Миненталь

— Ужин, — два куска — не велика экономия, но мне тоже так выгодней. — А что, шкуры кротокрысов в Колонии ценятся?

— Шкуры — нет, — пробасил Снаф, залезая под фартук. — Кожа. Она как у свиней — пористая, влагу плохо держит, но на сбрую всякую или в хозяйстве годится. По чести, — на свет появился кошель, и повар начал отсчитывать сумму, — вариант хуже многих, но рудокопам не до изысков, им бы хоть чем ноги обвязать да срам прикрыть. А так оно, конечно, лучше всех — кожа шныгов, но её ещё поди добудь. В наших реках — вернее самому чужим обедом стать, — закончив подсчёт, мужчина протянул мне горсть синих самородков. — Вот, держи свои сорок пять кусков.

— Благодарю, — принимаю валюту и быстро пересчитываю на глаз. — Значит, разливать начнёшь через десять минут?

— Да уже через пять, — добродушно хмыкнул кулинар. — Порцию первым получишь, не боись. Если своей тарелки нет, возьми вон со стола, — кивок в сторону мебели.

— А жаркое? — припомнил я дневные обещания, убирая руду в суму.

— А жаркое на второе. Сейчас суп сниму и его поставлю. Претендентов на мясо всегда меньше — не всем по карману, а готовить на несколько человек, пока остальные не кормлены, я не могу.

Уважительно кивнув повару, я взял посуду и вышел на улицу. Пусть тарелка у меня была, но времени её помыть — уже нет, а чего там могло накопиться, пока она ваялась в грязи, — узнавать через приступ диареи не хотелось.

Ужин прошёл неплохо и даже в чём-то душевно. До этого момента у меня толком не было возможности посмотреть на обитателей Лагеря, так сказать, в естественной среде обитания таким образом, чтобы самому при этом мысленно не трястись о том, как и что я говорю. Всё время приходилось куда-то бежать, что-то делать... А вот сейчас меня никто не трогал, а скорее даже подчёркнуто старались не беспокоить. Касалось это в первую очередь рудокопов, но и призраки лезть в личное пространство не спешили, предпочитая присматриваться со стороны.

А между тем, сами обитатели колонии являли собой весьма пёструю публику. Разница в происхождении и социальных группах бросалась в глаза сразу же, как только перестаёшь смотреть только на ранговую одежду. Например, среди рудокопов преобладали в основном крестьяне и простые городские обыватели из работяг. Отличия между ними были малозаметны, но существовали, причём эти сословия практически не смешивались, предпочитая кучковаться по своим кружкам. Не знаю, смог бы я сам отличить средневекового горожанина от крестьянина по одним только повадкам, но память моего реципиента делала это без всякого напряжения. Что любопытно, так называемые приблатнённые субъекты мелкоуголовного вида тоже имели место быть, однако сидели они не в призраках, как можно было бы подумать, а среди всё тех же рудокопов. И это тоже была своя тусовка, не явно, но достаточно заметно дистанцированная от остальных.

Что же до призраков, то как минимум из тех, что пришли поужинать к Снафу, большинство производило впечатление этаких пройдоховатых менеджеров по продажам, или, если переводить на местные реалии, представителей околокупеческого сословия из шустрящих на подхвате у приказчиков работников и прочих халдеев. Второй, куда менее многочисленной, группой в их среде выступала охотничья братия, то есть всё те же крестьяне, но не из пахарей-пастухов, а из среды всякого рода промыслового люда. Их тоже отличить от остальных получалось, только ориентируясь на воспоминания прежнего владельца тела. Тот хоть и не имел с ними дел в повседневной жизни, но специфические повадки людей, привыкших подолгу жить вдали от цивилизации, его глаз цепляли сильно. Вероятно, потому, что сам Марвин был коренным горожанином…

От наблюдения меня оторвала лишь вереница стражников, устало, но гордо шествующая со стороны южных ворот. Возглавлял их довольный Шакал, что при виде меня благосклонно махнул рукой. Подзывать не стал, видать, невместно во время пути на доклад к начальству, но жестами показал, что всё прошло отлично. Раненых у них не было, трупов тоже, а вот мешки имелись. Впрочем, меня это уже не касалось.

Проводив стражников взглядом до поворота, я не стал вслушиваться в начавшееся среди рудокопов обсуждение случившегося и, подхватив вещи, направился к своему... Да, уже точно своему дому. Очень хотелось верить, что сегодня ночью зарезать меня никто не попытается, ну а завтра... Завтра будем разгребать всё то, во что я сам радостно влез на свою голову.

Глава 4

Плеснув в лицо холодной водой, я с усилием протёр норовящие слипнуться глаза. Ночь прошла просто ужасно... Измученный нервами организм подбрасывало от каждого шороха с улицы; лезущая сквозь открытый дверной проём ночная прохлада будто задалась целью застудить мне всё, что только можно, вынуждая всю ночь передёргивать куцее одеяло, чтобы прикрыть озябшие части организма, и ладно бы там только горло и пятки — самое поганое было с нижней частью спины, той, которая касалась кровати — руку было проще вывихнуть, чем заткнуть щель; и будто мало того, под утро ещё и дождь пошёл, добавив к моему веселью промозглую сырость и натёкшую у входа лужу. В итоге, спал я хорошо если часа четыре, а дальше всё — баста. Одно хорошо — проснулся я рано, а поскольку это было единственным плюсом, за исключением наполнившейся бочки для воды под углом крыши, из которой теперь можно было умываться, то использовать его я решил на максимум…

Ещё раз умывшись, тщательно растирая задеревеневшее лицо, я невольно вздрогнул от холода и вернулся в хижину. Перво-наперво надо было тщательно разобрать свои пожитки. Кольчугу трогать пока не следовало, а вот всякий скарб бытового плана, вроде ножей, стаканов, тарелок и котелков, привести в божеский вид было необходимо, причём, желательно, к завтраку — не вечно же пользоваться снафовскими? Сказано — сделано, и вот из сумки уже извлечена вся невеликая добыча первого дня в Минентале. Тут меня ждал первый удар судьбы — при виде бутылки самогона неведомого срока годности мой организм устроил бунт и потребовал «ну хоть капельку для сугреву!» Все доводы разума, что этой хренью недолго и отравиться, игнорировались — вынь ему да положь (а точнее — набулькай), и всё тут, причём именно самогона, а не пива, которого было в наличии ещё целых две бутылки. Альтернативой было добыть где-нибудь чаю, кофию и кипяточку, но... В общем, тут всё ясно. Короче, под давлением бессонной ночи и преотвратного самочувствия я сдался. Сивуха оказалась... сивухой. Добровольно пить такую гадость... Только в моём нынешнем состоянии или с большого бодуна. Хотя эффект растёкшегося по телу тепла был достигнут, и то хлеб…

Парочка сонных караульных на улице на мои плескания с посудой у бочонка никакого внимания не обращала, я тоже не спешил к ним лезть с вопросами о последних новостях по вчерашним событиям, ну а больше никого вокруг и не было. Лагерь мирно спал, смакуя последние, самые сладкие часы перед пробуждением. Оно и к лучшему — я ещё не настолько здесь освоился, чтобы не нервничать при большом скоплении народа, меня и так подёргивало на тему того, как выглядит со стороны «крутой мачо» (под коего я вроде как пытаюсь косить), неумело оттирая старый котелок от ржавчины.

На моё счастье, с этим делом я закончил довольно быстро, а поскольку просыпаться соседи по-прежнему не спешили, оставшееся время я решил потратить на изучение устава магов Огня. Катехизис оказался на редкость занимательным чтивом, не скажу, что он являлся верхом литературного искусства, но... Это была книга из Другого Мира! Первая книга из другого мира, что попала мне в руки! Даже язык, на котором она была написана, тот самый язык, которого я совершенно не знал и в то же время — знал прекрасно, добавлял чтению неподражаемый оттенок чуда и трепета. Думаю, любой адекватный человек на моём месте наплевал бы с высокой башни на литературную ценность содержания, упиваясь одним ощущением момента. Ну, если он, конечно, вообще способен осознать данный момент, а не тупо пыриться в текст, воспринимая его на уровне очередного томика классической литературы, заданной в школе на лето. Что же касается содержимого... Я затруднялся подобрать аналог религии Инноса в земной культуре. Скорее всего, дело в том, что я никогда не являлся не только опытным богословом, но даже сколь-нибудь религиозным человеком. То есть я признавал существование Творца и явлений за гранью человеческого понимания, но любые церковные течения у меня вызывали исключительно брезгливость, так как практически с момента возникновения существовали только ради власти и стяжательства, а не каких-то высших целей помощи человечеству. Так вот, с одной стороны, вера в Инноса напоминала христианство — те же нравственные маркеры, тот же акцент на единственности правильного пути и суровом наказании за ослушание, но с другой, сам образ Инноса и общий стиль текста больше подходили историям про какого-нибудь Одина — Отца дружин или Перуна-Громовержца. И хоть наличие ещё двух богов не выпячивалось, но они были, и их существование признавалось как данность, причём в таком ключе, что после прочтения не возникало ощущения, что вот они — единственные, и больше никого другого нет. Напротив, если судить только по тексту катехизиса магов Огня, то никаких оснований не допускать существования ещё каких-то богов где-то там, далеко, просто не было.

Странное чтиво... Однако, повторюсь, на редкость занимательное. Иннос представлялся действительно привлекательным богом, который на самом деле желает своим детям (детям, а не рабам, отметим этот момент!) добра и реально работает в этом направлении. Просто у него есть равный по силам брательник-говнюк, который шевелится в строго противоположном азимуте. Словом, занятно…

К сожалению, чтение пришлось прервать довольно скоро. Пусть изучение данного материала было нужно в первую очередь мне самому, но и помимо задания Корристо у меня имелись дела, требующие непосредственного внимания. И первым из них был завтрак.

Схожие мысли явно посетили не одну мою голову, так что на улице меня ждали уже несколько потрескивающих костров, вокруг которых кучковались рудокопы, зябко ёжась по утренней сырости и вяло готовя свои котелки и сковороды для использования. Мужики у ближайшего костра моё появление встретили настороженно, но расслабились, когда я прошёл мимо и не стал покушаться на их «рабочее место». Я же шёл к Снафу, мысленно прикидывая, как строить разговор с новым держателем района, а заодно и Торусом, когда днём пойду в часовню. Задание на вышвыривание из Лагеря гонца Магов Воды он мне уже вряд ли выдаст — это к гадалке не ходи. С письмом из Старой Шахты тоже наметился облом. А что он может придумать взамен, я сообразить затруднялся. Вот что значит горе от ума — выпендрился, поторопился — и теперь от всего послезнания одни рожки да ножки остались, а ведь мог спокойно пройтись по сюжету, зная каждый шаг наперёд, эх…

Позавтракав горячим рисом всего за три куска руды и перемолвившись с поваром несколькими фразами без особого информационного наполнения, я двинулся к кузнице. Было жуть как лениво, и после еды организм начал намекать, что не против и покемарить до полудня, благо и выглянувшее солнышко уже начало прогревать воздух, обещая вскоре высушить все лужи от ночного дождя, но, взяв себя в руки, я презрел слабость плоти. Деньги, в смысле, руда сама себя не заработает, а мне ещё сменщику Нэка платить, да и на рынке кое-чего прикупить не мешает.

Хуно встретил меня, основательно приговаривая жареную голень падальщика, периодически сопровождая процесс аппетитными булькающими звуками, доносящимися из горлышка пивной бутылки при оного пива употреблении. Мой бездонный живот тут же сообщил, что рис — это для неудачников, а солидные люди должны питаться вот так, на основании чего лично мне выражается большое фи. Незаметно сглотнув слюну и подавив приступ недожора, я поинтересовался вариантами работы. Тут всё было в порядке: зыркнув разок на цепочку, проглядывающую под воротом моей рубахи, кузнец указал на короб с металлическим ломом, требующим ремонта, и проинструктировал, как разжигать его горн.

Следующие часа четыре были заняты кузнечной рутиной: достать из ящика с ломом очередную покорёженную кирку, отцепить погнутое/треснутое било, засунуть его в горн, опять лезть в ящик на предмет лома и выбирать следующий инструмент, пока «заготовка» доходит до нужного состояния внутри печи. Дальше — вытащить бледно-малиновую железяку и на наковальню — править погнутую часть. Если изделие имело трещины, то тут уже была необходима полная перековка, что занимало времени больше, но не критично — я всё же не дамасские клинки ковал и не булат «изобретал», а просто чинил откровенно дрянные кирки до состояния, в котором ими можно было бы долбить камень дальше. Получившая новую форму заготовка отправлялась в корыто с водой, шипела, пузырилась и обретала готовый вид. Вообще, было бы неплохо после этого её ещё и обработать хотя бы на точиле, но, судя по виду, в котором ко мне этот инвентарь попадал, никто подобным никогда не заморачивался — рудокопам и так сойдёт. С определённого момента я вошёл в ритм, и руки уже делали всё сами, почти без участия сознания. Швырнул одну заготовку в корыто и уже кладёшь в горн выбранную ранее железяку, пока доходит — ищешь ещё одну. Тело действовало почти что на автомате, лишь время от времени заставляя рефлекторно чертыхаться от «усохших мышц» и общего «отвыкания», но пересилив первые позывы усталости, я сам не заметил, как о них забыл. Больше того, немного освоившись, я стал брать по два-три изделия, чтобы оптимизировать процесс, и судя по энтузиазму, проснувшемуся у меня во время работы, мой реципиент к кузнечному делу был действительно неравнодушен.

Время пролетело незаметно, принеся мне семьдесят кусков руды. И это с учётом платы за «аренду» кузницы. А ведь простому рудокопу ради этой суммы из забоя пришлось бы неделю не вылезать — вот что значит «востребованный специалист».

— Ладно работаешь, — похвалил меня Хуно, когда я уже самозабвенно отмачивал голову в бочке с водой. Хотел было только умыться, но после первой горсти понял, что помру, если не остужусь с макушкой, — жаль, что скоро завяжешь.

— То есть?

— Так ты ж уже вона чего, — кузнец указал взглядом мне на шею. — С такой штукой скоро в призраки выйдешь, а там на кой тебе будет в кузне корячиться?

— Не всё так просто, — хотя он, безусловно, прав, работа у горна — далеко не сахар, а ведь никаких душей и ванн с шампунями тут не предусмотрено. Голова же (и всё остальное) и после неполного дня в этой потогонке чешется неимоверно, так что будет возможность перейти на что-то менее пыльное — с удовольствием перейду.

— Ну уж попроще, чем для большинства тут, — с усмешкой проскрипел здоровяк.