Сказка 2. Верховный жрец Кулаба

— Погоди, потом расскажу. Ты лучше бы не держал нас, словно псов, на улице, а провел в дом.

— Хорошо, заходите. Я ведь не знал, что дело. Это хорошо, когда дело, особенно, если оно пахнет медью или вином... Посмотри кругом. Весь Урук процветает, а я, подобно обезьяне, роюсь в отбросах.

Хозяин ввел гостей в полутемную комнату, едва освещенную пламенем светильника. Посреди помещения, на лежанке, громоздилась куча шкур.

— Огонь зажег бы! — обратился к нему двоюродный брат. — Не скупись, разговор стоит того.

— Ладно, — нехотя отозвался Элаль, шлепая по глинобитному полу босыми ногами, — вот тебе, держи.

— А где же она?

— Да мерзнет все время, кутается в шкуры. Разверни их, не то еще задохнется.

Поднеся факел к лежанке, Мемахнуди увидал старческое сморщенное лицо с впавшими глазами и приоткрытым беззубым ртом.

— Бабушка! — гаркнул ей на ухо Мемахнуди. — Вы живы?

— А? Что? — испуганно вскрикнула старуха.

— Это я, ваш внучатый племянник. Вы помните меня?

— Племянник? — удивленно переспросила она. — Померли, померли все давно, одна я и осталась.

— Да нет, я, слава богам, не помер. Я внук вашей сестры.

— И сестра померла.

— Вот наказанье! — отчаянно воскликнул Мемахнуди, обращаясь к Ихетнефрету. — Боюсь, от нее мало проку. Бабушка, а бабушка? Я гостей к вам привел. Посмотрите, сколько их много.

— Да много, но все померли. Семья у нас большая, девять детей. Лишь одна я и осталась.

— Подождите, — вмешался Ханусенеб, — дай мне скарабея, Ихетнефрет.

Писец повиновался, протянув служителю Тота талисман.

Ханусенеб возложил священного жука на лоб старухе и несколько раз провел руками над ее лицом, что-то бормоча себе под нос.

Внезапно Барнамтарра вздрогнула и уставилась на сына Имтес:

— Слава великому Энки, хозяину подземных вод, создателю людей, плуга и мотыги. Слава тому, кто вспахал землю и засеял зерно, сотворил скот, научил прясть и придумал форму для кирпича. Гештинана, лоза небес, пребывай вечно в нашем мире! И ты, Баба, славься, светлая дочь Ана и Гатумдуг, великая матерь богов, покровительница полей, плодородия и судьбы, — неожиданно заговорила старуха, повергнув в изумление собравшихся, — славься Энлиль, владыка — ветер, священный небесный бык. Ты же Эрешкигаль, и ты — Намтар — повелители Большой земли и смерти, успокойтесь. Не пришло ваше время. Нингирсу — победитель Асага — славься. Нингишзида — страж демонов, разрушь заклятия, сжимай в руках посох, обвитый змеей. О, великий Ишкур, дикий бык ярости, господин плотины небес, сокрушающий врагов блистающими молниями, сохрани нас от скверны!

Вы, боги и витязи! Бросьте демона в реку, уничтожьте рыбу сухур. Призовите горную птицу, пусть она схватит рыбу сухур. Родит демон овцу, но вы призовите волка. Унесет он овцу в степь. Родит дух зла корову, но призовите льва. Пусть унесет он корову в заросли тростника. Родит демон барана, но призовите на помощь барса, пусть унесет добычу в горы. Родит демон молодую газель, но призовите зверя гуг, пусть унесет ее в чащу лесную.

— Ничего не могу понять! — изумлялся хранитель свитков.

— Тише! — зашипел на него Ханусенеб.

— О, ты, любимец Инанны! — безумные глаза старухи сверкали неестественным блеском. — Ты один достоин славы! Инанна избрала тебя для светлого ложа. От нижних земель до верхних ты единственный властелин. С самого зачатья не было равных тебе. Никто не сравнится с тобою!

— Подскажи, Барнамтарра, как освободить возлюбленную, томящуюся в храме Инанны. Гильгамеш желает посвятить ее в таинства культа богини любви и плодородия, совокупившись с ней во время церемонии празднования нового года при стечении жителей Урука.

— Волшебные рыбы речные помогут тебе. Золотые кувшины наполнены необыкновенными снадобьями... Кузнецы и каменотесы ждут давно... Вспомни о них...

— Она же бредит, — презрительно хмыкнул Элаль.

— За Красным зданием — местом собраний, у старого канала Наннар, проходящего у Дома табличек, близ дороги, по которой гонят вечером храмовых быков, есть заброшенный колодец. Спустись в него и обнаружишь подземный ход. Он приведет тебя к святилищу Великой госпожи, бросающейся могучим прыжком на враждебные страны. Не мешкай. Праздник Эшеш наступит через три дня, а посвящение состоится за день до этого. Помни, после заката!

— Не ошибаешься ли ты?

— Поверь мне, я долгие годы служила Инанне.

— Благодарю, Барнамтарра. Чем могу отплатить тебе? — спросил хранитель свитков.

— Старость мою успокой, чрево насыть, подари забвение. Немного золота мне не помешало бы.

— Надеюсь, этого хватит? — Ихетнефрет протянул старухе массивное кольцо желтого металла.

— Да сохранят тебя боги, — задыхаясь, проговорила бывшая жрица и впала в беспамятство.

— Все, чары ослабли. Теперь она проспит до обеда, — объяснил Ханусенеб.

— А золото? — заныл Элаль.

— Золото? Возьми себе. Но помни, обидишь ее — прощайся с жизнью, — пригрозил Ихетнефрет, для пущей убедительности повертев перед лицом ошалевшего хозяина кинжалом. — Все, пошли, здесь больше делать нечего! — произнес писец, и гости спешно последовали за ним.

— Ну и дела! — воскликнул Элаль. — Жена, жена!

— Чего тебе?

— Дай вина!

— Вот еще!

-Посмотри, безмозглая дура! — Элаль показал ей кольцо золота. — Скорее вина, не то мое сердце разорвется на части!

Ихетнефрет соколом летел по узким переулкам, далеко позади оставив жреца и двух новых знакомых. Хранитель свитков ничего не видел перед собой, сердце бубном дико стучало в груди. Воздух со свистом вырывался из ноздрей. Обличьем стал он подобен быку, охваченному яростью.

"Будь ты проклят, Гильгамеш! — диким вихрем проносились обрывки мыслей. — Теперь я знаю, как поступить! Колодец! О, мудрая Барнамтарра!"

— Эй, Ихетнефрет! — кричал ему вслед запыхавшийся Ханусенеб. — Пожалей мои ноги, постой! Богами заклинаю тебя, остановись!

— Что еще? — грубо отозвался писец.

— Именем Тота прошу, не спеши! Дай отдышаться! Ох, я слишком стар для такой гонки!

— Зачем, а главное, куда так бежишь? Ты загонишь нас, как онагров, — поддержал жреца Мемахнуди, — мой дом в другой стороне.

— В самом деле, — опомнился Ихетнефрет, — я как-то не подумал. Но теперь я знаю, что делать дальше. У меня созрел план.

— Вот и чудесно, — проговорил Ханусенеб, так и не отдышавшись до конца, — остановись и расскажи.

— Все просто. Незадолго до проведения обряда посвящения по подземному ходу я проберусь в храм и попытаюсь спасти любимую. Вы же должны достать лодку и ожидать меня на берегу. Старый канал впадает в Буранунну, а это наш путь к спасению. Спустимся вниз по реке и покинем земли Урука.

— А потом? — полюбопытствовал Эбихаил.

— Сам не знаю. Что-нибудь придумаем, — Ихетнефрет виновато улыбнулся и пожал плечами.

— О лодке не беспокойся, если, конечно... — замялся Мемахнуди.

— Я дам медь.

— Прекрасно.

— Ты, Ханусенеб, — продолжал хранитель свитков, — подготовься к отплытию и возьми все необходимое для дальнего путешествия. Эбихаил поможет тебе. Теперь вернемся в дом Мемахнуди.

— Стойте, подождите! — запротестовал житель Урука. — Разве вы не подумали о том, что Гильгамеш может приказать схватить Ихетнефрета? Тогда наши планы рухнут!

— Твои слова не лишены смысла, но что ты предлагаешь? А может быть, ты просто испугался?

— Как мне не бояться? Наш царь свиреп в гневе и способен совершить любое злодеяние, лишь бы достигнуть желаемого. Я предлагаю спрятать тебя где-нибудь.

— Но где?

— Я еще не придумал.

— На постоялом дворе не скроешься, — рассуждал Эбихаил. — Кругом доносчики. Вмиг станешь легкой добычей царской стражи. Торговая площадь, харчевни... также не подходит. О, боги, вот задача!

— Хорошо, а если в хлеву? — осенило Мемахнуди.

— В хлеву? — недоумевал Ихетнефрет.

— Именно.

— Возможно, ты прав, ведь ничего другого не лезет в голову.

— Так пойдем быстрее! Как бы мой братец Элаль не разболтал о нашем визите. Его недалекий ум да кубок вина могут погубить всех нас.

Незаметно для себя Ихетнефрет оказался у знакомых ворот. На улице не было ни души, и сын Имтес радовался, оставшись незамеченным любопытными соседями. В дальнем углу двора он увидел легкое каркасное строение, крытое сухим тростником.

— Теперь это твое новое пристанище, — нетвердо произнес хозяин, — извини за темноту и грязь... но лучше уж здесь, чем в темнице...

— Спорить с тобой тяжело, — Ихетнефрет заглянул внутрь хлева. Тяжелый, резкий запах скота и навоза ударил в нос, — за два дня я сам превращусь в свинью. Послушай, быть может, ты зря волнуешься? Зачем я нужен Гильгамешу?

— О, ты не знаешь его! Нет более коварного и вероломного человека во всех четырех странах света! Все вместе взятые лисы, волки и львы не имеют в себе и десятой доли злобы и хитрости, заключенной в душе правителя Урука! Попомни мои слова! От него можно ожидать любого подвоха.

— Ладно, будь по-твоему, — уныло отвечал Ихетнефрет.

— Да, да, конечно. А Ханусенеб составит тебе компанию. Ему также опасно находиться в доме.

— Тогда посади к нам Эбихаила. Он ведь тоже чужеземец.

— И то правда. Я как-то не сообразил.

— Мемахнуди, — тут уж не выдержал житель оазиса, — тогда и ты вместе с семьей перебирайся к свиньям, коровам и козам!

— В самом деле... — хозяин рассеянно почесал за ухом. — Э, будь, что будет! Надеюсь, боги сохранят вас и мое жилище. Все равно от судьбы не уйдешь!

— Уж давно бы так, — облегченно вздохнул Ханусенеб, радуясь тому, что не придется провести вместе со скотом целых два дня.

— Об одном прошу, — умолял Мемахнуди, — не покидайте дом без моего ведома.

— Не беспокойся, мы тебя не подведем, — ответил за всех Ихетнефрет.

Небольшая, тщательно выбеленная комната с развешенными на стенах тростниковыми крашеными циновками показалась сыну Имтес почти родной, напомнив на мгновение покинутый Унут. Теплые овечьи шкуры обещали отдых и покой.

— Все! — Ихетнефрет лег на лежанку и уставился в потолок, нервно задвигав кадыком. — Так ты, Мемахнуди, говоришь, Гильгамеш...

— Я? Нет, я молчу... — хозяин, ничего не понимая, пожал плечами.

Казалось, Ихетнефрет оглох, забыв о том, где находится, и кто окружает его:

— Он еще не поймал лисицу, а делает для нее колодку, — говорил сам с собой хранитель свитков. — Что же, поначалу ты меня перехитрил, преподав хороший урок. Демон, — перешел на шепот Ихетнефрет, — скитающийся над землей, рождающий хаос, не внемлющий мольбам. Ты пронзаешь людей, словно рыб в реке, повергаешь великих, поражаешь мужчин и женщин, перекрываешь дороги, превращаешь в пустыни широкие степи, разрушаешь дома и орошаешь слезами поля. Имя тебе — Удуг, повелитель сил зла! Должно тебя очистить, как канал или тропу, заросшую сорной травой! Ты идешь по жизни сам по себе и подобен угасающему костру из тростника. Неведома тебе любовь. Как две половинки разрезанного зерна, никогда не срастешься ты! Впавший в бешенство пес, не оставишь еды на завтрашнее утро! Ты вырываешь жену из объятий мужа и лишаешь младенца груди кормилицы. Но помни, ужас уничтожения наводнением обрушится на тебя!

— Ихетнефрет, — тихо позвал писца Ханусенеб.

— А? — встрепенулся сын Имтес.

— О ком говоришь ты?

— Я вспоминаю Госпожу Замка Жизни. Она предупреждала меня о зле, гнездящемся в Уруке. Но зачем она направила меня сюда? Ханусенеб, ты посвящен в мою тайну. Так знай же, Гильгамеш — избранник богов, но на нем есть печать преисподней. Предстоит великая битва! Мне кажется, я начинаю понимать... Остановить его — моя задача!

— Так выходит, ты не один?

— Как видишь!

— Но откуда ты знаешь?

— Я почувствовал, а потом он сам сказал мне.

— И ты веришь?..

— Иначе как бы он узнал о моем бессмертии и о Мафдет? Ему все известно. Более того, старец Зиусудра, живущий за водами Смерти, давным-давно познал вечную жизнь и раскрыл ее секрет Гильгамешу.

— Мир намного сложнее, чем я мог предполагать, — нотка разочарования послышалась в голосе служителя Тота, — я думал, только мы — жрецы Прекрасного из ночи, ведаем сокровенную тайну Вселенной, но я ошибался. Это очень печалит меня, поскольку ослабляет силу слуг Трижды величайшего...

Эбихаил и Мемахнуди недоуменно переглядывались, не понимая ни слова на языке Та-Кем.

— Мы увлеклись разговорами, — опомнился Ханусенеб, — и поставили в неловкое положение наших друзей.

— Что случилось? — взволновался Эбихаил.

— Не переживай, все хорошо, — успокоил его Ихетнефрет.

— Тогда я вас покину. Отдыхайте и не думайте о плохом. — Мемахмуди слегка поклонился и скрылся за тростниковой занавеской в низком дверном проеме.

— День кажется бесконечным, — говорил Ихетнефрет, не обращая никакого внимания на прощания хозяина дома, — стена, покрытая шершавой известью... Проведи по ней рукой и почувствуешь дыхание кирпича. Букашка ползет, силясь взобраться на самый верх, блики далекого солнца освещают ей путь... Как все нелепо, странно, непонятно... Мир застыл, оцепенел, ожидая кровавой развязки, готовясь к грядущим бедам и потрясениям, забыв о спасительных грезах и мечтах. Сон одолевает меня, гибнут звуки, звуки возни женщины на кухне, мычания коровы, хрюканья свиньи, хруста соломы, треска огня в очаге. Где Мафдет, почему она покинула меня? Вязкая дремота... утопаешь в ней как в болоте. Она подобна горному туману... захватывает сердце, лишает памяти и дарит забвение...

Ханусенеб сидел на лежанке, уставившись на Ихетнефрета, охваченного внезапным сном.

Отяжелевшие веки не повиновались сыну Имтес. Глаза закрылись сами собой, и хранитель свитков оказался в черном царстве сновидений, дающих надежду уставшей душе, лишенной пристанища, долго странствовавшей по дорогам жизни, занесенным пылью и песком могучим ветром судьбы. Услада путнику, вода жаждущему, хлеб изголодавшемуся, приют бездомному... Великая страна среди всех земель Вселенной, где всегда господствует полумрак и тишина, определяющая божественные законы для бесчисленных народов от восхода до заката, граничащая со смертью...

— Ты проспал до обеда... — голос Ханусенеба вернул Ихетнефрета к жизни.

— Не может быть!

— Я сам поражен до крайности. С тобой все в порядке?

— Немного кружится голова, и заложило уши. Я плохо слышу.

— Вставай. Мемахнуди достал лодку, как ты и велел. Я дал ему кольцо меди.

— Спасибо. Где он?

— Скоро явится сюда. У него есть новости для тебя. Да вот и он сам. Как дела, Мемахнуди?

— Я все сделал по твоему приказанию, жрец, — тараторил возбужденный хозяин, — барка находится под присмотром моего племянника Лу-Уту.

— Он не проболтается?

— Легче вырвать у него язык, нежели добиться хоть одного слова... По крайней мере, так утверждает учитель Дома табличек. Но и это еще не все. Я был на торговой площади, у пристани...

— И что же?

— В городе тревожно, люди болтают невесть что. По Уруку ходят самые разнообразные слухи, один нелепее другого... Мне страшно!