Они выбрали ночь

— Я все просмотрел. Нигде нет, — Рундо гневно откинул фолиант в сторону, и устало закинул голову, прижавшись к мягкой спинке кресла.

— Осталась последняя полка, — напомнила голова.

Кайот взвыл и, сверкнув глазами, уставился на огромный стеллаж в дальней части комнаты.

— Не торопись, смотри внимательно, а то обязательно пропустишь, — наставительно потребовала кабанья морда.

Подкатив стремянку, Рундо достал еще пару книг и, пыхтя и прилагая максимум усилий, чтобы удержать равновесие, быстро спустился вниз.

-Осторожнее, Рун. Ну что за неуклюжесть. Размеренная жизнь сделала из тебя торгового увольняя, который едва может носить свой толстый животик на тонких ножках.

— Мне уже порядком надоели твои колкие замечания! — зло выпалил Кайот и кинул фолианты у кресла.

— Я же сказал осторожнее, увалень!

Голос раздался громко, с надрывом:

— Управлять Отрешенными, ничуть не легче, чем топтать темные улочки в поисках случайной добычи.

— Да уж. Интриги и заговоры, творить труднее, нежели бороться за свою жизнь с кинжалом в руке, — иронично отметил голос.

Кайот не раз проклинал тот день, когда он узнал страшную тайну кабаньего чучела. Уже почти десять лет Рундо сменил Дугала Крейна на посту главы Отрешенных. Ходило много слухов по поводу смерти хищного правителя убийц и воров. Говорили, о яде и о ловкой засаде завистников, но слухи так и остались слухами. Главы девяти преступных ремесел отдали половину голосов за Рундо-Кайота, который уже давным-давно заручился поддержкой пиратского клана.

Еще не наступил четвертый день смерти Крейна, а в его кабинете раздались протяжные стоны. Вооружившись кинжалом, Рундо спустился в потайную комнату и увидел, как вспыхнул огонь в камине. Затем прозвучал до боли знакомый голос.

Фантом не рассказывал Кайоту свою судьбу, и почему Всеединый проклял его, заточив дух в чучело кабана.

Глава Отрешенных заключил с ним сделку. Рундо каждый день зажигал камин, в котором теплилась сущность Крейна, а тот в свою очередь — рассказывал ему о готовящихся заговорах и передавал собственный опыт. Откуда у фантома взялся дар предвиденья, Кайот не знал, но подобный порядок вещей его вполне устраивал.

— Ну что?! Не молчи! — в нетерпении рявкнула кабанья голова.

— Не торопи! Я нашел, нашел. — Щурясь, Кайот вгляделся в пожелтевшие от времени страницы. Размытые ровные строчки, будто специально ускользали от взора, силясь сохранить известную им тайну. Указательный палец быстро пробежал по буквам, а губы быстро прошептали заветные слова.

— Не тяни! — не выдержал фантом.

— Они будут слушать лишь Проклятого, клейменого крылатыми демонами! Оролийцами! — стирая со лба пот и еще раз перечитывая нужные строчки, несколько раз повторил Кайот.

— Что тебя смущает? — не понял голос.

— Искать Проклятого все равно, что иголку в стогу сена.

— Верно, — согласился дух.

— Постой. Я видел подобную отметину у того, кто принес нам эту весть, — задумчиво ответил глава Отрешенных.

— Шрам?!

Кайот кивнул.

— Я всегда считал его редким безумцем.

— Стало быть, ты ошибался. Впрочем, как и я.

6. глава — Обратная сторона монеты.

Огромный сводчатый зал, украшенный сотней тяжелых кованых люстр, был похож на гигантскую библиотеку, в которую давно уже не забредало ни одного седовласого посетителя. В секциях высоченных стеллажей виднелись белесые круги паутин, а небольшие фигуры статуй при входе покрылись черной копотью и походили на жуткие приведения.

Шрам нервно оглядывался, и кидал быстрый взгляд на дышащего ему в спину Куттера. Несмотря на свои габариты, здоровяк двигался безшумнее самых искусных воров — и только его невыносимый хрип, выдавал присутствие этого невообразимого гиганта.

Осветив своим странным светочем пузатые колонны, Фонарщик указал на дальнюю часть зала.

После встречи с сэром Заговорщиком, мастер заметил, что Ру-ру стал вести себя намного тише — не выпячивая свои белесые зубы и выкрикивая пошлые шуточки. Походка куклы тоже изменилась, став менее размашистой и наигранной.

— Где мы? — поинтересовался у поделки Шрам.

— Чшш, молчи. Здесь нельзя говорить. Иначе они проснуться...

В очередной раз, вглядевшись в темноту, мастер так и не смог разглядеть тех, чей покой можно было нарушить случайным разговором.

Следующий зал оказался больше предыдущего. Только на этот раз стеллажи были на половину заполнены узкогорлыми сосудами, внутри которых бурлила лиловая жидкость. Шрам почувствовал неприятные запах серы, словно он попал в гости к заядлому алхимику.

Фонарь проводника стал светить чуть ярче, и бывшему убийце удалось разглядеть в сосудах крохотный источник света, словно незримый светлячок не мог выбраться из стеклянной клетки и в отчаянье метался из стороны в сторону, ища путь к свободе.

— Дальше мне идти нельзя. — Остановившись, и практически потушив светоч, произнес Фонарщик.

— Спасибо тебе, — произнес сэр Заговорщик и низко поклонился.

— Прозрение мертвым!

-Прозрение мертвым! — обменявшись со всеми присутствующими необычными фразами, старик сделал шаг в сторону и исчез в призрачной дымке.

Дальше они продолжили путь в кромешной темноте. Сосуды покоящиеся на бесконечных стеллажах стали встречаться все реже и реже, и у границ следующего зала Шрам почувствовал, как Ру-ру взял его за руку и тихо прошептал:

— Все будет понятно. Но позже. А сейчас ни звука. Иначе Крылатые начнут наводить порядок!

Слова куклы отозвались в сердце мастера ноющей болью. Только находясь между навью и явью, Шрам все чаще вспоминал день своего Проклятия, когда его заклеймили будто вола, навсегда изменив судьбу.

Низкий округлый проход привел их в зал тысячи колонн. Из-под серого свода, медленно опадал туман, змеей расползаясь между бесконечных прямоугольных столпов.

— Мы раньше положенного, — прошептал сэр Заговорщик и резко вытянувшись струной, прижался к стене.

— Идут! — Ру-ру втянул голову в шею и забился в крохотное углубление у столпа.

Шрам тоже попытался спрятаться, но было поздно. За долгие годы затворничества, он растерял многие навыки, и сейчас все чаще его тело откликалось лишь резкой болью, наотрез отказываясь повиноваться хозяину.

Яркий свет факелов вырвал из привычной тьмы силуэт мастера, не утаив его от постороннего взора.

Впередиидущий — высокий воин в кольчужных доспехах дернул головой в сторону Шрама.

Вытянутый, чуть продолговатый шлем, сильно напоминающий птичий клюв клацнул. По залу разнесся пронзительный, резкий клекот.

— Salva sunt omnia ? — раздался за его спиной низкий хриплый голос.

Прямо за воином высилась мрачная фигура пожилого грузного человека одетого в серую одежду священнослужителя. По сравнению с этим великаном Куттер казался всего лишь блохой.

Осознавая, что его так и не заметили, Шрам вгляделся в уродливое лицо титана. Из-под огромного выпирающего лба взирали огромные хищные глаза, а длинный крючковатый нос походил на острый клюв хищной птицы. Раздувая щеки, великан пронзил Шрама своим пристальным взглядом. Выхода не было. Затаив дыхание, мастер оценил мощь воина в странном облачении и рассчитал способ отступления, когда раздался все-тот же хрипатый бас.

— Absque dubio .

И короткий ответ воина:

— Verum est.

Шрам ощутил, как сердце замерло и забилось в бешеном ритме, когда процессия миновала их, так и не заметив чужаков.

— Всеединый! Кто это был? — выждав время, прошептал мастер.

— Ибиус. Хранитель душ, — быстро ответил Ру-ру.

— Он не увидел тебя лишь потому, что в тебе пока теплится жизнь. Здесь не место, таким как ты, — пояснил сэр Заговорщик.

— Стало быть, я единственный кто побывал в Принтвиле?

— Это всего лишь одна из множеств сторон монеты, — согласился Ру-ру и язвительно добавил: — Привыкай. Теперь ты один из нас.

— Нам пора! Осталось мало времени, — перебил их крамольник.

Не мешкая ни минуты, заговорщики двинулись дальше.

2

Дом выглядел пристойно лишь на первый взгляд. Затерявшись среди изящных фасадов, низкий кряжистый дом, ощетинившись каменными стенами словно еж, имел только крохотное окошко над неприметной деревянной дверью, и лишь новая красная черепичная крыша, делала его схожим со своими стройными соседями.

Потоптавшись возле входа, Джинкс так и не решился постучать кованой круглой ручкой.

Отталкивающий своим видом дом создавал впечатление эдакова цепного пса, который в отсутствии хозяина охранял себя самого.

Наконец, решившись побеспокоить грозного хозяина, констебль несколько раз провозгласил о своем прибытии. Но едва слышный 'тук-тук-тук', остался без ответа. Тогда он повторил попытку — удары стали сильнее. Только и на них, кукольный мастер так и не откликнулся.

Немного помявшись, Джинкс углядел, справа, за небольшим примыкающим к дому забором еще одно окно, выходившее на западную часть улицы.

Ставни были открыты.

Джинкс покрутил головой. Прохожие, спеша по своим делам, совершенно не обращали на него никакого внимания.

Дождавшись, когда улица ненадолго опустеет, констебль легко запрыгнул на забор и, схватившись за угол дома, с легкостью дотянулся до ставней.

После второй неудачной попытки, мистер Форсберг все-таки оказался внутри. Едва не поскользнувшись на круглых деревянных чурках, разбросанных по всему дому, он не сразу смог приспособиться к царившему вокруг полумраку. Лучи солнца, осторожно пробиваясь сквозь многочисленные щели, наполнили дом, словно швейную машинку сотней золотых нитей.

Инспектор сделал шаг и тут же услышал протяжный скрип половицы.

Аккуратно на цыпочках он попытался не издать ни звука и попасть в мастерскую. Бесполезно. Шаг, еще один. Прогнившие доски звучали не хуже церковного органа.

Куклы были везде. Большие, маленькие, слегка запылившиеся и укутанные паутиной и совсем новые. В нос ударил запах струганных досок и свежих красок. Джинкс приложил платок к лицу и внимательно рассмотрел одну из поделок. Идеально вырезанный нос, губы, уши, прорисованные глаза — лик куклы чудился живым.

Затаив дыхание, констебль приблизился практически вплотную к деревянному лицу. Невероятно, но ноздри куклы пошевелились, и та с жадностью втянула тяжелый аромат мастерской. А затем открылись глаза. Деревянная фигурка моргнула.

Попятившись, мистер Форсберг едва удержался на ногах. Его взгляд заметался по висящим на стене поделкам. Остальные куклы висели ровными рядами, даже не думая оживать и пускаться в безумную пляску.

— Не может быть, — прошептал констебль.

Он без труда нашел среди груды игрушек куклу совсем еще маленькой девочки в синем ситцевом платье. Ничем не примечательная — одна из многих. Такая же, как и у всех: наспех сшитая из старых лоскутов одежда, сухая, местами выцветшая краска. И как только он мог подумать, что кукла живая?

Осторожно прикоснувшись к деревянному туловищу, Джинкс снял ее с полки и покрутил в руке. Действительно, ничего особенного. Ни какого сходства с теми фарфоровыми произведениями искусства, которые продавались в магазине мисс Несбет.

— И как только я мог так заблуждаться. Какое-то наваждение! — констебль поставил куклу на место и стал медленно спускать вниз по лестнице.

Но даже сейчас его не оставляло чувство, что за ним продолжают следить — и тысячи нарисованных глаз пронзают спину служителя закона.

Он несколько раз резко оборачивался, пытаясь выследить незримых соглядатаев, однако куклы оставались на своих местах, откинув в сторону плохо прорисованные лица.

— Да что со мной! Настоящая паранойя! — разозлился сам на себя мистер Форсберг.

Оказавшись в мастерской, констебль обошел вокруг старый деревянный стол, усыпанный свежей стружкой, и не найдя ничего подозрительного присел у верстака.

На глаза Джинксу попалась плоская стеклянная чашечка, в которой загустела прозрачная вязкая жидкость. Констебль принюхался — потянуло приятным запахом лака. Следующий предмет в мастерской бывшего убийцы заслуживший внимание инспектора, была запылившаяся бутылка вина. И судя по названию и году выпуска — очень дорого вина. Внимательно покрутив бутыль в руке, он потер лоб, несколько раз поставил вино на место и вновь взял со стола. В его памяти возникли короткие разговоры с дядей, хвалившимся своей бесценной коллекцией. По всем признака сходилось — и констебль действительно держал сейчас в своей руке целое состояние.

— Не может этого быть, — в пустоту произнес Джинкс.

Вот так вот просто, пылясь в углу, у мастера игрушек стояло дорогое имение, которое он мог приобрести в обмен на бутылку 'Виндзорского'.

Отставив сокровище в сторону, инспектор еще раз осмотрелся. Все оставшееся пространство в мастерской занимали только куклы. Даже из инструментов нашелся лишь огромный нож с простой деревянной ручкой. Никаких излишеств. Ни одной зацепки, которой жаждал обнаружить служитель закона.

Пальцы машинально забарабанили по столу. Джинкс никак не мог взять в толк — как бывший убийца, на совести которого, согласно картотечной записи было больше двухсот человек, стал кукольным мастером.

За окном послышалась протяжная мелодия шарманки и громкие голоса прохожих. Констебля словно вырвали из трясины, дав возможность наслаждаться привычными звуками.

В тот момент, когда Джинкс подошел к окну и с интересом выглянул на улицу, в дверь постучали — коротко и осторожно, будто и не надеялись застать хозяина дома.

Пару секунд инспектор задумчиво стоял на месте, опасливо косясь на пыльных кукол — ему казалось, что стук всего лишь ошибка и короткие звуки издало одно из творений проклятого мастера которое, свесившись с полки, барабанило своими маленькими ножками.

В этот момент звук повторился.

Стараясь не издавать лишнего шума, мистер Форсберг спустился к двери, и недолго думая, потянув за засов, отворил ее.

На пороге стоял трубочист. Слегка долговязый, субтильный, отчего невероятно сутулый, но по лицу вполне добродушный тип. Сняв цилиндр, он поклонился и, кивнув констеблю, визгливо произнес:

— Трубы, котлы, камины, печи — чистить будем?

— Чистить? — растерянно захлопал глазами констебль.

Оглянувшись, Джинкс кинул взгляд на небольшой закопченный камин, темные камни которого были чернее черного и растеряно произнес:

— Я право не собирался.

Мысленно, констебль уже корил себя за опрометчивость и откровенную наивность. Неужели он мог подумать, что отварив дверь — встретит подельников убийцы или таинственного незнакомца, который откроет ему все тайны на свете.

— Да, этому домишке тепло не помешает, — придирчиво осмотрев фасад, заключил трубочист.

— Простите: что? — продолжая туго соображать, поинтересовался инспектор.

— Я говорю таких красоток надобно в тепле держать, а то испортятся! — кивнув на игрушечные поделки, пояснил собеседник.

— Вы что же разбираетесь в изготовлении кукол? — искренне удивился Джинкс.

Трубочист усмехнулся:

— Не то чтобы очень. Но в одной из книг, которую мне удалось перелистывать, говорилось, что кукол, для лучшей сохранности от внешнего мира, надобно поместить под стекло, либо в хлопковые мешочки. И ни в коем случае нельзя оставлять их в пыльном, сыром месте.