Лунная золушка

— Отлично. — Кивнул Мирослав и скомандовал, — Тогда раздевайся.

— А ты?

— И я. Не беспокойся, — улыбка стала чуть шире, и Дождь подчинился.

Снял с себя все, сложил на небольшой тахте, и вернулся к кровати уже обнаженным. Наготы своей он давно уже не стеснялся тем более в присутствии Митча. Но тот не спешил последовать его примеру. Снял с себя лишь верхнюю рубашку, оставшись все в тех же темно-синих джинсах. Но смутило Дождя совсем другое, Мирослав зачем-то вытащил из сумки свой галстук, развязал, и подошел к кровати, насмешливо разглядывая мальчишку, раскинувшегося поверх кремового покрывала.

— Что ты хочешь сделать? — вопрос прозвучал нервно. Кирилл облизал пересохшие губы и попытался приподняться, но Митч толкнул его в плечо, заставляя лечь снова, и опершись на кровать кленом, навис над ним.

— Подними руки, — приказал он, глаза его больше не смеялись, в них появилась пугающая сосредоточенность.

— Ты хочешь меня связать?

— Хочу.

— Но...

— Я просто хочу быть уверен, что в этот раз все будет по моему.

— Можно подумать, что раньше было иначе. — Возмутился Дождь, на что Митч коротко хмыкнул и склонился ниже, опираясь рукой в подушку рядом с его головой.

— Да. Ты всегда так на меня набрасываешься, что я даже пикнуть не успеваю.

— Я набрасываюсь?! — возмутился Кирилл, но в этот момент Митч легко перехватил его руки и завел за голову. Лицо его посерьезнело.

— Я не буду этого делать, если ты не хочешь.

Мальчишка под ним нервно сглотнул, зажмурился, прислушиваясь к себе, осознал, что его пугает не сам факт связывание, а неизвестность, ведь он понятие не имеет что теперь ожидать от него. Поэтому он резко распахнул глаза и отрывисто кивнул. Митч склонился к его плечу, и почти невесомо скользнул по нему губами. От одного этого казалось бы невинного прикосновения, Дождь сбился с дыхания и потянулся к нему всем телом. Но мужчина сразу же отстранился и быстро привязал его к металлическому, кованому изголовью кровати каким-то хитрым узлом (сказывалась милицейская выучка). Закончив, он лег рядом с ним и положил теплую, большую ладонь на плоский живот. Кирилл повернул голову и приподнялся, не обратив внимание на легкий дискомфорт в связанных руках, и потянулся к его губам, Митч наклонился и поцеловал его, но стоило Кириллу, как и прежде, попытаться превратить поцелуй из глубокого, но нежного, в страстный и ненасытный, почти болезненный, резко отстранился. Дождь недоуменно воззрился на него. Не понимая, что он сделал не так, но Митч лишь улыбнулся, и скользнул рукой, которая все еще лежала у него на животе, чуть ниже, к бедрам, провел пальцами по внутренней стороне бедра, и ненавязчиво заставил его раздвинуть ноги чуть шири. Дождь подчинился, все еще недоумевая, что же Мирослав задумал, почему так нежничает сейчас. Ведь раньше они никогда друг друга особо не ласкали, на это у них уже не оставалось времени, потому что в тот момент, когда удавалось прижаться к обнаженному телу партнера голой кожей, они оба были уже настолько возбуждены, что думать о длительных прелюдиях и ласках физически были не способны. Хотя раньше Дождю всегда нравилось растягивать удовольствие. Но с Митчем все изначально было не так. На самом деле Дождю всегда казалось, что тот стыдиться их связи, поэтому их встречи хоть и были довольно частыми, всегда заканчивались одинаково — бешеным сексом без обязательств и ласк. Просто удовлетворение животной потребности, сводящей обоих с ума жажды слияния, только и всего. Они никогда не заговаривали о чувствах, с того самого первого раза, когда Дождь признался ему в любви, больше никогда. Но самым пугающим для Кирилла было то, что несмотря ни на что любовь не ослабевала, наоборот, в какой-то момент начала обретать волнующую глубину и порой просто шокирующую чувственность, становясь навязчивой привычкой, выражающейся, например, в том, что ему хотелось видеть Мирослава каждый час, каждую секунду. Ну, хорошо, хотя бы раз в сутки, хотя бы один лишь раз.

А Мирослав лежал с ним рядом, всматривался в лицо и осторожно поглаживал нежную кожу на внутренней стороне бедер, так и не поднимаясь выше, туда, где Дождю уже безумно хотелось, чтобы он к нему прикоснулся. Не выдержав, Кирилл дернул связанными руками, и требовательно воззрился на него, но Мирослав на это лишь снова улыбнулся и немного сместился, нависая над ним, и расположившись между его ног, которые мальчишка сразу же поспешил развести в стороны еще шире.

— Я сейчас умру, — совершенно серьезно произнес Кирилл глядя на него, — Если ты ничего не сделаешь.

— Глупости. Ты живее всех живых, — отрезал Мирослав убежденно, и склонился ниже, но не к его губам, чего Дождь подсознательно ожидал, приоткрывая их ему навстречу, а к груди. Мальчишка напрягся, но все равно почти вскрикнул, когда мужчина медленно обвел его сосок языком.

— Зачем? — выдохнул Дождь в потолок, — Ну, зачем?

— Потому что мне так хочется, разве не понятно. — Откликнулся Митч и проделал тоже самое со вторым соском, а потом и вовсе приник к нему губами.

Дождь выгнулся под ним и попытался закинуть ноги ему на талию, но Митч снова отстранился. Кирилл, уже успевший возбудиться до предела, возмущенно вскрикнул и подался вперед, за ним. Но руки были привязаны крепко, и дотянуться ему не удалось, пришлось снова откинуться на подушку.

— Неужели тебе так нравится грубый секс? — поинтересовался Митч, задумчиво вырисовывая рукой замысловатые узоры на его животе. Кирилл презрительно, как только мог в этой ситуации, фыркнул и отвернулся. Тогда тепло руки на животе заменила влажность языка. Он вздрогнул всем телом и попытался втянуть его в себя, но соприкосновения все равно избежать не получилось. — Ответишь?

— Я люблю... — сдавленно выдохнул Дождь, Люблю, когда меня ласкают, но...

— Но? — выдохнул Мирослав ему в живот, а потом плавно погрузил язык во впадинку пупка.

— Я не понимаю... — сбиваясь с дыхания, прошептал мальчишка, — Зачем это тебе. Ведь все и так было хорошо...

— Недостаточно хорошо.

— Почему?

— Потому что я хочу, чтобы ты прекратил считать все происходящее между нами всего лишь развлечением.

— Я никогда так не считал!

— Правда?

— Просто, не хотел навязываться.

— Неужели? — Митч приподнял голову и посмотрел на него снизу, — Я все еще помню, с чего у нас с тобой все началось.

Дождь смутился и откинул голову назад.

— Я тоже помню, но ведь ты потом сам пришел ко мне...

— Вот именно. Так чего ты до сих пор сомневаешься?

— Сомневаюсь в чем? — спросил Дождь, внутренне весь подобравшись.

Соображать получалось уже с трудом, вместе с движениями языка на животе, Митч просунул руки ему под поясницу и разминал упругие ягодицы, от чего член мальчишки истекал смазкой и дергался, с каждой минутой разбухая все сильней и наливаясь кровью, но мужчина демонстративно не обращал на это внимания, и Кирилл изнывал.

— В том, что я... — прошептал Мирослав и прикусил выступающую тазовую косточку, от чего бедра Дождя непроизвольно взмыли вверх, он дернул связанными руками и громко, гортанно застонал в потолок, так непереносимо было его возбуждения, так страстно он желал чего-то большего, чем все эти чувственный, но уже кажущиеся слишком невинными ласки.

— Ты? — снова упав на подушки, вопросительно выдохнул он.

— Люблю тебя, — отозвался Митч и неожиданно для не поверившего его словам Кирилла обхватил губами головку члена.

Мальчика не застонал, о нет, он взвыл так, что даже сам Мирослав испугался, что сделал что-то не так, и оторвался от него, приподнимаясь и заглядывая в мутные глаза.

— Нет! — воскликнул Дождь, зажмурился и захныкал.

— Нет? — уточнил Митч, склоняясь к его шее, но вместо губ сжимая его рукой. — Не веришь, что люблю?

— Не останавливайся! — вместо ответа потребовал мальчишка, раскрыл глаза, и резко согнул ноги в коленях, призывая его продолжать. Раскрасневшийся, взмокший от неожиданно выступившей испарины, он был таким соблазнительным, что Мирослав сам не удержался и простонал что-то нечленораздельное, уткнувшись ему в живот, прежде чем снова расположиться между его ног и опять взять в рот, на этот раз уже более решительно. И в своем стремлении убедить мальчишку в своей искренности, в желании сделать ему приятное, он сам никогда даже помыслить не мог, что все это так сильно возбудит и его самого. Он облизывал его, лаская языком и губами, посасывал, по громкости и протяжности стонов, раздающихся откуда-то сверху, определяя, какие прикосновения доставляют Кириллу большее удовольствие, и понимал, что еще до того, как мальчишка кончит, он сам рискует сойти с ума от сильнейшего возбуждения. Поэтому, уже не задумываясь и продолжая все так же ласкать его, он раздернул молнию на джинсах и свободной рукой обхватил себя, двигая пальцами по всей длине, и не выпуская член изо рта, постанывая от удовольствия. Но довести дело до конца он так и не смог, потому что Кирилл выгнулся на простынях, закричал, и попытался оттолкнуть его от себя, упершись пяткой в плечо. Но Мирослав вцепился в его бедра уже обеими руками и несколькими сильными движениями, не прекращая ласкать чувствительную головку языком, завершил начатое, ощутив, как в горло брызнула вязкая, терпкая жидкость, которую он, не задумываясь, проглотил, не выпуская все еще налитый тяжесть член мальчишки изо рта. А потом подтянулся и лег рядом с ним. Возбуждение требовало свое, но он ждал хоть какой-то осмысленной реакции на все произошедшее, а мальчишка, кажется, даже сознание потерял, и теперь лежал обмякший, расслабленный и не подавал признаков хоть какой-либо мозговой деятельности. Мирослав с сожалением вздохнул и одним знающим движением развязал хитрый узел на его запястьях. Руки упали на подушку, и Кирилл не открывая глаз улыбнулся, словно во сне.

— Я хочу тебя, — прошептал он, не двигаясь.

— Неужели тебя хватит на второй раз? — насмешливо уточнил Митч, догадываясь, что не хватит, по крайней мере, не сейчас, не так быстро.

— Но ты же хочешь.

— Я не против, если ты просто поможешь мне рукой.

— Зато я против, — мальчишка медленно открыл глаза и посмотрел на него с улыбкой, но в тоже время серьезно. Протянул руку, — Иди ко мне. Я хочу тебя внутри.

— Кирилл, — выдохнул Мирослав, быстро стянул джинсы, и подмял его под себя.

Дождь прошептал ему на ухо дно единственное слово, и обхватил бедра коленями. Мужчина застонал, не вытерпев столь длительного воздержания, и одним толчком вошел в теплое, расслабленное после оргазма тело. Мальчишка выгнулся под ним, позволяя проникнуть еще глубже, и впился пальцами в спину. Ему было хорошо. И пусть ощущения казались странными, он все равно млел и таял оттого, что сейчас он доставляет удовольствие человеку, которого так давно и сильно любил и любит. Поэтому он выгибался, намеренно сильно сжимал его внутри себя, а потом и сам не заметил, как начал постанывать, с каждым новым глубоким толчком внутри собственного тела, возбуждаясь все больше. И в этот раз кончили они почти одновременно, что стало откровением для обоих.

— Я говорил с твоей бабушкой, — первое, что обронил Мирослав, когда провалившийся в короткий сон Дождь очнулся.

— Что? — глаза мальчишки распахнулись шире.

Мужчина вздохнул и привлек его к себе, укладывая голову на плечо.

— И что ты ей сказал? — после паузы, выдавил из себя Кирилл.

— Что она имеет полное право ненавидеть меня за это, но я не могу жить без тебя.

— А она?

— Сказала, что давно знает о нашей связи. Вот скажи, как ей удается всегда и все обо всех знать?

— Понятие не имею. — Усмехнулся Кирилл, повернул голову и уткнулся губами ему в шею, обнимающая его рука сжалась чуть сильнее. — А ты, правда... — Прошептал Дождь, не зная, как спросить, но уточнить хотелось очень сильно.

— Что?

— Не можешь жить без меня?

— Хочешь сказать, что я тебя не убедил?

— Нет, просто... как-то не вериться, — Дождь тяжело вздохнул и приподнялся, заглядывая в голубые глаза мужчины.

— И что мне сделать, чтобы ты поверил?

— Не знаю, — разглаживая пальцами складку между его бровей, пробормотал мальчика, — Например, ты мог бы позвать меня переехать к себе.

— А переедешь?

— А позовешь?