Ежик

— Слушай, а с чего бы это твоему Андрюхе шелковым стать, может этот твой Макс его там трахнул и...

— Слушай, — отрезал Василий Геннадьевич, строго глядя на коллегу. — Не знаю я, с чего бы, может, и трахнул, но, может, и не правильно так говорить, но мне пофиг, веришь? У меня сын нормальным человеком стал, сейчас работает, нам с Люськой деньгами порой помогает, а к концу лета вообще жениться собрался, девчонка его Ритка ребеночка ждет, ясно? И, кстати, Макса они хотят попросить крестным стать.

— Ну, конечно, богатый такой, чем не крестный? — скептически хмыкнул Петрович.

— Эх, Петрович, да не в деньгах дело, и нечего на меня так смотреть. Он на самом деле хороший парень, уж поверь мне. И друзей у него ой как много найдется, если что.

— Вы ведь шутите, Василий Геннадьевич? — неожиданно вмешался в их разговор отец Артема, который, оказывается, уже давно прислушивался к их разговору, не реагируя на ругать жены, которая совсем взбеленившись, убежала домой или еще куда.

— Я похож на шутника, Вадим Семенович? — поинтересовался у него тот, благо, Петрович прежде всего их друг другу представил, когда они только к Максу шли.

— Нет. Не похожи. Но что же это получается?

— Что вашему сыну повезло, как мне думается.

— А если Артем не врал, если они действительно...

— А какая нахрен разница кто с кем спит? То, что его к этому не принуждают, ясно как божий день, так что не все ли равно?

— А как же внуки? Ваш же вот, ребеночка завел.

— До внуков вашему еще дорасти нужно, может у него это проходящее увлечение.

— Думаете, ваш олигарх из спального района его отпустит.

— Отпустит, — убежденно ответил участковый, — Я бы на вашем месте не сомневался. Даже если любить будет, отпустит.

— Что-то плохо верится.

— Ваше право. Ну, пойду я к себе что ли, Петрович ты как, заглянуть не хочешь?

— А чего же не заглянуть? — правильно понял его намек тот, — Надо же за будущего деда чая выпить, — И хитро подмигнул.

— Однозначно надо, — отозвался его приятель, и они ушли.

А Вадим Семенович Скворцов постоял еще какое-то время возле черной Ламборджине, невидяще скользя по ней взглядом, и тоже поплелся домой. Спокойной, ну относительно, конечно, жизни пришел конец. А жаль, ведь он так привык к тому, что имел, а теперь еще неизвестно как дальше жить. Так что, когда Макс и Артем выбрались из дома, во дворе уже никого не было.

Они гоняли попеременно, и Макс, все время внимательно следя за настроением Ежика, понимал, что для мальчишки его возраста, действительно, лучшего "успокоительного" не найти. Скорость и адреналин, гремучая смесь. Артем раскраснелся, в глазах появился лихорадочный, азартный блеск, с каждым заездом он все лучше чувствовал машину, все уверенней выжимал из нее все, что только мог. Макс смотрел на него и не мог отделаться от ощущение, что это уже навсегда. Даже если Артем решит уйти от него, бросит, предложит забыть все, что было. Забыть он уже не сможет. Конечно, можно будет переболеть, и, возможно, когда-нибудь, на радость родителям, женится, но помнить этого дерзкого, колючего и одновременно с этим нежного и ранимого мальчишку он будет всегда. Всю жизнь. Обречение? Отнюдь. Он чувствовал себя счастливым, как никогда понимая всю пафосность слов, растиражированных в фильмах и книгах, — "лишь бы моему любимому было хорошо, пусть и без меня. Пусть".

— Я-ху! — вскричал Ежик вскидывая руки вверх, затормозив так резко, что машину повернуло на дороге боком и даже в салоне запахло плавящейся резиной, — Как же здорово, Макс! Это просто здорово! — и был в этот момент таким, таким взволнованным, горящим. Макс не удержался. Да, и кто бы удержался на его месте.

— Вылезай, — бросил он, и вышел из машины.

Артем растерянно моргнул, но вылез вслед за ним. А Макс уже обошел машину спереди и остановился, ожидая его. А потом, когда тот все еще не понимая, зачем ему это, подошел, резко притиснул Артема к себе, и, не слыша изумленного вздоха, впился в губы поцелуем. Ежик с такой готовностью ему ответил, что это решило все. Здесь. Сейчас. Дольше терпеть просто невозможно.

— Макс, Макс, — шептал Ежик исступленно, откинувшись на капот, не видя, лишь чувствуя, как быстро и резко между ног двигается голова Макса, которому сейчас было на все плевать. Абсолютно на все. И на глупое обещание, и на то, что будет, если их здесь в такой живописной композиции застанут какие-нибудь ребята, тоже вознамерившиеся погонять, и даже на себя самого, он лишь хотел слышать, чувствовать, ощущать всей кожей, что Ежику, его Ежику хорошо с ним. Так хорошо, что он готов кричать в голос его имя. Только его.

— Макс! — взвыл тот, выгибаясь, вскидывая бедра, толкаясь членом ему в рот.

И ему тоже было глубоко плевать на то, что Макс уже протолкнул в него пальцы, почти без смазки, плевать. Все равно. Он хотел его. Внутри себя, всего. Так сильно и давно хотел, что, казалось, вот-вот потеряет сознание. А Макс все медлил и медлил. Артем захныкал, как маленький, вцепился ему в волосы, потянул на себя. Не помогло. Дернул уже настойчивее, больнее. Макс все же выпустил его член изо рта, поднял голову. Губы у него были припухшими, а глаза шальными, Ежик задохнулся от неземного восторга и попытался уложить его на себя. Макс послушно накрыл его тело собой. Артем восторженно вскрикнул, опустил руки вниз, всеми силами пытаясь нащупать застежку на его брюках, и чуть не расплакался, когда Макс перехватил их, завел ему за спину и замер, нависая над ним.

— Макс, пожалуйста... пожалуйста, — уже не думаю, как глупо это может прозвучать, как унизительно, как по девчачье, взмолился Артем, ерзая под ним и пытаясь закинуть ноги ему на талию, но он и без того соскальзывал с отполированного до блеска капота, что у него это просто не получилось бы, и от этого становилось еще горше, еще обиднее и больней. Его болезненно твердый член упирался Максу в живот, благо тот все же додумался стянуть с себя футболку, и соприкосновение с такой же разгоряченной, как и его собственная, кожей хоть немного облегчало его страдания. Но он хотел большего, так безумно сильно хотел.

— Пожалуйста, Макс, — по вискам потекли слезы. Все, баста, если тот этого сейчас не сделает, он, Артем, ему никогда не простит. Никогда.

— Ежик, — хрипло, с какой-то иступленной нежностью, выдохнул Макс, — Что же ты делаешь со мной, что?

И сам раздернул молнию на брюках, подхватил мальчишку под коленями и плавно протолкнул в него член, стараясь не делать резких движений, чтобы не повредить. Но Артем так обрадовался, испытав не с чем несравнимое облегчение, что резко подался вперед, и сам насадился на него, с гортанным, болезненным криком, неожиданно перетекшим в блаженный глубокий стон.

Такого секса в их жизнях еще никогда не было. Артем стонал непрерывно, а Макс рычал и вбивал в него член чуть ли не до основания, сквозь шум крови в ушах слыша короткие, характерные шлепки бедер о берда. Это было так... так, что не передать словами. И конец был просто фееричен, Артем выгнулся почти сел, кончая и сжимаясь так, что Макс, полностью поглощенный всем происходящим, даже не сразу понял, что умудрился кончить почти одновременно с ним, продолжая вталкиваться в него, пока не обмяк так же, как и Артем под ним, наваливаясь на счастливого до одури мальчишку.

— Мораторий отменен, — хрипло рассмеялся Артем, запуская пальцы в волосы Макса и поднимая его голову со своего плеча, было немного неудобно, оттого, что Макс почти полностью лежит на нем, так еще и до сих пор не вынул из него член, но говорить об этом ему Ежик уж точно не собирался.

— Не совсем, — с трудом пробурчал Макс, целуя его, как ему и хотелось.

— Что значит не совсем? — требовательно вопросил Артем, разрывая поцелуй.

— То и значит, Ежик, у тебя сессия, и аппетиты придется поубавить.

— Но...

— Никаких но, — поднимаясь отрезал Макс. — Полежи немного, — обронил он уже чуть мягче, глядя на раскинувшегося на капоте почти полностью обнаженного парня с запрысканными спермой бедрами и полуобнаженным под задранной вверх рубашкой животом, — У меня где-то были салфетки.

— Так не честно, — приподнявшись на локтях, объявил Ежик, поджав губы. Внутри было мокро и тепло, но это уже не только не смущало, а даже, как не странно, казалось приятным.

— Очень даже честно, — достав из бардачка упаковку влажных салфеток, объявил вернувшийся Макс, и начал бережно стирать с него следы их обоих.

— А если я умру?

— Ежик, от недотраха не умирают. — Усмехнулся Макс и, наклонившись, чмокнул его в живот, который уже успел протереть. Артем горестно вздохнул.

— Кстати, все хочу тебя попросить, но момент подловить не могу... — задумчиво произнес Макс, вытирая его бедра.

— О чем?

— Споешь мне свою песню?

— А что мне за это будет?

— Ну, например, ужином накормлю.

— Дома.

— Что дома?

— Дома спою, и дома накормишь. Никаких ресторанов.

— Но Ежик, иногда же полезно куда-нибудь сходить, развеяться, — укоризненно посмотрел на него Макс, но на самом деле ему тоже хотелось только домой, и остаться наедине, без посторонних.

— Иногда. Не сейчас, — отрезал Артем, натягивая, переданные ему Максом джинсы, и как они только умудрились в процессе "собачку" на молнии не сорвать и окончательно их не затоптали, светло-голубые же, маркие?

— Хорошо, — привлекая его к себе за плечи, отозвался Макс, — Как скажешь.

— Тогда спою.

— Заметано.

19.

Макс возился с ужином на кухне. Артем же сумел-таки заставить себя вернуться к учебникам, хотя бы ненадолго. Правда, сосредоточиться получалось с трудом. Все тело до сих пор приятно ныло, при воспоминании о том, что они вытворяли на капоте Максовой машины, становилось горячо щекам и в паху. При мысли, что теперь можно будет и повторить, учитывая, что Макс все же сдался, и плюнул на это свое идиотское обещание насчет дня рождения, делалось вообще невозможным хоть как-то соображать, особенно в направлении теоретической механики, которую, собственно, бедный Ежик и пытался впихнуть в свою голову всеми доступными способами. Пока, кажется, даже получалось, иногда. Но не давала покоя мысль, что ему сегодня еще петь для Макса. Было волнительно, и еще как! Он много раз выступал на школьных и даже уже на институтских концертах, но тут... тут было совсем другое. Петь кому-то приватно, так еще, если песня писалась, пусть и не осознанно, именно для этого человека, было стремно. Очень. Но Артем все же пытался себя убедить, что в этом нет ничего страшного. Почти нет. Разве что, совсем чуть-чуть.

— Совсем заучился? — раздался от двери насмешливый голос Макса. Артем поднял на него глаза и обнаружил его с подносом в руках, который непременно нужно было где-нибудь пристроить, поэтому Ежик принялся разгребать стол и складывать конспекты, распечатки и книги не очень аккуратными кучками прямо на полу.

— Да, нет, — ответил он мимоходом, — Просто задумался.

— О чем?

— О тебе, конечно. — С абсолютно серьезной минной отозвался Ежик, но не выдержал вопросительно-удивленного взгляда Макса и улыбнулся, наблюдая за тем, как тот ставит на освобожденный стол поднос.

— И что же ты думал обо мне, Ежик? — улыбнулся Макс, опускаясь на пол напротив него с другой стороны стола.

— Что нисколько не жалею, что ты все же развязался с этим твоим обещанием... и что тебе, не понравится моя песня.

— Спой и я скажу, понравилась или нет, — очень серьезно произнес Макс. — Только поешь сначала.

— Я не голодный.

— Очень даже голодный, — снова улыбнулся Макс и протянул ему вилку, наколов на нее кусочек телятины в подливке. Похоже, Макс не только умел просто отлично готовить, но и любил это делать.

— Макс, я, правда, — начал Ежик, но ему в губы ткнулся аппетитный кусочек, и он был просто вынужден осторожно снять его с вилки. Было вкусно и очень. Это Ежик понял сразу, сосредоточенно жуя. Макс смотрел на него почти с умиление и улыбался. Тепло, почти с нежностью. — Ты что так и собираешься меня кормить? — проворчал Ежик, прожевав.

— А почему бы нет?

— Нет уж, спасибо. Лучше я сам, — бросил Артем и схватился за вилку. Щеки обожгло. Ну что ж, бывает, особенно когда некоторые так смотрят, а у тебя крышу напрочь сносит от осознания, что лучше бы в постель пошли, чем задушевные беседы вести.

— Что тебе не нравится? — поинтересовался Макс, наблюдая, как он ест. К своей тарелке он так и не притронулся.

— Я что маленький, с ложечки меня кормить?

— Ну, раз на то пошло, то с вилочки, — прокомментировал Макс, — Что, опять потянуло на мысли о девчонках и мальчишках?

— Скорей уж о парнях, которые так засаживают, что хочется еще и еще.

— Ежик, — строго начал Макс, но тот перебил его.

— Да-да, мораторий отменен не до конца и нечего и порываться. Но помечтать-то я могу?

— Можешь. Но если продолжишь мне тут еще и вещать о своих мечтах, мне придется от тебя в ванной запираться каждые два часа.

— Вау! Круто! А если буду под дверь сулить пожалобнее, откроешь?

— Нет!

— А я буду очень стараться, честно-честно. Вот, даже серенаду спою.

— Ну, ради серенады, может быть, — смилостивился Макс и тоже принялся за еду.

Настроение у обоих однозначно поползло вверх. Все утренние неурядицы были окончательно забыты. Они уже заканчивали ужинать, когда где-то в прихожей зазвонил телефон. Макс вздохнул, вытер губы небольшим полотенцем и направился туда. Нашел телефонную трубку, благо, она у него была беспроводной, и коротко бросил. — Алло?

Несколько ничего не значащих для Артема, прислушивающегося к разговору, междометий. Да. Нет. Хорошо. И Макс снова вошел в комнату, протягивая ему трубку. Ежик не спешил её взять.

— Это твой отец.

— Я не хочу с ним сейчас говорить, — смотря на телефон в его руке, как на что-то чещуйчато-мерзкое, выдохнул Ежик.

— Артем, — строго произнес Макс, — Ты сам говорил, что не трус, — а когда не помогло, добавил, — И не девчонка.

Тот закусил губу, зажмурился на миг и все же взял протянутую ему трубку.

— Да, пап? — устало и в тоже время напряженно, как перед прыжком куда-то вглубь. — Нет. Я не передумал. Нет. Мама? А что с ней? Что?! Но это же глупо! Да. Я понимаю, но и ты меня пойми. Нет. Я не врал. Да, пап, да, мы на самом деле спим вместе, но раз мама до сих пор снова не прилетела сюда с милицией и адвокатом, тот вовремя ей объяснил, что она уже ни на что не имеет права. Особенно на меня. Да? И что с того? Меня все устраивает. И вообще, если я все еще твой сын, в чем я, если честно, сомневаюсь, прекрати принижать меня. Ясно?! Да. Окончательно. Я остаюсь. Нет. Не боюсь. На сколько? Да пока не прогонит. Я об этом не думал. И не подумаю, пока не случится. Все. Хватит. Пока, пап. — И положил трубку.

Макс, стоящий над ним, тяжело вздохнул и положил руку на его макушку. Артем поднял голову, чтобы посмотреть на него.

— Все так плохо?

— Да, нет. Все, как и должно быть, — пожал он плечами. — Мама убежала в юридическую консультацию, но вернулась домой несолоно хлебавши, вот теперь его пилит, а он и рад стараться. Спрашивал, не передумал ли я быть приживалкой.