Орки: Отступая от края. Часть 1

ЧАСТЬ 1. Отступая от края.

Далекий, еще тихий, дребезжащий звук горна, усиливаясь, сливаясь с отражающимся от переходов и нор эхом, накатывался на эту часть города. Достигнув, он заметался по переходам, настырно проникая в норы казарм, отражаясь и возвращаясь. Ему в ответ раздался долгий, многоголосый, горестный стон.

Уш вздрогнул вместе со всеми лежащими рядом с ним на полу пещеры почти сотней орков. Темная масса спавших вповалку рабочих встретила звук горна слитным стоном. Голод проснулся еще раньше, чем они открыли глаза. Тусклый свет единственного шара со светляками, висевшего над выходом из норы, ярко вспыхнул, когда один из полусотников, спавших у входа в выдолбленных в стене нишах, не вставая пнул его ногой. Испуганные встряской, уснувшие на ночь светляки заметались в своем доме, все ярче разгораясь. Новый день!!!

Во все еще гудящее эхо горна резко врезался звук костяного свистка сотника. Спавший у самого входа на специальной высокой лежанке, даже застеленной циновкой, сплетенной из старых корзин, он сейчас стоял в полный рост, раскручивая над головой длинный, кожаный бич.

— Встать, слизни ленивые!!

Взвыли полусотники, одновременно начав колотить в висевшие у них на перевязи небольшие барабаны, обтянутые кожей. Их глухой звук подбросил вверх всю до этого бесформенную темную массу лежавших на голом полу орков. Слитно качнувшись, она все ускоряясь, рванула на выход. Вырываясь из плотной толпы на выходе, орки быстро разбегались, становясь на расчерченные и процарапанные на полу галереи перед их казармой квадраты, замирая во все увеличивающемся строю.

Уш, выскочив одним из первых, почувствовал толчок в плечо. Стоявший рядом с ним, как и все тощий орк с перебитым носом, опасливо проводил взглядом пробежавшего в голову строя полусотника, кивнул ему. Получив ответный кивок, он не поднимая руки, показал жестом.

— Есть хочу.

Усмехнувшись, Уш ответил также знаком.

— И что?

Дернув плечом, орк отвернулся. Каким-то образом он всегда оказывался рядом с Ушем, и их этот утренний разговор стал уже ритуалом. Его звали Хр. Сломанный нос не позволял ему внятно говорить, да и все рабочие орки почти не разговаривали. Ежедневная носка намордника научила общаться жестами. Каждый рабочий нес на своем теле из одежды только набедренную повязку из кожи. В правое проколотое ухо вставлялась бирка со знаком сотни. Всклоченные грязные волосы затягивались на затылке в пучок и завязывались кожаным ремешком. Обувь выдавалась только на время проведения работ на отдельных участках. Уш, крупный, угловатый и широкоплечий подросток, старался больше горбиться, не выделяясь своим высоким ростом. Он и Хр, вместе с почти сотней подростков-орков были второй сотней щенков, правой руки, рабочей касты Бооргуз-Тайн.

Бооргуз-Тайн. Клановый домен семьи Хар-Учан.

На дальнем, северном краю Дымных гор, вдали от великих болот в сплошной стене Великого хребта есть разлом. Никто уже и не скажет, почему и когда стена дала трещину. Но ущелье Костяное — единственная брешь в ней. Вход в него большую часть года всегда закрыт из-за высоты входа, и только в редкие, снежные и холодные зимы, туда можно подняться. Все остальное время вход перекрыт водостоком одноименной с ущельем рекой Костянкой, водопадом срывающейся с высоты.

Эта зима была очень снежной и, хотя предгорий и болот снег и не коснулся, Костяное было завалено надежно и основательно. Белый склон нанесенного снега и льда скрыл под собой и водопад и русло реки. Он спускался почти до границ редколесья. Обмелевшая Костянка лениво текла из-под белого щита.

Бураны Костяного ущелья были известны и овеяны легендами и преданиями. Достаточно мягкий и теплый климат не давал других примеров, настолько трудного и жестокого отношения ко всему живому.

Этот буран тянулся уже вторую неделю. Каменные стены привычно и невозмутимо принимали удары снежных вихрей, и также привычно ожесточенно бил в них ветер. Спор длящийся уже вечность, и какое дело спорящим до мимолетной возни живых существ у них под ногами.

Из-за каменного уступа, пробив собой кутерьму снежных вихрей, в затишье каменного кармана ввалилась облепленная снегом фигура. Устало опершись на длинный посох, постояла. Из-под низко надвинутого капюшона вырывалось тяжелое, усталое дыхание, сразу превращающееся в облако пара. Постояв несколько мгновений, путник всем телом встряхнувшись, сбил с себя большую часть снега. Длинный, темный плащ, на спине плетеный из прутьев короб, несколько сумок на широком поясе и посох в руке.

— Пожалуй, мне надо поспать.

Невнятно проворчал путник на общем языке и, еще раз встряхнувшись, неторопливо тронулся вдоль каменного гребня.

— Интересно, здесь всегда так холодно?

Обходя очередной обломок, он замер, мягким движением перехватив посох другой рукой и направив его вперед. Под нависавшим каменным козырьком, в выемке стены сидели, плотно прижавшись друг к другу, несколько фигур.

Путник, замерев на несколько секунд, медленно повел головой. Опустив посох к ноге, выпрямился и, потянувшись рукой, стянул повязку закрывавшую его лицо. Принюхавшись, он уже неторопливо стянул с головы капюшон.

— Мертвые, орки.

Сказавший это был и сам орком, или по крайней мере он себя им считал. Молодой воин, невысокого по человеческим меркам роста. Тяжелая, теплая одежда скрывала его фигуру. Лицо его не несло на себе клановых татуировок или шрамов, да и принадлежность к этому племени была не очень явна и заметна. Вытянутое лицо, прямые губы, почти незаметные верхние клыки, кожа странного, сероватого оттенка. В отличие от обычных орков нос не был приплюснут и широк, а был прямым. Длинные, темные, прямые волосы, стянутые на затылке в хвост. Остроконечные уши. Немного раскосые глаза, их цвет было трудно понять. От правой стороны рта и почти до уха по щеке тянулся большой рваный шрам.

Несколько мелких шрамов в разных местах пересекали его лицо. Рука с хорошо развитыми когтями, крепко и привычно сжимала почти двухметровый посох.

— Мертвые, потому и не почуял.

Незнакомец привычно общался сам с собой, спрашивая и отвечая. Подойдя ближе, он присел напротив крайнего мертвеца и внимательно его осмотрел.

Невысокий, обычный рабочий орк, почти голый. Вся одежда из набедренной повязки и короткого жилета, сплетенного из растительных волокон. При жизни он попытался закутаться в тростниковый плащ. Его широко открытые глаза невидяще смотрели на путника, на лице застыло выражение отчаянья и злобы. Рядом с ним сидело еще пятеро других орков, тоже, видимо, пытавшихся сохранить тепло вместе.

— Что ж вы такие тощие-то? И как вас сюда вынесло таких раздетых?

Потянувшись рукой, он дотронулся до щеки мертвеца.

— При таком холоде, дня два как мертвы. Странно все. Но потом, все потом.

Со стоном выпрямившись, он отошел на пару шагов дальше и огляделся. Рядом с крайним от него покойником валялось несколько веревок и стояли прислоненные к стене сани. Подойдя, он внимательно и с интересом их осмотрел. Два изогнутых сука сосны вместо полозьев и сплетенный из ивы кузов. Сделано без гвоздей.

— Почему не сожгли? Где еда, вода, оружие? Непонятно.

Стянув со спины короб, поставил его на камень. Открыв, стал копаться в нем.

— Я думаю, что вы не против, если я тут у вас остановлюсь?

Отвязав от короба свернутую циновку, постелил ее у стены, поставил короб к стене, вытащил из него узелок. Рядом у стены поставил посох. Из-под плаща вытащил из ножен немного изогнутый клинок из темной стали в два локтя длиной и сел на циновку, опираясь на короб спиной. Положив клинок на колени, развязал узелок.

— Пара горстей сушеного мяса. Но на сегодня хватит.

Расстегнув плащ на груди, достал кожаную фляжку, потряс ее, прислушиваясь. Одна треть. И это на сегодня. Разгрызая твердое мясо и, запивая из фляжки травяным настоем, еще раз покосился на соседей.

— Угораздило вас. Раздетыми и без огня. А я как? Я на сегодня сыт, проснусь, будем думать.

Закинув в рот последний кусочек, засунув обратно фляжку, устроился поудобнее. Потрогал посох. Накинул капюшон и, уложив поудобнее клинок на коленях, опустил голову.

— Вы тоже поспите.

Сырые, темные коридоры подземелья, в стенах по обе стороны провалы пещер, закрытые решетками. Звуки и запахи большого количества спящих существ. Выкрики, стоны, невнятное бормотание, гулкое эхо разносит их по подземелью, искажая, усиливая и возвращая эхом. Он осторожно крадется вдоль стены. Громадная фигура стража, закрывающая почти весь проход. Смутная череда лиц, знакомых и уже забытых. И огромные черные глаза на белом, вытянутом лице, грива грязных, спутанных, когда-то белых волос. Голос зовущий, он не в силах ему противостоять. Белые, огромные руки, смыкающиеся на его горле и тянущие к этим бездонным черным провалам безумных глаз. Он извивается, пытаясь вырваться, пробует разомкнуть пальцы, сжимающие его горло, все тщетно. Его тянут к этим глазам, в глазах темнеет, он задыхается. Они все ближе и ближе. И голос.

— Умри.

Все опрокидывается, он падает в пустоту.

Дернувшись, открыл глаза. Сон, опять этот сон.

Пошевелив руками, понял, как он замерз. Стиснув зубы, заставил себя встать. За грядой все также выл ветер, также стояла непроглядная мгла. С трудом засунув окоченевшими руками в ножны свой клинок, взял посох. Утренняя разминка начиналась трудно. Шипя и порыкивая, с трудом стал отрабатывать свой ежедневный комплекс упражнений. Постепенно разогреваясь и, чем дальше, тем больше показывая свою сноровку. Зрителями были все так же неподвижно сидевшие мертвецы. Он совсем перестал на них обращать внимание, увлеченно ведя бой с тенью. Более заинтересованный, а главное живой зритель, мог бы заметить, что учили его на совесть, и навыки у него достаточно высокие. Закончив занятие и наконец согревшись, повернулся к своей ноше.

— Посмотрим, что у нас есть.

Старательно перекопав свой короб, на самом дне нашел завалявшуюся вяленую рыбку размером с его ладонь и в мешочках из-под крупы собрал горсть разномастной смеси.

— Мог и ничего не найти.

Пожав плечами, осмотрелся.

— Огонь, нужен огонь.

Осмотрев сани, решил их оставить. Покрутил веревки и тоже бросил. Вздохнув, подошел к оркам.

Растащив их окоченевшие тела, внимательно осмотрел каждого. Все найденное собрал на одну циновку, искусно сплетенную из тростника. Все остальные и накидки также собрал в кучу. Сел перед кучкой вещей и задумчиво начал копаться в них, отбрасывая ненужное и откладывая интересное. Разбор трофеев закончился быстро за малым количеством оных.

Ничего похожего на еду не нашел, не очень-то этому и удивившись. А вот найденные ножи его заинтересовали. Сначала количеством, их было всего три. Затем материалом, два костяных и один каменный. Все они были грубо выполнены и сильно поношены. Кроме них все остальное были хламом и мусором. Одна костяная иголка и моток грубых ниток, несколько палочек для розжига, немного тряпок из травы и обрывков веревок и все.

Задумчиво похмыкав, он выбрал из циновок самые рваные и, достав огниво, разжег огонь. Подтащил сани и прикрыл ими огонь от редко, но залетающих порывов ветра. Достав из короба небольшую треногу и котелок, набив его снегом, подвесил над огнем.

Посидел несколько минут, задумчиво подкладывая в огонь щепки. Поднявшись, направился к лежащим телам. Подтянув ближе, на свет, начал внимательно осматривать тела. С большим трудом разгибал закоченевшие руки и ладони, открывал и заглядывал в рот. Осматривал тело, давил на живот. Подкидывая обрывки в костер, попутно засыпал в котел крупу. Подтащил одно тело ближе к костру. Дождавшись, пока оно немного оттает, провел еще один осмотр. Задумчиво постоял над телом, достал нож и, еще раз подумав, оттащил мертвого обратно.

Сев с котелком, достав металлическую ложку, стал есть.

— Орки, несомненно орки. Обычные рабочие. Но... мелкие какие. Даже на рабочего орка не тянут ни по росту, ни тем более по весу. И главное, не дефект, просто недокормленные. Судя по всему с сосунка. Да и потом питались плохо, всякой дрянью. Зубы почти стерты. Хотя по возрасту только один зрелый, еще пара молодые самцы. И щенки. Этих-то куда потащили? По лапам не понять, чем они занимались. Боевых ранений на телах нет, но били их часто. Просто били.

Ткань на них какое-то корье. Или трава. Ни кусочка металла. Совсем. Куда же вы шли? Если мне навстречу, то с таким снаряжением ни одного шанса у вас не было. Оружие?

— Да, это оружием и назвать-то нельзя.

Покрутив в руках ножи, сунул их в короб.

— А главное, замерзали, но никому и в голову не пришло сжечь что. Глупость или бережливость. Непонятно с ними все.

Набив еще раз котелок снегом, повесил его над огнем.

— Пойти посмотреть по сторонам?

Подкинув в огонь еще кусок циновки, взяв посох, пошел вдоль гряды.

— А это у нас что?

Из-за камня торчали несколько тонких жердин, каждая толщиной с руку и длинной локтей пять.

— Дрова, и они замерзли?

Вытащив их внимательно осмотрел.

— Копья, стволы затерты. Часто пользовались. Концы обожжены. Это оружие?

Взяв все в охапку, отнес их к костру. Засыпал в кипящий котелок горсть сушеных трав из короба.

— Замерзли, но оружие не сожгли. Так кого-то боялись? Тогда зачем отнесли от себя?

Поднявшись, подошел к телу сидевшего у стены старшего орка. Посидел перед ним, вглядываясь в мертвые глаза.

— Что же у вас такое случилось-то?

Внимательно вглядываясь в его лицо, он неожиданно даже для себя произнес.

— Ты оружие отнес, дабы соблазна не было. А умирая, дал шанс вам всем стать воинами в чертогах Темного, когда Владыка позовет нас на последнюю битву. Я понял тебя.

Встав, коротко поклонился. Достал нож. И чиркнув себя по ладони протянув руку, капнул несколько раз перед лицом умершего.

— Прими ее как дар от собрата по строю. Когда нас позовут, хочу увидеть тебя рядом.

Ему показалось, что метель ненадолго утихла, и в тишине послышался вздох.

Следующее утро его разбудило тишиной. Подняв голову, он потянул из-под рукава клинок и замер, прислушиваясь. Тишина. Полная тишина. Сквозь кузов саней лучи света падали ему на колени. Поднявшись, увидел яркую белизну лежащего снега. Буран закончился.

Выйдя из-под гребня, он забрался на торчащий из снега скальный выступ и осмотрелся. Сзади и по обеим сторонам поднималась стена Дымных гор. Перед ним было ущелье Костяное. Засыпанное сверкающим под лучами солнца снегом, оно было даже красиво. Безоблачное небо, и дальше сам пролом, за ним в дымке за дальностью еле видна у горизонта уже другая земля.

Быстро спустившись, он перевернул сани и уложил свои вещи. Увязав их, встал сзади, готовясь двигаться. Повернув голову, он посмотрел на небольшой холм из обломков скалы. Во все стороны из могилы торчали деревянные копья. Вчера до вечера он собирал под грядой обломки и укладывал эту могилу. Качнув головой, толкнул сани и, встав на полозья, тронулся в сторону выхода из ущелья.

Путь занял весь день. Только ближе к вечеру он приблизился к пролому и остановился осмотреться. Прямо перед ним вниз спускался длинный язык снега. Он доходил до редколесья предгорья, сливаясь внизу с руслом реки. Ущелье чем дальше, тем больше понижалось, становясь все шире и сильнее зеленея. По нему текла извилистым руслом река, становясь все шире от стекающих в нее ручьев, блестевших через густеющий подлесок Присев на сани он стянул капюшон, вглядываясь в даль, втягивал воздух, теплый воздух поднимавшийся снизу и несущий запахи воды и леса.

Его уши уловили приближающиеся звуки, он потянулся к посоху, еще сильнее принюхиваясь. Ухватив посох, нырнул за сани и замер. Из-за скалы на него выходили рогатые животные. По одному они осторожно спускались на снег, направляясь на другую сторону разлома. Остановившись, идущий первым крупный самец, стал принюхиваться с интересом и опаской разглядывая новое препятствие. Орк замер, даже сдерживая дыхание.

— Каменные бараны, настоящие каменные бараны! И как вовремя-то.

Не заметив опасности, вожак тронулся вперед. Остальные двинулись за ним. Подойдя ближе вожак остановился, принюхиваясь. Орк одним прыжком запрыгнув на сани, уже в прыжке хлопнул по посоху. С металлическим звоном, из основания посоха выскочило лезвие, длинною с локоть и орк, громко выдохнув, послал уже копье в полет. После чего головой вперед рухнул за сани. Кувыркнувшись и встав на ноги, выхватил клинок и рывком прижался к саням. Очень вовремя, сильный удар едва не опрокинул их. Навалившись, шипя от напряжения, он едва удержал их. Мимо пронеслись бараны, в несколько секунд достигнув противоположной стороны пролома. Добежав, они лихо запрыгали по скале, мастерски находя опору на камне.

Орк, выдержав еще три удара по саням, выглянул из-за них. С другой стороны, по залитому кровью снегу пятился вожак. Мотая головой, роняя капли крови на снег, он уже неуверенно отходил назад, набирая расстояние для очередного удара. Посох выпал из раны, и баран щедро залил снег своей кровью.

Орк встал и вышел ему на встречу.

— Настоящий каменный баран. А он больше, чем в книге.

Животное захрипело. И начало валиться вперед, но удержалось. Вожак постоял, пытаясь уже гаснущими глазами разглядеть врага. И уже не видя, а просто чувствуя, шатаясь, пошел на него. Орк, стоя на месте, ждал его и, подпустив ближе, сделав шаг в строну, клинком ударил в бок. Баран рухнул на подломившиеся передние ноги, выдохнул и повалился на бок.

— Вот и все.

Наклонившись, орк с интересом посмотрел на свою добычу.

— И правда, раненый не бежит, а бьется до смерти. Что еще окажется правдой?

Бооргуз-Тайн.

Плотная толпа орков продолжала под свист бичей и хлопки палок выдавливаться из казармы. К стоявшим на своих местах Ушу с товарищем пристроились еще двое, один из них пытался плечом почесать ухо.

— Прилетело? — едва шевеля губами, прошипел Хр.

— Угу, чуть было бирку не оторвали.

— Хм, еще одну воткнут. Или к голове прибьют.

Все четверо затряслись в беззвучном смехе.

Орк попытался что-то ответить и подняв глаза, оцепенел. С галереи под потолком пещеры в их сторону развернулась тускло светящаяся морда. Весь строй вздрогнул и замер. Из темноты к краю галереи выдвинулся темный силуэт, медленно поворачивая голову, он буквально заморозил их своим взглядом. Уш почувствовал, что он пытается вжать голову в плечи и замереть, быть тише, ниже и незаметнее. Раздавшееся негромкое, шипение показалось им громом в мертвой тишине галереи. Уш чувствовал, как рядом с ним окаменел Хр, и как дрожит мелкой дрожью орк с другой стороны.

— Доклад!

Из темноты ниши окончательно выдвинулся орк с расписанным светящейся краской лицом. Осторожно взглянув в его сторону, Уш подумал: молодой воин, судя по раскраске морды, в бою не был, да и сбруя новая, вон как блестит.

Все снаряжение орка состояло из кожаного пояса, украшенного костяными бляшками, с сумкой для еды, мешка для воды, каменного ножа за поясом и сумки камней, висевшей у него на плече. В руке он держал длинную палку-посох.

— Богатый род! — подумал Уш. — Настоящее дерево смерти, черное дерево.

Подбежавший к помосту сотник, скрестив руки на груди и опустив голову, доложил.

— Сотня вся!

— Осмотр! — рыкнул воин.

Поклонившись еще глубже, сотник повернулся к строю и визгливо пропел.

— Сотня!

Стоявший перед ним полусотник с барабаном поднял колотушку.

— Шаг!

Весь строй одновременно шагнул ногой со стороны бирки, вставленной в ухо каждого орка. Размером с пол-ладони орка, они торчали немного в сторону и были хорошо зачищены с одной стороны, на ней и были выжжены знаки сотни. Под удар барабана орки строем проходили под площадкой. Склонившийся воин внимательно осматривал сверху шеренги, выискивая больных и слабых. Сотник с полусотниками стояли рядом, в готовности выхватить неудачника. Пройдя под помостом, Уш и его соседи тихо выдохнули. Даже Хр промолчал.

Сотня, пройдя под помостом, по команде остановилась.

Мягко спрыгнувший на пол туннеля воин подошел к замершему в поклоне сотнику. Не глядя на него, молча поводил глазами по замороженному от ужаса строю. Он был на полголовы выше обычного рабочего орка, но, сильно сутулясь, почти сравнялся в росте с сотником. Большие черные глаза на выкате, медленно скользили по лицам рабочих орков.

Тишина в переходе была такая, что было слышно, как падают с потолка и разбиваются о камень капли воды. Он усмехнулся, растягивая черные губы и показав мелкие, острые зубы, потянулся к себе за спину и достал из-за пояса путевой жезл. Вытянув перед собой руку, подержал мгновение и уронил резную палку. Суетливо кинувшийся его подхватывать сотник еле успел.

— На грибы.

Уш почувствовал, как обмякли плечи стоявших рядом с ним. Еле слышный тихий выдох облегчения пронесся по галерее. Казалось, что даже светляки стали светить ярче. На раскрашенной светящейся краской клановым узором морде было только презрение.

— Ты еще здесь?

— Да, мой господин, — взвизгнул сотник, повернувшись, проорал, — сотня, шаг!

Удар барабана качнул строй, и сотня под все ускоряющийся ритм пошла вперед. Стражник остался стоять посередине галереи. Опираясь на шест, он лениво рассматривал обходящих его в двух сторон орков. Подходя к нему, они начинали втягивать головы в плечи, и старались отодвинуться подальше от него, не нарушая строя. Опустив глаза, Уш прошел мимо, уловив, как и все, как от сумки стражника вкусно пахло. Живот скрутило, и он испугался, что сейчас он его выдаст, и в затылок прилетит посохом, но обошлось.

Он услышал, как сзади вскрикнул неудачник, получивший удар.

— Не меня, — обдало радостью, — не меня.

Отойдя подальше, Хр прошептал.

— В сумке-то у него паек стража, боевой. Говорят, почти целиком из слизней. А грибы в нем для запаха!

— Тебе бы только жрать, — прошипел в ответ Уш.

Сотня уже перешла на быструю рысь и под ритм барабана неслась по ежедневному маршруту едва освещенных, редкими шарами, галерей и переходов. Попадавшиеся навстречу одиночки и группы орков вжимались в ниши стен, специально выбитых в них, пропуская сотню. Замешкавшийся орк, с коробкой корма для светляков взвизгнул, получив удар палкой от полусотника, и кубарем улетел в нишу.

— Еще добавить, светляк? — рыкнул полусотник под одобрительное шипение орков в строю.

Не получив ответа, полусотник ловким ударом палки отправил вслед за светляком его мешок с принадлежностями для ремонта и обслуживания шаров. После чего рысью побежал вдоль строя, хлопками палки постукивая по головам.

— Ловко он его, раззяву, — хмыкнул Хр, — на нас руку набил. Яма близко!

Плотное заселение такого количества живых существ в замкнутом объеме наложило жесткие ограничения по проживанию. Чистота поддерживалась очень строго. Наставления, зачитываемые Говорунами еще самым маленьким щенкам, рассказывали о темных временах и эпидемиях, что случались раньше. Провинившихся и нарушивших наставления в лучшем случае били кнутом, до смерти. В тусклой и пресной жизни Бооргуза наказание провинившегося становилось развлечением, и делать его быстрым никто не собирался. Яма была пещерой для туалета, находилась она в одной из дальних, верхних галерей. Продукты жизнедеятельности собирались, сортировались и собирались в бурты. Бурты находились в верхних галереях рядом с воздуховодами и хорошо вентилировались. Моча собиралась отдельно и доставлялась в кожевенные мастерские. Избыток выливался в стоки, что вели за пределы Бооргуза. Даже наличие полуторного пайка не усиливало желание попасть работать в Яму, потому работали там провинившиеся. Посещение ее для всех жителей было обязательным и строго контролировалось.

Под привычную ругань работников Ямы сотня влетела за отодвинутый полог из ивовых циновок. Переделав все свои дела, еще быстрее вылетела через другой выход.

На выходе из Ямы на полу галереи выцарапан квадрат строя. Сотник, пробегая сбоку строя, с каждым шагом перекидывал одну пластинку на четках, что держал в лапе. Шаг — четыре орка. Проверив количество, скомандовал помощникам.

— Кухня! Сотня, шаг!

Все ускоряясь, сотня порысила в сторону запаха еды.

— Как ругаться умеет, этот мастер Ямы, — прошипел Хр, — прям заслушаться можно, я ему как-нибудь тоже что-нибудь скажу.

— Скажи, получишь от него лопатой по голове, будешь спать в галерее у входа, пока не оближешься весь, — ответил Уш.

Подбежав к Кухне, они застали хвост другой сотни, быстро вжимающейся в нее. Остановив строй, сотник прошел в боковой проход вместе с полусотником.

Шумно нюхавшая и гудящая масса сотни переминалась в нетерпении у входа. Впереди идущая сотня целиком втянулась в проход. Орки замерли в нетерпеливом ожидании.

Из прохода выскочил полусотник, вытирая морду.

— Двойной паек! — горестно прошептал Хр. Вся еда, что проходила мимо него, вызывала в его душе страшное горе.

Взмахом руки скомандовав движение, полусотник нырнул в проход. Перестраиваясь на ходу, орки потянулись по одному внутрь.

Внутри забил барабан Кухни, отбивая ритм движения. Заходя внутрь, каждый брал из кучи, наваленной сбоку от входа, костяную миску, сделанную из верхушки черепа орка. Продвигаясь дальше, они подходили к выдаче. Выдача находилась в начале длинной каменной канавы, проходившей посередине галереи, у ее края сидела орочиха и костяным черпаком разливала в миски похлебку. Черпала она из кожаного мешка, что перед ней держали две молодые девчонки, и еще две стояли в готовности с новым. Рядом с Черпалой стоял сотник, неторопливо пьющий из небольшой чаши. Не спуская глаз со своих орков, он похлопывал себя по ноге кнутом. Сотник ел, пока шла сотня, это была его плата и его привилегия. Предел жуткой, черной зависти всей огромной своры рабочих орков. Из своей доли сотник подкармливал своих помощников. Выпив чашку, он протянул ее державшей мешок девчонке. Получив новую порцию, продолжил пить. Все делалось молча. Работники кухни все были в кожаных намордниках. Еда была дорога, и оберегалась таким простым способом.

Первый полусотник, пройдя по канаве и съев свою второю порцию, строил на выходе сотню. Второй забежав к сотнику, с поклоном принял у него чашу, и быстро выпив ее, умчался обратно, стеречь хвост строя и ожидать вторую порцию.

Подойдя к куче мисок, Уш с тоской посмотрел на груду.

— Щенков головы были, наверное.

Подхватив миску, показавшуюся немного больше, он нырнул в канаву, его покачивало от запаха похлебки. Желудок радостно взвыл в ожидании работы.

Впереди идущий Хр зашатался, слепо шаря перед собой.

— Сейчас упадет.

Уш, потянув товарища за плечо, со всего маха залепил по покрытому каплям пота, серому лицу товарища ладонью. Его голову мотнуло от удара, глаза, уже закатывающиеся, вернулись на место. Хр затряс головой и уже осмысленно кивнул Ушу. Перед ними периодически раздавались удары. Живущие на пределе выживаемости, орки часто пытались упасть от запаха еды, и поднять их могла только боль от удара. Если это не делал идущий сзади, это делал сотник, кнутом. Чаще всего свистел кнут.

Подойдя ближе, Уш увидел, что к державшим мешок девчонкам подошла еще одна, и довольно заворчал. Она прибежала с костяной лопаткой и стала мешать в мешке, стараясь не мешать Черпале.

— Хоть не одну воду пить, — удовлетворенно подумал Уш, протягивая миску.

Черпала, как и помощницы, была одета в фартук из кожи. Только наличие множества косичек и фартука отличало самок от самцов, а так, такие же худые и поджарые, с крупными, раздавленными работой руками, сгорбленные и сутулые. Также в правое ухо каждой была вставлена бирка с указанием сотни. На сморщенной морде Черпалы была нанесена полоска, знак десятника. На предплечье правой руки сверху вниз спускались поперечные шрамы, знаки материнства. Увидев их, Уш уважительно склонил голову.

— Заслуженная мать!

Увидев его поклон, орочиха дернула плечом и скинула с черпака еще немного гущи. Уважение к самкам давно стало старым забытым обычаем, но Уш его знал. Как знал и, кто его мать.

Поднеся к лицу двумя руками миску с похлебкой, он глубоко втянул в себя запах еды.

— Канава длинная, миска маленькая, зачем спешить? — закрыв глаза, он разложил в голове запах, — грибы свежие, этого урожая, водорослей многовато, отжимка моховая. Проще было бы пыли насыпать. И, кажется, немного бульона. Мясо!

Открыв глаза, грустно посмотрел на миску.

— Как мало!

Приложившись, стал пить через край. Не слишком-то густая похлебка вливалась в него, согревая теплом и падая в судорожно сокращавшийся желудок. Несколькими глотками выпив чашку, он с наслаждением стал ее вылизывать. Вылизав ее дочиста, закрыл глаза, продолжил двигаться в ритме барабана. Его немного шатало, и кружилась голова. Он опирался на края канавы, поднимаясь все выше. В конце канавы каждый орк бросал миску в каменный желоб, и она по нему скатывалась в кучу в нижней части зала.

Поднявшись наверх, он прошел к стене. Поилка.

Вдоль стены был выложен желоб, по нему текла вода. Каждый проходящий орк зачерпывал ее и пил. Лапы были у всех.

Предгорья у истока Костянки.

Поднявшись из снега, он выругался. Сразу на трех языках. Сани валялись с разбитым полозом, удар рогов барана не прошел даром. Туша виновника осталась привязанной к саням, как и короб. Отыскав улетевший в сторону посох, он внимательно осмотрел повреждения.

— Дальше пешком идти.

Остановившись, замер и прислушался. Медленно стащил капюшон с головы и немного поводил ей из стороны в сторону, подергивая ушами. Потом повернулся в одну сторону и замер.

Из-за камня прихрамывая, вышел орк и, с трудом передвигаясь по осыпи, двинулся к нему. Он сильно хромал и опирался на кол с обожженным острием. Фигура была скрыта под уже видимой им ранее накидкой из травы.

— Уже зрелый, ближе к старый, какой же мелкий и тощий. Не воин,— еще принюхался — и еще трое с ним. Щенки, одна самка.

Выпрямившись, он встал и, воткнув посох в снег, вытянул сжатые в кулаки руки, подержав их так мгновение, раскрыл ладонями в сторону орка. Тот тоже остановившись, удивленно захлопал глазами, помявшись минуту, повторил жест.

— Гыы (кто)?

— Чага (орк).

Однако, я его понимаю, южный диалект рабочих.

— Это наши горы.

— Мне они не нужны. Иду мимо, воевать не хочу.

— Торговать?

— Нет, иду мимо.

Из сказанного только первые две фразы были словами. Дальше общение пошло жестами.

— Твои трое щенков выйдут?

— Хорошие уши.

— И нос, одна самка.

— И нос.

Обернувшись, орк тихо просвистел. Из-за камней вышли еще три фигуры, также вооруженные и одетые. Подойдя на расстояние броска копья, они остановились.

— Будем драться? Или есть?

Усмехнувшись, наш герой ответил.

— Есть, мое.

Орк кивнул, и они сошлись на расстояние руки. Изможденное, сморщенное лицо собеседника с опаской и любопытством осматривало нового для него орка, усиленно принюхиваясь.

— Чага.

Даже с удивлением произнес он. Хромой орк с трудом сдерживал себя от желания повернуться в сторону саней. Запах крови и мяса явственно витал вокруг. И также пахло от встреченного путника, кровью и сытым орком. Трое щенков уже и так, все забыв, повернулись и с наслаждением втягивали аромат.

— Идем, смотреть.

Они подошли к перевернутым саням и осмотрели их. Путник заметил, как дрогнуло лицо орка при взгляде на сани. Он сразу сгорбился и поник. Подбежавшие щенки резко остановились и дружно выдохнули, перехватив свои копья поудобнее, самка пискнула, пытаясь сдержать себя, засунув в рот руку, прикусила ее. Медленно повернувшись к путнику, орк показав на сани, спросил жестом.

— Где?

— Умерли, — наклонившись, поднял горсть снега. — Снег.

Опустив голову, орк помолчал. За спиной у него девчонка упала на колени в снег и затряслась в сдерживаемых рыданиях. Стоящие спереди щенки, засопев, перехватили свои копья. Орк, обернувшись, махнул на них рукой. Повернувшись, продолжил спрашивать.

— Съел?

— Нет, ушли наверх, к Великому, воинами.

Дернувшись, орк удивленно уставился на собеседника, тот снял с руки рукавицу и показал порез. Стоявшие после его жестов не дыша щенки опять синхронно выдохнули. Замолчавшая девчонка быстро, не поднимаясь с колен, переползла к ним и замерла, с вопросом заглядывая ему в глаза.

— Воинами?

Помедлив мгновение, он кивнул. Потянулся рукой и достал из поясной сумки завернутые в тряпку сверток, протянул его ей. Она удивленно приняла и развернула его. Посмотрев на три ножа, всхлипнув, ткнулась лицом в снег. Удивленно смотревшие на нее орки, вдруг тоже заторопившись, склонились в поклоне.

— Я Хромой, это Ча и Гр, братья, это Ая. Идем к нам в дом, гость, мы рады тебе.

— Я Ходок. Иду с вами, я гость. Далеко идти?

Вот я и представил вам, уважаемые читатели, своего героя. В дальнейшем повествовании я буду рассказывать нашу историю от первого лица. Или морды, это уж как вы воспринимаете главных героев данной истории.

— Дом, да. Лагерь, нет. Мы ждали своих охотников, — Хромой запнувшись, собрался и продолжил, — своих воинов. Недалеко.

— Мясо вам, дар.

Хромой посмотрел мне в глаза, понимающе кивнул. Толкнул ногой Аю. Та, быстро поднявшись, взглянула на него. Кивнув Хромому, она, не выпуская прижатых к груди ножей, бросилась бежать. Близнецы, сейчас стало понятно их сходство, отложив копья, принялись отвязывать тушу барана. Я принялся отвязывать свой короб. Хромой, засунув по очереди в обе раны пальцы, задумчиво подергал носом, пристально еще раз осмотрел меня. Свалив с саней тушу, братья с вопросом посмотрели на меня.

— Заберите, возвращаю, — тремя знаками ответил я.

Кивнув, они посмотрели на Хромого. Он, мотнув головой, отправил их. Вцепившись в сани, щенки быстро скрылись в подлеске сотней шагов ниже по склону.

Оставшись вдвоем, мы молча присели на лежащее рядом поваленное дерево. Хромой, ежась под своей накидкой, вздыхал, изредка искоса поглядывая на меня. Я же, вытянув ноги, просто отдыхал. Орки, дошел.

Вскоре вернулись братья и, подобрав копья, уселись неподалеку. В таком молчанье мы и дождались целой толпы орков. Первой на поляну вылетела Ая, вслед за ней трусцой один за другим, молча вбежало еще десятка полтора закутанных в плащи фигур. Двое притащили длинную жердину и всей толпой кинулись к туше барана. На удивление слаженно работая, они подвязали добычу на принесенную жердь и, подхватив ее, поволокли в кусты. Меня подергали за рукав, Ая тянула меня вслед за носильщиками. Двинувшись за ними, я попутно отмахнулся от ее попытки нести мой короб. Заходя в кусты, заметил, что братья с Хромым, не спеша тронулись за нами, попутно стараясь скрыть следы нашей встречи.

Мы же с моей провожатой рысили вслед за сопящей и пыхтящей толпой носильщиков. Не останавливаясь, меняясь на ходу, они тащили и тащили свою ношу. Бегущие сзади, не останавливаясь, старались убирать наиболее явные следы нашей пробежки. Добежав через пару часов к очередной скальной гряде, все нырнули в раздвинувшиеся кусты. Через сотню шагов мы вышли ко входу в пещеру. Уложив добычу, часть носильщиков, прихватив стоящие у входа копья, так же молча порысила мимо нас обратно по следам. На шипящую команду из пещеры выкатились больше десятка травяных клубков. Щенки орков, получив очередную команду, нырнули вслед за взрослыми в кусты.

У туши завязалась безмолвная перепалка, сопровождаемая тихим шипением и повизгиванием. Продолжая яростно жестикулировать, они начали, как по команде, стягивать с себя травяные накидки. Десяток самок орков в одних набедренных повязках, отложив в сторону свои накидки, продолжили свой спор, через мгновение перешедший в потасовку. Обмен быстрыми пинками, оплеухами и все в полном молчании. Мимо меня прыжками пронеслась уже тоже раздевшаяся Ая, с ходу, высоким прыжком влетевшая в середину драки. Из кучи яростно пинающих друг друга самок кувырком вылетали сбитые с ног и, подхватившись, ныряли обратно. Присев на короб, я с интересом наблюдал за таким новым для меня зрелищем. Выскочивший из пещеры более крупный орк сначала остолбенел, а потом яростно зашипел. Этого оказалось достаточно, и клубок дерущихся мгновенно распался на три стайки шипящих и скалящихся самок.

Стянув с себя накидку, крупный орк оказался такой же только заметно более крупной самкой. Несколькими знаками наведя порядок и распределив работу, она подошла ко мне. Более крупная, но такая же, как и все они, очень худая самка, зрелая, судя по отметкам на щеках, два раза неудачно рожавшая. Держится уверенно. Одета в длинный передник из кожи, еще короткая юбка. На шее ожерелье из зубов зверей, на поясе несколько сумок.

Подойдя ко мне, помолчав минуту и рассмотрев меня, произнесла.

— Я Тзя. Ты гость. Ходок?

— Я Ходок. Гость. Мой дар.

Поднявшись с короба, я поднял руку перед грудью ладонью вверх. Склонив голову, проявил уважение к матери многих. Тзя удивленно хмыкнула, поклонившись в ответ.

— Знаешь.

Мимо нас из пещеры прорысили в строну выхода с поляны Ая с еще двумя девчонками. Каждая тащила под мышкой по кожаному мешку, видимо, за водой. С расцарапанными лицами, они на ходу знаками оживленно обсуждали драку, довольно пофыркивая. Подпустив их ближе Тзя мастерски, всем троим, очень быстро отвесила по пинку и подзатыльнику, значительно их ускорив.

Сразу же про них забыв, она внимательно понаблюдала, как часть оставшихся самок под ритмичное подвывание, затаскивают барана на подстеленную циновку. Вздохнув, она порылась в сумке и, достав уже знакомый мне нож, произнесла.

— Еда, ждать. Долго.

Прикинув, сколько она будет пилить шкуру Каменного барана, я решительно поднялся и направился в туже сторону, бросив на ходу.

— Помочь.

Подойдя к уже уложенной на подстилку туше, взяв за переднюю ногу, перевернул ее на спину.

— Тзя.

Она мгновенно перехватила у меня ногу, с другой стороны ее уже держали. Распрямившись, я достал из-под плаща рабочий нож. Придушенный, восхищенный вздох со всех сторон. Подняв голову, я увидел, как все они восхищенно уставились на мой нож. Тзя, пнув ближайшую самку, поставила ее вместо себя и перешла ко мне ближе. Пожав плечами, приступил к разделке. Первый же мой разрез вызвал общий вздох. Они столпились рядом, сопровождая каждое мое движение вздохами и попискиванием. Возившиеся на поляне, другие самки, побросав свои дела, тоже прирысили к нам. Сразу несколько рук мне помогали, подхватывая, оттягивая и поддерживая. При этом помощницы увлеченно облизывали попеременно меняемые руки.

Сняв шкуру и свернув ее, я повернулся к Тзя, передавая ее ей. Кивнув мне, она быстро ткнула рукой в трех самок и, взяв шкуру, отдала ее им. Схватив ее, все трое, отойдя на пару шагов, сели на землю и стали зубами мездрить ее. Удивленно посмотрев на Тзя, я вопросительно поднял бровь.

— Беременные, — показала она мне знаком.

Понимающе хмыкнув, я склонился над бараном. Отрезав себе кусок жира с живота барана, протянул Тзя свой нож. Помедлив, она склонившись в поклоне и, опустив голову, протянула руку. Вложив его ей в руку, в полной тишине отошел к своему коробу, негромко рыкнув, отогнал крутившихся рядом щенков. Усевшись рядом со своей ношей, я вгрызся в свой кусок. Неторопливо пережевывая, с интересом наблюдал за жизнью лагеря.

Возвращающиеся щенки тащили с собой охапки хвороста и сразу принялись ломать и складывать кострище. Две самки, с неохотой оторвавшись от возни с бараном, уселись на землю и при помощи палочек начали добывать огонь. Управившиеся с работой щенки, сбившись кучкой в трех шагах, молча разглядывали меня. Прожевав последний кусок, я откинулся на короб и прикрыл глаза. Постояв возле меня, вся стайка щенков слаженно направилась к месту разделки еды.

Удалившиеся зрители позволили мне незаметно и обстоятельно осмотреть моих новых знакомых.

В общей сложности дюжина разновозрастных самок без лишнего шума возилось на площадке. Самой старшей была Тзя, еще четверо были зрелыми, остальные разновозрастные подростки. Очень худые, на грани истощения, но очень подвижные. Только у старшей был передник и юбка, остальные обходились набедренной повязкой и различными накидками. Черные волосы заплетены мелкими косичками. На поясах болтались небольшие мешочки. Полное отсутствие каких-либо инструментов. Только несколько сплетенных из ивы корзин. Молчаливая кучка щенков, сбившись поближе к друг другу, голодными глазами наблюдали за работой старших.

Площадка в три десятка шагов, окаймленная с трех сторон густыми кустами, примыкала к скальному выступу. В его сглаженной временем стене темнел невысокой вход в пещеру. Не очень хорошее укрытие, бежать при случае некуда. Но и не было заметно, что этой площадкой часто пользуются.

Негромкий шум на площадке приглушил шаги вернувшихся самцов. Шесть фигур, нагруженных хворостом, выскочили на площадку и по очереди сгрузили свою ношу у костра. Отстав от них на полсотни ударов сердца, появился и Хромой. Стоящие самцы, дождавшись его, сгрудились вокруг. Несколькими жестами он распределил их и, разбившись на пары, они разбежались в разные стороны. Двое нырнули обратно в кусты, еще две пары, скинув с себя накидки, со своими копьями разошлись в разные стороны площадки, не спуская с меня глаз. Оставшиеся самцы с интересом разглядывали меня. Все четверо были подростками, немного старше меня по виду. И как все здесь, очень худыми.

У самок тем временем приготовления были в самом разгаре. Костер наконец горел. Потянуло запахом жареного мяса и другой еды. Первый раз я видел, как выглядит повседневная жизнь орков, и интересно мне было по-настоящему. Куски мяса выкладывались на широкие листья, обкладывались какими-то корешками, плотно укутывались и укладывались на угли. Рядом с ними в горячие угли закапывали какие-то коричневые комки. Первую порцию отдали паре подростков, и они, буквально проглотив полученное, надев накидки, нырнули в кусты. Видимо, это была смена дозора, так как вскоре примчались пара уже знакомых мне братьев. Негромко переговариваясь, все стали рассаживаться вокруг костра. Ко мне подбежали Ая с подругой и разложили рядом со мной еще один костер, поменьше.

От общей группы отошли Тзя и Хромой и сели напротив меня. Ая принесла в корзине нашу еду и поставила ее у ног Тзя. Все также молча она достала из-под фартука нож и с поклоном передала его мне. Ая каждому из нас поднесла корзинку, и мы взяли по завернутому в листья куску мяса. Развернув его, мы получили от нее дополнительно в этот лист еще по горсти коричневых комков. Сбегав к костру, Ая принесла еще плетеный из коры туесок с водой и, отмахнув поклон, умчалась к общей группе.

Не торопясь прожевав полученную скудную порцию, я запил ее водой, посмотрел на быстро умявших свое сотрапезников.

— Говорим?

— Спрашивай, — я сел поудобнее.

— Расскажи ей.

Повторив для Тзя историю с их соплеменниками, я получил от нее хмурый взгляд.

— Твой род?

— Далеко, очень.

— Изгой?

— Нет.

— Что ищешь?

— Новое место. Для себя.

Помолчав Тзя, спросила.

— Щенок?

— Нет. Подросток.

— Нужна семья?

После этого вопроса Тзя подалась вперед, впившись в меня взглядом. Хромой, до этого царапавший палочкой землю, тоже поднял глаза на меня.

— Пока нет. Хожу еще совсем мало.

— Оставайся, охотник ты умелый.

Склонившись вперед, я скрестил руки на груди в форме вежливого отказа. Задержавшись в поклоне в знак уважения старшим, я поднял глаза на собеседников.

Хромой вернулся к своей палочке. Тзя недовольно тряхнув косичками, задумчиво смотрела на меня.

— Самку дам, молодую. Аю. Дочь.

Хлопнув себя по груди, я ответил жестами.

— Подросток. Щенки плохие будут.

Она утвердительно кивнула мне в ответ.

— Да, рано.

Покивав своим мыслям она опять посмотрела на меня.

— Когда уйдешь?

— Утром.

— Хорошо.

Поднявшись с земли, она ушла к костру. Сидевший молча Хромой поднял на меня глаза.

— Уходи. Сейчас.

Благодарно ему кивнув, я ответил.

— Завтра.

Пожав плечами, Хромой тоже поднялся и пошел к своим.

У большого костра тем временем тоже закончили трапезу, и все засобирались спать. Самки дружно залили костер и засыпали его землей. После чего, загнав впереди себя детей, нырнули в нору. Самцы, подобрав копья, начали устраиваться у входа. Мне предоставили самому выбирать место для сна. Отойдя в сторону от входа в пещеру, где кусты примыкали к скале, я сел опираясь на короб спиной. Поставил посох рядом, накинул капюшон и закрыл глаза.

Тихий гомон, доносившийся их норы, быстро утих. Ближе к середине ночи мимо меня в кусты прошмыгнули два брата, покосившись в мою сторону сверкнувшими в лунном свете глазами. Сменившиеся дозорные нырнули в нору.

Интересно, решится Тзя? Еще после разговора у костра я понял, что она обязательно попытается напасть. Как она смотрела на нож, мою одежду, как ее глаза зажигались при взгляде на мой короб. Но первый раз встретившись со своим народом я умирал от любопытства. Все ее мысли легко читались на ее лице. Не знаю, чего я ждал, но я продолжал сидеть, чутко прислушиваясь.

В норе началось шевеление и возня. Из нее выскользнули четверо самцов, за ними полезли самки. Уже не скрываясь, они начали окружать меня. Самцы наставили на меня копья, самки держали в руках камни. У входа остался только Хромой, демонстративно опершийся на копье. Я встал и лениво потянулся. Расталкивая собой толпу, вперед вышла Тзя. В ее руках была увесистая дубина. У нее за спиной в полумраке тенями передвигались силуэты самок и замерли самцы. В свете луны поблескивали глаза и зубы. Все в почти полной тишине. Прерываемой звуками тихих шагов непрерывно кружащих самок. Тзя дернула плечом. Все замерли. Вышедшая из облаков луна осветила эту картину.

— Не сопротивляйся. Возьмем все твое, может, отпустим. Ты крепкий, захочешь, останешься.

— Тзя, не начинай того, что не сможешь закончить. У тебя и так очень мал род. Станет еще меньше. Если я оставлю кого-нибудь. Мне не нужно ваше. Утром уйду.

— Щенок знает много слов. Я все сказала.

— Вызов.

— Щенок, чужой, Старшей рода. Нет вызова.

Я мотнув в руках посох, выкинул лезвие и, направив его в сторону Тзя, произнес.

— Воин, самке, до утра гость. Вызов!!!

Блеснувшее лезвие заставило шарахнуться всю толпу на пару шагов. Тзя пошатнулась и крепче перехватила свою палку. Самки еле слышно горестно заскулили. Подростки опустив копья стали оглядываться на старших

— Я гость. Род напал. Могу взять кровь всех. Или только Тзя?

Подошедший от норы Хромой, отодвинув старшую плечом, спросил.

— Воин?

— Воин.

После моих слов подвывание самок еще усилилось, подростки стали коситься на кусты.

— Ученик?

— Кольцо.

Размотав повязку на руке, я поднял ее, показав кольцо на пальце. Общий тихий вой пронесся по поляне. Орки, съежившись и сгорбившись, приникли к земле. Тихо шипя и пряча глаза. Не все.

Тзя, выронив палицу, шагнула вперед и, опустившись на колени, сказала.

— Тзя. Только Тзя, не род.

Хромой, шагнув вперед, протянул ко мне руку.

— Без старшей, тяжело. Возьми дар.

Кивнув ему, я резко присел, пропуская летевший мне в голову камень. Ая, выхватив у ближайшего подростка копье, дико визжа, прыжками бросилась на меня. Подбежав, она достаточно сноровисто ткнула меня в грудь. Сделав шаг в сторону, я со всего маху двинул ее древком по голове. Пискнув, она рухнула во весь рост на землю. Я развернулся навстречу набегающей на меня Тзя. Нырнув под ее замах, тупым концом древка ударил ее в живот. Рыкнув, она, согнувшись, сделала еще шаг и попыталась ударить меня с разворота. И, получив удар в лоб посохом, рухнула на свою дочь.

— Стоять!!!

За спиной рык Хромого остановил общий порыв орков. Замерев, они уставились на него. Хромой, подняв над головой двумя руками копье, произнес.

— Род ждет твоей воли, воин.

Положив перед собой копье, он опустил голову. Помедлив мгновение, из рук всех остальных посыпалось их оружие.

Опустив жало к земле, я сказал.

— Волю утром.

Указал на лежащих.

— Помочь. Связать.

Утро застало меня не выспавшимся и злым. Теперь мне нужно было принимать решение. Нарушение правил было, и наказание было регламентировано. Убивать надо было обеих. Весь род нес ответственность за своих членов. И если с Тзя я рассчитал все правильно, то Ая в моих планах не учитывалась. Наличие двух провинившихся ставило всю семью в такую зависимость от меня, что мне было проще их всех перебить, чем брать на себя столько забот.

Сидевшие у входа, связанные виновницы были похожи распухшими мордами и отличались поведением. Злобно и непримиримо сверкающая на меня глазами перекошенная Ая и задумчиво грызущая губу опухшая Тзя.

На площадке тем временем жизнь кипела. Подростки, опасливо косясь на меня, меняясь, несли дозорную службу, в перерывах занимаясь сбором дров и помогая самкам. Самки на удивление тихо и мирно занимались повседневными делами. Разведя небольшой костер, часть пекла в нем какие-то корни, беременные возились со шкурой. Пара молодых, подхватив мешки из кожи, убежали за водой. Пара щенков, прижавшись и уткнувшись ей в спину, сидели у Тзя. Остальная стайка, сочувственно вздыхая, сбившись в кучку, сидели на небольшом отдалении, со страхом поглядывая на меня.

Вернувшиеся водоносы, сочувственно поглядывая на связанных, проскользнули мимо меня. Вчерашняя подружка Аи, рыжеватая девчонка-подросток с расцарапанной щекой, остановившись, вопросительно качнула мешком в их строну. Я кивнул. Подойдя к ним, она по очереди напоила их, что-то шепча.

От костра позвали щенков кормить. Поднявшись и оглядываясь на пару сидевших с Тзя, они неохотно пошли к костру. Пара оставшихся еще сильнее вцепились в нее и замерли. Мда, я еще и сирот тут наделаю.

Подошедшая Рыжая, что-то шепча, стала тянуть их к костру. Очнувшаяся Тзя что-то тихо им проговорила, и они неохотно пошли с Рыжей.

Вышедший из норы Хромой, подойдя ко мне, уселся сбоку и произнес.

— Ждем.

— Да, ждем. А чего ты ждешь от меня?

— Ты теперь глава и хозяин, ждем. Запасы смотреть пойдешь?

Они всем родом мои рабы!!! Я их должен кормить и поить. Заботиться и защищать. Повернувшись к Хромому я заметил как хитро блеснули его глаза.

— Угодья покажу. Сейчас поедим, и можно начать.

Он махнул в сторону костра. Рыжая, подхватив корзинку и туесок с водой, подошла и оделила нас скудной порцией печеных корней рогоза.

— Я убью двоих и уйду.

Оторвавшийся от корня Хромой поднял голову, подумал, покачал головой и ответил.

— Не убьешь, хорошие самки, крепкие. Будет трудно без них. И не уйдешь. Ты теперь хозяин.

А ты, видимо, именно на это и рассчитывал. Только дошел я до своего народа и уже глава такого нищего рода. Хотя возможно они сейчас все такие. Поспрашиваем теперь.

— Жуй быстрее, Хромой, у нас сегодня много дел.

Проглотив быстро свою порцию, я подошел к провинившимся. Махнув рукой, позвал остальных орков, замерших у костра. Присев перед ними, заглянул по очереди в глаза обеим. Спокойные и все понимающие у Тзя и горящие и яростные у Аи. Дождался, когда утихнет топот подбежавших.

— Я хозяин, вы мои рабы. Развяжите их.

Рыжая с еще одной девчонкой упали на колени, зубами развязывая им руки. Ая, как только ее руки были развязаны, попыталась вскочить и покатилась по земле от тяжелой оплеухи, полученной от разминавшей свои руки Тзя.

— Его кровь ведет твоего отца и брата. Забыла? И я тоже, глупая, жадная жаба. Ты хозяин, я твоя рабыня. Я буду служить тебе и отдам свою кровь, когда ты скажешь.

За спиной у меня остальные орки хором произнесли формулу признания, повалились на колени.

Приподнявшаяся Ая потемнела лицом и, ткнувшись головой в землю, повторила клятву. Повернувшись к Тзя, я достал из-за пояса нож в ножнах и протянул его ей.

— Тзя, старшая. Показывай.

Она, не вставая с колен, двумя руками взяла нож и прижала его к груди. Поклонившись мне в землю, засунула его за пояс и встала. Поднявшись во весь рост, рыкнула на остальных, мгновенно разогнав их, пнула Аю и повернулась ко мне.

— Идем.

Подхватив мой короб, пошла вперед ко входу в пещеру, кивком позвав Хромого.

Войдя за ней, я огляделся. Одна вытянутая зала с потолком не выше поднятой руки, длиной шагов двадцать и шириной в десять. Полумрак, удобный для наших глаз. Поставив мой короб в нишу в стене, она накидала лежащих накидок и жестом пригласила меня сесть. Хромой сел передо мной на землю и замер. Она показала на него и сказала.

— Он расскажет. Я быстро.

И поклонившись, быстро вышла. Посмотрев ей в след, перевел взгляд на Хромого. Тот, пожав плечами, произнес.

— Порядок навести. Спрашивай, хозяин.

Дальнейший наш разговор показал, что Хромой отличный рассказчик и на мои вопросы давал развернутые и обстоятельные ответы. В ходе разговора к нам вскоре присоединилась Тзя, принеся мне в корзинке жареное мясо и несколько разных видов запеченных клубней и кореньев, горсть орехов и туесок горячего травяного бодрящего напитка. Выложив все передо мной, она села рядом с Хромым и стала очень толково дополнять его рассказ.

Вся горная гряда называется Дымные горы, вершины почти всегда скрыты в облаках. Орки являются основными жителями предгорий. И на удивление достаточно многочисленными.

Само появление орков здесь и события, связанные с ним, уже только смутные предания. Только общие слова о страшной опасности и долгом тяжелом и смертельно опасном пути, что привел их сюда. Род, что мне достался, является одним из многих мелких, что разбросаны по предгорьям и ущельям. Вдоль русла реки Костенки живут три таких рода. Мой является самым верхним и наиболее слабым. Еще один живет в двух днях пути ниже по течению и один в пойме реки в болотах. Чем последние отличались от остальных, я не понял, но что они другие уловил. Горы никогда не были обильны живностью и сейчас, после увеличения орочьего населения, с трудом могли прокормить его. Кормовая база была сильно повыбита и просто не успевала восстановиться. Выживали в основном за счет растительной пищи и строгой экономии.

Но здесь были варианты. В самих горах находились огромные по словам моих собеседников и многочисленные подземные поселения и города. Города нуждались в различных материалах с поверхности и Дикие, как называли жители подземелий орков предгорий, могли хорошо заработать. Мой (теперь уже) род специализировался на поставках ивы. Прутья для вязки корзин брали в любых количествах. Но и платили за них не слишком щедро. Я был вынужден выслушать долгий диалог двух заинтересованных добытчиков, которые обстоятельно рассказали о всей глубине жадности и скупости покупателей с яркой характеристикой их личных качеств. Плата производилась рационами, один из которых мне и продемонстрировала Тзя. Темно-бурый комок плотной просушенной массы непонятного вкуса и запаха, легко помещающийся в моей ладони. Пах он достаточно неприятно и непонятно. Видя мою гримасу, мои собеседники наперебой стали меня убеждать, что еда отличная, сытная и хранится долго. И жаль, что ее всегда мало получается добыть. Тзя, отведя глаза в сторону, поведала, что до весны хватит в обрез, но из щенков никто выживет. Меня удивил ее ровный голос и только подергивание щеки показало ее истинное отношение. Хромой тоже нахмурился и заворчал. Помолчав, они продолжили рассказ. Посадки ивы мне обещали показать, чем несказанно удивили. Оказалось, что здесь налажено разведение полезных растений, с регулярными посадками новых и выкорчевкой уже старых. На вопрос, кто их этому научил, они оба пожали плечами и сказали, что так было всегда. Отцы и матери учили их и так дальше. Также проводился сбор различных растений, грибов, орехов и всего, что можно было добыть. Но основой была ива. На вопрос о продаже самих корзин получил очередное пожимание плечами и ответ, что берут только прутья. Рыбалка при помощи вершей и охота были ресурсом непостоянным и не обильным. Ниже по течению они становились более продуктивными, но границы были очерчены четко, и нарушение обнаруживалось и каралось жестко. Отсутствие металлических предметов объяснили потерями при большом бегстве и отсутствием его производства, даже в городах. При этом они буквально выпали из жизни, разглядывая заново и вырывая друг у друга, выданный мною нож. Ревниво забрав у Хромого нож, Тзя как будто облегченно выдохнула, основательно укутывая и укладывая его в сумку на поясе. Взгляд же Хромого светился буквально нездоровой завистью. Мой вопрос о стоимости ножа, как видно, напугал их. В ходе короткой перепалки вполголоса на их местном наречии, мне выдали осторожный вердикт, что очень дорого. После чего долго и многоречиво в два голоса доказывали мне, как он нужен здесь, и как хорошо и сыто начнем жить с его помощью. Костяное оружие, как оказалось, делали сами, кремни выменивали у покупателей прутьев. Одежду, обувь и другие мелочи делали сами. На тихий и осторожный вопрос, есть ли у меня еще металлические предметы, получив ответ "да", долго и довольно перемигивались и толкались локтями. Мой короб был буквально облизан радостными и почтительными взглядами. В ходе разговора они оба оттаяли, видя мое внимание и интерес. Получив распоряжение остатки мяса выдавать только щенкам, Тзя блеснула глазами, медленно и низко склонила голову. Хромой тоже поклонился, одобрительно фыркнув. На вопрос об общении с покупателями Тзя отговорилась, что это не ее и отпросилась проверить свою команду, свалив все на Хромого. Чем немало его порадовала.

Оставшись вдвоем со мной, Хромой преобразился и стал самим собой, спокойным и обстоятельным. Он объяснил, что прошедший год оказался очень тяжелым. И мне, как он неохотно сознался достались жалкие остатки рода. Весной в предгорья пришли враги, и род понес огромные потери. Враги смогли найти два из трех укрытий и вырезали там всех. В третье гонец успел принести весть, что на них идут. И умер, принеся в себе две стрелы. Уводя щенков и подростков выше в горы, взрослые самцы и самки попали в засаду и почти все погибли, но щенки разбежались и попрятались. Часть убежавших догнали снова и рассеяли, частично перебив. Он сам в схватке получил несколько ранений и был сброшен со скалы. Отлежавшись, был найден щенками и собрал всех, кто еще был жив. Часть раненых умерла. Собранные уже годные прутья были сожжены и, самое главное, были вырублены посадки ивы. Не полностью, успокоил он меня, но им досталось. Уничтожили и большую часть запасов, только кардинальное уменьшение едоков позволило им не умереть от голода. Уцелевшего должно было хватить до следующей весны. Два других рода по Костянке также были сильно повыбиты. В редкие встречи соседи поведали, что род Болотных они не видели больше с той весны. После нападения видели, но на этом все. Что было в других поселениях и городах, он не знает. О найденных и похороненных мною он объяснил, что это от отчаяния самые крепкие и сильные мужчины пошли на плато. По древней легенде там было последнее побоище долгого бега, где враги добили часть беглецов, что остались, отвлекая на себя преследователей, пока остальные ушли дальше в глубь гор. И там по преданиям есть гора костей орков и в ней можно найти металл. Чем это закончилось я знаю. Рассказав все это, Хромой долго сопел и, подняв глаза, сказал.

— Ты теперь знаешь, что тебе достался умирающий род. Можешь убить меня за обман. Но они могут и хотят служить тебе. Ты орк, воин с кольцом, я думал, что такие, как ты, легенда. Ты другой. Я понял, что ты никогда не общался с такими, как мы. Попробуй их спасти. Или просто убей их всех. А меня последним, я хочу знать, что они все будут по дороге к НЕМУ.

— Кто враг?

Он, сопя, порылся в своей сумке, вытащил что-то и, протянув, вложил мне в руку. Поднеся к глазам, я увидел наконечник стрелы.

— Люди?

— Да, всегда люди. Я живу скоро три полные руки. И это уже третий раз как они приходят с большим набегом. И каждый год малым. Но этот нас почти убил. Может, нам есть куда идти по твоим следам?

— Нет там места вам. И мне тоже.

Мы помолчали. Во время разговора он понемногу подполз ко мне, и я мог дотянуться до него, что я и сделал. Пнул его в грудь. Он отлетел от меня и испуганно, и в тоже время с мрачной надеждой посмотрел мне в глаза. Я, оскалив зубы, рявкнул.

— Хромой!!! Забери все, что я не съел, и сожри сам. Завтра у тебя трудный день. Покажешь МНЕ МОЮ землю. Я вас научу работать, тощие бездельники.

Он плеснул на меня из своих глаз надеждой и замер, не веря. Я протянул ему свою левую руку и сказал.

— Иди и готовься, возьми братьев. Иди.

Он подполз ко мне на коленях и, схватив мою руку, ткнулся в кольцо лбом. Я услышал его шепот.

— Я знал, я верил. Ты пришел, воин из легенды.

Тишина на площадке перед норой была мертвая.

Утро у меня началось со сборов. Дождавшись, когда выйдут все из норы, я занялся своей поклажей. Расшнуровав крышку, достал длинный кожаный сверток. Развернул его на шкуре барана, выложил содержимое и задумался. Два не натянутых лука, боевой и охотничий. Тетивы для них. Набор для ухода и ремонта. Два чехла из кожи. Колчан с тремя десятками стрел. Сумка с полусотней наконечников. Перчатки, наручи и кольца на пальцы. Рыкнул на сунувшуюся в нору самку, мгновенно пропавшую.

Посидев и подумав, отложил охотничий лук с десятком стрел в колчане и пару тетив. Остальное уложил обратно в сверток.

Сняв с себя плащ, расстелил его и начал укладывать на него снимаемую одежду и обувь. Шерстяная рубашка до колен, подбитые мехом штаны, кожаные сапоги, теплый жилет. Вся эта тяжесть здорово надоела, и носить ее, не снимая, еще тот подарок. Я остался босиком в кожаных штанах чуть ниже колен и толстом кожаном нагруднике. Широкий, кожаный пояс с висящем на нем клинком. Порывшись в коробе, достал и надел кожаные сандалии, подбитые бронзовыми гвоздями, с пояса снял клинок и вместо него за пояс сунул легкую секиру, длинный боевой нож в деревянных ножнах на пояс. Натянул тетиву на охотничий лук и вместе с колчаном надел на себя. Запасную тетиву, короткий нож и огниво с трутом в сумку на пояс. Подумав, достал деревянную коробку с солью. Уложил лишнее оружие в короб, увязав его, засунул обратно в нишу. Взяв лежащую с вечера рядом новую травяную накидку в охапку с остальной одеждой, вышел на площадку. В мою сторону, замолчав, повернулось несколько десятков лиц.

— Тзя!

Старшая быстро подошла ко мне и склонилась. Сунув ей в руки одежду кроме накидки.

— Стирать, сушить, убрать.

Молча кивнув, она сунула одежду подбежавшей самке и жестом позвала к костру. Сев на расстеленную циновку, принял из рук Рыжей корзинку с едой. Горсть орехов сунул в сумку на пояс. Разорвав кусок мяса, кинул по куску Тзя и Хромому, оставил себе кусок. Остальное вместе с корзинкой сунул сидевшим рядом братьям. Принял от Рыжей свою полную фляжку. Протянул Тзя открытую коробку с солью. Понюхав ее, она радостно оскалилась. Жуя мясо, произнес.

— Порции увеличь на треть всем. Щенкам на ночь мясо.

Радостное шипение было мне ответом. Тзя кивнув, наморщила лоб, что-то прикидывая. С вопросом и сомнением посмотрела на меня. Я ободряюще фыркнул.

— Все запасы лечебных трав снести сюда. На неделю еды хватит.

Она кивнула. У нее за спиной собирались мои провожатые. Хромой, братья и на удивление Ая. Все с накидками, копьями и пустыми корзинами за спиной.

— Наловить рыбы, пузыри целыми, сушить.

Сунув руку в колчан, достал стрелу. Передал ей.

— Пять полных рук таких прутьев, на треть длиннее, нарезать, собрать, высушить прямыми.

Внимательно осмотрев стрелу, она молча кивнула. Поднявшись на ноги, кинул Хромому свой посох. Поймав его, он довольно тряхнул им, рыкнув на сунувшихся к нему братьев, довольно оскалился.

— И еще. Поменяй нору. Собери всех. Спускайся ниже.

Махнул рукой на выход со стоянки. Остающиеся орки, вскочив на ноги, склонили головы, провожая нас. Братья нырнули в кусты первыми, за ними я и Хромой. Мрачная Ая шла последней. Обернувшись, я увидел, как самки столпились рядом с Тзя, разглядывая и теребя мои тряпки.

Продвигаясь неспешной рысцой, мы к полудню достигли сужения ущелья. Две высокие скалы сходились к центру, практически перегораживая ее. До этого лениво текшая река в этом месте ревела и обрушивалась вниз водопадом.

— Ворота.

Произнес Хромой, ткнув посохом. В течение всего похода он мне постоянно показывал и рассказывал о местах нами проходимыми. Броды, рыбные места, заросли полезных и съедобных растений. Грибные и ягодные поляны. Места обитания редкой живности. Дал приблизительную оценку урожайности и добычи охоты с рыбалкой. Указал направления на стоянки и убежища. С помощником мне повезло.

Напитавшаяся от впадавших в нее множества ручьев и мелких речек Костянка в Воротах ревела, оставляя слева узкую полосу мокрого галечного пляжа.

— Весной две недели хода нет, — сказал Хромой.— Иногда три.

Пройдя через ворота, я остановил всех и задумчиво осмотрел скалы. Идеальная застава однако. Немного работы и просто непроходимо. Повернулся к Хромому, спросил.

— Обход есть?

— Есть, один. Трудный.

Махнул рукой, продолжили движение. Сосновое редколесье с густым подлеском за Воротами резко сменилось на лиственный лес. Вырвавшаяся из теснины, Костянка разлилась в два раза шире и снова, не торопясь, потекла вдоль заросших ивой и камышом с осокой берегам. Через сотню шагов из кустов выскочил не перелинявший заяц и, не спеша, под злое шипение моих спутников поскакал от нас. Отойдя в сторону от тропы на пару шагов, привычно дернул из чехла лук и сбил стрелой неторопливого, непуганого зайца. Сунув лук в чехол, подошел и поднял его. Возвращаясь обратно, осматривая стрелу, не сразу обратил внимание на остолбеневших спутников. Сунув вытертую о шерсть зайца стрелу в колчан, бросил зайца Ае. Сунувшиеся к ней братья, пощупав тушку, хором рявкнули от восторга. Их вопль вернул из задумчивости Хромого, и он с видимым удовольствием, перетянув обоих моим посохом, направил их вперед. Даже не почесавшиеся подростки, оживленно переговариваясь жестами, потрусили дальше. А Хромой в свою очередь, пощупав зайца, довольно поворчал.

Ближе к вечеру взлетевшая из приречных зарослей стая уток уменьшилась на одну крякву, сбитой моей стрелой и упавшей, трепыхаясь, на середине небольшого затона. Это зрелище вызвало дружный вопль моих сопровождающих и к воде, размахивая копьями, понеслись оба брата. Но, влетев в воду по пояс, они остановились. Сбросив с себя корзину и откинув копье, опередив их, с торчащей из берега коряги высоко подпрыгнув, с визгом в воду влетела Ая. Замершие орки, задержав дыхание, ждали. Прекратившая трепыхаться утка покачивалась на воде. Неожиданно она в фонтане брызг взлетела вверх в руке вынырнувшей Аи. Потрясая ей над головой, выплюнув воду, она довольно рявкнула. С берега ей слажено ответили три глотки. Довольно ворча, Ая поплыла к берегу. Выбравшись на берег и, отряхнувшись, в фонтане брызг она мимо ухмыляющихся братьев подошла ко мне и протянула утку. Подержав ее в руке, я вырвал стрелу и бросил ее ей обратно. Довольно скалясь, она засунула ее в свою корзину, поданную ей довольно ухмыляющимся Хромым. Ткнув его в грудь луком, я сказал.

— Привал. Есть. Спать.

Довольно кивнув, он посмотрел по сторонам и ткнул посохом в стоящие в ста шагах от реки группу деревьев с густым подлеском.

— Хорошее место. Дрова. Вода.

Кивнув, я махнул рукой в ту сторону. Ая, сунув свою корзину в руки Хромого, прыгнув в воду, пошлепала в заросли камыша. Братья порысили вперед, на ходу собирая ветки для костра. В середине зарослей оказалась небольшая полянка с бившим ключом и следом от кострища. Наломав хвороста и сложив его костром, братья молча нырнули в кусты. Достав малый нож, я кинул его Хромому и показал на выложенного зайца. Он с уважением и интересом осмотрел нож, довольно хмыкнул и сноровисто ободрал и выпотрошил тушку. Прибежавшая Ая, принесшая на широком листе несколько горстей мокрых корней рогоза вперемешку с речными устрицами, отобрала тушку зайца и, вынув утку, сноровисто ободрала ее от перьев. Я, раздув полученную кресалом искру, сунул дымящийся комок сухой травы Хромому, отошел и сел к дереву. Вспоминая пройденный за день путь, я прикинул, что эти угодья могут прокормить больше, чем нас сейчас раз в пять. Не слишком обильно и практически только растительной пищей, но реально без голода.

Вернувшиеся братья принесли охапки прутьев и, усевшись у огня, стали из них сплетать верши. Шипело жарящееся на прутьях мясо. Орки деловито возились, общаясь жестами. Закончив приготовление, Ая позвала меня поклоном к трапезе. Сев у костра, я уже привычно принял от нее тушку кролика. Отрезав заднюю часть, половину отдал Хромому оставшееся передал подросткам. Они оживленно делили мясо, обжигаясь и шипя. Неторопливо поел и, забрав у Хромого шест, отошел к крупному дереву. Поставил слева лук с колчаном, а справа шест, сел, скрестив ноги и положил секиру на колени. Подошедший Хромой нерешительно помялся, поглядывая на меня, я толкнул к нему шест. Подхватив его, он довольно проворчал и устроился так же, как и я, сидя справа от меня. Подростки, подобрав всю оставленную им еду, тоже засобирались. Присыпав кострище землей, Ая уверенно устроилась слева от меня, свернувшись клубком на расстоянии вытянутой руки. Один из братьев остался у тлеющего костра, держа на коленях копье и прислушиваясь к звукам. Второй улегся рядом с Хромым. Закрыв глаза, я провалился в чуткую дремоту.

Летящие в меня стрелы, отчаянными рывками, чувствуя, как у меня едва не лопаются и рвутся мышцы, уворачиваюсь от них. Справа и слева от меня смутные тени рвутся, как и я вперед, навстречу стрелам. Бегущего впереди сносит ударом стрелы мне под ноги. Перепрыгивая его, вижу как из-под маски выплескивается кровь. В прорези своей маски вижу смазанные скоростью силуэты лучников. Огромные, выше меня раз пять, они невероятно быстро бьют в нас стрелами, одного за другим сбивая моих спутников. Еще через мгновение я остаюсь один. Понимаю, что это конец, продолжаю бежать к ним. Все замедляется. Я рывком ухожу от одной стрелы, отклоняя голову, пропускаю еще одну. И следующая с хрустом ломает мне ногу, опрокидывая И уже летя кувырком на песок, чувствую как мне в спину входит еще одна. Боль. Темнота.

Вздрогнув всем телом, просыпаюсь. Сталкиваюсь взглядом с одним из близнецов. Замерев, он стремительно сереет лицом и начинает отползать за кострище. Опустив глаза, вижу свою секиру в руке. Справа и слева на меня настороженно смотрят мои спутники. Помотав головой и сев поудобнее, укладываю оружие на колени и демонстративно закрываю глаза, откинувшись на ствол дерева за спиной.

На следующее утро, после обычной моей тренировки, быстро разделив оставленную с вечера утку и съев ее на ходу, мы направились дальше, вниз по течению. Стоявшие во время тренировки с открытыми ртами орки за спиною у меня перебрасывались жестами, обсуждая увиденное. До полудня я добыл еще одну утку и Ая несла за спиной пойманные за ночь полдесятка рыбешек. Ущелье раздвигалось все шире, берега становились все более пологими, а Костянка полноводнее и глубже. Выйдя на очередной пригорок, шедшие впереди братья вдруг встали и, перехватив свои копья, присели в пожухлую траву. Выскочивший из-за моего плеча Хромой что-то быстро прорычал ругательное на незнакомом мне диалекте и ткнул вперед посохом.

— Воры. Нижние. Много.

Обойдя его, я остановился и пригляделся. В трех сотнях шагов от нас, по берегу реки почти два десятка орков ломали ивовые прутья, складывая и связывая их в большие вязанки. У моего плеча я услышал яростное шипение. Вцепившись в свое копье, Ая стряхивала с себя корзину. Хромой глухо заворчал, пригибаясь и перехватывая мой посох. Братья тоже заворчали, оборачиваясь на нас. Дотянувшись до Хромого, я толкнул его в плечо, оборвав свое ворчание, он обернулся на меня.

— Наша земля?

Он удивленно кивнул.

— Идем к ним. Говорить.

Нас уже увидели и с криками сбивались в кучу, ощетинившись копьями. Я неторопливо направился к ним, помахивая сорванной травинкой. Если они сейчас бросятся на нас, будут потери. Лишние. Все это крутилось у меня в голове. Пройдя половину пути, я уселся на лежавшее поваленное дерево и стал демонстративно ждать, даже не глядя на нарушителей. Моя свита остановилась за моей спиной. Подождав, я лениво потянулся и зевнул. Жестом показал Хромому.

— Позови.

Выйдя вперед, он что-то протяжно проорал. Ему ответили, и в нашу сторону направилась пятеро орков. Я все так же смотрел в сторону, демонстративно не замечая их. Подойдя ближе, один из них что-то проорал. Я достаточно громко сказал Хромому.

— Это может понятно говорить?

Хмыкнув, Хромой что-то быстро произнес, показав на меня рукой. Говоривший орк подошел ближе и проорал.

— Я Гнор, я старший воин моего рода!!!

— Воооин.

Протянул я, поворачивая голову. В десятке шагов от меня стоял высокий мускулистый орк, зрелый самец. Набедренная повязка, жилет, босой. Через лицо шел длинный шрам, придавая ему свирепый вид. В руках увесистая палка с примотанным к концу камнем. Вытянувшись во весь свой рост, он, расправив грудь и растопырив руки, свысока ел меня взглядом. За ним стояла крупная массивная самка в фартуке с копьем с каменным наконечником. Мрачно переводя свой взгляд с моих спутников на меня, она морщила лоб, усиленно размышляя. Еще трое орков, вооруженные также копьями с каменными наконечниками, удивленно рассматривали меня. Дальше, шагах в десяти за первой группой переминался десяток разновозрастных и разнополых орков. Вооружены они были копьями и каменными топорами. Отметив, что противник не выглядит таким истощенным как мои, я повернулся к своим.

Мрачный Хромой, одинаково ощерившиеся братья. Сжавшаяся в клубок и выставившая свое деревянное копье Ая. Она бросила мне свой отчаянно ожесточенный взгляд. Хмыкнув, я подмигнул ей. Получив в ответ удивленное хлопанье глазами.

— Вооин, говоришь. Не вижу!!! Воина.

Я повернул голову к Гнору. Он набирал воздух для нового крика и, услышав меня, поперхнулся и посмотрел на свои руки. Тряхнув своей дубиной, он опять посмотрел на меня.

— Вижу вора.

— Ты!!!

— Я, хозяин этого рода и этой земли. Что ТЫ, делаешь на моей земле?

Услышав меня, Гнор громко клацнул зубами, захлопнув рот. Минуту он морщил лоб, еще больше уродуя свое лицо. Внезапно оно просветлело.

— Ты хозяин этих тощих червяков?

— Да, они мои рабы.

Выслушав мой ответ, орк поднял голову и реально заржал. Продолжая, он поднял свою дубину и, размахивая ей над головой, проревел в строну своих орков.

— Этот щенок победил тощих червяков. Он их хозяин!!

За моей спиной заворчали все четыре глотки. Я поднял руку, останавливая и успокаивая их.

У противника поднялся вой и рев. Они орали, махали оружием и толкали друг друга, показывая на нас. Постепенно вой превращался в припевку, что надрываясь они выплевывали нам в лицо. Только стоящая впереди самка молча продолжала что-то мучительно вспоминать. Повернувшись к своим, Гнор, размахивая дубиной, управлял хором. У самки вдруг появилось понимание в глазах. Бросив на меня злобный взгляд, она, рыкнув, повернулась к Гнору, ухватив его за руку и пытаясь что-то сказать. Но он ее оттолкнув, резко повернулся ко мне и, ткнув в мою сторону дубиной, рявкнул.

— Вызов. Поединок.

Вой резко оборвался, все молча смотрели на меня. В глазах у многих самцов зажглась жуткая зависть. Победив меня, Гнор получал сразу целый род рабов и все угодья до стены. Быстро сообразил. И толпу на песенку отвлек. Пытавшаяся что-то сказать самка рыкнула и, ударив древком копья в землю, замолчала, злобно поедая меня глазами.

Еще раз ткнув в мою сторону дубиной, Гнор повторил.

— Вызов. Поединок. Твое станет моим.

Хмыкнув, я с насмешкой посмотрел на него.

— Мое, вот, — я поднял кусок земли и раздавив его рукой просыпал обратно.

— Мое, вот, — небрежно ткнул за спину, указывая на стоящих за мной орков.

— Твое?

Я с насмешкой ткнул в него пальцем.

— Где?

Гнор опять громко щелкнул зубами. Пометавшись взглядом, он внезапно сообразил и, повернувшись, ткнул в свою команду.

— Мое!

На раздавшийся ропот и ворчание он с нажимом, надрываясь, проорал.

— Мое!!!

Ткнув в меня пальцем и уронив дубину, обернувшись к своим, он проорал.

— Хозяин!!! — запрокинув голову, заржал в небо. Грохнув себя кулаком в грудь рявкнул.

— Гнор — хозяин! — оттолкнув опять пытавшуюся что-то сказать самку, он, бухая себя в грудь начал ритмично повторять.

— Гнор! Гнор! Гнор!

Его сначала нестройно подхватили, но войдя в ритм, все его орки, ударяя древками в землю, начали повторять за ним. Повторив еще раз десять, он, подняв дубину, заставил их замолчать. И, глядя мне в глаза, ткнув себе за спину, проревел.

— Гнор, хозяин, мое!!! Стоявшие за ним орки дружно взвыли подтверждая что они идут залогом.

Подождав, когда все утихнет, покивав, я повернулся к нему лицом и уставился ему в глаза. Он напряженно ждал ответа. В них горело торжество победителя. Он был уверен, что он сильнее и он победит этого странного щенка. Убьет его в поединке и заберет себе каким-то образом попавший к нему в рабство род Хромого. Из старшего воина станет хозяином. А если я не отвечу, то он просто отлупит меня. Будет у него еще один раб. От предчувствия победы его всего распирало. Гаденько ему ухмыльнувшись, я встал с бревна и негромко произнес.

— Вызов. Поединок.

Толпа за моим противником радостно взревела, потрясая оружием. Все, кроме удивленного Гнора и самки рядом с ней. Им не менее яростно ответили четыре глотки у меня за спиной. Повернувшись к своим, все четверо ловили мой взгляд с немым вопросом. Иронично фыркнув, я потянулся к завязке своей накидки. Ко мне, сунув одному из братьев свое копье, метнулась Ая. Развязав на шее у меня завязку, она стала принимать снимаемое мной снаряжение, передавая его братьям. По мере раздевания шум за моей спиной начал затихать, сменившись недоуменной тишиной. Хромой шагнул ко мне, протягивая шест, его мрачное лицо светилось еще более мрачной и мстительной надеждой. Видимо, что-то личное в этом есть. Задумчиво посмотрев на шест, я отрицательно мотнул головой и вытянул из-за пояса секиру. Усмехнувшись на удивленно поднятые брови Хромого, выдернул из ножен боевой нож. Обведя посеревшие от волнения лица своих орков, я произнес.

— Разведите огонь. Утку будем жарить.

И, повернувшись к противнику, сделал шаг к нему И побежал, срывая дистанцию.

Удивленно взглянув на мое оружие, он махнул на меня дубиной с правой руки. Отклонившись назад, я пропустил ее перед лицом и нырнул под нее на возврате. Он шел на меня, и мне хватило неширокого шага сблизиться с ним. Удар левой рукой ножом в сердце, он охнул и замер, выдернув нож и заходя ему за спину, нанес еще и удар в шею секирой. Не оборачиваясь, сделал пару шагов, стряхивая с оружия кровь. За спиной глухо ударилось об землю упавшее тело.

Тут же за спиной взревели четыре глотки. Повернувшись, я неторопливо пошел к моим беснующимся оркам.

Как и планировал, быстро, жестоко убить заводилу. Сейчас кто-то попытается нарушить правила поединка?

Подойдя, взял в руки лук, чутко прислушиваясь. У противника что-то быстро говорила та самая самка с копьем. Завывшая, когда Гнор упал, сейчас она громко орала на своих соплеменников. Закончив на высокой ноте, побежала в мою сторону, замахиваясь копьем для броска. Развернувшись, выстрелил ей в лицо. Выронив копье, она опрокинулась на спину и затихла. Наложив еще одну стрелу, встал на бревно и обвел глазами проигравших.

— Кто еще. Умереть?

Мертвая тишина была мне ответом. Потом одно за другим оружие попадало на землю.

Мимо меня, насторожено поводя копьями, начали спускаться братья с Аей.

Сев обратно на бревно, не выпуская лук из рук, наблюдал за процессом сбора оружия. Мне за спину оба брата протащили в охапке собранное оружие. Ая деловито обобрала убитых. Усевшись у меня в ногах, увлеченно копалась в добыче.

— Позови их.

Хромой протяжно проорал стоящим на коленях оркам, махнув над головой посохом. Поднявшись, не поднимая голов, подбежали к нам и опять рухнули на колени в пяти шагах от меня. Я молча рассматривал их. Крупнее моих, худые, поджарые, не оголодавшие. Развязав пояса, выложили их перед собой. Стоявший на коленях впереди всех орк, подняв голову и глядя мне на руки, произнес.

— Выкуп.

— Я подумаю. Мертвых похоронить.

Я мотнул головой в сторону убитых.

Дружно вскочив, орки подхватив убитых, потащили их в сторону кустов. Радостно пискнув у меня в ногах, Ая трясла меня за штанину, что-то протягивая в другой руке. На ее грязной ладони лежала грубо кованная большая игла.

Повертев ее в руке, передал Хромому. Внимательно ее осмотрев, он довольно ухнул и, возвращая, произнес.

— Хорошая, крепкая, дорогая.

— Кто делал?

— Люди.

— Откуда взяли?

Пожав плечами. Он ответил.

— Купили. Перекресток.

Это он произнес как название, сопроводив уважительным жестом.

— Вечером расскажешь.

Кивнув, он вернул иглу мне. У него за спиной братья увлеченно рылись в куче оружия, к ним присоединилась и Ая. Сунув лук в чехол и собрав свое снаряжение и накидку и махнув своим оркам, спустился к оставленному лагерю.

Кучи нарезанных ивовых прутьев лежали на площадке у реки. Связанные лозой вязанки размером в охват рук лежали в воде, придавленные камнями и бревнами. В центре лагеря дымился притушенный огонь. Немного в стороне стояли пять шалашей. Отдельно под навесом сложены сплетенные из лыки крупные короба. Сев у костра, дождался своих нагруженных трофеями путников. Свалив все в кучу рядом со мной, они разбежались по лагерю, радостно перекликаясь. Провозившись минут десять, молодежь занялась лагерем и готовкой. Хромой, подойдя ко мне, сел рядом и доложил.

— Хорошая добыча. Копья, топоры, дубины, ножи. Лучше наших. Рука полных нош еды. Мука, рыба, грибы и ягоды сушеные, все хорошее. Соль, две горсти. Два больших горшка. Сумки не смотрел. Собрали они четыре полные руки нош нашей ивы. Здесь они уже неделю, не меньше. Воры!

— Мука?

— Дуб, желуди. Хорошая. Этого года. У нас нет.

— Да. Что с ними делать будем?

— На выкуп отпустить. Сами до весны не прокормим.

— Хорошо. Придут, ты скажешь, сколько должны.

Хромой, посмотрев на меня, склонил голову, соглашаясь. Видя подходивших орков, приосанился и положил посох себе на колени. Подойдя к нам, они встали на колени, сбившись в плотную кучу. Тот же орк уточнил.

— Выкуп?

Хромой молча посмотрел на меня. Помолчав, я кивнул ему. Еще больше выпятив грудь, он склонил голову, принимая поручение. Обернувшись к оркам, рыкнул.

— Клятва.

Хором проговорив клятву, с добавкой "пока не отдам выкуп", встали и, поклонившись, разбежались по лагерю, сразу включившись в работы. С Хромым осталось двое. Говоривший со мной орк и одна самка.

Сев в стороне на циновку, они оживленно стали общаться. Пришедшие самки, притащив в плетенках воды, приступили к готовке. Вытащили из шалаша круглые глиняные блюда и, замесив в горшках тесто, стали выпекать на них лепешки. В освободившуюся посуду, залив водой коренья, поставили их варить к костру. Жарившая утку Ая оживленно с ними переговаривалась. Братья с новыми копьями сидели у кучи оружия. Пара орков в корзине принесли немного рыбы от реки. Через час все было готово, и меня поклоном позвала Ая к костру. Подойдя и присев на приготовленное для меня бревно, застеленное циновкой, принял из ее рук плетенку с жаренной уткой. Привычно поделив ее, раздал своим. Ая подала мне глиняную глубокую чашку с похлебкой. Попробовав, я ее передал Хромому. Вкус был незнаком и не приятен. А вот лепешки порадовали. Все пленники молча следили за каждым движением. Попробовав ее, я кивнул всем остальным, тихо загомонив, они потянулись к еде. Быстро поев, все остались у костра, начав делиться новостями. Сидя в стороне, наблюдал за ними. Жестом подозвав к себе Хромого и двух переговорщиков, поинтересовался договором. Хромой многоречиво стал рассказывать, сколько и чего нам должны отдать. Орки подтверждали каждую позицию кивком.

Выслушав их, я кивнул и сказал.

— Подумаю.

Хромой уточнил судьбу уже собранных прутьев. Унести мы их не могли, бросать было глупо. Выслушав его, ткнул в его оппонентов.

— Пусть покупают.

Кивнув, Хромой отошел с ними в сторону и, присев на землю, они оживленно принялись торговаться.

У костра тем временем Ая встала и под ритмичное хлопанье стала в танце рассказывать историю своего рода. Первый раз я видел, как танцуют орки. Притопывая и подпрыгивая, она скользила по кругу, руками и лицом рассказывая незамысловатую историю. Язык жестов моего народа был богат. Там где его не хватало, подключались эмоции и гримасы на лице. Показав событие, она разворачивалась и повторяла для сидящих у нее за спиной. Внимательно следившие за танцем братья подтверждали ее рассказ уханьем и ударами кулака в свою грудь. Такой же была и ответная реакция зрителей. Различалась только интонацией и громкостью. Мрачная или радостная, яростная или довольная.

Я же глядя на них всех размышлял. Что мы имеем?

Маленький, нищий род. Убогие угодья. И еще два десятка рабов. До весны не проживут. Отпустить на выкуп, придут опять, теперь уже с целью вернуть свое. К весне один останусь. Увидев, что Хромой закончил, кивком подозвал его к себе.

— Что будем делать со всей этой толпой?

— Так тебе решать, Хозяин.

— А ты тогда кто, Хромой? Ноги к моему шесту? Я-то думал что ты у меня Старший.

Охнув, Хромой прижал к себе шест и уставился на меня. Через мгновение опомнился и, вскочив, склонился в поклоне.

— Спасибо тебе, Хозяин. Это очень большая честь для меня. Я не подведу тебя.

— Знаю, так что скажешь?

Хромой сел и на минуту задумался. Почесавшись в разных местах, заговорил, как бы размышляя вслух.

— Нижние они орки с понятием. И соседи хорошие, многие из нас, и они и мы, родня. То, что они к нам пришли, это странно и непонятно, но можно и спросить. Позвать?

— Зови.

Отправив Хромого, посидел задумавшись. Что я знаю.

Я нашел орков. Нашел. Выяснил, что они уцелели. И при всех трудностях смогли сохранить часть знаний и умений. Большую часть обычаев. Кодексов и законов. По крайней мере, эти два рода. Знаю, что кроме них есть и другие, много. Есть крупные поселения, города. Под землей. Торговля.

Выяснил, что и давление на них со стороны людей не ослабевает. И подняться они не могут. Но похоже и добить их тоже не могут или не хотят. Ко мне Хромой подвел старшего из Нижних.

— Что случилось, что вы пришли грабить своих соседей.

— Гнор и Бухта, они скара, — сидевший рядом со мной Хромой дернулся и заворчал. — Мы просто боялись оставлять их в лагере. Хрууз и отправил нашу партию на заготовки. А дальше вышло, как ты видел.

— Хорошо, иди к своим. Позже поговорим, — орк склонился и ушел к кострам.

— Кто такие — скара? — Хромой удивленно посмотрел на меня.

— У вас таких нет?

— Может и есть, но мы их зовем, наверное, иначе. Расскажи мне о них.

— Хорошо, я расскажу. Мы достаточно беспокойный народ, и уживаемся трудно и шумно. Драки и потасовки обычное дело в наших родах. Но все это щенячья возня по сравнению с орком-скарой.

Никто не знает, откуда это приходит, это как болезнь. Никто не знает, как это лечить, и лечится ли она. Заболеть может каждый после перехода из щенка в добытчики. И самцы и самки болеют одинаково. Заболевший становиться злобным, слишком злобным даже для нас. Сначала он грызется со своими все больше и больше, а потом начинает убивать. И остановить его уже не получится. Он не видит, кто перед ним, щенок, самка его родичи или чужие орки, люди или звери. Он просто убивает и убивает. Он говорит. Думает и все понимает, но ничего не может с собой поделать. Приступы ярости и желания убивать к ним приходят все чаще и все сильнее. Потом ему начинает это нравиться. Самые сильные убивают себя сами пока еще могут это понять. Остальных убивают другие. Только смерть останавливает скару.

Многие пробовали лечить их, по-разному. Ничего не вышло. Есть предание про род, что стал целиком скарой, пока пытались лечить своих. Говорят, что есть лекарство, что их успокаивает, но я думаю, что это выдумки. Скару не вылечить. Одно хорошо, что ими становятся не в один день, хотя и такое бывает, но очень редко.

Орк, понявший, что он заболел, уходит из рода. Обычно сам. Пока его близкие тоже не стали как он. Да, это еще и заразно. Если долго быть рядом со скарой, то тоже им станешь. Часто с заболевшим уходят и его друзья и родные. Только щенков всегда оставляют роду.

Куда они идут? По-разному. Но чаще всего уходят за болота. Там люди, и смерть быстро находит ушедших. Иногда они сбиваются в большие отряды, и тогда я не завидую людям. Я слышал, что у Бооргуза Великого Червя на болотах есть целый остров Скара. Туда идут те, кто хочет послужить своему народу. Они первые встречают Егерей и охотников. Остров пустеет, и на него приходят новые скары. Их кормит и снабжает Великий Бооргуз, там они ждут людей или идут сами в набег.

Уходящих собирает весь род. Лучшее оружие, что они попросят, еда и одежда. Болотники перевезут на ту сторону болота или дадут лодку тем, кто хочет добраться до острова Скары.

Все встретившие скар, идущих на их остров, обязаны кормить и дать ночлег. Но не в лагере, отдельно.

Это если скара обычный. Есть скара хитрый. Я так понял, ими и были Гнор и Бухта. Хитрый никогда не признается, что он скара. Он будет винить всех, кто рядом, и срывать злобу на них. И будет рваться в старшие. И дорвавшись погубит весь род, бывало и такое. Старый хитрец Хрууз отправил их на заготовки, рассчитывая, что там они себя и раскроют. С ними шли самые сильные и ловкие. Ты сделал за них то, что они не успели. Они — твои должники, им не пришлось убивать своего родича. Да и живы остались все.

Скара не знает страха, скара не чувствует боли, почти. Скара быстрее и сильнее. Но и живет он не долго. Если его посадить в клетку, то он сгорит от своей злобы, даже если его кормить. Ему нужно убивать, чтобы жить. Но на таких же они не нападают, чувствуют своих. Я теперь точно знаю, что ты не скара. А то были сомнения.

Увернувшись от моей ленивой оплеухи Хромой, вскочил на ноги и довольно осклабился.

— Это хорошие воины, лучшие из Нижних. Мы станем сильнее, намного, Хозяин.

— Я подумаю.

Утром, после еды, и своих упражнений я собрал всех и, оглядев безоружных и от этого мрачных Нижних, начал свою речь.

— Вы пришли на чужую землю, брали чужое, напали на соседей, — движением руки остановил попытавшегося что-то сказать Нижнего.

— Но вы наши соседи, давние друзья и многие из вас родня.

Орки одобрительно заворчали, кивая мне в ответ.

— И главное, мы все — орки. Мы один народ. Мы думаем, говорим и чувствуем одинаково, — я по очереди посмотрел в окаменевшие от удивления лица.

— Да, если кто-то и забыл из вас, мы один народ. Тысячи лет мы живем под этим небом. Все вы помните, как мы оказались здесь. Всем нам трудно. И если нам и так мало забот и горестей, будем рвать друг друга и ждать, когда за ними придут враги и добьют оставшихся?

Мертвая тишина и десятки горящих глаз, скрестившиеся на мне. Шагнувшие к друг другу братья, вцепившаяся зубами в свою руку Ая, закусивший свою губу Хромой и не замечающий, как по подбородку течет кровь. Ошеломленные, испуганные и удивленные лица Нижних.

В их глазах постепенно появляется понимание, многие растеряно оглядываются на своих соседей, переглядываясь и кивая.

— Я, Ходок, хозяин рода Верхних, говорю вам, братьям и сестрам из рода Нижних. Несите в свой род мои слова.

— Я хочу, чтобы вчерашняя кровь между нам была последняя. Я отпускаю вас, наших родичей без выкупа, — останавливаю поднявшийся гул, взмахом руки, — принесете только честную цену за уже взятое. Возвращаю вам ваше оружие, — взглядом обрываю заворчавших моих орков, — берите обратно все ваше. Родню не грабят, с родней делятся и помогают. Мой род всегда готов помочь вашему роду. Идите домой.

Под моим взглядом мои орки неохотно отдали трофейное оружие и, понурившись, отошли мне за спину. Стоявший впереди всех рослый орк из Нижних недоверчиво смотревший на свое копье в руках, поднял глаза на меня.

— Без выкупа? — я кивнул.

Наморщив лоб, он что-то беззвучно шептал. Потом шагнул ко мне и пристально посмотрел в глаза.

— Я передам твои слова, Ходок. Не уходи пока, нам надо подумать. И, повернувшись к своим, махнул рукой.

Отойдя от лагеря на полсотни шагов, я остановился, глядя на оставленный лагерь. Собравшиеся в круг нижние что-то бурно обсуждали, размахивая руками и толкаясь. Короткая потасовка закрепила достигнутое решение. После чего орки дружно разбежались по лагерю, что-то вороша и перетаскивая.

Подошедший ближе ко мне Хромой прошептал.

— Может, пойдем уже, а то вдруг у них что-нибудь в головах от твоих слов сломается? Полезут драться, а мы им хорошее оружие отдали.

— Хромой, ты считаешь что я должен боятся их? А полезут, значит неправильные они орки. Убьем всех.

Покивав головой, Хромой отошел назад и, презрительно рыкнув на сунувшихся к нему братьев, приняв горделивую позу, оперся на шест.

Минут через десять к нам направились все нижние из лагеря. Без оружия. Они тащили несколько корзин, а шедшие впереди тот же самый орк нес в руках длинный сверток. Подойдя к нам они остановились и он произнес.

— Хозяин рода Верхних, прими дар от нас всех.

Опустившись на колени, он развернул на земле принесенный сверток.

— Это оружие для всех твоих воинов, оно лучше, чем есть у вас. И это тоже вам, — он ткнул на пять корзин для переноски грузов с лямками, — это еда вам и вашему роду. Дар уважения. Прими от нас.

Верхние дружно поклонились.

— Я вам благодарен. Жду от вас плату за иву. До встречи.

Орки дружно поклонились и ушли в лагерь, я проводил их глазами и обернулся на придушенные возгласы у себя за спиной.

А там скакали от восторга мои подростки. В свертке оказалось четыре одинаковых, насколько это может быть с оружием из камня, набора. А именно: по неплохому копью, топору, ножу. Мои орки скакали от восторга, и только Хромой снисходительно ухмылялся в их сторону, сжимая мой посох.

Успокоившись, проверили корзины. Во всех оказались продукты, мука, вяленая рыба и корни сараны. Быстро разобрав ноши, мы тронулись обратно.

Наше возвращение.

Возвращение из похода оказалось намного короче. Вверх по течению Костянки, в двух часах пути от Ворот у моего рода оказалась зимняя стоянка у источников с горячей водой. И все мне знакомые оказались там. И не только они. Из объяснения Хромого я понял, что эта стоянка и является основной на зимнее время. Перед выходом к Языку (ледяному спуску из ущелья Костяное) на ней были оставлены под присмотром нескольких еще не оправившихся взрослых и подростков, часть щенков. Теперь я увидел всех. У меня прибавилось пять самцов и восемь самок разного возраста и состояния здоровья и больше трех десятков щенков.

После таких новостей отказ от выкупа с нижних мне уже не казался хорошей идеей.

Побуравив глазами переминающихся передо мной обоих старших, я уточнил.

— Это теперь точно все? — получив горячие подтверждение, что это "точно-точно все", кивнул головой.

Принесенные нами грузы сразу утащили, и я пошел в сопровождении Тзя осмотреть лагерь. Выбивающаяся в трех местах горячая вода образовала общий сообщающийся каскад небольших полукруглых водоемов. Расступившиеся, заросшие густым кустарником скалы, ступенями спускаясь к водоемам, образовывали полукруглый амфитеатр размером в несколько сотен шагов. Переливаясь из одной чаши в другую, вода текла к выходу из ущелья и по узкому, извилистому проходу среди скал вливалась в Костянку. Вода была практически кипящей у истока, облако пара постоянно стояло над скалой. Влажное тепло и легкий туман наполняли всю котловину. По берегам водоемов было нарыто множество нор и землянок, стояли навесы и шалаши. Пара крупных, естественных пещер были заняты под склад. Все постройки несли следы разрушения и пожаров, а также попыток их ремонта.

На мой молчаливый вопрос Тзя пожала плечами и произнесла.

— Набег, люди.

По всему лагерю деловито сновали орки, что-то перетаскивая, строя и поправляя. В двух местах дымились небольшие костры.

Доведя меня до небольшой сухой пещеры, Тзя рукой указала на сложенные и укрытые травяной накидкой мои вещи. Пол застелен тростниковой циновкой, в углу стоит плетеный туесок с водой, перед входом выложенный из камней очаг для костра. Осмотрев все, я повернулся к старшей и спросил.

— Травы, лекарства, прутья, рыбьи пузыри?

— Все готово, принести?

— Да, еще дрова, вода. Нам всем есть, чем заняться, мы пришли с добычей, зови Хромого и приходи сама, расскажу, как будем жить.

Кивнув, она торопливо ушла в сторону склада.

Зайдя внутрь, скинул с себя одежду и оружие, снял тетиву с лука. Все сложил в короб и, собрав в охапку одежду, вышел наружу. Прошлепал босиком к ближайшей дымящейся паром яме, потрогал ногой горячую воду и, бросив рядом с ней тряпки, залез. Горячая вода обожгла кожу, тепло обволакивало и успокаивало. Сидя по грудь в горячей парующей воде, перебирал в голове события последней недели. Мысли поползли лениво и неохотно.

Через полчаса из тумана вынырнули, Хромой с бурдюком под мышкой, Ая с Тзя, тащившими плетенки с едой. Подойдя, уставились на меня с немым вопросом. Махнув им, похлопал по камню рядом с собой. Довольно осклабившись, Хромой осторожно уложил свой мешок и стал раздеваться. Ая и Тзя, поставив плетенки рядом со мной, выставили чашки из лыка. Тзя тоже быстро разделась и, кинув свою одежду в общую кучу, толкнула ее ногой к дочери.

— Стирать. Иди.

Ая засопела, но под пристальным взглядом матери молча собрала одежду и нырнула в туман. Проводив ее взглядом, Тзя хмыкнула и тоже залезла в воду. Хромой толкнул меня в плечо, протягивая чашку.

— Брага, ягоды с грибами, хорошая. Тзя делала.

Вторую сунул ей. Я понюхал напиток, опасно не пахло. Тзя молча протянула руку и, забрав у меня чашку, отпила. Хромой также молча долил ее снова. Приподняв ее, я молча выпил холодный и терпкий напиток, также молча они повторили за мной. Горьковатый привкус и запах ягод, умеет, однако.

Выпив, потянулся к плетенке и, покопавшись в ней, выудил кусок вяленого мяса.

— Рассказывай, — сунув его в рот, принялся жевать. Тзя, поставив на камень чашку и на мгновение задумавшись, начала доклад.

— Полная рука и еще двое самцов. Трое еще месяц не добытчики. Три полных руки и еще одна без двух самок. Одна рука беременных и еще трое раненых. Четыре полные руки и еще рука щенков. Все эти будут жить, если кормить. С тем, что вы принесли, хватит на всех до весны на половинной доле. Все, что ты сказал, сделали. На всех живых жилье починили. Одежды и циновок много. Мясо для щенков еще на два дня. Отвернувшись в сторону, она замолчала. Протянув руку, я повернул ее лицо к себе и, глядя в глаза, сказал.

— Ты молодец, Тзя. Я доволен. Он тебе уже все рассказал? — я кивнул на жующего Хромого.

— Нет? Мы продали сорок нош ивы Нижним. Через четыре дня они принесут оплату. Он торговался, говорит должно хватить до весны. И мы принесли еду. Так что сделай сегодня всем полуторную долю.

Сидя в воде, она молча рассматривала нас, переводя взгляд. Хмыкнув, Хромой сунул ей чашку и кусок рыбы.

— Выпей, Тзя. Все так. Я тебе сейчас все расскажу.

Дальше был достаточно красочный пересказ нашего короткого выхода, с показом на натуре голым Хромым, скакавшим вокруг нашей ямы. За это время я плотно поел и еще немного выпил. Тзя так и сидела, остолбенев в воде, не притронувшись ни к чашке, ни к рыбе. Наскакавшись и наоравшись, Хромой влез в воду и, прямо из мешка отхлебнув, довольно фыркнул.

Я протянул ему свою, куда он деловито набулькал. Переглянувшись с ним, я дотянулся до Тзя ногой и толкнул, указав на чашку. Очнувшись, она двумя глотками влила в себя брагу и, выскочив из воды, громко засвистела. Прилетевшей Ае она в три движения отдала распоряжение и отправила ее назад. Радостно фыркнувшая Ая молнией метнулась в туман, и через короткое время он рявкнул десятками радостных глоток.

Забравшись обратно в воду, Тзя молча отобрала у Хромого мешок и, налив мне, низко поклонилась.

Кивнув в ответ, покопался в лежащей за мной накидке, достал сумку Бухты и кинул ее Тзя.

— Подарок. Старшей.

Достав вторую, оставшуюся от Гнора, сунул Хромому.

— Тебе, хорошо сторговался.

После чего мои собеседники выпали из жизни минут на десять. Потискав и перепробовав на зуб все, что они там нашли, они наконец немного успокоились. После чего вернув на лица серьезность, уставились на меня.

— Как дальше жить будем, Хозяин?

Откинувшись на край, я грыз соломинку, разглядывая их.

— Не знаю пока. Все зависит от того, что вы мне расскажете. Я здесь чужой. И хочу знать, что и кто меня окружает. Так что вспоминайте, все что знаете, и выкладывайте. А я решу, что мне интересно.

Ты молод, ты великий воин, твои учителя великие воины. Мы отдали себя в твои руки. Мы обещали свою жизнь и кровь тебе. Все, что я знаю, я расскажу. И Тзя тоже, пусть поправит меня, если я что-то забуду. Что было давно, мы знаем смутно и мало. Мы обычные Дикие. Легенды говорят, что мы пришли издалека, нас победили люди и еще более сильные и жестокие народы. Мы бежали и спасались, и мы пришли к Дымным Горам. Дальше дороги нет, и только ты пришел из Гор. Здесь на болотах Ур-Хатаана мы приняли последний бой и проиграли. Враг был силен. Жалкие остатки нашего народа забились в пещеры и были взяты в рабство. Пещеры уже были обжиты, орками. Но они другие. Совсем другие. Сотни лет мы у них в рабстве. Мы не любим свет, но терпим его. Они его ненавидят. Никогда они не выходят из своих пещер. Они пришли раньше, это их горы. Многие из нашего народа живут, работают и умирают в их рабстве, работая на их фермах и полях. Я не ошибся. Так и есть, поля и фермы. Выращивают грибы, рыбу и, самое главное, червя. Великого червя. Они смогли его приручить, и он их кормит. Вся их сила и могущество зависит от него. Подземная река приносит пищу для него, тысячи рабов кормят и ухаживают за ним. Червь неохотно отдает свою силу. Ты видел рацион? Это и есть главный товар подземелья. Наши земли бедны, без них в плохие годы вымирали ущельями, шли в набеги на людей и погибали поголовно. Годами потом наши предгорья не видели ни одного орка. Потом приходили новые, и все повторялось. Мы — Дикие. Мы потомки рабов Великого Червя. Мы живем здесь впроголодь, нас выбивает голод и рейды людских егерей. Егеря? Это воины людей. Они всю жизнь охотятся на нас. Это их цель и работа. В наших предгорьях они также хорошо воюют, как в своих лесах, как и в болотах Ур-Хатаана. Могучие луки, железное оружие. Сильные и быстрые. Мало кто может похвастаться, что остался жив после встречи с ними, я — выжил. Но и это не все. Живущие за болотами люди часто приходят к нам. Убивать и охотиться. Старые счеты зовут их сюда.

Вернуться в подземелья? Я лучше умру здесь, убегая, сражаясь или от голода. Там меня ждет рабский намордник и смерть на работе. И из моей кожи сделают фонарь для светляка. Я не буду знать своей самки и своих щенков, и жизнь буду считать от еды до еды.

Много ли нас? Никто не знает. Предгорья то гудят от множества нас, Диких, то годами молчат, и можно пройти не одно ущелье, не встретив никого живого. После зачисток остаются только кости. И тогда подземные, отпускают часть своих рабов. И гонцы приносят вести, где есть свободные земли. Любой орк может уйти, когда он захочет из рода, искать лучшей жизни. Только где она? Род кормит, защищает тебя, твою самку, твоих щенков. Просто когда нас становится слишком много, то часть молодых уходит на поиск своего ущелья. Старики? У нас нет стариков.

Наши соседи? Нижние — это один из наших родов, я тоже раньше был Нижним. Молодыми мы ушли выше и стали жить сами. И Болотные тоже нам родня. Мы живем, торгуя с Подземными городами — Бооргузами. Скоро придет с носильщикам старый Хрууз. Он действительно старый. Говорят, он живет уже больше пяти полных рук. Тебе будет интересно послушать его. Ниже по течению они тоже выращивают иву, но она похуже нашей. И еще у них дубы, желуди и мука. Много тростника. Старый Хрууз не усидит, узнав о тебе. Он всегда был любопытным, как щенок.

Болотные? Не знаю, уцелел ли кто из них. Тихие они, их никогда не слышно и не видно. Только егеря их ловят, легко. И не только егеря. За болотом хутора. Люди сами любят охоту на болоте. Так что Болотным негде особо промышлять. Они собирают и сушат водоросли, болотные травы и растения. Их всегда берут купцы и хорошо платят. Еще яйца. Черные яйца. Очень хорошо платят. Только их и найти трудно и сделать нелегко. Еще они растят рыбу.

Другие ущелья? Живут там. Тоже орки. Если по левую сторону в следующих трех от нас живут только молодые рода, если их не вымели в этом году рейдом.

По правую руку живет крепкий род Ухтанг. Говорят про себя, что потомки уруков. Врут, конечно. Но они крепко держаться за свою землю. У них в полу дне пути от болот ворота как у нас, вот и смогли удержаться они там. Не пускают вглубь. Гибнут каждый год, но не пускают.

Дальше еще два ущелья, выморочные. Прямые и короткие. Их каждый год вычищают. Дальше еще три ущелья, тоже Дикие рода, как и мы.

Дальше, Бооргуз-Тайн. Да, подземный город. Он дикий и Холодный Бооргуз. В нем нет Великого Червя. Но крепкий. Живут и так. Хуже, голодно, но живут. Они у нас и покупают все. Едоков у них много. Сколько? Не знаю. Хрууза спроси. Он там был пару раз. Большой? Очень. В глубь Дымных Гор на два дня пути. И еще три ущелья, его отнорки. Но их река из горы мертвая. Нет Червя.

Как живут без червя? Покупают рационы у Бооргуза Червя. Нет, они далеко. Все продают и покупают на Перекрестке. Перекресток — это тоже Бооргуз. Ничей. Он сам по себе. Там можно продать и купить все.

Я там не был, и даже не видел никого, кто там был. Так что и врать не стану. Вставай, Хозяин. Нас ждут. Ая пришла, все готово.

Обернувшись, я увидел Аю с охапкой сухой травы. Выбравшиеся Старшие стали собираться, а я вылез и встряхнулся от воды. У меня за спиной замерли и похоже перестали дышать. Обернувшись, я криво оскалился. Как я выгляжу без одежды, я знаю. Опустив глаза, они засуетились, собираясь. Взяв из рук остолбеневшей Аи траву, я обтерся и ушел в свою нору.

Порылся в коробе и натянул шерстяные короткие штаны, надел чистую рубаху до середины бедра, застегнул широкий пояс, клинок и боевой нож в ножнах. Короткий хозяйственный нож за пояс. Орочьи, плетенные из лыка сандалии.

У входа пофыркивал Хромой, посох ждет. Выйдя, кинул его ему. Поймав, выпятив грудь, важно похромал впереди меня. У костров нас ждали все орки моего рода. Увидев, вскочили, склонившись в поклоне, дождались, когда я усядусь на постеленные для меня циновки.

Взяв протянутую мне Тзя чашку, в полной тишине медленно ее выпил и кивнул головой. Хромой, стукнув посохом в землю, рявкнул имя рода как боевой клич. Выпрямившиеся орки повторили его три раза и замерли. Обведя их взглядом, я снова кивнул. Довольно заворчав, они сели и принялись есть. Сидя передо мной полукругом в несколько рядов, они очень тихо и сосредоточенно ели. Горевшие по сторонам полукруга два костра освещали мерцающим светом эту картину. По рядам пошли полные клубней плетенки, меняющиеся самки подносили и наливали из мешков какие-то напитки. Поблагодарив кивком подающую, орки поднимали чашку перед собой, глядя на меня, и выпивали, отдавая следующему.

Сидевшие с двух сторон от меня Тзя и Хромой принимали от подающих плетенки с другой едой и предлагали ее мне. Отщипнув кусочек, я жестом отправлял ее остальным. Передав ее, они тоже молча замирали. Этот молчаливый пир продолжался полчаса.

Закончив с едой, орки замерли, ожидая чего-то. Хромой встал и стал рассказывать. Из задних рядов вперед поползли и полезли щенки. Орки все плотнее сбивались, прижимаясь к друг другу.

Блестя глазами в сполохах огня, они слушали его. Хромой, завладев их вниманием, перешел в грубый напев. Из толпы ему фоном вторили голоса самок. Ритмичные хлопки ладоней, высокие голоса самок, мерцающий красный огонь костров, клубящиеся полосы пара и тумана.

Перед нами крутился Хромой, в движении повторяя сказанное им в песне. Я начал узнавать, вот мы идем мимо Ворот, укрываясь от брызг руками. Я стреляю в зайца, даже не глядя в его сторону.

Из толпы раздаются три громких выкрика, это мои спутники подтверждают, что так и было. Довольное уханье вторит от всех зрителей. Откинувшись назад, я наблюдаю за своими орками.

В голове лениво крутятся мысли. Хрууза надо будет хорошо принять. Знает он, видимо, много, а это нам очень нужно. Нам? Быстро же я к ним прирос. И Бооргуз, вытрясти из него все, что он знает о нем. Завтра всех выгнать на осмотр, понять, что из них можно сделать, умения какие. Товар мне попался неплохой, выжили самые крепкие. Да и в глаза каждому посмотреть. Это сейчас они напуганы и готовы идти за тем, кто сильнее. Да и голодные, вон как разочарованно взвыли, когда Хромой выдал им, что в походе каждый день ели мясо. Это передерутся еще, когда снова соберусь. Хотя и понять их можно.

Хотя правила, они знают, обычаи не растеряли. А по-другому и не выжили бы. Тысячи лет так живем, хотя какая это жизнь. Старая, глубоко сидящая древняя неприязнь и злость волной начала накатывать из глубины. Мы для них звери, просто злобные, говорящие звери. Приходили и придут еще, убивать. Всех.

Ничего, встретим, встретим и так встретим! Теперь уже злоба, леденящая злоба и ненависть затопила меня. Чувствуя, что на меня накатывает приступ, потянулся к посоху. Убить!!! Надо убить!!!

Все чувства обострились, время замедлилось. Изображение на мгновение поплыло и вернулось мерцающей картиной живых, пока еще живых целей. Мерцающие жизнью силуэты, с подсвеченными важными для жизни органами, тянули меня. Звали пронзить их, рвать и рубить, залить все кровью. Почувствовать, как она плещет мне в лицо, ее вкус. Убивать!!!

Почувствовал движение сбоку, Тзя, округлив глаза, медленно отползала от меня. Ее взгляд потянул меня, в голове уже мелькнула картинка отлетающей в сторону головы и фонтан крови из перерубленной шеи. С трудом отведя глаза от нее, покосился по сторонам. Толпа орков, тесно сбившись, в полной тишине не спускали с меня глаз, я увидел их глазами, как я сейчас выгляжу. Темная, клубящаяся тень с двумя горящими глазами, все время меняющая форму, вырастающая в силуэт приникшего к земле огромного зверя перед прыжком. Я моргнул, и наваждение пропало, остановилось, мерцание начало тускнеть и ускоряться, меня рывком вернуло в нормальное время. Волна отката прошла дрожью по телу. Опустив голову, тяжело дыша, я увидел как темная дымка, рассеиваясь, сползала с моих рук. Под моими руками открылась разорванная циновка и глубокие следы когтей, пробороздившие землю и камни под ней.

— Варга.

Я поднимаю голову и встречаюсь с глазами Хромого. Стоя, как и все остальные орки на коленях, он протягивает ко мне руку и с трудом проталкивает слова через свое горло.

— Тач-Варга! Ты пришел к нам.

Кивнув ему головой, с трудом поднимаюсь на ноги хотя гораздо удобнее мне сейчас идти на четырех. Но не сегодня, не сегодня. Шатаясь, повернувшись ко всем спиной, иду к своей норе.

У меня за спиной дрожащим голосом молодой самки запевают песню, я сквозь муть в голове не могу уловить смысл слов, но сама песня помогает мне выпрямиться и увереннее идти. К первому голосу подключаются новые, хор голосов, дрожащих от волнения выводят этот мотив, повторяя и повторяя слова. Все более уверенно я ухожу от них.

Забравшись в свою нору, я присел у стены. Меня слегка потряхивало, мышцы волнами сокращались, зубы стучали. Стены пещеры немного плыли, зрение все пыталось перекинуться в боевой режим. Отстегнув клинок с пояса, положил его на колени, наполовину вынув из ножен. Холод металла привычно успокаивал подрагивающие пальцы, вытягивая в себя злобу и ярость. Стараясь медленно дышать, все пытался остановить мелькающие в голове картины схваток и убийств.

— Это как я себя отпустил-то. Положил бы сейчас половину, а вторую бы потом и не собрал. Завтра же варить зелье, а то будет у них в эпосе ущелье с демоном.

Покачиваясь, тихонько запел наговор снятия боли и злобы. Меня медленно отпускало. К моей норе шла Тзя, я ее услышал шагов за двадцать. Шум поющих орков здорово глушил общий фон котловины. Подойдя к пологу, она замялась и, вздохнув, нырнула в нору. Я поднял на нее глаза. Опустив голову, она переминалась, держа в руках большую флягу из высушенной тыквы.

— Да?

— Тебе нужно много пить. Я слышала, что вам после такого нужно много пить.

— Это так.

Облегченно выдохнув, она села на пол рядом со мной и, открыв флягу, зачерпнула принесенной чашкой брагу. Выпив три чашки, благодарно кивнув, откинулся на прохладный камень. Тзя закутала меня в накидки и притихла, сидя рядом. Потом она зашуршала, я открыл глаза. Она снимала с себя одежду.

— Мне говорили, что вам после превращения нужна самка. Я хочу помочь.

— Тзя, щенки будут плохие. Я сам подросток, — я откинул край накидки, — лучше погрей.

Нырнув под накидку, она прижалась к моему боку, обхватив мою ногу. Помолчав, она посмотрела мне в глаза и заговорила негромким речетативом, обволакивая им меня и успокаивая.

— Я не старая. Я крепкая. Тощим подростком я мечтала, нет, не о паре, только о щенках. От такого, как ты. Вырастить их и больше не бояться. Ни мне, ни роду. Только скажи, и любая с гордостью будет носить твоих щенков.

Я, Тзя. Вся моя жизнь — это чувство голода. Голод бывает разным: от просто сосущего ощущения в животе и через множество других до осознания того, что ты уже не можешь сделать ни шагу и можешь только ждать прихода смерти.

Вот такое ожидание смерти и было моим первым воспоминанием в моей жизни.

Я маленькая и слабая, высокие своды мокрой и темной пещеры, тусклый свет одинокого шара светляков, запах мокрой шерсти множества щенков, их вялое шевеление и редкое попискивание. Меня окружают тесно прижавшиеся тела, их тепло. И все.

Все остальное было не интересно и тускло. Я ждала свою мать...

Это позже я могла вспомнить, что на полу пещеры были набросаны старые циновки, и именно на них мы и сидели, тесно-тесно прижавшись. Мы, щенки-сосунки, много щенков.

Мать я не помню совсем. Вообще. Ничего. Ни ее лица, ни ее тепла, ни ее запаха.

Это много позже я узнала, что они, матери, были у нас у всех. И как могли старались нам помочь. Могли они совсем немного, два раза за смену нас покормить. При том рационе рабочего гоблина Бооргуза, это само по себе подвиг. Кормящие самки получали чуть больше, от слова чуть. Молодые самки, еще сами не ставшие взрослыми и не имеющие сил, обычно не могли выкормить свой первый выводок. Моя мать, видимо, была старше, и мне хватило молока, и я выжила. Наверное, у меня был брат или сестра, самки обычно приносят двух щенков, но выжили ли они, я не знаю.

Сосунок орка, после того как его оближет или вымоет мать — маленькое, ушастое существо, с уже открывшимися глазами, покрытое почти целиком темной, изредка светлой густой шерсткой, она потом сходит по мере взросления.

Тихо и почти неподвижно сидящее рядом с другими сосунками, сытое — дремлет, голодное — молча и тоскливо ждет. Мать находит своего сосунка по запаху и голосу. Уловив запах матери, щенок начинает тихо и прерывисто попискивать. Я помню голоса всех своих щенков, я всех их помню!

Все остальное время щенок орка молча сидит на задних лапках, засунув себе в рот пальцы рук. И хорошо, что до года у сосунков нет зубов. У каждой самки есть маленькая фигурка сосунка, вырезанная из кости, камня или дерева. Темнейший, я всегда старалась быть хорошей матерью, не моя вина, что они пришли к тебе не могучими воинами, позаботься о моих щенках. Я приму твое наказание с радостью, если смогу стать с ними рядом и услышать их голоса. И моя мать услышит мой голос.

В случае опасности сосунок попытается спрятаться или уползти, но если у него на это будут силы.

Самка орка, родив свою пару, несет ее в Щенячью Яму. Обычно это укрытое место, где они и ждут своих матерей.

За Ямой Сосунков присматривают две-три старые или покалеченные самки. Они и следят за щенками, проверяя их и вытаскивая из кучи уже умерших. Мрут они часто, в голодные годы Ямы вымирают целиком, вместе со няньками. Их плата за работу — кусок рациона или другой еды размером со средний коготь. Каждая самка один раз в день приносит ее нянькам. Нет щенков — нет еды. В течении первых лет щенок теряет свою шерсть, ее старательно собирают няньки. Клубок ниток из нее стоит миски похлебки. Шерсть умерших — законная добыча няньки, но если мать поймет, что ее щенок умер от небрежения няньки, умирать она будет тяжело и мучительно.

Найдя у входа в Яму, в кучке голых тел своего щенка, самка понимает, что ей сюда ходить больше незачем.

Поняв очевидное, мы царапаем себе лицо и уходим. И до того как эти раны заживут, все самцы обходят самку стороной. Потерявшая щенков самка полна злобы и ненависти. Даже крупные самцы с ними не связываются, так как ее злоба заразительна, ей помогут все самки, что окажутся рядом, и тогда достанется всем. Я видела такое не раз, и сама в этом участвовала. Без убитых не обходится, а раненых и покалеченных бывает очень много.

Все это я узнала много, много позже. А так, я помню тишину, время от времени прерываемую писком щенков, почуявших свою мать, их шаги, они уносили на кормление и приносили обратно своих щенков. Наверное, и меня тоже кормила моя, раз я жива. Моей головы касалась рука няньки, и я открывала рот, получая воду. Помню как иногда, сидевший рядом щенок замирал и начинал остывать, и как мы все отодвигались от него, сберегая свое тепло.

Это я, с трудом, но вспоминаю. Мать — нет. А жаль.

Самка кормит щенка своим молоком год, затем его кормит Бооргуз или род. Если есть чем кормить.

После года материнской заботы у щенка три трудных и опасных года, как впрочем и вся жизнь орка.

В эти три года он не приносит пользы и только ест. Это ложится тяжелым бременем на общину. За ними следят Смотрители, их больше, чем нянек, они обычно уже старые самки, но еще крепкие, они еще могут работать. Но и их приходится кормить общине.

И в трудные годы именно этих щенков первыми перестают кормить. Мне повезло, три года Бооргуз мог нас кормить. Кому-то везло меньше, и это я помню тоже.

А у меня, как и у всех щенков в этом возрасте, начали расти зубы. Все время, днем и ночью, они жутко зудели. И мы грызли и грызли, в первую очередь, свои руки. Смотрители спали по очереди, за отгрызшего себе пальцы щенка их наказывали, а за большее могли отправить на мясо.

За одним исключением, трех щенков, ночью загрызших одного слабого и почти съевших его, убили у нас на глазах. Смотрители, по запаху нашедшие еще трех, укравших и съевших куски, убили тоже. Мертвых оставили на день в Яме.

Пара самых глупых, сунувшиеся к ним, легли рядом. Остальные поняли, что нельзя делать.

С нами постоянно, днем и ночью была пара Смотрителей. Сунувшему руку в рот щенку сразу прилетала гибкая палка из ивы, по голове. Свист от палок, звуки ударов и писк щенков стояли непрерывно, до момента кормежки.

Тогда мы замолкали и ждали.

Раз в день, в Яму заносили загородку и сгоняли нас в один угол. Садившаяся к нам Старшая из Смотрителей быстро и сноровисто вливал каждому пойманному за шею щенку по черпаку похлебки, что в мешках держали рядом с ней другие Смотрители. Проглотившего еду щенка перекидывали через ограду и кормили следующего.

Летевший кувырком щенок должен был научиться падать. Повредившего руку или ногу, забирали от нас навсегда.

Дернув ухом, я приложил ладонь к ее губам.

— Я слышу тебя, Тзя. Мы поговорим об этом в другой раз. Сюда идет твоя дочь, и я не хочу повторяться.

Под полог нырнула Ая, увидев нас замерла. Две самки скрежетнули взглядами и заворчали.

Ая выронила принесенный сверток и потянулась за спину к топору, подаренному ей Нижними, Тзя тоже напряглась и потянулась к своему ножу. Я клацнул зубами, они замерли. Откинув край накидки с другой стороны, хлопнул ладонью.

— Ая, сюда. Греть, как и Тзя. Просто греть. Спать.

Покосившись на мать, Ая неуверенно стала раздеваться. Сделавшая невозмутимое лицо Тзя деловито и по-хозяйски прижалась ко мне. Через минуту меня тискали с двух сторон тихо ворчащие самки, старательно избегающие, касаться друг друга. Хлопнув руками по косичкам обеим, я прошипел.

— Спать.

Я бегу, просто бегу. Толкнувшись задними лапами, низко над землей пускаю свое тело и, растопырив когти передних лап, толкаюсь ими от земли. Короткое чувство полета и прилетевшие вперед задние лапы снова толкают мое тело над землей. Пролетающий по бокам от меня мимо лес сливается в одну пятнистую полосу, а несущийся мне навстречу расступается по обе стороны. Я все ускоряюсь и ускоряюсь. Я вижу светлыми пятнами на земле запах следов моей цели, моей добычи. Я чувствую ее запах, ее страх. Я ее догоняю. Она не одна, но это еще лучше, значит, убью больше. Радость предстоящего, желание и восторг переполняют меня и рвутся из меня рыком, переходящим в ликующий рев. Взлетев на высокий камень, заслоняющий мою добычу, длинным высоким прыжком лечу на первую жертву. Высокий и крепкий человек в кольчуге, открыв в немом для меня крике рот, безуспешно рвет из ножен свой меч и не успевает. Я усмехаюсь ему в лицо, вижу, как стремительно от его лица отливает кровь и всем весом вбиваю его в землю.

Одним движением головы вырываю ему горло и, толкнувшись об его тело, лечу на второго, что замахнулся на меня секирой. Удар правой лапы снизу вверх от живота вскрывает его до самого горла, в фонтане крови и блестящих брызгах от разорванной кольчуги он взлетает вверх. Не выпуская его, я отправляю его тело в полет в сторону еще нескольких людей, с криком бегущих ко мне. И сразу же толкаю себя лапами в прыжок спиною вперед, каким-то третьим чувством услышав, как сбоку одновременно щелкают несколько самострелов. Все происходит очень медленно, я вижу, как толстые болты проходят перед моей мордой, как брошенный мною человек сбивает бегущих ко мне и, проваливаясь вниз, понимаю, что у меня за спиной ничего нет. Я падаю в глубокую расщелину. Отчаянно извиваясь, пытаюсь ухватиться за что-нибудь, извернувшись и собравшись в клубок, вижу летящую мне навстречу каменистую осыпь дна расщелины.

— Лапы сломаю, наверное.

Рыкнув, я открыл глаза. От меня в сторону шарахнулась Ая и, прижавшись к стене, тонко заскулила.

— Это я, Ая. Это я, Ая.

Выдохнув, я потряс головой.

— Я вижу тебя Ая, не бойся. Просто сон. Пить.

Облегченно выдохнув, она кивнула и зашуршала в полутьме пещеры. Вложив в ножны клинок, я принял у нее из рук протянутую чашку с брагой. Терпкий напиток охладил горящее горло и рухнул вниз, согревая теплом.

Стоявшая на коленях Ая была сама готовность сделать все, что скажу. Иронично фыркнув, плеснул из чашки на нее оставшимися там каплями и кинул ее в нее.

— Я в воду. Трава, еда, Тзя, Хромой. Иди.

Разочарованно хлопнув глазами Ая, кивнула и вымелась из пещеры.

Раздевшись, проковылял к воде и, кряхтя, забрался в нее по шею. Горячая вода обожгла и через мгновение уже ласково грела. Я облегченно вытянул ноги и откинулся на край.

Ноги трясутся, голову как дубиной приложили, все тело болит и трещит. Вот что значит приступ задавить в себе. Сегодня же варевом займусь. И до прихода Нижних никуда далеко от норы. Заодно своей толпой займусь.

Опустившись под воду, понаблюдал, как со дна поднимаются пузырьки. Увидев, через воду подошедших, медленно всплыл.

Помятый Хромой и дочка с мамой, старательно не замечающие друг друга. Обтершись травой, фыркнул Тзя, кивнув на пещеру.

— Рубашку, — дождался ее и, натянув на еще мокрое тело, уселся на циновку. Привычно разделил принесенную Аей еду, отсевшей в сторону от нас, выделив и ей часть. Молча поели. Помолчали. Убрав остатки трапезы, Ая ушла.

— О вчерашнем ни слова. Видели и запомнили, так? Всем доведите, скажут кому, отрежу голову или отгрызу. Не знаю пока.

Посмотрев на побледневших Старших, усмехнулся.

— А не скажут, не загрызу. Вопросы есть?

Синхронное мотание головами. Так, жути навел. Глянул на Хромого.

— Сильно напугал?

Выпучивший глаза Хромой, на мгновение замер и выпалил, брызгая слюной.

— Хозяин, ты о чем! Они от гордости полопаются все. У нас Хозяин рода Тач-Варга!!! Еле разогнал всех спать, до утра бы прыгали и голосили. Самки с утра передрались, что готовить, кому нести. Хорошо Тзя пришла, а то они бы друг другу косы поотрывали. Ох, и наподдала она им. Я и сам еле уснул, пришлось браги выпить для успокоения.

— Ты мешок выдул, — выдала его ровным голосом Тзя,— один, еле отлили тебя с утра. Подавившийся Хромой махнул на нее рукой.

— Так то с радости. Так что забудь. А я всем в головы вобью, ни слова! А они и сами все понимают.

— Хорошо. В полдень собери всех, взрослых, щенков, больных. Годных с оружием, остальных так. Как если бы шли в набег, еда, вода, все. Приду, проверю. Иди. Посох там.

Хромой подскочил и нырнув в пещеру быстро похромал в туман.

— Тзя, показывай запасы трав.

В следующие пару часов мы с ней перекапывали запасы и отбирали нужное мне. Попутно уточнили, какие лекарства надо сделать и какие пополнить. Мой запас знаний ее здорово удивил. Ее же меня откровенно порадовал, будет на кого готовку ингредиентов скинуть. Вытащив из запасов маленькую треногу и котелок, ввел ее в состояние дикого возбуждения. После чего провели несколько пробных варок для базовых смесей. Явно пришедший в себя Хромой доложил о готовности к смотру.

Больше пяти десятков орков, молодых орков и подростков, кого условно можно назвать годными. Столько же щенков, кому еще расти. У старших деревянные копья разных размеров, у братьев и Аи копья с наконечниками и топоры. И старшие, и щенки в накидках и широкополых плетеных шляпах. У всех за поясом сумки со скудным запасом еды. На ногах плетеные из лыка или лозы сандалии. Худые руки и ноги. Худые лица. Мое войско. Кормить и кормить. И гонять, не жалея. Жалеть — это значит погубить.

И глаза, наполненные надеждой и страхом.

— Вы орки!! Это ваш дом. У вас нет другого. Можно и дальше так жить, жить и бояться. Бежать и прятаться. В надежде, что вас не найдут. Но они каждый раз находят. Находят и убивают. И снова приходят и убивают. Уже никто не помнит, почему так, что МЫ сделали им, что они приходят и убивают. Я знаю. Но прошли сотни лет, в пыль истлели кости тех, кто был виноват. А они приходят и убивают. И я, ваш Хозяин, говорю вам, я говорю им — хватит! Я научу вас сражаться, я научу вас быть орками. Я так хочу.

Обведя глазами стоящую передо мной кривые шеренги, вынул клинок и, проведя по ладони левой руки, выставил вперед кулак. Темно-красная кровь закапала на угли еще не потухшего костра. Зашипела, облачко дыма поднялось и смешалось с туманом.

— Я клянусь, что больше враги не уйдут из нашего дома не наказанные.

За спиной у меня рявкнул Хромой. Ему, на удивление слажено ответили почти сотня глоток.

— Вы будете учиться сражаться, учиться быть быстрыми, учиться быть незаметными, быть смертоносными. Много учиться и много работать. Все, взрослые и щенки. И вас будут хорошо кормить, если победим, то с голоду не умрем, а если умрем, то хоть сытыми. И после смерти никто из предков не откажется стать с вами в строй, когда нас позовут.

Прерывая поднявшийся рев, поднял клинок.

— Кто не может бежать? — Мертвая тишина была мне ответом.

— Кто носит щенков? — из строя неохотно вышли пять самок.

— Берете щенков и бежите до Ворот. В темпе бегства, тихо и не оставляя следов. Туда и обратно. До заката вы должны быть здесь. Все. Не успеете, получите половину порции.

Глядя в их раскрытые рты, медленно произнес

— Почему я вас еще вижу здесь?

Испуганно пискнув, самки заверещали, и пинками погнали толпу щенков на выход из ущелья, все ускоряясь.

— Ая, и вы, ко мне. Мои бывшие спутники подбежали ко мне и застыли столбами.

— Каждому из вас дам по отряду. В темпе погони, но тоже тихо и, не оставляя следов, до саней. Ясно? До заката вы здесь. Пришедшие последними получают полпорции.

Растолкав оставшихся на три приблизительно равные группы, ткнул в них рукой.

— Твоя, твоя, твоя. Запомнили. Вон отсюда.

Дождавшись тишины, повернулся к стоящему за спиной Хромому.

— Ну, а теперь с тобой поговорим.

Опасливо косясь на меня, Хромой спросил.

— О чем говорить, Хозяин?

— О чем? Почему у меня в роду старший самец хромой.

— Так ранение у меня. Все остальное зажило, а нога так и осталась. Но я могу быстро бегать.

— Я видел. Иди за мной.

В сопровождении поникшего Хромого мы дошли до площадки у моей норы. Увлеченно мешавшая в котелке Тзя приподняла голову.

— Что у него с ногой?

— Разрублено и неправильно срослось, ступня не распрямляется до конца, — пожав плечами, уткнулась обратно в котелок.

Покрутив головой, я спросил.

— Самый горячий ключ где?

Не поднимая голову, Тзя ткнула в сторону скалы, торчащей из особо густого тумана в шагах тридцати от нас.

— Иди туда и вари ногу, — охнув, Хромой отшатнулся и переспросил.

— Как вари? Сколько?

— Пока кожа не слезет,— Тзя с интересом подняла голову.

Поставив перед входом в нору посох, Хромой понуро захромал в указанную сторону. Не отвечая на приподнятую бровь Тзя, я прошел к себе и вышел с топором.

— Скоро вернусь. Заживляющую мазь сделай. Вернутся щенки, ставь их всех на готовку.

Она кивнула в ответ. Дойдя до источника, потрогал воду. Горяча, но не кипяток. Задумчиво осмотрел испуганного Хромого, поковырялся в зубах.

— Покажи ее.

Он выхватил из воды красную лапу. Потыкав нее когтем, я нахмурился.

— Ты ее потри песком, грязная она у тебя. Такую, и есть противно.

И не слушая его, повернулся и пошел в сторону выхода из ущелья.

Возвращающиеся орки застали меня сидящим у большой кучи нарубленных кольев. Рядом стояли грубо связанные носилки. Шатающиеся на ходу, запаленные орки добегали и падали передо мной. Дождавшись последних, не глядя рыкнул.

— Десятники ко мне.

Из лежащей толпы поднялись оба брата и Ая. Опираясь на копья, подошли и уставились на меня, запалено дыша.

— Кто последний?

Мрачная Ая, приподняв, стукнула копьем в землю.

— Наказание помним? — она кивнула.

— Но дам шанс, — я показал на стоящие носилки, — донесете меня быстро, получите полную порцию.

— Вам, — ткнул в довольных братьев, — принести эти колья.

Обернувшись к толпе внимательно слушающих орков Ая пронзительно взвизгнула. Дюжина шатающихся орков решительно заковыляли к нам. Забравшись на сиденье, я уточнил.

— Уроните, вообще кормить не буду, — вцепившаяся в перекладину Ая мрачно кивнула.

— Не уроним, — и рявкнула команду.

Дружно ухнув, меня подняли и понесли. Ая запела какую-то быструю речевку, на каждый четвертый шаг весь отряд отзывался дружным выдохом. Все поднимая темп, она начала разгонять их, постепенно перейдя на тяжелый бег. Хрипя и спотыкаясь, они тащили меня, слаженно меняясь, перехватывая носилки в извилистых и узких местах. Не отставая, за нами рысили остальные два отряда, на ходу по возможности убирая следы нашего прохождения.

Через час мы вывалились на нашу стоянку. Толпа щенков и несколько самок с Тзя, крутившиеся у костров, открыв рот, смотрели на нашу процессию. Мои носилки с носильщиками и еще две плотные группы орков сзади, подбежав к ним, остановились, с вопросом поглядывая на меня.

Встав и попрыгав, вызвав дружное шипение моих носильщиков, скомандовал.

— Опускайте, — сойдя с осторожно поставленных носилок, позвал, — десятники, ко мне!

В наступившей звенящей тишине оглядел их и выдал.

— Ваши, — ткнул в приосанившихся братьев, — справились.

— Твои — нет, — Ая вздохнула.

— Дополнительный урок, — показал на носилки, — сделали. Полная порция. Заслужили.

За спиной дружно, облегченно выдохнули. Обернувшись, добавил.

— Завтра сделаете еще одни носилки. Последний десяток их теперь с камнем носить будет. Камень я вам покажу. До еды всем сделать еще по одному копью. Колья вы принесли. Назначьте вместо себя кого-нибудь из своих десятков и за мной. Тзя, ты тоже. И огонь прихвати. Где там у нас Хромой свою ногу варит?

Вытащив из носилок скрученный из лозы, коры и палок узелок, потопал в сторону своей норы, на ходу подхватив с плетенки лепешку. За спиной загомонили, быстро умолкнув. Молчаливые десятники, догнав меня, пристроились сзади. Дойдя до понурого Хромого, спросил.

— Показывай, — съежившийся при моем приближении Хромой, выхватил из воды красную, распаренную ногу, зачастил, суетливо возя руками по камням. — Никак не слезает, проклятая. Я ее варю, варю, а она все сырая,— посмотрев снизу вверх на меня испуганными глазами, добавил с надеждой, — может, я бы рыбы наловил, она быстро сварится, а?

— Рыбы,— произнес я, рассматривая и сгибая ступню, — рыбы, это хорошо. Но сначала твою ногу. Тзя, здесь костер. И мазь неси.

Подошедшая Тзя кивнула, с жалостью посмотрев на посеревшего Хромого.

— Хотя нет, вместе пойдем. А вы этого стерегите. Не сбежал бы.

Мрачные десятники сомкнулись за спиной Хромого, недобро поглядывая на него.

Дойдя до моей норы, мы собрали все необходимое. Я достал из короба позвякивающий сверток. Принеся собранное, разложили костер и поставили греть воду в котелке.

— Тащите его сюда, только ногой красной пусть не наступает. Усаживайте. Тзя, стели циновку.

Наложив жгут на ногу Хромому ниже колена, развернул сверток. Все дружно, глухо охнули разглядывая содержимое. Хромой еще больше побелел и стал закатывать глаза. В расстеленной раскладке, во множестве карманов были уложены множество металлических предметов самого недоброго вида. Щипцы, прямые и кривые иглы. Разнообразные ножи и пилы. Задумчиво в них покопавшись и отобрав нужное, передал Тзя.

— Вари их.

Повернулся к Хромому.

— Готов?

— Да, Хозяин. А как я без ноги-то буду?

— Хромой, ты думаешь, я тебя есть буду? Или просто ее отрезать? Будем тебе ногу лечить.

Мертвая тишина после моих слов продолжалась больше десяти ударов сердца. Потом у меня за спиной фыркнула Тзя и ее повторила Ая, братья, переглянувшись, просто заржали. Следующие пару минут все кроме Хромого и меня, громко ржали, колотя друг друга по спинам и плечам.

Оборвав веселье хлопком ладоней, склонился над Хромым.

— Мне нужен Старший. Быстрый и сильный. Это ты?

— Да, Хозяин. Я готов.

— Возьми это. Поможет, я знаю. — я сунул ему в рот крепкую палку.

— Держите его.

Братья крепко насели на него, прижав к циновке. Ая ухватила и прижала больную ногу. Следующий час я резал и сшивал, ломал и складывал. Тзя подавала мне новые инструменты, мыла в котелке забрызганные кровью, плескала из котелка в указанные мной места. Хромой мычал и дергался, иногда выключался и братья начинали его трясти и толкать, возвращая сознание. Закончив зашивать, махнул Тзя.

— Наложи мазь и перевяжи.

Отойдя в сторону, сунул в горячую воду руки.

— Ая, приведи сюда щенков, пусть тащат носилки.

Наложив на ногу лубки, толкнул к Тзя инструменты.

— Мыть, варить — и повернувшись к остальным, добавил, — отпустите его.

Братья отошли от тяжело дышащего Хромого.

— Ты крепкий воин, Хромой. Ты Старший. Посох твой. Неделю, может больше не вставай на эту ногу. Отдохни.

Он молча мне кивнул и откинулся на спину.

— Тзя, дай ему своей браги.

Прибежавшая толпа щенков с носилками замерла рядом с костром.

— Слушайте внимательно. Вам доверена великая честь, помогать Старшему рода Хромому. Спасая вас, он был ранен и охромел. Я исправил ему ногу, вы поможете ему ее вылечить. Неделю, а может и больше, вы его ноги. Носите его куда скажет. Сколько скажет и так быстро как он решит. Ногу беречь и не беспокоить. Уроните, буду бить палкой каждого второго, а потом каждого первого. А кормить в этот день вообще не буду. Ясно?

Дружный кивок и невнятное бормотание.

— Не слышу.

— Да, ясно, Хозяин.

Звонкое эхо отразилось от стен ущелья, многократно возвращаясь.

— Хорошо, — ткнул в десятников, — помочь Старшему.

Необычайно серьезные братья подняв, уложили его на носилки. Приподнявшись и повозившись, он сел и с вопросом посмотрел на меня. Приняв от Аи принесенный посох, передал ему.

— Скажи своим ногам, куда им тебя нести, Старший.

И обернувшись к остальным, скомандовал.

— Есть.

На площадке нас встретили напряженной тишиной и вопросительными взглядами. В полной тишине, стараясь не шуметь, орки ели, прислушиваясь к шуму, что несся от моей норы.

Когда из тумана и пара вывалилась толпа щенков, тащивших носилки, то все дружно прекратили есть и открыли рты.

Качаясь и опасно кренясь, вихляясь на ходу, носилки с сидящем на них Хромым, что при помощи тыканья в толпу щенков посохом пытался управлять ими, медленно и неуверенно подползли к нам и остановились рядом. Я, не поднимая головы, хлопнул рядом с собой с правой стороны. Под тихое шипение Хромого, тихий гомон щенков и звонкое стуканье посохом по головам, носилки неуклюже оползли нас и с третьего раза оказались справа от меня. Едва не опрокинув их, опуская на землю, щенки, облегченно гомоня, нырнули в толпу сидящих взрослых орков.

Не поднимая головы, я протянул взмыленному Хромому его кусок и поднял взгляд на толпу. Все дружно щелкнули челюстями и усиленно принялись жевать, отводя глаза. Красный Хромой схватив свой кусок облегченно выдохнул и, наклонившись ко мне, прошептал.

— Я уж думал, они меня в воду уронят и носилками накроют. Но я их научу. И Хозяин, а почему каждого второго, а потом первого бить?

— Так страшнее, пусть теперь думают, кто из них второй, а кто первый.

Он сел ровнее и задумался, морща лоб и бездумно жуя.

— Тзя, дай ему браги, а то он сейчас вообще потеряется в своей голове. Десятники, завтра выделить по два орка в дозор на Ворота. На целый день и ночь. Тзя, им еды дать. Тяжелые самки в лагере на готовке.

Встав, я пошел в сторону своей норы. Забравшись и устраиваясь ко сну, услышал взрыв хохота. Понятливо хмыкнув, уже привычно сел к стене. Еще немного погодя ко мне нырнули мать с дочерью, деловито раздеваясь на ходу.

Утро меня встретило уже привычной суетой утренней еды и моей тренировки, еще большее оживление превознесло появление носилок с Хромым, влекомые к нам щенками. Уже более уверенно управляемые они с первого раза оказались справа от меня. Встреченные довольными ухмылками и подзатыльниками щенки нырнули в толпу взрослых, пробираясь на свои места.

Быстро прожевав свои порции, выделенные в дозор, подхватив еду на день, порысили на выход. Вслед за ними, качаясь и кренясь, проползли носилки Хромого. Оставшиеся, разбежавшись по отрядам, замерли передо мной. Обойдя их всех и осмотрев, озадачил десятников проведением занятий со своими отрядами. Выдав каждому по крепкой палке для более качественного вразумления обучаемых. На первый день я их занял метанием копий на точность в глиняный склон, бросание камней на точность и отработку колющих ударов копьем, показанных мной. Переходя от группы к группе, наставлял, исправлял и наказывал. Меняя их местами, время от времени. К полудню, основательно их загоняв, отправил на очередную пробежку в сторону саней. Сам уселся у костра, занимаясь плетением из лозы и прутьев щита. Сделав три более-менее приемлемых образца, закинул их за спину, направился на выход. По дороге разминулся с едущим мне навстречу Хромым. Посмотрев им вслед, хмыкнув, неторопливо выбрел к Воротам. Проверив дозорных и дожидаясь убежавших орков, прозанимался с оружием до их возвращения. Получив от меня образцы щитов и приблизительную потребность в материалах, три отряда рассыпались по берегам реки, собирая сырье для них. Дождался очередного заезда Хромого, вместе с ним, идя рядом, в неторопливой беседе дошел до лагеря. До вечерней еды занимаясь варкой зелий, дождался ужина и в привычной компании сел спать.

Постепенно быт лагеря наладился. Имея достаточную для них кормежку, орки быстро втягивались в нагрузки и учения, попутно сами себя снабжая дополнительным снаряжением и оружием. За плетеными из лозы щитами последовали сумки для камней, связанные из лыка. Вместо камней их постепенно наполнили продолговатые снаряды из высушенной и обожженной глины. На краю ущелья появилось поле с мишенями, регулярно разрушаемыми и восстанавливаемыми. Кроме копья, для ведения боя накоротке у каждого теперь за спиной в плетеной сумке было по два дротика для метания. Десятникам при помощи палок и рыка удалось добиться исполнения моего приказа о порядке передвижения по лесу и лагерю. Наладилась и служба дозорных, отработали сигналы и знаки. В занятия были включены парные поединки на палках и щитах, пользовавшиеся невероятным успехом и свирепой радостью. И так в жизни достаточно и даже избыточно конфликтные орки просто упивались возможностью намять друг другу бока и подбить морды. На поле поединков стоял непрерывный ор и вой. Ломались крепкие палки о не менее крепкие лбы и спины, разлетались вдребезги щиты, и противники вцеплялись в друг друга, используя зубы и когти. И только палки десятников и выданные мной им костяные свистки останавливали рычащих и плюющихся орков.

Самки и самцы у орков сражаются в смешанных десятках, в доставшемся мне племени они по размеру почти не отличались, но и сравнение было только приблизительное. Все они были молодыми и с хроническим недоеданием. Самки отличались более живым характером, и надо отдать должное, повышенной злобностью. Самцы же в основном были более кряжисты и массивны, если это можно применить к скелетоподобным силуэтам.

Тзя почти непрерывно варила лечебные зелья в моем котелке, в ее кухонной команде всегда были дополнительные помощники из наиболее покалеченных учеников.

Дозорные связали еще одни носилки и загруженные увесистым валуном, раза в два больше меня весом, они не простаивали никогда. Шутки ради я нарисовал на нем глаза и внушительные зубы. Но это имело неожиданный эффект. Все носильщики прониклись глубоким уважением к этому персонажу и относились к нему с подчеркнутым вниманием. Как рассказывала мне Тзя, к Камню, а именно с большой буквы произнесенное имя, они стали приходить с просьбой о помощи в обучении. Нарисованные мною глаза и зубы регулярно обновлялись, и ему стали приносить пожертвования и дары. Переноска его теперь сопровождалась ритуалом с выражением благодарности за наставничество.

Хромой, идущий быстро на поправку, в два дня добился от своей упряжки слаженности и достаточно быстрой скорости перемещения. Получив желаемую свободу передвижения, он с моей подачи включился в процесс обучения своей команды. Перетаскиваемый с одного учебного поля на другое он занимался со своей командой, повторяя занятия старших орков. Как мне рассказала одним вечером Ая, его все-таки пару раз уронили и всей толпой долго умоляли, валяясь у него в ногах, не говорить мне о произошедшем. Свои же носилки они украсили косичками и лентами, сплетенными из коры и самодельными амулетами.

И еще одна часть нашего быта. Наверное самое ожидаемая всеми орками часть дня. Каждый вечер после еды, сидя у костра, я рассказывал то, что я знал о орках. Кем мы были, как мы жили, победы и поражения. Все, что они и так до меня слышали в виде спутанных преданий и легенд. Мертвая тишина, только звуки ночи и плеск воды. И мой голос. Попутно используя практически не загруженную память моих орков, учил их счету и основным словам единого языка. В быту они не были перегружены большим количеством знаний и понятий, потому все новое накрепко оседало в их памяти с двух-трех повторений.

Дни шли за днями, нагруженные деловитой суетой лагеря. Тзя, каждый день уточнявшая время прибытия оплаты за иву от Нижних, озабоченно хмурила лоб. Понять ее было можно, выполняя мое указание, она честно кормила полной порцией орков и с беспокойством следила за тающими запасами.

Только по прошествии двух недель с нашего возвращения в лагерь вбежал, сопровождаемый двумя дозорными гонец от Нижних. Подгоняемый и направляемый древками копий сопровождения он рухнул на колени передо мной. Он протянул мне зеленую ветвь сосны, знак мира. Помедлив, я кивнул ему, разрешая говорить.

— Хозяин рода Верхних, мой род несет обещанную плату. Ты можешь нас принять?

— Да, как долго вас ждать? Вам что-нибудь надо? И кто ведет вас?

— Мы стоим лагерем в двух днях пути от Ворот. У нас все есть. Старший похода — Старый Хрууз.

— Иди, поешь, гонец. И передай, что мы рады будем гостям.

Он мне еще раз поклонился и ушел к кострам в сопровождении Аи. Проводив их взглядом, я щелкнул пальцами. Уже неделю в лагере меня всегда сопровождала пара щенков из команды Хромого. Самые отличившиеся в учебе, в виде награды, они в течение всего дня бегали, передавая мои распоряжения. За возможность побыть моими посыльными среди щенков развернулась нешуточная и свирепая борьба. Кроме повышения внутригруппового статуса были еще поощрения со стола Старших, а здесь никто из щенков такого шанса упускать не хотел.

— Десятникам и Старшим ко мне к норе. От всех десятков по два дополнительных орка в дозор на Ворота. Прямо сейчас.

Повторив хором мои слова и дождавшись кивка, щенки рванули в разные стороны. Я же направился к своей норе.

Собравшиеся у меня Старшие и десятники застали меня у костра, на огне закипал котелок. Засыпав в него горсть травяной заварки, я по очереди посмотрел на своих помощников.

— Ая, берешь свой десяток и уходишь с ним с гонцом. Ведешь их к Воротам. Идешь с гонцом к Походу, и ведешь их к Воротам. Там тебя будут ждать и остальные, — я ткнул рукой в братьев.— Всех здоровых в строй. Все оружие с собой. Идите.

Кивнув, десятники встали и ушли. Зачерпнув из котелка, я разлил в чашки настоя и передал Старшим.

— Я вас слушаю.

За прошедшее время у нас уже устоялся определенный порядок совещания. С неторопливым общением, под чашку другую горячего настоя. Старшие явно гордились моим вниманием и уважительным отношением. Отпив из чашки, Тзя пожала плечами и сказала.

— У меня все готово. Принесенное примем, пришедших накормим. Встречу, как ты мне рассказал, организуем. Все знают, что спрашивать и что можно рассказывать.

— Ты? — Хромой задумчиво хмурил лоб и молчал.

— Если их ведет Хрууз, то гадостей можно не ждать. Но и смотреть надо внимательно. Будет пир, всякое может случиться. Щенки будут слушать, будут рядом с каждым пришедшим. Самые шустрые и сообразительные. Если что, то мы их задавим. Но ты этого не хочешь.

— Ты прав, не хочу. Нас и так слишком мало. Я вас услышал. Выдели руку щенков для Аи, гонцами. Идите, буду думать.

Старшие, поставив чашки, поклонились. Тзя, встав, свистнула сидевшим в стороне щенкам. Деловито облепив носилки Хромого, дружно рыкнув, подняли его и поволокли к кострам.

Через полчаса Ая привела свой десяток, осмотрев их и пятерку гонцов, отправил на выход. Дальше оставалось только ждать. Три дня провел, тренируя щенков и занимаясь своим оружием.

Снующие туда и обратно гонцы из команды Хромого держали нас в курсе движения гостей. К нам шли два десятка носильщиков Нижних, груженных полной ношей муки каждый, с ними рука воинов для охраны, Старший Нижних и рука с пальцем Болотных. Услышав о них, Хромой присвистнул и помотал головой.

— Живые, значит. И наверняка Урта идет, так? — запыхавшийся гонец пожал плечами.— Ну да, ты же его не видел ни разу. Одноглазый и кривоногий? — щенок радостно закивал головой. — Урта с Нижними идет, Старший Болотных.

— Иди к Тзя, пусть накормит тебя, полной долей,— щенок, радостно сверкнув зубами, сорвался с места. — Рассказывай, Хромой.

— Живые, значит, Болотные, отсиделись, значит. Я и не верил особо, когда говорили, что их перебили всех. Не те они орки, дать себя перебить. Мы здесь все родня, к Болотным идут те, кто тишину любит. На Болоте только тихо можно жить. Род у них небольшой, но крепкий и дружный. Живут сыто, летом у них всего много. Собирают и сушат водоросли на продажу, рыбу, конечно, ловят и разводят в запрудах, яйца птичьи собирают и готовят их, тоже на продажу. Лишнего не берут, свое Болото они берегут. Там ведь как, возьмешь много, на следующий год ничего не возьмешь. Болото, оно живое. И все видит: бережливого одарит, жадного накажет, а то и самого заберет. Но зимой им трудно, конечно. Там островки есть, вот на них они и бедуют зимой. Оно бы и ничего, жить можно, но у них люди под боком. Огня развести нельзя. Жилье построить нельзя. А зимой на воде трудно. Щенки у них мрут в любой год, и сытый, и голодный. Но упорные они. А уж прятаться и скрываться, они самые первые. Урта придет, сам все тебе расскажет.

— Зачем идет-то?

— Как зачем, ты Хозяин рода. Мы все родня, надо ведь увидеть, кому мы достались. Да и соседи мы.

Через три дня на нашу стоянку длинной чередой входили носильщики, гнувшиеся под тяжестью корзин с мукой, их сопровождали немного меньше навьюченные воины. Выходя на площадку, они сбивались в плотную группу, оглядываясь по сторонам. Вместе с ними из прохода выскакивали мои орки, привычной рысцой охватывая пришедших с двух сторон.

Последними вышли два уже пожилых орка, растолкав стоящих перед ними носильщиков, они прошли вперед и замерли в десятке шагов от меня. Сидевший справа от меня Хромой встал и протянул пустые руки к пришедшим.

— Кто? — пришедшие повторили его жест и ответили.

— Хрууз, Старший рода Нижних, принес долг Хозяину Верхних, — пожилой, но крепкий орк с на удивление простецким лицом стукнул себя в грудь кулаком. Несколько костяных браслетов на его руке, глухо брякнули.

— Урта, Старший рода Болотных, пришел увидеть Хозяина Верхних, — низкорослый и кривоногий орк, мрачно пилил меня взглядом своего единственного глаза. Левая сторона его лица была одним кривым вздувшимся рубцом. Он был укутан в лохматую накидку из высушенных водорослей, в руке цепко держал легкое копье с зазубренным костяным наконечником. За его спиной замерли еще пятеро мрачных низкорослых орков, похоже вооруженных и одетых.

После его слов мои орки глухо заворчали, удобнее перехватывая оружие. Простецкое выражение мгновенно исчезло с лица Хрууза, он с досадой посмотрел на соседа.

— Прости его, Хозяин Рода, он на своем болоте совсем одичал, — при этом энергично разведя руками и двинув одноглазого древком копья по лбу.— Они пришли увидеть тебя и подарки принесли. Да?? — рявкнул он ему в лицо.

Урта, ошалело посмотрев на Хрууза, почесал лоб и, виновато хлопнув глазом, повторил.

— Да, увидеть и подарки, конечно, с уважением.

— Хрууз, Урта и ваши люди, мы рады вам, вы наши гости.

Поднявшись с камня застеленного шкурой каменного барана, я кивнул им.

Облегченно выдохнувшие орки загомонили. Вышедшая из-за меня Тзя раздавала команды. Ее помощницы поволокли носильщиков к складу, перемешавшиеся воины трех родов, оживленно общаясь, потопали в сторону кухонных костров. На площадке остались только я с Хромым и Старшие двух родов с помощниками.

— Хромой, тебе есть о чем поговорить с помощниками уважаемых старших?

— Да, Хозяин,— он свистнул. Ждавшие в отдалении щенки рысью вынеслись к нам с носилками и замерли рядом. Неторопливо поднявшись и опираясь на посох, он забрался на носилки и, сев, цыкнул. Дружно ухнув, его подняли и понесли, сопровождаемыми двумя гостями.

Севшие на лежавшее передо мной, застеленное новой циновкой, бревно Старшие, разинув рот, проводили их взглядами.

— Что это они его так? — Урта вопросительно дернул целой стороной лица.

— Уважение к старшим прививаем, — я расслабленно махнул рукой. — А то вдруг забудут.

Внимательно слушавший Хрууз прищурился и понимающе качнул головой. Прибежавшая Рыжая поставила гостям на колени плетенки с угощением. Подошедшая Тзя налила им и мне по чашке горячего отвара из принесенного ею котелка и села слева от меня. Мы молча пили отвар, разглядывая друг друга.

— Ты принес очень много, уважаемый Хрууз.

— Я принес слишком мало, уважаемый Хозяин Рода. Мои орки стоят больше. Я и мой род все еще много должны тебе.

— Не стоит об этом и говорить. Вы мне ничего больше не должны.

— Может, хватит, ходите кругами, как два сома на нересте, — Урта, мрачно фыркнул. И поставил на бревно рядом с собой чашку. — У нас всех есть большая проблема. Ты готов ее слушать, Хозяин Рода?

— Зовите меня Ходок, оба. Я готов слушать.

Недовольно покосившись на соседа, Хрууз вздохнул и покачал головой.

— Все-то ты, Урта, впереди чиха летишь. Ходок, мы пришли просить тебя принять до весны наших щенков. Всех. И тяжелых самок. Еду и все остальное мы принесем. И еще столько же в оплату.

Он замолчал. Оба, уже пожилых орка напряженно ждали моего ответа. Я молча ждал продолжения.

— Все плохо. Пусть тебе Урта расскажет.

— Расскажу. Только ответь мне, Ходок, ты действительно убил Гнора в два удара и Бухту стрелой?

— Да.

— Хорошо, верю. Прими наших щенков. Постарайся устоять. У тебя есть Ворота. Ты научил своих орков многому. Мы встретим их раньше.

— Урта, расскажи все.

— Все? Хорошо. В этом году набег нас всех потрепал. Всех нас. Мы смогли спасти почти всех щенков. Почти все запасы. Но мои охотники принесли весть, что на Болото опять пришли люди. Мы тихо ходим, и нас не видно, пока мы сами этого не захотим. В этом году они повторят. И теперь им не только наши головы, кого поймают, им наша земля нужна. Это не егеря, это не местные. Это вольные отряды. Решили, что пора им забрать все ущелье. Последние пять лет егеря чистили ущелья за ущельем. Охочие люди с ними ходили в набеги, привыкли. И хотят и дальше быть вместе. Для своих хуторов выбрали нас. Понравилось им здесь. Они чужаки, из разных мест люди. Я за свою жизнь много раз был с ними рядом, мы понимаем что они говорят.

— Много их?

— Нам хватит. Почти сотня. На острове на Болоте у них пост, с него на нашу сторону ходят, шарят по берегу. Ходят дальше. Это они тропы и дороги присматривают, наши стоянки и укрытия. Я стерег у острова неделю, слушал, о чем говорят. Через месяц-два к ним помощь должна подойти, и тогда начнут. Нам некуда идти.

— Они убьют вас и придут к Воротам убивать нас.

— Да, но, может, мы продержимся до весны. И по зелени сможем уйти в другие ущелья.

— Ты в это веришь?

— Что тогда нам делать? Продать щенков в Бооргузы? Проще убить их. Нас, Диких, никто не возьмет к себе. Ходок, ты пришел из гор. Верхний род уже твой. Возьми наших орков, уведи к себе. Они будут служить твоему роду.

— А вы? — оба орка синхронно хмыкнули.

— Мы останемся. Старые уже кланяться. Это наш дом. И наша земля. Здесь и останемся.

На меня смотрели два уже пожилых орка, смертельно уставших и отчаявшихся.

— Я буду думать, буду хорошо и долго думать, — оба старших склонили головы, соглашаясь. Неожиданно Хрууз толкнул локтем своего соседа.

— Когда проигрыш отдашь? — я удивленно приподнял бровь, Урта, покосившись на меня, огрызнулся.

— Отдам, сегодня и отдам, — Хрууз довольно кивнул.

?— И не спорь больше. Щенок, мол, предложим, вцепится, съел?

Урта молча крутил головой, исподлобья поглядывая на меня. Воровато оглянувшись, Хрууз залепил ему увесистый подзатыльник. Покосился на меня и произнес.

— Извини, Ходок. Устал я от него, он мне, пока шли, чуть уши не отжевал, все выгадывал. Ты думай, если есть еще вопросы, то и спрашивай. Все, что знаем, расскажем. Дело-то серьезное, в один день и не сообразить.

— Хорошо. А сейчас идите к своим, успокойте. А то они уши из голов вывернут. Скажите, что я вас услышал и буду думать.

Поклонившись, орки деловито потопали в сторону кухонных костров. Я покосился на так неподвижно и просидевшую рядом Тзя.

— Сегодня — пир, все готово? — она кивнула. — Тоже иди.

Поднявшись, она нерешительно помялась. Поймав мой взгляд, теребя свой пояс, вздохнула.

— Щенков жаль, — и, сорвавшись с места, почти побежала.

Вечерняя трапеза не очень задалась, принесенные новости о новом набеге загнали всех в мрачную задумчивость, что само по себе оркам и не свойственно. Народ они в основном легкий и к размышлениям не очень способный, в большей своей массе. И даже необычайное разнообразие еды и ее количество их не радовало. Хотя на этот раз было, на что посмотреть и что съесть. Теперь уже привычные мне лепешки из желудевой муки, и они же с разнообразной начинкой из ягод, грибов и даже мяса и рыбы. Сами грибы, зажаренные на прутиках. Множество вяленой рыбы, змей, лягушек и других болотных обитателей. Огромные зажаренные жуки-плавунцы. Клубни и луковицы рогоза, сараны и осоки. Другие плоды и ягоды. По рядам разносили какие-то похлебки и обязательную брагу.

Кто действительно радовался этому изобилию, так это щенки.

Сидя в окружении Старших, я принял на себя обязанность щедрого хозяина и усилено потчевал гостей. И если Хрууз ел и пил с удовольствием, то Урта опять был мрачен. Я не стал испытывать его терпение и, приняв чашку из рук Тзя, встал во весь рост. И так не громкий шум трапезы мгновенно оборвался и больше сотни пар глаз уставились на меня.

— Я услышал грозные вести, вами принесенные, о новом набеге. Я выслушал ваших Старших. Мой род примет под защиту и укроет за Воротами ваших щенков и самок.

Мое воинство радостно взвыло, вскакивая и потрясая оружием, пришедшие, дружно рявкнув, повалились головами в землю. Старшие, встав, низко поклонились мне. Выждав тишины, я продолжил.

— Ваши Старшие предложили взять ваши два рода мне. Это так? — дружный рев был мне ответом.

— Мы завтра идем в набег, хочу посмотреть, кто захотел Нашу землю.

От нового вопля на водоемах вода пошла рябью, орки, вскочив на ноги, размахивали оружием, колотили и толкали друг друга от восторга. Рядом со мной Тзя, выхватив свой нож, запрокинув голову в небо, пронзительно верещала, как и остальные самки. Размахивал посохом с выброшенным лезвием Хромой.

Немного в стороне стояли оба Старших, стояли молча, молча смотрели мне в лицо. Переглянувшись, подошли и опустились на колени. Крик опять резко оборвался. Из толпы, проталкиваясь вперед, полезли Нижние и Болотные, становясь на колени за спиной своих Старших.

— Я буду служить тебе и отдам свою кровь, когда ты скажешь.

Приняв от Старших оружие, вернул им его.

— Завтра уходим, пошлите гонца, самого крепкого. Всех, кто может сражаться, с оружием собрать в одном месте. Ая, щит. Вот такие, сделать всем. Я вас жду у своей норы. Вам есть, чем заняться.

Через час, уже сидя в своей горячей яме с водой, дождался обоих. Они пришли в сопровождении двух здоровых орков, тащивших по увесистому мешку.

— Что это? У нас здесь все есть, — я показал на стоявшие на краям ямы плетенки с едой.

— Это подарок, Хозяин, знали, что лишним не будет, — довольно ухмыляясь, проговорил Хрууз.

На расстеленную циновку их помощники осторожно выкладывали каменные наконечники для копий и дротиков, много наконечников. Взяв один, я повертел его перед глазами, царапнул по когтю. Кожаные ремни, наконечники стрел, каменные и костяные. Вовремя они, железные разбрасывать жаль. А заготовок для стрел мне много наделали.

— Острый. Хороший подарок. Ая, позови братьев. С кем воевать собирались, уважаемые?

— Так это запас был, — Хрууз заюлил глазами, — вот как пригодился.

— Будем считать, что убедил, залезайте в воду старики-разбойники, — подергав ушами, они стали раздеваться, и по очереди плюхнулись в воду. Урта, глядя в сторону, проворчал.

— Все еще сам себе не верю, два рода отдали щенку.

Я в это время, повернувшись к ними спиной, вылезал из воды. Хрууз сдавленно ухнул, повернувший голову Урта зашипел сквозь зубу. Да, моя спина еще та картина, по всей поверхности следы колотых, резаных и рубленых ран. Как и руки и ноги, хотя и меньше, чем корпус. Не обращая на них внимание, сходил в нору и, откопав у себя в вещах небольшую пилу, вернулся к яме. Застав там в полном сборе своих помощников, сунул ближайшему из братьев пилу.

— Отберите три полные руки воинов. До утра на копья и дротики поставить это, — ткнул в кучу на циновке, — запас еды на три дня, две сумки камней. Ая остается в лагере. Тзя, готовьтесь принимать щенков.

— Возьми ее с собой, Хозяин, нам будет всем легче, зная, что она у тебя за спиной, — Тзя толкнула ко мне уже привычно мрачную Аю.

— И пару моих щенков, — из тумана приковылял Хромой, — самые шустрые. За лагерь и щенков даже не думай. Все сделаем.

Кивнув, я повернулся к притихшим в воде Старшим.

— Купание отменяется. Готовьте своих людей, уходим утром.

Утро нас застало уже на марше. Сосредоточенные орки, бегущие тяжелой рысью, час за часом двигались вдоль реки. Короткая остановка в полдень, и снова час за часом бег. Втянувшиеся за прошедшее время мои орки переносили марш гораздо легче новичков, те же постепенно стали отставать. Вечером на совете со Старшими решено было оставить часть и пустить их обычным пешим маршем. В результате через трое суток до стоянки Нижних у Болота дошли мои три десятка и дюжина из новичков. Выдержавшие марш Старшие, последний день бежавшие только на характере, передав распоряжения своим помощникам, свалились без сил.

Быстро приняв клятву верности от двух родов, отпустил отдыхать и остальных пришедших со мной. Большая часть из них, похватав по куску из поданной им еды, попадали в кусты спать. У меня за спиной остались только еще более мрачная Ая и два шатающихся щенка.

— Идите спать, — они дружно замотали головами, отказываясь, — это приказ.

Ая, молча дойдя до ближайшего дерева, рухнула у ствола, рядом с ней свернулись клубком и засопели щенки.

Я сел в тень рядом с ними и с наслаждением вытянул ноги, взмахом руки подозвал стоящих неподалеку помощников Старших.

— Сколько щенков и самок идет к Воротам?

Маленькая старая сморщенная самка, выйдя вперед и поклонившись, сказала.

— Я Тарух, в двух родах круг полных рук (сто) и четыре полные руки и еще два пальца (42) щенков, три полные руки без трех (27). самок. Все готовы идти. Еда у каждого на неделю.

— Хорошо, Тарух. Ты Старшая орды, тебе их вести. Возьми еды, сколько сможете унести, — кивнув она сделала шаг назад.

Ко мне одновременно шагнули два орка, оба с копьями и новыми щитами. Ревниво покосились друг на друга и уставились на меня.

— Ты, — я ткнул пальцем в высокого Нижнего.

— Я Уру, у моего рода полный круг и еще полная рука без трех (107) тех, кто может сражаться. Оружие у всех.

— Ты Старший, пока Хрууз спит, собери всех там, хочу увидеть их, — кивнув, он убежал, на ходу сзывая своих.

— Я Чада, — не дожидаясь моего вопроса, сказал невысокий и широкий в плечах Болотник, — у моего рода три полные руки и еще рука (35) тех, кто может сражаться. Оружие у всех.

— Садись рядом, поговорим, — он молча хлопнулся рядом. — Чада, у вас есть лодки?

Помявшись, он кивнул.

— Пригони сюда на реку все. Пустим часть по реке с самками, и щенков не растеряют и еды больше утащат. И остальные тоже сюда, посмотрим, что в набег возьмем.

Выслушав меня, Чада довольно рыкнул, вскочил и умчался к реке, свистом сорвав за собой Болотников. Я, поднявшись, подошел к большой толпе орков Нижних. Взяв за руку ближайшего, покрутил его перед собой и, осмотрев его снаряжение и оружие, толкнул в сторону. Больше часа мне потребовалось для осмотра всей толпы. Часть отправил менять оружие и нескольких забраковал как не до конца оправившихся от ран. Поручив Уру разбить всех на отряды по полторы полной руки, пошел встречать Болотников с лодками, подгребающих к берегу.

— Это все? — выскочивший на берег Чада кивнул. В берег одна за другой воткнулись дюжина разномастных лодок разного размера. Часть из них были связанные из снопов камыша, другие — разноразмерные долбленки в выжженными полостями.

— Выбери четыре, что будут под силу самкам, привяжи веревки и лямки, пусть тянут их. Знаешь как?

— Я знаю, как все сделать.

— Хорошо, делай. Я хочу увидеть, где и как стоят враги. Кто пойдет, из твоих?

— Я и пойду. Только смотреть?

— Пока да.

— Мы готовы.

— Хорошо, я за оружием, — я, развернувшись, дошел до Аи с щенками. Она вскочила, протерев глаза, уставилась на меня.

— Развяжи поклажу. Зови братьев и Старших, — кивнув, Ая пинком подняла щенков и отправила их с поручением. Сняв с себя всю одежду и оставив только набедренную повязку, надел легкий пояс с ножнами малого ножа и взял у нее из рук недавно сделанный мной простой лук и колчан с десятком стрел.

Подошедшие Старшие и десятники молча ждали меня.

— Ухожу с твоими, Урта, посмотрю, кто нас ждет. Вам без меня не убить друг друга. Помните, вы один род. Поучитесь пока с моими.

— Я иду с тобой, — Урта стукнул копьем в землю, подтверждая свои слова.

— Если Чада сможет остановить твоих от резни и драк, то да. Сможет?

Подумав мгновение, Урта покачал головой.

— Тогда на этом все.

Повернувшись к ним спиной, неторопливо пошел к лодкам. Там меня ждали два небольших челнока из дерева и с ними Чада с тремя Болотными.

— Эти? — он кивнул головой и протянул мне их накидку из болотных растений. Надев ее, я залез в качающийся челн. Державшие его Чада и еще один молодой Болотник, ухнув, толкнули его и ловко запрыгнули на корму. Второй челн тоже скользнул за нами. Сидевшие сзади орки заработали короткими веслами, разгоняя челноки. Они легко скользили по широкой заводи Костенки, разливающейся на выходе из долины широкой полосой открытой воды от одной стороны ущелья до другой. Дальше были видны отдельные группы тростника, чем дальше становившиеся все более частыми и густыми, постепенно сливающимися в одно широкое, зеленое море, колышущееся под ветром, с выглядывающими из него отдельным скалами и островам заросшими невысокими деревьями.

Предгорья Малого Хребта. Прайд Зуба.

Зуб спал. Зов подкинул его на лапы и вырвал из глотки глухой рев. Спавшая рядом с ним, прижавшись, самка по имени Молния уже стояла рядом, вздыбив шерсть и ворча. Варги прайда Зуба, спавшие перед ночной охотой, один за другим вставали, присоединяясь к ворчанию Старших.

Правые и левые лапы, молодые самцы и самки. Даже щенки в глубине логова стояли на подгибающихся лапках и пискливо ворчали, глядя на вход в логово.

Зов, зов Старшего Брата поднял их. Поднял и позвал. Он все усиливался. Весь прайд, ворча, сжимался в охотничью Лапу, как при встрече с крупной и опасной добычей. Зуб шагнул вперед, прижавшись к его правому плечу, рядом встала Молния. На свои места протиснулись самцы и самки Правой и Левой лапы, за ними вставали, толкаясь в тесном проходе, молодые варги. Даже щенки сбились в одну кучу и притихли.

Зов все усиливался и Зуб завыл, его вой подхватили остальные. Он вырвался из логова, вспугнул спящих птиц на лигу вокруг и заставил шарахнуться прочь услышавших его зверей в лесу.

Радость встречи со Старшим Братом, это неведомое раньше чувство, заставило обычно молчаливых варгов восторженно драть глотку. Всеохватывающее чувство долгожданной встречи, желание быть рядом. Все это они никогда не испытывали. И резко оборвавшийся зов просто расплющил их чувством пустоты и потери.

Зуб, всхлипнув, метнулся на выход, за ним, подвывая и толкаясь, ломились остальные. Выскочив из логова, варги заметались по лесу, горестно подвывая и принюхиваясь. Очень нескоро пришедшему в себя Зубу удалось собрать вместе свой прайд. Самые быстрые и молодые, разбежавшиеся далеко, добрались к логову только к следующему вечеру.

Общая апатия и уныние навалилось на прайд. Охоту все забыли. Уставшие варги забились в логово и попадали по углам, привычно прижимаясь друг к другу, ища поддержки прайда. Сам Зуб никогда не унывающий, самый крупный самец, водивший свой прайд уже больше десяти зим, лежал в углу у кучи молчаливых щенков.

Подошедшая к нему Молния ткнула носом его в щеку. Он неохотно поднял морду ей навстречу.

Поймав его взгляд, она послала ему вопрос.

— Что это было?

Расстроенно тряхнув головой, Зуб положил свою огромную, покрытую шрамами морду на лапы. Настойчивая и всегда быстрая во всем Молния, зайдя спереди, легла напротив, настойчиво ловя его взгляд.

— Первый, что это было? — недовольно повозившись, Зуб ответил.

— Я не знаю, Молния, я не знаю. Я никогда не испытывал такого. Я не знаю. Но это было, — он моргнул, пытаясь передать свои чувства. Молния увидела и почувствовала их весенний бег, запах их общих щенков. Довольная его отношением к себе, она фыркнула и, потянувшись, шутливо запустила свои когти ему в лапы.

— Это так, я тоже такое почувствовала. И остальные тоже, — она послала ему образ уставших и расстроенных варгов прайда. Помотав головой, Зуб посмотрел ей в глаза.

— Я хочу узнать, что это было и кто нас позвал.

— Бросишь прайд? — встав, она боднула его головой.

— Молния, не изображай из себя годовалую самку весной. Не брошу, — он решительно поднялся и встряхнулся, — сейчас задам всем трепку. А то валяются как щенки без матери, языки в пыли потеряв. А ты, моя мудрая, подумай, кого пошлем искать это, и в какую сторону.

— Всех перетрясу. Хорошей охоты тебе.

Всю следующую неделю прайд лихорадило. Самцы и самки ходили как пришибленные и потерянные. Зуб на себе ощущал постоянные вопросительные взгляды членов своего прайда. И на охоте все совершали ошибки, путались друг у друга под ногами и промахивались. И даже всегда стремительная и ловкая Молния как-то у всех на виду упустила из лап уже пойманного молодого оленя. Просидев в углу логова остаток ночи, она решительно направилась к лежащему у входа Зубу. Поймав его взгляд, направила вопрос.

— Что ты решил? Мы еще не голодаем, но уже скоро начнем, — Зуб надолго задумался и, подняв голову, также беззвучно ответил ей.

— Мы пришли сюда в поиске новых угодьев для охоты. Дичь здесь незнакомая, но она есть. В Степь мы не можем вернуться. Там сейчас люди, их как блох на запаршивевшем шакале. Мы остаемся здесь. Будем здесь жить. Пока.

Поднявшись на лапы, он потянулся, скрежетнув когтями по камню. Молния залюбовалась на своего самца. Зуб был крупным, зрелым, пятнадцатилетним самцом в полном расцвете сил, редкого, почти черного окраса. Шрамы на морде и плечах свидетельствовали о его нелегкой жизни и победах. Иронично посмотрев на Молнию, он подойдя к ней, лизнул ее в нос и шутливо прикусил ей ухо. Тихонько пискнув, она села на задние лапы, закрыв глаза и вывалив язык. Уже многие годы они были вместе, их щенки вырастали и уходили в разные прайды, но их привязанность только крепла с каждым годом. Сама Молния была тоже высокой в холке, двенадцатилетней самкой с серебристой полосой на спине и не смотря на то, что она уже не раз рожала, все такой же поджарой и стремительной. Но как и во времена начала их отношений она млела от его ухаживаний.

Толкнув легонько ее головой, он заставил ее открыть глаза.

— А на поиск Зова мы пошлем кого-нибудь. Ты подумала кого?

— Да, меня сами попросили. Таша и Быстрый.

— Отпустишь свою любимицу с этим обалдуем?

Зуб внимательно вглядывался ей в глаза. Отвернувшись, она помолчала немного и вернула взгляд.

— Да, отпущу, ей пора. И я знала еще большего обалдуя, что стал ее отцом, — Зуб слегка смутился.

— Это было давно. Хотя Быстрый действительно хороший охотник. И будет еще лучше, если с ним рядом будет Таша. Уж она не даст ему разгуляться. Давай им все расскажем завтра, нам еще сегодня охотиться, — Молния согласно кивнула, разрывая контакт.

Умение общаться образами давалось всем варгам тяжело. После долгого разговора они сильно уставали и теряли скорость и точность. В обычной жизни обходились жестами, позами и ворчанием разных тонов. Долгая жизнь вместе позволяла Молнии и Зубу так много общаться, но и им стоило себя ограничивать.

Наступившим вечером Зуб в сопровождении Молнии вышел на площадку перед логовом. Понюхав воздух, покосился на Молнию, помедлив, она кивнула и отвернулась.

Вызвав коротким лаем из логова свой прайд, Зуб внимательно осмотрел всех, задержавшись взглядом на молодой, высокой самке почти такого же темного окраса, как и он, и крепком молодом самце, привычно вставшем рядом с ней, Таша и Быстрый.

Дождавшись выскочившую из пещеры задержавшуюся подростка-няньку, повернулся ко всем и проворчал.

— Охота, — весь прайд, радостно встрепенувшись, стал нетерпеливо переминаться.

— Вы, — Зуб взглядом выделил Ташу с Быстрым, — логово. Обрывая вскинувшегося самца, слегка показал клыки, повернувшись к логову спиной, затрусил к лесу.

В этот ночь охота удалась, прайд затравил лося и мяса хватило всем. Заканчивая трапезу, варги прихватили и все остатки. По возвращению их радостно встречали голодные щенки. Зуб положил перед Ташей заднюю ногу лося.

— Вам, ешьте и потом поговорим.

Таша мотнула головой, разрывая контакт и, схватив мясо, понесла к Быстрому, лежавшему на улице у входа. Столпившиеся у щенков варги по очереди отрыгивали им часть съеденного мяса. Оставшиеся в прайде последние трое щенков пользовались заботой и вниманием всего прайда, ведь это то, что удалось сохранить после того, как их стоянку с норами нашли люди.

Несколько лет назад в местность, где обитали последние уцелевшие варги, пришли люди. Воюя между собой, они распугали всю дичь на несколько дней пути в обе стороны и с ожесточением попутно охотились и на варгов. Лошади были быстрее и на открытой местности шансов уйти у варга не было. У лихих всадников степи стало даже считаться высшим шиком иметь плащ из шкуры варга.

Сами прайды варгов были редки и немногочисленны и раньше. Крупные и тяжелые, они не могли в беге сравниться с большинством обитателей Степи, и потому старались держаться ближе к лесу. Лесостепь давала возможность охоты из засады или охоты загоном на сидящих в засаде. Умение общаться образами помогало и в охоте и в жизни. Прайды смогли поделить угодья и не вступать в конфликты. Обычно прайд состоял из пары взрослых Старших и еще две пары, Правой и Левой лапы.

В таком составе прайд наиболее эффективно мог охотиться и прокормить себя и своих щенков. На основной стоянке варги или селились в пещерах, или выкапывали неглубокие норы. За щенками в отсутствие старших приглядывали подростки по очереди. Все остальное время они сопровождали прайд, учась нелегким знаниям охотника. Подрастая, молодые уходили искать свое место и пару себе. Наличие таких бродяг прайды терпели и принимали к себе на время или насовсем. Жизнь была трудна, и полных прайдов было мало, а пришедшие люди уменьшили их еще больше.

Жизнь крутилась между охотой и заботой о щенках. И только изредка после удачной охоты старшие делились сохраненными в их памяти образами, в свое время полученные от своих родителей. Уже достаточно смутные, они рассказывали о другой жизни, когда у варгов были старшие братья, что заботились о них, с кем вместе сражались варги. Когда их было много. И что в трудное время Старшие Братья отправили от себя варгов жить в эту Степь и ждать, когда их позовут. Ждать Зов.

Эта легенда о Зове была уже совсем смутной, и будила в сердцах варгов тоску и боль, потому ее слушали редко, но все ее знали. Тем сильнее было ошеломление от полученного ими Зова.

Вздохнув, Зуб вышел из логова и сел напротив притихших и прижавшихся друг к другу Таше с Быстрым. Подростки испуганно смотрели на мрачного Вожака. Рядом с ними села Молния. Из логова потянулись и расселись за спиной подростков и все остальные члены прайда.

Помолчав и собравшись с силами, Зуб поднял глаза и, поймав внимание и глаза сидящих напротив, с усилием послал образ сразу всем. Это было трудно, образ плыл и терялся. И только плечо Молнии прижавшееся к нему вернуло четкость и силу образу. Благодарно погладив ее мыслью, он начал рассказ.

— Вы все почувствовали Зов, — ответная волна согласия и подтверждения мягко толкнула его.

— Вы все знаете предание о нем. Вы, — он послал позыв замершим и не дышащим подросткам, — пойдете искать Старшего брата. Ищите его, до весны. Мы все будем ждать вас. Если он нас позвал, значит, время пришло. Ищите хорошо. Мы все надеемся на вас.

Разорвав контакт, Зуб устало выдохнул. Немного отдышавшись, поднял глаза.

Таша и Быстрый, не отрываясь, смотрели на него. В полной тишине он подошел к ним и потерся щекой о щеку Таши. Поймав ее глаза, послал позыв.

— Будь осторожна, Мягкое ушко, — сверкнувшая глазами в ответ на детское прозвище, Таша, всхлипнув, ткнулась ему в грудь, и замерла на мгновение.

Воспользовавшись моментом, Зуб в упор посмотрел на Быстрого.

— Если с ней что-нибудь случиться!!! — и получил ответ. — Это значит, что я уже мертв.

Довольный ответом кивнул ему и отошел, уступая место остальным. Весь прайд по очереди прощался с уходящими, желая им удачи, напутствуя и советуя, усаживаясь за спиной Зуба и Молнии. Она подошла последней, посмотрела в глаза Быстрому и надолго прикипела к глазам Таши. Неторопливо облизала морду своей дочери и, неохотно оторвавшись, села рядом с Зубом.

Оба подростка, дождавшись кивка Зуба, сорвались с места и помчались в лес. Весь прайд в полной тишине, навострив уши, следил за ними. Вот их перестало быть слышно. Вот ветер перестал доносить их запах.

Общее поле прайда потеряло двух своих членов. В этом облаке близости, тепла и участия то, что и составляло жизнь любого варга, появилась прореха. И первая не выдержала Молния.

Ее дочь уходила от нее, уходила совсем. Теперь она уже не вернется той же, и может вообще не вернуться. Сердце Молнии рвалось на куски и, пытаясь хоть как-то успокоить эту боль, она, вскочив и запрокинув голову в небо, завыла. Ее поддержали сначала самки, и немного позже присоединились своими басовитыми голосами самцы.

Болото. Пойма Костянки.

Два уже хорошо поживших орка стояли у самой кромки воды и смотрели вслед уходящим лодкам.

— И что ты думаешь о нем, — Урта покосился одним глазом на необычно задумчивого Хрууза, — ты всю дорогу от Ворот только морщишь лоб и ушами стрижёшь как заяц.

Хрууз покивал каким то своим мыслям и продолжая смотреть вдаль произнес.

— А ты что скажешь о нем?

— Он то, — Чада почесал ухо и продолжил, — Хрууз, я много лет живу, но понять его не могу. Щенок ведь, ну, подросток. То щенок щенком, а то как глянет, глаза пустые, и мне холодно становится. И воин он, наши проблемы для него возня мышиная. Может и правда, он то самое предсказание, а?

— Может и правда, — Хрууз поежился и добавил, — если воины прошлого были как он, то как мы все в такой беде оказались.

Больше часа мы плыли по открытой воде с редко встречающимися островками и торчащими скалами, чем дальше, тем их становилось все больше и все больше, их все плотнее окружали густые заросли тростника. Еще три часа мы плыли уже по достаточно широкой протоке, сжимаемой с двух сторон зеленым морем. Протока все сужалась и сужалась. Все это время все молчали. Мои спутники ритмично взмахивали веслами. Первым заговорил Чада.

— Нам надо дождаться темноты. Здесь есть укрытие, — он ткнул рукой в стену зелени. Я кивнул, соглашаясь.

Орки, разогнав свой челн, резко свернули в заросли. Я пригнулся. Острый нос лодки раздвинул, не ломая, высокие стебли тростника, и мы вышли на скрытую от глаз с протоки прогалину в зарослях. Обернувшись, я увидел, как влетевший за нами второй челн остановился, и орки поправляли и выпрямляли примятые стебли. Двигаясь дальше, мы по зеленому, шуршащему под порывами ветра туннелю, через полчаса вырвались из зарослей на небольшую заводь у поросшего невысокими деревьями и кустами острова. Подойдя к песчаному берегу, выскочив в мелкую воду, все вместе затащили наше судно на сушу. Рядом встали нагнавшие нас орки второго челнока. Чада рукой указал направление, и мы цепочкой нырнули в заросли кустарника. Двигаясь в течении получаса обычной рысью, мы выбежали на другую сторону острова и остановились на берегу широкой, шагов сто-сто пятьдесят заводи, окруженной со всех сторон стеной тростника.

Приложив руку к губами, Чада, глухо чирикнул. В глубине зарослей ему ответили. Минут через пять, не качнув тростника, из зарослей выплыла маленькая лодка, связанная из сухих стеблей. Две маленькие фигуры, закутанные в обычный балахон Болотников, быстро подогнали ее к берегу и, выскочив на берег, замерли перед Чадой.

— Идем в набег, наш Вождь, — он показал на меня, обе фигуры синхронно согнулись в поклоне, — до заката мы здесь. Еда.

Дружно кивнув, пришедшие, скинув с себя балахоны, оказались парой щенков и разбежались в разные стороны. Мои спутники, тоже сняв балахоны и свалив их в тени в кучу, жестом пригласили меня сесть. Сняв с себя свой, я уселся на предложенное место и занялся наблюдением за орками. Как и все остальные виденные мной, Болотные тоже не отличались многословием, общаясь жестами, они уверенно и привычно занялись организацией лагеря. Оставшийся одетым один из гребцов, сложив свое оружие у ствола более высокого дерева, деловито забрался по стволу, быстро скрывшись в листве. Двое оставшихся по кивку Чады нырнули в кусты и, повозившись там с минуту, затихли. Заметив мою приподнятую бровь, Чада ответил жестами, ткнув по очереди на дерево и кусты.

— Глаза, а эти спать.

Позвав его жестом, ткнул рукой прямо перед собой. Посидели молча. Из кустов выскочили убежавшие щенки. Мальчишка нес охапку высохшего тростника, а мелкая девчонка тащила корзинку. Сложив все принесенное на песок, они дружно зарылись в него, что-то откапывая. На свет появилось широкое блюдо из толстой глины, затем еще одно. Прямо на нем, вынув из корзинки муку, девчонка замесила тесто. Мальчишка уселся с палочками для розжига огня. Тихо свистнув ему, я взмахом подозвал его, и своим огнивом добыл ему огонь и, сунув в руки комок дымящихся стружек, отправил обратно. Повернулся к довольно ухнувшему Чаде.

— Расскажи мне, что они здесь делают одни.

— Так они за рыбой смотрят.

— Какой рыбой? Чада, ты, видимо, забыл, что я пришел издалека, как вы живете не знаю. Рассказывай все о вашей жизни.

Удивленно покосившись на меня, Чада на пару минут выпал из жизни, что-то пытаясь сообразить. Радостно усмехнувшись, он звонко хлопнул себя по лбу и уставился на меня.

— Прости, Вождь, ты ведь жил с вечно тощими Верхними.

— Здесь, — он ткнул за спину, — мы растим рыбу. Хорошую, большую. Щенки ее стерегут и кормят. Если ее бросить без присмотра, подохнет или ее сожрут. Здесь больше жило нас, но набег всех стронул. Люди это место не нашли. Оставили пару щенков смотреть, кормить.

— Покажи.

Он повел меня к берегу. Подойдя к лодке щенков, он вынул из нее плетеную корзинку с крышкой, наполовину полную обычных лягушек. Показал на пару плетеных из прутьев сачков на длинных ручках. Подойдя к воде он кинул пару лягушек в воду. Сначала ничего не происходило, но потом вода вскипела от движения. Крупные сомы, длиною с копье толкаясь, кинулись на еду. Мгновение, и все закончилось, остались только расходящиеся круги на воде.

— Здесь только самые большие самцы и самки. На развод. Стоячую воду не любят. Через тростник пробиты каналы от реки, свежую воду подвести. Любят они ее.

Чада увлеченно ковырялся в корзинке с лягушками, отбирая крупных. Войдя в воду, он рукой похлопал по ней. С разных сторон к нему под водой по заводи потянулись длинные тени. У его ног из воды высовывались крупные широкие головы сомов, раскрывая рты, они лениво толкались между собой, ожидая подачку. Чада быстро рассовал прямо им в пасти лягушек, все выискивая что-то глазами. С дальнего края к нам приближалась самая большая тень, гоня перед собой невысокую волну. Крутившиеся у ног Чады, еще не наевшиеся сомы, мотнув хвостами, исчезли в воде. Подплывший огромный сом на удивление легко толкнул орка в ноги и замер, лениво поводя хвостом и шевеля жабрами. Чада что-то приговаривая, похлопал его по голове, сом открыл пасть и орк по одной перекидал в нее несколько крупных лягушек. После чего пошел вдоль спины сома, почесывая его. Вернувшись к голове, орк толкнул великана в бок, помогая ему развернуться. Как мне показалось, задремавший великан неуклюже завозился и, с помощью орка развернувшись, удалился в глубину. Стоя почти по пояс в воде и проводив его взглядом, Чада развернулся ко мне со все еще не погасшей на лице счастливой и мечтательной улыбкой. Согнав ее с лица, смущенно посмотрел на меня. Я ему в ответ подмигнул и постарался изобразить одобрительную улыбку, показав жестом — очень большой.

Буквально засветившийся от гордости Чада расплылся в широченной улыбке, сразу став на удивление похожим на своего сома.

— Он самый большой. Мой отец его еще щенком кормил. Он уже тогда был большим и умным. Не отец, сом. Лучший самец, даже самые капризные самки с ним играют совсем мало, сразу икру метать начинают. С другими самцами могут целый день кругами ходить, не с ним. И мальки у него самые крепкие и сильные. Если переносим сомов, то вылавливаем и в лодках притопленных везем. Они вырываются, бьются. А он сам за лодкой плывет, знает, что на новом месте покормим.

Сомы растут быстро, и кормить их легко. Лягушек много на Реке и другой живности тоже. Мы весной лягушек ловим, и в одном месте держим и икру их собираем. Головастиков держим в теплых лужах. От птиц и других врагов их прикрываем, а как лапки отрастят, выпускаем. Болото и Река на нас не в обиде, что берем, возвращаем. Сомы уплыть не могут, там, в тростнике колья вбиты. А так они скоро совсем есть перестанут и спать лягут. Вот тут их и стеречь.

— И много у вас таких клеток?

— Нет, мало, а часть пришлось и самим в реку выпустить. Те, что на виду запруды. Жалко как, с ними возишься как с сосунками. Покормить, оберечь, а изгородь поставить сколько труда. А мы прячемся все, тут такие места есть, — Чада мечтательно сощурился на солнце, — там столько можно рыбы вырастить.

Чаду несмело подергал за руку подошедший щенок, позвав к костру. У костра на коленях стояла девчонка, следя за жарившимися на глиняном блюде лепешками. Маленький костер, сложенный из хорошо просушенного тростника, горел почти без дыма. Подбежавший щенок схватил лежавший рядом веник из тростника и стал дополнительно разгонять легкий дым, идущий от костра. Проснувшиеся орки уже ждали нас. Усевшись на свое место, я уже привычно поделил свою порцию с Чадой и махнул рукой остальным. Нам приготовили каждому по две маленькие лепешки из муки рогоза и по хорошему куску копченого и провяленного сома. Быстро проглотив свой кусок, один из орков постучал по дереву и, дождавшись наблюдателя, залез на его место. Старательно занимающиеся готовкой щенки, раскрыв рты, глазели на меня. Неторопливо поев, я спросил.

— Что дальше делаем? — отославший орков проверить лодки, Чада присел рядом.

— Спать, пока око, — он махнул в сторону солнца, — коснется макушек тростника. Потом плывем еще время, не очень долго.

Подняв веточку, он стал чертить на песке.

— Дальше Река шире, но и болото тоже шире. Вдоль кромки тростника идем вниз. Там остров, вот так он стоит, — Чада вычертил каплеобразный овал, широкой стороной направленный вверх по течению, — он в длину большой круг и рука полных кругов шагов (1500). В ширину здесь, — он ткнул веткой в широкую часть, — четыре полных круга (400) шагов. Там раньше наша стоянка была. Хорошее место. Было. Там наши дома.

— Дома?

— Да, дома, — с вызовом и гордостью ответил Чада, — у нас нет пещер на Болоте. Мы живем на воде. Зимой на воде трудно. На месте зимней стоянки мы строили дома, из глины и тростника. Нас выбили с острова, спаслись немногие. Что ты хочешь еще знать?

— Сколько врагов на острове, знаете?

— Мы приглядываем за ними, держим глаза.

— Сколько еще вас на Болотах?

Помявшись, он ответил.

— Три полные руки щенков, что постарше, смотрят за рыбой. Полная рука почти взрослых, смотрят за островом и за щенками.

— Чада, я хочу увидеть остров. Хочу увидеть врага. Хочу взять пленника и разговорить его, и все это сделать тихо. Думай, как нам туда попасть. Тихо и незаметно.

Вскинувший голову орк внимательно посмотрел на меня. Помолчав, он ответил.

— Мы отвезем тебя туда, никто не увидит и не услышит тебя. Ложись спать, вождь, нам всем надо отдохнуть. Ночь будет долгая.

Кивнув, я оперся спиной на стоящее за мной дерево и закрыл глаза. Проснулся, когда почувствовал, что ко мне идет Чада. Подойдя ко мне и увидев, что я не сплю, довольно кивнул и указал на Око, опускающееся на макушки тростника. Я встал, орки быстро растащили свои балахоны, я натянул свой, закинул за спину колчан со стрелами и ненатянутым луком. Все вместе мы спустились к воде. Пока мы спали, другие щенки перегнали в заводь наши лодки. В заводи лениво передвигались сомы, не обращая на нас внимания и только легкими движениями хвоста сторонившиеся от проплывающих лодок. Выйдя на чистую воду по такому же скрытому каналу, и поправив за собой тростник, мы ускорились. В этот раз я тоже греб, мне нашли в запасах острова запасное весло. Выточенное из одного куска дерева, это сколько ж труда пришлось в это вложить, оно было длиною в четыре локтя, рукоятка в два локтя и широкая лопасть самого весла. На вершине рукоятки грубо, но старательно вырезанный шар, для захвата ладонью. Весло было покрыто неглубокой примитивной резьбой. Теперь я сидел в середины челна. Сидевший впереди подросток задавал нам темп, Чада на корме подруливал, направляя наше движение.

Дойдя за два часа до оговоренного места, Чада свернул в сторону густых зарослей к правому берегу. Казавшаяся сплошной стена тростника оказалась пронизана во всех направлениях заводями и каналами. Уверено управляемые Чадой следующие два часа мы шли по этим скрытым путям. Выйдя на только одному ему понятную точку, мы остановились. Оглядевшись по сторонам, он прислушался и негромко крякнул. Через несколько мгновений ему ответили. Еще через несколько минут ожидания к нам выплыла небольшая лодка. Два сидевших в ней орка, скинув с головы верх балахонов, недоверчиво осмотрели меня.

— Что там? — Чада не хотел терять ни минуты времени.

— Полная рука людей. Меняются каждые четыре дня. Эти меняются завтра. Спят и едят, пьют. Днем ловят рыбу. Ночью трое сидят у костра. На берегу две лодки.

— Это наш Вождь, мы теперь, Верхние, Нижние и Болотные, его воины.

Кивнув в ответ, пара дозорных, проговорили клятву, протянув мне оружие. Вернув его им, я начал опрос.

— Чем вооружены?

— Копья, мечи, топоры. У двух луки, стреляют плохо, — один из дозорных достал со дна лодки стрелу и передал мне, — стреляли в утку, не попали. Я нырял, нашел. Нас не видели. Они вообще на Реку не смотрят. Думают, нас больше нет.

— Доспехи?

— Шли дожди, ходят в плащах. Что-то блестело. Когда менялись, у всех щиты были. Большие, круглые.

— Шлемы?

— У двоих точно, больше не скажу.

— Собаки? — все орки дружно зашипели.

— Были, раньше. Увезли их.

— Почему?

— Не знаю, вождь.

— Мне нужно попасть на остров. Тихо.

— Опасно.

— Знаю, проведете.

— Да, вождь.

Еще три часа блужданий по зарослям и уже в полной темноте мы вышли на чистую воду в миле от острова ниже по течению. Собрав все три лодки вместе, я рассказал мой план.

— Доходим до нижней оконечности острова, я выхожу. Одна ждет меня там, одна идет вниз, если снизу кто-нибудь появится, даете сигнал. Поднимется шум на острове, ждете скрыто еще немного, потом уходите. Если вас увидели или могут увидеть, уходите. Услышите мой сигнал, — я крякнул, — забираете меня.

Уважительно покивав на мое кряканье, орки мрачно молчали. Решившись, Чада, глядя мне в глаза, сказал.

— Пойдешь один. Если ты не вернешься, мы придем на остров, и будем убивать, пока нас не убьют. Без тебя нам незачем и некуда возвращаться. Позволь, я пойду с тобой.

— Нет, Чада, с чего ты решил, что я не вернусь. Ты меня еще не познакомил с твоим великим сомом. Да и так у меня еще куча дел, так что не теряем время.

Старательно избегая лунную дорожку, почти беззвучно выгребая, моя команда медленно, но верно приближалась к острову. Его силуэт как раз четко проглядывался в свете луны. На удивление голый, почти без деревьев, покрытый высоким кустарником остров медленно приближался, надежно закрывая нас своей тенью. Подойдя к оконечности, мы разделились, моя лодка нырнула в густые заросли рогоза, широкой каймой опоясывающей вытянутую оконечность, вторая пошла вдоль края вперед.

Пройдя по пробитому в зарослях каналу до берега, мы остановились. Оставшись только в одной набедренной повязке, сняв и передав Чаде свой пояс с ножом, приготовился уже шагнуть за борт, и был пойман за руку Чадой. Приблизив к моему лицу свое, он еле слышно прошептал.

— Я буду ждать тебя до утра.

Кивнув ему, я тихо опустил ногу в холодную воду. Выбравшись в три шага на берег, присел, приглядываясь. В сумерках моего ночного зрения остров выглядел дико и истерзано. Поваленные и порубленные деревья, поломанные и порубленные кусты. Выбрав дорогу, направился в направлении горящего костра. Хождение и по более густому лесу для меня не было новостью, а уж такой голый кусок земли. Практически не скрываясь, дошел до первых домов, присел за куст и осмотрелся.

Дома орков, сложенные из кривых, глиняных кирпичей. Круглая стенка, высотой мне по плечо, в ширину в пять-шесть шагов. Покрытые снопами из тростника. Без дверей, круглая нора на выходе. Их было десятка полтора, вытянутых в два ряда с вытоптанной улицей между ними.

У самых крайних от меня горел костер. Укрываясь в тени домов, тихо и не торопясь, дошел до крайних от меня домов. Присел в тень, отбрасываемую светом от костра, прижавшись к стене. Прислушался и принюхался, в двух крайних домах спали люди.

В первый раз я оказался рядом с вековечным врагом своего народа. Я пытался найти в своей душе хоть какие-то изменения, волнение, злость. Ничего. Обыденность и не слишком сложная задача.

У костра люди. Трое. Только у одного на кожаном нагруднике в свете от костра поблескивали пластины металла. Еще двое сидели просто в рубахах, заросшие бородами лица, шлемов не было вообще. Рубахи до середины бедра, окрашенные в светло— коричневый цвет, кожаные пояса с ножнами для ножей и самими ножами, широкие штаны, подвязанные внизу у щиколоток, на ногах грубые кожаные башмаки. У одного секира за поясом, у второго копье, лежащее рядом на земле. Все трое, развалившись, лежали на тростниковых циновках орочьей выделки. Негромко переговариваясь, они передавали друг другу кожаную флягу, поочередно отхлебывая из нее. Потянув носом, уловил запах браги. Ей пахло от сидевших у костра, так и от обоих домов со спящими.

Третий человек сильно отличался от своих напарников. Потрепанный кожаный нагрудник, темно-синяя рубаха, широкий пояс с металлическими бляхами. Широкие штаны, почти до колена ноги в тугих обмотках, обувь явно лучше и крепче. В ножнах большой нож, на перевязи короткий меч, лицо без бороды, длинные висящие усы, в отличии от других коротко стрижен. Жесткое лицо, прорезанное глубокими морщинами. Внешне казалось, что он также расслаблен, как и остальные, но я почувствовал, что он в любой момент готов вскочить и выхватить свой меч. При случае, этого первого бить стрелой.

В ближнем от меня доме зашевелились, из выхода выполз на четвереньках еще один человек и, встав, стал отряхивать свои штаны. Вполголоса ругаясь на понятном мне всеобщем языке, со странным прищелкиванием, призывая проклятья на криворуких орков, сделавших такие уродливые дома и входы, он, покачиваясь, пошел в сторону реки. Вернувшись минут через десять, он шел с подолом своей рубахи в зубах и пытался непослушными руками завязать штаны. Справившись, он немного постоял у костра, переговариваясь с караульными, и залез обратно в дом.

У реки у них отхожее место! В голове мгновенно сложился план на остаток ночи. Приподнявшись, я замер, в мою сторону, развернув голову, уставился усатый. Почти минуту он вглядывался точно в меня, щурясь и подергивая усами. И только после того как его позвали, он отвернулся. Ответив, опять посмотрел в мою сторону, но меня там уже не было. Нахмурившись, он тряхнул головой, отгоняя ненужное беспокойство.

Дойдя до места встречи с Чадой, я тихонько крякнул, получив ответ, присел, ожидая. Из тростника показался нос лодки и через минуту Чада со счастливой мордой кинулся меня ощупывать. Двинув ему подзатыльник, забрался в челн, скомандовал отчаливать. Выбираясь из зарослей, быстро обрисовал свой план. Чувствуя себя на воде в безопасности, Чада согласился на все.

Достав свой пояс, снял с него сумку с огнивом и другими мелочами и высыпал их Чаде в его сумку.

— Потом отдашь. На месте не оставляйте следов. Если получится, будут следы искать.

Добравшись до места, приткнули челн к тростникам в виду небольшого спуска к воде. Очередным кряком Чада вызвал вторую лодку и поставил ее сзади. Я натянул лук и поставил его в ногах гребцов. Еще раз повторив шепотом порядок действий, намотав на пояс кусок веревки и на руку за завязки свою поясную сумку, аккуратно слез в воду. Холодная вода уже. Неторопливо и тихо доплыл и вылез к берегу. Набил песком со дна свою сумку и еще раз основательно ее намочил. Выбрал куст у спуска и замер за ним.

Минуты тянулись и тянулись. Прошло больше часа. Поглядывая на светлеющее небо, я старался не стучать зубами. Я уже собирался уходить, как на тропинке зашумело.

Мимо меня пробежал, тихо подвывая один из дозорных. На ходу засунув секиру сзади за пояс, он лихорадочно возился с завязками на штанах, приплясывая и ругаясь. Тронувшись ему вслед, я замер у него за спиной. Что-то почувствовав, он поднял голову, прислушиваясь, и получив сумкой по затылку, охнув, попытался упасть лицом вперед. Схватив его руками за плечи и подбив под колени сзади, я посадил его в воду, не дав упасть. Видя, что он мотает головой, пытаясь прийти в себя, я, крутнув привязанной за запястье сумкой, приложил его еще раз по макушке. Поднял голову, ко мне оскалясь от напряжения гребли мои орки, стараясь сделать это тихо и быстро, и, что удивительно, у них получалось. Подлетев ко мне, они выскочили из лодок и замерли, глядя на человека.

— Ты и ты, убрать следы, — очнувшиеся гребцы метнулись мимо меня вверх по тропинке. — Чада!!! — орк медленно повернул ко мне окаменевшее лицо.

— Мой лук и накидку, а то сдохну от холода, — очнувшись, Чада повернулся к лодке, — вы, спеленайте МОЮ добычу. Рот заткнуть и голову замотайте. Незачем ему знать, куда мы его везем.

Мне на плечи лег мой балахон. Повернувшись, я взял из рук Чады лук и колчан, надевая его, спросил.

— В какую его уложишь, не утопим? — Чада тяжело поводил головой.

— В мою, а ты Вождь в другую.

— Чада, это МОЯ добыча. Если ты его опрокинешь и утопишь, то и сам не всплывай. Ты меня услышал? Найди остров поговорить с ним.

— Да, вождь, мы все поместимся, — он опасливо покосился на меня, — прости, я не прав.

Пока все вместе они тихо укладывали пленника в лодку, я со стрелой на луке стерег тропинку. Забрался последним, уже в сереющих сумерках мы отошли от берега и вдоль зарослей пошли вниз по течению. Дождавшись, когда тропинку от нас закроют заросли тростника, я наконец опустил лук. Усевшись прямо на бывшего дозорного, я тоже взялся за весло. Но после пары гребков Чада зашипел. Поняв, что тут и без меня справятся, просто сидел и смотрел по сторонам. Спустившись вниз по течению и забравшись в заросли, мы попетляли по каналам и заводям. Чада вывел нас на небольшой островок, заросший густым кустарником и окаймленный, как и другие острова поймы, густыми камышами. Вытащив из лодки нашу находку, орки замерли в ожидании.

— За мной, все, — отведя их на два десятка шагов, постучал луком по головам все оглядывающимся на пленного оркам, привлекая внимание.

— Потом налюбуетесь еще. Развести костер, этого раздеть, все снять! Что на нем, сюда, — я показал на густой куст шагах в пяти от меня, — я буду здесь, циновку и всю еду, что есть сюда. Всем говорю еще раз, он мне нужен живой, с руками, ногами, головой и всем остальным, с чем он родился. Ясно? Глаза и рот пока не развязывать.

Орки дружно закивали, разочарование они даже и не прятали. Жестом отправил всех, задержав Чаду.

— Тебя предупреждаю отдельно, я отсюда все вижу, увлечется кто, стрелу в голову, — увидев, что орк собирается, что-то возразить, поймал его за ухо, дернув на себя, воткнул ему острый костяной наконечник лука в нос. Притянув его к себе и скорчив страшную рожу, прошипел ему в ухо.

— Чада, ты жить хочешь? — дождавшись от посеревшего орка утвердительного хлопанья глазами, так как шевелить головой он боялся, из носа у него потекла и закапала темная кровь. Показывая свое полное миролюбие, он уронил копье и развел широко руки в стороны. Бежавший к нам с вопросом орк, резко затормозил и, развернувшись, припустил обратно.

— Тогда запомни на всю свою, надеюсь, долгую жизнь, если я еще раз должен буду повторить свой приказ, Урта будет искать себе нового помощника. И всем это расскажи. Орки быстро растут, выживут умные и понятливые, щенки лучше будут, — толкнув его в сторону, с недовольством посмотрел на лук, — сопли свои, потом сам отмоешь.

— Да, Хозяин, — Чада низко поклонился, — я все понял, всем вколочу, что твое слово одно.

— Хорошо, как все сделаете, как я сказал, открываешь ему глаза, и колотите его, не увлекаясь, — видя, как встрепенулся Чада, уточнил я. — Кости целые, и ходить он своими ногами должен и все остальное тоже, что обычно делать должен. Я отсюда смотрю. Когда прилетит стрела, мимо пролетит, в лодку например, дружно пугаетесь и тащите его ко мне. Ясно?

Пританцовывающий на месте от нетерпения Чада, часто закивал со всем соглашаясь.

— И дозор не забудь отправить, а то мы сами, как он, станем. Иди.

Было рванувший к берегу Чада затормозил и поклонившись спросил.

— Хозяин, люди рождаются без бород и зубов, — и замер, ожидая ответа.

— Это ты точно заметил, Чада, а ты не дурак, так и быть зубы не трогать, борода ваша, только с ней вместе голову не оторвите.

Подобравший свое копье Чада, кивнув, умчался к лодкам.

Следующие полчаса были насыщены эмоциями и действиями, я, сидя в стороне, наблюдал организацию и проведение полевого допроса в орочьем исполнении.

Добежав до своих Чада, отведя в сторону от пленного свою банду, быстро довел поставленную задачу. В ходе практически беззвучного, но высокоэмоционального общения сопровождавшегося оплеухами и несколькими ударами древками копий, выявленную пару неудачников все дружно, пинками, загнали в их лодку и спихнули ее в воду, ускорив их отплытие градом камней. Понурые дозорные, быстро отплыв из зоны поражения камней, остановились, поглядывая на берег, и только моя стрела в корму лодки их мгновенно ускорила.

Оставшиеся орки все порученное выполнили быстро и дружно. Мне принесли циновку и еду, торопливо выложили и убежали обратно на берег, там уже разожгли костер. Все вместе, навалившись, буквально вытряхнули пленника из одежды и снова его запеленали. Вещи мне притащили одним узлом. После чего сняли повязку с его глаз. Увидев, кто его поймал, он шарахнулся от них даже связанный. И не зря, на него навалились четверо озверевших от восторга орков. Следующие минут десять его яростно колотили, царапали и даже кусали, все это в сопровождении яростного воя и ругани. Самых увлекающихся успокаивал Чада, при помощи древка своего копья, сломавшегося минуты через три. После чего он работал обломком, сам при этом не упускающий возможности попинать ногами и приложить пленного огрызком копья. Моя стрела, прилетевшая в лодку у ноги Чады вызвало общий разочарованный вой, тем не менее, пленного подхватили и быстро приволокли ко мне.

— Развяжите ему руки и рот, хочу послушать его, — орки его быстро размотали и, сделав шаг назад, сели сзади.

Наоравшийся во время экзекуции человек выплюнул изо рта кляп и, надсаживаясь, закашлялся. Крепкий и коренастый, выше меня на голову, светло-русый, кисти рук, раздавленные работой, не воин. По его разбитому и опухшему лицу теперь было трудно понять, сколько ему лет, но по моему разумению, не стар. Растрепанные волосы, сильно поредевшие, как и его борода. Сильно побит и почти сплошным слоем покрыт царапинами и укусами. Прокашлявшись, он приподнялся, опираясь на затекшие руки и огляделся.

Я махнул рукой, и его поставили передо мной на колени. Закрываясь, он исподлобья смотрел на меня. Окинув его безразличным, скучающим взглядом, я спросил.

— Пить хочешь? — он вздрогнул, услышав мои слова и, недоверчиво покосившись, проскрипел.

— Да, — сидевший сзади Чада огрел его по голове и, дождавшись, пока он снова вернется в свое положение, прошипел на корявом всеобщем.

— Да, Хозяин. Всегда говори так.

— Тогда расскажи то, что я хочу знать и получишь воду.

— А если... — я его перебил.

— Если, то пытать. Долго и разнообразно. Хочешь, расскажу как? — и не дожидаясь ответа, по памяти прочел ему несколько отрывков из трактата "О пытках, полезных для вразумления опрашиваемых. Правильном их применении, дабы упорствующих убедить и оставить их способными для дальнейшего опроса и казни". Все это в полной тишине, лениво отщипывая от спинки вяленой рыбки волоконца и пережевывая их. В присутствии четырех почти не дышащих орков и одного постепенно синеющего пленника. Ненадолго прервавшись, выпил воды из туеска и, глядя в остекленевшие глаза человека, добавил.

— Но вот по применению ядовитых гадов и насекомых я бы поспорил. Они же существа глупые и замысла мастера не знают, могут всю картину испортить. Согласен?

Человек закатил глаза и мягко повалился на бок. Орки, глядя на меня, дружно и мечтательно выдохнули.

— Поднимите это. И взбодрите его как-нибудь.

Чада парой пинков и оплеух привел его в чувство и, ухватив за волосы, посадил его обратно в то же положение.

— Ты как? Слышишь меня? — он кивнул. — Будешь говорить?

— Все равно ведь убьете, — он покосился на приподнявшегося Чаду, — Хозяин.

— Может и убьем, после того, что вы в этом году сделали. Но и умереть можно по разному, быстро или как я до этого рассказал. Мне же надо этих, — я ткнул ему за спину когтем, — учить. Знаниями надо делиться.

У пленника за спиной радостный обмен дружескими оплеухами и подзатыльниками.

— Я здесь ничего не творил. Я только месяц здесь. Хозяин.

— Да, это несколько меняет дело. Ты уверен, что у местных жителей к тебе претензий нет?

— Да, Хозяин.

— Как тебя зовут?

— Тревор, Хозяин. Я крестьянин с Гарской равнины. С кочевниками война, мы беженцы. Отец у меня кузнец, в городе в Гильдии его не приняли. Взяли только подмастерьем на ученическую оплату. Семья большая, а тут позвали на площади охотников на новую землю встать. Отец и сказал, иди, Тревор, может и нам там место будет.

— А то, что она занята, знал?

— Знал, но нам сказали, что егеря всех давно вас, — он опустил голову, — жить-то надо как-то... Хозяин. Степняки приходят, грабят, жгут, в полон уводят. Они и раньше бывало, то караван купцов пощиплют, то хутор ограбят. А как узнали, что Государь умер, то и...

— Стоп!!! Повтори еще раз. Государь умер?

— Ну да, уж как второй год пошел.

— Это точно?

— Да, Хозяин, гонцы по всем поселкам проезжали, грамоту зачитывали. Мол, теперь у нас государь...

— Не важно, Тревор. Возьми, пей, — я протянул ему туесок с водой, он, удивленно хлопнув глазами, потянувшись, взял и прилип к краю.

Махнув на заворчавших орков, я, встав, прошел прямо мимо шарахнувшегося от меня Тревора к вставшему Чаде, сгреб его за ухо и поволок за собой. Дойдя до лодок, поставил перед собой и, глядя в глаза, сказал.

— Этого одеть, накормить и замажь ему все эти полосы чем-нибудь. А то еще горячку поймает и сдохнет. А нужен он мне. Всем нам нужен. Стеречь, глаз не спускать. Держать связанным, но не усердствуй. Спрос за него с тебя. Всем вам — в поход. Я сегодня должен быть в лагере. Будете готовы, зовите. Мне подумать нужно.

Напуганный моими словами и поведением по самое не могу Чада стоял передо мной с выпученными глазами и только кивал. Получивший взмахом руки разрешение идти, метнулся прочь, скользя и помогая себе руками. Не обращая внимание на поднявшуюся суету, я ходил по берегу, размахивая вырванной из лодки стрелой.

В голове крутились сотни мыслей и образов. Государь умер, значит, сейчас в герцогствах и княжествах разлад. Прожив столь долго, он сам выкопал яму, сейчас союзными ему государствах правят уже прапраправнуки его соратников, уже основательно забывшие старые предания и правящие по праву наследования. За годы правления он тоже нарожал и вырастил не одно поколение сыновей и дочерей, да и бастардов наверняка немало. Интересно, его сыновья еще живы? А то еще веселее, там у трона в очередь стоят десятки внуков и правнуков, кому страсть как надоело быть вечными наследниками престола. Как мало я знаю, и где эти знания мне искать? Нужно искать более знающих, чем мой пленник. Что мне с этого? То, что, занявшись своими проблемами, люди может хоть на время про нас забудут. Или хоть ослабят напор.

Через десять минут меня за руку тронул Чада. Обе лодки уже стояли на воде, рядом с ними в воде стояли орки, ожидая меня. В моей сидел и Тревор, уже одетый и пятнистый от разводов какой-то мази на лице. Чада почтительно протянул мне мое и трофейное оружие. Надевая на себя колчан и пояс, я заметил с каким обожанием Чада смотрел на секиру Тревора. Я ее до этого осмотрел, на мой взгляд так себе, переделка из топора дровосека, но железо хорошее и сделано хорошо. Забрав ее у Чады и повертев в руках, спросил.

— На великана своего поменяешь? — Чада блеснул глазами и опустил голову.

— Нет, Хозяин, не могу. Он не просто сом, он член моей семьи. Не могу.

Я хлопнул его по плечу.

— И правильно, семью продавать нельзя. Держи топор, потом поговорим, — сунув ему секиру в руки, добавил. — идем в лагерь. Быстро, спин и рук не жалеть, когда будем там?

— К вечеру будем.

— Идем одной лодкой. Дозорных к лагерю, глаз не спускать с него. Вторую лодку пусти по своим тайникам, все лодки в лагерь, идем в набег всеми силами. Ясно. Знаю, что попрятали больше, чем показали. Иди, скажи своим.

Я занялся натягиванием тетивы, Чада умчался на берег. Вторая лодка, сорвавшись с места, набирая скорость, понеслась на выход из заводи. Спустившись, я тоже сел в лодку, Чада с напарником замахали веслами. Развернувшись к Тревору, я произнес.

— Поговорим. Чем больше я знаю, тем больше у тебя шансов жить. Рассказывай.

До самого прибытия на стоянку у впадения Костянки в Болото, я провел, расспрашивая Тревора. Знал и слышал он много, но многое пришлось буквально выковыривать из его памяти, слухи и предания, сплетни и разговоры, случайно услышанные им и давно забытые. По нескольку раз возвращаясь, наводя его своими вопросами и намеками на нужные воспоминания. Обнадеженный в том, что его не убьют, он и сам старался изо всех сил вспомнить и донести до меня все, что он знал.

Лет ему было двадцать, или он так думал, вырос он в семье сельского кузнеца. Семья его была большая, он был старшим сыном, помогал своему отцу на кузне и горя не знал до последнего времени. Ему уже сговорили невесту, когда на их село навалились кочевники степи, больше года назад. Село его было едва ли не крайним из множества сел и хуторов разбросаны в Степи на день пути по обе стороны от Тракта. Эта дорога связывала империю Государя с его форпостом, княжеством Аллейн у Дымных Гор.

Вдоль Дымных Гор тянется территория княжества Аллейн. Правит им Наместник Государя, сотню лет уже наместниками в княжестве служат члены семьи Данатор, Государь им то ли дедушка родной, то ли двоюродный, уже никто и не помнит. Изначально они были командирами Стражи. Это сменяемое войско, что приходило служить в течении трех лет на границу у Болота. Стража была из разных княжеств и королевств. Отслужив, они менялись с вновь пришедшими. Поначалу это были отборные воины, но со временем служба в Страже слала наказанием для провинившихся. Все Государи и Наместники ссылали сюда неугодных и ненужных. Служба была трудной и опасной. Не только орки, само Болото не жаловало чужаков. Незнакомые животные и гады, плохая вода и еда, незнакомый климат. Болезни, которые приносили туманы Болот, косили воинов. Через десятки лет передовые посты отодвинулись к лагерям, к кромке лесов, к степям. Десятки, а иногда и сотни лиг отделяли эти лагеря полосой густого леса, растущего на холмах по обе стороны Малого Хребта, от сырых границ Великого Болота. Созданные для отдыха и лечения уставших и больных воинов, приема обозов со снабжением они постепенно выросли в городки и поселки. Кочующие по степи племена, всегда недружелюбно относившиеся к пришельцам, не давали покоя новым соседям. Постепенно оборона от кочевников стала более важной для командиров Стражи, чем охрана границы Болота. И только самые непоседливые и отчаянные стали Егерями, неутомимо и настойчиво патрулируя предгорья, уничтожая орков. Только они держали форпосты у границы Болота. Они и добровольцы из жителей и воинов Стражи.

Постоянные жители появились почти сразу за приходом войск, торговцы и кузнецы, лекари и шлюхи, слуги, все те, кто постоянно сопровождают войска. Они шли с ними и первые сбежали от болот в лагеря степи, поближе к котлу и благодатному климату. Раненые и ослабевшие воины оставались после окончания своей службы и селились рядом, к ним приезжали семьи. Сюда ехали и другие воины, отслужив, привлеченные обилием свободной земли, они приезжали сами с семьями и соплеменниками, организовывали свои хутора и села. В лагерях властью стали сотники и тысячники Стражи. Сто лет назад в главный город, тогда еще поселок, прибыл в сопровождении большого каравана и отряда воинов своей дружины Наместник. Данатор с семьей и слугами был выслан на край владений империи за излишнюю любовь к интригам. И если интриганом он был не очень удачливым, то организатором он оказался по-видимому неплохим. По преданиям и рассказам стариков он быстро покончил с самовольством новых вождей в поселках Стражи. Поставив новых командиров из числа своей дружины, он быстро навел порядок в будущем княжестве.

Дождавшись новой смены войск, не отпустив отслуживших, нанес несколько быстрых ударов по ближайшим стоянкам кочевников и, дождавшись сбора их ополчения, возле своего города разгромил их. Воодушевленные войска пошли за ним вглубь Степи и погромили оставшиеся без воинов кочевья на много дней пути по обе стороны от Тракта. Уцелевшие, все побросав, откочевали подальше от таких соседей. Добыча была велика и неподъемна, щедрой рукой он одарил победителей, привязав их к новому дому. Так вдоль тракта выросли множество поселков пахарей и ремесленников. Степь была богата на жирную землю, обширные пастбища и угодья. В ней хватало рощ и перелесков, колодцы копали неглубокие. Засухи были редкостью, народ плодился и жил в достатке. Уже четвертый по счету Наместник не слишком давил налогами, все были довольны. По Тракту пошли караваны купцов и торговцев, везя необходимое и скупая произведенное. Мирный труд стал основным занятием жителей Степи и только прадедовские доспехи и оружие напоминали о кровавом прошлом этого благодатного края. Все беспокойные находили себя в отрядах Стражи, патрулирующей Мертвые земли, полосу земли между княжеством и кочевниками, или в рядах Егерей.

Егеря, по словам Тревора, стали орденом воинов, посвятивших себя войне с Темными Силами в лице орков. Сотни лет они воевали в горах, отработав свое умение и передавая его новым адептам. Новые кандидаты проходили жестокое и долгое обучение, и не все становились Егерями, а так и оставаясь послушниками — скаутами. Прошедшие становились орденскими братьями и служили ордену всю жизнь. Орден никогда не был особо многолюден, и все, что его касалось, было скрыто тайной и преданиями. Им приписывали множество умений и знаний. Рассказывая о них, Тревор закатывал глаза и переходил на шепот. Оружие, доспехи, снаряжение и продовольствие орден получал от самого Наместника, и все самое лучшее. Был даже небольшой налог для нужд Ордена. В свои набеги на предгорья они брали отряды охочих людей из поселков леса и степи, шли они за Егерями, и задачей их была вычищать остатки разбежавшихся и забившихся во все дыры орков, после того как их воинов перебьют Егеря. Поход в набег на предгорья считался благим делом и поощрялся Наместником, за принесенный скальп орка, независимо от его возраста платили, платили щедро. За один поход на заработанное можно было купить пару волов или что-нибудь соразмерное по цене.

В городах даже жили целые отряды постоянных охотников, прогуливающие свои награды в ожидании нового похода в Предгорья. Они-то и рассказывали всем желающим про свою вольготную жизнь и лихие походы на орков. Простые жители орков практически не видели. Так как считалось что они, по своей темной сущности, попав в плен, убивают себя сами. Вот желание заработать и поправить дела и толкнуло Тревора на этот поход, тем более, что это был не просто поход, а поход за землей.

Как с цепи сорвавшиеся кочевники, большими отрядами нападали на поселки в Степи. Жгли и убивали всех, кто не успел сбежать. Отряды Стражи не успевали везде и в боях несли постоянные потери. Постоянно разгоняя огромные орды кочевников, они находили их на следующий день собравшимися и готовыми к новым боям. Большие поселки сидели в осаде, не высовываясь за ограду. Небольшие и почти все хутора были сожжены или брошены. Тракт был перехвачен во многих местах, и только крупные караваны с большой и крепкой охраной с трудом пробивались. Торговля встала. Города наполнились тысячами беженцев. Наместник отправил к новому Государю просьбу о помощи, но ответа так и не получили. Редкие купцы и вернувшиеся из метрополии жители княжества рассказывали о волнениях, бунтах и сражениях в разных частях империи и на ее границах. Все ждали, когда Государь наведет порядок и вспомнит о них.

О своем отряде Тревор начал рассказывать только после очередной угрозы отдать его моим молодцам. Пришлось даже свернуть к ближайшему островку и развести костер. Видя как старательно моим ножом, Чада точит палочки для пытки, он сломался и, не поднимая глаз, начал рассказывать.

Его, как и остальных его товарищей, нанял походный атаман отряда вольных охотников Урлих, показав им выданную ему грамоту на владение землей в Пригорье, с правом селить на ней для проживания и ведения хозяйства столько людей, сколько сможет прокормить земля. С выплатой ему от арендаторов платы и службой его с дружиной Наместнику. Бумага была солидная, с печатью. Деньги и отряд будущих дружинников в два десятка человек у Урлиха были, и Тревор, посоветовавшись с отцом, решил рискнуть.

Заключив с Урлихом договор о найме его, Тревора, на три года в качестве арендатора, он еще неделю провалялся в пустующей казарме Стражи в городе Кайоме. Всего их собрали три десятка и в сопровождении дружины и обоза в четыре десятка телег и стада разномастного скота в середине лета отправили на новое место жительства. Добравшись за месяц по лесам и намучавшись в дороге с обозом, узнали, что землю надо дочистить от орков. В лагере Урлиха их ждали почти сотня вольных охотников, и после дня крика и ругани они приняли решение уходить на зимний отдых. С Ульрихом оставалось только два десятка охотников, к тем двум десяткам дружинников, что он привел с собой. Остальные охотники, получив от своего атамана положенную им плату быстро засобирались. С трудом бывший атаман уговорил их задержаться и идти вместе. Оставив с арендаторами охотников, он с дружинниками собрался опять в город. Пообещав вернуться через два месяца, он ушел с основной группой охотников. Так Тревор стал воином. Получив от назначенных десятников, из состава теперь уже дружинников Ульриха оружие, они приступили к службе. Их задачей было наблюдать протоку, где я его и подловил.

Основной лагерь Ульриха находился ниже в трех часах гребли по не быстрой в этом месте Костенки. В самом лагере жило три десятка, и еще десяток находился в малом лагере в дне пути от него со стадом на выпасе. Меняясь каждые четыре дня, они маялись от безделья, соревнуясь, кто больше наварит браги из всего, что могли найти, и кто ее больше выпьет.

В самом лагере было три большие полуземлянки, каждая на полсотни человек. В малом лагере еще одна на десяток. После ухода отряда, две недели назад дисциплина рухнула. Охотники пили, а арендаторы бездельничали. В прошедшем весной удачном налете охотники набрали множество припасов из кладовых орков, так что голод им не грозил. Не все они могли есть, но и того, что было съедобно, хватало. А охотники тем более не страдали брезгливостью.

В большом лагере в шалашах и под навесами хранились привезенные Ульрихом инструменты и оружие. Начатые в его присутствии постройка еще сразу трех землянок заглохли, как только хвост колонны уходящих скрылся за лесом.

Вооружение оставшихся воинов было в основном тоже, что и в дозоре на острове. У арендаторов — копья и топоры со щитами, у охотников — почти у всех луки, у нескольких самострелы, мечи и копья, дротики. У пятерки старших кольчуги и почти у всех стеганки, шлемы у всех охотников.

В лагере было пять лошадей и пара в малом у пастухов.

Все сказанное Тревором меня здорово заинтересовало и до самого лагеря я сидел, размышляя и прикидывая.

Бооргуз-Тайн.

Пошатывающиеся орки выходили из Кухни в проход и лениво становились на квадраты строя. Уже стоявший Хр окликнул товарища.

— Еще бы так зайти. И не раз.

Лениво отмахнувшись, Уш поежился и, несколько раз переступив ногами, принял более удобное положение. Умение спать в любом положении было общим для всех рабочих. В темной галерее тихо переминались его товарищи, дружно посапывая.

Короткие периоды мнимой сытости были самыми приятными минутами их жизни. Долго им дремать не дали, и уже скоро они бежали по темным, сырым туннелям к месту работы.

Сегодня их работой были плантации грибов, основной еды подземелья. Перед ними рысил хвост другой сотни рабочих, также спешащих к месту работы. Со спины стучали барабаны другой сотни. Проходы и галереи были заполнены спешащими по своим делам рабочими младших каст. По середине прохода неторопливо шли в разные стороны представители Старших семей, кланяясь друг другу при встрече равных, сгибаясь в поклоне перед Старшими и почти не замечая приветствия младших.

Почти прижавшись к стене, сотня Уша опасливо обежала стоящих группой посреди прохода и разговаривающих Стражников из разных Старших семей.

Они были приблизительно одного роста с Ушем, если бы он сделал глупость и выпрямился. Представители Старших семей сильно отличались от простых рабочих и гордились своим отличием, называя это Породой Древних. Высокие и сухощавые, они сильно сутулились, многие просто горбатились, широкая бочкообразная грудь, покатые плечи, длинные руки, часто почти касающиеся пола. Узкие и вытянутые лица, острые подбородки, тонкие, черные губы широких ртов, полных небольших и острых зубов. На лицах черными провалами посверкивали отблесками света редких шаров светляков большие выпуклые глаза без ресниц, состоящие, казалось, только из огромных зрачков. Короткие и искривленные ноги с большими, косолапыми ступнями. Они все казались неуклюжими, но Уш знал, что это обманчивое впечатление.

Стражник Старшей семьи мог взорваться вихрем животной ярости, и в этот момент он был смертоносен. Сейчас же они стояли, расслабленно опираясь на свои мечи. Меч стражника был большой и крепкой палкой почти в рост рабочего орка, половина его была украшенной резьбой рукояткой, а на второй по обеим сторонам плоской лопасти в дерево были крепко-накрепко вделаны острые обломки черного камня, за жуткую цену привозимую купцами Бооргуза из какого-то дальнего места, по слухам находящемся за много недель хода барки по другую сторону от Бооргуза Червя.

Своими мечами стражи могли одним ударом убить любого рабочего орка, если ему казалось, что он опасен. По каким правилам это определяли стражи, никто не знал, и потому они вызывали ужас у всей муравьиной толпы рабочих.

Меч стражник получал после прохождения ученичества и посвящения, до этого кандидаты в стражи, из родов потомственных Стражей несли службу с посохами. Называли меч странным словом -макуатль, ничего кроме самого названия не несшее в себе.

Раскрашенные светящейся краской лица Стражей, бездумно скользили черными провалами глаз по пробегающим мимо рабочим, но Уш как и все остальные почувствовал как у него встали дыбом волосы на теле от ужаса от прикосновения их взглядов.

Повесив по обе стороны лица, две косы волос с головы, хитро заплетенные по моде стражей, четверо стражей из двух разных семей, лениво переговаривались скупыми жестами, так как в гулкой, высокой галерее, наполненной шумом шагов бегущих сотен рабочих слова не были бы слышны.

Пробежав мимо них и дружно выдохнув с облегчением, сотня щенков вновь шарахнулась к стене, уворачиваясь от бегущего гонца. Обвешанный с ног до головы большим количеством гремящих костяных украшений, он, казалось, совершенно бездумно бежал, не глядя по сторонам, в ритме отбиваемом им самим двумя крепкими палками в руках.

Но он мгновенно и ловко двинул одной из них не успевшего отскочить в сторону рабочего по уху. За ним, ритмично выдыхая бежало четверо крепких и сытых орка ближайшего круга слуг одной из Старших семей. Они несли на плечах плавно колыхающийся паланкин со стенками сплетенными из тростника, украшенными символами семьи и рода. Носильщики несли его на одном плече и второй рукой ритмично били в пол крепкими посохами. За паланкином бежали несколько закутанных по самые глаза в плащи из травы фигур ближайших слуг. У самого паланкина бежала еще одна, замотанная в шерстяной плащ взрослая самка.

— Видел, гонец, носильщики, служанка в плаще из шерсти. Старшая Семья, наверняка из Круга. — Хр как всегда не мог промолчать. — У всех морды-то какие сытые.

— Маски!! — вопль сотника прервал его.

Не останавливаясь, все потянулись к болтающимся у каждого на груди наморднику.

Ценность еды в Бооргузе была запредельной. Попытки украсть и сожрать все, до чего могут дотянуться, не останавливали ни казни, ни другие какие-либо наказания. Рабочий орк, находясь на грани от постоянного недоедания, с охотой разменивал свою жизнь на возможность наесться или просто что-нибудь съесть, потому намордник являлся непременным снаряжением для низших каст.

Чаще всего это был деревянный брусок зажимаемый зубами и крепко накрепко-накрепко фиксируемый в этом положении кожаными повязками или ремешками, завязываемыми на затылке хитрым узлом.

В ходе работ ношение было обязательным.

На ходу закрепив намордники, сотня добежала по основному ходу и свернула в боковую галерею, через пару сотен шагов уткнулась в грубо сделанную из обломков стену, перекрывающую вход в следующую галерею.

У входа стояла застава из десятка Младшей стражи с короткими копьями с простыми, каменными наконечниками в руках. В нее набирали крепких орков из рабочих каст для охраны различных постов, где Стражи старших семей брезговали стоять. Одним из таких был вход на грибную ферму.

Устье Костянки. Лагерь Нижних.

Приближаясь к большому лагерю, я все больше задумывался. Вспоминая, как корежило от ненависти Чаду и его орков. А там меня будет ждать еще больше двух сотен. Увидев Тревора, что они сделают? Помчат всей толпой его рвать, и меня стопчут не глядя. Это при самом простом и вероятном варианте. Не хочется. И что делаем? Махнув рукой, подозвал попавшуюся нам навстречу лодку. Глядя в преданные глаза с нажимом произнес.

— Идете вперед. Рук не жалеть. В лагере поднять всех Верхних и бегом на берег, встречать. И больше ни слова. Узнаю, что проболтались, — внимательно по очереди посмотрел всем в глаза, — сами знаете, что с вами сделаю. Вперед!

Съежившиеся от моих слов орки охнули и рванули от нас. Проводив их взглядом, надолго замолчал, настраиваясь.

Приближаясь к берегу, еще издали заметил своих орков. Плотно сбившись, закрывшись щитами, они стояли спиной к реке. У воды стояла Ая с моими посыльными и братьями, немного в стороне переминались трое Болотников из посланной вперед лодки. Лодка ткнулась в берег. Выскочив в воду, гребцы вытащили ее на берег. Один из троих рухнул на колени у моих ног.

— Вождь, я сказал твоим о нем, — он ткнул в Тревора лапой, — только я виноват.

Мрачно посмотрев на него, я ответил.

— Хорошо. Сейчас ты угадал, все сделал правильно, больше так не делай. Встань, вытащите его.

Болотники кинулись вытаскивать пленного из лодки. За моей спиной кто-то звонко завизжал. Обернувшись, я увидел стоящую у кустов молоденькую самку Нижних. Выронив на песок плетеные туески, она, тыкая в нашего пленного руками, визжала от ужаса. Бросив на меня безумный взгляд, она, развернувшись, помчалась через заросли в лагерь. Я едва успел остановить Аю, уже замахнувшуюся дротиком.

— Пусть бежит. Теперь можно. Ча, поверни их ко мне лицом, — он рявкнул команду.

Тревор начал опять белеть под ненавидящими взглядами больше трех десятков орков. Встретившись с ним взглядами, я криво усмехнулся.

— Это самые мирные орки, что тебя окружают, — и обращаясь уже к оркам, произнес, — да, это человек, МОЙ пленник. Он мне нужен живой. Я ему обещал. Сейчас сюда прибежит два рода орков. Вы их удержите и, если надо, то сразитесь с ними. Я так хочу. Так?

Слитный крик — ДА!! К моему удивлению к нему присоединились и Болотники. Я повернулся к ним.

— Если я скажу, то ты Чада со своими увезешь его на ту заводь к Великану, и будешь там меня ждать, и он будет жив и здоров. Чада послушно кивнул.

— А теперь ждем.

Со стороны лагеря на нас уже накатывал гул бегущей толпы. Братья заорали команды. Ая встала справа от меня, держа колчан со стрелами. У моих ног присели мои посыльные с щитами. Мои орки, еще плотнее сбиваясь плечом к плечу, немного попятились и выставили копья.

На берег через валящиеся кусты выплеснулась первая волна орущих орков. Увидев строй щитов и выставленные копья, начали резко тормозить и пытаться остановиться. Бегущие вслед натыкались и валили их, летели через них кувырком. В считанные секунды перед строем образовалась вопящая куча тел. Через этот завал к нам с трудом прорвались Старшие двух родов. В сопровождении небольшой группы старших орков они подошли к строю и удивленно остановились, уткнувшись в копья. Я кивнул обернувшимся десятникам. По их команде Старших пропустили и буквально отшвырнули их свиту. Даже не заметившие этого Старшие подбежали ко мне. Оба растрепанные и слегка помятые. Злобно-радостный Хрууз и просто почерневший от злобы Урта. Хрууз подбежав слегка поклонился, приветствуя меня и открыв рот замер. Я жестом остановил его, не отрываясь, наблюдая за Старшим Болотником. Урта явно был не в себе, выскочив на берег, он потерянно пометался, не замечая ничего вокруг. Мельком глянув на меня он, проорал.

— Ты взял человека? Где он? А, вижу, — Урта, сверкая глазом, рванулся к Тревору и наткнулся на вставшего у него на пути Чаду. Попытался, не глядя, его оттолкнуть и отлетел назад от толчка. Еще двое Болотников заступили ему дорогу, став рядом с Чадой.

— Вы что? Прочь с дороги!!!

Набычившийся Чада медленно, через силу, помотал головой, отказываясь.

— Убирайся с дороги, щенок, — прошипел Урта, — или пожалеешь.

Немного присев, он потянулся к своему ножу на поясе. Чада медленно потянулся за спину к топору.

— И я тебя рад видеть, Урта! — мои слова заставили вздрогнуть обоих. Чада выдохнул и опустил руку. Урта, резко крутнувшись, переключился на меня.

— С каких это пор воины Болота не выполняют приказы Старшего рода? Что ты с ними сделал?

— С тех самых как они поклялись служить мне, или ты забыл, уважаемый Урта.

Выбирающиеся из свалки орки столпились за строем, уткнувшись в копья и молча слушали.

— Воины рода Болота слушаются своего Старшего или изгоняются из рода, — прошипел Урта. Из толпы его поддержали несколькими криками. Не глядя, я сунул руку в сумку Аи и, вытащив камень для пращи, запустил в лицо самого громкого, брызнув кровью, он утонул в толпе. В полной тишине пристально посмотрел на толпу.

— Следующего, такого громкого, дротиком, — повернулся к Старшему Болотнику.

— Забыл или решил ее нарушить? — я потянулся к колчану. — Кого изгонять теперь мне решать. Или ты думаешь иначе?

Поюлив глазом, Урта сник и опустил голову. Помолчав мгновение, он встрепенулся и ткнув лапой в пленника, рявкнул.

— Его надо убить. И съесть, — упрямо подняв подбородок, уставился на меня.

— Надо его убить и когда его убить, это решаю я. Это моя добыча, я его поймал. Не ты. И спрячь нож, старший, или это ты мне им грозишь? — сглотнув, Урта сунул нож в ножны и опять уставился на меня.

— А съесть зачем? Ты голодный?

Подпрыгнувший Урта, повернувшись к толпе проорал.

— Съесть его мясо, съесть его сердце и забрать себе его храбрость и силу, — легкий гул был ему ответом. Чем мне нравятся эти орки, так это понятливостью. На поворот моей головы мне ответили гробовым молчанием и опущенными глазами. За спиной Урты сдавленно хрюкнул Чада, потом еще раз и через мгновение, он и все гребцы ржали, хлопая друг друга и держась за бока. Удивленный Урта уставился на них, хлопая глазом. Меня за руку тронул Хрууз, тоже удивленно показавший на уже катающихся от смеха по песку орков.

— Все сейчас расскажу, — и, повернувшись к толпе, громко прокричал, — вы хотите взять себе силу и храбрость воина, пойманного мною без штанов голыми руками?

Ответом мне было короткое молчание и общий рев и хохот. Орки хохотали, рыдали от смеха, колотили друг друга, катались в песке. Мои копейщики, потеряв строй, тоже присоединились к общему веселью. Стоявший рядом Хруууз молча наблюдал за происходящим, неожиданно подойдя к ближе к толпе, проорал, перекрывая стихающий хохот.

— Вождь! Поймал воина! Один! Голыми руками, — и, запрокинув голову, завыл. Ему слаженно ответили братья, Ая, звонко поддержали мои посыльные. Вскакивающие с песка орки, потрясая кулаками, щитами, оружием самозабвенно драли глотки. Подняв руку, я дождался тишины.

— Орете вы громко, это да. Хочу увидеть, что вы сделали, пока меня не было. Десятники! В лагере я хочу видеть ваши десятки в полной готовности к бою. Бегом!!!

В толпе, в разных местах заорали десятники. Она забурлила и заметалась.

— Ча, — я позвал одного из братьев, — оставь мне пятерку, кого поздоровее, охранять этого, — я ткнул рукой в Тревора.

— И гоните всех остальных в лагерь, — братья синхронно кивнули и засвистели, привлекая внимание, проорав команду махнули руками. Копейщики дружно нажали на толпу, выдавливая ее в кусты. Через несколько мгновений о всем многоорочьи напоминал только удаляющийся гомон и следы на песке.

— Я рад тебя видеть, Хрууз, — я повернулся к Старшему, — и тебя тоже, хотя ты и постарался уменьшить мою радость, мудрый Урта. Подойди ближе.

Непримиримо сверкая глазом, тот подошел к нам с Хруузом. Ткнув лапой в пленника, он, упрямо сжав зубы, прошипел.

— Его надо убить. И скормить рыбам.

Потеряв терпение, я двинул ему в ухо. Не дав отлететь от меня, поймал за плечо и добавил ногою в живот. Остановил жестом кинувшегося к нам Хрууза, сунув пытающемуся вздохнуть Болотнику в рот руку, ухватил его за нижнюю челюсть. Подтянув его к своему лицу, прошипел в его выпученный глаз.

— Урта, у тебя в голове только пиявки? Ты хоть знаешь, кого ты собирался убить и съесть, — все еще пытающийся растащить нас Хрууз, замер, насторожив уши.

— Это кузнец. Болотная ты плесень, — Хрууз, громко щелкнув зубами, вцепился мне в руку.

— Повтори, — я, устало оттолкнул Урту, кивнув Хруузу, повторил.

— Он кузнец, потомственный. Не меньше третьего колена, у горна вырос. Это так.

Хрууз потерянно пометался глазами по моему лицу, разыскивая хоть малейший повод для сомнения. Я еще раз устало кивнул ему. Он на минуту задумался и, поймав глазами поднимающегося на ноги Урту, лихо двинул ему в другое ухо, тот опять рухнул на песок. Не обращая на него больше внимание, повернулся ко мне.

— Кто еще знает?

— Я, ты и этот пустоголовый, гребцы что то услышали — сидевший на песке Урта серел у нас на глазах. Все отошедшие от нас в самом начале разговора орки издали встревожено наблюдали за нами. Посмотревший на побитого Старшего, Хрууз с сомнением произнес, растягивая слова.

— Зарезать его? -Урта вздрогнул и, вцепившись в песок, опустил голову, — или язык отрезать.

— Сомам скормим, — я потянулся. — Хрууз, я сейчас буду есть и спать. Пленного устрой, надежное место найди. Охрана, еда. Лечение.

Пришедший в себя Хрууз, радостно потирая руки, кивал, соглашаясь.

— Вождь, — мы оба посмотрели на забытого нами Урту. Он стоял на коленях, положив перед собой снятый пояс с ножом и всеми сумками на нем. Подняв голову, он продолжил.

— Я принимаю твою волю, все правильно. Я готов.

Я медленно пошел к нему. От стоящих в отдалении орков к нам побежал Чада. Подбежав, он рухнул на колени рядом со Старшим. Подойдя к ним, я, наклонившись, за подбородок поднял голову Урты. Глядя ему в глаз, медленно проговорил.

— Ты будешь наказан, — рядом всхлипнул Чада, молча тыкаясь головой в песок, — но нас и так мало. Твое наказание переноситься, но если еще раз ты меня подведешь своей горячностью, то тогда да. Я выполню обещание. Ты принимаешь мое решение?

— Да, я умру, когда ты скажешь. И я буду служить тебе не из страха. Клянусь.

— Хорошо, вставай. А то ты вовремя умирать затеялся. Чада такой хороший топор принес. Нам всем еще столько нужно сделать.

Следующие три дня все мое воинство было занято муштрой, просто тупой муштрой. Понимая, что времени у нас не так много, жалеть я их не собирался. А наше прибытие показало, что и с дисциплиной у нас совсем плохо. Проведя смотр после свары на берегу и раздав всем оплеухи по заслугам и просто для профилактики, перед всей ордой выдал им речь с программой нашего дальнейшего бытия. Что касается дисциплины, то мой любой приказ, выполняется не думая. Если я скажу прыгать со скалы, то единственное, что может спросить орк, то как ему прыгать. Головой вперед или ногами? Приказ десятника — это мой приказ, со всеми вытекающими последствиями. Наведя жути на орду, я немного и порадовал их, полуторной нормой питания. На круглые глаза Старших ответил, что если победим, то еды хватит, а мертвым она нам и не нужна. Своей задачей я определил разбить противника по частям, пока не вернулись дружинники с Ульрихом. А для этого нужно было научить хотя бы начальным навыкам боя в группе. Шансов у обычного орка из моего войска в одиночном бою даже с поселенцами не было, слишком они у меня заморенные.

После реального доказательства моей крутости, в виде Тревора, сидящего под охраной в отдельно стоящем шалаше, все мои новшества были приняты с энтузиазмом на грани фанатизма. Мимо шалаша за день набили тропу, получая удовольствие от наблюдения за пойманным врагом.

Три дня я вбивал в свою орду эти навыки, при этом проводя перестановки в десятках, доставшихся мне от Нижних, подбирая будущих бойцов по уже имеющимся навыкам и физическим возможностям. Больше половины, из которых были самками. Сказать, что они были хуже, я не могу. Они старались не меньше, чем самцы и в ярости им не уступали, а некоторые и превосходили. Но вот веса им за нечастым исключением не хватало. Зато желание научиться в них било через край, хотя это было общее у всех. Мои познания о моем народе, почерпнутые в книгах, кардинально менялись. Такое муравьиное трудолюбие, иной раз чрезмерное. Не получив команду остановиться, они продолжали делать порученное до упаду. Видимо, за время от написания книг мною прочитанных многое изменилось. А вот в свирепости и ярости они старые записи полностью подтверждали. В общем материал мне достался хороший, но учить их и учить, кормить их и кормить, чем и занялся.

Но вначале был совет. Дойдя с берега до лагеря, который кипел от пытающихся собраться и выполнить все порученное орков, сели у ближайшего шалаша. Не глядя глотая все, что мне притащила Ая, по быстрому рассказал Старшим, что я узнал от пленника. После чего плотно озадачил Урту и всех его родичей.

— Урта, мне нужны ваши глаза у острова. И днем и ночью. И не только там, но и дальше до самой их пристани. Даже если они чихнут, вы должны это знать. И это должен буду знать я. Как можно быстрее. Каждый день. Бери всех своих и это не все. Спроси Чаду, как мы туда шли, мне нужно быстрее. Мне нужно, запоминай, место, где можно держать пятьдесят воинов, сам считай, сколько это будет в руках и пальцах, учись быстрее считать. Еще раз — место, где будут жить пятьдесят воинов, и до острова им будет не больше четверти дня ходу. А желательно и меньше. И само собой их не будет видно и слышно с острова. Там они будут жить, есть, спать. Все что для этого нужно, у тебя есть? Чего не хватает — скажешь. Думай. Еще собери все свои лодки, и наконец скажи мне, сколько вы сможете перевезти за раз. Сначала собери, а потом скажешь. Еще хорошая новость для тебя. Чада, иди сюда. Урта, у тебя хорошие воины, они мне хорошо помогли. Этот топор ваш. Следить за ним будет Чада, а то ты ведь его отберешь, не ври, обязательно отберешь. Так вот — носить его будет Чада, заслужил. На вот тебе нож, а то ты от зависти зубы себе раскрошишь. Делай весла, делай лодки, делай, что хочешь, но вы, если скажу, должны быстро перевезти на тот берег наших воинов. Всех, что у нас есть. Иди.

Проводив глазами убегающих Болотников, повернулся к дымящемуся от зависти Хруузу.

— Хрууз, даже ничего не говори, у тебя все на лице написано. Вы как щенки бабочку поймавшие, передеретесь из-за нее и ее порвете. Ая, где там сумка моя? Держи этот нож, Старший. Люди богатые, у моего было два ножа. Этот большой.

Почерневший от удовольствия Хрууз полюбовался на подарок и, спрятав его под накидкой, посмотрел на меня. Я жестом отправил всех, кто был рядом подальше.

— Спасибо, вождь. Но топор, сколько им здесь сделать можно.

— Знаю. Но там он нужнее, поверь. Следующий твой. Но давай о другом. Кузнец. — Хрууз дернулся и посмотрел по сторонам.

— Я даже не знаю, Хозяин, радоваться или по тихому зарезать и прикопать его. Пойми, даже в преданиях нет упоминания о такой добыче. Говорят, что есть кузнецы в Бооргузе Червя. Но и то, их никто не видел. Я не знаю, сколько он может стоить. И что с нами сделают, если о нем узнают. Пленник — человек, редкость. О тебе и так теперь песни слагать будут. А уж с такими умениями. Нас всех вырежут — свои же, соседи. И кстати, о соседях. Если мы затеваемся воевать, то может и их позвать?

— Значит, и не будем об этом говорить. Я поручаю его тебе. И я, похоже, знаю, что нам с ним делать. А с соседями сами решите. Пойдем, — поднявшись, мы молча дошли до шалаша с пленником. Разогнав зевак, мимо вскочивших охранников зашли внутрь.

Мрачный Тревор сидел в углу, уткнувшись глазами в циновки пола. Молча посмотрев на нас, опустил глаза. Усевшись на пол перед ним, я посмотрел по сторонам. В углу стоял туесок с водой и плетенка с лепешками и вяленой рыбой, по виду нетронутые. На мою вопросительно приподнятую бровь, вскочивший при нашем появлении орк охраны, отрицательно помотал головой.

— Сделай так, чтобы наш разговор никто не слышал. И вы тоже, — орк кивнув, вышел из шалаша. Подождав немного, я позвал пленника.

— Трел, посмотри мне в глаза.

Он поднял на меня свой взгляд и, помедлив, произнес.

— Меня зовут Тревором, — помедлив, добавил, — Хозяин.

— Я знаю, как тебя зовут люди, человек. Но я орк и у нас зубы разные, — наклонившись к нему, я оскалился, заставив его шарахнуться к стене, — так что я буду звать тебя, как мне проще. И потом, у нас такие длинные имена надо заслужить. Как тебе здесь рады, ты уже понял по встрече на берегу. Между тобой и котлом только я. Да и так, у нас ты что-то делаешь полезное или из тебя сделают что-нибудь полезное. Назад тебе, насколько я о вас знаю, хода нет. За то, что ты мне рассказал, тебя должны повесить или отрубить голову?

— Повесить, — Трел опустил голову.

— Значит, я прав. И я здесь, чтобы тебе помочь. О свободе, по крайней мере сейчас разговаривать рано. Но вот наладить твою жизнь, как ТЫ будешь жить здесь, зависит только от тебя.

— Что мне нужно делать, — он недоверчиво посмотрел мне в глаза, — Хозяин.

— Можешь не называть меня так, когда мы одни, — он покосился на Хрууза, — это Старший рода Хрууз. Можешь не бояться его. А что делать тебе, ты ведь кузнец?

Трел еще раз шарахнулся от меня, вжавшись в стену.

— Меня сожгут, если я вам открою секреты. — я, прерывая его, иронично хмыкнул.

— Сожгут ли, не сожгут ли, это все в тумане. А я, если захочу, это сделаю быстрее, и уж ты помнишь, что я тебе рассказывал, гораздо изобретательней и главное дольше, — посерев лицом, он быстро закивал головой.

— А секреты? Люди, люди. Ты думаешь, что вы все знаете? — сняв с пояса нож, кинул его перед ним на циновку, — скажи мне, великий мастер, как давно сделали этот клинок.

Трел осторожно взял его и, вынув из ножен, всмотрелся.

— Хрууз, открой полог, — настороженный орк, не оборачиваясь, просто дернул его срывая, не поднимаясь с пола.

Пленник внимательно разглядывал нож в своих руках. Охнув, еще ближе поднес к своим глазам. Поднял ошеломленные глаза на меня, отвечая на молчаливый вопрос, прошептал.

— Это черная орочья сталь. Он совсем новый.

— Да, хоть в этом ты разбираешься. Ты сможешь такой сделать? — он помотал головой, отрицая, — тогда давай его мне, обратно. Не падай в обморок, я его не делал, но как его делать, знаю. И что такого секретного знаешь ты?

Взяв нож из рук Трела, неторопливо пристроил его на место.

— То, что мои воины так одеты и вооружены, не значит, что все орки такие, я другой. И тебе повезло, что я другой. Я воин, мне надо воевать, а учить их будешь ты. Или кто-нибудь другой из вашего отряда. Когда мы закончим с вами, у меня будет кузнец.

— Я только один кузнец, — быстро прошептал человек и добавил, — мастер.

— Тогда ешь, пей, набирайся сил. Думай, что тебе нужно, и чему ты можешь их, — я кивнул на Хрууза, — научить. И тогда через какое-то время твое имя сможет стать опять полным, Тревор. Ты работал с рудой, — он кивнул, — походи пока суть да дело, по окрестностям, может, что-нибудь полезное найдешь. Здесь, похоже, рудознатцы не ходили никогда, — он опять кивнул, — вот и хорошо. Пока понятно, с охраной. И не говори никому, что ты кузнец, дикие они у меня, — я кивнул на сидящего Хрууза. Тот сразу скорчил ему злобную морду.

— Хруузу все говори, что тебе надо. А то, для всех остальных, ты как колдун. Ткнут копьем, а потом переживать будут, мол, жалко — умер быстро. Все, отдыхай. Будет что нужно, зови через охрану Хрууза.

Выйдя и позвав охрану, мы не спеша пошли к неровному строю орков, наконец собравшихся на смотр.

— Есть кому поручить выгулять нашего гостя? — Хрууз задумчиво посмотрев на меня, кивнул. — и охрану подбери.

— Как ты его словами опутал. Без пытки, только словами, а у нас будет кузнец. Где тебя такому научили, Вождь?

— Там меня уже нет, мудрый Хрууз. А где тебя учили общему языку?

На четвертый день в лагерь прибыли очередные посыльные от Урты с сообщением, что место под передовую базу готово, и вслед за ними пригнали к берегу пять больших долбленок. Оказалось, что у нас имелись грузовые суда для перевозки по воде собранных товаров к Бооргуз-Тайну.

Покрутившись возле них, я опять мысленно обругал себя. Здорово не хватало опыта в управлении и просто знаний о жизни Диких. Выжженные из целого ствола осины они могли взять по полтора десятка каждая. Скомандовав общий сбор, к трем своим отобрал еще два десятка из наиболее шустрых и крепких орков. И, определив Хруузу дальнейший порядок отправки остальных, скомандовал погрузку.

Наблюдение за островом показало, что на пропажу Тревора среагировали усилением заставы до полутора десятков человек и ночного дозора до шести человек. Меня это вполне устраивало, и я решил, осмотревшись на месте, уничтожить заставу. Наличие в лагере живого человека и попытки до него дотянуться стоили одному нетерпеливому головы и паре придется долго залечивать спины. Это поуспокоило орков и прошлых приступов агрессии уже не вызывало. Потому и мой приказ брать пленных, встретили почти спокойно и возникший ропот, я убрал движением бровей.

В лодках кроме трех гребцов-болотных оказалось и по десятку свежевыделанных весел, судя по всему топор у Чады не простаивал. Еще одна легкая лодка с тремя гребцами, совсем молодыми девчонками-орками из шайки Урты, пошла головной. Загрузившись и разобрав весла, мы тронулись. Полдня неторопливой гребли, и мы добрались до заросшего ивой острова, как я и хотел в четверти хода от заставы. Имевший скальное основание остров был явно не часто посещаем нами. Заросший по берегу ивой, в середине имел просторную поляну, покрытую невысокой, пожухлой травой. Меня ждали Урта с Чадой и двумя десятками Болотников. Озадачив десятников, размещением прибывших, мы отошли в сторону и втроем присели в тени дерева.

— Рассказывай.

— Больше чем полтора десятка на острове. Трое — охотники. Остальные, как твой пленник. Остров почти голый, ездят каждый день за дровами вниз по течению, в тростник не суются. Охотники ничего не делают, работают другие. Щиты, копья, топоры. У охотников луки, шлемы, мечи, щиты. Живут отдельно. В этом доме, — Урта, начертив на земле контур острова и расположение домов, ткнул палочкой в самый большой, — остальные в этом и этом.

Подтверждая сказанное, Чада синхронно разговору, кивал головой.

— У них одна большая лодка и малый челн. Наши, были. Ночью жгут костры, когда два, когда один. Здесь и здесь. У костров шестеро младших и один охотник. Меняются один раз, как луна полностью встанет. Все.

Ниже у пристани у них еще одна малая застава, шесть человек. Две лодки, тоже наши были. Тоже не менялись еще. Тоже младшие. Рубят дрова, спят в доме, сами срубили. И еще три больших длинных дома. Там никто не живет. Ограда там. Частокол. Дальше Чада ходил, расскажет.

— Дальше? Куда?

— Я, Вождь, с парой своих, ты их знаешь, на их берег сходили. Два дня там были, все смотрели, — он горделиво приосанился.

— Хорошо, говори.

— От малой заставы вглубь, не далеко, рысцой даже не запыхаешься, их лагерь. Частокол вокруг, ворота. У ворот вышка. На вышке всегда кто-нибудь стоит. Мы обошли его кругом, ворота только одни, — Чада увлеченно черкал на земле, — круг большой, два полных броска из пращи. Я на дерево лазил, сверху смотрел. Три большие норы, и навесов много. Дымят только две норы и людей совсем мало, может с десяток. Ночью костер жгут у ворот. Трое сидят. За частокол почти и не смотрят. И еще, мы на этот берег не ходили никогда. Слышали, что кто-то когда-то, был там, и что там давно уже люди живут. Так это правда. Моя вторая тройка ходила дальше. Там они есть. И много. Дома, ограда такая, разве только от зверя. Вокруг поля без леса, у реки пасут кого-то. Людей много, собаки, близко не подойти. Тропа широкая. Шагом полдня от лагеря охотников. И еще тропы. Дальше не ходили.

Чада замолчал, и оба уставились на меня. Помолчав, заговорил.

— Это вы хорошо все сделали. Значит много их? — они оба закивали головами. — Ну значит так и будет. Лошади есть?

Чада кивнул.

— Сам видел, много? — он почесал в затылке, вспоминая.

— С десяток видел. И на них ездили и на них возили, они с рогами бывают? — я помотал головой, — тогда с десяток точно. А возили не на лошадях.

— Сколько с тобой? — я посмотрел на Старшего, Урта на мгновение замялся и, пошевелив изуродованной бровью, с запинкой ответил.

— Сорок семь. Со мной, — и горделиво посмотрел на меня.

— Поменяй гребцов. Гони их в лагерь второй ходкой, везите вторую полусотню. Ночью будем брать ваш остров. Чада, сменившихся гребцов, в дозор. Видеть все, — кивнув и довольно оскалившись, они разбежались в разные стороны. Позвав десятников, обрадовал их ночной прогулкой. Разогнав всех, отошел в сторону и сел у дерева.

Хотелось биться головой о ствол, наказывая себя. Стратег, услышал про государя и все забыл. Мы как раз тогда подошли к обзору населения за болотом. А потом я все забыл. Сколько их там, какие они там. Только туман. Угроблю всех. Но и отступать поздно. Дозор на острове мы задавим и малую заставу тоже. Опрошу пленных и там решим. Хорошо бы еще лагерь их взять, добра там наверняка немерено. А так, если что, отойдем обратно и будем готовиться к встрече, не раньше весны, хоть какая-то отсрочка.

А пока я, нацарапав на земле схему острова, продумывал варианты действия. Прожевав принесенную мне еду, даже не поняв, что это было, созвал десятников, командиров пятерок и всех наличных Болотников с Чадой и Уртой. Уже темнело, но для нас света хватало. Перед нами на земле была начерчена приблизительная схема острова, камнями выложил дома. Подошедшие орки с интересом разглядывали ее. Хлопком, призвав внимание, начал постановку задачи.

— Это остров, на нем застава охотников, ночью ее мы уничтожим, — орки оживились и крепче перехватили оружие.— Урта, я правильно все показал?

Старший, внимательно все осмотрев, поправил пару камней и кивнул.

— На острове их пятнадцать, — многие орки начали морщить лбы и загибать пальцы, новая система счета для них была еще трудна.

— Не считайте, сейчас все покажу, — я тряхнул горстью камней.

— Все, что я говорю, делать точно, ночью у костра их семеро, — я высыпал семь камней. — Этих берете вы, — я ткнул в братьев, — я иду с вами. Вы пойдете отдельно, — я посмотрел на двух десятников Нижних. Высокий и жилистый Тач и коренастая Жии, со стоящими рядом с ними командирами пятерок, уставились на меня.

— В домах, этом и этом, будет еще пятеро, и в этом доме двое охотников. Из домов один выход, ловите их там. Внутрь не лезть, перед выходом не стоять, а то копье в брюхе еще никто не переварил. Вспомните, как я вас учил, прижались к стене и ждете, когда сунутся на выход. И не забудьте за крышей смотреть. Ваши две лодки идут вперед вдоль берега. Здесь с двух сторон заходите. Лодки ждут вас. Тихо выдвигаетесь к домам. И ждете. Вы услышите, что мы начали и делайте свое дело.

Урта, высадив нас, сразу уходите за второй полусотней. И сразу обратно. Чада, бери два десятка, на своих лодках идете к пристани. Малая застава ваша. К утру их не должно быть. Пусти дозор к их лагерю. Если с острова кто-нибудь сбежит, они тоже ваши.

Закончив с островом, идем к пристани. Дальше решим. И запомните, мне нужны пленные. Много. Вбейте это самым пустоголовым. Живые. Идите, у вас много дел.

Орки, молча поклонившись, также молча разошлись, что моим соплеменникам, шумным и громким было не свойственно. Хотя и понять их было можно, почти у всех это первый бой. И мой первый, командиром такого отряда.

Дальнейшие события развивались совсем не так, как я планировал. Выдвинувшись к острову и заякорившись выше по течению, отправил два десятка вперед. Томительное ожидание, тишина ночной реки, прерываемая плеском рыбы и редкими криками ночных птиц. Сидя на носу покачивающейся лодки, наблюдал за своими воинами. У меня в ногах затихли оба моих посыльных, за ними в обнимку с двумя колчанами стрел замерла Ая, дальше у борта, стоя, замерли пара гребцов-болотников, поджарые и невысокие самец и самка, только-только вышедшие из щенков. Замерев, медленно поводя головами и подергивая ушами, они напряженно вслушивались в ночь. Это их задача, услышать сигналы от их родичей с ушедших лодок. Их умение подражать крикам и звукам живности на болоте меня восхитили, в голове для себя отметил, не забыть поучиться у них.

У них за спиной рядами, плечом к плечу, уложив на днище лодки копья и щиты, держа в руках весла, терпеливо ждали команды орки моего десятка. На корме вторая пара гребцов от Болотников воткнутыми в ил шестами удерживали лодку на месте. Справа и слева у тростника покачивались и остальные лодки набега, еще пара, с моими копейщиками и почти десяток разномастных с остальными добровольцами. В этот раз я так не смог удержать орков. На всем, что может держаться на воде, к острову приплыли почти все, кто был в готовности. Среди этой толпы я разглядел и Тзя с Хромым. Эти добрались до нас в самый последний момент и тоже не усидели в лагере. Махнув им рукой и показав кулак, скомандовал отплытие.

Слухачи синхронно повернули головы, замерли на мгновение, прислушиваясь, переглянувшись, кивнули друг другу. Взглянув на меня, так же синхронно кивнули.

Поднявшись в полный рост, я поднял в руку, дождавшись повтора с остальных лодок махнул, указывая направление. У меня за спиной зашипели команды для гребцов болотники, мы медленно пошли вниз по течению.

Выйдя на середину протоки и прекратив грести, все замерли, прислушиваясь. Нас тянуло неспешным течением вниз по протоке. Вдали засветился огонек костра на острове.

За спиной зашипели, обернувшись, увидел направленную вперед руку переднего гребца, девчонка напряженно вслушивалась. Посмотрев мне в лицо и растерянно дернув ухом, прошептала.

— Там бой, — кивнув ей, скомандовал

— Ускоряй ход, — поднявшись, знаками передал всем остальным. На остальных лодках зашипели команды, у меня за спиной тихо запели в ритм гребли болотники. Все ускоряя темп, мы начали разгоняться.

Ая сунула в мою протянутую руку лук. К мне еще больше придвинулись посыльные, перехватив удобнее щиты, готовясь прикрывать меня. Я все пытался разглядеть на приближающемся острове что-нибудь. Постепенно и я услышал пока еще еле слышные крики и увидел тени мечущиеся у костра.

К нашему подходу на острове все затихло, приблизившись, я заметил тела, лежащие в разных местах на площадке у костра. У среза воды нас ждал один орк. Скомандовав всем не высаживаться, сам спрыгнул на берег к нему.

— Говори, — широкоплечий, сутулый молодой орк с разрубленной щекой, пристукнув зажатым в руке копьем с железным наконечником. Вытянулся и доложил.

— Нас заметили, когда подходили к домам, пришлось драться. Часть ушла на лодке не больше одной руки, еще одна рука сидит в доме, остальные убиты. Одного взяли живым. Десятники собрали один не полный десяток, и ушли вдогон, со мной трое раненых. Держат в доме людей. Остальные убиты. Гребцы живы все.

— Твое копье? — орк довольно осклабился и, зашипев от боли, кивнул.

— Я убил его хозяина, ему оно больше не нужно.

— Как тебя зовут? Ты можешь сражаться?

— Чу, Вождь. Могу, это царапина. Лодка стоит там, — он кивнул в сторону берега.

— Собери себе в лодку новый десяток, Чуу-Шрам. И догоняй нас, — блеснувший глазами орк, поклонился, благодаря за новое имя, и пошел к пристающим к берегу лодкам добровольцев.

— Хрууз, — я повернулся, к вышедшему на берег Старшему, — остаешься здесь. Займетесь ранеными, собери трофеи и мертвых. Держи людей в доме, если раньше сами не сдадутся до моего возвращения. Пленных не убивать, они мне нужны. Все лодки гони обратно, вези всех сюда. Я с пристани отправлю свои сюда. Тзя, где ты? Идете со мной.

Следующий час мы гребли, стараясь догнать ушедших. И догнали. У камышей стояли обе лодки, между ними было не больше сотни шагов. В обеих какая-то возня. Подойдя ближе, увидел вставшую мне навстречу Жии, показавшую знак тишины, вслед за ней поднялись еще пятеро. Встав по борту, я наклонился к ней.

— Лучники, было двое. Сейчас один, на звук бьет. В лодке он один целый, остальные или убиты, или ранены. Тач и еще двое убиты. Двое ранены. Оба передних гребца убиты. Дротики кончились. Сейчас пойдем, возьмем их в копья.

Я заметил на ней и еще нескольких повязки.

— Сражаться можете? — они кивнула. — Стойте здесь.

Моя лодка тихо сближалась с застрявшей посудиной людей. С нее доносились приглушенные стоны и ругань несколько голосов. По моему знаку мы остановились. Показав всем укрыться, я встал на носу лодки с уже наложенной стрелой. Убедившись, что мой приказ выполнен, пригнувшись к воде, негромко сказал немного в сторону.

— Сдавайтесь, люди.

В лодке вскочил воин в шлеме и, натянув лук, стал прислушиваться. Не услышав больше ничего, он, надсаживаясь, заорал.

— Иди сюда, морда орочья, — и вскрикнув, выронил лук, повалился на дно лодки с моей стрелой в груди.

Я рыкнул, гребцы дружно навалились. Мне в ноги полезли мои посыльные, закрывая меня щитами. Сзади к ноге прижалась Ая, держа колчан. Через передних гребцов, толкая болотников, лезла пара орков, готовясь прыгать в чужую лодку. Натянув лук, ждал, ловя каждое движение у врага. Не заметив опасности, не дожидаясь столкновения, сунул Ае лук и, рыкнув — держать — прыгнул вперед. Прилетев на заоравшего человека, лежащего на дне лодки, дернул из-за пояса секиру.

Мне навстречу, шатаясь, поднимался еще один воин в шлеме, пытаясь встретить меня ударом ножа. Стоял он не твердо. Удар был слабый, судя по залитому кровью лицу, досталось ему основательно, потому убивать его я не стал. Отведя его удар секирой, несильно приложил его в лоб обухом, по шлему. Подхватив падающее тело, сунул его прыгнувшему за мной орку.

— Вязать всех, потом разберемся, — на борт лезли еще орки, и я по качающейся лодке пошел на нос к сидевшему там лучнику. Он уже обломал мою стрелу и пытался вытащить меч из ножен, рыча и ругаясь. Я его узнал. Это был тот самый вислоусый, кого я уже видел на острове. Наконец вытянув из ножен меч, широко расставив ноги и пригнувшись, уставился на меня.

— Иди сюда, тварь черная, — его голос прерывался от боли. У меня за спиной деловито возились орки, упаковывая добычу. Опять кто-то уже знакомо заорал и, подавившись от зуботычины, замолчал.

— А что ты сделаешь, если подойду?

Человек удивленно выпрямился. Раздался звонкий удар, и он повалился как подкошенный. Ему в шлем прилетел глиняный снаряд из пращи. Мимо меня протиснулись два орка и стали деловито связывать усатого. Я обернулся. На носу лодки Ая невозмутимо сворачивала пращу, рядом с ней торчали мои посыльные. Тоже с пращами в руках. Вздохнув, я полез обратно на свою лодку.

— Жии, бери их на буксир и тащи за нами. Все, кто еще жив, должны быть живы. Понятно? У пристани найдешь Тзя, отдашь пленных и раненых ей. Наберешь себе десяток и найдешь меня. Все остальное потом. Эй, на лодке. Собрали оружие и быстро на место. Мы спешим.

И снова гребля, мы рвемся к пристани, я постоянно поглядываю на небо. Нам надо успеть до рассвета, гребцы выдыхаются. Но опустив головы и хрипя от напряжения, они продолжают гнать и гнать лодку. Я давно сам гребу, задавая темп. На коротких передышках замечаю восхищенные взгляды болотников. Хотя у самого все внутри начинает скрипеть. Ничего, нам бы добраться.

На пристани нас ждут. Впереди всех стоят Урта и Чада, у них за спиной маячат еще несколько мохнатых силуэтов. Подходя к пристани, отметил, что они обзавелись трофеями. Щиты. Копья. У обоих старших за поясом топоры. Выскочив на саму пристань, коротко бросил.

— Рассказывайте. Показывайте.

Довольные лица встречающих были очень красноречивы. Начал Урта.

— Они все спали. Взяли всех живыми, как ты и хотел. Один ранен, не сильно, — мы втроем шли к смутно угадываемым в утреннем тумане строениям. У нас за спиной одна за другой подходили лодки, из них с трудом выбирались тяжело хрипящие орки.

— Что с большим лагерем? — меня в два шага догнал Чада, зачастил, заглядывая мне в лицо.

— Все тихо у них. У меня там пятерка стоит, самые быстрые. Зашевелятся, узнаем.

— Хорошо. Скажи всем прибывшим, отдыхать, есть, оружие проверить. Выступаем к большому лагерю. Когда — скажу. Иди, — кивнув, Чада порысил к пристани. Я повернулся к Старшему болотнику.

— Очень хочешь мне что-то рассказать? — необычайно торжественный Урта, молча показал на три огромных дома, стоящих в один ряд в полусотне шагов берега. — веди, показывай.

Чем ближе мы подходили, тем более удивленно я поднимал глаза. Казавшиеся приземистыми, вблизи они еще больше поражали меня размерами. Я здесь еще не встречал постройки таких размеров. Широкие, длинные, с покатыми крышами. Заметив рядом с постройками силуэты орков, прикинул их размеры. Три роста в высоту, шагов двадцать в ширину, и почти в сто шагов в длину. Забежавший вперед Урта толкнул небольшую дверь и нырнул в темноту. Зайдя за ним, я замер. В полумраке сарая высилась громадная лодка. У меня за спиной засветился огонь, стоявшие у стены орки раздували угли в горшке. Еще через мгновение уже факел осветил борт. Дощатый борт, крупные головки гвоздей. Подняв выше, осветил борт, уходящий в глубину помещения. Стоявший рядом со мной Урта любовно прижался к борту лицом.

— Вождь, это Дракон. Это лодка Егерей. Их здесь три. Я посмотрел. Там дальше сложены его весла, парус и мачта. Я не все еще посмотрел. Но думаю здесь все. Никогда я его не видел так близко и никогда не касался его. Даже не знал, какой он, — он помялся, пытаясь подобрать слова, — он такой...

— И что мы с этим будем делать? Ты сможешь их вытащить на воду? Ты сможешь ими управлять?

Он надолго задумался. И с трудом оторвавшись от борта, решительно тряхнул головой.

— Я смогу. Днем еще раз посмотрю. Подумаю. Мы вытащим их. Все три. Если у нас будет три Дракона, мы сможем уйти куда захотим. Мы все. Куда захотим и к кому захотим. Нас примут везде.

— Я пока никуда отсюда не собираюсь. Остаешься здесь. Бери в помощь своих, сколько найдешь. Я заберу Чаду и две его пятерки. Завтра ответишь мне, что мы сможем с этим сделать. Если мы не возьмем Большой лагерь, если их здесь окажется больше, чем мы думаем — мы уходим. И будь готов их сжечь.

Еще полчаса мы обсуждали, что можно сделать. Выйдя из сарая, свистом созвал десятников.

Через час осторожного марша в утреннем тумане меня встретил Чада. Подойдя ко мне, он жестами доложил, что его десяток на месте Обойдя с боков лагерь, они ждут с противоположной стороны.

Обернувшись к замершим у меня за спиной десятникам, я уложил на землю ждущие приказа десятки, кроме одного. Вытащив лук и наложив стрелу, кивнул стоящим за мной и медленно пошел, к видневшейся в тумане вышке. Смутный силуэт дозорного то появлялся в разрывах редеющего утреннего тумана, то становился четче. Я слышал, как за нами поползли оставшиеся воины.

То замирая, то снова двигаясь, мы осторожно подошли на полсотни шагов к уже хорошо видному частоколу. Опершийся спиной на столб ограждения вышки, обняв копье, дозорный безуспешно боролся с утренним сном, сон побеждал. Склонив голову на грудь, он беспечно похрапывал. Из-за ограды пахло дымком костра. Все также осторожно мы подошли к самой ограде, не опуская лука наведенного на дозорного, кивнул присевшим у ограды моим посыльным. Передав товарищу свое оружие и щит, щенок тихо и ловко, цепляясь когтями за необструганные колья ограды, забрался доверху и осторожно выглянул. Замерев на мгновение, он так же тихо спустился вниз.

Я скосил на него глаза, жестами он мне ответил, что во дворе еще двое, снисходительно усмехнувшись, добавил, что оба спят. Я отправил его за оставшимися воинами и, отдав Ае лук, осторожно полез на ограду. С тихим хрустом вонзая когти рук, упираясь пальцами ног в столб, нащупывая неровности и сучки столба ограды, поднялся до верха. Приподняв голову, огляделся.

Замусоренный двор, в центре него сруб колодца с журавлем. В полусотне шагов от ворот три большие землянки с дерновыми крышами, уже поросшими травой. С внутренней стороны к ограде, по всей окружности, примыкают грубо срубленные навесы с дерновой крышей. Еще пара строений, длинных и невысоких, с плетеными из лозы стенами, стоят рядом с землянками. За ними неясно из-за тумана видны еще строения. Я чувствую запах животных и слышу, как они шевелятся и переступают, негромко фыркнула лошадь. Все это я подмечаю краем сознания, впившись взглядом в сидевших под стеной у затухающего костра двух дозорных.

С удобством устроившись у костра, опираясь на короткие обрубки бревен спиной, они оба спят. Даже отложив в сторону свои копья. Порадовали. Обернувшись, кивком позвал ждущих внизу орков. Внизу тихо захрустели столбы ограды от лезущих орков. Сам же осторожно, стараясь не раскачивать хлипкую вышку, полез к дозорному. Забравшись ему за спину, краем глаза отметив появляющиеся из тумана шеренги крадущихся к ограде орков, схватил левой рукой, затыкая рот, и резко два раза ударил его ножом в бок, в последний момент поймав лезвием ножа выроненное им копье. Подержав дергающееся тело дозорного, осторожно опустил его на настил дозорной площадки. Копье у меня забрал один из моих посыльных, быстро забравшийся за мною вслед. Внизу у подножия вышки десяток орков деловито добивали оставшихся дозорных. Из кучи тел торчали дергающиеся ноги и недолго слышались приглушенные хрипы. Спустившись по лестнице, забрал у уже ждущей меня Аи свое снаряжение и стал натягивать на себя.

— Ворота, тихо, — она кивнула и зашипела приказы.

Я продолжал надевать на себя все свое железо, не спуская глаз с дверей землянок. Услышав скрип открывающихся ворот, тихо зарычал. Замершие на мгновение орки дружно облепили ворота и, приподняв створку, на руках отодвинули ее. Из проема ворот один за другим во двор выскакивали орки и, подбежав ко мне, садились, поблескивая глазами. Подходившим десятникам я показывал их цели. Жестом подняв свой десяток, они уводили их к землянкам. Один десяток я послал осмотреть навесы и сараи. В редеющем тумане по двору лагеря деловито и привычно тихо шныряли орки. Дождавшись, пока все займут свои места, в сопровождении своей свиты осторожно пошел к жилищам. Возле каждой землянки замирая, прислушивался и принюхивался. Со стоящими у каждой десятниками, на пальцах быстро определялись с количеством жильцов и по новому распределяли силы. Из трех одна оказалась пустой, и в еще одной было, судя по слышимому дыханию спящих людей, не больше пять-шести человек. Оставив пятерку у дверей, остальных увел с собой. Большая землянка, дыхание и храп не одного десятка людей. Запах дыма от погасшего очага, еды и перегара, немытых тел. Три десятка орков, замершие с двух сторон от входа. Еще один рассыпался вдоль покатой крыши и у задней стены.

Пинком отогнав сунувшегося вперед меня посыльного, тихо спустился по осыпавшимся ступеням к приоткрытой двери. Присев сбоку от двери, осторожно заглянул внутрь. Свет гаснущих углей в очаге посредине землянки хорошо подсветил внутреннее устройство жилища. По обеим сторонам на земляных лежанках, застеленных сеном, вповалку спали больше двух десятков разномастно одетых воинов. Разнообразное оружие стояло и лежало по всей землянке. На опорных столбах висели вперемешку щиты и колчаны, пояса с ножнами мечей, у самой двери на расстоянии вытянутой руки стояли копья. Отодвинувшись от проема, я ненадолго задумался.

Влезать в это гнездо? Кого-то мы, понятно, спящими возьмем, но с остальными в такой тесноте потери будут, а не хочется. Ухватившись за протянутую руку, выскочил из ямы входа, задумчиво огляделся. Взгляд остановился на стоге сена у сарая с лошадьми, которые начали все громче проявлять беспокойство. Ткнув в сторону сена рукой, отправил два десятка. Поймав за ухо, пытающегося заглянуть в дверь землянки посыльного, развернул в сторону ворот и, показав знак огня, толкнул к еще дымившемуся там костру и подзатыльником отправил ему вслед второго.

Нагруженные сеном орки цепочкой подбегали ко мне и, сгружая свою ношу в яму входа в землянку, снова бежали обратно. Завалили ее уже почти под самую крышу, до дымового отверстия. Лошади тем временем все громче делились своими впечатлениями от происходящего. В землянке заворочались, в несколько голосов проклиная бестолковую скотину.

Около меня приплясывали оба моих помощника, держа в руках по горящей головне. Я кивнул им головой, головни полетели в сено. Хорошо просушенное, оно мгновенно занялось. Пламя взметнулось выше крыши землянки. Продолжавшие подбегать носильщики добавляли пищи огню, у всех на лицах появилось довольно-хищное выражение. Стоящую рядом Аю, уставившую трофейное копье на дверь, я развернул к себе за плечо, стукнув луком по древку ее копья, указал на дымовое отверстие под крышей.

— Иди на ту сторону, там пятерка Ча. Держи дыру, сейчас туда полезут, старайся брать живыми. Мне нужны живые, много, иди.

Освещенная занявшимся пламенем, они взглянула мне в глаза, помешкала, я одобрительно ей кивнул. Замерев еще на мгновение, она потерлась щекой о мою руку и убежала.

— И вы с ней, поможете, — мои посыльные сорвались с места.

В землянке тем временем начавшийся гомон превратился в общий ор, кто-то пытался отдавать команды, они тонули в общем крике. Стоявшая рядом со мной, оскалом похожая на волка, Жии, спросила.

— Спалим их там?

— Нет, выкурим, как барсуков. Мне они живыми нужны, да и оружие попортим.

У задней стены раздались крики. Толкнув Жии, показал пять пальцев, кивнул в ту сторону. Прошипев команду, она сорвалась с пятеркой орков и исчезла в дыму. Крыша землянки в нескольких местах сотрясалась от ударов топоров, крик внутри превратился в надсадный кашель. Сунув не пригодившийся лук в руки ближайшему орку, забрал у него копье и, мягко ступая, полез на покрытую дерном крышу. Присел у будущего места прорыва, за мною по обеим сторонам крыши так же полезли еще пара орков. Из провалившегося внутрь землянки дерна выбросило клуб дыма, и полез надрывающийся от кашля человек. Перехватив древко копья, я приложил его по затылку и, ухватив за затрещавшую рубаху, выволок его из дыры. У меня его перехватили и принялись вязать. Следующего я вытащил сам, сил выбраться самому ему же не хватило. У задней стены крики утихли. Пройдя по крыше к входу, скомандовал.

— Тушите. Внутрь, тащите всех на воздух.

Стоявшие в ожидании орки дружно кинулись разгребать горящее сено древками копий.

— Всех, кого найдете, к колодцу, — и, спрыгнув с крыши, неторопливо направился к нему, по дороге забрав у расстроенного орка мой лук. Получив обратно свое копье, радостно оскалившись, он умчался к своему десятку.

Вытянув из колодца полное ведро холодной воды, с удовольствием напился, поплескал себе на лицо. Ночь получилась насыщенная событиями. Встающее солнце, разгоняя уже редкие полосы тумана, пока еще неуверенно освещало двор человеческого лагеря, теперь уже нашего. Присев на стоявшую рядом колоду, дождался первой группы орков.

Ая и Жии с десятком помощников, облепив как муравьи жука, притащили ко мне очень большого человека и дружно уронили у ног. На мой молчаливый вопрос ответила Жии, Ая с посыльными, больше не обращая внимание на принесенную добычу, занялись мной.

— Большой, злой, хорошо, что от дыма слепой. Пока повалили, Ая копье сломала, и мы еще два. Топором махал, — Жии протянула мне здоровенную секиру, — Уру, зацепил. Не сильно.

— Живой? — я указал на лежащего человека. Жии кивнула.

— Тащите всех, кого достанете сюда. Вода здесь. И воинам, и этих оживите. Отправь кого-нибудь поискать веревок, всех раздеть и связать.

Посмотрев на жадно пьющую из деревянного ведра мою свиту, неторопливо пошел ко второй заселенной землянке. Пятерка расстроенных орков, с завистью косившиеся на своих товарищей занятых у еще дымившейся землянки, тем не менее глаз со входа не спускали.

— Как они там, — ко мне подскочила старшая пятерки и зачастила.

— Сидят тихо. Вначале кинулись на улицу. Нас увидели, забились и молчат. Странные они какие-то, Вождь, — орочанка почесала себе расцарапанную щеку, — нас увидели, кричали. Напасть не пробовали.

— На тебя нападешь, вон какая, вся в шрамах, — девчонка потемнела лицом и смутилась.

— Это не шрамы, Вождь.

— Я знаю, молодец, все сделала правильно. Готовь дротики, бить — если скажу.

Спустившись к входу, я осторожно потянул дверь на себя. За дверью закричали в несколько голосов женщины. Нырнув внутрь, быстро огляделся. Полумрак землянки для наших глаз проблемой не был. За моей спиной один за другим вбегали орки и, запрыгивая на нары, растекались по обе стороны от меня, настороженно осматриваясь. У дальней стены стоял в проходе между нарами невысокий темноволосый парень, держа в руках увесистую палку, он обреченно смотрел на все увеличивающуюся толпу у меня за спиной. У него за спиной, пытаясь спрятаться ему за спину, прижимаясь друг другу, голосили пять женщин. С каждым появившимся орком они это делали все громче и громче. Подойдя к ним ближе, я постоял, ожидая, пока они устанут. Постепенно они стали замолкать, я в это время разглядывал их защитника. Молодой, небольшого роста, черные всклоченные волосы, крепкие руки, сжимающие палку, из одежды только холщевые штаны. На лице следы побоев, на руках следы от веревок, по всему телу синяки. Да и стоял он как-то перекошено, клонясь на одну сторону. Женщины у него за спиной замолчали, тяжело вздыхая и всхлипывая. Покосившись себе за спину, он обреченно вздохнул и шагнул вперед.

— Чего ждете, твари, идите сюда, — он поднял палку над головой, готовясь к удару.

— А зачем? — он охнул и удивленно захлопал глазами. У него за спиной, похоже, и дышать перестали.

— Зачем? Убивать тебя, такого побитого, мне уважения не прибавит. Да и странно все тут у вас, ты один с пятью женщинами, и это они тебя так? — у меня за спиной меня переводила Ая. После ее слов у меня за спиной дружно захохотали. Даже в полумраке землянки было видно, как потемнело лицо парня. Мимо него вперед выскочила высокая девушка и затараторила.

— Это не мы его, это его за нас. Он за нас заступился, и его так побили. Так били, так били. У него ребра поломаны и голова пробита. Он три дня лежал, не вставая. А потом его опять побили и здесь связанного посадили. Он храбрый и добрый, — она помолчала мгновение, переводя дыхание и шагнув к нему назад, встала с ним рядом.

— Убейте нас быстро, мы даже сопротивляться не будем.

Защитник в это время пытался своим локтем затолкнуть ее себе за спину.

— Брось палку и выходите, и я обещаю, что вас никто не тронет.

— Орки не держат свое слово.

— Ты сам это пережил или охотники рассказали? Так не верь, врут. Наверняка ведь говорили, что мы только рычим? И решай быстрее, или выходите, или спалю вас вместе с землянкой. Нам здесь не жить.

Повернувшись к ним спиной, направился к выходу. За мною выскочили и все орки. Повернувшись к десятнику, приказал ей оставить двоих на охране. По всему лагерю шла деловитая возня. Тащили или гнали пленников, стаскивали в кучу убитых. У колодца росла груда оружия и одежды. По всем навесам шныряли орки, деловито копались в сваленных там тюках и мешках. На вышке уже стояло трое дозорных. Поймав бегущего мимо меня Болотника, отправил его искать Чаду. Поставив на землю бочонок с гвоздями, он расстроено посмотрел на меня и, оглядываясь на него, неохотно пошел к воротам. Прилетевший ему в спину камень от Аи очень ускорил его и в ворота он вылетел уже как ветер.

Достав висевший у меня на груди костяной свисток, громко свистнул. Движение в лагере прекратилось мгновенно, все повернулись в мою сторону. В полной тишине я взмахом руки скомандовал сбор. Заверещали десятники, из всех щелей, бросая все лишнее, ко мне сломя голову помчались орки, уже на ходу привычно сбиваясь по пятеркам и десяткам. Проверив наличие своих воинов, десятники сажали их и бежали ко мне. На месте остались только дозорные и охрана пленных.

Одновременно с десятниками в ворота лагеря влетел Чада в сопровождении своей своры мохнатых Болотников. Махнув своим на место, где его ждать, подбежал ко мне. Посадив всех перед собой, немного помолчал.

— Сегодня дневка здесь, в ночь идем брать малый лагерь. Чада, гонца к пристани, Тащи сюда всех, кого найдешь. Хромого, Тзя, Урту, пусть расскажет, что у него с драконами получается. Всех, кто туда подтянется. Всех пленных сюда. Хотя, нет. Бери всех своих и тащи всю дохлятину к Пристани. Отдашь вашим щенкам, пусть сомов порадуют. Здесь оставь дозор у дороги. Для всех говорю один раз, никто со стороны не должен понять, что мы здесь. Ясно? Дозорный на вышке один, одет в одежду людскую. Остальных не должно быть видно. Чада, всех, кто с тобой пойдет и всех, кто сюда пойдет, люди не должны увидеть. Долю получите, когда все соберем. Иди.

— Вам всем, разгоните своих по навесам и землянкам, разрешаю съесть половину носимого запаса. Кто уже сожрал, ничего не ест. Всем спать. Дозоры от десятка Аи. Идите.

Ко мне подбежал орк их охраны землянки с женщинами. Вытянулся передо мной и пристукнул древком о землю.

— Вождь, они просят тебя подойти.

— Просят, ну пойдем, посмотрим, что они надумали.

Неторопливо дошел в сопровождении своей обычной свиты, грызя на ходу черствую лепешку, полученную от Аи. Спустился вниз и, войдя, оперся спиной на опорный столб крыши. Внутри поменялось немного, Парень явно слабел, побили его основательно и не раз. Но держался на характере и чувстве долга. При моем появлении он тяжело встал, опираясь на говорливую девушку.

— Забирай меня и отпусти их, им уже и так досталось.

— Это ты от меня требуешь? — я наклонился к нему. — Требуешь?

— Я прошу, я понимаю, что ты и так можешь все взять сам.

— Это хорошо, что ты это понимаешь. Что делать с вами, позже решим. Сейчас я могу обещать вам, что с вами ничего не произойдет, пока я с вами. Садись, поговорим. Раз ты за всех говоришь, то вы мне здесь не нужны, — я посмотрел на женщин. Он опять испугано прижались друг к другу.

— Идите на улицу, вы должны знать, что и где лежит. Готовьте еду на сотню ртов. Ая, — я ткнул пальцем, — будет с вами. Не делайте глупостей. Попытаетесь сбежать — убьют. И принесите что-нибудь сюда, мы с вашим защитником хотим есть.

— Ая, иди с ними, возьми в помощь, сколько нужно девчонок. Пусть смотрят. Помогают. Учатся. Им теперь тут нужно все знать. Как приготовят, едят первыми. И не пугай их, а то они от страха ничего не соображают.

— Ваши женщины не умеют готовить еду в печи? — самая говорливая никак не могла успокоиться.

— Нет, не умеют, зато они победили тех, кто тебя сюда сунул. Неплохо обращаются с оружием, сражаются на равных со своими мужчинами и быстрее умрут, чем позволят так с собой обращаться. Ты не только болтливая, но еще и глупая, если позволяешь себе дерзить тому, кто решает вашу судьбу. Твою судьбу, его и твоих подруг. Прежде чем, как что-то сказать, ты подумала, что я могу срубить не только тебе голову? Потому я буду снисходителен к вам всем, еще раз, последний.

Повернулся к сидевшему на обрубке бревна парню, подкатил такой же и сел напротив.

— Рассказывай.

— Что?

— Все, начни с себя.

— Меня зовут Даритай. Моя мать из кочевого племени, род Шииду. Ее девчонкой взяли плен дружинники Наместника, Один из них взял ее к себе, наложницей. Потом родился я. А еще через десять лет его убили в степи, и его родня выгнала нас из дома. В степь нам нельзя, мы позор рода. Убьют обоих. И здесь мы чужие. Мать работала у богатых хуторян. Я работал пастухом, за еду и крышу. Иногда давали одежду. Шесть лет. Потом мать умерла. На хутор напали кочевники, ее зарубили у меня на глазах. Я не успел ее спасти. Я застрелил из лука ее убийцу и ускакал. Домчался до заставы дружинников, думал, что пойдем выручать хуторян, но меня назвали лазутчиком и посадили в яму. Выпустили через неделю. Коня отобрали. Пешком дошел до города. Там набирали партию идти сюда. Наняли погонщиком. Пришел с ними сюда.

— А как получилось, что ты здесь с женщинами, связанный и побитый?

— Я не слабак, и не трус. Просто их было много. Девчонки из села местные, двое из лесных хуторов. Охотники взяли их сюда против воли. Если они отказывали им, их били. Я не выдержал и заступился. Теперь я здесь.

— Ты долго собирался, прежде чем заступиться.

— Я не жил в лагере. Я жил со стадом. Я и здесь был пастухом.

— Это в малом лагере? — он, молча, отвел глаза. — Ничего ты мне нового не расскажешь. Я знаю, где он, и сколько вас там. Единственное, что мне интересно, как сделать, чтобы они сдались без боя. Не хочу убивать лишний раз. Странно для орка? У меня много странностей. Привыкай. Что ты умеешь и чем можешь быть мне полезным?

— Как раб?

— Как это будет называться, зависит только от тебя.

— Я хорошо стреляю из лука, отец учил. Обучен бою на копьях и легком клинке пешим и в седле. Держаться в седле научился раньше, чем ходить, в степи все такие. Могу лечить и ухаживать за любой скотиной, мать учила. Умею чинить упряжь, охотиться в степи. Умею читать и писать. Вот, пожалуй, и все.

— Уверен? Тогда расскажи мне... — дальше я его расспрашивал еще больше часа, подтверждая его словами обстановку в окружающем нас мире.

Мимо стоявших у входа орков протиснулась Говорливая, неся перед собой большое деревянное блюдо накрытое холстиной. Подойдя, поставила его на нары между нами и сняла тряпку. Из всего принесенного я узнал два вида мяса, варенного и копченого, рыбу и соль в небольшой чашке. Она замерла, беспомощно поводя руками, вынув из ножен малый нож, я протянул его ей. У меня за спиной засопели мои посыльные, и охрана тоже придвинулась ближе, перехватив копья. Успокоительно махнув своим рукой, поощрительно кивнул ей головой.

— Расскажи, что ты принесла, и дели на всех.

Какое-то время мы все были заняты, называя каждый продукт, она нарезала и оделила каждого большим куском хлеба с салом, каждому достался кусок сыра и по большой картофелине посыпанной солью. Заинтересованно попробовав все, моя команда дружно заработала челюстями. Я же сравнивал свои ощущения с полученными из книг.

В редеющем полумраке землянки я обратил внимание на Даритая, закрыв глаза, он привалился плечом к нарам и с трудом держал голову прямо. Стоявшая рядом с ним девушка комкала в руках холстину, не спуская с него глаз.

— Ну, и что ты ждешь? Пока он упадет? — вздрогнув, она испуганно посмотрела на меня. Шикнув на своих, скомандовал.

— Уложите его — и ей — показывай, куда его уложить.

Отложив в стороны оружие, мои вояки дружно подхватили парня и под управлением Говорливой уложили его на сено нар. Дальше она управилась сама. Махнув своим, я вышел наружу.

Во дворе творился бардак и непотребство. Если мужская часть моего отряда по большей части спала, то женская в полном составе облепила пленниц, и агрессии в этом не было. Как я понял, Ая успела всем внушить. Но сейчас моя строгая охранительница в общей толпе вместе, в том числе и с Тзя, кружились в составе орды непрерывно трещавших самок.

Девушки стояли с общим для них выражением ужаса на лице, и понять их было не трудно. Больше полусотни полуголых вооруженных самок, непрерывно вереща, переругиваясь и толкаясь, теребили и мяли их одежду, обувь, волосы. Бесцеремонно трогали и тискали их. Задирали им рубашки и щупали им ноги, возбужденно что-то обсуждая. Заглядывали в рот и уши, мяли и трогали лица. Все по очереди перепробовали на зуб ткань одежды.

По постройкам же шныряли вновь прибывшие орки с полным составом моих Старших. Перекликаясь и переругиваясь, рылись в сложенном там имуществе. У конюшни стояла и сидела небольшая кучка орков, практически молча наблюдавших в открытую дверь сарая за животными, тихо обмениваясь мнениями и лениво жестикулируя.

У привязанных пленных стеной стояла часть вновь прибывших, увлеченно тыкавших тех древками копий. На вышке прогуливался укутанный в какие тряпки воин, с копьем и щитом, и с вывернутой шапкой, надетой наоборот.

Оглядев все, я достал свой свисток и коротко свистнул. Мгновенная тишина, поворот в мою сторону десятков лиц и общий порыв куда-нибудь сбежать.

— Стоять! — даже мой негромкий голос заморозил всех.

— Кого и сколько нужно мне убить для наведения порядка? Все стоят, где стояли, а я подойду для раздачи наказаний.

Я толкнул локтями довольно скалящихся посыльных.

— Кто-нибудь попробует сбежать, — бить пращей, не в голову, — и пошел к толпе самок.

По мере моего приближения они все дружно и, как им казалось, незаметно, попытались спрятаться за пленницами.

— Тзя, иди ко мне.

Смущенная Старшая быстро подошла ко мне. Наклонившись к ней ближе, прошипел в ее потемневшее от стыда лицо.

— Тзя, ты как щенок, в первый раз шишку увидевший, возьми из этой стаи двух дур посообразительней и в землянке посмотри раненого. Человек, с ним еще одна такая, — я ткнул пальцем в пленниц, — сделай с ним все, что нужно. Он мне нужен здоровым и быстро. Иди.

— Ая, если вы и дальше будете тискать их, то все останутся голодными до ночи. Разбей свою стаю на отряды и организуй наконец приготовление еды.

— Вы, быстро ожили и делайте, что я вам поручил, больше вас так отвлекать не будут.

Подойдя к толпе у пленных, прорычал.

— Я всем уже один раз сказал, это все мое. Доложите своим десятникам, по пять ударов палкой каждому из вас. Всем строиться у ворот. Бегом!

В лагере все ожило, шипели и ругались десятники, со всех сторон на построение сбегались орки прибывших десятков. Куда-то целенаправленно бежали девушки в сопровождении стаек озабоченных самок.

Ко мне с разных сторон летели Старшие. Дождавшись их, я мгновенно вызверился.

— Вы что, щенки? Или от жадности мозги растеряли?!?

Стоящие Старшие смущенно переминались.

— Хромой, бери себе десяток, пересчитать и собрать в одно место все запасы еды, пусть тебя носят, а ты опять еле ходишь.

— Хрууз, всех остальных и все остальное. Собрать, пересчитать. Отдельно оружие и одежду. Идите.

— Урта, где пленные с Пристани?

— Все здесь и с острова пять подвезли. Тоже здесь.

— Чада принес мясо?

— Да, только сомам?

— Только сомам и остальной твоей живности. И с острова забери. Что с Драконами?

Болотник замялся. Тоскливо вздохнул.

— Плохо с ними. Я просто никогда с такими большими лодками не возился. Может, мы все же попробуем их вытащить на воду? Тогда на воде сильнее нас никого не будет. Из орков, — он с надеждой посмотрел на меня.— Вождь, придумай что-нибудь.

— Хорошо. Я подумаю. Иди к остальным. Отбери, что нужно будет для твоих. Чаду с его дозорными готовь к Малому лагерю, пусть возьмет два десятка нижних и тихо возьмет его. Пленных сюда, за скотиной смотреть и дальше искать стоянки людей. Одну пятерку по дороге в сторону гряды, откуда мы ждем людей. Как я понял, единственная дорога, что ведет отсюда к их городами, там только один Проход. На полдня пути. И пусть там устраивают скрытую стоянку. Еды дней на пять.

Если оттуда пойдут, мы должны знать. Дозоры на реке твои. Сам будь здесь вечером, совет проведем. Иди.

Подойдя к вышке, постучал по опоре.

— Слезай.

Орк буквально свалился по лестнице и замер передо мной.

— Снимай это все.

Порывшись в лежащих у ворот кучах одежды, снятой с пленных. Выбрал плащ и сам надел на замершего орка. Надел правильно шапку и хлопнув по плечу сказал.

— Запомнил? Сменщику так же оденешь. Иди.

Еще немного покопавшись в куче, отложил в сторону часть отобранной мною одежды и вещей.

Взяв себе два плаща, кивнул на оставшееся посыльным.

— Тащите под вышку.

Устроившись под ней и закутавшись в плащ и уснул.

Разбудила меня Ая, принеся еду. Сонные посыльные были посланы за своей порцией. А передо мной была поставлена большая деревянная миска с кашей из чего-то незнакомого с мясом и салом, сверху лежал большой кусок хлеба. Принюхавшись, вопросительно приподнял бровь.

— Крупа, мясо и сало, хлеб, — Ая старательно выговаривала незнакомые слова, протянула деревянную ложку. — Ложка, удобно.

— Я знаю.

Потянувшись к лежащей рядом куче одежды, вытащил белую рубаху с вышивкой по вороту, кинул ей.

— Тебе.

Поставив себе на колени миску, с удовольствием стал есть, поглядывая на смущенную Аю. Потемнев лицом от удовольствия, она повертев рубашку в руках, начала скидывать с себя все снаряжение. Натянув ее на себя, повернулась ко мне. Вздохнув, отложил миску и стал ее одевать правильно. Она послушно вертелась. Надев на нее новый кожаный пояс с ножом и сумками, поправил его и отойдя на шаг критически осмотрел. Кивнув, развернул ее к себе спиной и легко толкнул в сторону дымящихся печей.

— Тзя позови.

После чего вернулся к еде.

Через короткой время там раздался слышный даже здесь вздох, и поднялось негромкое бормотание.

Еще через какое-то время притопала мрачная Тзя с кувшином чего-то и кружкой. Налив в кружку, как оказалось, местной браги, она замерла, стоя рядом со мной. Напившись, я хлопнул рукой по земле рядом со мной.

— Тзя, сядь.

Сверкнув глазами, она послушно села рядом, продолжая смотреть в сторону. Сунув руку в лежащий рядом со мной плащ, вытащил достаточно объемный узел.

— Прими от меня в подарок, Тзя.

На меня смотрели широко распахнутые глаза, взяв подрагивающими руками узел, она прижала его к груди и замерла, опустив голову.

Протянув руку, я положил ее ей на плечо. Я ничего не успел сказать из того, чем хотел ее утешить. Рывком, на коленях, она оказалась со мной рядом и, обхватив меня руками, уткнулась мне в грудь головой. Ткнувшись мокрым носом, она замерла, всхлипывая и сопя. Опустив руку, я ее обнял и помедлив, начал второй гладить по косичкам. Так, крепко обнявшись, мы просидели немного. Дозорный на вышке, на мой взгляд все это время не шевелился, и похоже и не дышал.

Вывернувшиеся из-за угла посыльные замерли, обалдело выкатив глаза и открыв рот. Через мгновение они синхронно повернулись и исчезли.

— Может все же покажешь свою обновку, а Тзя?

Закивав, она оторвалась от меня и, вскочив, начала раздеваться.

Судя по осмысленному одеванию, Аю опросили и осмотрели. Надев рубашку и свой фартук, она замерла, держа в руках кожаный пояс с ножнами и сумками. В общей куче я для нее выбрал широкий пояс с двумя разноразмерными поясными сумками из тисненной кожи и ножнами с широким и не длинным тесаком.

— Бери, бери. Самое то тебе. И на готовке хорош будет и в бою при случае. А фартук тебе новый сошьем.

Покивав, она застегнула его на себе и какое-то время была занята перекладыванием вещей из своих старых сумок в новые. Поднявшись, посмотрела на меня вопросительно и крутнулась, показывая себя.

— Отлично, ты красавица.

Потемнев лицом от смущения, она отобрала у меня пустую посуду и убежала в сторону кухни. Дойдя до угла землянки, остановилась, встряхнулась и, выпрямившись и высоко подняв голову, величаво завернула.

Еще через мгновение оттуда грянул такой тоскливый вой, придушенный и еле слышный, но наполненный такой завистью.

Через короткое время из-за угла выскочили все трое Старших. Старательно делая вид, что они не спешат, но быстрым шагом равняясь на Хромого, они дошли до меня. Вслед за ними прибежали оба моих посыльных. Встав им на встречу, дождался, пока все дойдут. И с ходу озадачил.

— Все сделали? — общий, дружный кивок Старших. Я, посмотрел на щенков. — Тзя и самку человека, ту, что нас кормила, мы их будем ждать под тем навесом.

Кивнув, щенки убежали. Я достал еще три узла и передал каждому из стариков.

— Смотреть потом будете. Пошли.

Дойдя, я уселся на лежащие здесь тюки и кивнул головой Старшим. Следующие полчаса они были заняты распаковкой, одеванием и ревностным разглядыванием друг друга. Пришедшая позже Тзя с усмешкой наблюдала за происходящим. Каждый получил по неплохому поясу с ножом в ножнах и лямки под секиру. Секиры я с трудом подобрал более менее похожие. Ну, и обязательная рубаха. Во время этого для всех присутствующих увлекательного занятия посыльный привел Говорливую. И все трое они были направлены принести по образцу всех съестных припасов.

Закончив одевание, все чинно уселись напротив в готовности докладывать.

Дождавшись тишины, начал совет.

— Хрууз, оружие.

— Да, Вождь, мы собрали 61 копье, 127 малых, метательных копий. Больше наших, но ухватистые. Все наконечники железные. 76 топоров, разных, больше сотни ножей. Хорошее оружие. Два десятка клинков, разных. С десяток дубин, с железом. Четыре лука очень хороших, больше десятка похуже, еще два маленьких, я такие не видел. 65 щитов, два десятка шлемов, четыре рубашки из железных колец, две из железной чешуи, как рыбы. Восемь курток кожаных тоже с чешуей, но мало. Много всякой кожаной и железной защиты на руки и ноги, но все в куче, сколько и чего, пока не понятно. Нашли тюк с наконечниками для копий, не считали, большой, тяжелый. Тюк с топорами, без топорища. Много стрел, разных. И готовых и два мешка с наконечниками. Еще разное оружие, я такое не видел раньше. Топоры на длинной ручке, молоты, топоры с клювами, шары с цепью. Юрг повертел, до сих пор глаза косят, так он себя по голове навернул. Но интересно, если дольше пробовать, что получится?

— Будет меньше по голове своей получать. В другой раз одень на него шлем. По оружию все?

— Да, теперь все остальное. Много одежды, зачем им столько-то? Разной, рубашки, штаны, как у тебя и длиннее. Куртки разные, плащи. Много обуви. Пять мотков ткани, один размотали, два десятка шагов. Еще очень много разных кусков из разной ткани, даже мешки у них из ткани. Лень им корзины связать? Меньше, но все равно много одежды из кожи. Хорошая. Наши циновки, новые, в углу навалом лежат, они их на пол стелили. Сумки, ремни, веревки, мешки. Все разное и много. Инструменты, разные. Что-то понимаю для чего, что-то нет. Но все железное, новое. Три бочки с гвоздями, большие. Еще пять, малые, одну твои, Урта, спереть хотели. Железо, железа много. Очень. Два куска, только вдвоем поднять, еще десяток и одному можно, но тяжелые. И просто малых кусков в одну пятую ноши полсотни. Еще много тюков и не открывали, тяжелые, и пахнут железом. Так что здесь мы хорошо разжились. Нам бы все это уволочь. Еще разных железных вещей много, нош пять. Надо все забрать. И вообще, здесь железо везде. Еще три больших тюка кож, только вдвоем поднять, у нас таких нет. Вроде бы и все.

— Хромой.

— Да, Вождь. Еды много, нам всем зимы на три и то, многое испортится раньше. Все наши запасы здесь. Что-то растащили или съели, что-то испортилось, что-то мыши и крысы поели, но и осталось много. Как было в корзинах, так и стоит, бери и неси. Но и своего они натащили. Не унесем. Многое как называется, я не знаю. Но то, чем сегодня кормили, надо все забирать. И живого мяса в сарае стоит много, они даже птиц закрыли. Слышать слышал, но сам увидел в первый раз. Извини, Вождь, можно про еду тебе Тзя расскажет лучше, я с Хруузом железо считал, еле успели.

— Хорошо. Тзя.

— Если полной мерой кормить четыре сотни ртов, то на зиму точно хватит, но кроме еды всего столько. Два котла, очень больших, больше сотни можно за раз накормить. Еще два на полсотни. И десяток малых, на десять, двадцать. Разные и железные, и красные(медные). Чашек, таких как из какой ты ел, больше сотни. Других тоже много. Даже железные есть, светлые и красные. Даже малые чашки и кружки. А уж деревянных и глиняных, не считано. Ложки, хорошо сделанные, очень много. И железных несколько. Черпаков больше десятка. Железных. Вот таких. Соли три бочки, одна едва начата. Бочки не поднять даже вдвоем. Соль белая, чистая. И горшков, очень много. Есть мед, чистый, есть много горшков с жиром. Есть с чем-то хмельным, еле отогнала, а то они его раньше железа унюхали. Воск, чистый и в палках, они ими ночью светят. Сало, мясо вяленое. Крупы, зерно, еще разное. Но горшки!! Большие, красивые, крепкие. Еще кто-нибудь так фыркнет, я его этим черпаком прямо по одноглазой морде приложу или ногу снова сломаю, тогда уже и Вождь заново ее не сварит. Вон, кто-то сидит и молчит. Он еще у кувшина с брагой им отхватил и сидит, молчит, а кому-то не хватило? Железо-железо. Вы кому из самок скажите про горшки что-нибудь, так они живо железа в вас так насуют, не переварите. Мне пленные самки коробку показали малую, так там иголок с десяток, железных!. И ниток, разных мешок. Цветных! Они впятером, с нашей помощью, больше сотни ртов за такое время накормили, мы бы всем родом только бы огонь разожгли. Одежда, котлы, печи, иголки, землянки какие!! А у нас щенки из воды зимой на горячих ключах не вылезают, что бы не замерзнуть. Я с одной из пленниц поговорила, как получилось. У нее три брата и две сестры!!! У кого из вас столько выжило?

Ну, утащим мы, сколько сможем, и опять по норам сидеть, не дышать? Щенков хоронить. У меня самки возле иголок и ниток с горшками сидят, и половина воет, а половина зубами скрипит, а потом меняются. Увидеть, как жить можно и бежать. Говорят, что лучше умереть. Да я и сама так думаю.

Сидевший молча Хромой, поднял голову.

— Тзя, у нас оружия сейчас столько, так просто нас уже не взять. Умоем их кровью.

— Тзя права. Я вас и позвал сюда для такого разговора. Ну, укусили мы с вами, Старшие, кусок, что ни прожевать, ни проглотить не сможем? Куда нам теперь, таким богатым?

Повисло продолжительное молчание, через какое-то время кашлянул Урта.

— Вы пока подумайте, а я расскажу, как у меня дела. На пристани мы взяли шестерых, одного ранили. Умер, Тзя его видела, сказала не жилец. Спали они все. И воевать не могли, полупьяные все. Спеленали мы их. Всех остальных убитых, что на острове, что Чада принес, уже отправили на стоянки, их там щенки разберут и в грязь уложат до сезона кормежки. Зимой рыбе столько еды не надо. Взяли мы еще: шесть клинков, ножи у всех, шесть шапок с железом внутри, шесть копий с крюком. И еще шесть в больших сараях с Драконами. Только у них железо хуже. Одежда с них вся из кожи. Куртки с чешуей на груди, рукава с железом, кольцами. Шесть луков. Стрелы, колчаны. Топоры у всех были. Еще с десяток, разных, по сараям. Инструмент разный. Для работы по дереву, я так понимаю. Котлов пару, чашки ложки. Еды немного, соли, тряпок. И Драконы!!!

Три, в сараях, на катках. И в тех же сараях все для них, весла, огромные. И гребковые, и рулевые, такими большими не помашешь. Мачты, я видел не раз, как они ходили, ветер дует в парус, он идет, огромный, черный. И в огромных мешках те самые паруса. Много железа, мне твой бочонок, Хрууз, не нужен. Там их тоже хватает. Гвозди разные, черные и красные. Блестят. Еще бочки со смолой и еще с чем-то. Вождь, если мы спустим в воду Драконов, мы все утащим. Он один может за тучу лодок нести, и парус. И быстрее, и гребцов столько не надо. Я вот, что подумал. Пленные, что мы взяли, они другие. Не такие как все остальные. Не охотники, не их помощники. Не будь они так молоды, я бы подумал, что это ученики егерей. Драконы они охраняют, и как ими управляться знают, я на руки смотрел, там мозоли как от весла, но гребли они не так, как мы. Ты знаешь их язык как свой, поговори. Может, сможем с их помощью Драконы взять. Не могу я их сжечь, не могу. Такого у меня уже не будет. А с ними мы хоть на воде новых врагов встретим. Здесь мы все осмотрели. Оружие и все остальное с пленных принесли и отдали, Хрууз видел, еще не считал. Оставил себе пока котлы, один с заставой на Проход отсюда отправил и еду с ними. Здесь нашли несколько сетей, хороших, крючков в мешке с полсотни, отличных крючков, железных. К ним еще десяток с пристани достался. Там же остроги, три. Веревки тонкие, с десяток мотков. Это кроме нас никому не нужно, мы возьмем? Топор, ты мне как обещал, дал. Благодарю тебя. У меня вопрос. Мертвых наших, когда хоронить? И жертву им принесем, пленных столько у нас теперь, хоть к каждому погибшему по одному привязать.

После его слов все оживились и закивали, поддакивая, что мол, да, жертву, богам приятно и умершим тоже. Да и нам пора бы тоже крови попробовать. Все, кроме Тзя, та с интересом смотрела на меня.

— Не о том ты сейчас заговорил, Урта. Не время сейчас. У нас на ночь малый Лагерь и поселки людей на очереди. Сколько мы там можем потерять, ты знаешь? И я пока не знаю. И еще раз повторю, мне они нужны живыми. Тебе Урта, Драконы разбудить. Вам, всем остальным, я сейчас расскажу. Видите эти плошки с разной едой. Она растет, если ее посадить. И для вас это не новость, но где и как она растет, как ее сажать, как за ней ухаживать, мы найдем умельцев из пленных. Что с железом делать, вас научат. Как мясо живое растить и приумножить, тебя, Хромой, тоже найдем, кто научит, да тот же Даритай, он всю жизнь возле них живет. Кто такой, тебе Тзя расскажет. Хорошая здесь земля?

Все дружно закивали головами.

— И мне она нравится. Через месяц, два сюда придет Ульрих, вождь местный. Проход сюда один. Если сможем его встретить и растрепать, то до следующей весны про нас никто не вспомнит. Сезон пожить сытно и спокойно. Подумайте. Укрепить наше ущелье. Научить наш род выращивать все это. Научить лучше воинов, да с новым оружием. Да с Драконами на воде. Да с запасами, что мы за лето и осень соберем. И это если мы пришедших следующей весной не остановим в Проходе. Сейчас людей давят кочевники Степи. И успешно давят. Так что им сейчас не до нас. Сюда лезет ватага охотников, решившая пересидеть тяжелое время в тиши. Какие они вояки без Егерей, вы уже все видели. Если после и пришлют кого-то, то это тоже будут не самые лучшие воины. Все самые лучшие сейчас очень заняты в Степи. Так что мое решение такое, добираем людское население. Сдадутся — хорошо, нет — тогда жестко давим. И начинаем укреплять Проход. Учить воинов. Учиться управлять Драконами. И готовиться встречать Ульриха. Теперь, я слушаю вас.

Гробовая тишина. Задумчиво опустивший голову Хрууз, довольно осклабившийся Урта, свысока поглядывающий на всех остальных, светящийся от гордости Хромой, задумчиво что-то считающая, при помощи пальцев Тзя.

Первый поднял голову и заговорил Хрууз.

— Правильно говорил Хромой, это ты и есть. Только нас мало. Просто мало. Добить людей, мы, наверное, добьем, а вот встречать этого Ульриха лучше большим воинством. Но богатства у нас в руках великие, много сделать с ними можно. Думаю я, надо к соседям гонцов слать, набирать в род еще орков. И не только воинов, нам много рук будет нужно. Если быстро поставим на воду драконы то я готов отвезти в Бооргуз иву, и набрать там охочих и голодных. И не только там, соседи наши, как отбились, так и сидят, за своими Воротам голодные. Там тоже многие придут сцепиться с людьми, только позови. Это те, кто придет сам, а мы можем и набрать воинов за плату или за долю в добыче. Так что я готов, Вождь. Урта, твой род много потерял. Сколько ты мог бы принять Болотников с других мест? У вас будет целый сезон спокойной жизни.

Урта кивнул и задумчиво почесал ухо. Ненадолго задумавшись, наконец дернул себя за ухо и произнес.

— Ты прав, сами мы все не восстановим и полной мерой с Болота взять не сможем. Много порушено. Но с железными топорами, острогами и, зная, что не надо прятаться. Соседей позвать, тогда надо в род брать. Придут они с радостью, ты возьмешь их, Вождь?

— Если орки они правильные, обычаи чтят и клятву дадут, то да.

— Я других и не позову. Это тех, кто жить придет, а если сказать, что гребцов на Драконы набираем, то вообще рода целиком снимутся. Все равно там только после такой новости одни самки с щенками останутся и тяжелые. Я так думаю, не меньше сотни придет.

Урта прихлопнул ладонью по земле. Сидевшая молча Тзя, внимательно слушавшая все, неожиданно хлопнула в ладони, привлекая внимание. Все дружно уставились на нее.

— Вы хотите в род набрать воинов или рты? Сейчас зима, запасы подъели, щенки слабеют. Только кинете зов, сюда сбегутся все самки на два дня пути в обе стороны, а потом еще и дальние без платы, только за еду. И тяжелые тоже, что скоро щенков ждут. Сами придут или приплывут, и работать они будут и драться. Но я вас должна предупредить, это будут самки. Много.

Тзя замолчала. Все начали переглядываться и дружно уставились на меня. Вздохнув, я ответил.

— Наши щенки, это все наши щенки, самки что придут, тоже будут наши, и все, что они сделают, будет наше. И род наш станет для них родным и единственным. Берите всех, мы сейчас можем их прокормить, а потом, если получится то, что задумали, и сами себя прокормят.

Все остальное завтра решим, я пока с пленными поговорю. Вам же поручаю, одеть и вооружить шесть десятков, кто уже в деле был, Урта, твоих потом оденем, вы сейчас незаметны должны быть. Но оружие своим дай, копья легкие, ножи и дубинки. Остальных в готовности на выручку идти. А пока все пересчитать, нужное и ценное отобрать, что в первую очередь к нам увезем. Хрууз, подбери, что в оплату пойдет за воинов. Что в подарки для Старших пойдет. Оружие не дам. Посылайте гонцов к нашим самкам, пусть спускаются к Болоту. Им тоже много работы будет. И щенков с собой берут. Урта, реши сам, как Болотников звать будешь. Тзя, распредели, что нужно быстро съесть, что хранится долго. И еще, зайди, посмотри, как там тот человек, что ты лечила, его Даритай зовут. Как он там, и что он сможет сделать, что бы все это зверье так не голосило. Идите.

Старшие, вскочив, низко поклонились и разошлись, обмениваясь мнениями.

Свистнув посыльным, добрел до дальней стены у ограды, где к вбитым в землю кольям были привязаны пленные. Их уже предварительно разобрали и они сидели тремя разными по количеству группам.

— Да, нет времени. Потом. Все потом.

Бооргуз-Тайн.

Остановив взмахом руки бегущую сотню, старший заставы у грибной фермы, крепкий орк по имени Вига, с татуировкой десятника на лице рыкнул.

— Сотник!

Немного отставший сотник неторопливо подошел к десятнику Виге через расступающийся строй тяжело дышащих орков и, подойдя вплотную к старшему заставы, резко сунул ему под нос маршрутный жезл. Два орка, скалясь и шипя, не опуская глаз, замерли на мгновение, после чего десятник скользнул взглядом по жезлу и, прошипев ругательство, махнул рукой своим. Сотник, довольно оскалившись, неторопливо прошел в открывшиеся ворота, за ним шмыгнули оба полусотника, опасливо косясь на мрачных стражников.

Многозначительно усмехнувшись, Старший заставы махнул на стоящих орков. Двинувшись в ворота, они быстро прошли через частый гребень стражей. Всех их подергали за намордник, проверяя крепость завязки, при этом надавав оплеух и пинков.

Проскочив в ворота, Уш глубоко вдохнул насыщенный запахами грибов влажный воздух фермы. Шум нескончаемой в любое время возни множества орков, что поодиночке и небольшими группами деловито работали среди уходящих в глубь галереи рядов каменных столбов с вывешенными на деревянных перекладинах длинными корзинами с растущими на них грибами. Запах свежих грибов наполнил рот слюной и, с трудом справившись со спазмом, он поискал глазами сотника.

Низко склонившись, он стоял напротив входа в боковую нишу в стене, где на деревянном кресле полулежал дежурный Глава из Старшей семьи, владеющей фермой.

Кресло стояло на выдвинутом из ниши каменном помосте, поднимая Старшего над рядами корзин, его закрывал большой зонт из болотного тростника от капавшей с потолка воды.

За спиной у него в нише за каменными столами деловито суетились больше десятка орков со знаками Знающих и Помнящих на лицах. Они перекладывали и перекапывали груды табличек из дерева и глины, вязанки костяных мерных бус, вполголоса ругались и толкались у большой схемы фермы, грубо сделанной из камешков и прутиков на большом столе, переставляя разноцветные камешки.

С полдесятка гонцов со знаком семьи на лицах перетаптывались у помоста, получив от выскакивающих из ниши орков задание, вихрем уносились в полумрак фермы стуком палок, разгоняя со своего пути встречных орков.

Время от времени кто-нибудь из Знающих поднимался на помост к главе и, склонившись, докладывал ему, показывая таблички или бусы. Выслушав их, тот скупыми жестами отдавал распоряжения, изредка сквозь зубы бросая короткие фразы.

Еще раз поклонившись, проситель скатывался вниз и очередной гонец летел с поручением прочь. Потеряв интерес к просителю глава лениво копался в выставленных рядом с ним чашках с едой и перекидывался фразами с сидевшим на циновках у его кресла стражами из младшей семьи.

Уша постучали по ноге, опустив глаза, он увидел низкорослого носатого орка стоявшего рядом с ним. Особая порода мелкого гоблина под прозвищем Нюхачи, почти никогда не выходили из фермы, живя здесь постоянно. С щенков им при помощи настоев выработали неприятие как еды сырых грибов. Непрерывно шныряя по рядам грибов они вынюхивали больные или испортившиеся, предотвращая эпидемии, грозившие урожаю. Презираемые всеми за свой мелкий рост они тем не менее были жизненно необходимы и ценны, именно они указывали на проблемы, и они говорили о готовности урожая.

Жестом заставив склониться к нему Уша, Нюхач внимательно ощупал завязки намордника, подергал их и, завязав еще один, контрольный, хитрый узел, довольно кивнув, шнырнул к соседу Уша. Под ногами у орков его сотни перебегали еще с десяток таких же низких и корявых фигур, осматривая и проверяя завязку намордников. Закончив осмотр, они по писку своего вожака мгновенно пропали в рядах корзин, ловко забираясь на них и прыгая с ряда на ряд.

К стоящему сотнику наконец выскочил из ниши Знающий и, что-то уточнив и выхватив жезл, залез к главе. Выслушав короткий доклад, тот недовольно отмахнулся и отвернулся к одному из Стражей, что-то увлеченно рассказывающего всем сидевшим на помосте.

Знающий еще раз поклонился и, спустившись к сотнику, став перед ним, произнес.

— На воду, — и, движением руки оборвав что-то попытавшегося сказать сотника, добавил, — твои щенки пока ни на что не годны.

После чего, махнув рукой, подозвал своего помощника и вручил сопящему сотнику охапку мерных бус, добавив при этом.

— Выучатся они еще, пусть пока побегают. Иди.

И отвернулся к подбежавшему гонцу. Расстроенный сотник кинул подбежавшему полусотнику бусы и проорал.

— Сотня! — после чего испуганно покосился на помост и добавил уже тише, — на воду.

Людской поселок.

— Вождь, мы переловили всех, кто был за оградой, в поселке тихо. Скотину отогнали вглубь леса, — стоявший рядом орк ткнул в ту сторону лапой и замолчал.

Я медленно обошел затихших при моем появлении пленников. Скрученные веревками они лежали в траве под охраной двух орков.

Два пастуха, стайка молодых девушек, видимо, шедших по грибы и пятерка мальчишек, ранним утром отловленных на дороге к реке. Сейчас они мрачно смотрели на меня. Покивав своим мыслям, я кивнул охране.

— Гони дальше в лес. Всех, — и махнул остальным, направляясь в сторону поселка.

Отправив пойманных в лес к стаду, с оставшимся у меня двумя десятками Верхних, почти не скрываясь, вышли на дорогу к людскому селению. От кромки леса до околицы было не больше двух сотен шагов.

И нам оставалось не больше полусотни, когда у ближайшего дома закричала женщина. Ее крик подхватили другие голоса, и тревога поднялась по всему поселку. Выбегающие с воплями женщины хватали в охапку детей и с криком и визгом бежали от нас к центру поселка.

Выскочивший из самого крайнего дома бородатый и коренастый человек, выстрелил в нас из лука и кинулся вслед за бегущими женщинами, но с криком покатился по земле, поймав стрелу в ногу от меня. Шедшая передо мной Рыжая качнула трофейным щитом с застрявшей в нем стелой и хмыкнув, проворчала.

— Хороший. Крепкий.

Подойдя к катающемуся в пыли человеку, двинула его в лоб древком копья и на пару с еще одной самкой связали ему руки за спиной, после чего поволокли его вслед за нами.

Посмотрев вслед убегающим селянам, я кивнул Ае, она сунула мне в руку сигнальную стрелу.

В доме, у которого мы остановились, хлопнула дверь. Мы все обернулись, готовясь к драке. На ступенях крыльца стояла маленькая девчонка, держа в руках слишком большой для нее сверток тряпок. Увидев нас, она ойкнула и побелела от ужаса. Сверток в ее руках вдруг квакнул и залился звонким ревом. Девчушка, перехватив его поудобнее, закусила губу и вдруг тоже разрыдалась, продолжая с ужасом смотреть на нас. Рядом удивленно хмыкнула Ая и что-то забормотали орки меня за спиной.

Поняв, что мы перегородили дорогу к бегству, я рыкнул своим и первым отошел на пару шагов, пропуская ее. За мной потянулись все остальные, продолжая удивленно переговариваться. Девчушка же с ужасом смотрела на подстреленного бородатого стрелка, лежащего на земле.

Я негромко свистнул, привлекая ее внимание, и кивком головы указал, что путь свободен. Мгновение помявшись, она опять закусила губу и, глубоко вздохнув, медленно прошла мимо меня. После чего припустила по улице, с трудом неся тяжелую для нее ношу.

Хмыкнув ей вслед, я пустил ввысь стрелу. Костяной свисток радостно заверещал, на мгновение умолк, и выпустил еще одну громкую трель, падая вниз со стрелой.

С оставшихся трех сторон поселка из травы встали и порысили остальные десятки моего воинства. Бежавшие в сторону леса селяне, встали, как вкопанные, и, еще громче заорав, бросились обратно.

Продолжая все так же неспешно двигаться, по дороге проверяя дома, мы вышли на небольшую площадь в центре поселка. У дома, отличающегося несколько большим размером, окруженного невысокой оградой, клубились и метались толпой жители. Наше появление было встречено дружным визгом и плачем женщин и еще большим движением мужчин. Появление из проулков остальных моих вояк, подняли шум до невообразимых высот, женщины и дети, толкаясь и продолжая кричать, кинулись внутрь дома.

Оставшиеся на улице несколько десятков мужчин и подростков, сбившись толпой, замерли, закрывая собою вход в дом. Вооружены они были топорами, косами и разным дрекольем. Еще у двух я заметил луки. Все они были одеты в короткие штаны, длиной чуть ниже колен и безрукавки из сероватой ткани разной степени заношенности. В основном босиком, у некоторых какие-то сандалии, на головах платки и плетенные шляпы, очень похожие на наши. Те, что постарше, все густо заросшие бородами. По росту, в среднем, на полголовы выше моих вояк.

Хотя сейчас одетые в трофейные рубахи, с щитами и копьями, часть со шлемами, мое воинство выглядело более-менее угрожающе. У стоящих впереди копейщиков, за спиной замерли пращники.

Хотя я и не был уверен, что если вся толпа селян кинется на нас, мы сможем их победить, не понеся больших потерь. А не хотелось бы, вся моя авантюра пока обошлась нам не так уж и дорого.

— Рыжая, тащите за мной этого стрелка.

В сопровождении пары носильщиков и своей свиты, я неторопливо прошел половину расстояния до входа в ограду и остановился, по моему знаку вышедшая вперед Ая демонстративно воткнула копье в землю и отошла назад, держа наготове щит.

На дворе, заваленном брошенными узлами и корзинами, еще плотнее сбившиеся селяне негромко переговаривались, не спуская с нас глаз.

Посовещавшись, из толпы вышли и неуверенно пошли в нашу сторону трое. Не доходя до нас пяти шагов, они замерли. Двое уже седых, но еще крепких, бородатых мужчин и высокий широкоплечий парень с короткой порослью на лице. Одеты несколько разнообразнее, чем все остальные. К общему костюму были добавлены кожаные пояса с ножами в ножнах, с разными сумками и кошельками на них, на ногах крепкие, кожаные сандалии, на головах войлочные шапки. Да и одежда явно получше и почище, да еще с вышивками.

Вышедший вперед бородач посмотрел на меня и, беспомощно разведя руки, обернулся к своим.

— Как же с ними разговаривать-то?

— Да уж как-нибудь начни, — усмехнувшись, отозвался я.

Они все дружно разинули рот и остолбенели.

— Вы оживайте быстрее, пока мы с вами разговариваем, драки не будет. Если кто-нибудь из ваших что-нибудь выкинет, как этот, — я кивнул в сторону лежащего стрелка, — перебьем всех. И заберите его, а то еще кровью изойдет.

Удивленно хлопающие глазами люди к концу моей тирады ожили и зашевелились. Один бородач скомандовал парню, и тот умчался к остальным, вернувшись с еще тремя.

Опасливо косясь на моих вояк, они подхватили тихо стонущего раненого и бегом унесли его в дом. Парень же остался, став за спиной у старшего.

— Зачем вы пришли, орки? — начал разговор первый бородач, дождавшись конца суеты. Выглядел он испуганным, бледное лицо и крупные капли пота, текущие по лицу, это подтверждали.

— Мы вас никогда не видели и не трогали, — стоящий у него за спиной парень досадливо поморщился и шагнул вперед.

— Уходите отсюда, если вы что-нибудь сделаете, то знайте, у реки стоят охотники и вам живыми не уйти. Бегите, пока они не пришли, и забудьте сюда дорогу. Там много воинов, и они вас перебью всех.

— И их командир носил, вот это, — после моего кивка, Ая вынула из висевшей у нее на боку сумки шлем громилы и кинула его им под ноги. Молодой нахал охнул, и стал стремительно багроветь, стоящий рядом с ним бородач зашатался и потянул его за руку.

До этого стоящий сзади второй бородач шагнул вперед и, наклонившись, поднял шлем. Провел рукой по вмятине на металле и поднял глаза на меня.

— Охотников больше нет, — я качнул головой.

— Их там и было-то, два десятка. И Ульрих ушел с остальными, и вернется не раньше, чем через два месяца.

Бородач покивал головой и, подняв руку ладонью вперед, медленно протянул, оскалившейся Ае шлем.

— Меня зовут Олли, воин. Это Вилл, староста нашего поселка, и его сын Мет. И мы готовы слушать, что ты от нас хочешь.

— Хорошо, Олли, зови меня Ходок. Что я от вас хочу? Прямо сейчас я хочу все ваше оружие. А то у меня очень злые орки. Могут не понять, почему вы все еще с оружием и не убиты. А после того как вы сложите оружие, будем говорить обо всем остальном.

— Оркам нельзя верить, вы нас перебьете, сожрете убитых, а живых угоните в рабство, — опять шагнул вперед и заговорил молодой нахал.

— Если ты еще раз меня перебьешь, я тебя убью, но перед этим убью всех твоих родных, сын человека Вилла. Или ты сомневаешься, что я могу это сделать?

Сын с отцом е мгновенно одинаково побледнели и дружно шагнули назад.

— Убивать вас, если будете себя тихо вести, мы не будем, и есть не будем, и как рабы вы мне не нужны. Решай Олли, а то мне надоело стоять на солнцепеке. А чтобы вы быстрее думали, ваша скотина у меня, рыбаки и грибники у меня, как и пастухи.

Потемневший лицом Олли, опустил голову, и с трудом сдерживаясь, произнес.

— Я все услышал, воин, я пойду говорить со своими людьми.

После чего все мужское население и часть женского, выбравшегося из дома, было занято. Шум стоял еще тот. Но Олли оказался более красноречив, да и драться, видимо, умел, так как слетавшие в пыль пара-тройка самых громких, в том числе и Мет, а также одна самая визгливая баба, наконец убедили всех.

После чего за ограду выкинули все оружие и все, что на него было похоже.

Толпа мрачных селян, молча наблюдали как мои орки быстро утащили всю эту кучу. Такой же мрачный Олли, подойдя ко мне, склонил голову.

— Мы выполнили то, что ты просил. Что с нами дальше будет?

— Я не просил, человек, я вам отдал приказ, и вы его выполнили. Если и дальше так будет, то все останутся живы.

Олли еще раз обозначил поклон.

— Идем со мной, я покажу, что теперь мое.

Человек, не тронувшись с места и смертельно побледнев, упрямо мотнул головой.

— Наши дети. Ты обещал их вернуть.

— Обещал, значит верну. Вон их кстати и ведут. Забирай, это все, что у меня были.

Пропуская мимо себя бегущую толпу детей, он, как ему казалось, незаметно кивнул рослому мальчишке с синяком на щеке и, облегченно выдохнув, пошел вслед за мной.

Пройдя по домам, мы быстро выгребли все металлическое, что попалось на глаза. Попутно мои вояки прихватили много одежды и все попавшиеся нам ткани и веревки. Олли горестно вздыхал, но молчал. Из продуктов выгребли всю соль. Сложив все на дворе у старосты, я вызвал ко мне всех глав семей. Стоя перед десятком кряжистых и уже седых мужиков, сказал.

— Хотите ли вы или нет, мы здесь. Сколько мы будем здесь, не знаю ни я, ни вы. Только от вашего благоразумия зависит, как все обернется. Потому рассказываю вам правила вашей жизни.

Попытаетесь напасть — смерть всем. Попытаетесь послать за помощью — смерть гонцам и их семьям. А то, что мы их поймаем, не сомневайтесь.

А в остальном, живите, как жили. Я оставлю здесь десяток своих, они присмотрят за тем, чтобы никто не сбежал. Староста составит список всего, сколько людей и скотины, кто, чем занимается. Не делайте такие большие глаза, я умею читать. Вы-то писать умеете? Десяток кормите все селом.

— Будет трудно без инструментов, — Олли кивнул в сторону кучи награбленного.

— Можете выкупить все это, работой.

— Что делать надо?

— Пока не знаю, скажу. Перепишите все, что мы взяли. Будем вас ждать в лагере. И привезите сегодня это сами, у меня дел много. С вас сейчас еда на всех моих воинов, быстрее готовьте. Идите.

Получив кучу указаний, старшие забегали. Нам выделили для еды сарай на дворе старосты. Рыдающие женщины, получив на время обратно свою посуду, приготовили на всех нас еду. Каша с мясом и маслом. Съевший самым первым Олли и староста не умерли, мои орки тоже, и уже в сумерках мы покинули село.

В лагере меня ждала куча дел и огромное количество вопросов.

Перво-наперво у ворот меня ждала немаленькая толпа незнакомых орков. На мою приподнятую бровь выскочивший мне навстречу Хрууз прилип к моему уху.

Выскочившие за ним Старшие дружно зашипели. Отмахнувшись от Хрууза, я рыкнул.

— Совет.

Еще через полчаса я сидел на застеленной шкурой барана скамейке у горящего костра и остервенело грыз кусок сала. Мои Старшие чинно сидели напротив. И тоже на скамейках. Моя отлучка явно на них сказалась в сторону улучшения благосостояния.

Хрууз и Хромой щеголяли чистыми рубашками и кожаными жилетами, на хороших кожаных поясах висели ножи в ножнах и топоры в петлях. Хромой гордо опирался на мой посох, явно и не собираясь возвращать его. Урта рубашку не надел, а вот кожаный жилет присутствовал и пояс, и нож с топором. Как видимо жилеты стали своеобразной формой отличия командного состава.

Но больше всех преобразилась Тзя. Белая рубашка с вышивкой, короткий жилет, бусы на шее, браслеты на руках. Волосы заплетены в косички и перевязаны лентами. Кожаный пояс с обязательным ножом в ножнах и сумками поддерживал кусок плотной темной ткани как короткую, до колен, юбку.

Потемневшую от злости Аю, она, притянув к себе, быстро проинструктировала и, посветлев лицом, та умчалась куда-то в вглубь лагеря, подгоняя перед собой обоих посыльных.

— Кто первый?

Поднявшаяся Тзя, с достоинством поклонившись, быстро доложила, что все в порядке, все сыты, запасы большие. Раненые выздоравливают. После чего села, сложив руки на коленях, и где только научилась?

Урта рассказал, что дальние дозоры ушли к перевалу. Чада малый лагерь взял тихо, без потерь ни у нас, ни у людей. Пленных пригонят, как они проспятся, трофеи тоже. Другие дозоры обнаружили три хутора людей, по три, пять и восемь домов. На глаза не показывались. И глаз с них не спускают.

Хромой отчитался о пленных.

Сидевший со значительным видом Хрууз важно встал и, поклонившись, довел, что за стеной ждут орки других родов, пришедшие ко мне.

— Зачем? И как они так быстро до нас добрались?

Мгновенно растерявший всю важность Хрууз быстро затараторил, потирая лапы.

— Ты мне говорил, что нас мало. Вот я и разослал своих щенков по соседям, еще только когда мы от вас пришли. И Урта тоже по своим. И если уж совсем честно, то когда про тебя услышали. Вот и пришли, проситься будут, кто в род, кто на службу.

— Там два рода Болотников, — подключился Урта, — готовы клятву дать. Или поработать до весны за еду.

— И что думаешь?

— Тебе решать, Вождь. Но рода крепкие, они почти все запасы сохранили, как и мы. Ну и щенков спасли. Народ битый и проверенный, лишними не будут. И не пустые они пришли, лодки у них почти все сохранились.

Кивнув Урте, Хрууз продолжил.

— Там еще два рода Диких. Малые, из соседних ущелий. Их проредили, как нас. Они голодные и злые на людей. Эти драться пришли.

И еще Уруки пришли. Это те, что по правую руку от нас. Крепкие воины. Они отбились в это лето. Но тоже голодают. Думаю, что наниматься пришли.

— Ясно. Зовите их.

— Еще немного подожди, Вождь.

У меня за спиной забрякало и зашуршало. Ко мне со спины подошел десяток Верхних. В полном наряде: щиты, рубахи, копья и шлемы. Вперед протолкалась наряженная, как и ее мать, Ая и мои посыльные, одетые в рубахи и с сулицами. Все трое что-то дожевывали. Старшие, подхватив свои лавки, пересели по обе стороны от меня. Иронично хмыкнув, я кивнул надувшемуся от важности Хромому.

— Зови.

Поклонившись, он повернулся к воротам и, стукнув посохом в землю, проорал.

— Открыть ворота.

Из сгустившейся темноты к воротам прорысил десяток воинов и встали по обе стороны от них. Я услышал, как со всех сторон по лагерю пронеслась легкая рябь. У меня за спиной в отдалении за укрытиями замерли воины нашего рода. Оскалившись, одобрительно кивнул Старшим.

Вошедшие гости несколькими группками проскользнули в ворота и замерли, оглядываясь. К ним подошел десятник и указал на нас. На свет костра вышли один за другим больше двух десятков орков.

Уже знакомые плащи Болотников, травяные накидки других Диких и что-то новое. Обнаженные и раскрашенные торсы незнакомых орков. Выше моих на полголовы самый низкий, широкие в плечах и почти не горбившиеся, но как и все орки, каких я здесь видел, очень тощие. Хотя про моих это уже и не скажешь. Раскрашенные белой глиной лица и плечи. Пучок волос, завязанный на макушке и по несколько перьев у каждого в волосах.

И самое главное, у половины — луки. Обычные длинные луки и колчаны за спиной со стрелами. И лучницы. Это были все самки. У самцов тяжелые копья и палицы с топорами, все каменное.

Стало интересней.

Подошедшие орки, по очереди поклонившись, замерли в молчании.

— Приветствую вас, я Ходок. Я вождь трех моих родов. Говорите.

Все по очереди представились. Расписные ожидаемо назвались Уруками во главе с военным вождем Варатаном. Уже зрелый, могучий орк с мрачной, покрытой шрамами мордой. Все дружно сообщили о своем глубоком уважении и желании пообщаться. Хотя, выговаривая общие фразы об уважении, урук морду скривил.

Присвоив всем пришедшим статус гостя и получив подтверждение, приступили к трапезе. Было видно, что изголодались они здорово и с трудом сдерживают позыв засунуть принесенную им еду в себя целиком и сразу.

Покончив с едой, приступили к переговорам.

Что мне нравится в орках, так это скорость принятия решений и отсутствие долгих согласований. И Болотники, и другие Дикие пришли уже с одним желанием и просьбой, влиться в мой род, со всем имуществом и угодьями. В результате у меня стало на почти сотню годных для боя и больше сотни щенков. В основном Болотников, остальные Дикие щенков потеряли почти всех.

Приняв клятву верности от Старших родов, посмотрел на сидевших в стороне уруков.

— С чем вы пришли к нам?

Сидевший впереди всех орк, не торопясь, встал и, слегка кивнув мне, заговорил.

— Я Варатан, помощник Вождя могучего рода Уруков. Нас позвали, мы пришли. Тебе нужны воины, а не болотные лягушки с дикими крысами, — со всех сторон зашипели, у меня за спиной забрякало оружие, из темноты выдвинулись шеренги моих вояк.

Сидевшие за уруком соплеменники вскочили и встали к нему ближе, перехватив свое оружие.

Он же, скорчив презрительную морду, продолжал смотреть сквозь меня.

— Уруки, могучие воины, люди ни разу не смогли войти в наш дом. Даже хозяева Бооргузов знают и уважают силу и свирепость наших воинов. Могучие копья самцов и смертельные стрелы наших самок. Мы самые могучие из орков. Мой род может помочь тебе, Ходок. Но наша помощь стоит дорого, сможешь ли ты заплатить достойную цену за нашу помощь?

Подняв руку, я остановил двинувшихся со всех сторон на уруков, глухо рычащих орков. И покивав головой, спросил.

— Ты говоришь от всего рода? — дождавшись небрежного кивка, уточнил. — И сколько же вы можете привести великих воинов-уруков, и что мне это будет стоить?

Еще больше надувшийся Варатан снисходительно осмотрелся, подошел ко мне ближе и, кривя губы в усмешке, произнес.

— Сто, сто могучих воинов-копейщиков и сто ловких самок-лучниц. Каждому воину самцу ты дашь по железному копью, железному топору и железному ножу. Каждой самке по железному ножу и по два десятка наконечников для стрел. За это мы будем охранять вас до следующей осени. Ты будешь их кормить полной порцией каждый день и еще столько же порций для двух сотен щенков воинов, что будут тебя охранять. Корм для щенков твои Болотники будут возить в наше ущелье. Добычу будем делить на три части, две нам, одна вам. Десятникам и Старшим, оплата в два раза больше. Мне в три. Жить мы будем здесь, в домах. Каждому самцу дадите по одной вашей самке, пора и в ваших родах появиться воинам.

И главное, ты выйдешь на поединок с нашим воином, я скажу ему, не убивать тебя. Если проиграешь, то условия будут другие. Вызов!!!

Со всех сторон раздался рев моих воинов, мимо меня сунулась Ая с занесенным копьем. Мои старшие потянули из-за поясов оружие.

Вскочив, я рявкнул.

— Молчать!!!

Обернувшиеся на меня орки, неохотно опустили оружие и замолчали. Стоящий передо мной урук даже не шевельнулся, продолжая презрительно разглядывать меня.

— Ты все сказал, Варатан?

— Для тебя все, для всех твоих крыс, добавлю. Мы — Уруки. Кто вы такие скалить зубы на нас?!? Пожалуй, мы займемся вами и вашими землями. Слабые не могут ее удержать. Ты, — он ткнул в меня когтем, — принимаешь вызов?

— Конечно, принимаю, только я не услышал, что я получу, если выиграю поединок?

Выслушав меня, Варатан захохотал.

— Этого не будет. Никто из орков не мог победить урука.

— Все когда-нибудь случается в первый раз, почему бы и не сегодня. Вызов!!! Готовься, урук.

— Щенок, я Вождь и великий воин, мне будет стыдно рассказывать о такой победе. С тобой сразится... он, — он ткнул себе за спину. Вперед шагнул высокий молодой урук.

— Грым будет бить тебя. Выбирай оружие.

— Хромой, посох! — мой Старший сунул мне его в руку, — я готов.

Державший в правой руке тяжелый каменный топор Грым дернул из-за пояса широкий кремневый нож и пошел ко мне. Я шагнул ему навстречу.

Разбежавшись, он подпрыгнул, намереваясь ударить сразу с двух рук. Сделав еще один шаг ему навстречу, я прыгнул в сторону, разворачиваясь в воздухе, пропустив его мимо, со всего маха приложил его по голове. Он попытался закрыться, но шест, даже не заметив препятствия, расколов на мелкие обломки нож, звучно ударил его в голову. Грым мотнул головой и, сделав пару неуверенных шагов, остановился, качаясь и пошатываясь. Подойдя к нему, выбил из руки топор и толкнул его в грудь. Тяжело, всем телом рухнув на землю, он замер, потеряв сознание.

Стоящие вокруг орки дружно рявкнули, выражая восторг. Потрясая оружием, они ревели от восторга. Подняв посох в руке, я дождался тишины и повернулся к Варатану.

Почернев лицом, немного наклонившись, он исподлобья смотрел на меня.

— Я победил.

— Ты колдун?

— Нет, я не колдун, я орк. Ты проиграл. Теперь я буду назначать условия найма.

— Убей его, — он ткнул в сторону завозившегося на земле Грыма,— он опозорил себя и наш род.

— Это не мои проблемы. А вот если я убью тебя, то ему не будет стыдно принять от меня свою жизнь. Ты нарушил правило поведения гостя. Вызов!

Варатан оскалившись, прошипел.

— Вызов принят. Я не этот глупец. Я съем твое сердце. А потом убью его.

— Дайте ему железное копье. Пусть не говорят, что у него было оружие хуже моего.

За копьем пришлось отправлять на склад гонца. Никто не хотел отдавать свое. А пока я сидел и наблюдал, как мой противник машет своим. Вставший на ноги Грым стоял рядом со своими родичами. Оставшиеся две лучницы, как и он, стояли в плотном окружении копейщиков.

Получив новое копье, урук насколько раз махнул им и оскалился в мою сторону.

— Я готов убить тебя, кузнечик. Это копье я оставлю себе после твоей смерти.

— Конечно, оставишь, — я, поднявшись с бревна, протянул руку за шестом.

Хромой не спешил мне его отдавать и мрачно смотрел мне в глаза. Мои Старшие, стоя тесной группой, также на спускали глаз с меня.

— Что?

— Ты уверен, что сможешь убить его? — Хромой не спешил протягивать мне оружие.

— Давай, мы их всех убьем и забудем, что они здесь были, — это уже Урта, кривясь обожженной мордой, вполголоса проворчал в мою сторону, не отрывая глаза от скалящегося урука.

— Нет, я сам, — шагнув, отобрал у хромого свой посох и шагнул вперед. Мне дорогу заступил Хрууз и, схватив за рубаху и притянув к себе, прошептал мне в ухо.

— Конечно, сам. Но во имя Темного и всех наших предков, не пытайся оставить его живым. Если что, мы их убьем, но что нам потом делать без тебя!!

Отпустив меня, он шагнул в сторону, склонив голову.

— Ты закончил прощание, кузнечик? — урук перехватил копье удобнее и пошел в мою сторону.

— Да.

Он молча прыгнул в мою сторону, срывая дистанцию. Следующие несколько мгновений, я уклонялся и уворачивался от его колющих ударов. Несколько раз мой шест лязгнул о наконечник копья, отбивая его в сторону. Двумя прыжками я разорвал контакт и пошел по кругу. Урук удивленно хмыкнул и, недовольно покрутив головой, встал в стойку, ожидая моей атаки.

— Устал, урук?

Сверкнув глазами, он промолчал и только немного переступил поудобнее. Остановившись в паре шагов от него, я выбросил из шеста лезвие и, махнув пару раз уже копьем, посмотрел на него.

— Сдашься?

Рыкнув, он снова атаковал меня. Копьем он владел хорошо, для Дикого даже просто замечательно. Но за мной он не успевал, просто не успевал. Мы оба это быстро поняли, и он решился на отчаянный шаг. Видя, что я не атакую, а только отбиваю его удары, он резко ускорился и, не заботясь о своей защите, нанес мне несколько быстрых ударов, заставив попятиться. Радостно заревев, кинулся за мной, продолжая бить и колоть. И замер с поднятым в правой руке копьем. Опустив глаза, посмотрел на пробившее ему грудь лезвие, удивленно взглянул на меня. Выплюнул кровь, залившую ему грудь и, оскалившись, попытался взмахнуть своим копьем. Глядя ему в глаза, я толкнул свое копье глубже и провернул в его груди. Уронив руку, он упал на колени и мягко повалился в сторону.

Вырвав копье, посмотрел ему в мертвые глаза. В полной тишине оглядел столпившихся орков и вскинул руку с окровавленным копьем. Мои воины дружно заорали, потрясая оружием.

С трудом простоявший все это время Грым упал на колени, и выплюнув себе на грудь сгусток крови размером с кулак, ткнулся лицом в землю. Услышав мои шаги, упираясь руками, с трудом поднял мне навстречу посеревшее, залитое кровью лицо.

— Я готов, мне не стыдно умереть от твоей руки.

Я присел перед ним и внимательно посмотрел ему в глаза. Ему было плохо, очень плохо, но упираясь трясущимися руками в землю, плавая глазами и плюясь кровью, он пытался сохранить достоинство. Не глядя сунув стоящему рядом Хромому посох, я поймал его за подбородок и быстро ощупал затылок, он, сцепив зубы и глухо замычав, продолжал твердо смотреть мне в глаза.

— Твоя жизнь — моя?

Выплюнув очередной сгусток крови, он с трудом кивнул. Я мазнул его кровью себе по лбу, и, удерживая его за лицо, громко произнес.

— Я оставляю тебя живым, я беру твою жизнь себе. Поговорим позже, воин. Выздоравливай, у нас еще очень много дел не сделано. Тзя!

Рядом со мной присела Старшая.

— Его в наш дом. Кровь остановить, на затылок мазь, лежать в тепле, покой, и свари ему курицу, пусть девчонки Даритая выберут. Унесите его.

Несколько рук подхватили вырубившего урука и под негромкий одобрительный гул, утащили его сквозь толпу. Я поднялся и посмотрел на двух оставшихся лучниц. Обе стояли не шевелясь, в каждую упиралось по несколько копий моих орков. Мрачно насупившись, они молча ожидали моего решения.

— Уберите копья от наших гостей. Правила нарушил Варатан, не они. Вы принимаете мое слово?

Выдохнувшие лучницы поклонившись, подтвердили, что да, они согласны и принимают мое решение.

— Обо всем остальном поговорим завтра. Отведите моих гостей в мой дом.

Проводив ушедших взглядом, повернулся к Старшим.

— Урта, бери наших новых родичей, веди покажи наши Драконы. И с переездом там сам реши, что да как. Кровь Варатана я отдаю Болоту. И как проснусь, оба Старших рода и ты ко мне. Своих пленных покажешь, будем думать.

Просиявший Болотник кивнул и нырнул в толпу.

— Хромой, новые родичи Дикие — тебе. Все, что нужно расскажи, вопросы переезда обговорите, и после Урты тоже ко мне. Хрууз, Даритая бери и ко мне. Я в дом.

В землянке, где я встретил Даритая с его девушками, я и решил еще раньше поселиться. В ней же были места для сна всем остальным Старшим и Ае с посыльными. Ближе к выходу места для дежурного десятка, несущего стражу по лагерю. Постоянно в доме было пятеро полностью вооруженных орков, еще пятерка на постах. У самой дальней стены было мое место для сна, часть землянки отгородили занавесью из ткани, у самой стены сделали небольшой помост, его застелили шкурами, под ним я нашел мой короб с вещами.

Осмотрев все, что сделали, прошел обратно к выходу. Там Тзя с парой самок возилась вокруг лежащего Грыма. С ними суетились и пара девушек-людей. В проходе стояли лучницы-уруки, поклонившиеся, когда я подошел.

— Тзя, как он?

— Будет жить, голова у него крепкая. Встанет дней через пять, ударил ты его очень сильно, драться сможет еще через неделю. Ну и подкормить его надо.

— Хорошо, — я повернулся к стоящим урукам, — у вас есть все?

Они обе опять кивнули. В свете пляшущего огня очага посредине дома, что горел ночью всегда, забота о нем была на дежурном десятке стражи, я теперь уже внимательно разглядывал собеседников.

Выше на полголовы среднего самца Дикого или Болотника, не такие коренастые, немного сутулые, там где не было раскраски — ровного темного цвета кожа. Мускулистые руки с хорошо заметными когтями крепко держали простые длинные луки. Судя по массивным запястьям и заметной горбатости, луки они из рук не выпускали с возраста щенка. За спиной у каждой по колчану из лыка, с торчащим оперением стрел, на вид больше двух десятков у каждой. Пояса, сплетенные из чего-то растительного, на них ножны с видимо кремневым ножом, у каждой небольшая сумка на поясе. Длинные, для моих орков, ноги, слегка кривые и косолапые ступни, босиком. Из одежды короткие юбки из травы. За спиной на перевязи, как и у самцов, свернутая накидка из тростника. Все снаряжение имело вид очень похожий и продуманный.

Волосы на головах заплетены в косички и увязаны на макушке в пучок. В него воткнуты костяные шпильки и по несколько перьев. На этот раз выглядевшие по разному у обеих, как и наручи на левых руках, плетеные из ярко покрашенных растительных волокон и украшенные вплетенными косточками и камешками.

Обе молча рассматривали меня.

Потом одна, похлопав себя по груди, произнесла.

— Я Таур.

Повторив ее жест, вторая тоже назвалась.

— Аату.

Таур, ткнув пальцем в девушек, произнесла.

— Люди — рабы?

— Нет, не рабы. Добыча, да. Были рабами у охотников. Теперь отрабатывают свою свободу, долг. Не удивляйтесь, у меня так. Люди, если с нами не воюют, то они нам не враги. Знают и умеют то, что мы не знаем. Учат орков.

— Самки?

— Не только самки. Увидите еще.

Мимо нас прошли вглубь дома Хрууз и поклонившийся мне Даритай. Посмотрев ему вслед, Таур кивнула сама себе и, глядя мне в глаза, спросила.

— Грым — раб?

— Грым — воин. Долг крови. Я забираю кровь Грыма и Варатана по праву. Отдаю вашему роду их оружие. Грыму дам его сам.

Выслушав, обе низко поклонились.

— Вам что-нибудь нужно от моего рода.

— Нет, у нас все есть. Прошу разрешить нам, пока мы здесь, быть рядом с Грымом.

— Да, ему это надо. Но лечить его будет моя Старшая, Тзя.

Пройдя в свой угол, забрался на помост, посмотрел на сидящих на скамейке передо мной Хрууза и Даритая.

— Даритай, поселок мы взяли. В нем никто не погиб, расскажи своим женщинам. Как они?

— Все в порядке, Вождь, у нас все есть, их никто не обижает. У них появились подруги среди орков, учат друг друга языку и женским делам. С живностью все тоже в порядке, мне помогают несколько воинов.

— Хорошо. Завтра с утра поедешь в малый лагерь, отгонишь живность, ту, что здесь лишняя. Бери все стадо под себя. Хрууз, подберет тебе помощников. Мне тебя предупреждать о вредности для вас глупых поступков?

Вставший со скамьи Даритай, склонив голову, произнес.

— Я принял тебя своим Вождем не по праву войны. Это мое решение. Я готов дать тебе клятву служения. Если ты ее примешь от человека.

— Я приму ее от тебя, человек Даритай. Но не сейчас, через месяц. А ты хорошо подумай. А пока я беру тебя на службу воином. Утром дашь клятву. Хрууз. Выдашь Даритаю завтра лук из трофеев, что ему понравится. И все остальное на конного воина. Ты что-то хочешь спросить?

— Благодарю тебя, Вождь, за доверие. Кроме орков, я могу взять с собой кого-нибудь?

— Хм, даже знаю, за кого ты просишь. Это ту самую громкую? Забирай, конечно. Иди.

Оставшись одни, глядя на Хрууза, стал в себе искать злость и ярость, но как не странно не находил ее. Только усталость. Только ее. Старый пройдоха, сидевший с видом приговоренного к казни, оживился и затарахтел.

— Вождь, я не виноват. Этот скара — Варатан, увидел тебя и совсем от голода одурел. Вот и полез в драку. Я-то ведь знаю, что они пришли сюда наниматься за еду. У них там совсем все плохо. У них за воротами ничего нет, а в пойме охотники разорили все. И Болото у них совсем маленькое, там две семьи Болотников еле-еле выживали. И из них только три самки выжили и пара щенков. Они к нам прибежали. Их в род, что ты сегодня взял, приняли. Они и рассказали, что уруки еле отбились. Так что врал Варатан, сто воинов у них нет, даже если подростков поставят. Их Старший все еще не встает. У них еще с полсотни покалеченных все никак не встанет, они их собирались уже резать. Да услышали про найм и отложили. Теперь точно добьют. Лучниц, да, полсотни наберут, может. Ну и щенки у них все целы. Но до весны не доживут, там они уже не встают. Так что пусть всех не ходячих режут и идут к нам, только с них клятву Крови бери. Тогда удара в спину можно не ждать. Они там всем родом почти скары, но слово всегда держали.

Я молча смотрел на него. Поежившись, он продолжил.

— Я виноват. Не разглядел, что этот Варатан тебя за опасного противника не примет. Виноват. Но я не предатель, я понимаю что после тебя мне нож в брюхо сунут первому.

— Хрууз, к тому, что ты сам сказал, я ничего добавлять не буду. Мы друг друга поняли. В этот раз. По урукам я подумаю. Что еще ты хочешь сказать?

— Да. Мы тут собрали много разных вещей, и Даритай сказал, что для людей они очень важные. Вот, — он, встав, положил мне на колени глухо звякнувший мешок, — там их много.

Я раскрыл горловину, множество круглых и плоских пластин. Зачерпнув горсть, поднес ее к лицу.

— Посвети мне, — Хрууз принес от очага горящую головню.

В свете мерцающего огня горсть заблестела тусклыми отблесками от металла.

— Даритай говорит, они называются, — он запнулся, выговаривая незнакомое слово, — деньги. Говорит, за них можно купить, что угодно. Не понимаю я их, что с ними можно сделать? А ты знаешь?

— Да, читал про них, — я отвлекся от рассматривания рисунков на пластинах, — все это деньги. А по отдельности каждая — монета. Это медная, это серебряная, а вот эта золотая. Ты, наверное, походи с Даритаем по складам, пусть тебе расскажет, сколько монет нужно отдать и каких за разные полезные вещи. Ну и сколько какая работа стоит. Пригодится это или нет, а знать надо.

— Ага, хорошо, — он явно загорелся новой загадкой, — я тогда пойду?

— Пойдешь, конечно. Только ответь мне, что у нас с Трелом получается, ты знаешь, чем он занят?

Уже вставший Хрууз сел обратно и, подумав, ответил.

— Знаю, что делает, а вот зачем, не совсем понимаю. Сначала он ходил по ущелью, что-то искал. Где-то что-то рыл. Мы помогали ему. Если просил. А вот уже как третий день мечется у реки как испуганный заяц, ям понарыли, скоро лес посадить можно. В воду лазит, ныряет, землю со дна достает и на костре ее жжет. И сам, и охрана скоро в Болотники уйдут. Что-то нашел и скакал вокруг костра, орал и прыгал. Мне гонца прислали, спрашивают — может заболел? Мы-то людей мало знаем, у них так бывает? И чем лечить его? Убереги нас Темный от такой напасти, а вдруг помрет, где мы еще и когда такого отловим?

— Я тоже не знаток их, только то, что написано. Так что отправляй гонца, пусть везут его сюда, со сбережением. А то припрут связанного и поломанного. Есть у меня мысль, что да как, но пока рано еще говорить. Ты ушами не шевели и морду не морщи, может оно, а может и не оно. Так что гонца сегодня отправь со словами, что зову я его, в добыче отобрать то, что ему нужно для работы будет. И ответ держать, что находил и накопал. Ясно?

Выпроводив Хрууза, пошел посмотреть на Грыма, попутно озадачив Тзя поздним ужином. Заодно позвав на него и обеих лучниц. Участие в нем приняли Тзя и Ая с моими посыльными. Разговор как обычно у орков завязался после еды. Ая и Тзя не удержались от хвастовства с демонстрацией новых вещей и нашли полное понимание в слушательницах. Клевавших носом посыльных я отправил спать, вбежавший к нам ошарашенный Хрууз увел меня на улицу и буквально заплевал мне ухо, рассказывая, что, оказывается, можно купить на деньги. После чего махнул в темноту. Из-за угла вышла пара орков, тащивших немаленький сундук.

— Это я все деньги собрал. Пусть у тебя на хранении будет. Если он и правда столько стоят, я сам на них спать буду.

— Хорошо, пусть лежат. А их что, полный сундук?

— Этот короб сундуком зовут? Не, не полный, он самый крепкий.

— Ладно, тащите его, я пока стражу проверю.

Вернувшись, застал в землянке самочий совет. Полтора десятка самок и еще трех как-то затесавшихся в их компанию женщин, дружно и громко что-то решали, мастерили и обсуждали. В свете ярко горевшего очага, толкаясь и переругиваясь, они что-то шили, рвали, примеряли, показывали. Из руки в руки передавались одежда и инструменты, посуда и продукты, над очагом висели несколько разномастных котлов, в которых варилась не только еда, судя по запахам. При этом они что-то жевали и периодически по очереди прикладывались к здоровенному кувшину, гулявшему по рукам. Потянув носом, я еще больше удивился, поняв, что это трофейная брага.

Массивные и высокие, несмотря на свою худобу уруки, не уступающие им в росте людские самки, невысокие и сутулые Болотники, коренастые Дикие, все они что-то дружно решали, и обсуждали, не испытывая похоже никаких проблем своего разнообразия и различия языков.

Посмотрев на них, по полатям обошел этот совет и нырнул к себе. Еще через минуту я уже спал, привычно перед этим положив клинок под руку.

Половину цикла Уш со своей сотней, не останавливаясь, таскал воду на Мешалку.

Выбежав после команды сотника с фермы, обходным ходом они обежали ее и, получив на складе мешки для воды, в полном составе прибежали на Реку.

Бооргуз становился живым только при наличии в подземелье источника воды. Без нее они могли быть только укрытиями или складами, прокормить такие пещеры не могли.

В Бооргузе-Тайн была вода. Одноименный источник нес свои воду из неизвестных далей Глубины, позволяя жить хотя бы в малой части огромных пещер.

Но перед использованием ее нужно было доставить к Ферме. Прибежав на плохо освещаемую площадку у реки, орки замерли, не решаясь входить в воду, и только рык и палки полусотников и самого сотника заставили их зайти в холодные струи Реки.

Подвывая от холода закрытыми намордниками ртами, они зачерпывали полный мешок и несли его к берегу, получив от полусотника кивок в знак того, что мешок полон, завязывали его и, закинув за спину, вылезали из воды. Дождавшись, пока все выйдут. Сотник рыкнул.

— Бег.

До мешалки надо было пробежать не одну сотню шагов, но вся сотня с радостью сорвалась с места, надеясь согреться в движении. Им навстречу уже бежали такие же водоносы, размахивая пустыми мешками.

В большой пещере Мешалки у нескольких столбов с надетыми на них счетными бусами их ждал второй полусотник с учетчиком из учеников Помнящих. Показав в сторону одной из Ям, он принялся перекидывать костяшки бус, считая пробегавших мимо водоносов. Хмурый сотник встал рядом, контролируя счет.

Большая часть рабочих орков могли считать на пальцах в районе пяти-десяти рук. Никогда особо не имея необходимости в этом в течении всей своей жизни, потому и учет проводился при помощи костяных бус. Они-то и являлись основной расчетной единицей для учета выполненных работ, с них же начислялась норма питания. А такое упускать сотник не мог себе позволить.

В большой зале Мешалки вдоль и вокруг рядов выбитых в каменном полу, длинных и неглубоких, в половину роста взрослого рабочего, ванн метались десятки орков разных каст и возрастов. По сторонам у стен пещеры на высоких, редких пилонах сидели молодые воины из старшей Семьи, еще не получившие меч Стража, наблюдая и контролируя.

В середине зала у перед счетами ходил уже старый Знающий, контролируя и управляя процессами, происходящими на Мешалке.

Во всех ванных готовили растворы для поливки и подкормки грибов Фермы. На стол за спиной Старшего мешалки гонцы приносили перекладину для счета, с надетыми на нее костяшками разной формы и цвета для указания потребного раствора.

Видя, что очередная ванна, перед этим вычерпанная и очищенная, залита водой, он ставил на ее счеты заказанную костяшку и начинал командовать. Десятки орков тащили десятки корзин и мешков с разных складов, с самыми разными ингредиентами и сваливали в определенном порядке все это в ванную по указаниям помощников Старшего Мешалки. Крепкие, взрослые самцы из рабочих, большими деревянными лопатами непрерывно размешивали воду. Несколько уже старых Нюхачей крутились возле ванн, нюхая и пробуя раствор. Полученную жидкость несли на пробу Старшему и в свою очередь, сунув в нее пальцы, он нюхал и лизал ее, в торжественной тишине морщил лоб и кивал головой, соглашаясь, или командовал что-то добавить. К ванной с готовым раствором бросались сомны самок, большими черпаками наливая его в подставленные мешки поливальщиков. Это уже были взрослые орки рабочих каст, допущенные до важной работы — полив грибов. В горловину уже полного мешка вставлялась костяная трубка, после чего ее плотно обвязывали и бережно несли на ферму, где под присмотром Старших и контролем Нюхачей поливали грибы.

Полив был очень важной процедурой и допуск к этой работе получали только самые старательные и сообразительные. Весомая прибавка в питании заставляла их еще больше стараться.

Сотня Уша занималась самой простой и всеми нелюбимой работой — водоносы.

Час за часом они бегали по одному пути, таская и выливая в ванные холодную воду. Неся на спинах в кожаных мешках воду, они ее еще и слегка согревали. Работа была трудна и тяжела, необученных щенков не берегли, и считалось, что так отсеются слабые. Смерть от простуды была частой причиной ухода из жизни щенка.

По залу ходили самки с мешками воды, давая напиться работающим, втыкая костяную трубку в отверстие намордника, щенков не поили, воды им и так хватало с избытком при заполнении мешков у реки.

Во второй половине цикла работы Уша и так и держащегося рядом с ним Хр остановил сотник и задал вопрос.

— Малую мешалку найдете, были там? — Уш кивнул, — бросайте мешки, отнесете корзину какой-то дряни туда, отдадите Старшему и назад.

После чего надел на каждого деревянную бирку на шнурке, знак, что они выполняют работу отдельно от своей сотни. После чего махнул рукой в сторону стоящей большой увязанной корзины с шестом для переноски.

Кивнув, щенки подхватили ее и быстро выбежали из Мешалки. Выскочив в галерею, они, не сговариваясь, сбавили темп и побежали ко входу в ферму, держась стороны уха с биркой.

В коридорах Бооргуза жизнь кипела. Бегали и что-то таскали орки рабочих каст, неторопливо шли члены старших семей. Все, что невозможно перенести в мешке или в охапке, переносилось на шестах, самое тяжелое волокли или перекатывали на катках бригады грузчиков. Отдельные, небольшие отряды самых сильных орков и, как правило, самых глупых. Более сообразительные шли в младшие дружины Семей или в стражу Ворот Бооргуза.

Добежав до фермы и показав бирку десятнику, щенки понесли свой груз в глубину ее вдоль, казалось, нескончаемых рядов висящих корзин. Вид растущих на них грибов, гроздьями мясистых наростов покрывающих стенки корзин, заставил Уша опустить голову в пол и тащить спотыкающегося Хр за собой.

Именно поэтому он и не заметил будущих неприятностей.

Появившийся из ниоткуда шест воткнулся в пол прямо перед ним, заставив его резко остановиться и присесть.

Легко перешагнув через ряд вывешенных корзин, в проход, по которому они бежали, шагнула огромная тень. Опираясь на шест, они перенесла вторую ногу и, коротко переступив, оказалась над ними.

За спиной у Уша придушенно взвыл от ужаса Хр, через шест с корзиной Уш чувствовал, как его трясло от страха.

Первый раз они оказались на пути и так близко от Длинной Тени. По своей опасности и смертоносности в длинном списке ужасов и страхов рабочего орка они превосходили с большим отрывом Стражу Старших семей.

С трудом оторвав свои глаза от каменного пола пещеры, Уш медленно поднял свой взгляд. Длинные, черные ноги, твердо и уверенно упертые в пол, и на уровне глаз самого высокого орка, развивающиеся на сквозняке гуляющем выше рядов грибов, полы свободного кожаного плаща. Длинный посох, сделанный из черного дерева, покрытый резьбой, когтистые руки, держащие его, небольшой шар светляков, светящийся ярче, чем он до этого видел, привязанный на уровне рук. Глухой капюшон плаща, скрывающий голову Тени.

Свободная рука тени потянулась к нему, открывая голову, из-под него появился мерцающий свет. За спиной Уша взвыл сквозь намордник запаниковавший Хр. Бросив шест, он кинулся бежать прочь, от животного ужаса совсем потеряв голову. На его поступок тень среагировала молниеносным движением посоха, воткнувшимся в пол на пути у беглеца.

С громким стуком воткнувшись в него головой, Хр отлетел назад под ноги обернувшегося Уша.

Скользнув руками по посоху, не сгибая ноги, наклоняясь, Тень приблизила свое светящееся лицо к Ушу.

Широкая морда с клыками во рту оказалась на расстоянии в три ладони от его лица. Она светилась синеватым, мерцающим светом. Черные провалы глаз, казалось пронзали его.

— Кто?

Утром меня ждала та же куча дел, проснувшись в уже привычных объятиях мамы с дочкой, увидел, что все участники совета самок ночевать остались здесь. Быстро распинав всю эту братию, в том числе и спавших с хлопавшим на меня глазами Грымом лучниц, выпроводил всех их на улицу. Забрав лежащую у моего изголовья чистую рубаху, запустил узлом со своей связанной одеждой в сунувшуюся ко мне Аю. Не надевая ее, только в набедренной повязке, с поясом с перевязью и оружием, надетым на плечо, вышел к колодцу и при помощи зевающего, еще не сменившегося стража облился холодной водой. После чего минут десять махал оружием.

Отмахнувшись от готовых доложить о порученном им Урты и Хромого, позвал их к кухне, где на доставшихся нам от бывших хозяев вкопанных столах, нам уже выставили еду. Подошедший немного позже Хрууз долго выковыривал из волос, набившееся туда сено.

— Как ты спал там? Они же там орали, как куча щенков некормленых, только громче.

— Я их просто не слушал. Неинтересно было, все равно ведь не понятно, что они там делали. Сейчас едим и идем с уруками решать.

Несколько позже мы все сидели в моей землянке. Я на помосте с Тзя и Аей за спиной, остальные Старшие по обе стороны на полатях. В проходе, спиной ко входу, на скамейке, обе лучницы.

Перед ними и помостом, на металлической треноге, горел бронзовый масляный светильник, доставшийся нам как добыча.

Обе они, со свеженанесенной раскраской и без оружия, только с ножами сидели, положив руки на колени, ожидая, когда я заговорю.

— Кто будет говорить со мной от имени рода Урук?

— Я, Таур, полусотник лучников рода Урук. Мои слова подтвердит Аату, второй полусотник лучников рода Урук.

— Будут ли твои слова являться голосом рода?

— Да, Варатан убит в поединке, Грым проиграл поединок и теперь он твой. Мы обе теперь, голос рода Урук.

— Хорошо, говори.

— Мы хотим обсудить условия найма на службу. Твоему роду нужны наши воины?

— Прежде чем мы будем обсуждать условия найма, ответь мне, воин. Сколько воинов твой род может выставить? И прежде чем ответить, знай, я верю только один раз, Варатан уже хотел меня обмануть. Это и был первый раз.

Таур опустила потемневшее лицо, и ненадолго замолчала. Вздохнув, подняла на меня глаза.

— Пять десятков самцов и почти девять десятков самок.

— А сколько из них могут держать оружие и сражаться?

Закусив губу, она, не отрываясь, смотрела мне в глаза. Потом медленно проговорила, охрипшим голосом.

— Два десятка самцов и половина самок. Но если подкормить, то и остальные тоже смогут.

Она замолчала и, не отрывая от меня глаз, замерла, сжав руками свои колени. Сидевшая рядом с ней Аату затравленно оглядывала нас.

— Как мне рассказали мои Старшие, — я обвел рукой, — а я верю этим уважаемым оркам. Так вот, обычный найм Туманных Гор звучит... расскажи нам, уважаемый Хрууз.

Приосанившийся Хрууз кивнул мне в ответ и буквально пропел.

— Самый короткий найм — месяц. Воины приходят со своим оружием. Воины — это орки-самцы или самки. Не меньше года от подростка, меньше возрастом — меньше оплата. Воин — силен и здоров.

Оплата — еда все время найма, полный рацион, десятник — полуторный рацион, походные вожди — три рациона. Оплата за бой: доля в добыче — одна пятая часть на всю стаю. Внутри стаи добычу делит ее походные вожди. Оплата может быть увеличена по договоренности. До трети добычи. Мертвым — доли не нужны. Сломанное оружие воин восстанавливает сам. Один бой — один месяц. Если чаще — оплата больше. Раненые — проблема стаи. На время найма — клятва Крови.

Замолчав Хрууз сел на свое место.

— Все правильно?

— Да, — Таур, кивнув, замерла.

— А сколько из оставшихся без найма выживет?

Таур молчала, вместо нее мне ответила Аату.

— Если мы зарежем всех щенков и раненых, то еще столько же. Род выживет. Мы согласны на найм.

Я, хмыкнув, наклонился вперед.

— Но ваши угодья разорены. Те, кто остался, не поднимут их. Вы вернетесь после окончания найма, если вернетесь, обратно в голое ущелье. Мы вас нанимаем драться с людьми. Сколько из вас уцелеет?

— Мы не боимся смерти.

— Я знаю, иначе мы бы здесь не говорили. Я даже могу сказать, что вы сделаете дальше. Вернувшись в свой дом, вы пойдете в набег на нас. Или если я вас не найму, вы пойдете в набег на нас, как только вы вернетесь домой. И кто бы не победил, вы или мы, уцелевших добьют люди. Умрет и ваш род, и, возможно, наш.

— Ты знаешь то, что мы думаем. Ты шаман?

— Таур, я не шаман. Я просто подумал. Как бы я делал. Будь я на вашем месте. Это просто.

— Ты нас убьешь?

Мои Старшие начали подниматься, вытаскивая оружие, сзади лучниц выросли орки дежурного десятка. И не только они. Оскалившись, Хрууз зашипел.

— Уруки, вы уже один раз нарушили законы гостя, сейчас мы можем убить вас, по праву.

Аату, медленно потянулась рукой к ножу, ей в шею сзади уперлось сразу два копья. Не шевельнувшаяся Таур, с усмешкой посмотрела на соседку и подняла глаза на меня.

— Все правильно, вы в своем праве.

За спинами у них началась возня и сквозь толпу орков протиснулся Грым, на него сразу нацелились несколько копейщиков. Обхватив опорный столб кровли, он просипел.

— Вождь, прости мне долг, хочу уйти со своим родом.

— Что вы все так спешите умирать и убивать. Будто кроме вас это делать некому. Аату, убери руку с ножа, все равно не успеешь. Все убрали оружие от наших гостей!

Дайте Грыму кто-нибудь сесть. Уруки, я вам напоминаю, вы наши гости. И всем остальным. Все на улицу. Собрать всех, будем говорить.

Через пару мгновений вся толпа, дружно развернувшись, повалила на выход.

Таур, встав, не спуская с меня глаз, развязала свой пояс и вместе ножнами отдала его стоявшему рядом с ней Хруузу. Аату повторила за ней. Поклонившись мне, вдвоем занялись отрыванием Грыма от столба и потащили его на выход, так как ложиться он отказался.

Мы остались со Старшими одни, стоя в проходе, молча чего-то ждали.

— Тзя, что они тебе вчера рассказали?

— Все плохо у них. Охотники не только все порубили, но и сожгли все, их ущелье — черная пустыня. Они месяц живут на треть рациона. Щенки не встают. Сосунки умерли все. Раненых не добили только в надежде на их мясо. Теперь будут резать.

— Сколько щенков?

— Когда они уходили, было сотни полторы, сейчас не намного меньше. Уруки их кормили до последнего. Что ты хочешь сделать?

— Увидите, идите к остальным, мне нужно видеть и говорить всем.

Как только я вышел из дома, мне за спину пристроились пятерка из дежурной стражи, Ая и посыльные.

В меня сразу впились сотни глаз. Стоящая у закрытых ворот толпа орков в молчании ждала. Изобразив каменное лицо, неторопливо пошел к ней. При приближении стало понятно, что она совсем не однородна. Орки стояли отдельными плотными группками, как они привыкли жить. Верхние и нижние Дикие, Болотники и несколько кучек мне еще не известных и незнакомых орков, и Диких, и Болотников.

Разница была в том, что мои были поголовно вооружены и уже привычно разбились на десятки.

Подойдя ближе, я по раздавшемуся проходу прошел к воротам. У самих ворот, почти касаясь их спинами, стояли лучницы и Грым. В толпе я заметил и лица Даритая с его женщинами. Сбившись в плотную кучку, они с опаской косились на соседей.

Рядом с уруками стояли и мои Старшие.

Встав перед уруками, я их внимательно оглядел. Таур все также хранила свою невозмутимость, Аату тоскливо оглядывала стоящих воинов моего рода и их оружие. Только Грым просто старался не упасть и не показать как ему плохо.

— Таур, у вас и правда полторы сотни щенков уже не встает?

На мгновение дрогнув лицом, она быстро собралась и кивнула мне в ответ, Аату, не сдержавшись, тихо заскулив, опустила голову, даже Грым, дернув головой, удивленно посмотрел на меня.

— Прошлой весной по ущельям прошли егеря и охотники, убивая и разрушая. Вы все смогли спастись. Если они придут еще раз, то сколько из вас выживет?

Орки молча ждали продолжения.

— Мы объединили три рода. Верхние, Нижние, Болотники. И пришли сюда, победили охотников и людей. Теперь те из них, кто остался жив, сидят в яме. А мы живы и сыты.

Через месяц сюда придет их вождь Ульрих, и приведет новых людей. Мы должны их встретить и победить. И я думаю, что победим.

Мои орки одобрительно заворчали. Из толпы шагнул отощавший до состояния щепки орк — Дикий.

— А егеря придут?

По толпе прошел гул.

— Может, придут. Егеря тоже люди. И у нас теперь есть, чем их встретить.

Заревев мне в ответ, мои вояки начали греметь оружием. Подождав тишины, я продолжил.

— Придут, не придут. Будем прятаться — убьют. Будем сражаться, тоже могут убить. Мы все лишь умрем, но сражаясь, а не прячась. И мы будем брать их жизни. Но мы можем, мы должны их победить. У нас только один выбор, если хотим жить — победить.

Мне в ответ одобрительно взревели сотни глоток. В ровный рев самцов вплетались пронзительное улюлюканье самок. Грохот оружия о щиты. Шумели долго и с удовольствием. Разрядились орки от души. Пара тройка потасовок завязавшиеся среди самых распоясавшихся с удовольствием ликвидировались десятниками. Угомонившись, все опять уставились на меня.

— Это очень хорошая земля, богатая, это не камни Верхних, это не узенькая полоска вдоль реки у Нижних, это не постоянное ожидание тени Дракона у Болотных. Это сытая жизнь, с едой каждый день, полный рацион и даже больше, — толпа вздрогнула — и не гнилой и протухший рацион Бооргуза. И мы все бросим и побежим прятаться в свои сырые ущелья и норы? Или сразимся с людьми за новую жизнь? Сытую жизнь. Где не придется убивать слабых, не отнимать кусок у щенка. Перестать бояться. Мы уйдем?

— Неееет!!

— Мы остаемся?

— Даааа!!

— Принимаем бой?

— Дааа!!!

Орали все. Мои воины и вновь пришедшие, смешавшись в одну общую массу. Старшие, дозорные на вышках и даже уруки.

Дождавшись тишины, я продолжил.

— Есть проблема, — я ткнул рукой в посеревших уруков, — у них голод, у нас еда. Брать их в найм — кормить будущего врага, не брать их в найм — ждать удара в спину. У них полторы сотни щенков не встают уже. Набег разорил их совсем.

Сотни глаз скрестились на сбившихся плотнее друг к другу уруках. Глухое рычание раздалось с разных сторон. Я поднял руку.

— Они наши гости, я убью каждого, кто поднимет руку на гостей. А для вас, глаза и уши рода Урук, от меня будет предложение. Клятва Крови, и я приму вас в род, всех.

— Я не могу ответить за весь род, — хрипло ответила Таур.

— Я знаю. Идите и передайте своему роду. У нас в роду есть Дикие, есть Болотники. И я буду рад, если среди нас будут и Уруки.

Подошедший к лучницам Хрууз протянул им пояса. Надев их, они замерли, вопросительно глядя на меня.

— Таур, мне горько думать, что столько щенков могут просто не дожить до решения ваших Старших. Я дам вам лодку еды, если вы поклянетесь, что ее будут есть только щенки.

— Урта, выдели гребцов, сильных, и вторую лодку. Им надо быстро отвезти наших гостей до границы их угодий. Тзя, отбери что-нибудь, что не убьет щенков с голодухи. Дай им один котел и двадцать-тридцать кружек. Им сейчас нужно горячее и жидкое. Ну и все остальное. Отдай им все укрепляющие травы. Хрууз, Урта, Тзя. Лодки должны сегодня уйти. Вы клянетесь, уруки?

Стоявшая согнувшись, как от удара в живот, Таур, с трудом проталкивая слова через горло, каркнула.

— Отдашь еду нашим щенкам? Возьмешь у своего рода и отдашь нам?

— Да, нам, — я обвел рукой, замершие в молчании ряды моих орков, — до прихода людей хватит. Победим — земля прокормит, погибнем — она нам уже будет и не нужна. С собой мы ее к Темному не унесем.

Стоявшие рядом орки после моих слов одобрительно закивали.

Таур с трудом выпрямилась и, шагнув ко мне, дернула из ножен свой нож. Полоснув себя по руке, сжав кулак, протянула его ко мне и, капая кровью, твердо проговорила.

— Я, Таур, полусотник лучников рода Урук, клянусь тебе, что я умру, но твой дар дойдет до тех, кому он назначен. Я подниму свою полусотню и убью любого, кто протянет лапу к этой еде.

Из-за ее спины шагнула вторая лучница и слово в слово повторила клятву.

— Я верю вам. И еще, если ваши Старшие не согласятся, я возьму в свой род всех ваших щенков и всех ваших раненых. Все идите, вам есть чем заняться.

Поклонившись, лучницы подошли к моим Старшим, и все вместе пошли в сторону складов. Остальные, обсуждая увиденное, стали быстро разбегаться.

И в этот момент в запертые ворота кто-то постучал. Я удивленно посмотрел на стоящего на вышке орка, тот суетливо метнулся к краю, посмотрев вниз, крикнул мне.

— Люди, трое, и много телег. У ворот.

— Десятник, открыть ворота, этому, — я ткнул в стража на вышке, — десять палок, и еще неделю по столько же каждый день. И ты на неделю на половинный рацион.

За воротами стояли все трое бывших переговорщиков из села. И десяток телег, нагруженных нашей добычей.

— Все привезли?

— Да, — как и раньше Олли пришел в себя раньше всех, — Привезли все, что вы отобрали.

— Втроем?

Олли с досадой сплюнул в сторону.

— Да нет, было нас много. Но у вас шум, рев, вот мужики и стреканули в лес. Сейчас, наверное, из кустов смотрят, думают, что нас сейчас рубить будете.

— А точно не за что?

Посмотрев на вытянувшиеся лица, хмыкнул и скомандовал.

— Длинный, беги собирай своих зайцев и заезжайте. Будем разбираться.

После чего я на какое-то время был занят разговором с Даритаем. Раздавшийся у нас за спиной шум заставил меня повернуться, мимо меня к воротам, прихрамывая, кинулся Даритай.

У ворот кричали и размахивали руками Мет (сын старосты) и Говорливая. Разговор сразу превратился в ругань, схватив девушку за руку, Мет потащил ее к воротам и отлетел в сторону от толчка в грудь от подбежавшего Даритая. Сжав кулаки, упрямо мотнув головой в ответ на предупреждающий окрик своего отца, Мет попытался кинуться на Даритая и уткнулся в два острия копья от десятка стражи. Подойдя ближе, я уточнил из-за чего шум.

— Она моя невеста, — выкрикнул, красный от злости Мет, ткнув пальцем в стоявшую за Даритаем девушку.

Начавшие заводить за ограду воза селяне сбились в кучку и молча наблюдали.

— Олли, этот человек говорит правду?

— Она была его невестой.

— Вы нас отпели как умерших, — выкрикнула Говорливая, — я теперь вам никто. Вы промолчали, когда нас увели Охотники.

— Тогда у вас нет прав на нее. Ты хочешь уйти с ними?

— Я останусь с Даритаем, он мой мужчина. И заберу свое приданное.

— Так, значит так. Олли, завозите и разгружайте, Хромой покажет вам куда. Дня через три подходи, поговорим о выкупе. И не один, Старших с хуторов приводи. Или я за ними отправлю воинов. Тогда разговор другой будет.

Даритай со всеми девушками и сводным десятком орков, что за это время показали желание возится с животными, загрузив на три повозки продовольствие, инструменты, посуду, погнали к малому лагерю остававшуюся у нас живность. Надо добавить что с доставшимися нам животными общение наладить смогли не все. Многие из орков вызывали в них ужас и страх. Так что отбор прошел сам собой.

Ближе к вечеру, уже в сумерках я с Хруузом и Уртой сидели у костра на пристани.

— Значит, эти люди отдали без драки своих самок Охотникам? И посчитали их умершими, не попытавшись отбить?

— Да, поэтому эти девчонки и остались у нас, им некуда идти.

Молча слушавший наш разговори Урта, неопределенно хмыкнул, тыкая в костер веткой.

— И что мы с ними будем делать?

— Пусть живут, еды всем пока хватает, без дела они не сидели. В малом лагере за стадом присмотрят. Весной покажут и расскажут, что и как сажать. Да и так они много знают и умеют.

К нам подошли обе лучницы. Поклонившись, сообщили, что готовы.

— Таур, я жду от вашего рода ответ через неделю. Идите.

Проводив взглядом ушедших, повернулся к Урте.

— Тащите этих горе-сторожей.

На свет костра выволокли и поставили в ряд на колени, пятерых воинов взятых в сторожке у Пристани. Им оставили только белье, руки связаны за спиной. Щурясь на свет, они осторожно осматривались.

— Кто вы такие?— все пятеро, удивленно уставились на меня, — Вы ведь не Охотники?

— Не пятнай своею пастью наш язык, Черная Тварь, — надрывая свой голос, проорал мне в ответ один из пленников, он еще пытался что-то сказать. Но я кивнул, и стоявший у него за спиной Болотник вырубил его древком копья. Взяв за ноги ткнувшегося лицом в землю человека, его уволокли в темноту. Проводившие его взглядами оставшиеся, подняли на меня глаза.

— Еще кто-нибудь поорать хочет? — подождав ответа, я продолжил, — и молчать не советую. Вот костер, вот вы. Ночь длинная. К утру я и так буду знать о вас все. Только после пыток, а вас только добить останется.

— Все равно ведь убьете, — один из пленных, опасливо покосившись на стоящих за спиной, неподвижных Болотников, продолжил, — Вы — орки, нас все равно убьют.

— Не обязательно, если на вас нет крови орков, то не убью.

— Нет на нас вашей крови, — отозвался еще один, — мы просто сторожа.

— Вот и рассказывайте сами.

К середине ночи, я знал про них почти все. Обошлись без пыток.

Нам попались так называемые Серые — вспомогательные отряды Ордена Егерей. Это наемные отряды, набираемые среди людей, с задачей организации охраны имущества Ордена. Следить за ним и оберегать, как раз и было задачей Серых.

Никогда не бывший многолюдным, Орден тем не менее должен был контролировать все предгорья и болота Дымных гор. Нахождение в этой части для большинства людей заканчивалось болотной лихорадкой. Как ухитрялись Егеря не болеть, было одной из самых больших тайн Ордена. И Орден патрулировал предгорья и болота малыми группами Егерей. Они наблюдали за орками и после обнаружения крупных скоплений назначались карательные набеги. И вот тогда из городов выдвигались отряды Охотников во главе со своими командирами. В заранее оговоренном месте их ждали в передовых базах Егеря.

Пристань и была одной из передовых баз сети раскинутой вдоль Дымных гор. Егеря их звали по своему, но мне это не было интересно.

На обычной базе или как их называли люди — кордоне, находились два-три Дракона и около полусотни Серых. Они должны были следить за сохранностью имущества, чинить и ремонтировать их. Старшим Кордона был обычно десятник Ордена. Прибывающие для охоты Егеря в сопровождении младших братьев и послушников, приводили и экипажи для Драконов, Охотников. По окончании Охоты Драконы возвращались на кордон, чинились и ремонтировались. Отдельные отряды Серых, набранные из жителей Приболотья, вели наблюдение за болотом, на лодках патрулируя его.

В Серые обычно шли бедняки из городов. Служили они посменно по полгода. Оплата позволяла безбедно жить им и их семьям, после службы на кордонах Серый мог рассчитывать получить место в охране замков Ордена. Во всех крупных городах они были. Налоги, собираемые с жителей на поддержание Ордена, были только малой частью доходов капитула, так что Орден не бедствовал. Орден владел землями за Хребтом, жившие на их землях арендаторы пополняли казну. Жившие по эту сторону Хребта изначально числились данниками Ордена. Экономы Ордена вкладывались в торговлю с другими землями. Давали деньги в долг под проценты, и очень многие были им должны. По богатству с Орденом могли равняться только служители светлых богов.

Но нашествие кочевников, заставило Наместника, а теперь Князя задействовать все доступные силы. И тем более такую организацию как Орден. Полные братья, младшие и послушники были вызваны в столицу, как и половина Серых. Оставив на кордонах только уполовиненные смены Серых, а иногда и меньше, Орден свернул контроль Предгорий, и перепоручил кордоны Охотникам. Те и не рвались сражаться за Наместника, но с радостью ухватились за возможность пересидеть войну на кордонах Ордена.

Выслушав всех, я озвучил свое предложение.

Серые должны были обучить моих Болотников навыкам по плаванию на Драконах, их ремонт и содержание. Мертвая тишина была мне ответом. Стоявшие рядом орки деловито стали раскладывать большой костер, высыпали из корзины кучу железных предметов. А пришедшая Тзя на чистом полотенце любовно выкладывала мои лечебные наборы. Каждый предмет она внимательно разглядывала и по очереди улыбалась Серым. Самый молодой из них, глядя на нее затравленным взглядом, начал тихо подвывать от ужаса. Покосившиеся на него другие Серые еще ниже опустили головы. И когда первого из них, подхватив под руки потянули к костру, они не выдержали и дружно заорали, что не надо пыток, они согласны.

Еще через час, уже одетые в свои рубахи и штаны, что вернули по моему приказу, жадно ели выданную им еду и, перебивая друг друга, рассказывали мне, что и как нужно сделать для скорейшего спуска на воду всех Драконов.

Я переводил сказанное ими, сидевшим рядом Болотникам Урты и Чады, и самим Старшим. Они же с горящими глазами ловили каждое мое слово. Я понял, что в ближайшее время мне жить на Пристани. Так и было следующие пять дней. Но до этого было еще одно неотложное дело. Пленные.

А их набралось немало. Проведенная по уже перед этим отработанной на Серых схеме беседа закончилась распределением по работам. Пятерых, самых нахальных, определили в Лагерь на рытье ям под новые землянки. Остальных общей толпой определили на работы на Пристань. С Охотниками было все сложнее, все они были нашими кровниками и свобода им не светила совсем, но жизнь мы им могли оставить. Всем, кроме трех и к ним добавили одного серого. Этих ждало нечто большее.

Оставшимся было предложено поработать на благо моего народа. После услышанного к отобранным до этого четырем добавили еще одного и одного унесли Болотники на корм рыбам. Попытка вырвать оружие у охраны закончилась для него фатально.

— Хромой, забирай всех этих Охотников и селян. И в Лагерь. Крестьян на ямы, этих пятерых в яму. Кормить, поить, не ломать. Оставшихся на веревку и к столбу, дашь им щиты и палки, пусть учат. Кормить их не забывай. Следи, не калечить их, только учиться. Схватка с человеком, даже такая, на палках, много стоит. Одиночный бой, и бой парами и тройками. Вколоти всем в головы, все они мои, если кто сломает, самого на веревку посажу. И учи всех. День и ночь учи. Как и что делать, ты уже знаешь.

— Я все сделаю, как ты сказал, Вождь.

— И я знаю, что ты меня не подведешь. Иди.

— Хрууз, не знаю как у нас все получится, но запасы надо перенести за Ворота. Здесь оставим запас на месяц, отберите с Тзя, все остальное за Ворота. Все вместе, распределите оружие на всех годных к бою, остальное убрать. Все вещи, что нам сейчас не нужны убрать. Старое оружие оставить здесь. Оставить луки, стрелы. Каждый раз, когда Хромой будет гонять воинов, они должны бежать сюда и нести полную ношу. С грузом отправь одну пятерку и всех раненых. Они охрана. До Ворот все таскать щенкам. Дать им лодки, сколько нужно, пусть на веревках тянут, самкам, что с ними, дать топоры, пусть дорогу по берегу рубят. До самых Ворот, там в старом лагере много нор, все пристроят, Тарух будет Старшей.

— Вождь, ты не веришь, что мы удержимся здесь?

— Я знаю, что удержимся. Но я должен думать дальше. Нас здесь ничего не должно связывать. А там куча щенков и самок порвет любого, кто сунется. Да и подкормить их надо. Иди — делай дело.

Следующее утро на Пристани тишина неспешной реки взорвалась гомоном и криками. Несколько десятков орков и людей вперемешку, крича, толкаясь и ругаясь на нескольких языках закружилась в водовороте вокруг сараев с Драконами.

Серые, рассказав мне, что они собираются делать, получали бригаду орков и людей и принимались за работу.

За полдня разобрав передние стены двух сараев, на катках вытянули два Дракона и, облепив их, начали готовить к спуску на воду. Горели костры, кипела и пузырилась смола, стучали молотки, топоры, визжали пилы. Рядом с котлами со смолой булькали и исходили паром котлы с едой. Подбегавших к ним людей и орков наскоро кормили и гнали обратно в работу.

Время от времени прибегавшие на Пристань навьюченные корзинами, мешками и тюками, обвешанные оружием орки, запалено дыша, сгружали свой груз в освободившиеся от Драконов сараи и вновь уносились в сторону Лагеря.

Я метался по всей площадке, переводя, показывая и подгоняя. За мной и по моим поручениям, бегали мои посыльные, прибегали с вопросами и докладами орки и люди. На третий день общими усилиями спустили на воду первый Дракон. На нем обосновался Урта с парой помощников, а остальная команда попадала спать, кто, где придется. Охрану Пристани взял на себя прибежавший с очередным грузом десяток Нижних.

Через пару часов меня растолкал Хрууз. Выбравшись из кучи пахучих сосновых стружек, я отмахнулся от сунувшихся за мной посыльных и побрел к стоящей неподалеку бочке с водой. Поплескав себе на лицо, стянул через голову рубашку и, сунув Хруузу стоявшее рядом деревянное ведро, буркнул.

— Лей.

Вытерпев два ведра, вытерся своей рубашкой и, посмотрев на ярко светящее солнце, прошипел пару ругательств. Кивнув Хруузу, протопал в тень сарая и сел у стены.

— Говори, — выскочивший из дыма затухающего на площадке костра щенок-водонос, сунул мне в руки кусок хлеба, вяленую рыбу и умчался в сторону импровизированной кухни.

Цапнув ее зубами, с треском содрал с нее кожу и, выплюнув ее в сторону, с хрустом откусил кусок.

— Говорю. По запасам — таскать нам не перетаскать. Принесли сюда много, но еще много и не трогали еще. А надо везти за Ворота. Вдоль Костенки пробивают тропу для тех, кто лодки потянут. Тарух всех щенков постарше отправила вниз. Ждут.

Даритай со стадом возится, вчера был, привез заботу. Молоко куда девать?

По учебе, так там Хромой гоняет всех и днем и ночью. И орков и людей, что ты отдал в учебу. Но их мало и их не хватает на всех. Может, из ямы достанем оставшихся, что они там просто сидят. Жрут и спят. А то мы тех, кого ты разрешил поставить на учебу, загоняем насмерть. Поединок с живым охотником, на палках, как учеба, вот уж не думал, что такое увижу.

— Побитых много?

— Да не очень. Хромой на них и доспехи натянул. Так что покалеченных нет. А на наших само заживает.

— Так что ты хотел рассказать?

— Трел приплыл. Говорит, что все обошел. Ты ему нужен.

— Зови.

Пришедший в сопровождении двух орков, похудевший и поизносившийся Тревор, принес большой мешок и еще два принесли его охрана. Поклонившись, он замер.

— Садись, рассказывай.

— Я все обошел, как ты сказал.

— И?

— У вас раньше были кузни и горны.

— Объясни.

— Во многих местах я нашел шлак от плавки руды, много шлака. Очень.

Он начал выкладывать на землю камни, куски шлака и горстями высыпать мелкий песок.

— Я облазил везде, где смог, кузни были в верховьях реки. Мы туда не дошли. Шлак находили по всему течению реки в наносах. Очень много. Хозяин, где-то в вашем ущелье, в ваших горах, домны. Это железо. Его было много. Потом все оставили. Может выбрали все. Но его надо искать.

— Что еще?

— В одном из ответвлений, они знают где, — он махнул в сторону своих сторожей, — есть медь.

Он вынул из другого мешка, отобранного у сторожа, куски камней и протянул мне.

— Медь? Уверен?

— Да, хозяин, уверен. Я работал с ней, такой же. Нам изредка кочевники, до этой свары привозили руду на продажу. Отец брал и сосед брал, он медник. А я ему помогал, интересно же было.

— Много?

— Не знаю точно. Нужно копать. Нужны инструменты, железные.

— Будут инструменты. Тревор, — он удивленно посмотрел на меня, — если все так, как ты сказал, я этого не забуду. Домны будем искать, и медью займемся. Но сейчас тебе будет другое поручение.

Мы взяли все, что было в вашем лагере. Я посмотрел мельком, там похоже есть все, что нужно для кузни. Так?

— Да.

— Иди в ваш лагерь, бери все, что нужно для кузни. В том сарае, — я ткнул пальцем в ближайший, — складывай. Перевезем все вместе. Ты обошел нашу землю. За Воротами выбери место и ставь ее. Сколько нужно рук, я дам. Но сначала собери все, что нужно для кузни.

— Я все сделаю, у меня для тебя, Хозяин, есть еще слово. Только для тебя.

Я махнул на насторожившего уши Хрууза и его орков. Проводив их глазами, посмотрел на Тревора.

— Говори.

— В ваших горах есть золото.

Он замер, вглядываясь в мое лицо.

— Много?

— Не знаю точно, но есть.

— Это хорошо, конечно, но я бы предпочел железо. Но ты молодец. Иди, Тревор.

Проводив глазами Хрууза и кузнеца, покосился в строну опилок и, вздохнув, встал на ноги. Впереди еще много, много дел.

Я как чувствовал, явился Олли со старостами лесных поселков. Видимо, ко мне отправили тех, кого уже отпели, вид у стариков был явно, что вот сейчас помрут. Но выслушав условия, они быстро ожили и выразили свое согласие во всем и готовность помогать по мере возможности.

Здесь-то я их всех и озадачил.

— Мне нужен уголь, кузнечный уголь, — глядя на их открытые рты, добавил, — много и хорошего, крупного. С деревом сами решите. Не понравится мне, еще заново сделаете. Так что занимайтесь. Олли, возьми у Хрууза свои инструменты, все.

— А сколько угля-то?

— А вот три дракона загрузить. И не закатывайте глаза, я подожду. Немного.

Сглотнув, Уш повернул голову к маске и показал бирку в ухе, после чего, дрожащей рукой приподняв, протянул к Тени еще одну, висевшую на шее, выданную сотником.

Как он наконец понял, на него смотрела маска, вырезанная из неизвестного ему материала, со странным запахом, с темными и глубокими прорезями для глаз. Он уловил слабый запах, запах самки, самки из старшей семьи, молодой и сытой. Еще целый ворох разных запахов, знакомых и неизвестных. Это открытие его сильно взбодрило. Чудовище стало не таким страшным.

Помедлив, маска слегка кивнула и, рывками перехватываясь по посоху, быстро вознеслась над ними, переступив ногами. Они оказались совсем рядом с его лицом, черное, промасленное дерево ходулей. Застыв и не смея поднять глаза, он ожидал чего-то.

— Поднимите корзину и идите за мной.

Уш, кивнув, повернулся к сидевшему на полу Хр и, шагнув к нему, потряс его за плечо. Подхватив корзину, они побежали за широко шагающей Тенью. Пройдя несколькими проходами между рядов корзин, они подошли к самой стене пещеры.

При их приближении в разные стороны бросились низенькие, корявые тени Нюхачей. Тень рыкнула, и они исчезли в полумраке проходов.

У самой стены лежал уже пожилой орк-светляк. При их появлении он приподнялся и сел, привалившись к стене спиной.

Подойдя ближе, Уш разглядел, что его ноги были как-то странно спутаны, еще ближе он почувствовал запах крови. Рядом с ним лежал ящик с кормом для светляков, мешок с инструментами и тускло светил старый и потрепанный шар. Приглядевшись, Уш разглядел следы от когтей на стене и пустой брус для шара высоко на стене.

Светляк сорвался и, упав, сломал ноги. В Бооргузе это было смертным приговором. Он понял, зачем они сюда пришли.

Подняв руки, светляк сорвал с себя намордник и, выплюнув себе на грудь поток крови, закашлялся.

— Пришла, могла бы и постарше найти, — булькая и шипя, плюясь кровью, орк утерся и с ненавистью посмотрел на Тень, — еще немного и меня бы добили Нюхачи. Даже не знаю, что лучше.

Он затрясся в беззвучном смехе.

— Давай, не тяни. Я готов.

Стоящая молча Тень, кивнув, шагнула к нему, хлопнув по посоху, уронила к лицу светляка длинный кожаный шнур с петлей на конце. Орк, дрогнув лицом, протянув руку, поймал ее и просунул в петлю голову. Дернул шнур, проверяя на крепость, и поднял глаза на Тень.

— Последняя воля?

Помедлив мгновение, светящаяся маска кивнула.

— У меня есть нож для ремонта шаров, хочу уйти к Темному, стоя с оружием в руках, — он криво усмехнулся и, сплюнув очередной сгусток крови, добавил, — уж каким есть.

Маска еще раз кивнула и опустила ниже посох.

Следующие несколько минут Уш и Хр с ужасом наблюдали, как покалеченный светляк пытается встать на поломанные ноги. Шипя и подвывая, он хватался руками за стену, тянулся вверх и раз за разом срывался, падая на пол. Не давая себе ни мгновения на отдых, он снова и снова повторял попытки, все больше серея в свете лежащего рядом шара и слабея с каждой попыткой. Тихо замычавший Хр сел на пол и, закрыв голову руками, уткнулся в корзину. Бросив на него взгляд, Уш вдруг бросился к светляку и, подхватив его, начал поднимать на ноги, орк обхватил его за шею и Уш, чувствуя, как у него что-то трещит и рвется в спине, мыча выпрямился в полный рост и привалился спиной к стене. Лицо светляка оказалось рядом с его лицом, ему на грудь полилась кровь светляка.

Он уже не мог говорить и только благодарно кивнул, после чего повернул лицо к Тени и просипел.

— Я готов.

Маска качнула головой и, резко уткнув посох в каменный столб, поднырнула под него и, положив на плечо, шагнула назад, буквально выдернув светляка из рук Уша. Упав от рывка на камень пола, он замер, слушая, как бьется тело и скрипит кожаный шнур. Через какое-то время тело мягко упало на пол. Посох ткнул Уша в плечо, и он поднял голову. Стоящая рядом Тень заканчивала наматывать на посох шнур-петлю и, уже не обращая на него внимание, поводила маской, вглядываясь в сумрак фермы.

Сев на колени, Уш увидел широко открытые глаза светляка лежавшего в двух шагах от него. Перед ним на камень упала костяная бирка со знаком Тени.

— Светляка в Разделку, его инструменты и шар в мастерскую, все его — теперь твое.

Сидя на короткой, кормовой полупалубе Дракона, положив голову на скрещенные руки на борту, я рассматривал медленно проплывающие мимо меня берега. Ставший привычным за прошедшую неделю шум идущего на веслах Дракона я почти уже не замечал. Идущий под веслами дракон оказался на удивление шумным средством передвижения. Как само судно, так и экипаж. Я очень надеялся что со временем мы это исправим.

А пока скрип самого корабля, тихий гомон почти полусотенного экипажа, ритмичный, пока еще не очень слаженный плеск весел, монотонное пение одного из стоящих у рулевого весла орков Урты, задающего своим пением ритм гребли, дружно ухающие на каждом гребке, сидящие на веслах разномастные орки.

Постоянный стук ведер и черпаков, сопровождаемый плеском выливаемой за борт водой. Дракон по словам наших Серых, выведенный на воду в спешке и в нарушение правил, безбожно тек, и смена черпал не останавливалась ни на минуту.

У меня за спиной в ритм гребли вышагивал озабоченный Урта, постоянно круживший на полупалубе. Одетый в свой плащ и шляпу он за последнюю неделю еще больше похудел. Его единственный глаз был уже просто кровавого цвета от полопавшихся сосудов и недосыпа.

С самого начала нашего набега, а особенно после захвата пристани он не останавливался ни на минуту, и я видел его всего лишь пару раз спящим. От Драконов его было просто немыслимо оторвать, и им он отдавал себя целиком, все остальное свалив на Чаду. Вот и сейчас он, уже привычно метался от борта к борту, пытаясь увидеть все сразу.

— Урта! — он, не останавливаясь, покосился на меня, — Остановись наконец.

Он отрицательно помотал головой и только после моего хлопка по палубе неохотно сел рядом, продолжая тянуть вверх голову и пытаясь рассмотреть, что у нас впереди.

Я сунул ему трофейную фляжку с брагой и дождался пока он, все также крутя головой, вольет в себя половину. Выдохнув, он вытер рот и на минуту замер, бездумно глядя в палубу под собой.

— Ты иди, поспи, — он, вскинувшись, замотал головой, — или я прикажу тебя связать.

Посмотрев мне в глаза, он обреченно выдохнул и, сгорбившись, сполз с палубы и побрел искать себе место среди лежавших вповалку на тюках и корзинах, уложенных на днище судна телах спящих орков свободной смены. Мы спешили, потому шли днем и ночью. Пользование парусом пока, мягко говоря, нам не удавалось, и мы шли на веслах, натянув над палубой парус и закрыв гребцов от солнца. На передней полупалубе была сооружена вышка в два роста, на которой постоянно сидел кто-нибудь из команды весом полегче наблюдателем вперед. Под самодельным зонтом и с тряпкой на палке вместо сигнального флага. Под ним на палубе еще два орка следили за водой, выглядывая топляки, камни и мели. Один из трех драконов уже стоял в ремонте, пробив себе днище о камень, чудом не утонувший.

Узнав об этом событии, мы с Уртой на легкой лодке в шесть весел кинулись к островку, куда дополз битый дракон. Старший Болотник всю дорогу тихо ругался. Увидев же накренившийся на один бок, полузатонувший дракон, с которого его команда перетаскивала груз, вскочил и заорал на всю реку. И пока мы подходили ближе, ни на секунду не замолкал, ругаясь и проклиная. К моменту, когда он спрыгнул в неглубокую воду у борта дракона, даже окрестные лягушки замолчали и попрятались. Команда дракона сбежала еще раньше, на песке на коленях стояли лишь два кормщика. На ходу обругав еще раз своих орков и пнув ближайшего, Урта полез на корабль. Пока он там возился в воде, залившей дракона, ныряя и ощупывая поврежденную доску, я быстро опросил провинившихся и отправил лодку за помощью. Как раз должен был проходить в обратную сторону порожний дракон, отвезший очередную партию груза в наше ущелье. Два готовых дракона каждый день ходили туда и сюда, перевозя наши трофеи. Третий все никак не могли довести до ума, так как большая часть работников гнули спины на веслах.

А кормщики умчались в кусты, собирать команду. Прибегающие хватали валяющиеся на берегу, привезенные нами, собранные отовсюду ведра и лезли отчерпывать воду и затыкать пробоину. С большим трудом мы с помощью еще одного дракона дотянули текущий как решето битый к пристани, где его уже ждали собранные отовсюду орки.

Битый дракон всей ордой вытащили на берег и его команда принялась за починку. В это время меня подергал за руку один из моих посыльных. Повернувшись в его сторону, я увидел идущую к нам лодку. Ту самую, что мы отправили к урукам. Махнув ближайшему десятнику, я пошел к воде.

В лодке на веслах кланялись уже знакомые мне Таур с Аату и еще две лучницы, мне незнакомые. Еще издали по их движениям я понял, что всем им досталось. Подойдя ближе, они предстали во всей красе битого орка. Все несли на себе следы драки. Аату смотрела на меня только одним глазом, половина ее лица была перекошена от полученного удара чем-то тяжелым. На плече у Таур, уже совсем не кровоточила резаная рана, их спутницы тоже были ранены и побиты.

Разогнав лодку, они врезались в песчаный берег почти у моих ног. Из всех четырех самок только Таур, с трудом встала и поклонилась мне. Остальные, уронив руки и головы на весла, только хрипло дышали, сотрясаясь от кашля.

— Таур, я рад вам, вы — гости. Помогите нашим гостям, — мимо меня прошли орки охраны и вытащили из лодки ослабевших лучниц. Только Таур, движением руки отказавшись от помощи, выбралась сама и подошла ко мне.

— Я рада тебя видеть, Ходок, мы — гости.

— Идем со мной, отдохнешь и поешь, тогда и расскажешь.

Еще через полчаса, проглотив чашку каши с рыбой, Таур заговорила.

— Мы отвезли твой дар к своему роду. Он смутил всех. Отдать еду, просто так. Многие подумали, что это дань от слабого. Я рассказала, как умер Варатан, и попал к тебе в род Грым. Рассказала о твоих победах, о трофеях, о твоих воинах, — она поморщилась, ей в это время зашивала резаную рану на спине Тзя, внимательно слушавшая наш разговор, — Сказала, что дар только щенкам. О твоем предложении. Род раскололся. Кто-то хотел идти на вас в набег, съев дар и забрав остальное. Кто-то хотел идти в найм, тоже съев еду.

Мы, самки, сказали нет. Началась драка, пролилась кровь. Много. Мы убили всех, кто хотел протянуть лапу к еде. Меня послали спросить, примешь ли ты нас в свой род?

— Ты говоришь за всех?

— Нет, только самок. Моя полусотня и почти половина у Аату. С нами часть самцов. И у нас больше сотни щенков и подростков.

Она замерла, ожидая ответа. Я прокручивал в голове полученные известия, считал и прикидывал.

— Таур, я свое слово сказал тебе раньше, я его не меняю, — она выдохнула, — но как вы сможете сюда перебраться?

— У нас три лодки. Это мало.

— Отдохни, полусотник, а я пока подумаю. Ты закончила? — Тзя, кивнув, поднялась на ноги, — идем подумаем, посчитаем.

Отойдя за ближайший сарай, спросил ее.

— Что скажешь?

— Даже с ними, еды хватит до урожая и еще останется. Зачем это тебе? — она попыталась заглянуть мне в глаза.

— Щенки, уруки, вырастут, род сильнее будет, — она усмехнулась.

— Им еще не один сезон расти. До воинов.

И покивала головой, нисколько мне не поверив.

— Иди готовься, там кроме полудохлых щенков еще и раненых много. Собери все, что нужно.

Пойма Костянки. Два дня ходу на лодке на юг. Родовое ущелье рода Урук.

Сейчас все ею собранное где-то там, среди спящих орков, как и Ая. Я посмотрел назад. Там на веревках за нами тянулись две большие лодки с парой самок на каждой рулевыми.

После того разговора мы в темпе пожара собрали экипаж и на оставшемся драконе ушли к логову уруков. И идем второй день, по расчетам Таур к середине дня будем на месте. За прошедшие полтора дня мы обогнули мыс и дошли до их ущелья. Мы так быстро прошли только благодаря Урте и его знаниям родного болота, это он провел дракон, в том числе ночью, напрямик через все это огромное море тростника, островов и проток. Провел мастерски, мы ни разу даже не коснулись килем грунта.

Один из впереди смотрящих резко ткнул в воду длинным шестом для замера глубины и, подняв его, стряхнул па палубу нанизанную рыбу. Считая, что простое наблюдение за водой, да еще втроем, пустой тратой времени, наблюдатели попутно занялись рыбалкой с острогой, снабжая экипаж дополнительно и свежей рыбой. Я было запретил, но уже окончательно охрипший, к моменту отплытия, от крика и ругани Урта, заверил меня, что у настоящего Болотника рыбалка, да еще такая, внимание не притупит.

Из-под навеса к ним вылез заспанный посыльный и, подхватив рыбу, нырнул обратно, через минуту сунув мне ее в руку. Отправив его восвояси, я срезал себе спинку и кинул оставшееся кормчим.

Проплывавшие мимо берега выглядели совсем не ласково. Высокие, крутые утесы вздымались практически вертикально вверх на десятки метров. На них не было видно ни кустов, ни деревьев, только редкие, невысокие кустики пожухлой травы то здесь, то там цеплялись к камню. Болото у уруков тоже не было похожим на наше. Сразу за неширокой, но глубокой и быстрой протокой стояли стеной невысокие камыши, и даже с высоты полупалубы хорошо просматривались леса Заболотья. Болотникам здесь было не разгуляться. Да и по доносящемуся запаху, было оно мелким и топким.

Изгибаясь вдоль причудливых утесов, протока вела нас к все шире расступавшемуся входу в ущелье.

Совсем уже заскучав, я чуть не подпрыгнул от свиста, когда сидящий на вышке вперед смотрящий начал размахивать над головой тряпкой, одновременно тыкая рукой вдаль.

— Там, там!!! — увидев мой кулак, он подавился и захлопнув себе рот рукой, продолжил тыкать вперед палкой с тряпкой.

На палубе зашевелились разбуженные орки, все дружно потянулись к оружию. Проходя мимо, и не обращая внимание на вопросительные взгляды, залез на носовую полупалубу и жестом позвал наблюдателя. Практически свалившись к моим ногам, он замер, испугано глядя на меня.

Подросток, в этом году поставленный в строй.

— Говори.

— Вождь, там барки Бооргуза у пристани. Четыре — мимо нас на вышку полез проснувшийся Урта, проводив его глазами, подросток продолжил, — и орки, охрана и гребцы. С сотню.

— Да, так и есть. — с высоты прохрипел Урта, — Купец пожаловал.

Выслушав их, я повернувшись к экипажу рявкнул.

— К бою!!!

Эту команду экипаж более-менее знал, но без толкотни и суеты не обошлось, и провозились они долго. Вооружившиеся наконец встали напротив гребцов и по команде Урты сменили их, почти не сбив ритм гребли, пара замешкавшихся получив от десятника древком копья, очень быстро исправились. Ко мне вылезли вся моя свита с Аей и отоспавшаяся за время плавания Таур. С подаренным ей трофейным луком, колчаном со стрелами и ножом.

Вглядевшись, проворчала.

— Побежали прятаться, — и хмыкнула, — ведь предупреждала, что можем на драконе прийти. Не поверили.

Через полчаса, подойдя к стоящим баркам, на берегу мы застали только трех лучниц уруков, неуверенно перетаптывающихся на месте и явно неуютно чувствующих себя. Но за оружием они не тянулись, а услышав свист Таур, не скрыли своей радости. Подойдя к баркам, мы притерлись к борту крайней и по ним перебрались на берег.

Это я, моя свита с Таур и десяток охраны.

Встретившие нас три лучницы, поклонились и назвали себя. Выглядели они жутковато, очень истощенные, с потухшими глазами, с трудом передвигающиеся. Но выслушав Таур, быстро, вполголоса рассказавшую о договоренности, оживились.

Получив статус гостей, мы стали разгружаться. Узнав, что до Ворот рода Урук полдня пути, отправил встречавших нас лучниц на дракон, поручив отпоить их хоть чем-нибудь укрепляющим перед походом. Немного подумав, решил их не брать, будут тормозить всех.

Со мной шли два десятка Верхних с полной ношей каждый, ну и Ая с посыльными. Пока разгружались, Урта провел меня по баркам Бооргуза.

Перепрыгнув с борта Дракона на низко сидящие на воде барки, я оглядевшись пожал плечами. Неуклюжие, коробчатые посудины, грубо слепленные из грубо и небрежно обработанных жердей на таком же грубом каркасе. Шагов по тридцать длиной, шагов по пять-шесть шириной, по бортам узкие жердяные помосты для гребцов со сложенными на них веслами и шестами. Все сделано без гвоздей, но со следами работы инструментами из металла. Почти пустые, только на каждой немного груза, закрывающего днище, увязанного в старые ивовые корзины. Проведя рукой по борту, протянул измазанную в черной пыли Урте.

— Горючий камень. Они его у себя в Горе ломают и в Бооргуз червя продают, тем и живы. На грибах бы давно околели. Брать будем себе что-нибудь?

— Нет, мы здесь не за этим.

— Как скажешь, вон кстати и сами бегут, разглядели, что мы не люди.

Поднявшись на помост барки, я увидел бегущую к нам группу с два десятка орков. Подбежав ближе, они дали себя рассмотреть.

Ростом с моих орков, в длинных, развивающихся кафтанах без рукавов, в широкополых шляпах, маски на лицах, открытые части тела, ноги и руки, окрашены белой краской. Оружием служили копья с кремневыми наконечниками. Только у первых трех, блестели металлом наконечники копий. Подбежав к берегу, они замешкались на мгновение, после чего стоявший впереди воин сунул стоящему рядом свое копье и полез по сходне к нам. Коренастый, невысокий воин в кожаной, в отличие от остальных, шляпе со спускающейся до середины лица бахромой из ниток с нанизанными косточками. Поверх кафтана надет кожаный нагрудник с черным рисунком, на широком поясе висел клинок в деревянных ножнах.

Потянув носом, я посмотрел на своего Болотника и удивленно приподнял бровь.

— Урта, одежда из кожи орков? Они их жрут?

Мой старший пожал плечами и, беззаботно махнув лапой, ответил.

— А все жрут, что им еще там есть и надевать.

Забравшийся к нам воин, остановился, не доходя до нас пару шагов и, напыжившись, заорал сиплым голосом.

— Кто из вас, Диких, старший этой орды?

— Я, Ходок, а как тебя звать, воин?

— Я, Уроз-ту, десятник Стражи Ворот Бооргуз-Тайн. Семья Утур. Ты сейчас пойдешь со мной к Старшему похода. К Купцу! — он напыжился, ожидая от меня чего-то и не дождавшись, продолжил.

— Ты, дикарь, ответишь ему, как вы посмели залезть на барки Бооргуза, и что вы украли. А мои воины проверят твой корабль.

— Я обязательно зайду пообщаться к уважаемому Купцу, но не сейчас, спешу. Передай ему мое искреннее извинение. А на моем драконе тебе делать нечего, там вашего нет.

Внизу тем временем его воинов взяли в кольцо мои носильщики. Ая с посыльными за спинами моих орков вложили камни в пращи. С борта Дракона продолжали сыпаться гребцы.

— Как ты смеешь огрызаться, Дикий, я тебе покажу, что значит могущество Бооргуза.

Шагнув ко мне, он потянул свой клинок из ножен. Шагнув ему навстречу, я положил свою рук ему на кисть и сжал ее, не давая ему вытащить клинок.

Наклонившись к его маске, заглянул в ее прорези и медленно тихо прошипел.

— Смею, по закону орков, я сильнее.

Взвизгнув, он рывком попытался освободиться и столкнуть меня в воду. Не отпуская его, подбил его ногу и легко толкнул в сторону борта, взмахнув руками, он полетел через борт и шлепнулся на мелководье, подняв фонтан брызг. Стоящий у него за спиной воин, рыкнув, ткнул в меня копьем, отбив рукой острие в сторону, я шагнул к нему и вбил в его маску свой локоть. Второй копейщик, шипя, пытался в свою очередь ударить меня, но я, не отпуская поплывшего от удара, укрывался за его спиной. Услышав у себя за спиной уханье Урты, я резко присел и пролетевшее у меня над головой весло от барки смело обоих орков за борт на начавшего подниматься десятника. Распрямившись, посмотрел на довольно оскалившегося Урту и спросил.

— А если бы в меня попал?

Перехвативший удобнее весло Урта резко ткнул им вниз, попав в одного из возившихся в воде орков.

— Не, не попал бы, я знал, что ты меня слышишь, — и с довольной мордой продолжил макать упавших в воду.

Хмыкнув, я спустился по сходне на берег. Там на земле лежали разоруженные охранники каравана.

— Поднимитесь.

Лежащие на земле орки Бооргуза, недоверчиво глядя на меня снизу вверх, продолжали лежать на земле.

— Помогите им.

Мои вояки с удовольствием, пинками подняли чужаков.

— Слушайте внимательно, я Ходок, вождь своего рода, говорю вам для передачи моих слов уважаемому Купцу Бооргуза-Тайн. Я приду к нем на встречу, как только закончу свои заботы здесь. Идите и передайте ему мои слова. Верните им оружие.

Мои орки, ухмыляясь, неохотно вернули оружие и потянулись в сторону видимых в глубине ущелья ворот.

— Клянусь Темным и своим местом в его войске, не поймут и не оценят то, что ты делаешь, — ухмыляющийся Урта прекратил топить десятника и еще раз прошелся веслом по его помощникам, — будут мстить. Нам что делать?

— Отойти на глубину и стань на якорь, будут глупить, топи всех. Лучниц возьми с собой. Вытащите своего десятника, а то еще утонет, — я посмотрел на стоящих в недоумении орков Бооргуза.

Махнув рукой Урте, в сопровождении своей свиты я побежал догонять ушедших вперед своих орков.

К Воротам рода Урук мы добирались больше шести часов. Шедшая впереди Таур беспокойно оглядывалась и принюхивалась, на мой вопросительный взгляд только пожала плечами и ускорилась.

Вся долина до Болота была буквально выжжена и выкорчевана. И так не слишком густые рощи были вырублены и старательно сожжены. Текущая с гор, узенькая речка засыпана углями и камнями. Растущие по ее берегам ивы выкорчеваны и сожжены, с особым старанием.

Нам встретились несколько пересохших русел родников и ручьев, впадавших в речку. Таур на ходу пояснила жестами, что они разорены и завалены камнями.

Подойдя к заваленному камнями входу в Ворота на два полета стрелы, она остановилась и с беспокойством стала вглядываться в гребень стены.

— Как они по вам прошлись...

— Да, в этот раз они почти нас убили, — продолжая всматриваться в стены, Таур медленно цедила слова, — Охотники даже смогли подняться на стену. Мы их скинули, но нам это очень дорого стоило. Очень. Егеря, стоя у них за спинами, дотянулись до всех.

— И до тебя? — кивнув, она ткнула в затянувшийся шрам у себя на боку и еще один, на ноге.

— Мы взяли с них плату кровью и жизнями. Но когда они откатились, на стене драться могли с десяток воинов. Углук мог стоять только потому, что его со спины держали щенки. Я уже готовилась петь последнюю песню, — она оскалилась и тряхнула головой, — но они не полезли больше, а стали рубить деревья. И мы поняли, что еще поживем немного.

Кивнув ей, я прошел немного вперед и внимательно оглядел Ворота рода.

В этом месте ущелье сужалось и почти замыкалось двумя невысокими утесами, оставляя между ними проход в три десятка шагов, сейчас заваленный по самый вверх камнями и скальными обломками. По самому верху получившейся стены тянулась выложенная из плоских камней, скрепленных глиной, невысокая ограда. Я никак не мог разглядеть, как подниматься на стену. Из-под нее, сквозь завал, лениво текла речка. Над одним из утесов поднималась вверх на десяток шагов корявая наблюдательная вышка, связанная из нескольких бревен, и сейчас пустая.

— Таур, там у вас живые есть?

Напряженно прислушиваясь, она не очень уверенно кивнула и, еще немного помедлив, запрокинув голову, пронзительно заверещала.

Звук ее голоса, поднявшись до пронзительной и режущей слух ноты, оборвался и заметался эхом в ущелье, возвращаясь и повторяясь.

Мы все замерли, прислушиваясь. Затихло уже эхо. В наступившей тишине стало слышно, как журчит вода, пробиваясь сквозь вал и переливаясь на перекатах. Пронзительно крикнула птица в окружающих скалах, вздымающихся ввысь над утесами Ворот стен ущелья.

Стоящая рядом со мной, тискающая свой нож Таур скрипнула зубами и стала стремительно сереть лицом. Мои орки стали сочувственно переглядываться и пожимать плечами, кивая на сгорбившуюся лучницу.

Она повернула ко мне посеревшее от горя лицо, с прокушенных губ, ей на подбородок текла кровь. Не замечая этого, она попыталась что-то сказать и все никак не могла из себя вытолкнуть ни одного слова.

И в этот момент, с гребня ей ответили таким же криком, только более тихим и слабым.

Дернув головой, она качнулась, но устояла и, с трудом переставляя ноги, пошла к стене. Мы потянулись за ней.

Догнав ее, протянул ей флягу, из которой она не глядя отхлебнула и, благодарно кивнув, вернула мне.

Отвернувшись, украдкой вытерла лицо и пробормотала.

— Успели.

— Это хорошо, как подниматься будем?

— Сейчас нам веревки скинут. По-другому никак. В набег-то мы Ворота завалили, а вот обратно раскрыть уже некому было. Пока раненые оклемались, уже и голод пришел.

На гребне стены появилось несколько фигур, которые, вяло двигаясь, столкнули к нам насколько связанных из волокон какого-то растения канатов.

Упрямо тряхнув головой, Таур полезла первой, а меня всей толпой оттеснили от них, и забирался я уже во второй волне верхолазов.

Нас там встретило с полдесятка самок и самцов уруков, настороженно глядевших на моих воинов.

Я уже привык к недокормленному виду орков предгорья и Болота, но эти были самые заморенные. Потухшие глаза, замедленные движения, дрожание рук, продолжавшие крепко сжимать оружие.

У обоих утесов, на самой стене были выложены еще две стенки, перегораживающие ее, и я почувствовал, что там притаились еще две группы уруков. От них пахло тревогой и слабостью. Я слышал, как там скрипят тетивы и переступают готовые броситься в последний бой отчаявшиеся орки.

Стоящая рядом Ая заворчала и потянула со спины свой щит, остальные мои воины, настороженно оглядываясь, начали поудобнее перехватывать оружие.

Стоящая в группе своих соплеменников Таур беспокойно забегала глазами по нашим лицам.

Отчетливо запахло кровью и смертью.

И тогда я, сняв со спины корзину, сунул ее в руки обалдевшей от удивления высохшей от голода ближайшей от меня самке уруку.

— Не урони, — машинально схватив корзину и чуть не уронив лук, она прижала ее к груди и, раскрыв рот, удивленно захлопала на меня глазами.

— Подарок, — после чего сел на землю и стал перевязывать свои сандалии.

Столпившиеся, ощетинившиеся орки все дружно уставились на меня. Из-за стенок высунулись уруки и тоже молча замерли. Стоящая с корзиной лучница перехватила ее поудобнее и уткнулась носом в нее, с наслаждением вдыхая запах вяленой рыбы. Остальные уруки, внюхиваясь, опустили оружие.

Завязав сандалий, я толкнул лучницу, оторвав ее от занимательного занятия.

— Тебя как зовут?

— Чуаа, — не задумываясь, ответила она и, опомнившись, тряхнув головой, назвала себя полностью, слегка поклонившись, — я Чуаа, десятник лучников рода Урук.

Встав на ноги, я ей ответил.

— Я Ходок, вождь родов Верхних, Нижних, и Болота Костенки. Мы пришли к вам, не хотим драться, это, — я показал на корзину, — подарок.

Общее напряжение спало и орки с обеих сторон опустили оружие.

— Ты и есть тот пришедший из Костяного ущелья воин?

К нам протолкался еще один урук, молодой самец с разрубленной и зашитой грубыми стежками щекой, с той же стороны, как и у меня.

— Ты заберешь у нас щенков себе и будешь их кормить?

— Да, заберу их себе в род и буду их кормить, как членов моего рода. Как тебя зовут воин?

Смутившийся урук, стукнул себя в грудь кулаком и назвался.

— Теперь меня зовут Рваный. Значит, и тех, кто даст тебе клятву, ты тоже возьмешь в свой род.

— Да, и я бы хотел увидеть всех, кто принял мое предложение быстрее, мы, — я показал на моих орков, затягивающих на веревках свои корзины, — принесли им еду.

Уруки загудели, с жадностью разглядывая и принюхиваясь.

— Не путайся под ногами, Болтун, — Таур отпихнула в сторону от меня Рваного, — то, что ты получил новое имя, не укоротило тебе языка, не туда попали Егеря, не туда. Помогите нашим гостям поднять их дары, — уруки дружно направились к моим на помощь.

Вместе с Таур и Чуаа мы отошли в сторону, и она нам быстро рассказала новости рода.

После отъезда Таур самки и самцы, решившие перейти в мой род, перебрались ближе к воротам в Осадный Лагерь, который притулился у основания стены и был виден отсюда. За несколько дней перенесли всех щенков, что дали согласие, а также согласившихся раненых и больных. Привезенная еда сейчас почти закончилась, и наш приход был просто спасением.

В лагере сейчас поднялась суета и беготня.

А оставшиеся в основном лагере приняли решение выживать сами.

— Кто там сейчас Старший?

— Углук, он так и не встал путем, но и свергать его некому, Варатана ты убил. А остальным нет уже дела, кто сейчас Старший. От голода они отупели и ничего не понимают, только упрямство держит их в этой жизни.

— Много их там осталось?

— Десятка три воинов, два десятка самок, еще столько же больных и несколько десятков щенков.

— Мы можем с ними поговорить?

— Зачем? — Чуаа была искренне удивлена, — они все решили. Скоро будут у Темного.

— Я так хочу. Возьми еду, накорми всех, кто в лагере. И начинайте спускать всех за ворота. Иди, — Чуаа, кивнув, заспешила вниз.

— Таур, ты тоже думаешь, что нам незачем идти в ваш основной лагерь?

— После всего, что я видела, я не знаю, зачем тебе это нужно, но я пойду с тобой, Вождь.

— Ая, возьми лапу покрепче, с полной ношей, идите вниз и ждите меня. Я хочу увидеть лагерь уруков. Пойдем, Таур.

Через три часа мы подходили к основному лагерю рода Урук. Это я, моя свита с Таур и пятеро самых рослых орков охраны, мы несли по полной ноше еды.

Закончив разговор на стене, спустившись в осадный лагерь и наскоро осмотрев толпу шатающихся от слабости орков, с надеждой вглядывавшихся в мое лицо, приняв у всех клятву и приняв их в род, ушел в глубину ущелья.

Местность, по которой мы проходили, выглядела лучше только тем, что деревья не вырублены и не сожжены. Но и здесь везде видны были следы голода. Прошлепав по неглубокой заводи, образовавшейся из разлившейся реки, мы всю дорогу шли по разоренной земле. Даже трава была выкопана и съедена, деревья стояли голыми.

— Таур, а почему вы не пошли за ворота? Там Болото, Река, лес. Там еда.

— Застава охотников ушла от ворот только месяц назад. У нас уже не осталось охотников и рыбаков. Все ходячие не давали умереть уже не встающим. Нас, пришедших к тебе с Варатаном, специально подкормили.

— Ясно, что нас там ждет? Как нас встретят?

— А никак, те, кто остались, готовятся к встрече с Темнейшим. Даже больных не добили.

У спрятавшегося в одном из небольших ответвлений ущелья лагеря нас никто не встретил, как и не было стражи у узкого прохода в сложенной из камней невысокой ограды, за которой были видны крыши хижин.

У ближайшей ко входу хижины, сложенной из камней, скрепленных глиной и покрытой дерном, у порога сидел орк, уже пожилой и, как это редко бывает у орков, с длинной и густой белой бородой, заплетенной в косу. Когда-то могучий, а сейчас просто очень широкий скелет, обтянутый кожей, он, подняв голову, разглядывал нас, поглаживая лопатообразными ладонями лежащий у него на коленях широкий клинок.

Подойдя ближе, я остановился, мы молча несколько мгновений разглядывали друг друга, а потом в бороде открылась зубастая пасть, и он заговорил.

— Пришел добрать оставшееся, Ходок? — его низкий и густой бас заставил подтянуться ко мне поближе моих спутников.

— А есть что брать-то?

— Тут ты прав, мало что осталось, — он покивал головой, — вот мой клинок если только, готов его забрать?

— У меня свой есть, — я вытянул наполовину из ножен свой и засунул его обратно, — Кто ты? Ты-то меня знаешь.

— Я Углук, Старший Рода Урук, того, что от него осталось.

— Я Ходок, меня ты уже знаешь. Мой меч в ножнах. Примешь ли ты меня и моих воинов с миром?

— Воинов, — Углук усмехнулся, — не думал я увидеть воинов в этих родах.

Он поднял руку в жесте извинения, услышав, как зашипели мои орки.

— Но рад, если вы ими стали. Вы гости, только угостить нам вас нечем.

— Мы принесли свое. Вам. Дар.

Кивнув головой, он свистнул, из разных щелей к нам полезли обтянутые кожей скелеты спрятавшихся воинов. Шатаясь, опираясь о стены и подпирая друг друга, они встали толпой, с недоверием оглядывая нас. Но оружие они держали крепко.

— Это наши гости, — он показал на нас пальцем, — только встать и встретить тебя я не могу.

Он откинул со своих ног рваную шкуру косули, и мы увидели, что одна его нога замотана тряпками, разнося запах гниения и смерти. Подошедшие к нему уруки помогли ему встать, и мы все вместе перебрались на небольшую площадь в центре поселка.

Обычная для орков тихая трапеза, мы взяли с собой несколько нош муки, и сейчас урукам по очереди наливали в немногочисленные у них чашки жидкую болтушку из муки и выдавали по вяленной рыбе. Приняв дрожащими от нетерпения руками чашку и рыбу, они тем не менее степенно кланялись и, сдерживая себя, выпивали полученную порцию, передавая чашку следующему. В найденном в поселке горшке мучную болтушку намешивали мои посыльные, и Ая, хмурясь, разливала короткой очереди из орков.

Достав свою, я зачерпнул из горшка и, подойдя к сидевшему в стороне Углуку, сел рядом. Отпив немного, передал ему чашку, не чинясь приняв ее от меня, он, не торопясь, выпил ее и, взяв у подошедшей самки принесенную ему рыбу, сломал ее и передал мне половину.

Для истощенного до предела орка это было немалым подвигом. Хрустя костями, мы прожевали свои порции и молча посидели рядом. Углук молча вертел в руках мою чашку, разглядывая ее.

— Железо, хорошее, на такую глупость потраченное. Трофей? — я кивнул в ответ, — богатые они, люди. И по твоим вижу, хорошо вы разжились трофеями. Как получилось? Многих потерял?

— Повезло, не многих. Дальше так не будет, — после чего вкратце, не вдаваясь в подробности, рассказал о произошедшем.

По ходу рассказа к нам подсели все бывшие на площади уруки и, борясь со сном от непривычно обильной для них еды, выслушали нас, изредка молча стукая кулаком себя в грудь в знак одобрения. На заднем плане Ая с Таур с парой помощников ушли в лабиринт из хижин, жестами объяснив, что к больным и щенкам.

— Славное дело, — Углук одобрительно покивал головой, — не помню такого. Видимо, сам Темный стоит у тебя за спиной, Ходок. Не хочешь поменять имя?

Он повернувшись ко мне, заглянул в глаза.

— После такого имя ты заслуживаешь длинное.

— Нет. Меня мое устраивает, да и не было там великих побед, враг был не готов и беспечен.

— Еще и за славой не гоняешься, — Углук снова покивал головой, о чем-то думая, — это хорошо, что ты берешь наших себе в род.

— А вы что собираетесь делать?

— Мы — уже спетая песня, — сидящие вокруг уруки одобрительно закивали, — хотим оставить о себе достойную память.

— Есть и другие варианты.

— Нет, Ходок, в твой род мы не пойдем. Не говори лишних слов. Мы все решили.

— Мне жаль, что такие орки решили так просто умереть, и род ваш достоен жить дальше. Потому у меня есть для вас предложение.

— Говори.

— Найм, для всех, кто может держать оружие. Я беру к себе всех щенков и больных, кормить их буду половиной доли как нанятых воинов. Не сможете отдать, вернете позже. Я верю, что род Урук помнит свои долги.

На площади ошеломленно замолчавшие орки только молча переглядывались, боясь произнести хоть звук.

— Ты ведь видишь, какие мы сейчас воины, — Углук даже не шевельнул бровью, но его переживания были видны по посеревшим, сжатым кулакам.

— Вижу, но вы не будете такими всегда, будет у вас еда, будете снова воинами. Вы хорошие воины, мне пригодятся ваши стрелы и копья, да и Темный будет не против. Я так думаю.

Я увидел стоящую у проулка Аю, жестами зовущую меня.

— Скоро вернусь, вы думайте.

Пройдя за Аей по проулкам, мы подошли к большой хижине с завалившейся крышей. У порога сидела Таур, глядящая пустыми глазами в стену напротив.

— Таур, у твоего горя есть название? — вздрогнув, она перевела глаза на меня.

— Они отказываются от еды, — заскрипев зубами, она опустила голову.

Я посмотрел на Аю, пожав плечами, она быстро, жестами, объяснила, что щенки уруков отказались брать еду, отдавая ее воинам. И покосившись на Таур, добавила, что там ее сын.

Да, упорства и упрямства в этих орках...

— Пойдем, — наклонившись, мы прошли в хижину.

В полумраке, местами разбитом падающими через проломы в крыше лучами, вдоль стены на грубых циновках очень плотно лежали десятки разновозрастных щенков. У входа сидела такая же заморенная старая самка. Рядом с ней стоял большой горшок с мучной болтушкой. Тяжелый запах смерти висел в воздухе.

Немногие из щенков посмотрели на нас, большая часть из них бездумно смотрела тусклыми глазами в потолок. У входа лежали двое умерших.

На мне задержал свой взгляд один из подростков, с загоревшимся взором он буквально ел глазами мой пояс с оружием.

Подойдя ближе, я посмотрел ему в глаза, смутившись, он отвернулся.

— Хочешь увидеть клинок? — он деланно пожал плечами, — смотри.

Вытянув клинок, медленно поднял его над головой и повертел им, бросая солнечные зайчики по всему дому. В нашу сторону начали поворачиваться все больше и больше лиц. Достав нож, скрежетнул им, скрещивая с клинком. Дальние от нас щенки, преодолевая слабость, начали приподниматься, стараясь больше увидеть.

Я затанцевал в лучах солнца, отрабатывая малый комплекс с двумя клинками.

Щенки слабо загудели и поползли друг через друга ближе ко мне.

Закончив танец, сунул нож в ножны и, подкинув клинок, поймал его за лезвие, протянул первому заинтересовавшемуся подростку. Заблестев глазами, он потянулся и замер, с обидой глядя на меня, когда я отдернул от него рукоятку.

— Я Ходок, Вождь своего рода, а как твое имя?

Потемнев от смущения, подросток заторопился и с трудом встал, хватаясь за стену за спиной. Ему помогали лежавшие рядом щенки.

— Я Ру, мой род Урук, я горд, что ты спросил мое имя.

У меня за спиной скрипнули зубы, обернувшись, увидел стоящую у входа Таур с гордостью смотревшая на Ру. Увидев мой взгляд, отвела в сторону заблестевшие глаза.

— Возьми на время нашего разговора мое оружие, Ру. Это орочья черная сталь.

Захлебнувшийся от восторга подросток благовейно взял в дрожащие руки мой клинок и, забыв о слабости, низко поклонившись, замер.

Сев на пол, я указал перед собой.

— Садись.

Шлепнувшись на пол, Ру с сожалением, протянул мне клинок.

— Пусть у тебя побудет. Идите сюда все.

К нам поползли и, шатаясь, пошли со всех сторон щенки. Окружили нас с Ру усевшись и попадав на пол полукругом. Я начал рассказ. В меня уставились десятки все ярче и ярче разгорающихся глаз. Через несколько минут у меня за спиной запела Ая, помедлив, к ней присоединилась Таур. После чего зашуршали шаги, глаза зрителей метнулись мне за спину и там и остались.

Ая танцевала, показывая мой рассказ. Повысив голос, я продолжил. Я слышал, как в хижину входили и входили орки, обтекая нас за спиной.

Песни и рассказы у нас заняли не меньше часа, и, как мне показалось, щенки все это время не дышали. Ру сидел, прижав к груди мой клинок, и время от времени гладил его, тихо шипя на пытавшихся дотянуться до него.

Закончив, я подождал немного и протянул руку к своему клинку. Помедлив, Ру с неохотой вернул мне оружие. Засунув клинок в ножны, я неожиданно спросил.

— Почему есть отказываетесь?

Вернувшийся в реальность щенок нахмурился и, откинувшись на стену, неохотно произнес.

— Еда воинам. Мы обуза роду, будут еще щенки.

— Слушайте все, каждый из нас появляется на свет волей Темнейшего, у каждого для него есть место в строю, каждый должен стремиться стать достойным воином, — у меня за спиной дружно грохнули себе в грудь кулаками воины, подтверждая мои слова.

— Что же вы скажете ему, придя в его чертоги? Что по глупости и ложной гордости оттолкнули руку, что вам протянули с помощью? Темнейший милостив и, получив заслуженное наказание, вы встанете в строй его. Но вы подумали, что сейчас, уходя за черту, вы подводите под наказание своих матерей и отцов и их предков тоже и так дальше до самых первых орков!!!

В слабости — будь сильным, умирая — продолжай сражаться, преодолевай боль, голод, раны, страх и твое место будет достойным. Цепляйтесь за любую возможность выжить и стать достойным воином.

А гордость, — я обвел глазами зрителей, — гордость проявляйте в помощи рядом стоящему, мы все — один строй, мы все — одна рука, мы все — воины Темного. Он все видит и воздаст по заслугам, но это все впереди.

А сейчас нам надо выжить, и как нам это сделать, если наша смена мрет, как головастики в пересохшей луже. Роду Урук нужны воины, мне, Ходоку, нужны воины, я отдаю вам еду — рассчитывая получить воинов. И кто из вас решил спорить с Вождем, идущим по тропе Темного?

Звенящая тишина была мне ответом, потом Ру, отклеившись от стены, пошатываясь, подошел к стоявшему у входа большому, кособокому горшку с мучной болтушкой и, зачерпнув стоящей рядом чашкой мутную кашицу, с трудом себя сдерживая, медленно выпил и, зачерпнув еще раз, понес ее к остальным. За ним, помогая друг другу встать, к горшку потянулись остальные щенки.

Выйдя сквозь расступившуюся толпу орков на улицу, наткнулся на стоящую посреди прохода старуху, сидевшую до этого со щенками. Она шагнула ко мне, перегораживая дорогу.

— Что тебе?

— Идем, Углук зовет поговорить, — повернувшись, она засеменила в глубь лагеря.

Пройдя по извилистым переулкам, мы подошли к круглой хижине, у входа в которую на суковатом, вкопанном бревне висели выбеленные под солнцем черепа орков и зверей. У входа стояла пара уруков покрепче, с копьями в руках. Увидев нас, они потянули в разные стороны висевшие над входом старые шкуры медведей. Старуха первой нырнула в темную нору входа, тихо загремев там чем-то. Наклонившись я последовал за ней, на входе висела ширма из тонких ремешков с продетыми косточками. Раздвинув ее, я шагнул внутрь.

В середине дома, в сложенном из камней очаге тлели угли, освещая обстановку. Стояли по кругу у стены земляные полати, едва застеленные рваными циновками. Стены над ними были раскрашены грубыми узорами и украшены висящими на деревянных колышках очищенными добела черепами. В основном орочьими, реже крупных животных и совсем редко человеческими. И только они висели одним рядом за спиной сидевшего лицом ко входу Углука. Он сидел на плоском камне, застеленном рваными шкурами. Сбоку от него на полу на циновке была еще одна шкура, на которую и уселась старушка. Прямо перед ними стоял обрубок бревна, тоже застеленный шкурой, на который и указал рукой Углук. Орки обычно не откладывают нерешенные вопросы, и Углук не был исключением.

— То, что ты сказал щенкам, это правда?

— Да.

— Ты хочешь сохранить род Урук, не взять в свой род, а сохранить наш.

— Да.

— Почему?

— Если я скажу, что я так хочу, ты мне поверишь?

— Нет.

— Тогда зачем мы тратим впустую слова, — я покосился на сидевшую с закрытыми глазами старушку и продолжил, — если это все, то я пойду.

— Постой, — Углук выглядел растерянным и, тоже покосившись на старуху, наклонился ко мне, — ты сказал, что твой клинок — черная орочья сталь, это правда?

— Да.

Сунув руку за спину, Углук вытащил свой клинок и протянул его мне рукоятью вперед.

— Возьми его в залог моего доверия тебе и позволь с твоих рук увидеть твой клинок, — увидев, что я удивленно приподнял бровь, он усмехнулся и добавил, — я скоро уйду к Темному, мой край уже близок, — он кивнул на свою ногу, — хочу перед смертью увидеть настоящий орочий меч.

Отведя от себя его руку с клинком, я встал и, вытащив свой, двумя руками протянул ему свой. Приставив к ноге свое оружие, он осторожно взял двумя руками мое и поднес его к своим глазам. Осмотрев клинок по всей длине лезвия и мельком взглянув на рукоять, повернул клинок и, повторив осмотр, глубоко вздохнул, склонив голову, протянул его мне. Мы посидели молча несколько минут. Потом он поднял голову и, глядя мне в глаза, произнес.

— Я не видел ничего более, — он помялся, подбирая слово, и наконец выговорил, — красивого. И смертоносного.

— Я никогда не видел... — он замолчал, с усмешкой глядя на меня. И я продолжил его мысль.

— Имперского пехотного клинка.

Он вздрогнул и подался ко мне.

— Я никогда его не видел, только легенды. И сейчас он у тебя и он совсем новый, где ты его нашел?

— Он мой по праву, — сидевшая рядом старушка вздрогнула и, широко распахнув глаза, уставилась на меня, — а если ты, старая карга, не перестанешь пытаться залезть мне в голову, то я сейчас им укорочу тебя на твою.

Дернувшись как от удара, она повалилась вперед, в последний момент упершись руками в пол. Встав на ноги, я вложил клинок в ножны и продолжил.

— Ты слишком слабая Видящая и еще хуже Думающая. Ты хотел с ее помощью что-то узнать, Углук?

— Твой по праву, но тогда его тебе... — он с мольбой уставился на меня и замер, ожидая ответа. Досадливо дернув ушами, я тихо выругался и, сунув руку за нагрудник, вытащил сжатый кулак, протянув его ему.

— Да, я десятник пехоты. Окольцованный, — он безумными глазами уткнулся в мою руку, где на ладони лежало кольцо из черной стали с нанесенными рунами.

— Спроси ее, — я мотнул головой в сторону старухи, — так ли это? На такое ее умений должно хватить.

Углук перевел на нее глаза. Не поднимая голову, медленно мотая ей из стороны в сторону, с трудом выговаривая слова, она прокаркала.

— Да, это все его по праву. Он пришел, смерть, кровь... — ткнувшись лицом в землю, забилась в судорогах, хрипя и выгибаясь.

Меня шатнуло на пару шагов от нее, за стеной, хрипя, упали на землю охранники. Темная тень пробежала по узорам на стене и стала опускаться сверху на нас.

Конец ознакомительного фрагмента, продолжение этой части и последующие книги можно прочитать на сайте литмаркет_точка_ру — Автор Игорь Алехин, цикл Хроники Утумны.