Оставалось ждать, разве что с соседями побеседовать, но те были единодушны и единогласны. Недоброе в доме, вот как хотите, а недоброе. И ведь не врали, и не притворялись. Мы прошли по всем ближайшим домам, и все, все как один, в голос говорили, что баба здесь жила нехорошая,

Госпожа Шараэль?

Нет, не знали, и заходить не стали...

Я подумала, и принялась спрашивать о другом. Вот, к нам соседи приходили, а тут? Неужели никто? Ни разу? Никак?

Оказалось — и никто, и ни разу, вот... Рина сходила, и что?

И муж от нее ушел к любовнице! Верно вам говорю, глаз дурной у бабы!

* * *

Рину мы тоже навестили. Я лишний раз убедилась, что госпожа Шараэль, кто бы они не была, но не маг. Это точно.

Я бы тоже от такой сбежала.

Рина оказалась толстой неопрятной бабой из тех, которым всегда, всё, везде надо. Плевать, что у тебя молоко убежало, надо в соседский огород лезть! И никак иначе! Нельзя ж пропустить, что у людей происходит?

Не подслушать, не разнюхать и не рассказать!

Такого не бывает!

От запаха кислой капусты меня замутило, и я едва не зажала рот рукой. А от мыслишек — и того противнее стало. И что за манера у некоторых баб — всех по себе мерить? Твое какое дело, с кем я сплю?

Ни с кем, потому что не хочу! Поспи тут, когда все мысли, как на ладони? Тошно станет...

Это Мих меня любил. А остальные... хотят, в лучшем случае.

Трещала баба тоже так, что не заткнуть. Разве что кулаком попробовать?

— ...это ж надо ж, какая подлая гадина! Я как к ней зашла, так это ж и поняла! Смотрит своими глазюками, это ж кошмар что есть! Все черные, как у гадюки, злобные, это ж что такое творится, что такое в Алетаре живет? Куда только его величество смотрит!

Ага, есть ему время каждой ведьме под подол заглядывать.

Хотя кто его знает? На меня-то время нашел?

В памяти Рины не было ничего интересного. Просто женщина, лет сорока, статная, черноволосая и черноглазая, с плавными движениями... и рофтерка, и тиртанка, и еще откуда, смесок какой... да кто угодно это может быть. Дочь любой крови.

Взяла пирог, не давая Рине даже порог переступить, и как отрезала:

— И ты ко мне не ходи, и другим скажи, чтобы не ходили. Нечего тут лясы точить и время провожать! Не до вас мне, недосуг...

Развернулась — и дверью хлопнула.

Рину она просчитала точно, после такого никто из соседей к ней и близко не подошел бы. Вонь баба подняла — на три квартала.

Да и пусть ее...

Я покачала головой в ответ на взгляд Лорна.

— Пустое.

Мужчина философски пожал плечами.

— Пошли, с купцом поговорим? Ирек там, небось, начал уже...

Я кивнула.

Ну, пошли...

* * *

Купец Жерех был осанистым мужчиной с окладистой бородой, статным и серьезным.

— Вы сдавали дом госпоже Шараэль? — сразу взялся за дело Ирек.

— Сдавал, а что? — купец отпираться и не подумал. — у меня такого жилья по городу штук шесть домов, я их и сдаю. Кому для семьи, кому для себя, меня не волнует. Лишь бы тихо было, да соседи не жаловались.

Мы переглянулись.

— А как вас эта дама нашла?

— Так чего б и не найти? — хмыкнул купец. — у меня как раз дом освободился, я объявлления приказал на рыночной площади повесить. А то и зачитывать чтобы слышали. Видать, и услышала. Пришла, сказала, что ее все устраивает... мне что ж — жаловаться? На хорошего-то человека?

— Платила она вовремя?

— Не могу пожаловаться, — кивнул господин Жерех. — Пятого числа, тютелька в тютельку, ни на минуту не задержала, и соседи не жаловались, ни шума, ни гама...

— А вот тут вы недоговариваете? — прищурилась я. — Что именно?

Я уже знала, что именно, но продолжала молчать. Пусть сам скажет.

— Слава о ней шла дурная. Вроде как бабам она плод травила... или ведьмачила помаленьку.

— И вы не проверили? — вцепился не хуже сторожевой собаки Ирек.

— Чего мне ее проверять? Чай, не девка. Пришел, поговорил...

— И? — подался вперед Ирек.

— Она сказала, что травница. Бабка ее травами лечила, ее научила, да, больше по бабским хворям, так что же? Кому-то и этим заниматься надо, дело полезное...

— А вы жену к ней не водили? — попробовала подковырнуть я. — Глядишь, бесплатно бы приняли?

Купец аж вскинулся, словно я его иголкой ткнула.

— Милочку мою? Никогда!

— А что так?

— Только к госпоже Ветане! К ней хоть и сложно попасть, да можно, — отрезал купец.

И ведь не врал.

Искренне считал, что лучше мага жизни ничего нет, значит, и искать не стоит. Что кто-то должен и без магии баб лечить. Что те на свою голову и так неприятности найдут, он тут ничего не прибавит и не убавит...

— Скажите, господин Жерех, а можно из вашего дома как-то так выйти, чтобы никому на глаза не попасться? — вдруг спросил Лорн.

И попал в точку.

Купец дернулся, вытер лоб рукой...

— Можно, кивнул Лорн. — Покажете?

— На соседнюю улицу ход введет, — буркнул купец. — Покажу, а то ж...

А вот соседнюю улицу никто и не опрашивал. А вдруг кто чего видел?

* * *

Ход оказался самым обычным. Коротеньким, выложенным кирпичом, снаружи он вообще выглядел как задняя стена какого-то сарая. Никто и внимания не обратил бы.

Контрабандой промышляли, господа?

Вполне возможно.

Впрочем, меня это не сильно волновало. Мы пошли с расспросами по улице.

Нет, нет, не видели, не слышали, не думали, не знали...

Да, вы знаете, шумели чего-то! Вы к деду Шесю стукните, у него, старого уж сколько лет бессонница, у козла.

Чего — козла?

Того.... не надо по ночам соседям в окна заглядывать! И ведь счастье у гада — ни один кобель на него даже нне лает, как слово какое собачье знает, подлец! Хоть ты ауклу в сад запускай...

Я посоветовала тиртанских кошаков.

Это такая зверюга, мне до колена, мама рассказывала. Живвут при гаремах, милые, пушистые и обаятельные, но если кто-то чужой туда пролезает...

Полетят клочки по закоулочкам.

Соседи искренне призадумались. Кажется, скоро придет конецц дедушкиному произволу. А пока не пришел...

Дед Шесь оказался старичком лет семидесяти, или даже больше. Сухонький, с волосами, которые стояли вокруг головы, словно одуванчиковый пух, весь морщинистый, но глаза смотрят бодро и весело. Да и мысли...

Вот не надо при мне думать, как меня бы хорошо за... попу хватать!

Козел! Старый!

Ирека он за задницу схватить и потискать не хотел, так что расследователь и вел допрос. И быстро вытянул из деда, как тот, одержимый бесссонницей, вышел из дома ночью, подышать свежим воздухом, и заметил подозриельное шевеление в районе забора.

Как тут было не подойти? Не посмотреть?

Как оказалось, из потайного хода вылезали три женщины и мужчина. Женщины... одна черненькая, такая... уххх!

Вторая — сопля, но одета роскошно... по описанию несложно было узнать виконтессу.

Третья — служанка. Мужчина...

Я видела его глазами деда, но вот как его показать другим?

Темный его знает, надо бы посоветоваться с Ветаной.

Служанка вела ту, что побогаче одета, за руку. Они вместе ушли во-он в ту сторону...

Я вздохнула. Ну что тут еще выудишь? А мне надо было возвращаться обратно, в суд.

* * *

Судья Райдел встретил меня с нетерпением.

— Как дела, Шайна? Что-то удалось узнать?

Я развела руками.

Что тут узнаешь? Вроде как была девушка, ушла с этой самой госпожой Шараэль, а уж что с ней дальше стало...

Мой дар бесполезен там, где некого спросить. Тут могут помочь толлько крепкие ноги. И бегать, бегать, бегать...

Кажется, судья был искренне огорчен. Но чем тут поможешь? Все зависимое от меня я сделала, а уж кто может, пусть больше сделает.

— Я бы к некроманту посоветовала обратиться, — решилась я. — Родителям такого не скажешь, но хоть точно узнают, жива ли еще дочь.

— Я скажу, — кивнул судья. — Правильно ты подумала, все верно...

Я пожала плечами. Что я смогла, я сделала, и выбросила эту историю из головы. Меня это больше не касается... наверное.

* * *

На следующий день мы вышли из дома вместе с Ветаной. Я сильно удивилась, когда поняла, что герцогиня предпочитает ходить по городу пешком.

— А разве у вас кареты нет?

— Есть, — Вета пожала плечами. — Но мне нравится гулять по Алетару.

А уж как это нравится алетарцам!

Нельзя сказать, что они наглели, но раз шесть к ней подходили взрослые люди, совершенно незнакомые герцогине, и за прогулку она осмотрела больше десяти детей. Оно и понятно, про себя можешь забыть, а про ребенка — никогда. Повезло Ветане, что у нее такой защитник, как герцог, не дает иным людям берега потерять.

Кого-то Ветана вылечила прямо при мне. Я наблюдала с интересом... это так красиво выглядит! Золотистые искры вокруг тонких пальцев, золотистые искры, которые окружают больного, впитываются внутрь, где-то их больше, где-то меньше, но все равно это завораживающе красиво. И лицо у нее становится такое...

Словно посланец Светлого на землю спустился.

Подозреваю, что меня, когда я призываю свою силу, может испугаться даже Темный. Я хорошо помню ощущение ледяного кристалла.

Там нет добра или зла, нет света или тьмы. Есть только голая рациональность. Только разум... и это страшно. Но Ветана не может жить без своей силы, а я — без своей.

Об этом я и сказала, но Вета от души рассмеялась.

— Шани, я ведь перегорала.

— Как?

— Так получилось, выплеснулась до донышка. Если маг жизни сцепится с магом жизни... наш дар убивает сам себя, если убить с его помощью человека. Я убила того мага.

— Н-но... ты же маг?

— Да. Кровь оказалась сильнее. Когда я забеременела, я снова ощутила в себе Дар. Мой сын зажег его для меня... я очень скучаю без Рене.

— Если я смогу справиться с безумием, он скоро приедет, — я выразилась чуточку коряво, но Вета меня поняла.

— Да, Шани. Я очень на это надеюсь.

— Я тоже надеюсь, что смогу помочь, — я поежилась. Страшновато оказаться чьей-то последней надеждой.

Вета фыркнула.

— Не последней. Но — надеждой, это верно.

— Я надеюсь, маги жизни мысли читать не могут?

— Не-а. Но у тебя все на личике написано. Тут и магом разума быть не надо, чтобы понять... Шани, учись держать лицо.

Я вздохнула.

Ветане легко говорить, она аристократка, ее с детства дрессировали. А меня? Перед кем мне в лесу лицо держать было — перед птицами? Или перед ежами? Вот они бы оценили...

— Маги живут намного дольше обычных людей. Так что лет десять у тебя точно есть, научишься.

Десять лет? Ыыыыыыы!

* * *

Лечебница для душевнобольных.

Страшное место.

Жутковатое...

Чем-то напоминает лечебницу для бедных, очень похожее здание, но там нет такой ауры безнадежности. Такой тоски, такой боли...

Те, кто там... их можно либо вылечить, либо похоронить и оплакать.

Те, кто здесь...

С ними ничего сделать нельзя. А ведь у них есть родные, близкие, кому-то эти люди дороги, кому-то нужны, они чьи-то любимые, иначе бы их не привели сюда.

Я знаю, в деревне была сумасшедшая бабка, мать плотника. Так он ее не выгонял, заботился, поселил в пристройке... она при нем спокойно дожила свою жизнь. Правда, чего это стоило его семье?

Но я знала и другие истории. Про юродивую, которая замерзла в лесу, про дурачка, который утонул в реке... и я знала, почему так.

Безумие — неизлечимо. А раз так... проще сразу разорвать все цепи, чем тянуть этот кошмар день за днем, год за годом, и так может быть до конца дней своих...

— Милые дамы, здравствуйте, рад вас видеть!

И этот человек, и его радость были просто неуместны в этом облаке человеческого горя. Высокий, темноволосый и темноглазый, молодой, с обаятельной улыбкой, он так и располагал к себе. Но мне было неприятно. Как здесь можно вообще улыбаться?

Сколько людей приходит сюда со своей болью? Сколько остаются в своих кошмарах, в своей безнадежности? А он улыбается...

Ветана улыбнулась ему в ответ, правда достаточно неискренне. У нее тоже улыбка в этом месте не получалась.

— Господин Альво.

— Госпожа Ветана.

Молодой лекарь и герцогиня приветствовали друг друга с искренним чувством. Они друг друга знали, и явно симпатизировали друг другу,, но Вета принимала происходящее здесь близко к сердцу. А мужчине было...

Да, он был равнодушен.

Для Веты это были больные люди, для его — интересные случаи.

Фу.

— Это — госпожа Истар. Она попробует помочь вашим больным. Она тоже маг, — аттестовала меня Вета.

— Думаете, справится? — с сомнением посмотрел господин Альво.

Я пожала плечами, еще объяснять тебе.

— Не попробуем — не узнаем, — Вета пожала плечами. Господин Альво задумался.

— С кого мы можем тогда начать? О! Кстати говоря... идемте, дамы?

Дамы послушно пошли за ним, стараясь не морщиться. Вроде и не пахло здесь ничем неприятным, но... все равно ощущение гадкое.

Господин Альво толкнул дверь одной из палат, и я приятно удивилась.

Крохотная,, но отдельная комнатка, в углу, на матрасе, брошенном прямо на пол, сидит девушка лет двадцати, может, даже старше. Одета в одну рубаху, длинные черные волосы падают на лицо, она вся съежилась в комочек в углу...

— Вот, пожалуйста. Риса Авир, семнадцать лет, мещанка. Возвращалась домой от подруги, попалась подонкам. Девчонку изнасиловали, едва не убили, и бросили помирать. Повезло, что выжила. Хотя... повезло ли?

— У нее никого нет? — уточнила я.

— Почему? Есть родители, братья, сестра, кажется, есть... просто она сейчас спокойная, а так может начать биться головой об стену, пыталась перегрызть себе вены, разбить голову...

Я посмотрела на девушку с сочувствием.

Бедняга.

— Можно мне подойти к ней поближе?

— Пожалуйста. Женщин она не боится, а вот мужчинам не стоит приближаться даже на расстояние вытянутой руки. Чем дальше, тем лучше.

Это верно, на господина Альво девушка смотрела с таким ужасом... словно тут лично Темный погулять вышел.

— Никого не узнает, кричит, бьется...

Я кивнула, и медленно пошла вперед.

Шаг.

Моя сила бьется внутри, ищет выхода, я снимаю браслет и выпускаю ее на свободу.

Шаг.

Вокруг меня воздвигаются прозрачные стены ледяного кристалла. Здесь и сейчас для меня нет людей, есть только их мысли. Только разум... и присутствующих я вижу насквозь.

Шаг.

Альво спокоен. Он уверен, что у меня ничего не получится, но согласен подождать, потерпеть придурь богатенькой герцогини. А та может денег на лечебницу подкинуть, может с больными помочь, зачем ссориться с таким полезным человеком? Справедливости ради, относится он к герцогине неплохо, кто ж не любит сундуки с золотом и всякими благами?

Шаг.

Ветана переживает. И за меня, и за девушку, она же ее и лечила, после того... Тело вылечить удалось, а вот душа пребывает в сумерках. А Вете очень хочется, чтобы все были здоровы. Это не просто ее магия, она сама такой человек, она любит людей и желает им только добра. Хотя и понимает, что люди не всегда его заслуживают. Но — такова ее суть.