Зверь лютый Книга 11. Фанфики

После проведённой мужем экспроприации, женщина осталась в нижней рубахе, "срачнице". На мой взгляд — вполне пристойно: длина ниже колена, тонкое полотно, через которое чуть просвечивают контуры тела, пара лямочек на плечах, нормальный вырез, правда, в данном случае... только частично прикрывающий... "горные вершины". Которые ещё и трясутся как в девятибалльное землетрясение.

Добавьте к этому полурастрёпанные волосы, что придавало её облику оттенок домашности, отсутствие обуви — муж забрал сапожки, выражение крайней обиды и полной растерянности на лице.

Хорошо видно, что перед нами девчонка лет 16-17. Мне видно. Остальным видно привычное для "Святой Руси" — взрослая замужняя женщина, "молодка". В смешной, неприличной ситуации, которой грех не воспользоваться. Хотя бы просто для... группового "землетрясения".

Первая "мисс Америка" тоже была девчушка примерно такого возраста, с переразвитой грудью и спущенными чулками. Что и привело в восторг тогдашнее жюри конкурса. Здесь вместо чулок — полусползшие портянки: муж забрал только сапожки. И здешнее "жюри" тоже... восторгается.

Она стояла, прижавшись к бревенчатой стене нашего зала, пытаясь одновременно прикрыть ладошкой свои выпирающие груди сверху и одёрнуть сорочку снизу.

Драпировок по стенам... я же говорил — пожаробезопасность. А когда она попыталась сдёрнуть скатерть с одного из столов — её руку перехватили и настойчиво попытались усадить на колени к развеселившимся гостям. Она вырвалась и отскочила к стене.

Тамбовскому прототипу и, соответственно, Михаилу Юрьевичу, было легче:

"И в обморок. Ее в охапку

Схватив — с добычей дорогой,

Забыв расчеты, саблю, шапку,

Улан отправился домой".

Как я уже говорил: в "Святой Руси" женщины корсетов не носят. Поэтому в обморок так регулярно не падают. Я — не улан, "в охапку" мне её не снести. Сама пойдёт. И — быстро. Потому как мы, конечно, сплошь благородное собрание, но... такое количество мужиков... приняв такую дозу спиртного... после ссоры с её мужем...

Стоило мне подойти к ней и попытаться взять за руку, как начался крик с истерикой.

"И, вспыхнув вся, она рукой

Толкнула прочь его: "Довольно,

Молчите — слышать не хочу!

Оставите ль? я закричу!..".

Да я-то... я молчу. А она как заорёт. Как... как недорезанная свинья с вот такими титьками...

Аж испугался. Тьфу, блин! Опять бестолочь попалася! Дура! Я ж помочь хотел!

"Он смотрит: это не притворство,

Не штуки — как ни говори -

А просто женское упорство,

Капризы — чорт их побери!".

Женские капризы решаются ведром колодезной воды. Наружно и орально. Но не здесь же! Потому как если её... срачница станет ещё и мокрой... и облепит это всё... "гималайское"...

Тогда работаем очередной фанфик.

Даже не фанфик, а просто сквозной стереотип всей романтической литературы. "Благородный рыцарь" — называется. С предварительно подготовленным сценарием, реквизитом и персоналом.

Сначала, естественно, пролог:

— Господа! Спокойно! Прошу всех оставаться на местах! То, что вы видите... я знаю что вы видите! Но это — залог. В самом скором времени она будет возвращена мужу. И тогда за всякие... вольности придётся отвечать по закону. Может, кто забыл, чего стоят... вольности в отношении боярских жён? Гости дорогие! Прошу соблюдать спокойствие! Сейчас я её отправлю к Анне Дормидонтовне, к подруге её. Там она и пребудет в целости и сохранности до выплаты долга. Позовите служанку — пусть отведёт к боярыне. А пока... подымем тост за прадедушку нашего светлого князя, великого и мудрого Владимира Всеволодовича, прозываемого Мономахом! У всех налитО? За здоровье... э-э-э... за добрую память славного Мономаха!

"Пролог про залог" прошёл успешно. Народ переключается на близкое: то, что под носом стоит и в руке плещется, а не у стенки дрожит да трясётся.

Я отхожу к нижнему концу стола. Из моих людей — никого, все в делах — кто на верхнем конце за гостями присматривает, кто — во дворе пасёт. Чего-чего... Коней и слуг пасут.

А кого ж в массовку-то поставить? "Коня! Коня! Полцарства за коня!"... Ерунда! Рыцарь и без коня — рыцарь. А вот без злодеев рыцарь — просто мужик с придурью в голове и в железе по всему телу.

Два молодых купчика из Николаевых партнёров радостно поднимают кружки мне навстречу. Осчастливлены приглашением на боярский банкет, и хотят получить все удовольствия сразу.

— Ну чё, боярич, выпьем?

— С удовольствием, ребята. С вами... за Мономаха... — с превеликим. Но батя пить не велел — годами не вышел. А вот есть у меня просьбишка. Как вам казначейша?

— Дык! Ну! У ей же такие! Во! А мужик у неё — гнида. А вот если б... И так это, ухватить покрепче... подержаться за эти... люли... полюлюкать бы... туда-сюда... и прочего чего... да поглубже... чтоб у ей и глазки закатились...

— Ну, всего-то — нельзя. А вот подержаться...

Излагаю сценарий, предупреждаю об ответственности. Ребята — прелесть сообразительная, рвутся поработать задарма.

Купчики, заглотив "бражки на дорожку", выдвигаются на исходные. Появляется немая служанка Аннушки. Тут ещё проще: взять вон то, что у стенки трусится, вывести по гульбищу вправо. Спуститься с тамошней боковой лестницы. И идти в опочивальню госпожи, не отвлекаясь и не оборачиваясь на возможные шум и крики...

Гульбище, если кто забыл, это круговой балкон на уровне второго этажа в боярских и княжеских теремах. Сюда выходят двери парадных помещений и снизу, со двора, ведут лестницы.

Служанка уводит казначейшу, меня чуть отвлекли разговором да поздравлениями. Выскочил на гульбище, а там пусто. Темно уже. Глубокий летний вечер. Добежал до угла терема. Лестница — пустая. Сверху глянул — в этой части двора никого не видать. Дальше отдельное строение, где Аннушкины покои. А где ж? — А нет никого! Во, блин!

Усадьбе три года. Ремонта никогда не было. А уж последний год...

Короче: в досках пола гульбища щели. И там что-то белеет.

"Бела как сахар"? — Нет, какая-то другая часть тела. И... возня с пыхтением.

Спускаюсь под балкон. В темноте... купчики увлеклись. Полное вживание в сценический образ. Образ называется: "злодей-насильник". Завалили девушку на землю, задрали рубашоночку, один за плечи держит, другой между ляжек устраивается. Вот одна из них и посветила мне через щель.

Всё-таки, цвет имеет значение: была бы в крапинку — не заметил бы.

— Брысь отсюда.

Ноль внимания, фунт презрения. Нет, тот, который её груди мнёт да крутит и от восторга чуть не блеет, голову поднял: в темноте зубы вижу — улыбается придурок. А "междуляжковый"... целеустремлённый такой попался. Всё пытается в свою цель попасть. Ну я и помог. Левой, пыром.

На мой памяти только Яков после своих мухоморов смог отреагировать на такой удар чисто механически. Здесь индивидуй сразу ко всему мирозданию интерес потерял. Кроме своих "мячиков".

Я уже про импульс рассказывал. Тут чуть иная физика, но импульс передаётся — с тела снесло обоих. А дальше — боевое товарищество. В смысле: небитый битого тянет и приговаривает:

— Потерпи маленько. Может и обойдётся.

"Благородного рыцаря" я отработал — "плохих ребят" прогнал. Сейчас мне будет благодарность. Где она тут? Присел, разглядываю в темноте.

Мычит чего-то, отпихивается, елозит.

Как она мне ногой в... Уй-ёй...! Или правильнее — "по..."? Куда я сам только что... Ой-ёй-ёй... А нефиг на корточки садиться! О-хо-хо... Это оно и есть? Выражение искренней признательности за проявленные мною благородство и отвагу? О-о-очень запоминающееся выражение... фух... движением. Может она... у-у-ой блин... в темноте не разглядела? Что я "рыцарь"? Бля-бля... городный.

Пришлось доставать свой огнемёт.

Теперь понял, почему она только мычит. Её упаковали. Её же собственными портянками. Повилы называются — я про такие рассказывал.

Она в них шла да путалась. На лестнице отстала от служанки. А тут ребятки из засады. Одной "повилкой" — стянули локотки за спиной, другую свернули и в рот забили.

Интересные ребятишки, сообразительные. Почти как советский народ: нам тоже постоянно приходилось находить общеизвестным предметам неочевидные применения. "Социализм — экономика дефицита". И — "школа изобретательства". Дамские портянки для ограничения "свободы слова" их хозяйки... явная инновация. Надо будет к этим купчикам присмотреться.

Погасил зажигалку, ухватил красавицу за... вот именно — за "горные вершины". Показания тамбовских — подтверждаю: очень нежная кожа. И вполне упругая... консистенция.

Она мычит, дёргается, пытается оттолкнуть. Однако, когда за соски плотно ухвачено и в натяг тянут вверх... не очень-то. Поднял на ноги, прислонил к стенке. У неё лямки "срачницы" с плеч сползли, поправить она не может. В темноте под гульбищем всё это... богатство гуляет на свежем воздухе. Ничем не прикрытое, никак не стеснённое. Будто серебро светиться. И чего мне с ней делать?

Наверное, то самое, чего так усиленно требует мой юношеский организм.

Требовал. Совсем недавно. Пока она свою "благодарность" не проявила. О-хо-хо... Как-то и интерес пропал... Просто выпрямиться... блин, больно.

Пошли спать, "закладная". Да не в том смысле! Да что ж ты так дёргаешься!

За спиной раздался скрип камешков на дорожке. Глаза у казначейши распахнулись ещё шире. Кого там черти принесли? А, Сухан подошёл — не оставляет меня одного. Вот теперь её поведение стало более... удовлетворительным. Всё-таки, "размер имеет значение". Да я не про то, о чём вы подумали! Просто, вид взрослого здорового мужчины с колюще-режущим предметом в руках, внушает уважение. И стабилизирует. Всё. В смысле: всех.

Пришлось замотать сорочку у неё на поясе, а то сползла — наступает и падает носом в землю. Ухватить за волосы, опустить ей голову до уровня своего бедра и в таком полусогнутом состоянии повести к Аннушке.

Хоть посмотрю. Как интересно висят эти... "кордильеры"! И всё это серебро... туда-сюда... Нет, всё-таки динамика интереснее и цвета, и формы. Да ещё в таком... ракурсе. Сплошная эстетика. Чисто визуальная. В силу особенностей моего восприятия и мироощущения в данный момент.

Как же она неудачно попала... Или правильнее — удачно? Теперь опухнет. Вот так ходишь-ходишь, прогрессируешь-инновируешь... а тут тебе — раз... И — всё... неинтересно.

Никогда не встречал рассказов про кастрированного попаданца. Наверное, потому, что... не кошерно.

Охохошеньки... Песню, что ли, спеть? Нежную такую. От полноты ощущений...

"Белеет тело одиноко

В подворье пьяненьком моём.

Его тащу я недалёко

Ладошкой хлопаю по нём.

И блеет голос мой высокий

Которым в раннем детстве пел

Белеет тело одиноко

А я его — не поимел".

И припев — два раза. Поскольку — правда.

Глава 229

У Аннушки — непорядок. Слуг нет, темно, двери в покои заперты изнутри. Стучу. Не открывают. Слышу — с той стороны двери кто-то есть. Но молчит. Только когда позвал:

— Аннушка! Это я. Открой.

Открыли.

Оказывается — сидит одна, служанка так и не пришла, во рту "жёлудь" — говорить не может, кто-то в двери ломился, ей страшно.

Быстренько ввёл в курс дела, надавал заданий:

— Подружку твою отмыть, ссадины промыть, синяки смазать, причесать. Успокоить, напоить-накормить, спать уложить. Лучше привязать: убежит сдуру на двор — нарвётся. А она мне целая нужна. Для отдачи мужу.

Говорю и вижу, что Аннушка более всего рассматривает отпечатки мужских ладоней на бюсте подруги. Мой взгляд поймала — смутилась, на своей груди платочек потуже стянула. Завидует подруге? Зря: очень неудобная конструкция. А уж в здешних условиях без поддерживающих приспособлений... И на поворотах заносит, и деформируется.

А мужики — дураки. Это коровы бывают мясные, молочные и мясомолочные. А женщины — либо те, либо другие. Инстинкт, который связывает размер и способность выкормить ребёнка — чересчур часто ошибается. Но... мода здесь такая. Как в моё время возник и распространился модный маразм унисекса.

"Идея, овладевшая массами, становится реальной силой" — старик Маркс был прав. Особенно, если это идея насчёт предпочтительной женской внешности. Этакий мощный "хендл", рычаг управления народом. Может, набивные лифчики спрогрессировать? Для балдежа дураков?

Мда... и я сам — из числа этих дураков. Зрелище... завораживает. Туда-сюда... Ну, прямо хоть не уходи! Но для помывки казначейши нужна служанка — надо найти. Куда же она подевалась?

Служанку долго искать не пришлось. Только вышел из Аннушкиных покоев — мычание. Заглядываю в сенях под лавку... Из-под лавки торчат четыре ноги. Стандарт: две голых — женских, две обутых — мужских.

Вытягиваем за ноги мужика. Один из гостей. Пьяный, спит. Проснул бедненького. Он начал, было, вякать. Потом свернулся тут же на полу калачиком и засопел. Следом выбирается служанка и мычит. Она ж немая! Её и не спросили. Мужик на ней и заснул, а выбраться она не смогла — лавка мешает.

Барон Пампа, начиная своё знаменитое турне по кабакам Арканара, пересказывал благородному дону Румате недовольство баронессы по поводу баронских гостей: напьются, облюют весь замок, служанкам подолы пообрывают. А хозяйке убирать. У нас тут хозяек нет — всё сам, всё сам. Пошли, Суханище, пьяных гостей... оптимизировать.

Я уже говорил, что переход с местного пива и 8-12 градусной бражки на мой продукт с 16-20 градусами, даёт для здешней публики совершенно разрушительный эффект. Умом-то я и раньше понял, а толком не прочувствовал, не предусмотрел последствий. Понятно, что в любой большой подвыпившей компании есть несколько особо трезвых и несколько избыточно пьяных. Но сейчас "средняя точка" сильно сместилась.

Начали собирать гостей по подворью — в конюшне складывать. Хорошо, что у меня ни Сухан, ни Ивашко... Ноготок, правда... Чарджи, как обычно, ушился с какой-то... А где мой "железный дровосек"?

В пиршественной зале стало ещё темнее: часть факелов прогорела и погасла. На верхней части стола, не обращая внимания на заснувшего с открытым ртом Акима, сидела кучка самых упорных ветеранов. Они периодически стукали кружками, поднимая тосты за отсутствующих и присутствующих. Но ни поднять, ни выпить — сил уже не было. Как и сил прекратить, завершить, расстаться и убраться. Такое... патовое состояние компании.

Я уже собрался отправить дедов спать, когда моё внимание привлекла ещё одна группа, засидевшаяся за столом. Наш попик, его дядя-игумен и мой Чимахай. Поймал его взгляд, подошёл.

— Как посиделось? Никодим, ты дядю у себя уложишь? Может, надо чего?

— Спаси тебя бог, отроче. Хорошо погуляли. И еды вдоволь и выпивки. Теперь вот разговоры разговариваем. И про тебя — тоже.

Внимательно присмотрелся к игумену. Первое впечатление — ничего особенного. Русые волнистые волосы, русая борода лопатой, простоватое широковатое лицо, курносый нос. Лобешник высоковат. Ну, тут как мама родила. И настороженный взгляд из-под густых бровей. На правой ладони — поперечный шрам через всю руку. Меч ладошкой останавливал?