— Это дело такое... получить все разрешения, пройти осмотры — длинная песня. Лекари-то должны быть с королевской службы, а там иголку в мешке не спрячешь. Если кого и подкупишь, а слухи все равно пойдут, сплетни... нехорошо может получиться. Дойдет до его величества, он и рассвирепеет. Бывало.

— Даже так?

— Было так. В одной деревне у девчонки семья померла в моровое поветрие, она осталась одна. Старший брат еще. Женатый, с семьей, вот, решил он малявку замуж выдать, чтобы под ногами не путалась. Ей как раз четырнадцать сравнялось, вот, потащил ее в храм, потом к лекарям. Девчонка была хоть и из робких, но когда ей четырнадцать, а жениху за тридцать... освидетельствовали ее лекари, нет, не гожа для замужества. Брат храмовника подкупил, тот надавить попробовал, да и денег предложили, трое взяли, а двое сообщили куда надо. Не повезло умникам, что там неподалеку король охотился, так бы каменоломней обошлись. А так... три дня прошло, является в деревню его величество, и начинает расспросы. Даже мертвых поднять не поленился. Оказалось, братец наследства был лишен, за женитьбу против родительской воли, все должно было девчонке отойти, а если она замуж выйдет, да Храму отслюнить малость, остальное бы ему осталось. Повисли и братец умный, и жених, и храмовник, и трое лекарей рядом с ними, его величество строг был.

— Его величество Эрик?

— Так и дело-то два года назад было. Весь Алетар сплетничал.

— И что сейчас с девчонкой стало?

— Замуж выдали.

Я чуть с коня не свалилась.

— Не поняла? Это как?

— А так. В деревне она б одна не выжила. Так что его величество лично посаженным отцом на свадьбе был. Сговорили девчонку за сына старосты, они примерно ровесники. Покамест найдется кому с хозяйством помочь, а когда уж ей семнадцать стукнет, там можно и детей рожать. Его величество так распорядился. И добавил, что если что-то с девчонкой случится, до ее сорокалетия, он найдет, кем деревья украсить.

Я хмыкнула.

— А если б король там рядом не охотился?

— Каменоломни, я же говорю? Для всех причастных. А девчонку бы в приют забрали, имуществу опекуна назначили, до совершеннолетия или брака.

— А ты там каким боком оказался? — не удержалась я.

— Так у меня там родня живет, в соседнем селе. Да и дело получилось известное. И не одно оно такое, уж поверь.

Я задумчиво кивнула.

Да. Кое-как этот закон защищал девчонок. А если вспомнить судьбы моей тетки-тезки, мамину судьбу... им бы такая защита не помешала. Да вот не в Раденоре дело было.

— А если его все-таки обходили? Бывало ведь?

— У нас если кто малолетку... ты поняла, да?

Я кивнула. Чего тут не понять.

— Так все просто и очень быстро делается. На площади отрубают и сжигают.

— Человека?

— Нет. Обрубок. А человек пусть потом живет... если, конечно, кровь остановить успеет, или от болевого шока не помрет, палач-то ему не лекарь.

Я хмыкнула.

И вот ни капельки не посочувствовала подонкам, принуждавшим детей. Туда и дорога.

* * *

Дом стоял в Зеленом городе, и представлял собой крепкое зажиточное строение. Белый камень, красная черепица, зелень вокруг...

И пятеро заплаканных женщин в трауре.

Симпатичные, нет, и не понять. Все рыдают, у всех то и дело слезы текут, все горюют, у всех носы со сливу величиной и такого же цвета.

Все страдающие, все тоскующие, все... все — врут!

С Барсетом мы договорились так, что он расспрашивает, а я слушаю. И если замечу вранье, коснусь его локтя, или подмигну, или сама вопрос задам — по ситуации. Но первое, что я заметила.

Никто. Ни одна из женщин не была огорчена.

Мать, жена, три дочери... и вокруг всех преобладали тревожные цвета, но и радостных хватало. Этакая смесь из грязно-коричневого, мутно-желтого, голубого и розового. Они радовались... смерти хозяина дома? Они боялись... чего?

Это и предстояло выяснить.

Барсет начал с матери хозяина, повторяя все то, что спрашивал и раньше, я слушала, иногда тоже задавала вопросы. И все яснее вырисовывалась картина. Донельзя странная.

Мать врала. Она знала, кто приговорил ее сыночка. Более того, даже не горевала об этом.

Принялись расспрашивать жену, потом дочерей, дело упрощалось тем, что все были собраны в одной гостиной, и спрашивать можно было любую — на выбор.

И жена, и дочери — врали все. Либо они все вместе собрались и убили, либо... либо я ничего не понимаю!

— Барсет, — шепнула я, — будь человеком, расспроси их про покойника, как про человека. Какой он был? Что из себя представлял?

— Хорошо, — шепнул в ответ Барсет, и принялся докапываться до семейной жизни. И тут-то появились первые признаки.

Женщины врали. Я внимательно вглядывалась и вслушивалась. А потом принялась задавать вопросы сама. И наконец, вытащила Барсета из дома.

— Давай перемолвимся словечком.

Пятеро женщин проводили нас нечитаемыми взглядами. Договорятся, наверняка, но мне это было безразлично. Картинок из их памяти я нахваталась столько, что аж тошнило.

— Что не так? Шайна, кто виноват? — хмуро поинтересовался расследователь.

— Они все, — просто сказала я. — Они убивали вместе. Но если что, я буду свидетельствовать в их пользу.

Барсет повел себя, как профессионал, которого ничем нельзя удивить. Он пожал плечами.

— Ну, я как-то так и думал, но почему? Что случилось?

— Лучшее, что мы можем сделать, сказать, что покойный уронил на халат селедку в масле. К примеру, — я подумала, как лучше озвучить то, что вытащила из памяти женщин, а потом махнула рукой и сказала как есть. — Покойный был тварью и садистом. Лупил всех. Мать, жену, дочерей, оскорблял, ноги вытирал... терпение у баб лопнуло после того, как он по пьянке чуть младшую не изнасиловал. Так-то они привыкли, даже возражать боялись, но всему наступает предел.

— Может, старшую?

— Младшую. Ты сам их видел...

Барсет вздохнул.

Это верно, старшая и средняя дочь там были не особенно красивыми, этакими рабочими лошадками, а вот младшенькая уже сейчас обещала вырасти редкостной красавицей. Светлые волосы, большие карие глаза, фигурка... бывает такое, ребенок взял все лучшее от родителей.

— Мелкую они все любят до безумия, и когда так получилось... он не раскаялся. Собрался повторить, думал, что все зашуганы... кстати, что за такое полагается?

— За инцест? Смерть. Мужчин вешают за это самое, а потом за шею перевешивают, женщин отправляют в монастыри.

— Считай, приговор привели в исполнение, только чуть заранее.

— А ты уверена?

Я кивнула еще раз.

В памяти младшей осталось все. И искаженное дикой похотью лицо отца, и руки, рвущие на ней одежду, и тяжелое дыхание, и его обещание: 'никуда ты от меня не денешься, малышка'... встреться я с этим типом, пока он был жив, сказала бы точнее. Но даже если это было в шутку...

Шуточки?

Со своим родным ребенком?

Такие?

Вешать, и только вешать. За самое это самое.

Девчонку было бы искренне жалко, ведь такое на всю жизнь сломает... хорошо, если она сейчас сможет забыть и жить дальше с таким грузом на совести. А ведь эта тварь еще и в Храм ходила, и ничего у него в душе не ворохнулось... неужели и так — можно? Ты же веришь в Светлого, разве он тебе разрешает мучить ни в чем не повинных людей?

Не понимаю. Хоть я и маг разума, но таких — не понимаю. Да и какой там разум у мрази?

Барсет подумал пару минут...

— Пошли?

— Пошли...

Мы вернулись в дом.

— Дамы, — Барсет был чрезвычайно серьезен. — Я правильно понял, что ваш покойный обожал кушать ночью? Что-то масляное...

— Рыбку в масле, — подала голос мать. — Он так любил, — всхлип, в котором искренности меньше, чем масла в рыбе, — ей вино заедать.

— А когда обратно возвращался, и оскользнулся случайно, — жена тоже утерла слезинку.

— Конечно, вы виноваты, следить за мужем и отцом надо было луче. Но... всякое бывает. Мы предполагаем, Светлый располагает, а я могу лишь посочувствовать вашему горю.

Дамы активно зашмыгали носами, я вспомнила, откуда знаю этот запах, и не выдержала.

— Лучше сок лимона попробуйте. А то табаком пахнет сильно, хоть он и тиртанский, с пряностями... Если что.

Нюхательный табак — такая штука, к нему привыкать надо. Иначе... слезы градом, нос в соплях, вид самый что ни на есть печальный... только запах мешает поверить в искренность дам. Очень уж он характерный. Не учли.

— До свидания, дамы, — попрощался Барсет, и мы ушли.

По дороге обратно мы молчали. Я читала его мысли, те, которые лежали на поверхности. Все было просто.

Барсет составит отчет, в котором напишет полуправду. Про садиста, про попытку инцеста и изнасилования, про побои, там все это будет. А про убийство...

Это будет несчастным случаем.

Правильно ли это?

Не знаю. Пусть сами разбираются. Как по мне, если женщины терпели побои, унижения и оскорбления столько лет, причем терпела их даже мать, если они со всем этим смирялись, и взорвались, только когда дело дошло до действительно непоправимого...

Не люблю тех, кто терзает и мучает других. И хорошо, что есть магия разума. В таких случаях — это замечательно.

* * *

Ирек уже ждал нас.

— Тут пешком дойти можно. Прогуляемся?

— С одним катаюсь, с другим гуляю, — проворчала я. — Конец репутации. Далеко идти-то?

— Минут десять.

Я не возражала. Алетар осенью — удивительно красивое зрелище. Можно сказать — бело-золотой город. Золото песков, золото листьев, белизна стен и домов... красиво. Потрясающе красиво.

Ирек купил нам по пирожку с рыбой у уличных торговцев, и мы жевали по дороге. Потом уже он принялся рассказывать.

— У меня не убийство. А может, и оно... девчонка пропала.

— Взрослая?

— Да примерно, как ты.

— Может, с мужчиной сбежала?

Ирек покачал головой.

— Ничего там не ясно. Сама бы объявилась — и нет проблемы, но сейчас... мало ли что? Найти ее надо, и разобраться надо. А там... свечку ей держать никто не будет, хочет любви — пусть любится на здоровье. Но дело закрыть надо.

Я кивнула.

И даже зауважала своего спутника. Ведь могли бы отписки, отговорки придумывать, да много чего могли бы изобрести. Ан нет.

Докапываются до истины. Серьезно, решительно, даже во вред себе, ведь начальник и орет, и ругается, и премии лишить может, а они все равно копают. Есть в этом что-то правильное...

* * *

Вот и тот самый дом.

Не бедняцкая лачуга, но и не хоромы. Так, нечто среднее.

Аккуратный домик, в один этаж, с маленьким палисадничком, в таком и мы с Корсом жили. Уютно, спокойно...

Ирек ловко открыл ворота, и прошел внутрь. Постучал в дверь.

— Госпожа Ирма! Госпожа Ирма?

Женщине, которая открыла нам дверь, было лет сорок. Мне она с первого взгляда понравилась, спокойная такая, домашняя, уютная... и из дома вкусно пахнет свежевыпеченным хлебом.

Я пригляделась.

Нет, не играет и не притворяется, она такая и есть. Заботливая хлопотунья. Немного шебутная и суетливая, да разве в этом есть что-то плохое?

Дело житейское.

Невысокая, плотненькая, вся какая-то округлая, полные щечки-яблочки, глаза цвета спелого каштана и такие же волосы...

— Скажите, а дочь на вас похожа? — непроизвольно вырвалось у меня.

И я увидела, как заиграли вокруг женщины совсем другие цвета. Кажется, домашнее хозяйство ее чуть да отвлекало. А сейчас... она словно завернулась в плащ из алого, серого, тревожного и злого. И оранжевые языки страшных мыслей почти обжигают.

— Риса моя...

По щеке скользнула слезинка, вторая...

Ирек посмотрел на меня волком, но ругаться не стал. Подхватил женщину под руку и потащил в дом.

— Пойдемте, госпожа Ирма, пойдемте, не надо тут, на глазах у всех...

Ага, надо, не надо, женщина разве что в голос не рыдала. Бедная тетка.

Мы принялись ее расспрашивать, и услышанное мне весьма не понравилось.

Жила-была девушка Риса. Младшая дочь в семье, любимая, чуточку балованная, но достаточно здравомыслящая. При такой-то матери!

Побаловать — безусловно, но и к делу приставить, и научить чему полезному...

Жила, замуж собиралась, за соседского парня. Тот хотел на лекаря доучиться, ему около года оставалось, вот они бы и сразу в Храм. А что такого?

Нет-нет, по сеновалам они не валялись. Риса четко усвоила, что мужчин может быть много, а вот честь и репутация у девушки в единичном экземпляре. Один раз опустишься, второй не поднимешься. И тебе по глазам будут стегать, и твоим детям, да и внукам тоже. Известно же, это высокородные блудить могут, а чем беднее, тем честнее.

Что еще можно в приданое принести?

Да вот это самое. И простыню до сих пор вывешивают, якобы, постирать, а на самом деле...

И все-то было хорошо, жить бы, да радоваться, ничего беды и не предвещало. А потом девушка просто пропадает.

Нет, не загуливала, не задерживалась, не вертела подолом, дочка пошла в маму, серьезная девушка, не то, что ее подруга, Симка. Та тоже давно не заходит, кстати... вот уж шалопутная девка! Но к ней ходили, расспрашивали, а все одно, ни следов, ни человека.

Раз — и нету. Как корова языком слизнула.

Что делать-то?

Ну, что делать с матерью, я знала. Успокаивать. Она тут не при чем. Разве что соседей опросить? И жениха...

Так мы и поступили.

* * *

Жених Рины мне понравился.

Симпатичный серьезный парень, чем-то похожий на Миха. Основательный такой, уютный, спокойный. И невесту свою любит, это ясно видно. Стоит ему только заговорить о Рине, аж светится весь...

Только толку с того?

Он ведь тоже ничего не знает. Нет, не ссорились.

Не ругались, ничего между ними не было, на сеновал не ходили, с другими бабами... там — тоже нет. Пару раз он посещал бордели, да, так он же мужчина! И вообще, там все несерьезно.

Могли об этом донести Рине?

Знала она. Знала. Сам и рассказал. Не одобрила, конечно, но объяснения приняла. Это ведь не к женщине, это как... как нужду справить. Опять же, можно девственность хранить до свадьбы, но это лучше для женщины. А для парня такое ни к чему.

Разобраться-то они разберутся, что друг с другом делать, но намучаются.

Объяснения я приняла.

Вот приняла ли их Рина?

Не знаю. Остается только выяснять.

С кем бы поделилась девушка? Да с лучшей подругой, чего тут думать! Где можно найти эту Симку?

* * *

В доме Симки, носившей звучное имя Сималия, нас ждал неприятный сюрприз.

Девушка тоже исчезла. Примерно через пять-шесть дней после своей подруги. Как раз успела расследователям рассказать, что ничего не знает.

Я задумалась. Попробовала расспросить мать Сималии, но толку не было никакого.

Дама работала продажной девкой, выпивала, и плевать ей глубоко было на свое потомство. Наплодила?

Кое-как выкормила?

Ну и чего тебе еще, ползи, зарабатывай тем же местом!