-Спасибо, док...
Отлично, одной проблемой меньше. Как мы будем его отсюда вытаскивать, особо не задумываюсь, все же помощь губернатора нам гарантирована, уж повозку найдут.
Тессен что-то обсуждает с командиром стражи. Пантера стоит у подоконника, опершись плечом на угол глубоко посаженного окна и задумчиво глядя в ночь в ту сторону, куда удрали двое поганцев. Интересно, их догнали?
Какие же у нее больные глаза! Даже когда я зашивала по живому ей рану на плече и во время мучительных перевязок она не смотрела так... На фоне черной маски видны только эти побелевшие от боли глаза.
Осторожно трогаю ее за правую руку, забрызганную кровью:
-Это чужая?
Она смотрит на меня невидящим взглядом.
-Пантера, милая, не молчи...Ну посмотри на меня... Что-то не так? Но вроде задание же вы выполнили? Да?
-Мы выполнили. И ты тоже, — ее голос безжизнен настолько, что начинаю искать на ней рану не только глазами, но уже и руками и вздрагиваю, вспомнив наши театральные объятия на улице.
Она резко отстраняется:
-Не там ищешь, доброе сердечко. Душу не ощупать. И не забинтовать.
Она прислоняется лбом к оконному выступу. И я все понимаю:
-Он любит тебя! А Маргарита просто ошалевшая от красивых мужчин девчонка, вытащенная из тишины женских покоев.
-Знаешь, я вот сейчас, когда увидела нацеленный в него нож, поняла, как он мне дорог. Сам по себе. Даже если ему нужна эта Марганцовка. Пусть любит ее, пусть целует, как там, в каюте... Только пусть живет. Лишь бы жил, и я не стану ему мешать наслаждаться той жизнь, которая ему нравится.
-Кто ему нравится?! Капризная вонючка? Что за бред ты несешь, а еще хладнокровный капитан! И вообще, он у нее юбку для меня выпрашивал, а она полезла. И к Стилу приставала, да еще и к раненому, — я захлебываюсь от скороговорки, потому что Тессен уже закончил со стражником и направляется к нам, и они сейчас снова начнут обращаться друг к другу этим ледяным официальным тоном. А ведь еще несколько часов назад она была так счастлива, и так горели ее глаза.
-Пантера, — его голос осекается. — Прости меня... Хотя нет мне прощения. Я чуть не растоптал все, что даже еще не получил, а только почувствовал.
И вдруг он хватает ее на руки и целует, не стесняясь ни меня, ни наших ребят.
Она сначала не сопротивляется, но затем резко выгибает тело и спрыгивает на обе ноги с его рук. И вдруг — с коротким разворотом бьет его челюсть так, что его корпус отклоняется назад. Закрываю глаза — сейчас он ее убьет.
Но ничего не происходит, и даже ребята молчат.
Тессен смотрит на нее не со злобой, а точно такими же глазами умирающего и сознающего это существа — лошади или собаки. Я видела как-то, как лошадь на охоте попала ногой в кротовину, и егерь шел перерезать ей горло. И молча отходит...
И эта тишина еще хуже крика.
Возвращаемся в полном молчании по ночным улицам. Стараюсь не особо крутить головой по сторонам — умыться толком не удалось, хотя чистую воду в кувшинах я нашла на кухне, все же люди здесь жили и ели, напоила раненых, а после попыталась наугад смыть хотя бы основной слой сажи. Вытираюсь относительно чистой внутренней стороной маргаритиной юбки — не бинты же тратить на такое — и с наслаждением бросаю на грязный пол негодную тряпку.
То, что сажа не отмылась до конца — наверное, так и лучше: ребята вот тоже маски не сняли еще. Наверное, нам нет смысла показывать тут сейчас свои лица.
Командир городской стражи все-таки подсуетился, и повозку под наших раненых нам пригнали довольно быстро. Пантера с остальными и с Тессеном ушли, как и пришли — пешком по еще спящему городу. Это мне показалось вечностью, а на самом деле вся операция в доме заняла не более двадцати минут. Дольше готовились и пробирались туда закоулками.
Говорили ли они по дороге? Не уверена. Пантера какое-то время шла рядом с повозкой, держа за руку Пита, скрипевшего зубами из последних сил. Тессен попытался подойти и заговорить, но она не обернулась, а наоборот, негромко окликнула парней:
-Ну что, притомились? Так и будем брести с грацией контуженного краба?
Ребята распрямили спины.
-Пробежимся, чтоб не заснуть? — она так полна привычного задора, как будто и не участвовала в двух схватках за вечер.
Никто не возражает, и они ровным строем по двое бегут рядом с нами по узким улочкам, ведущим цепочкой к порту. Могли бы и быстрее, но не хотят оставлять нас без охраны.
Сходни сброшены, и на причале нас встречают, помогают занести раненых. Пантера уже вижу на мостике. Что ей там надо, если корабль на якоре?!
А вот у сходней меряет причал шагами Стил. Он буквально выдергивает меня из повозки и молча прижимает к себе. Мои ноги повисают в воздухе... Он пытается меня поцеловать, а мне так стыдно своего грязного и раскрашенного лица, что пытаюсь зарыться в его куртку — она кожаная, и измазать не страшно.
Но он буквально отрывает меня от куртки и целует в губы:
-Больше никуда не отпущу...
-Отпустишь. Сейчас точно отпустишь, — стараюсь отстраниться как можно мягче, чтобы не обидеть его ненароком, ибо слишком больно оказалось стать свидетелем такой бессмысленной размолвки Пантеры с Тессеном. — Ты видишь, с чем мы приехали?
Он осекается, когда мимо проносят Пита. И его объятия выпускают меня на свободу.
Вбегаю в лазарет, и радуюсь, что юнга уже позаботился о горячей воде и лампах. Конечно, все это сейчас разбудит остальных, но ничего страшного, у них будет время добрать сон днем. А сейчас надо скорее обработать Пита и Соломинку. Соломинку в особенности — у меня страшное подозрение, что рана нанесена не шпагой, а ножом, который поганец использовал в драке вместо даги, а до этого — до этого мог им есть. И тогда рана неминуемо воспалится, а это правая рука, а Соломинка так молод... Святая Мария, мне бы хоть одну книгу из той библиотеки, что была у меня в форте Мале...
Умываться некогда, только ополаскиваю лицо от уличной пыли, с сажей и гнусным овощем разберусь после, сейчас важнее отмыть руки. Ром я не пью, но моя жизнь кому-то покажется роскошной — я им руки обтираю...
Зато пациентов им потчую довольно щедро, хотя и травы тоже выручают — но чуть позже, когда понятно, кому и какие заварить. А так — кружку рома и на стол.
Что могла, я сделала. Завтра покажу Соломинку еще и хирургу с 'Александры': одна голова хорошо, две не смотрится, но иногда полезно. В нашем деле не всегда до красоты.
А вот Пит опять начинает трепать мне нервы — отказывается снять штаны. Вцепился в них, как рыба-прилипала. Мне бы и посмеяться, но я так устала, о чем и сообщаю ему искренне:
-Хорошо. Выбирай. Я зову капитана, и твои несчастные причиндалы увидит и она. Или зову боцмана, он тебя подержит. Даже не знаю, что приятнее. Но есть третий вариант — я накрою лишнее полотенцем.
Как мне не пришло в голову сразу такое простое решение?
И тут меня осеняет — до рассвета несколько часов, и Маргариту отвезут к отцу. И тогда она уже не сможет подтвердить, что Тессен заходил к ней всего лишь за юбкой для меня. Она и сейчас может не захотеть, но все же она здесь. И надо как можно скорее сказать капитану, что же там произошло. Не сняв фартук, бегу к ее каюте, без стука распахиваю дверь — прав Стил, плотник мышей не давит.
И замираю на пороге. А затем делаю и вовсе невообразимую вещь — не выхожу с извинениями, а... закапываюсь под плащ Пантеры, висящий у двери на гвозде. Длинный, черный — она надевает его в непогоду на мостике. И меня этот плащ скрывает целиком плотными складками. А рука нащупывает под фартуком нож на поясе. Как бы не был капитан Тессен красив и отважен, и пусть он не виноват в этой истории с Маргаритой, но он, кажется, обезумел. И может быть опасен для Пантеры. Убить не убью, но нанесу удар так, что он просто не сможет двигаться какое-то время. И не сможет ее убить...
Звать на помощь — но как и тогда, на камнях у речки, Тессен застал ее врасплох, полуобнаженной. Очевидно, пока я разбиралась с ранеными, она успела помыться и отдыхала. На ней только короткая батистовая женская рубашка, полностью открывающая руки и плечи, просвечивающая грудь и если что-то и скрывающая, то там, где ткань уплотнена нежной вышивкой.
Подруга стоит возле кровати — наверное, Тессен вошел к ней внезапно, вот так, как и я вошла. Убью плотника его же топором, если с Пантерой что-то случится сейчас.
Она что-то говорит ему, отворачивается от его напористого шепота. Мне видно, что ему больно говорить — челюсть все же припухла от ее тяжелого удара. А вот это уже на моей совести — не сумела объяснить ей там сразу, а вот теперь поздно.
-Выслушай меня...
-Выслушаю. Через час. Когда передохну и буду полностью одета. Но учтите, капитан Тессен, я готова слушать Вас только о дальнейших планах встречи испанской эскадры. У нас четверо суток до их прибытия в гавань.
-Пантера...
-Капитан Пантера...
И тут... Он рычит, как раненый вепрь, но тихо, и от этого еще страшнее. И обхватывает ее руками, валит на кровать.
Нож уже в моей руке, а ее ноги — в воздухе, и он изгибается от удара ее стопы по пояснице. Но тут же сплетает своими длинными ногами и ее ноги. Она вся погребена под его напружиненным телом, но еще трепещет. Молча, чтобы не привлечь сюда команду, которой не надо видеть капитана в вышитой рубашке.
Ткань трещит, и воздушный вышитый лоскуток падает на пол.
-Моя любимая рубашка!
-Я куплю тебе другие. Какие захочешь. Только выслушай меня.
-Не хочу. Я готова идти под пули и сабли, но не хочу, чтоб мне снова задевали сердце. Тебе удалось. Можешь радоваться своей ловкости.
Тессен накрывает ее рот поцелуем. И она не кусает его, вопреки моим ожиданиям. Не ослабляя объятий ни на полдюйма, он шепчет ей на ухо:
-Я зашел, чтобы еще раз попытаться сказать тебе спасибо. Ты спасла мне жизнь. Если бы даже нож не убил бы, то головой в камине тоже не сладко. Так что спасибо тебе, любимая.
Он продолжает ей говорить и говорить, и она постепенно перестает трепетать под ним, вырываясь, и слушает. А вместе с ней слушаю и я... Святая Мария, гореть мне в аду. Впрочем, ад я себе уже обеспечила и так — на моем счету два убитых пирата. Причем убитых в бою...
А вот бой Вольфа за мою жизнь я тогда даже увидеть не смогла — отвернулась к морю и молилась на коленях...
Сколько же прошло времени... Уже полгода нет его, и синие глаза в моей памяти подернулись дымкой. Но чувство, которое возникает, когда ты любишь и любима — оно осталось навсегда. И оно прекрасно, и почему Пантера пытается от него отказаться? Она так и не рассказала мне о себе ничего, кроме морских приключений, больше похожих на веселые байки про попугаев и пиастры.
-Пантера, — он так ласково целует ее лицо, шею, даже уши, что уже понятно: мстить за оплеуху он не собирался. — Ты нужна мне. Я искал тебя всю жизнь. Все жизни. Ты всегда ускользала от меня, но на этот раз не отпущу. Даже мой корабль назван в честь тебя...
Что? Ее зовут Александрой? Впрочем, а что такого? Не могли же ее крестить в честь дикой экзотической кошки.
Но вот она снова затрепетала руками, напрягая мускулы, и остатки рубашки, натянутые на ее груди его объятиями, с легким треском лопаются.
-Тише, милая, — ласково, уговаривающее шепчет мужчина, совсем как я раненым. Вообще-то, он прав, она и вправду ранена, он сумел задеть что-то очень глубокое и больное в ее душе. — Тише... Я люблю тебя. И никто, слышишь, никто не заменит тебя. Ты не такая, как все женщины. Ты больше, чем они, потому что ты не только сама считаешь себя человеком, но и другие видят в тебе человека. Сильная, отважная... Трудно представить тебя без этих шрамов на брови, ты с ними еще прекраснее, это как печать твоей отваги воина.
Он передвигается губами дальше по ее обнаженному телу — к плечу. И натыкается на еще один шрам — подарок Вольфа. И осторожно касается его губами, по нему проходит еще ниже...
И тут я тихо выдуваюсь в коридор, выбрав момент, когда она шумно вздохнула.
Закрываю дверь.
И вовремя — потому что навстречу мне по коридору спешил Стил. И тоже капитану. Прикладываю палец к губам. Беззвучно говорю:
-Надо запереть дверь. Чтоб никто не вошел.
Он кивает, и тут же приносит из своей каюты стул. Кладет его у двери. Пожимает плечами:
-Идем убивать плотника?
Мотаю головой:
-Давай после. Я так устала...
Он подхватывает меня на руки, как будто того и ждал. И относит в свою каюту, где посредине стоит большая лоханка с теплой водой. Ну да, мы же на стоянке, и воды здесь полно.
-Тебе помочь раздеться?
Мне так стыдно своих размалеванных свеклой щек, размазанной сажи и ощутимого запаха пота, что несогласно машу головой.
Он соглашается:
-Хочешь, я отвернусь. Хочешь, вовсе выйду, а дверь запру, чтобы тебе никто не помешал. Или сама закройся изнутри.
-Как я могу выгнать тебя из твоей каюты?
И развязываю фартук. Впрочем, он уже не смотрит — погрузился в чертежи. А я — в теплую воду...
А дальше — в теплые руки Стила, и меня уносит такой же теплый и приятный сон
Просыпаюсь от мерных ударов склянок, отбивающих время, смешанных с перезвоном колоколов городского собора, зовущих к утренней мессе. И сразу не могу понять, где я вообще. Святая Мария, уже второй раз просыпаюсь в каюте первого помощника, и в моей другой жизни одного раза хватило бы для погубленной репутации. Один раз мне все сошло с рук — шторм оказался более значимым событием, чем злоключения моей жалкой персоны. А сейчас?
Это похоже на чудесные именины — на столе кофейник и свежий хлеб под салфеткой, кувшин с теплой пресной водой для умывания и даже чистая рубашка на спинке стула. Неужели Стил? Или подруга позаботилась обо мне? Вряд ли Стилу пришло бы в голову искать в моих вещах рубашку. Хотя он мог и Пантеру попросить...
Жаль, что насладиться всеми этими подарками особо некогда — перед глазами встает заполненный лазарет, и если за ребят из абордажной команды, получивших раны при захвате 'Валькирии', я уже спокойна, им просто надо дать время, чтобы наросла плоть, то два новых пациента заставляют меня вспомнить о книгах. Как хочется все же почитать творения Парацельса или самого Амбруаза Паре, уж у него можно узнать что-то совсем новое, чего нет у старого доброго Галена.
...Хлопоты лазарета захватывают меня с головой, врач с 'Александры' тоже смог освободиться только к обеду, чтоб придти взглянуть на руку Соломенного Джо. Хотя я и переволновалась, но немолодой и строгий мужчина, сохраняющий среди лихой команды Тессена вполне мирный вид чопорного лекаря с хорошей практикой, не стал проявлять в отношении меня заносчивости, приняв все как есть. В конце концов, монастырь, в котором я провела почти четырнадцать лет, оказался известен за пределами Флоренции... А что касается раны — он подсказал мне новые способы приготовления вытягивающих воспаление припарок, дал еще несколько дельных советов и заверил, что всегда готов придти на помощь, если только не будет занят. По его тону было понятно, что занят он постоянно, и не меньше, если не больше моего.
