Драгонвик

— Вы как попугай повторяете чужие слова, — закричал он. — Фермеры никогда не были счастливы в этих проклятых имениях. Мои пациенты — арендаторы Ренсселиров, и поэтому я прекрасно все знаю. Вы, вздорная легкомысленная девчонка, вы хоть понимаете, почему наши предки покинули Старый Свет много лет назад? Потому что они искали свободы и избавления от тирании. И по всей нашей огромной стране белые люди свободны, кроме тех несчастных, что живут здесь, в этих имениях. Говорю вам, для великой страны это черное пятно позора. Гнилой пережиток прошлого!

Он поднял кулак, и Миранда отступила назад. Кэтрин с широко распахнутыми глазами украдкой выглядывала из-за юбок девушки.

— Но есть закон! — слабо запротестовала Миранда. Она чувствовала непоколебимую силу в словах маленького доктора, но вовсе не была убеждена в его правоте.

— Этот закон плох! — с еще большим жаром воскликнул Боутон. — И его надо изменить.

— Но только без насилия, — предупреждающим тоном вставил Джефф, обращаюсь к другу. — Наше дело пострадает, если мы к нему прибегнем.

Глубоко вздохнув, маленький доктор кивнул.

— Увидимся позже, — сказал он Джеффу.

Небрежно поклонившись Миранде, Боутон вышел.

— Итак, юная леди, — проговорил Джефф, с улыбкой глядя на Кэтрин, — давайте взглянем на ваш пальчик, который привел вас сюда в столь волнующие мгновения.

Он бережно взял девочку за руку и отвел в операционную, оказавшуюся маленькой комнатой с красным половиком. В ней, кроме вымытой дубовой скамьи, на которой лежали железные хирургические щипцы и пара скальпелей, располагались лишь шкаф, заполненный бутылками и коробочками с пилюлями, каменной ступкой с пестиком и несколькими медицинскими книгами, а с другой стороны стол и два стула. Солнечные лучи весело проникали в операционную через единственное окно, на котором даже не было занавесок.

Миранде невольно понравилось ловкость, с которой Джефф колдовал над рукой Кэтрин, и подбадривающий тон при разговоре с девочкой. Но больше, собственно, восхищаться было нечем. Ей было отвратительно его коренастое мускулистое тело, хамские манеры, но больше всего девушку смущали его опасные связи с арендаторами. Ей не терпелось поскорее уйти отсюда и рассказать все Николасу. Она взглянула на стенные часы. До двух оставалось уже меньше получаса.

— С пальцем все в порядке, — сказал Джефф после тщательного осмотра, поднимая глаза на Миранду.

— Конечно, — ответила она. — Я и не предполагала ничего другого.

Джефф выпрямился и умильно сложил руки.

— Вы заинтриговали меня. Смею ли я надеяться, что это я зажег тайную страсть в вашей девичьей груди? Значит ли это, что вы пришли сюда исключительно в надежде вновь встретить меня? Такая возможность...

— Чушь! — выпалила Миранда и сразу же ужаснулась своей несдержанности. Благовоспитанные молодые леди не кричат "чушь" — это явно сказывалось ее фермерское воспитание. И теперь это невозможный человек опять расхохотался.

Она важно натянула желтые перчатки и поправила шляпку.

— Мы пришли сегодня, доктор Тернер, потому что этого хотел Николас... — она сразу же поправилась, — патрун. А теперь я желаю вам счастливо оставаться.

Эта небольшая оговорка и тон, каким она произнесла имя Николаса, отрезвили Джеффа. Он пристально вгляделся в нее. Ее холодная бело-золотая красота не трогала его. Он предпочитал пышный бюст и веселый нрав Файт Фолгер, бросавшей вызов своему квакерскому происхождению розовыми щечками и заразительным смехом, а еще страстью носить вишневые ленты в густых темных кудрях.

Миранда с ее мелкой претенциозностью раздражала его почти так же сильно, как и он ее. Более того, зная, что она девушка из простой фермерской семьи, он считал ее предательницей своего класса. Девчонке вскружила голову роскошь. Однако же, размышлял теперь Джефф, может быть, все гораздо серьезнее. Будет жаль, если глупая маленькая гусыня влюбится в этого Ван Рина, который, без сомнения, должен представляться ей очень красивым и романтичным мужчиной. И вся эта история может закончиться разбитым сердцем дрянной девчонки. Хуже того, Ван Рин может просто-напросто соблазнить ее. Но как только эта мысль пришла ему в голову, он тут же отверг ее. Какова бы не была вина этого человека, склонность к недостойным интрижкам была не в его стиле. В этом Джефф был совершенно уверен.

— И Ван Рин приехал сегодня в Гудзон вместе с вами? — резко спросил он.

— Да, — ответила Миранда, — мистер Ван Рин сопровождал нас.

Ее глаза с явным волнением посмотрели на часы, и она решительно направилась к двери.

Под влиянием минутного порыва Джефф схватил ее за руку.

— Мисс Уэллс, — серьезно начал он, — зачем вы остаетесь в Драгонвике? Разве вы не скучаете по дому и по своей семье?

Миранда вспыхнула от возмущения.

— Вы наглец, сэр! — воскликнула она, сбрасывая его руку, и, подхватив Кэтрин, гордо удалилась.

Недавно перестроенный Гудзон-Хауз на Уоррен-стрит обеспечил Ван Рину и его спутницам прекрасный обед. Их стол располагался в углу обеденного зала с большими колоннами, и сам владелец заведения бдительно следил, чтобы ни один смертный не приближался к таким важным особам, за исключением, конечно, трех услужливых официантов.

Миранда сразу же поведала Николасу об увиденном сборище противников арендной системы и о Смите Боутоне, но он отнесся к этому на удивление легкомысленно.

— Это всего лишь детская истерика. Странно, что такой разумный человек, как Тернер, принимает в этом участие. Но скоро все закончится. Я уже разговаривал с шерифом.

Он был не в том настроении, чтобы обсуждать неприятные проблемы, потому что, как и Миранда, наслаждался чудесным днем. Он даже купил Кэтрин новую куклу и коробку с красками, а Миранде — позолоченный эмалевый флакон с нюхательной солью. И она, и Кэтрин были в восторге.

День прошел слишком быстро. Миранде не хотелось возвращаться назад, да и Николас не особенно торопился. Они прошлись до Парад-Хилла, прогулялись по террасе у подножия Уоррен-стрит, где на досуге полюбовались восхитительным видом реки Гудзон, двумя старыми шхунами и китобойными судами, что лежали рядом с доками. Скоро китов не останется вовсе, а через несколько лет по мирному берегу с фырканьем побегут поезда и покроют террасу сажей и искрами.

Но сегодня здесь были только отдыхающие — девушки в квакерских чепцах и скромных косынках, смеющиеся дети с обручами, которые они весело катали вокруг центрального фонтана, старики, вытягивающие ноги на живительном солнышке.

Миранда и Николас говорили мало, их обоих охватило нежное удовольствие. Николас, который так часто уходил в себя, в те дали, куда она не могла за ним последовать, весь этот день был с ней, откликался на ее восторги замечательным пейзажем и вместе с ней смеялся над шалостями детей.

Красное солнце скрывалось за горами Кэтскилл, с реки повеяло холодным ветром. Он вызвал румянец на щеках Миранды, растрепал ее кудри и зеленые ленты на шляпке. Девушка поежилась. Николас взглянул на нее.

— Мы должны ехать домой, Миранда.

Слово "домой" он слегка выделил, и она не смогла сдержать горечи.

— Драгонвик не мой дом. Я живу здесь только из милости и еще... — она поколебалась... — потому что вы не отослали меня домой. Джоанна совсем не любит меня, — печально добавила она.

Они спускались по ступеням улицы, и хотя он взял ее за руку, это было такое легкое прикосновение, что она даже не почувствовала его. Николас так долго молчал, что она испугалась. Ей не следовало так говорить, думала Миранда. Может быть, он оскорблен тем, что она посмела обсуждать его жену. А, возможно, он счел ее неблагодарной особой, которая только напрашивается на еще большую щедрость. Это было бы ужасно.

Он проводил ее в ожидавшую карету, по-прежнему не произнося ни слова. Чувствуя себя совсем несчастной, она забилась в угол. Кэтрин зевнула и растянулась на сиденье напротив них. Две куклы и коробка с красками были крепко зажаты в ее руках. Миранда укрыла девочку каретным покрывалом.

Незаметно она бросила на Николаса умоляющий взгляд. В тени она с трудом могла разглядеть его профиль — тонкий орлиный нос с чуть подрагивающими ноздрями, упрямый подбородок. Несмотря на молчание, она чувствовала его настроение, что-то вроде сдержанного ожесточения, не имевшего внешних проявлений. День понимания прошел, и она вновь осталась в одиночестве.

Они как раз пересекли деревушку Стокпорт, когда спустился вечер. Лошади пошли шагом. Масляные каретные лампы отбрасывали неровный свет на пихты, обступившие дорогу. Они въехали в густой лес с таким труднопроходимым подлеском, что ветви царапали бока кареты. Миранда не могла больше выносить молчание.

— Вы сердитесь на меня, кузен Николас? — тихо спросила она.

Он повернул голову, но раньше, чем смог ответить, резкий толчок вырвал их из глубин переживаний. В еще недавно тихом лесу раздался странный шум, боевые выкрики и звуки рога. А над всем этим звучала ритмичная мелодия флейты и барабана и вызывающие голоса, орущие песенку "Старина Дэн Таккер".

Карета была окружена людьми в идиотских ситцевых нарядах, которые что-то вопили и устрашающе размахивали вилами, копьями и дубинками. Одна из лошадей встала на дыбы, и карета остановилась.

— Разнесем ее вдребезги! — закричал один из ряженых и тяжело ударившие вилы отскочили от крепкой кареты.

— Прекратите! Это не наш путь! — крикнул другой, тот что был в синей овечьей маске. — Долой ренту, Ван Рин! Вылезай из кареты, мы хотим говорить с тобой!

Николас уже выскочил из кареты. Хотя ее сердце бешено колотилось, Миранда не чувствовала страха. Несмотря на оружие в их руках, все это сумасшедшее сборище в детских масках и ситцевых ночных рубашках больше походило на комедийное представление, чем на реальную жизнь.

— Все в порядке, дорогая, — успокоила она Кэтрин, которую шум вырвал из объятий дремы. — Спи спокойно.

Миранда под влиянием любопытства и желания быть рядом с Николасом тоже вышла из кареты.

Ван Рин подошел к обладателю синей овечьей маски, в котором признал лидера. Остальные угрожающе сомкнулись вокруг них.

— Ну? — спросил Николас, обращаясь к синей маске. — И что это значит?

Он говорил обыденным тоном, словно они находились на вечеринке в Драгонвике, но раньше, чем лидер ответил, в круг ворвался высокий человек в розовом ситце в головном уборе из перьев индейки и стал размахивать перед лицом Николаса факелом, выкрикивая при этом:

— Ты хорошо знаешь, кто мы! Мы индейцы! Мы вместе собрались на тропе войны, чтобы наказать несправедливость!

Глаза Николаса медленно поднимались с грязных, подбитых гвоздями сапог говорившего, видных из-под окрашенной дома ночной рубашки, до сыромятного ремня, на котором висел крохотный рог. Наконец глаза Ван Рина изучили неумелую боевую раскраску.

Николас презрительно скривил губы.

— Я не возражаю против игр в индейцев, хотя они больше приличествуют детям. Только будьте добры представлять где-нибудь в другом месте — вы загораживаете дорогу.

Несколько ряженых в явном замешательстве повернулись за поддержкой к синей маске.

— Скажи ему, Синий Орел, — пробормотал мужчина в наряде из перьев.

Их вождь кивнул и повелительно поднял руку, указывая на Николаса.

— Мы предупреждаем вас, Ван Рин, — произнес он суровым голосом, чуть глуховатым из-за маски на лице. — Вы не соберете следующую ренту. Мы, индейцы, не допустим этого. Наш вождь Большой Гром обещает это. Можете посылать всех шерифов и своего жирного бейлифа, вы не соберете ренту.

— Неужели? — с сарказмом спросил Николас. — Ну, а теперь, когда вы передали свое послание, я намерен ехать дальше.

Стало тихо. Даже Миранда, восхищавшаяся смелостью Николаса, почувствовала растерянность, исходившую от вождя и охватившую всех остальных. Она удивилась самой себе, ощутив жалость к этим людям — до чего же бессмысленным был их маскарад и глупы угрозы.

Наконец синяя маска снизошла до согласия.

— Можете ехать.

Когда Николас повернулся к своей карете, несколько вил качнулось им вслед, а рога победно затрубили, но в целом их вызов был жалок.

— Вы были великолепны! — обратилась Миранда к Николасу, когда они вновь усаживались в карете. — И...

Ее восклицание оборвал пронзительный крик.

Окна в обеих дверцах кареты разбились одновременно, и над разбитым стеклом с ужасным воем пронеслась пуля.

Не помня себя от страха, Миранда бросилась в объятия Николаса. Его руки крепко обняли испуганную девушку и прижали к себе. Ее шляпка упала на пол и, склонив голову, он смог прикоснуться губами к ее волосам.

Как только кучер справился с перепуганными лошадьми, левая дверца кареты распахнулась, и на них уставилось встревоженное лицо Джеффа Тернера.

— С вами все в порядке? — обеспокоенно спросил он.

В свете факела, который он схватил, пока бежал к карете, Джефф увидел светлую головку Миранды, прижавшуюся к груди Ван Рина и, несмотря на свое смущение, раньше, чем Николас мягко отстранил девушку, успел подумать: "О, Боже, вот значит как"...

— Этот выстрел был ошибкой, Ван Рин, — сказал Тернер. — Я прошу прощения. Один из наших потерял голову, но мы разберемся с ним. Мы не хотим никакого насилия.

Быстро оглядев карету, он заметил, что никто не пострадал. Кэтрин, визжавшая от страха, была защищена от падающего стекла покрывалом, а пуля, не причинив никому вреда, пролетела мимо.

— Значит, Синий Орел, это доктор Тернер, — без особого удивления отметил Николас. — Вам не кажется, что вы могли бы выбрать общество получше?

— Послушайте, — нетерпеливо ответил Джефф, — говорю вам, мне, действительно, очень жаль, но ведь никто не пострадал, и не удивительно, что один из них потерял голову. Вы провоцируете их, Ван Рин, своей спесью и упрямым нежеланием прислушаться к чужому мнению. Неужели вы не видите, что эти люди в отчаянии — вы, глупец?

— Это вы глупец, доктор Тернер, — презрительно ответил Николас.

Джефф повернулся и медленно направился к группе недовольных ряженых. Они молча наблюдали, как карета, помчавшись по дороге, исчезла между деревьями. Они ничего не достигли, только впутались в неприятности с законом из-за собственной неосторожности.

— Ничего ребята, — сказал Джефф, молча признавая поражение. — Соберитесь с мужеством, мы еще повоюем. Мы покажем им, что на следующей неделе возьмемся за дело всерьез!

В карете Ван Рина Миранда, успокаивая хныкающего на коленях ребенка, отчаянно пыталась сдержать истерические слезы. Дело было не только в испуге и угрожавшей им опасности, и не в стыде из-за того, как она бросилась в объятия Николаса.

Причина заключалась в том, что когда он прижал ее к себе, она ощутила, как он опустил лицо в ее волосы. В этот раз не было сомнения в его ответе, но под восторгом от осознания его чувств, она ощутила разъедающий душу страх. Она не могла смотреть на него. Поверх головки Кэтрин она всматривалась в темноту разбитого окна, из которого дул ледяной ветер. Но хотя ее зубы стучали, она почти не ощущала холода.