Зверь лютый Книга 11. Фанфики

Ну вот, я — спросил, Аким — ответил. Всё сразу стало понятно ...

Так, загоняем молотилку на личную свалку по второму кругу. И забуриваемся глубже. Бурим-бурим... И находим.

* * *

В эту эпоху в ходу два типа фарфора. На юге Китая делают более древний зелёный фарфор. Зелень — от глазури. Смысл — сделать подобием столь любимого китайцами нефрита. Природного камня не хватает, вот и лепят заменители из глины.

Говорят, что у нефрита пять божественных свойств: мягкий блеск нефрита олицетворяет милосердие; прочность — умеренность и справедливость; не поддающаяся подделке структура камня — чистоту и честность; звук при ударе — символизировал мудрость; негибкость — мужество.

Фарфор — первая "китайская подделка"? Цвет — тот же, а вот "структура"... которая — "чистота и честность"...

В северном Китае на несколько веков позже стали делать привычный моему времени белый фарфор. Его Аким и вспоминает — "северный белый".

Но то, что я сделал здесь вряд ли видели. Это "бисквит" — твёрдый фарфор без глазури.

* * *

Аким ошарашено замер, глядя на глубоко задумывавшегося Якова. Потянулся по привычке за рушничком, но, донеся до рта, отшвырнул в сторону:

— Ванька, ..ля! Убоище безволосое! Говори — где взял!

Ну вот! Настал миг моего торжества! Я скромно потупил очи и, едва не ковыряя носком сапога пол, смущённо признался:

— Да вот как-то.... сам сделал.

— (Аким) Итить-молотить... В три хвоста сатану с прозеленью...

— (Яков) Вот и я про то.

— (Я) Тут ещё подработать надо. На изломе неоднородность видна. Мало переминал. Шпату больше добавить. Для прозрачности. Надо с поливой поиграться. Роспись, само собой. Надо оба варианта пробовать: надглазурный и подглазурный. Печку... Из-за чего кузня-то сгорела? Я мальчишке на мехах велел жар подымать потихоньку. А он раскочегарил, да и задремал стоя...

— (Аким, со слезами в голосе) Яшенька! Да что ж ты его сразу не убил?! Прям в порубе. Экая ж напасть!

Я как-то... поперхнулся и обиделся.

Дед пожалел, что меня в первый же день в Рябиновке не убили? Я же ему столько всякого добра...

— Кабы меня убили — не было бы у тебя, Аким Янович, и шапки боярской...

— Да нахрена шапка, когда голову оторвут?! Ты нас всех вот этой хренью под такое лихо...

— Кто ещё знает? (Яков крутит ножик в руках. И мне это как-то... тревожно).

— Кроме вас — никто. Я первый раз хотел... посудину испечь. Никто.

Что-то мне странно. С чего это они так... возбудились? Аким — ладно. Он вообще легко заводится. Но чтоб "Чёрный гридень" так... тревожился? Фарфор и фарфор. Китайцы делают, купцы возят. Хороший товар, деньго-ёмкий.

— Я думаю за полгода наладить нормальную выпечку. Красивые вещицы будут. И цены на них хорошие. А забот особых нет: посажу холопов, и будут лепить да обжигать. Купцы брать будут хорошо. С руками оторвут.

— Господи! Христос Вседержитель! Прости дурню грехи его вольные и невольные. Ибо не ведает он что творит, ибо по молодости и неразумению, а не по злоумышлению и сатанинскому наущению... Ты, головёнка лысая, цену на него знаешь? "Цены хорошие". Сколько?

— Ну... на торгу видел раз... в вес серебром.

— Ванечка, миленький, ну нельзя ж уж совсем остолопом быть! Вот уж точно: "видит, а не разумеют"! Сколько горн гончарный твоего этого... прости господи, даже и слова этого говорить не хочу... выпекать за раз будет? Сколько? По весу?

— Ну... не знаю... Ежели, к примеру, два десятка чашек. Они тонкие, лёгкие... Ну... фунт.

— Ваня, ты же умный! Ну посчитай! Выпечка — сутки. Каждый божий день у тебя шесть-восемь кунских гривен. В год с одной печки — две тысячи. А у нас Торопец, второй в княжестве город, после Смоленска, четыре сотни за год податей платит!

Я ещё пытался переварить услышанное, как-то понять их точку зрения, когда Яков немногословно уточнил:

— Оторвут. С руками. С волей, землёю, семьёю. С головою.

Факенши-и-т...

Стало понятно. И очень обидно. Я так старался, растирал, переминал...

Ведь такой хороший товар! Никому никакого вреда. Ну, может, китайцы какие пострадают. Хотя для тамошних мастеров здешний рынок... и не видать. Ведь по технологии — можно, по экономике — можно, а... нельзя.

— Ты, Ванюша, сходи-ка на пепелище, посмотри — может там ещё кусочки остались. А Яша это всё в муку размолотит и в нужник тайком кинет. Так, Яша? И не дай тебе бог, Ваня, про это... вспомнить.

Я уныло кивнул. Потом, весь измазавшийся в саже, перебирая куски развалившегося горна, клял себя разными нехорошими словами. И, от избытка чувств — коллег попандопулов. Забыл главный принцип любого общества: власть всегда стремиться забрать себе всё. Кроме прожиточного минимума. Исключительно потому что если взять и это, то властвовать не над кем будет.

* * *

Никакие регулярные доходы нормального человека не могут быть основанием богатства. Ибо законы будут изменены так, чтобы оставлять именно прожиточный минимум. Подоходный прогрессивный спрогрессируют, или таможенные как-нибудь...

Нужно сначала поставить власть... в подходящую позицию. Дать ей по зубам. Хоть — демократическим обществом, хоть — советом нотаблей, хоть — волей божьей... Тогда, регулярно получая пинки, власть будет... некоторое время... сдерживаться.

Система сдержек и противовесов, баланс интересов... всё это работает, когда властителю регулярно "дают по морде". А здесь... Да, в Смоленске есть мощный епископ и мощное земство. Но бояре, купцы, ремесленники, духовенство... никто не будет спорить с князем за-ради чьего-то фарфора. Наоборот, скажут:

— Бери-бери, князь батюшка! Тебе от этой посудинки доход — нам в податях послабление.

Многие попаданцы пытаются добиться финансовых успехов, выбрасывая на свободный рынок средневековья свои инновации. Только "средневековье" здесь — есть, а "свободного рынка" — нет.

"Привилегии", "монополии", "откуп"... "черкизовщина". Нужно дождаться 18 в., когда понятие "free trade" будет вбиваться жерлами пушек британских эскадр по всему миру. Будь то "Ухо Дженкинса" на западе или "Опиумные войны" на востоке. А пока — чисто по-русски: "украл-убежал", "... и фиг меня потом найдут".

* * *

Ничего нового: я додумался до этого ещё в самом начале, в Юлькиной избушке. Когда глупо стебался насчёт героина и всеобщего благорастворения. Без "Булавы" с "Синевой" или их аналогов — отберут и оторвут. Отберут — товар, оторвут — голову. И плевать им на боярскую шапку.

Просто чуть приподнялся мой уровень, чуть расширились "границы допустимого". Теперь мне, согласно статусу боярича-вотчиннника, дозволяется оперировать сотнями гривен в год. Не тысячами.

Хорошо знакомо по моей сильно Дем.РФ: до лимона — на "крышу" и "гоблины" сгодятся, выше — придут "органоиды".

Очень грустно...

Что я там про осьминога сегодня проповедовал?

Мне потребовалось семь лет, прежде чем я рискнул снова вернуться к фарфору. Но уже стоял Всеволжск, уже на тысячи вёрст вокруг рыдали вдовы моих врагов. Уже и сам я был "по плечи — в крови, по ноздри — в дерьме". Но и тогда делал дело сиё в особой тайне. И после не выпускал "русский фарфор" в свободный торг.

Ибо оказалось, что бОльшую прибыль даёт не продажа, а дарение. Несколькими десятками чашек, да тарелок, да кувшинчиков расписных переламывались судьбы народов и империй. Глядя на столь великую редкость, изделанную в Святой Руси, преклоняли слух свой к словам моим Вольдемар Великий и Генрих Лев, Фридрих Барбаросса и Мануил Комнин, король Амори и бан Стефан, Хорезм-шах и Старец Горы, Папа Римский и Кривее-Кривайто, Патриарх Царьградский и Калиф Багдадский...

Я отмывался у колодца после раскопок на пожарище. Подошла Любава, подала полотенце. Посмотрела, как я вытираюсь, и вдруг обхватила со спины, прижалась. Люди ж вокруг!

— Любавушка, ты чего?

— От тебя... пахнет вкусно. Тобом.

— Гос-споди! Любава! Ну чем от мужика может пахнуть на пожарище? Гарью, потом. Теперь — водой колодезной.

— Ага. Тобой.

И, не отпуская меня, не показывая прижатого к моему боку лица:

— Ты не продавай его. Он хороший. Только очень... дёрганный.

Тю. А кто у нас не такой? Да я сам... как электрическом стуле.

Так, кого я продавать собрался?

— Люди говорят: ты Прокуя продашь. Или на кирпичи пошлёшь. Ты его нынче ругал страшно, кулаком бил. Ты ж никого даже за великие провинности не колотишь. Люди говорят — теперь точно продавать его будешь.

— Кого?! Прокуя?! Да он лучший мастер на всей Руси! Ему ж цены нет! Так и ему скажи. И ещё: ты видела, чтоб я кого-нибудь продавал? Хоть кого? Любава, запомни — я людьми не торгую. Убить — могу. Запороть, замордовать, угробить, извести... — всегда пожалуйста. А вот продавать... вспомни.

Она стояла, прижавшись, и не уходила.

— Что-то ещё, маленькая богородица?

Вот только теперь, от изумления, отпустила.

— Почему это я — "маленькая богородица"?!

— Потому что — заступница. А маленькая — не выросла ещё. Ну, говори, что ещё надобно.

— Ты ему новую кузню обещал. И всякие там... штуки. Мехи какие-то. Он из-за бати своего меха очень переживает.

— Бли-ин! Иди и не печалуйся. Будет Прокуёнышу и кузня новая, и меха хитрые. Нашла об чём заботиться. Иди-иди.

Она радостная побежала к себе, а я потопал в Пердуновку. Нервно соображая — а на что ж я сдуру подписался?

Ведь знаю же, что никогда ничего нельзя обещать женщинам! Ведь знаю же, что шкуру снимут и мозги выгрызут. Расслабился. Да и Любава для меня... не женщина. Ещё какое-то время. А потом... я её всему научу. Ну, что сам знаю. И в части телодвижений, и, что куда важнее, в части движения души. Умение чувствовать развивается и тренируется, также как и сама чувственность или умение думать.

Она права: кузню — надо ставить срочно. Тут жатва накатывает. Лесоповал с корчёвкой вообще никуда не уходили. Ещё каждую неделю — два комплекта для новых изб. Кучу привезённого железа надо в дело употребить. И ещё планы есть.

В Рябиновке кузню ставить нельзя: Прокуй всех задолбал. "Как с самого утра начнёт молотками своими... прокуячить, так и до темна. Никакой жизни нет" — это я уже несколько раз слышал. Кузню надо ставить рядом с гончарами. Место, где Горшеня отмучивал глину, уже получило название — Гончаровка. Горн гончарный мы там заканчиваем. И построим рядом горн кузнечный. Места там много — можно будет Прокую всякие подсобные помещения построить без проблем. Рябиновка как-то становится перенаселённой.

Горн — понятно, строения — понятно, уголь... надо для начала канаву устроить и начинать дрова пережигать. Инструмент у него... ручки деревянные Звяга сделает. Что там ещё? Мехи... или правильнее — меха? Да без разницы — воздуходуйка. Та-ак... А вот это интересно...

* * *

Попаданцы всех времён и народов, вляпавшись в средневековье, даже магическое, дружно добавляют к обычным кузнечным мехам привод от водяного колеса и на этом останавливаются. Типа: "пилите, Шура, пилите. Она золотая". Явный прокол.

Берём гармонь. Не "гормон", а гармонь! Если понятнее — баян. Не в смысле — сказитель, а в смысле — инструмент. Можно — орган. Факеншит! Именно — оргАн, а не — Орган! Хорошо — берём аккордеон. Для однозначности.

Теперь прижимаем одну клавишу и даём ноту. Одну. Долго. Очень долго. Пару часов минимум. Не получается? — А печке — надо. Так куда ж ты со своим... аккордеоном — в металлургию!

Печке нужен постоянный стабильный приток воздуха. С постепенной регуляцией. Типа: первые полчаса — поддув 100%, следующий час — 60%, потом четверть часа — 100% и постепенное снижение в течение трёх четвертей часа до нуля.

И не надо рассказывать: "этого не может быть потому что этого не может быть никогда"! Это нужно по сути работы с железом. Значит, так должно быть сделано. Потому что иное — лепёж, дерьмо и самодеятельность.

Как говорил Янки: "Когда не существовало способа сделать нужное — я изобретал такой способ".

Думай, Ванюша! Чем ты хуже парней из Коннектикута?

* * *

Смотрим внимательно на существующую ситуацию.

Здешние кузнечные горны имеют боковое дутьё. "Аккордеон" растягивают, потом сжимают. Воздух выходит через дырочку. И свистит.

"Небо лучистое, облако чистое,

На именины к щенку

Ежик резиновый шел и насвистывал

Дырочкой в правом боку".

Резины здесь нет, ёжики не свистят, а топают. А так — похоже.

В выходную дырку меха вставляют глиняную свистульку — сопло называется, и вмазывают в дырку в боковой стенке горна. Можно свистеть. Э-э-э... в смысле — дуть. Ну, типа: "куй железо не отходя от свистка".

Что характерно: сами сопелки бывают разными. По материалу, размеру, форме... А вот диаметр внутреннего отверстия меняется мало: 22-25 миллиметров. Разные страны, народы, религии... Тысячу лет, тысячи вёрст... Стандарт, обеспечиваемый не коммерческими интересами или законодательством, а физико-химическими процессами в данном комплекте оборудования.

"Об этом он Ване насвистывал в ванне

Дырочкой в правом боку".

И насвистывает он мне, что это неправильно. Потому как вдох-выдох. Наши лёгкие работают по такому же принципу: ребра расширяются, тянут лёгкие, они заполняются. Потом сжимаются — воздух выбрасывается наружу.

А теперь сделайте выдох непрерывным.

Тема настолько очевидная, что в домницах, где плавят железную руду, и нет возможности таскать деталь по рабочей поверхности: ближе к соплу — дальше, ставят сдвоенные меха. Качают их в противофазе и балдеют.

Возьмите синусоиду после выпрямителя. Дырки между горбами видите? — Для дутья 12 в. — это идеал.

Прокуй несколько... "идеализнулся": у него оказалось два меха — от убитого мною кузнеца и от отцовской кузницы. Он их и поставил оба. Пробил вторую дырку, поставил второе сопло... Подозреваю, что из-за этого кузня и сгорела. Или стенка горна после второй дырки слабенькая стала, или поддувальшик спросонок сильно раскачегарил с двух рук.

А как надо? Лезем на свалку и запускаем молотилку.

Есть множество способов гонять воздух. Самое простое — опахало. Очень эффективная штука: идёт вверх — сжимается, идёт вниз, толкая воздух — растопыривается. Кстати, использовалось не только для овевания истомлённых полуденным жаром членов... всяких особ, но в металлургии "дьяковской культуры".

Другой вариант — веер. Тоже очень давно изобретён.

Ещё есть разные типы "аккордеонов" вплоть до органа.

Можно даже вспомнить вершину этого ряда: велосипедный насос. Корпус — есть, в отличие от опахала и веера. Причём неподвижный, жёсткий, в отличие от мехов. Единственная подвижная часть — поршень со штоком. Очень эффективно.

Почему никакое попандопуло не использует велосипедный насос для горнового дутья?

Берём шире: почему в моё время всякие компрессоры-перфораторы к кузнечным горнам не цепляют?

Потому что будет "пых-пых"... и дерьмо на выходе. Потому, что нужен непрерывный равномерный поток воздуха.

В начале 19 в. у тульских кузнецов:

"кузницы в слободе весьма нехорошо устроены... При горне имеются два самых простых кожаных меха, которые человек руками попеременно опускает и поднимает, чем причиняет всегда прерывистое действие воздуха".