Дверь "Внитуда"

Вампир обозрел Рогатика и задумчиво выдал оценку:

— Крупный экземпляр, в боевом раже таких стоит опасаться даже мне. Не повезло парню с характером.

— Люди разные нужны, люди всякие важны... и минотавры тоже, — возразила я под скептическое фырканье ЛСД. — Хавать великие воины что будут, если никто им брюкву не вырастит? Таких селекционеров следовало охранять и создавать оптимальные условия для работы. И не отсрочку от армии, а белый билет сразу на копыта выдавать. Но, поскольку воинственные минотавры сородича не оценили, он найдет свое счастье в другом месте.

Что удивительно, на мой пассаж о счастье и лучшей доле ЛСД ответил молчанием. А я наскоро объяснила подготовленному грибной настойкой Рогатику принцип действия портала 'в лучший мир' для чайников, как понимала сама. Тот поверил сразу и во все, чистое дитя природы! Только повздыхал и робко спросил:

— А можно мне тут остаться? Ты хорошая! Молока дала! И пахнет здесь уютом, почти как у мамы.

— Лапочка, я бы с удовольствием тебя приютила, жил бы у меня на даче, в огороде возился. Пятнадцать соток счастья и столько же под картошку можно занять на колхозном поле! Только у нас на Земле не живут минотавры, тебе тут неуютно будет. Смотри, вон даже в кладовой застрял!

Процесс увещеваний, утешений и переговоров был прерван рычащей скороговоркой ругательств ЛСД, схватившегося за запястье левой руки. Рубашка и рукав стального пиджака приподнялись, открывая браслетку экстренного вызова, очень похожую на ту, какой куратор наградил меня. Мужчина нахмурил брови (лоб прорезали глубокие морщины) и исчез. Снова я видела, как он телепортировался. Оп! И пусто! Настоящее, всамделишнее чудо, еще одно чудо в копилку див, выпавших на мою долю.

Я полюбовалась на пустое место и вернулась к беседе с Рогатиком. Мне ужасно нравился милый добрый чудак чудовищных габаритов, но держать дома такую 'зверушку' было бы не реально.

Читать парень не умел, а проверять его материальность методом удаления на расстояние я не стала. Не хотела заставлять Рогатика волноваться. И так все было предельно ясно. На Земле реально ассимилироваться только существам, способным сойти за людей, кому-то вроде паскуды-Ледникова и Конрада. Потомок фениксов и высший вампир неплохо притворялись хомо сапиенс, настолько неплохо, что, даже зная об их природе, я то и дело забывалась и начинала принимать их за людей. Хотя, по большому счету, мне было совершенно наплевать на расу и пол новых знакомцев. Кровосос всего за день зарекомендовал себя заботливым другом, а куратор из отряда куриных (по-моему, фениксы, по описаниям из сказок, больше всего походили на этих птиц) — язвительной высокомерной заразой.

Глава 9. Чудеса флоры

Вернулся Ледников столь же неожиданно, как и возник, еще более хмурым, чем исчезал. Если раньше мне казалось, что степень мрачности его носатой физиономии и так зашкаливает, то теперь было ясно: прежде куратор был лишь слегка насторожен.

— Чего такой хмурый, Сергей Денисович? Телепортировались не с той ноги? — не смогла я упустить возможность для метания шпильки.

— Один из привратников мертв, — сухо объяснил куратор, не включившись в пикировку.

— Убили? — ахнула я, наверное, под впечатлением от личной почти состоявшейся встречи с внедорожником. Всякое желание шутить и ерничать пропало напрочь.

— Ее жизнь клонилась к закату, возможно, сердце просто устало биться. Я пришел по зову браслета, но успел лишь констатировать смерть и забрать гостя, — задумчиво поделился соображениями Ледников. Ворот его черной рубашки распахнулся, и из-за пазухи выпорхнуло дивное создание.

Радужные, как у бабочки, крылышки, золотистые волосики — копна-одуванчик, гибкое тельце, платьице из цветочных лепестков, голосок звонче колокольчика и капризное выражение на перепуганной мордашке.

— О, фея Динь-динь, — ошалело идентифицировала я малютку. Чисто теоретически имелась уверенность в том, что в мире подлунном, я про вселенную, возможно все. Чуть-чуть шокировало только то, что оно имеется прямо здесь и сейчас. К примеру, лицезреть такое создание — сказочную крошку, очень похожую на мультяшную феечку, — увидеть было действительно неожиданно.

— Какая крохотуленька! — умилился минотавр, плененный тесной кладовкой. Для него летающая девочка и вовсе была, что для меня муха.

— И вовсе нет! — малютка скроила еще более капризную гримаску и топнула в воздухе ножкой, поворачиваясь вокруг своей оси так, чтобы каждый из присутствующих верзил имел счастье лицезреть ее недовольство. — Динь-динь — моя двоюродная тетушка, а я Тинь-тан!

От темпераментного вращения крошки юбчонка на мгновение задралась, и я совершенно точно увидела, что он — не Динь-динь. Под тканью у феечки совершенно отчетливо просматривались мужские колокольчики.

— Приятно познакомится, Геля, — в свою очередь представилась я, несколько смущенная стриптизом, пусть и в столь ювелирном, то есть миниатюрном исполнении.

— Старуха солгала, обещала открыть дверь к Каалахарне и умерла! Черный верзила сказал, эту дверь откроешь ты! — если б не нежность и тонкость голоска, я бы сказала, крылатый малютка нахально рявкнул требование. Его миниатюрность не стала бы препятствием для ответной резкости с моей стороны в духе: 'Раз черный обещал, пусть он открывает'. Но отчаянная решимость, плескавшаяся в синющих глазах малыша, свидетельствовала о том, что его приказной тон не более, чем ширма, за которой притаилась последняя и самая отчаянная надежда вкупе со страхом.

— А я могу открыть дверь перед чужим гостем? — озадаченно спросила я подсказку зала — инструкцию у куратора.

Тот невозмутимо кивнул:

— Прецеденты имеются.

'Раз можно, то о чем базар? Есть клиент, значит, будет дверь', — мысленно согласилась я, несколько насторожившись при слове 'прецеденты' и стоящей за этим очевидной реальностью, касающейся смертности кураторов и потенциальной опасности сей увлекательной, чего греха таить, работы.

— Если тебе действительно нужно именно туда, получишь свою Калахари, — пожала я плечами. Малая личная статистика переходов свидетельствовала: клиенты, уходящие порталами, оставались довольны конечным пунктом назначения.

— Каалахарну! — поправил Тинь-тан, надув алые, как сок клубники, губенки.

Теперь этот мелкий обиделся, что я с первого раза не воспроизвела зубодробительно-географическое наименование цели. У меня вообще со скороговорками туго. Если сакраментальную историю сосущей Саши я еще могла повторить худо-бедно в приемлемом темпе, то стоило зайти речи о траве и дровах, как поленница у меня мигом менялась местами с мелкой растительностью. Стаська, гад, одно время специально выискивал самые языколомательные скороговорочки и хохотал, как умалишенный, над моими вольными импровизациями на тему.

— Да хоть в Сахару! — припомнив детские обиды, огрызнулась я.

Но мотылек меня уже не слушал.

— Пахнет сладко! — объявил он, потянув носом аромат, идущий от духовки, где доходила до готовности шарлотка.

'И этого кормить!' — обреченно подумала я и поскорее, пока решительный малявка не взял штурмом плиту, объявила: — Шарлотке еще пятнадцать минут печься. Придется подождать! Из готового есть рыба.

— Рыбу не ем! — категорично отказался мелкий привереда и устремился к новой цели, засеченной его внутренним локатором.

Обращая на минотавра столько же внимания, сколько на стену и утварь (может, он на крупные предметы как на живое вообще не реагировал?), Тинь-тан метнулся к полкам кладовой. Он завис над банкой с цветочным медом, успевшим за давностью лет перейти из жидкого в твердое состояние. Да что там твердое. Продукт уверенно стоял на пути к стопроцентному окаменению. Подарочек с личной пасеки дедушки одного из сослуживцев на день рождения совершал этот сложный химический процесс, потому как у меня не поднялась рука передарить подарок, сделанный от всей души. Подруги иногда добавляли медку в чай, а я хранила его как НЗ на случай ангины. Иных путей реализации, из-за отсутствия тяги к сладкому у владелицы банки, не наблюдалось.

Так вот, Тинь-тан завис у банки с выражением маньячного вожделения на кукольном личике и чуть ли слюной не истекал. Я возликовала! Пусть и мелкий, зато гость, которого можно угостить и уменьшить какой-то нескончаемый запас сладкого, без угрызений совести по перепихиванию подарочного продукта.

— Это мед. Открыть банку?!

— Хочуу-у! — пропел мотылек, и в тоне его мне послышалось Винни-Пуховское: 'То и другое, можно без хлеба'. Значит, в отдельную емкость не выковыриваем!

Я протянула руки (мимо минотавра втиснуться в кладовую целиком никакой возможности не было), взялась за крышку и потянула. Летун, не дожидаясь завершения процедуры откупорки, ввинтился в зазор. Картинно раскинув руки, упал в каверну засахаренного продукта.

Когда-то мне на глаза попал тупой детский мультик. Сути его не помню, хоть убейте, зато в памяти прочно засел эпизод про термитов, которые в считанные секунды уничтожают в доме всю мебель: стол, диван, кресло. Так вот крошечный Тинь-тан работал челюстями и ручками с бритвенно-острыми ноготками со скоростью тех мультяшных термитов. Вряд ли прошло больше минуты с того мига, когда он влетел в банку, до торжественного излета из нее с самым блаженно-умиротворенным выражением на личике. Фей слупил ВЕСЬ мед, нисколько не заморачиваясь тем, что нарушил своими действиями несколько физических законов Земли. Мне осталось только удивленно вытаращиться на героя-освободителя, чьими трудами я избежала позорной необходимости выкидывать подарок, да в придачу отпала необходимость отмывать банку. Она сверкала такой чистотой, что следовало лишь сполоснуть для проформы.

— А теперь в Каалахарну! — попросил сияющий, как лампочка кроха, торжественно объяснив причину спешки: — Я чувствую силу предстать перед священным цветком предков!

— Ну, если чувствуешь, давай попробуем... — Следовало только предупредить минотавра о том, что сейчас 'может вылететь птичка'. Рогатик почел за лучшее зажмуриться и перестраховки ради даже закрыл глаза громадными ладонями.

Я отступила за порог тесной кладовки и закрыла дверь. Выждала миг-другой и снова рывком распахнула. Вместо правой стены кладовой с полками был луг. Нет, был ЛУГ. Цветы и травы, на нем произрастающие, страдали гигантоманией в тяжелой форме, или, вернее, они ею наслаждались. Нельзя страдать так ярко и красочно! Буйство красок и ароматов составляло величественную феерию, королевой которой был громадный цветок, настолько величественный, что Раффлезии Арнольди и Аморфофаллусу Титаниуму оставалось лишь нервно курить в сторонке и считать себя вольфиями из пруда. Больше всего гигантский цветик-лютик походил на лилию, слившуюся в страстном лобзании с ирисом. Интенсивно фиолетовый в середине, лиловый дальше, вся радуга красного от сердцевины к краю, источающий великолепный аромат. Удушающий, словно от десятка флаконов с дорогими духами, разлитыми в одном месте, но вместе с тем удивительно приятный. Это растение было волшебно. Я ничуточки не удивилась, когда Тинь-тан благоговейно выдохнул:

— Каалахарну! — и кометой помчался к цветку.

Лишь у лепестков он немного затормозил, чтобы свечкой взмыть вверх и столь же резко ринуться вниз, в сердцевину бутона. От его падения взметнулся могучий взрыв пыльцы, подобной фейерверку из мерцающих фиолетовых искр.

Взрывная волна сияющей пыльцы, как и полагалось при взрыве, взметнулась грибом над соцветием, а потом начала распространяться во все стороны, в том числе и в сторону нашей кладовой.

Словом, убежать или дождаться затворения портала никто не успел. Нас накрыло с головой. 'Надеюсь, оно не радиоактивно!' — мелькнула опасливая мысль, ноздри защекотали мельчайшие пылинки, и я оглушительно чихнула. Мой жалкий, какой-то кошачий чих потонул в групповом акте громового чихания. В глазах потемнело, пол ушел из-под ног, а когда прояснилось, оказалось, что я не стою в проеме двери, а почему-то сижу на кухонном диване.

Рядом, на полу, практически у моих ног, валяется куратор, пуская слюни на ламинат и вытирая его черной волной волос. А чуть поодаль лежит и Конрад, причем лежит не один. Руки вампира нежно и крепко, как величайшее сокровище во вселенной, сжимают меч в гигантских черных ножнах. Грудь вампира мерно вздымалась.

Убедившись в том, что оба моих как бы опекуна и подстраховщика от буйных гостей из-за двери, живы и на первый взгляд здоровы, я вспомнила о минотавре: 'Рогатик! Он же до сих пор в кладовой и выбраться не может!'

Соскочив с дивана, пришлось, конечно, переступить через куратора (ну да ладно, он все равно уже высокий, больше расти незачем), я рванула к кладовой. Распахнула дверь. Вид на луг — мечту импрессиониста и огромные клубы пыльцы исчезли, как не бывало. А вместо крупноформатной объемной фантасмагории на тему 'скрестили человека и быка' на скамье между ведрами с водой сидел крупный детина, прикрывший голову руками и съежившийся чуть ли не в клубок. Хорошо хоть портал на чудный лужок закрылся, унося с собой двух постояльцев.

— Эй, ты как? Живой? — осторожно уточнила я у перепуганного бедняги, сменившего минотавра на боевом посту.

— Геля, я живой, только странно, — сиделец отнял руки от лица, распрямился и я охнула. С вполне человеческого широкоскулого лица с носом картошкой и пухлыми губами на меня смотрели удивительно знакомые глаза Рогатика.

— Рогатик, ты?

Вот такие мы бываем дуры, женщины, переспрашиваем очевидное. Но парень удивляться не стал, только оторопело промычал:

— Я-я-я, — и добавил: — Только рога исчезли, копыта тоже и... хвост.

— Ты превратился в человека, — констатировала я.

— Значит, теперь я могу остаться здесь? — первым делом обрадовался Рогатик, то есть, теперь уже бывший Рогатик: — ты же говорила... — На середине предложения не-минотавр запнулся, отчаянно покраснел и спрятал руки между коленями. Набедренная повязка по-прежнему оставалась его единственной одеждой, только теперь из нее вполне можно было сотворить цельную кожаную тунику.

— Говорила, — пришлось согласиться, отказываться от своих слов было бы бесчестно. — Только я до сих пор не уверена, что ты не просто изменился, а изменился для того, чтобы остаться на Земле. Вполне возможно, для тебя все-таки откроется подходящая дверь.

— А если нет?

— Тогда устроим тебя тут! — бодро подтвердила я, очень надеясь, что проспавшись, ЛСД не откажется заняться ассимиляцией экс-минотавра, тем паче, что я готова предоставить ему под место жительства семейную дачу.

Вернувшись на кухню, первым делом я отключила таймер и вытащила из духовки на доску шарлотку. Судя по часам, в отключке мы как раз провалялись чуть больше десяти минут — ровно столько, сколько требовалось, чтобы довести сдобу до состояния полной съедобности. Даже спичкой для проверки тыкать не стала. А уж потом, после спасения обещанной вампиру-родичу выпечки, пришла пора заняться спящими. Каким-то удивительно востребованным для сна местом стал пол на кухне! Вчера я тут валялась, сегодня уже прилегли отдохнуть мы с Конрадом и ЛСД.