Король сталкеров. Общий файл

Здесь было сравнительно чисто в плане завалов. Несколько мусорных куч уже превратились в пологие, приземистые холмы, поросшие кустарником и травой, внешне не отличавшиеся от доминирующего рельефа.

Белая стрела указателя привела к двухэтажному зданию из желтого кирпича. Оно с трех сторон охватывало широкий производственный двор, служивший когда-то парковкой служебного транспорта. Сквозь косые трещины в стенах, к солнцу тянулись толстые плети лиан. Они обрамляли хорошо сохранившийся щит с надписью "Водоканал".

Первой контрольной точкой оказалась чугунная крышка смотрового колодца. Я нашел ее, отодвинув упавшее дерево, закрывающее его своей высохшей кроной. Вот ведь какой прокол!

До этого дня я считал, что знаю Высоцк лучше всех на этой планете, а простейшая мысль о наличии здесь подземных коммуникаций, ни разу не посетила мою тупую башку. Спасибо тебе, Авен! Теперь я, кажется, понял, как тебе удалось обмануть спутниковый навигатор. В путешествии под землей визор вещь бесполезная. Ты просто оставил его дома, или временно отключил.

Я откинул тяжелую крышку. В свете уходящего дня, стали видны железные скобы ступеней и замшелая арка входа.

Внизу было сыро и жарко. Направленный луч фонаря метался в кромешной тьме, выхватывал из нее фрагменты кирпичной кладки, ряды притопленных труб и жгут силового кабеля, проложенный по стене, в метре от пола.

С моим небольшим ростом, путешествовать здесь было комфортно. Даже не пришлось нагибаться. Под ногами хлюпала вязкая жижа. Редкие капли воды срывались в нее со свода. В настоявшейся густой тишине, они звучали, как выстрелы. А так, по большому счету, под землей было довольно тихо. Представители местной фауны сочли это место непригодным для проживания. Во всяком случае, датчики на скафандре не уловили признаков чего-то живого. Визор я отключил. Система ориентации искала доступные спутники, без конца посылала сканирующий сигнал и беспокоила сетчатку глаза. Время остановилось. Я мерил его только шагами.

Подземный тоннель утомлял своей монотонностью. Был он, как улица с односторонним движением, которая вела только прямо. Не было в ней перекрестков, боковых ответвлений, лабиринтов и других смотровых колодцев. А закончилась она тупиком — глухой поперечной стеной. Я сначала ее увидел, потом обо что-то споткнулся и чуть не упал.

Луч фонаря нащупал три невысоких ступени, чуть дальше — компактный аккумулятор, нечто вроде рубильника и диодный прожектор на потолке. Все работало. Из тьмы проступил небольшой тамбур с закрытой наглухо дверью. Ее вогнали в пазы так плотно, что снаружи не проникало ни звука. "Уходя, гаси свет!", — гласила броская надпись. Когда-то здесь работали люди, и строили плана на завтра, и даже не сомневались, что оно, это завтра, настанет.

На уровне глаз висел пластмассовый ящик с надписью "Для ключей". На гвоздике болтался только один. Не густо. Я еще раз осмотрел помещение в поисках эксклюзива, но ничего нового не нашел. Трубы ныряли вниз, под ступени, пустоты заделаны заподлицо, кабель уходил в потолок. Нигде ничего не спрячешь.

Наверное, тайна находится с другой стороны. Зачем же тогда я искал ее под землей?

За открывшимся проемом было также темно. Сквозь узкую щель в плите перекрытия, пробивалась полоска света. Но она погоды не делала. Зато визор нашел сеть. Судя по схеме, я сейчас находился под лестничной клеткой первого этажа того самого дома, в котором нашел Авена. Белая стрела ожила, указала на контрольную точку. Она была где-то в тамбуре, в левой его стороне.

Пришлось возвращаться. Пустот за стеной не прослушивалось. Все кирпичи кладки издавали одинаковый звук. Я стал нажимать на каждый из них по очереди, слева направо и сверху вниз. Тоже безрезультатно. Этот сезам не хотел открываться.

Время шло. Щель в потолке начала отдавать ультрамарином, а я все экспериментировал. Не мог разгадать секрет этого скрытого механизма. Он мог повестись на свет, лазерный луч и, даже, на его цвет.

Может, ну его на фиг? — мелькнула трезвая мысль. — Зачем все усложнять? Ключ от двери лежит у меня в кармане, квартира рядом, над головой. Что может быть проще? — поднялся по лестнице, открыл, посмотрел. Я бы сделал это еще с утра, если бы Старший прапорщик не провалился в траншею. Как он там, кстати?

Я развернул вкладку с системой обзора робота. Судя по панораме, он ходил, нарезая круги вокруг трофейного коптера. Делал свою работу, как и положено часовому. И откуда во мне такая привязанность к этому железному дураку?

Я полез в нагрудный карман, и вместе с ключом, случайно вытащил сложенный вчетверо лист. Машинально сличил виртуал с бумажным оригиналом. Схема и там, и там была прорисована черным. Но Авен, на своем экземпляре, зачем-то обвел эту контрольную точку красным карандашом. Может, это подсказка?

Я снял с винтовки прицел, подобрал подходящий колер, и упрямо просвечивал швы, пока не услышал щелчок, похожий на выстрел игольного станера.

Неприметный кирпич откинулся в сторону, открыл небольшую нишу. Но и в ней не было информации, проливающей свет на происходящее. Я нашел только горсть золотых украшений с логотипом "НП", и старинный складной ключ для встроенных сейфов с магнитными пинами. Скорее всего — дубликат. И то ладно.

Из подвала наверх вела узкая лестница. Я пробирался к ней сквозь метровый слой мусора, нанесенного водной стихией. Ноги скользили по слою осадочной глины. На стенах, заросших мохнатой зеленью, терялся свет фонаря.

Ступени, ведущие вверх, были расчищены. Кто-то прошелся по ним совковой лопатой и вымел бетон. Деревянный проем сгнил и осыпался. На уцелевшей петле болтался кусок доски, бывшей когда-то дверью.

Это был совершенно другой подъезд. Вход в него был завален обрушившейся стеной. Забраться сюда с улицы можно было только по лестнице, через оконный проем третьего этажа. Даже если его завалило нынешним утром, я не здесь убивал анампо. На грязном полу не было пятен крови с осколками кафеля. Но стрела указателя упрямо звала вверх.

Я поднимался по лестнице, тяжелея ногами, и сердце отдавалось в висках в такт каждому шагу. Какая-то горькая радость пронзала мою душу. Она пила этот путь, как утренний кофе — маленькими глотками.

Память кричала, что когда-то давно я здесь уже был, но расчетливый разум солдата не мог в это поверить.

Вот здесь, — сказала душа, — если поднять глаза, ты должен увидеть трещину в штукатурке, а под ней стеклянный плафон, похожий на банку для консервирования, в которую мама Альбина закатывала варенье.

Я оторвал взгляд от выщербленной ступени, но ничего подобного увидел. Там не было даже дверного проема — лишь куча битого кирпича, и часть бетонной плиты, свисающей с потолка. Ее подпирал раскрытый двухстворчатый шкаф с проломанным верхом и слоем слежавшейся пыли на уцелевших полках.

Душа огорченно заныла, будто бы ее обокрали.

Что в стандартном подъезде может быть узнаваемым, кроме дешевизны? — думал я, обходя это препятствие, — в этом городе целый квартал сложен из кирпичей и плит перекрытия, отбракованных в ходе строительства атомной станции. Ну, висел бы на стенке похожий плафон, что бы это меняло? Ты здесь никогда не был. Это так же точно, как то, что твоя фамилия Шилов.

Но память не унималась. Она утверждала, что на лестничной клетке третьего этажа должен остаться след каблука, отпечатавшийся в бетоне, а возле квартиры справа — небольшая каверна с выпирающим из нее куском арматуры.

Я нашел и то, и другое. Постоял, опустился на корточки, расчистил руками памятку, оставленную неизвестным строителем, и громко сказал ликующей памяти:

— Ну, вот я и вырос!

Это был он. Тот самый дом из моего детского сна. Он вспомнился мне до мельчайших подробностей. Я, усталый и взрослый, привычно вхожу в небольшую прихожую. Откуда-то сверху падает рассеянный свет. Я снимаю пальто, водружаю его на вешалку, и надеваю на ноги теплые, мягкие тапочки. Передо мной комната с высоким светлым окном. За ним — крыши домов, синяя гладь залива и высокая белая башня с красным огнем наверху. Приподнявшись на цыпочках, я закрываю форточку, устало сажусь в большое удобное кресло, покрытое белым чехлом. В руках у меня газета. Я разворачиваю ее на первой странице...

Это в корне меняло жизнь. Отбросив сомнения, я взбежал по бетонной лестнице, на ходу доставая ключ с магнитными пинами.

Закрытая дверь была только одна. Я узнал бы ее из тысяч других, как бы ее ни исковеркало время. Не хватало лишь запахов. В каждом доме они свои, это вам подтвердит любой, мало-мальски исправный, химический анализатор. Ведь вместе с людьми, из него не уходит душа.

Пространство за низким порогом окутала темнота. Блики уходящего дня не проникали сюда с лестничной клетки. Их пожирал черный, густой мрак. Я повесил над потолком виртуальный экран визора, отключился от Сети, увеличил яркость до максимума.

Неживой, искусственный свет окутал прихожую. Ему много не хватало до идеала, до ностальгического "как было". Да и было ли? Если да, то не со мной. Сон мне навеян чьей-то любящей памятью.

Эту квартиру Авен изредка навещал. В ней было не то чтобы грязно — для нынешнего статуса дома больше бы подошло слово "запущено". Мусор не сметали в совок — его сгребали лопатой и бросали в ванную комнату. Там не было пола — плита перекрытия соскочила с несущей стены и провалилась на нижний этаж, туда, где когда-то над входом висел стеклянный плафон.

Что самое удивительное, на вешалке висело пальто. Оно больше напоминало пыльный мешок мышиного цвета с длинными рукавами, но я сразу его узнал. Подкладка частично сгнила и свисала из-под полы неопрятными лоскутами.

От карманов ничего не осталось. Я ощупал пальто сверху донизу, прекрасно осознавая, что это не раз делали до меня. Особенно тщательно проверил все швы, особенно на левом плече.

Полный голяк, третий раз за сегодня не прокатило. Но нельзя сказать, чтобы я совсем ничего не нашел. В распущенных шелковых нитях случайно запутался чек на оплату услуг ЖКХ. Синие буквы выцвели, расплылись, но были еще читаемы. Я водил по ним фонарем, все больше тупея. Этот чек был когда-то оплачен Шиловым Иваном Егоровичем, проживавшим в Высоцке, по улице Космонавтов 11/1, в квартире под номером 40.

Время клубилось в тесной прихожей столбами встревоженной пыли, а я все не мог поверить в реальность происходящего. Только шум за закрытой дверью, ведущей в жилые комнаты, заставил меня выйти из ступора. Я погасил экран, отцепил от пояса "флэшку", хотел, было, пустить в дело правую ногу, но передумал. Если это квартира Шиловых, я должен вести себя, как хозяин. Ну, кто в этих комнатах может быть, кроме ворон? Пару часов назад я пролетал мимо дома на коптере — они тут в каждом окне.

Я повернул до щелчка круглую хрустальную ручку, потянул дверь на себя. Воздух взорвался хлопаньем крыльев и возмущенным карканьем. Пол под ногами уходил под наклоном вправо — он был продолжением той же плиты перекрытия, что обрушилась в ванной комнате. Место разлома Авен прикрыл столешницей из черного мрамора.

Вопреки ожиданиям, здесь не было ничего узнаваемого и, в первую очередь — света. Солнце Гаучо катилось по взъерошенным крышам с правой стороны горизонта. Оконный проем был разрушен до самого пола. Город лежал подо мной, как войско, побитое в сечи. Свинцовая поверхность залива рябила барашками волн. Над блоками атомной станции курился светлый дымок. Огонь маяка не горел. Не хватало чего-то еще. Какой-то привычной точки, за которую очень хотел, но не мог уцепиться взгляд. Я подключился к сети, чтобы снять картинку на видео, но сразу же понял, что это не мой визор, и я это сделал зря. Номер Авена в Глобальной Сети искали, возможно, сканировали. Список неизвестных мне абонентов не помещался на виртуальном экране. Если хоть половина из них давешние гробокопатели, у меня на всех просто не хватит патронов. Да, похоже, эту квартиру я, по недомыслию, сдал. Вопрос только в том, как скоро ее найдут, с учетом того, что реальная картинка со спутника доступна лишь избранным.

У Старшего Прапорщика все было нормально. Его никто не искал. Я хотел еще позвонить Винсу, чтобы узнать, как у него дела, но сам нарвался на его вызов:

— Я почти у тебя, — доложил он из кабины моего коптера.

Стоит ли говорить, как я обрадовался!

— Слушай, Витька, — сказал я ему, — есть дело, которое я могу поручить только архангелогородцу. Лия тебе покажет посылочный ящик. Там больше шести килограммов соленой трески. Чем скорей ты ее замочишь, тем раньше мы сядем за стол.

— Заметано! А ты сейчас где?

Я скинул ему панораму мертвого города.

— Ни фига се!

Кажется, его впечатлило. Да и я приступил к делу уже в ином настроении. Приятно, черт побери, когда ты уже не один. Ведь с

Лией особо не поговоришь...

Я отключил навигатор, чтобы стрела указателя не путалась под ногами. Как-нибудь сам решу, что для меня сегодня важней.

Комната (я назвал ее залом) была пуста. Сначала я думал, что мебель выгребли сталкеры, ан, нет. Все было перенесено в спальню и компактно расставлено вдоль дальней стены. В свободном углу, куда можно было протиснуться только боком, стояла деревянная колыбель с игрушечным медвежонком на спинке. В нее были составлены ящики из письменного стола, папки с бумагами, книги и фотоальбомы. Я открыл первый попавшийся. С первой страницы мне улыбнулась семейная пара. Мужчина походил на меня. Да так, что не отличить. Был он на полголовы ниже своей супруги и, судя по полуботинкам на очень высокой платформе, считал это своим недостатком. Моя мама (а кто еще это мог быть, кроме нее?!) с пониманием относилась к мужнему "бзику" и, чтобы скрыть разницу в росте, положила голову ему на плечо. На руках у отца сидел голожопый бутуз в оранжевой распашонке. То, что это был я, подтверждала надпись на обороте: "Женечке 5 месяцев".

О своих родителях я знал только то, что они у меня были. А тут... зеркало памяти дрогнуло, белые пятна заполнили неясные ассоциации. Даже игрушечный медвежонок обрел там свой маленький уголок. Я перевернул его вверх ногами — он послушно сказал "бэ-э-э!"

Стоять у этой кроватки можно было до бесконечности. Усилием воли, я подавил поток нахлынувших чувств и спрятал фотографию в нагрудный карман. Помимо сугубо личного, в ней содержалась бесценная информация. Пара стояла на фоне вокзального комплекса местного космопорта. Напротив стеклянных дверей, ведущих в зал ожидания, возвышался бронзовый памятник.

Пилот ДКР Высоцкий стоял на каменном постаменте и протягивал людям планету, на которой крупными буквами было написано "Прерия".

Я снова протиснулся в зал, обошел его по периметру. Кресло стояло по центру стены, под обломками письменного стола. Было оно, естественно, без чехла, с потрескавшейся обшивкой. За его высокою спинкой скрывался пролом в смежной стене, тупо пробитый обычной кувалдой, валявшейся в соседней квартире, на куче битого кирпича.

Проблему своей безопасности, Авен решал основательно. Судя по волчьим повадкам, жизнь его научила не доверять никому. Этот загадочный человек сегодня открылся мне еще с одной стороны. Был он, скорее всего, из переселенцев первой волны и связан какими-то узами с нашей семьей. Сослуживец, а может, сосед. Чем еще можно объяснить столь трепетное отношение к чужой для него памяти? То, что он не был сталкером, в общепринятом смысле этого слова, я понял давно. Нет, мимо золота Авен, конечно, не проходил, но решал, по большому счету, совершенно другие задачи. На кого-то работал, но вот, на кого? И черт его дернул вчера выйти не в ту дверь!