Орки: Отступая от края. Часть 1

Минуты тянулись и тянулись. Прошло больше часа. Поглядывая на светлеющее небо, я старался не стучать зубами. Я уже собирался уходить, как на тропинке зашумело.

Мимо меня пробежал, тихо подвывая один из дозорных. На ходу засунув секиру сзади за пояс, он лихорадочно возился с завязками на штанах, приплясывая и ругаясь. Тронувшись ему вслед, я замер у него за спиной. Что-то почувствовав, он поднял голову, прислушиваясь, и получив сумкой по затылку, охнув, попытался упасть лицом вперед. Схватив его руками за плечи и подбив под колени сзади, я посадил его в воду, не дав упасть. Видя, что он мотает головой, пытаясь прийти в себя, я, крутнув привязанной за запястье сумкой, приложил его еще раз по макушке. Поднял голову, ко мне оскалясь от напряжения гребли мои орки, стараясь сделать это тихо и быстро, и, что удивительно, у них получалось. Подлетев ко мне, они выскочили из лодок и замерли, глядя на человека.

— Ты и ты, убрать следы, — очнувшиеся гребцы метнулись мимо меня вверх по тропинке. — Чада!!! — орк медленно повернул ко мне окаменевшее лицо.

— Мой лук и накидку, а то сдохну от холода, — очнувшись, Чада повернулся к лодке, — вы, спеленайте МОЮ добычу. Рот заткнуть и голову замотайте. Незачем ему знать, куда мы его везем.

Мне на плечи лег мой балахон. Повернувшись, я взял из рук Чады лук и колчан, надевая его, спросил.

— В какую его уложишь, не утопим? — Чада тяжело поводил головой.

— В мою, а ты Вождь в другую.

— Чада, это МОЯ добыча. Если ты его опрокинешь и утопишь, то и сам не всплывай. Ты меня услышал? Найди остров поговорить с ним.

— Да, вождь, мы все поместимся, — он опасливо покосился на меня, — прости, я не прав.

Пока все вместе они тихо укладывали пленника в лодку, я со стрелой на луке стерег тропинку. Забрался последним, уже в сереющих сумерках мы отошли от берега и вдоль зарослей пошли вниз по течению. Дождавшись, когда тропинку от нас закроют заросли тростника, я наконец опустил лук. Усевшись прямо на бывшего дозорного, я тоже взялся за весло. Но после пары гребков Чада зашипел. Поняв, что тут и без меня справятся, просто сидел и смотрел по сторонам. Спустившись вниз по течению и забравшись в заросли, мы попетляли по каналам и заводям. Чада вывел нас на небольшой островок, заросший густым кустарником и окаймленный, как и другие острова поймы, густыми камышами. Вытащив из лодки нашу находку, орки замерли в ожидании.

— За мной, все, — отведя их на два десятка шагов, постучал луком по головам все оглядывающимся на пленного оркам, привлекая внимание.

— Потом налюбуетесь еще. Развести костер, этого раздеть, все снять! Что на нем, сюда, — я показал на густой куст шагах в пяти от меня, — я буду здесь, циновку и всю еду, что есть сюда. Всем говорю еще раз, он мне нужен живой, с руками, ногами, головой и всем остальным, с чем он родился. Ясно? Глаза и рот пока не развязывать.

Орки дружно закивали, разочарование они даже и не прятали. Жестом отправил всех, задержав Чаду.

— Тебя предупреждаю отдельно, я отсюда все вижу, увлечется кто, стрелу в голову, — увидев, что орк собирается, что-то возразить, поймал его за ухо, дернув на себя, воткнул ему острый костяной наконечник лука в нос. Притянув его к себе и скорчив страшную рожу, прошипел ему в ухо.

— Чада, ты жить хочешь? — дождавшись от посеревшего орка утвердительного хлопанья глазами, так как шевелить головой он боялся, из носа у него потекла и закапала темная кровь. Показывая свое полное миролюбие, он уронил копье и развел широко руки в стороны. Бежавший к нам с вопросом орк, резко затормозил и, развернувшись, припустил обратно.

— Тогда запомни на всю свою, надеюсь, долгую жизнь, если я еще раз должен буду повторить свой приказ, Урта будет искать себе нового помощника. И всем это расскажи. Орки быстро растут, выживут умные и понятливые, щенки лучше будут, — толкнув его в сторону, с недовольством посмотрел на лук, — сопли свои, потом сам отмоешь.

— Да, Хозяин, — Чада низко поклонился, — я все понял, всем вколочу, что твое слово одно.

— Хорошо, как все сделаете, как я сказал, открываешь ему глаза, и колотите его, не увлекаясь, — видя, как встрепенулся Чада, уточнил я. — Кости целые, и ходить он своими ногами должен и все остальное тоже, что обычно делать должен. Я отсюда смотрю. Когда прилетит стрела, мимо пролетит, в лодку например, дружно пугаетесь и тащите его ко мне. Ясно?

Пританцовывающий на месте от нетерпения Чада, часто закивал со всем соглашаясь.

— И дозор не забудь отправить, а то мы сами, как он, станем. Иди.

Было рванувший к берегу Чада затормозил и поклонившись спросил.

— Хозяин, люди рождаются без бород и зубов, — и замер, ожидая ответа.

— Это ты точно заметил, Чада, а ты не дурак, так и быть зубы не трогать, борода ваша, только с ней вместе голову не оторвите.

Подобравший свое копье Чада, кивнув, умчался к лодкам.

Следующие полчаса были насыщены эмоциями и действиями, я, сидя в стороне, наблюдал организацию и проведение полевого допроса в орочьем исполнении.

Добежав до своих Чада, отведя в сторону от пленного свою банду, быстро довел поставленную задачу. В ходе практически беззвучного, но высокоэмоционального общения сопровождавшегося оплеухами и несколькими ударами древками копий, выявленную пару неудачников все дружно, пинками, загнали в их лодку и спихнули ее в воду, ускорив их отплытие градом камней. Понурые дозорные, быстро отплыв из зоны поражения камней, остановились, поглядывая на берег, и только моя стрела в корму лодки их мгновенно ускорила.

Оставшиеся орки все порученное выполнили быстро и дружно. Мне принесли циновку и еду, торопливо выложили и убежали обратно на берег, там уже разожгли костер. Все вместе, навалившись, буквально вытряхнули пленника из одежды и снова его запеленали. Вещи мне притащили одним узлом. После чего сняли повязку с его глаз. Увидев, кто его поймал, он шарахнулся от них даже связанный. И не зря, на него навалились четверо озверевших от восторга орков. Следующие минут десять его яростно колотили, царапали и даже кусали, все это в сопровождении яростного воя и ругани. Самых увлекающихся успокаивал Чада, при помощи древка своего копья, сломавшегося минуты через три. После чего он работал обломком, сам при этом не упускающий возможности попинать ногами и приложить пленного огрызком копья. Моя стрела, прилетевшая в лодку у ноги Чады вызвало общий разочарованный вой, тем не менее, пленного подхватили и быстро приволокли ко мне.

— Развяжите ему руки и рот, хочу послушать его, — орки его быстро размотали и, сделав шаг назад, сели сзади.

Наоравшийся во время экзекуции человек выплюнул изо рта кляп и, надсаживаясь, закашлялся. Крепкий и коренастый, выше меня на голову, светло-русый, кисти рук, раздавленные работой, не воин. По его разбитому и опухшему лицу теперь было трудно понять, сколько ему лет, но по моему разумению, не стар. Растрепанные волосы, сильно поредевшие, как и его борода. Сильно побит и почти сплошным слоем покрыт царапинами и укусами. Прокашлявшись, он приподнялся, опираясь на затекшие руки и огляделся.

Я махнул рукой, и его поставили передо мной на колени. Закрываясь, он исподлобья смотрел на меня. Окинув его безразличным, скучающим взглядом, я спросил.

— Пить хочешь? — он вздрогнул, услышав мои слова и, недоверчиво покосившись, проскрипел.

— Да, — сидевший сзади Чада огрел его по голове и, дождавшись, пока он снова вернется в свое положение, прошипел на корявом всеобщем.

— Да, Хозяин. Всегда говори так.

— Тогда расскажи то, что я хочу знать и получишь воду.

— А если... — я его перебил.

— Если, то пытать. Долго и разнообразно. Хочешь, расскажу как? — и не дожидаясь ответа, по памяти прочел ему несколько отрывков из трактата "О пытках, полезных для вразумления опрашиваемых. Правильном их применении, дабы упорствующих убедить и оставить их способными для дальнейшего опроса и казни". Все это в полной тишине, лениво отщипывая от спинки вяленой рыбки волоконца и пережевывая их. В присутствии четырех почти не дышащих орков и одного постепенно синеющего пленника. Ненадолго прервавшись, выпил воды из туеска и, глядя в остекленевшие глаза человека, добавил.

— Но вот по применению ядовитых гадов и насекомых я бы поспорил. Они же существа глупые и замысла мастера не знают, могут всю картину испортить. Согласен?

Человек закатил глаза и мягко повалился на бок. Орки, глядя на меня, дружно и мечтательно выдохнули.

— Поднимите это. И взбодрите его как-нибудь.

Чада парой пинков и оплеух привел его в чувство и, ухватив за волосы, посадил его обратно в то же положение.

— Ты как? Слышишь меня? — он кивнул. — Будешь говорить?

— Все равно ведь убьете, — он покосился на приподнявшегося Чаду, — Хозяин.

— Может и убьем, после того, что вы в этом году сделали. Но и умереть можно по разному, быстро или как я до этого рассказал. Мне же надо этих, — я ткнул ему за спину когтем, — учить. Знаниями надо делиться.

У пленника за спиной радостный обмен дружескими оплеухами и подзатыльниками.

— Я здесь ничего не творил. Я только месяц здесь. Хозяин.

— Да, это несколько меняет дело. Ты уверен, что у местных жителей к тебе претензий нет?

— Да, Хозяин.

— Как тебя зовут?

— Тревор, Хозяин. Я крестьянин с Гарской равнины. С кочевниками война, мы беженцы. Отец у меня кузнец, в городе в Гильдии его не приняли. Взяли только подмастерьем на ученическую оплату. Семья большая, а тут позвали на площади охотников на новую землю встать. Отец и сказал, иди, Тревор, может и нам там место будет.

— А то, что она занята, знал?

— Знал, но нам сказали, что егеря всех давно вас, — он опустил голову, — жить-то надо как-то... Хозяин. Степняки приходят, грабят, жгут, в полон уводят. Они и раньше бывало, то караван купцов пощиплют, то хутор ограбят. А как узнали, что Государь умер, то и...

— Стоп!!! Повтори еще раз. Государь умер?

— Ну да, уж как второй год пошел.

— Это точно?

— Да, Хозяин, гонцы по всем поселкам проезжали, грамоту зачитывали. Мол, теперь у нас государь...

— Не важно, Тревор. Возьми, пей, — я протянул ему туесок с водой, он, удивленно хлопнув глазами, потянувшись, взял и прилип к краю.

Махнув на заворчавших орков, я, встав, прошел прямо мимо шарахнувшегося от меня Тревора к вставшему Чаде, сгреб его за ухо и поволок за собой. Дойдя до лодок, поставил перед собой и, глядя в глаза, сказал.

— Этого одеть, накормить и замажь ему все эти полосы чем-нибудь. А то еще горячку поймает и сдохнет. А нужен он мне. Всем нам нужен. Стеречь, глаз не спускать. Держать связанным, но не усердствуй. Спрос за него с тебя. Всем вам — в поход. Я сегодня должен быть в лагере. Будете готовы, зовите. Мне подумать нужно.

Напуганный моими словами и поведением по самое не могу Чада стоял передо мной с выпученными глазами и только кивал. Получивший взмахом руки разрешение идти, метнулся прочь, скользя и помогая себе руками. Не обращая внимание на поднявшуюся суету, я ходил по берегу, размахивая вырванной из лодки стрелой.

В голове крутились сотни мыслей и образов. Государь умер, значит, сейчас в герцогствах и княжествах разлад. Прожив столь долго, он сам выкопал яму, сейчас союзными ему государствах правят уже прапраправнуки его соратников, уже основательно забывшие старые предания и правящие по праву наследования. За годы правления он тоже нарожал и вырастил не одно поколение сыновей и дочерей, да и бастардов наверняка немало. Интересно, его сыновья еще живы? А то еще веселее, там у трона в очередь стоят десятки внуков и правнуков, кому страсть как надоело быть вечными наследниками престола. Как мало я знаю, и где эти знания мне искать? Нужно искать более знающих, чем мой пленник. Что мне с этого? То, что, занявшись своими проблемами, люди может хоть на время про нас забудут. Или хоть ослабят напор.

Через десять минут меня за руку тронул Чада. Обе лодки уже стояли на воде, рядом с ними в воде стояли орки, ожидая меня. В моей сидел и Тревор, уже одетый и пятнистый от разводов какой-то мази на лице. Чада почтительно протянул мне мое и трофейное оружие. Надевая на себя колчан и пояс, я заметил с каким обожанием Чада смотрел на секиру Тревора. Я ее до этого осмотрел, на мой взгляд так себе, переделка из топора дровосека, но железо хорошее и сделано хорошо. Забрав ее у Чады и повертев в руках, спросил.

— На великана своего поменяешь? — Чада блеснул глазами и опустил голову.

— Нет, Хозяин, не могу. Он не просто сом, он член моей семьи. Не могу.

Я хлопнул его по плечу.

— И правильно, семью продавать нельзя. Держи топор, потом поговорим, — сунув ему секиру в руки, добавил. — идем в лагерь. Быстро, спин и рук не жалеть, когда будем там?

— К вечеру будем.

— Идем одной лодкой. Дозорных к лагерю, глаз не спускать с него. Вторую лодку пусти по своим тайникам, все лодки в лагерь, идем в набег всеми силами. Ясно. Знаю, что попрятали больше, чем показали. Иди, скажи своим.

Я занялся натягиванием тетивы, Чада умчался на берег. Вторая лодка, сорвавшись с места, набирая скорость, понеслась на выход из заводи. Спустившись, я тоже сел в лодку, Чада с напарником замахали веслами. Развернувшись к Тревору, я произнес.

— Поговорим. Чем больше я знаю, тем больше у тебя шансов жить. Рассказывай.

До самого прибытия на стоянку у впадения Костянки в Болото, я провел, расспрашивая Тревора. Знал и слышал он много, но многое пришлось буквально выковыривать из его памяти, слухи и предания, сплетни и разговоры, случайно услышанные им и давно забытые. По нескольку раз возвращаясь, наводя его своими вопросами и намеками на нужные воспоминания. Обнадеженный в том, что его не убьют, он и сам старался изо всех сил вспомнить и донести до меня все, что он знал.

Лет ему было двадцать, или он так думал, вырос он в семье сельского кузнеца. Семья его была большая, он был старшим сыном, помогал своему отцу на кузне и горя не знал до последнего времени. Ему уже сговорили невесту, когда на их село навалились кочевники степи, больше года назад. Село его было едва ли не крайним из множества сел и хуторов разбросаны в Степи на день пути по обе стороны от Тракта. Эта дорога связывала империю Государя с его форпостом, княжеством Аллейн у Дымных Гор.

Вдоль Дымных Гор тянется территория княжества Аллейн. Правит им Наместник Государя, сотню лет уже наместниками в княжестве служат члены семьи Данатор, Государь им то ли дедушка родной, то ли двоюродный, уже никто и не помнит. Изначально они были командирами Стражи. Это сменяемое войско, что приходило служить в течении трех лет на границу у Болота. Стража была из разных княжеств и королевств. Отслужив, они менялись с вновь пришедшими. Поначалу это были отборные воины, но со временем служба в Страже слала наказанием для провинившихся. Все Государи и Наместники ссылали сюда неугодных и ненужных. Служба была трудной и опасной. Не только орки, само Болото не жаловало чужаков. Незнакомые животные и гады, плохая вода и еда, незнакомый климат. Болезни, которые приносили туманы Болот, косили воинов. Через десятки лет передовые посты отодвинулись к лагерям, к кромке лесов, к степям. Десятки, а иногда и сотни лиг отделяли эти лагеря полосой густого леса, растущего на холмах по обе стороны Малого Хребта, от сырых границ Великого Болота. Созданные для отдыха и лечения уставших и больных воинов, приема обозов со снабжением они постепенно выросли в городки и поселки. Кочующие по степи племена, всегда недружелюбно относившиеся к пришельцам, не давали покоя новым соседям. Постепенно оборона от кочевников стала более важной для командиров Стражи, чем охрана границы Болота. И только самые непоседливые и отчаянные стали Егерями, неутомимо и настойчиво патрулируя предгорья, уничтожая орков. Только они держали форпосты у границы Болота. Они и добровольцы из жителей и воинов Стражи.