предположить, будто она умолила отправить ее домой немедленно, то неужели никто не подумал о том, как она станет обходиться две недели в пути (а то и больше!) без смены одежды, а главное, теплых вещей, кроме тех, которые она надела на себя?

"Наверно, с ней действительно что-то случилось, но это скрывают", — подумала я и зябко поежилась — откуда-то словно потянуло сквозняком.

Вспомнились мои мысли в самом начале Испытания, при первой встрече с Грифоном: девушка якобы уедет домой, но на самом деле ее принесут в жертву, родителям же сообщат, что дочь благополучно вышла замуж... В свете последнего разговора с Иддой — о жертвах, Враге и прочем — эти рассуждения уже не представлялись вовсе уж нелепыми! А учитывая то, что все мы, вернувшись домой, ничего не вспомним... О, сколько возможностей открывалось перед негодяями!

А сундук Лиссы... Наверно, его просто не успели убрать — если бы слуги пришли за ним среди дня, кто-нибудь непременно бы их заметил. Должно быть, это оставили до вечера, и если бы любопытная Идда не сунула нос в спальню Лиссы, мы... Мы могли поверить, что та взяла и уехала, а по какой причине — гадать можно до бесконечности.

"Может, она сбежала?" — предположила я и тут же стерла написанное.

"Вам лучше знать, это ваша кузина", — был ответ, и еще один листок полетел в огонь.

Да, конечно же, я знала Лиссу с раннего детства, и могла уверенно сказать: вряд ли кто-то из здешних кавалеров сумел подбить ее на побег. Не зря ведь она меняла их, а потом смеялась, и...

"Она заметила, что они одинаковые", — написала я, и мы с Иддой переглянулись. У нас-то была версия, объясняющая пугающую схожесть молодых людей, пускай и фантастическая, но до чего додумалась Лисса? Или даже не додумалась, а увидела или подслушала? Вызвала своего спутника на опасную откровенность? Или...

Или наш разговор с Иддой — и ночной, и сегодняшний, — все-таки услышали. Чем же тогда стало исчезновение Лиссы: предупреждением? Наказанием? Но почему не взяли меня, раз я замешана в этом деле? Принцессу Карадин, возможно, тронуть не осмелились, а мы с Лиссой равны по происхождению, всей разницы — я первая дочь в семье, а она вторая! Вдобавок Лисса принцессе никто, они даже не общались, и логичнее было бы убрать меня, чтобы дать Идде понять — следует прекратить изыскания.

Гадать можно было до бесконечности, но... Узнать бы только, что с Лиссой, где она, жива ли, в безопасности? Даже если из дома придет письмо — через месяц с лишним, если повезет! — кто поручится, что оно настоящее? Подделать почерк и печать не так уж сложно, особенно, если здесь замешано колдовство... А к тому моменту, как я сама отправлюсь домой, я, может, вовсе позабуду о том, что кузин у меня было две.

Что же делать?

Наверно, задумавшись, я задала этот вопрос вслух, потому что принцесса приложила палец к губам, вслух же сказала:

— Думаю, нужно прекратить бесплодные попытки... обучить меня живописи. Не представляю, во что превратилось бы мое платье, возьмись я за кисть!

"Прекратить попытки, вот как? А Лисса?"

Очевидно, мысли мои достаточно ясно читались на моем лице, потому что принцесса покачала головой и отвела взгляд. Я поняла это так: лучше оставить всё, как есть, пока не пострадал кто-нибудь еще. Например, мы сами...

— Благодарю за терпение, Тесса, — сказала она, на мгновение сжав мою руку и пристально посмотрев в глаза. — Но увы, это безнадежно. Остается только ждать развязки... И надеяться, что в финальном испытании нам не придется писать портрет его величества — я непременно проиграю!

Я вежливо улыбнулась в ответ. Надеюсь, внешне моё выражение лица можно было принять за разочарование собственными учительскими способностями...

Вот только я не могу успокоиться, пока не разгадаю загадку, и в этот раз было то же самое: я чувствовала, что должна хотя бы попытаться отыскать Лиссу или ее следы! Принцесса заходила в ее комнату, но она совсем не знала нашу кузину, а потому могла и не заметить какой-нибудь мелочи, чего-то такого, что поняли бы только мы с Деллой, всю сознательную жизнь прожившие с Лиссой бок о бок... Одним словом, мне самой нужно было заглянуть в спальню кузины, и случай представился, как я и рассчитывала, перед самым ужином.

Выждав время (сейчас все должны были переодеваться и прихорашиваться, включая наших кавалеров), я выскользнула в коридор. Так и есть — никого! Комната Лиссы была рядом с моей, и я толкнула дверь — ту не удосужились запереть.

Я зажгла светильник от захваченной с собой свечи и огляделась. Комната выглядела совершенно безликой — здесь уже успели навести порядок. Постель аккуратно застелена, нигде ни пылинки, и...

Сундука не было. Я прекрасно помнила, где стояло это окованное металлом чудовище, принадлежавшее еще прабабушке кузин по отцовской линии. Делла наотрез отказалась от такого наследства, Лисса же с восторгом забрала громадный сундук, упросила мастеровых в Гаррате обновить источенное жучками дерево, сделать новые металлические накладки взамен отвалившихся в незапамятные времена, и с тех пор хвасталась, что такой вещи нет даже у королевы-матери. Разумеется, можно подумать, та польстилась бы на подобную... хм... древность!

Кузина уверяла, к слову, что в этом сундуке можно пересидеть конец света, если тот вдруг застанет в гардеробной: достаточно забраться внутрь и закрыть крышку, только не захлопывать, чтобы можно было дышать. Даже если рухнет замок, сундуку ровным счетом ничего не сделается, и когда уцелевшие разберут завалы, то найдут Лиссу живой и невредимой, только страшно голодной, так она говорила.

"Что, если Лисса всё еще была здесь, когда Идда заходила перед обедом? — пришло мне на ум. — Только оглушенная и запертая в сундуке? Остальных уводили ночью, никто ничего не видел, даже соседки по комнате, но это совсем другое дело... Как если бы Лиссу убрали не потому, что она выбыла из Испытания, а по какой-то иной причине! А во время обеда сундук унесли... Ну почему Идда не заглянула внутрь?!"

Скорее всего, пробовала, тут же подумала я, только сундук был заперт. Лишь бы Лисса в нем не задохнулась! Она, помнится, хотела приказать провертеть в крышке дырочки — вдруг крышка все-таки захлопнется, и как тогда дышать? Я только не знала, претворила ли она свою идею в жизнь...

Больше в комнате ничего не нашлось. Ни клочка бумаги, ни рисунка на стене, ни нацарапанного на полированной спинке кровати послания. Или Лисса не успела ничего сделать, или просто все следы надежно уничтожили.

— Что вы здесь делаете, сударыня? — услышала я голос Ины за спиной и невольно вздрогнула.

— О, ничего. Просто Лисса одолжила у меня лучшую кисть, и я надеялась, что ей хватило совести если не вернуть ее лично, так хотя бы оставить на видном месте, — солгала я. — Но увы... К слову, во время уборки вы не находили ее?

— Кисть? Как она выглядела, сударыня?

— Вот такой длины, — показала я, — с полированной рукоятью из светлого дерева, а сама она очень мягкая, из шерсти зимней белки. Довольно толстая, но настолько удачной формы, что с ее помощью удобно прописывать даже самые мелкие детали.

— Ничего похожего я не видела, — сказала Ина и жестом пригласила меня покинуть комнату. — Но я спрошу у других горничных. Возможно, кто-то решил, что гостья забыла эту вещицу и отнес ее господину распорядителю.

— Или оставил себе...

— Зачем горничной такая кисть, сударыня? Ведь не пыль же со статуэток смахивать, — улыбнулась Ина и добавила: — Не беспокойтесь, если она осталась в замке, то непременно найдется. А теперь прошу, поспешите — ужин уже скоро.

"Если она осталась в замке, то непременно найдется", — повторила я мысленно. О кисти ли говорила Ина? Или о самой Лиссе?

Мне казалось, Ина неплохо к нам относится... насколько вообще служанка может хорошо относиться к случайным гостьям замка. В любом случае, нам с кузинами не в чем было себя упрекнуть: Лисса порой пыталась капризничать, но Делла пресекала это сразу же; я иногда о чем-то забывала или путала, как обычно... Но всё это, вместе взятое, не могло сравниться с поступком Каса-Онны!

К слову о ней...

— Как здоровье той горничной, которую утром обожгли? — спросила я, когда Ина уже готова была закрыть за собой дверь моей комнаты.

— Благодарю за беспокойство, сударыня, — сдержанно ответила она. — Лекарь сказал, ей повезло — зрение все-таки не пострадало. Но шрам останется, и заметный.

— Мне очень жаль, — искренне сказала я и добавила: — Почему же Каса-Онну до сих пор не выставили из замка? Или Старой Птице по вкусу такие... такие гостьи?

— Не могу знать, сударыня, — Ина замыкалась на глазах.

— Если она после подобного все еще здесь, то что же натворила Лисса? Я не верю, будто она сама решила уехать, даже не предупредив нас с Деллой!

— Не могу знать, — повторила горничная и закрыла дверь со словами: — Поторопитесь, сударыня, не то опоздаете к ужину.

"Разве же Танн позволит мне задержаться хоть на минуту?" — усмехнулась я про себя и посмотрела в зеркало.

В чем смысл смены нарядов, я не понимала: всё равно они были похожи, разве что вечерние казались немного пышнее наряднее, чем утренние. Право, у нас дома различия были куда более заметны, а здесь, казалось, если я приду к ужину в утреннем платье, никто и внимания не обратит.

"Попробовать, быть может?" — мелькнула крамольная мысль, но я тут же прогнала ее прочь. Нет, нет, именно из таких мелочей и складывается общее впечатление, а я и так уже... под подозрением, несомненно. Достаточно крохотного промаха, несоответствия установленным правилам, чтобы меня смогли отправить домой, а я никак не могла этого допустить! Во всяком случае, до тех пор, пока не узнаю, что сталось с Лиссой...

Если бы можно было посвятить Деллу во всё! Но принцесса не давала своего позволения на это, и я сомневалась в том, что смогу его получить. К тому же Делла вряд ли поверит в бредни о человеческих жертвоприношениях, решит, что я просто выдумываю, чтобы отвлечь ее от тревожных мыслей... а выходит, как обычно, с точностью до наоборот! Если бы Идда сама поделилась с ней нашими догадками, тогда, возможно, Делла прислушалась бы, но увы — если принцесса решила оставить свои изыскания, вряд ли из нее удастся вытянуть хоть одно лишнее слово.

— Вы заставляете себя ждать, сударыня, — с упреком сказал Танн, когда я вышла в коридор.

— Пунктуальность никогда не была моей сильной стороной, — ответила я. — И не вы ли не далее как вчера клялись ожидать у моего порога хоть до скончания веков?

— Боюсь, обстоятельства изменились, — произнес он, подходя ближе и предлагая мне руку. — Прошу, идемте скорее!

— Сударь, трапезная в другой стороне! — спохватилась я и попыталась отступить, но было поздно: кто-то взял меня сзади за плечи и сжал пальцы...

Это было настолько больно, что я даже закричать не смогла — только сдавленно ахнула, и мне тут же сунули в рот кляп. Не то чтобы я разбираюсь в подобных вещах, но чем еще мог оказаться скомканный кусок материи? Спасибо, чистой...

— Не сопротивляйтесь, сударыня, и нам не придется причинять вам боль, — сказал мне на ухо Танн, и глаза мои закрыла плотная повязка. С другой стороны послышался смешок, и мне показалось, будто это тоже Танн — до того был похож голос. — Идемте!

Меня подхватили под руки и повлекли в неизвестность. Наверно, мне нужно было упасть в обморок или хотя бы изобразить его — тогда не пришлось бы спотыкаться о ступени. Уж наверно, меня донесли бы до нужного места! Или, тут же пришло мне на ум, привели бы в чувство каким-нибудь простым, действенным и крайне болезненным способом — я все еще ощущала железную хватку на плечах. Роскошные, должно быть, появятся синяки...

А о том, что ждет меня впереди, я думать не желала. Мне было слишком страшно.

11.

"Как это будет?" — метались в голове мысли. То, что я не хотела размышлять о собственной участи, вовсе не означало, будто я этого не делала. Но если бы можно было запретить себе мыслить, я непременно бы так и поступила!

"Я очнусь в карете по пути домой, заплаканной и уверенной в том, что провалила Испытание? Или сразу дома — замкнувшейся в молчании, расстроенной и не желающей разговаривать обо всём этом даже с матушкой? Даже с дедушкой, который непременно будет настаивать на том, чтобы я поведала свою историю в мельчайших подробностях? А может, окажется, что никакого Испытания вовсе не было, а мы с Лиссой гостили у какой-нибудь дальней родни?"

Не помню, где услышала или прочитала о том, что неизвестность — хуже любой пытки. Теперь я могла говорить об этом со всей уверенностью...

Танн и второй, неизвестный мужчина, отвели меня куда-то, усадили на жесткий стул и приказали не двигаться, если я не желаю, чтобы они меня связали. Я послушалась: мне вполне хватило кляпа во рту и повязки на глазах, чтобы почувствовать себя совершенно беспомощной. Что я ощутила бы, очутившись в прочных путах, не хотелось даже представлять.

О, мне всегда нравились истории, в которых храбрые девушки, очутившись в заточении, умом и хитростью прокладывали себе путь на волю! Приятно было ставить себя на их место в грёзах, вот только... Настоящая жизнь оказалась вовсе не похожей на мечты, и даже то, что я прекрасно знала об этом и никогда не путала фантазии с реальностью, ничуть не помогало. Даже мешало, наверно: я не могла вообразить храброго рыцаря, который непременно явится на помощь. Не было здесь ни рыцарей, ни друзей, ни даже верных слуг...

Принцесса Карадин, возможно, попробовала бы отбиться от этих двоих. Даже, наверно, сумела бы заколоть одного своей шпилькой, а у второго отобрать оружие и... хотя бы сбежать — пускай в зимнюю ночь, но сбежать! А мне не хватало храбрости даже на то, чтобы почесать нос: велено было сидеть неподвижно, и я не смела пошевельнуться.

Внезапно лица моего коснулся слабый ветерок — похоже, отворилась дверь. Послышались шаги — кто-то остановился напротив меня.

— Вот эта девушка, господин, — раздался голос Танна.

— Вижу. Ее сложно спутать с другими, — с усмешкой ответил незнакомец. Голос показался мне смутно знакомым, но где я могла его слышать? — Надеюсь, она не успела поделиться с кем-либо своими догадками?

— Нет, господин, — уверенно ответил второй надсмотрщик.

— Прекрасно...

Кто-то вдруг сдернул с меня повязку, больно прищемив прядь волос, — если бы не кляп, я бы не сдержалась и вскрикнула.

Небольшая комната была ярко освещена, и я заморгала — на глазах выступили слезы. Взглянув на того, кто стоял передо мной, я снова подавила возглас, потому что...

Потому что передо мной стоял Грифон.

— Вижу, девушка узнала меня? — с усмешкой произнес он, и я медленно покачала головой. Даже если я уже видела его лицо, то имени всё равно не знала. — Что? Не узнала? Удивительно...

— Может быть, подстегнуть ее память, господин? — негромко произнес Танн.

— Оставь! — резко ответил Грифон. — И помни, с кем имеешь дело.

— Со слишком любопытной девчонкой, — был ответ. — Такой же, как ее кузина и... Сиди смирно!

Должно быть, при упоминании о Лиссе я невольно дернулась, и напрасно: тяжелая ладонь второго, безымянного похитителя припечатала меня к стулу.

— Я не ее имел в виду, — проговорил Грифон, в упор глядя на Танна. — Себя. Мне кажется, ты начал забываться, друг мой...

— Прошу простить, господин, — коротко поклонился тот. Раскаяния в его голосе я не услышала, и это явно не ускользнуло от внимания Грифона.

— Ты неискренен, — произнес он. — Хуже того, ты дерзишь. Но тобою мы займемся позже, а пока нужно решить, что делать с этой юной искательницей приключений...

Он наклонился ко мне, и я невольно отшатнулась. Вернее, отшатнулась бы, если бы меня не удержали на месте.

Холодные глаза впились в мое лицо, и мне захотелось зажмуриться: казалось, ими смотрит не человек, кто-то... или что-то иное. Но, должно быть, во всем было виновато лишь мое воображение.

"У Грифона волосы были длиннее, — вспомнила я вдруг, — намного гуще и без седины. И подстриженные совсем не так. И нос с горбинкой, не очень ровный — я еще подумала, что его наверняка не раз ломали... А у этого — прямой, и кончик иной формы... И лицо бледное, словно он давно не был на солнце, не то что Грифон! Это не он!"

Глупо, но у меня отлегло от сердца. Проще было подумать, что этот человек — старший брат или даже отец Грифона, чем поверить, будто тот способен так разительно измениться. Я же помнила, как он разговаривал со мной во время тех коротких встреч — ничего общего с манерой этого мужчины! Вот разве что оба называли меня "девушкой", но Грифон делал так только поначалу, а после знакомства торжественно именовал полным именем...

— Гара-Тесса, — произнес незнакомец, оборвав мои мысли, — первая дочь Гаррата, участвует в Испытании добровольно, с согласия обоих родителей. Всё верно?

Я зачем-то кивнула, а Танн подтвердил:

— Да, господин.

— Гара-Тесса успешно миновала первый этап и приблизилась к зениту второго, — продолжил мужчина.

Он стоял передо мной, заложив руки за спину, и мне приходилось сильно задирать голову, чтобы видеть его лицо. Почему-то мне казалось, что в такой ситуации Грифон опустился бы на одно колено. Или приказал подать второй стул. Или сам принес бы его. А что еще более верно — ничего подобного с ним бы не произошло!

— Внучки старого Гар-Дайна, — протянул он, — чувствуется его кровь... Удивительно даже: три девицы из одного гнезда забрались так далеко, оставив далеко позади куда более родовитых соперниц!

"Дедушка? — удивилась я. — При чем тут он? То есть, наверно, этот человек его знает, но..."

— Вам не нравятся рыжие, господин? — дерзко спросил Танн. — Хотя вам и брюнетка не пришлась по нраву.

"Это он о Лиссе? Что они с ней сделали?!"

Видимо, незнакомец прочел вопрос по моему лицу, потому что сказал:

— Твоя маленькая сестричка жива и здорова. И она останется таковой до тех пор, пока ты будешь вести себя смирно. Понятно?

Я кивнула, чувствуя, как на глазах снова вскипели слезы, только на этот раз — от бессильной злости. Чего он может потребовать от меня в обмен на благополучие Лиссы? На что я соглашусь, лишь бы ей не навредили? И что, если ей твердили то же самое? На что мы обе готовы ради друг друга? Ох, как не хотелось проверять... Хотя бы потому, что я опасалась собственного малодушия — мне так мало понадобилось для того, чтобы перепугаться насмерть, а дальше... Дальше будет хуже, а я вовсе не героиня из книг, которая способна достойно вынести пытки и унижение, если будет знать, что от нее зависит чья-то жизнь!

— Мне нравится наблюдать за рядом изменений этого милого личика, — сказал вдруг незнакомец, — но сейчас у меня нет на это времени. Уведите её. Я загляну к ней позже.

Меня вздернули на ноги и повлекли прочь. Если бы я могла говорить, то потребовала бы встречи с Лиссой, чтобы убедиться — она в самом деле цела и невредима! Во всяком случае, попыталась бы... Но увы — кляп оставался у меня во рту, и, как ни старалась я вытолкнуть проклятую тряпку языком, ничего не получалось.

— Повязку, — напомнил Танну второй конвоир, и мне снова завязали глаза. Потом на плечи набросили плащ, на голову опустился глубокий капюшон. — Пошевеливайся, время...

— Без тебя знаю. Чего ты боишься?

— Ничего.

— Нет, определенно, ты опасаешься, — повторил Танн. — В чем дело?

— Бродит тут... всякое, — буркнул тот. — Ближе к полуночи, говорят, видели. Ну, кто видел, те, может, сбрехали, а вот которые не вернулись — те точно повстречали...

— И что это такое?

— Помолчал бы ты, а? Накличешь! И шевелись — нам еще вещи ее выносить, пока ужин не закончился, а ты еле плетешься!

— Я бы пробежался, — хмыкнул Танн, — да рыжуля не угонится.

— Так ускорь ее, — приказал второй, и Танн потащил меня быстрее, я едва поспевала за ним. Одно хорошо: не слишком тугая на этот раз повязка сползла набок, и хотя бы одним глазом я могла видеть, что там, впереди. — Сдается мне, белобрысую принцесску ты погонял бы с куда большим удовольствием?

— Может, еще и доведется... — пробормотал тот и вдруг остановился.

— Ты чего?

— Господин, — недоуменно произнес Танн, — разве он не сказал, что...

— Какой еще...

Голоса их слились в один, а я присмотрелась — впереди маячила высокая фигура, до странного зыбкая в свете факелов.

Факелов? Были же светильники... Куда меня завели, в какую часть замка? Я не вспомню дорогу назад, столько раз мы поворачивали, поднимались и спускались по лестницам!

— Померещилось, — произнес Танн. Фигура и впрямь исчезла. — Нет там никого.

— Ага. Кто из нас еще боится! — хмыкнул второй конвоир. — Тени перепугался! Хорошо, не собственной...

Танн не ответил, только с силой дернул меня за руку, вынуждая идти быстрее, и я, конечно же, споткнулась и с размаху упала на колени. Встать не успела — он поволок меня за собой... куда подевался обходительный кавалер, которого я видела перед совсем недавно?

— Подними девку, — велел ему напарник. — Господин с тебя шкуру спустит, если узнает, как ты с ней обходишься! Совсем разума лишился, что ли?

Меня снова поставили на ноги, как куклу, и подтолкнули в спину, чтобы шагала проворнее. Наверно, я ободрала колени, как в детстве, но тогда всё было просто — кормилица вытерла бы мне слезы, приложила к ссадинам прохладный зеленый лист подорожника, а зимой — горсть чистого снега, и всё бы прошло. А теперь... Пёс с ними, с разбитыми коленками! Мне будто на сердце кованым сапогом наступили — никто никогда так со мной не обходился! Как с вещью, безмозглой и безответной, сколько ни пинай такую, ничего не будет, если хозяин не заметит... Распоследняя служанка и то может в тарелку плюнуть, а я даже голос подать не смела!

Да и что бы я сказала? "Отпустите меня немедленно, я пожалуюсь отцу?" О, как бы это насмешило моих конвоиров! Они бы животики надорвали! Отец далеко, и кто сказал, что я смогу до него добраться? И что он может поделать с тем, похожим на Грифона? Тот ведь явно королевский родственник — очень уж характерная внешность, хоть сейчас портрет пиши...

Обругать этих двоих я и то бы не сумела! Вряд ли их задели бы слова наподобие "дурак" или "болван", а другие — я имею в виду, те, которые доводилось случайно слышать во дворе, от отца или дедушки, — развеселили бы их еще сильнее. Нет ничего смешнее неумелой ругани, особенно в женских устах, говорила тетушка и сердито поджимала губы. Наверно, знала не понаслышке...

Я изо всех сил старалась сдерживать слезы, потому что от них непременно распухнет нос. И не в красоте дело, просто как я стану дышать, если рот заткнут? Вряд ли эти двое сжалятся и вынут кляп! Решат еще, что я притворяюсь, а стоит вытащить у меня изо рта тряпку, начну кричать на весь замок. Я не знала, что готовит мне заточение (куда еще, как не в темницу, влекли меня конвоиры?), но надежда на лучшее все-таки оставалась, пускай и совсем зыбкая. А вот если по пути захлебнуться собственными... м-м-м... слезами, ее не останется вовсе!

— Эй, — негромко окликнули сзади, и Танн вздрогнул. Рука его сильнее сжалась на моем плече, и я невольно всхлипнула — он сделал мне больно. Вернее, больнее, чем прежде: Танн не слишком-то со мной церемонился. — Куда вы так спешите? В замке пожар, и вы спасаете самое ценное?

— Ну что вы, господин, — неожиданно любезно произнес напарник Танна. Я не видела его лица, зато могла во всей красе лицезреть широкую спину: он загородил меня от неизвестного свидетеля. — Просто даме сделалось дурно, вот мы и провожаем ее в покои...

Прежде я думала, что никто не бродит по коридорам ночами, кроме Грифона, но, видно, ошиблась. Здесь кипела жизнь, и то, что участниц Испытания отгородили от прочих обитателей замка, не означало, будто те бесследно исчезли...

— Мне почему-то показалось, что дама не рада вашей помощи, — услышала я и встрепенулась.

— Вовсе нет, господин, — подхватил Танн и надвинул мой капюшон поглубже. Удивительное дело, голос его дрожал. — Она... она злоупотребила... если вы понимаете, о чем я... Поэтому речи ее не вполне разумны, и...

— Она может только мычать, — брякнул второй. — Простите, господин, но не нужно вам смотреть на... э-э-э... даму в беде. Она ведь вам не простит, если узнает, что вы видели ее в этаком состоянии! И уж тем более, если кто услышит...

— Что ж, разумно, — согласился неизвестный.

Я зажмурилась в отчаянии: не было никакой возможности подать ему знак, что я действительно в беде, а не... Наверно, эти двое имели в виду, что я слишком много выпила? Какой стыд...

— Ну так мы пойдем своей дорогой, господин, а вы — своей, верно? — подобострастно и с заметной опаской произнес напарник Танна. — Да? Благодарствуем... Живее давай...

Это уже адресовалось Танну, и тот, обхватив меня за талию, так что ноги мои не касались пола, почти понес прочь. Если даже я начну отбиваться, то случайный встречный решит, что дама пробудилась и недоумевает, куда это ее несут, а может, требует налить еще вина!

"А если не начну, — подумала я, — то не останется никакого шанса на спасение!"

И я брыкнулась, что было сил, так, что Танн едва не уронил меня. В книгах девушки кусали негодяев, но я была лишена такой возможности. Однако руки мне не связали, а обломанные на тяжелой работе ногти успели отрасти... Достаточно, поняла я, когда Танн глухо выругался — я целилась ему в глаза, но попала, кажется, в нос. Вторая атака провалилась — капюшон свалился, повязка съехала на шею, но растрепавшиеся волосы не давали мне толком разглядеть, что передо мной, и я попала Танну в плечо.

Теперь уже я замычала от боли — он едва не сломал мне кости, поймав за запястья, а его напарник схватил меня за волосы, намотав их на кулак, и...

— Нет, эта дама определенно не жаждет вашего общества! — услышала я мужской голос, а затем раздался... пожалуй, шлепок, какой раздается, когда большой кусок сырого мяса с размаха припечатывают к разделочной доске. Вот только в этот раз роль доски выполняла каменная стена, а ударился о нее со всего маха напарник Танна.

Сам Танн потащил было меня прочь, но далеко не ушел. Что именно произошло, я не видела — повязка съехала сильнее, волосы закрывали обзор, — зато слышала влажный хруст, короткий вопль и шум падения чего-то тяжелого.

Наступила тишина, и нарушал ее только звук шагов. Я сидела на полу, по-прежнему опасаясь поднять руки и снять повязку, убрать с лица волосы...

Неизвестный остановился прямо передо мной. Я увидела ноги в мягких сапогах, потом, чуть выше подняв голову, — край туники с вышитым краем, ножны, широкий наборный пояс...

А потом Грифон опустился на одно колено и посмотрел мне в лицо.

В книгах девушки лишаются чувств в такие моменты, но я никогда в жизни не падала в обморок и сумела только разреветься, когда он осторожно избавил меня от кляпа.

— Они ничего не успели с тобой сделать, Гара-Тесса, — сказал он скорее утвердительно, чем вопросительно, и поставил на ноги. — Волокли к своему господину, верно?

Я сперва кивнула, потом помотала головой... я ведь не знала, что со мной собирались сотворить! Грифон, однако, истолковал это по-своему.

— Сперва ты говоришь, что участвуешь в Испытании, — задумчиво произнес он, — но я так и не выяснил, кто проводит его. Ты выполняешь то, что принято делать во время Испытания... а потом я вдруг встречаю тебя среди ночи в таком месте!

— Каком? — зачем-то спросила я, шмыгнув носом.

— Безлюдном. Я имею в виду, здесь ходят только те, кто не хочет попасться кому-нибудь на глаза.

— Как вы?..

— Как я, — согласился он. — Вот только беда: об этих коридорах мало кому известно. Значит, плесень поселилась совсем близко ко мне. Рядом. Неудивительно, что в последние дни мне мерещится ее запах...

— О чем вы? — шепнула я.

Признаюсь, Грифона я сейчас боялась не меньше, а то и больше, чем тех двоих. Они хотя бы были понятными и, как я поняла, не причинили бы мне вреда, во всяком случае, без приказа. А вот Грифон был совершенно непостижим и оттого особенно страшен...

— Мысли вслух, — сказал он, осторожно выпутал из моих волос повязку и ею же утер мне лицо. — На сердце тяжело. Вижу, неспроста.

Он помолчал, зачем-то рассматривая смятый кусок ткани, потом добавил:

— Я сказал тебе — не говори имени того, кто устроил Испытания, я хочу сам узнать его. Теперь я вынужден взять свои слова обратно. Назови мне имя человека, который превратил Испытание в потеху для себя и своих приближенных, и я объясню ему всю глубину его ошибки... И чем скорее, тем лучше. Пока никто не пострадал.

— Моя кузина!.. — смогла я выговорить. — Они и ее забрали, но я не знаю...

— Не в коридоре говорить об этом, — перебил Грифон. — Идём.

— Но Лисса...

— Ты не знаешь, где она, а я не знаю даже, кто развлекается в моём замке, и не могу предположить, куда он подевал твою кузину, — спокойно произнес он и положил руки мне на плечи. У меня колени подогнулись, хотя он вовсе не пытался придавить меня к земле, как делали, развлекаясь, мои братья. — Я хочу услышать всё с самого начала. По порядку.

— Если бы можно было расспросить Идду! — воскликнула я.

— Кто это?

— Она тоже проходит Испытание, и она знает намного больше, чем я!

Мне было стыдно за мое малодушие, но, право, я обрадовалась бы компании даже Каса-Онны, что уж говорить о принцессе Карадин!

— Где ее найти? — коротко спросил Грифон.

— Сейчас все на ужине... — начала я, но он перебил:

— Это теперь такая новая забава — ужинать во время завтрака?

— Еще нет и полуночи, сударь! — изумилась я.

— Должно быть, у тебя в голове помутилось, и немудрено, после такого приключения... — пробормотал он и продолжил: — Так где искать твою подругу?

— Она мне вовсе не... — начала я, а Грифон засмеялся. — Что забавного я сказала?

— Во время Испытания девушки становятся или злейшими врагами, или лучшими подругами, — ответил он, — или остаются друг другу никем. Думаю, я угадал, сказав, что вы сдружились?

— Не знаю, право, — очень сложно было говорить с ним вот так, лицом к лицу. Впрочем, я старалась смотреть на герб на его плече. Так было проще. — Она...

Как же объяснить? Меня вдруг осенило:

— Помните библиотеку, сударь? То место, где вы рассказали мне легенду о Старой Птице?

— Я еще не выжил из ума и не позабыл собственный замок, — был ответ.

— Комната Идды недалеко оттуда.

— А как выглядит твоя Идда?

— Она... Высокая, выше меня почти на голову, — в недоумении ответила я. — Очень красивая. У нее светлые волосы и карие глаза. И еще... еще она отлично фехтует!

— Знаешь, Гара-Тесса, — серьезно сказал мне Грифон, — наверно, я не пропустил бы такую девушку, если бы обнаружил ее рядом со своей спальней.

— Что вы имеете в виду?

— Рядом с библиотекой, а значит, и с моими... хм... не парадными покоями, сейчас нет никаких посторонних девиц. Я предпочитаю наносить визиты, а не принимать их, если ты понимаешь, о чем я.

Я догадывалась, но... Нет, всё-таки он не в своем уме! Но как бы там ни было, меня он спас и, возможно, сумеет найти Лиссу? Без помощи мне не справиться, это точно...

— Так может быть, проверим, сударь? — предложила я, стараясь улыбаться не слишком уж натянуто. — Библиотека — прямо от лестницы, а комната Идды — шестая по коридору налево.

— Хорошо, проверим! — неожиданно согласился Грифон, но в голосе его я не услышала ни азарта, ни насмешки. Что-то странное было в нем, чему я не могла подобрать названия. — Идем.

— А... эти двое?

— Я пришлю за ними. А теперь поспешим. Не нужно бродить по ночам, — Грифон увлек меня прочь. — Особенно по этим коридорам. Здесь не только люди водятся, Гара-Тесса. Хотя, если подумать, они лучше иных людей...

Я предпочла промолчать.

Мы шли в тишине, и причудливые тени плясали на стенах. Порой мне казалось, будто их отбрасываем не мы — слишком много их было, слишком странно они перемещались... Спросить Грифона о том, чудится мне или нет, я не отважилась. Правда, спросила о другом:

— Правильно ли я поняла, сударь, что эти двое... что вы их...

— Допрошу. Но это будет нескоро.

— Они ведь могут сбежать!

— Нет, не могут, — непонятно ответил Грифон, вытянул руку и коснулся стены.

Одна из странных теней, похожих одновременно на паука, парусник и диковинное растение, метнулась к нему и замерла, как собака под рукой хозяина. Мне показалось, будто он почесал ей пальцем... ну, то, что у тени было вместо шеи, и диковинное создание умчалось прочь по стене, уступив место помеси единорога со змеей.

Расспрашивать дальше мне не захотелось.

— Можешь не считать повороты, — сказал он мне. Заметил, видимо, как я шевелю губами.

— Я уже сбилась, сударь, не беспокойтесь.

— Даже если бы не сбилась, обратной дороги не найдешь. Хочется узнать, кто рассказал этим двоим, как попасть в потайной коридор...

Он задумался о чем-то, а я осторожно посмотрела по сторонам. Здесь было не так темно, тени вели себя смирно (лишь некоторые отваживались пробежаться по потолку, если думали, что на них никто не смотрит... а меня они явно не считали кем-то важным), но я по-прежнему не видела привычных светильников. Факелы горели ровно и ярко, но... Их ведь теперь разве что в церемониях используют!

— Почти пришли, — сказал Грифон, и я очнулась. Мы стояли на лестнице, ведущей к библиотеке. — Идем, проверим, сошел я с ума, как поговаривают, или всё-таки нет...

Он легко взбежал по ступеням — я поспевала за ним с большим трудом, — толкнул двери. Те легко распахнулись, и я увидела знакомый зал — просторный, светлый... За кристально чистыми стеклами окон без решеток занимался рассвет, небо было ясным, жемчужно-серым вверху и нежно-розовым с позолотой у самой кромки горизонта.

Никакого клавирона я не увидела. А вот стеллажи вдоль стен оказались на месте, и массивный стол, на котором Грифон расстилал карту известного ему мира, тоже, и...

Я повернулась и бросилась прочь из библиотеки. Вот наш коридор! Моя комната — одиннадцатая справа, а Идда живет по левую сторону, и... один, два, три... Вот ее дверь! Только ведь принцесса запирается на ночь...

Дверь легко распахнулась, и я остановилась на пороге совершенно незнакомой комнаты. Вернее, окно вроде было тем же самым, но здесь не было кровати, обстановка ничем не напоминала девичью спальню!

— Идда, — шепотом позвала я, будто надеялась, что она появится из ниоткуда и засмеется, довольная шуткой. — Делла! Кто-нибудь!..

— В столь ранний час здесь нет даже слуг, Гара-Тесса, — сказал мне Грифон и легко перехватил, когда я бросилась в коридор — искать пропавших девушек. — Похоже, нам нужно поговорить с Инна-Ро. Не нравится мне то, что происходит... К слову, за дверью, на которую ты так пристально смотришь — как раз моя спальня. Не парадная, повторюсь, но за неимением лучшего...

И вот тут я наконец погрузилась в спасительное беспамятство.

12.

Очнувшись, я услышала тихие голоса и постаралась не выдать себя ни звуком, ни малейшим движением.

— Я и говорю, ей неоткуда было взяться в тенях, — негромко говорил Грифон. — И приглядись: может, ты видел когда-нибудь эту девушку? Ее сложно не узнать, согласись!

Ответ я не разобрала. Вернее, не поняла, словно собеседник Грифона изъяснялся на незнакомом языке.

— Твоя память лучше моей, и с возрастом становится лишь крепче, как хорошо выдержанное вино, — тихо засмеялся Грифон. — И если ты уверен, что никогда не встречал нашу гостью, то так оно и есть. Она назвалась Гара-Тессой из Гаррата. Слышал когда-нибудь о таком месте? Говорит, это всего в двух неделях пути к северо-западу отсюда, где-то в лесах. Но я не раз охотился в тех краях, и уверен — там нет никаких поместий, только деревни да охотничьи поселения. Упоминался еще Линдор — якобы он неподалеку... но и о нем я никогда не слыхал и не нашел ни на карте, ни в землеописаниях.

Второй мужчина что-то проворчал.

— Сам знаю, что они устарели, но не до такой же степени! Последнему всего пять лет! За такой срок, конечно, можно выстроить замок и поселиться в нем, но сделать это так, чтобы ни единого слуха не донеслось до ближайших соседей, боюсь, невозможно... Если хозяин Гаррата — не могущественный колдун, конечно же, в чем я сомневаюсь.

Собеседник Грифона кашлянул и на этот раз говорил громче и, мне показалось, встревоженно.

— Ты уверен? — переспросил тот. — Ясно... Вернее, всё запуталось еще сильнее, и нужно бы распутать этот клубок поскорее. И вот что, Инна-Ро... будь так добр, отвечай на нашем языке, иначе ты совсем перепугаешь бедную девушку. Она, должно быть, думает, что ты читаешь страшные заклятия!

С этими словами он дотронулся до моего плеча и добавил:

— У тебя дрожат ресницы, Гара-Тесса, а уши едва ли не шевелятся от любопытства, стало быть, ты в сознании. Можешь открывать глаза.

Пришлось послушаться.

Оказалось, я лежу на узкой кровати — почти такой же, на каких мы спали в самом начале Испытания, — прямо поверх покрывала. А вот верхнего платья на мне не оказалось, и я дернулась прикрыться хоть краем этого самого покрывала. Грифон удивленно взглянул на меня и пояснил:

— Пришлось тебя раздеть, потому что...

— Потому что он решил, что кувшин холодной воды на голову — хорошее средство для того, чтобы привести в чувство благородную девицу, — закончил сухонький старичок, которого я сперва и не заметила: он совсем терялся рядом с Грифоном.

— Каюсь, не рассчитал. Но не переживай — ты не успела промокнуть насквозь.

— Да, он умеет быстро раздевать девиц, — фыркнул Инна-Ро (кто же еще это мог оказаться?). — Платье почти высохло, скоро сможешь одеться. А если замерзла...

— Ты мудр, Инна-Ро, но сейчас ошибаешься, — сказал Грифон. — Она вовсе не от холода дрожит, а от пережитого страха.

С этими словами он накинул мне на плечи... мой шарф. Тот самый, которым я перевязала ему плечо. Следов крови на нем не было.

Я могла бы добавить, что мне не только страшно, но и до крайности неуютно находиться перед двумя незнакомыми по сути мужчинами в одном тонком нижнем платье. Они, однако, вели себя так, словно в этом не было ничего удивительного и тем более зазорного для меня.

— Выпей-ка, девушка, — сказал мне старик и протянул большую чашку, над которой курился парок. — Не бойся. Это никакое не зелье и тем более не отрава. Видишь, я пью...

— И я, — Грифон тоже сделал глоток. — Это просто травяной отвар, чтобы взбодриться и согреться. Вино я добавлять не велел, подумал, это излишне.

Я не стала говорить, что они могли заранее принять противоядие, и покорно приняла напиток. Чашка — удивительно тонкая, почти прозрачная, расписанная диковинными цветами и неведомыми птицами с большими задумчивыми глазами, — приятно грела ледяные ладони. На вкус питьё оказалось горьковатым, терпким, но не противным, и вскоре я согрелась, а в голове перестало шуметь, пропала тупая боль, поселившаяся где-то за переносицей.

— Она уже не похожа на покойницу, — удовлетворенно заметил старик.

— Я же говорил...

— А я сомневался.

— По-твоему, я спятил до такой степени, чтобы привести сюда умертвие?

— Никогда не угадаешь, что взбредет тебе в голову...

Я переводила взгляд с одного на другого, пытаясь уловить нить их беседы, но тщетно. Очевидно, Грифон с Инна-Ро знали друг друга очень давно и очень хорошо, а потому свободно могли обмениваться репликами, ничего не значащими для посторонних, но более чем понятными им обоим.

— На кровососа она не похожа, и на том спасибо, — добавил старик.

— Солнечный свет ей не повредил, — заметил Грифон, — поэтому ты мог бы оставить свое предположение при себе.

— Ты уверен? А как же пятна у нее на коже?

Я невольно взглянула на себя и плотнее закуталась в шарф.

— Вот это, — Грифон бесцеремонно взял меня за запястье и повернул его к свету, — синяки. Я сам видел, как ее хватали за руки. А это — веснушки. Никогда не видел таких ярких...

Наверно, я покраснела, потому что он засмеялся и добавил:

— Видишь, она точно живая, иначе бы кровь в лицо не бросилась!

— Довольно шуток, — проворчал Инна-Ро, подумал и снял с себя верхний кафтан. Их на старике было надето не меньше десятка, и все разноцветные, с яркими вышитыми узорами. — И отойди от девушки, ты ее совсем перепугал. Надень-ка...

Это уже адресовалось мне, и я с благодарностью приняла одежду (от нее странно пахло, словно бы засушенными травами, в особенности полынью, а еще мёдом). Инна-Ро вряд ли был выше меня, так что кафтан пришелся почти впору. Главное, прикрыл руки и плечи, и... всё остальное тоже. С веснушками вместе.

— Теперь поговорим, — сказал старик, взглянул на Грифона, и тот подвинул ему массивное кресло, в котором Инна-Ро устроился, как на троне. Сам Грифон обошелся табуретом. — Назови свое имя, девушка.

— Гара-Тесса, первая дочь Гаррата, — сказала я, решив ничему не удивляться.

— Ты сказала, что твоя кузина пропала. Как ее зовут?

— Лина-Лисса, вторая дочь Линдора.

— Вторая? Стало быть, есть и первая?

— Да, Лина-Делла, моя старшая кузина. Она тоже здесь.

Я подумала о том, каково Делле лишиться нас с Лиссой почти одновременно и поежилась. Хоть бы ей хватило выдержки для того, чтобы не начать требовать ответов от распорядителя, иначе ее ждет та же участь, что и меня! А еще — сообразительности, чтобы уехать из замка как можно скорее. Что уж беречь память, ноги бы унести!

— Кузины, стало быть... А в какой точно степени родства вы состоите?

— Их мать — старшая сестра моего отца, — пояснила я. — Она овдовела и вместе с дочерьми вернулась к родителям.

— Те еще живы?

— Только дедушка, — ответила я, недоумевая, к чему эти расспросы. — Бабушка умерла десять с небольшим лет назад.

— Назови их имена.

— Гар-Дейн, первый сын Гаррата, и Веса-Вилла, третья дочь Вестара.

— А девушка, которую ты искала? — напомнил Грифон. — Кто она?

— Мы не были знакомы прежде, — сказала я. — Это принцесса Кара-Идда, вторая дочь Карадина.

Мужчины недоуменно переглянулись.

— Ты уверена? — спросил Грифон. — Именно принцесса?

— Да, — ответила я и повторила слова Идды: — Карадины ведут род от последнего прямого отпрыска Старой Птицы.

— В самом деле? — странным тоном произнес он. — А не ты ли впервые услышала историю о ней от меня?

— Именно так, сударь, но Идда ее знала, в отличие от меня. И...

— Постой, не торопись, — поднял руку Грифон. — Разберемся во всем по порядку.

"Как же не торопиться, если я не знаю, что сейчас делают с Лиссой?" — могла бы я вопросить, но промолчала. Он прав: спешка ничем не поможет. Пока выяснится, что я пропала, пока обнаружат покалеченного Танна с напарником, пройдет немало времени... А время здесь совсем другое, подумала я. Не могла пройти целая ночь, ведь меня увели перед самым ужином! Но солнце светило в распахнутое окно, и сложно было усомниться в его реальности... но и поверить в увиденное собственными глазами я не могла. Проще было решить, что я сама повредилась в уме!

— На ней действительно есть печать Испытания, — проговорил Инна-Ро.

Я наконец-то осмелилась посмотреть на него прямо и удивилась: он выглядел вовсе не страшно. Маленький, сухонький, пышно одетый, с лысой головой, он напоминал диковинную куклу. Сходство усиливала его манера покачивать головой из стороны в сторону в минуту раздумий — у тетушки был крохотный деревянный болванчик, привезенный невесть из каких краев, он точно так же двигался, стоило коснуться его кончиком пальца.

С морщинистого смуглого то ли от загара, то ли по природе лица смотрели узкие черные глазки без ресниц. Этим Инна-Ро напомнил мне ящерок: совсем не противных, тех, что летом любили греться на камнях. Если их не трогать и двигаться осторожно, можно даже посидеть рядом, а то и потрогать ящеричью спину...

— Ты только теперь увидел? — осведомился Грифон.

— Помолчи, нетерпеливый! Ты-то не дал себе труда присмотреться, а я вот вижу — это истинная королевская печать!

— Что за ерунда! — тот встряхнул головой, в точности как его рыжий конь. — Я не назначал никаких испытаний, тебе ли не знать!

— То-то и оно... — пробормотал Инна-Ро и вдруг подался ко мне. Я отшатнулась, но он лишь взял мою руку в свои, сухие, прохладные, подержал недолго и выпустил. — А зла в этой девушке нет. Оно было совсем рядом, но лишь мимолетно коснулось ее. Не проникло.

— Те двое?.. — отрывисто спросил Грифон.

— Нет, это другое. С ними всё ясно. Был кто-то еще. Расскажи нам, Гара-Тесса, — произнес старик, — обо всём, что с тобой случилось. Не спеши. Постарайся не упустить ни малейшей детали. И не бойся. Нечего бояться, когда вот он рядом.

— Когда мы оба рядом, — улыбнулся Грифон. — Первый меч королевства и лучший чародей в мире — сама посуди, осмелится ли кто-нибудь навредить тебе в нашем присутствии?

— Мальчик прибедняется, — проворчал Инна-Ро.

— То есть против именования лучшим в мире чародеем ты не возражаешь?

— С чего бы мне отказываться от заслуженного звания? — усмехнулся старик. — Так вот, он и сам недурно колдует, и если бы не его леность и склонность к праздным забавам, мог бы превзойти старого учителя! С его-то происхождением...

Тот приложил палец к губам, и старик умолк с недовольным видом.

— Не могу же я разорваться, — сказал Грифон примирительно. — Занятия колдовством требуют полной отдачи, и я бы рад учиться усерднее, да только других дел никто с меня не снимал и не снимет.

— Пока не женишься и не обзаведешься наследниками.

— Свадьба не за горами, а наследников придется еще подождать, а потом воспитать и обучить, чтобы можно было спихнуть на них хотя бы рутину! Сам посуди, на это уйдет самое меньшее дюжина лет! И супруга тоже далеко не сразу разберется, что к чему в наших краях...

— А я тебе говорил — бери жену из соотечественниц. Мало ли при дворе достойных девушек... Нет, захотелось иноземную диву!

— Но это выгодный союз, и ты это подтвердил! Мне напомнить? Ты мне об этом писал, а я подобные письма не уничтожаю... как раз на такой случай.

— Ты опять уводишь разговор в сторону, — пожурил его старик и кивнул мне. — Говори, девушка. Мы слушаем.

Я помолчала, собираясь с мыслями, потом сказала:

— Всё началось, когда объявили о Королевском испытании. За полгода, как принято...

Они слушали молча, а я старалась вспомнить обо всем в подробностях, как было велено: о спорах дома — тетушка настаивала, что другого такого шанса у нас с кузинами может не быть, дедушка считал это блажью и пустой тратой времени, матушка поддерживала его, а отец долго колебался, но всё же встал на сторону сестры. "Достойного приданого для троих девушек нам не собрать, — сказал он матушке (я услышала случайно), — так пускай попытают счастья. Для Тессы, разумеется, мы найдем подходящего мужа, но оставить ее дома, отослав прочь остальных не выйдет, сама понимаешь... Она разумная девочка и не наделает глупостей".

Только вот я, кажется, обманула его ожидания...

Грифон подал мне платок, и я утерла глаза. Сама не заметила, что по щекам струятся слезы... Достаточно было вспомнить о далеком доме, о том, что я могла отказаться участвовать в этой затее... Тетушка была бы недовольна, но не она принимала решения в Гаррате! И пускай бы она сколько угодно поджимала губы, фыркала и не желала со мной разговаривать, зато я осталась бы дома, с родителями! А может, она даже порадовалась бы: ведь соперниц у кузин оказалось бы на одну меньше...

А сами кузины... Лисса, наверно, позабавилась бы, меняя кавалеров, и успокоилась на этом. Вряд ли они сошлись бы с Иддой, и история не получила бы развития! Это я оказалась всему виной...

— Может, налить ей успокаивающей настойки? — встревоженным шепотом спросил Грифон.

По-моему, он был из тех людей, которых пугали женские слезы. Мой дедушка был именно таким и, хотя всеми силами скрывал свою слабость, мы с кузинами с детства знали: он не станет строго наказывать, если расплакаться навзрыд... И сжалится, отпустит в замок Старой Птицы, чтобы не видеть изо дня в день наших печальных лиц и не слышать душераздирающих вздохов. Что ж, может статься, он нас вовсе уже не увидит!

— Уснет, — вздохнул Инна-Ро. — Ничего. Это из нее страх выходит. Пусть говорит дальше.

Когда я дошла до прибытия в замок и первой встречи с Грифоном, они снова переглянулись.

— Это было в тот самый вечер, когда ты ввалился ко мне и рухнул на пороге, перепачкав кровью мой любимый ковер? — осведомился Инна-Ро.

— Да, — с досадой ответил Грифон. — Можешь не повторять, сам знаю — не нужно было браться за охоту в дурной день. Да ведь я за той тварью не первый месяц охотился, не хотелось упустить!

— Ты жизнь едва не упустил!

— Скажешь тоже... Ну, шатало меня дня два, а так — зажило, как на собаке.

— Если бы эта девушка тебе руку не перетянула, ты бы до меня не дошел, глупец! — Инна-Ро потянулся и постучал сухоньким кулачком по лбу Грифона. — Упал бы в тенях, и где бы я тебя искал?

— Я ведь извинился, — негромко сказал тот.

— Передо мной-то зачем? — проворчал старик. — О людях бы своих подумал... Нужны им твои извинения! Что бы случилось, не вернись ты наутро? Отворачиваешься? Не хочешь об этом думать? Э-эх... выучил на свою голову! Знал бы я, что из тебя вырастет, не взялся бы!

— Тогда меня давно не было бы в живых, — невозмутимо ответил Грифон. В глазах его плясали озорные огоньки. — И что бы сказали мои люди? Неужели поблагодарили бы тебя?

Инна-Ро досадливо фыркнул и повернулся ко мне.

— Не обращай внимания, Гара-Тесса, — сказал он. — Этот безумец вырос на моих глазах. Я, казалось бы, должен знать его все его помыслы и чаяния, но ему всякий раз удается меня удивить!

"Даже учитель называет его безумцем, — отметила я. — И Грифон сказал о себе... неужели, мол, сошел с ума, как поговаривают? Может, я была не так уж далека от истины?"

Я продолжила рассказ и удивилась — Грифон мрачнел на глазах. В комнате, до того залитой солнечным светом, будто появилась грозовая туча, сделалось трудно дышать, так и казалось — еще немного, и разразится буря!

Заметил это и старик.

— Ну-ка, прекрати, — велел он Грифону. — Или пойди, продышись. А лучше — пробегись вокруг замка. Как остынешь — возвращайся. Девушка и без того напугана, а от твоих выходок может вовсе заикой остаться.

— В самом деле, я отлучусь, — проговорил тот и поднялся. — Объясни пока, что не так с ее Испытанием. Но — только это, ясно?

— Иди уж, — махнул на него старик, дождался, пока закроется дверь, и вздохнул: — Весь в отца...

— А кто его отец? — осмелилась я спросить.

— Его уже нет в живых, — ответил Инна-Ро, помолчал и сказал, как ни в чем не бывало: — Я его убил.

— Что?..

— Иначе их обоих казнили бы, — добавил старик, заметил, что мне это ни о чем не говорит, и пояснил: — Его отец выбрал поединок. Он был силен, но я оказался сильнее. В награду за победу потребовал мальчика. Сама видишь, мальчик успел вырасти и возмужать.

— Но... он знает? Что это вы...

— Конечно, знает, — преспокойно ответил Инна-Ро. — Поединок состоялся у него на глазах. Он обязан мне жизнью.

— Он сказал, что и вы ему — тоже, — вспомнила я.

— Да, только это уже другая история, — усмехнулся он, и морщины на его лице изменили рисунок. — Если он захочет, расскажет. А я обещал говорить лишь об Испытании.

— А... что с ним?

— С Испытанием?

— Да нет же! Ну... с ним... — я кивнула на дверь.

— Просто нрав скверный, — пояснил старик, посмеиваясь. — Порой не может сдержаться, когда видит несправедливость, а уж если по отношению к самым беззащитным...

— Идда говорила точно так же, — вспомнила я. — О фамильном безумии. Но она просто... просто потребовала ответов, а не...

— Не разнесла половину замка? Ну, к этому мы еще вернемся, — сказал Инна-Ро. — А пока, напомню, я должен объяснить тебе кое-что насчет Испытания.

Я постаралась всем своим видом выразить готовность внимательно слушать.

— Кто-то нарушил порядок, — произнес старик после паузы. — Никогда девушек не отсылали ночью, тайно. Участие в Испытании — большая честь, а проигрыш — ни в коем случае не позор! Тех, кто выбывал из состязания, отправляли домой с богатыми дарами, а бывало, уже замужними — за девицами, которых выбрала Старая Птица, всегда выстраиваются женихи!

— Разве не любая девушка может участвовать в Испытании? Так объявляли на всю страну, и...

— Участвовать-то может любая, только те, кто сразу не пришелся по нраву Старой Птице, в замок даже не войдут. А если продержались хоть сколько-то, значит, имели шансы добраться до вожделенной короны, — высокопарно проговорил старик и ухмыльнулся. — Опять же, мужчины видят, когда именно выбыла девушка. Какая-то оказалась слишком гордой, какая-то — недостаточно хозяйственной... Ну да ты сама прошла через это, должна понимать.

Я промолчала, потому что не понимала ровным счетом ничего.

— Выбывшие на втором этапе — это уже не так интересно, — добавил Инна-Ро. — Все знатные девицы знают обхождение, умеют танцевать, обучены грамоте и прочему. Здесь в ход идут интриги, и если кому-то нужна подобная супруга, он, конечно же, выберет такую девушку, когда она выйдет из Испытания.

— А если она доберется до... вожделенной короны, как вы выразились?

— Такая — не сумеет, — ответил старик. — Старая Птица не допустит, чтобы подобная досталась её птенцу. Но мы снова отвлеклись... Я сказал: правила нарушены. Девушки унижены... Хуже! Некто мало того, что назначил Испытание без ведома и согласия Раннара — на это он может закрыть глаза, — но каким-то образом использовал королевскую печать... а за это уже можно лишиться головы. Кроме того, этот некто извратил саму суть Испытания, и хорошо, если Раннар остынет прежде, чем найдет негодяя...

— Я уже остыл, — раздалось от дверей, и Грифон вошел в комнату. С него капало, словно он одетым нырнул в пруд.

— Молодец, — похвалил старик. — А мы еще не добрались до сути. Девушка очень даже разговорчива, задает вопросы, когда ты ее не пугаешь, знаешь ли.

— Я же не нарочно, — улыбнулся тот и убрал со лба мокрые волосы.

— Это я знаю, что ты не нарочно. Придворные и слуги знают, что ты не нарочно. И что нужно переждать немного, и ты вскоре снова станешь прежним добрым Раннаром. А девушка не знает. Интересно, почему?

— Она явно никогда меня не видела, — уверенно сказал Грифон. — Ведь не видела же?

Я покачала головой, потом все-таки сказала:

— Мне показалось, будто вы похожи на его величество. Я подумала — вы особа королевской крови, а одеты так странно и ведете себя... и говорите непонятно, потому что...

— Ну же, договаривай! — подбодрил он, и я прошептала:

— Я решила, что вы тихий помешанный. Что вас поселили в старом замке, подальше от чужих глаз. Вы воображаете свой мир, и, покуда от вас нет никакого вреда, вам позволяют жить спокойно.

— И поэтому ты никому обо мне не сказала? — удивленно произнес Грифон.

— Не только... Я не могла признаться, что оставалась наедине с незнакомым мужчиной!

— Что в этом такого? — искренне не понял он, и я лишилась дара речи.

Нет, он не шутил. Инна-Ро тоже смотрел на меня с недоумением, и я попыталась объяснить:

— Это неприлично. Если кто-то узнает, то... могут подумать, что я...

— Бегала на свидание? — пришел на помощь Грифон, и я кивнула. — Всё равно не понимаю, что в этом непристойного.

— После разберемся, — поднял руку Инна-Ро, — иначе запутаемся в несущественных деталях. Мне понравилось, впрочем, как тебя назвала Гара-Тесса.

— Можно просто — Тесса, — тихо сказала я. — Мы же не на приёме.

— Как скажешь. И не молчи, продолжай. Что еще ты подумала о Раннаре?

Я постаралась объяснить, но мне казалось, будто они мне не поверили. А уж когда я добралась до своих измышлений о гербе и его отличии от королевского...

— Инна-Ро, она ведь не лжет, — удивленно произнес Грифон. Почему-то у меня не получалось называть его по имени даже в мыслях. — Даже я это чую, а уж ты-то!..

— И я, — кивнул старик и пристально посмотрел на меня. — Опиши еще раз королевский герб, Тесса.

— Может, я лучше нарисую? — предложила я. — Так будет быстрее и проще!

— Перо и чернила у тебя найдутся? Или уголек хотя бы? — спросил Инна-Ро у Грифона и тот покачал головой. — Так сходи в библиотеку!

Получив всё необходимое, я быстро изобразила герб — это совсем не сложно.

— Видите? — зачем-то спросила я, взглянув на мужчин. — Они очень похожи, только у... у вас солнце, а здесь — щит. И меч...

— И какой же король носит этот герб? — негромко спросил Грифон. — За чьего родственника ты меня приняла?

— Его величество Дар-Аррон, первый сын Даррахейна, — растерянно ответила я.

— Ну и кто из нас сумасшедший? — так же тихо произнес он.

— Я не понимаю...

— Я тоже не понимаю, что происходит, — сказал Грифон. Брови его сошлись на переносице, в глазах явственно полыхнули молнии. Хотя, конечно, виновато было мое воображение. — Инна-Ро?

Старик развел руками.

— Она не лжет, не околдована, не опоена, — произнес он. — Однако уверяет, будто явилась из неведомого места, отдаленного похожего на нашу страну, где есть замок Старой Птицы, существует Королевское испытание, но где детям дают странные имена, а правит какой-то Дар-Аррон...

— А... кто? — только и смогла я выговорить.

— Я, кто же еще? — недоуменно взглянул на меня Грифон. — Раннар из Карада, третий в роду с этим именем.