| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Лошадей? — удивился Аркадий. — А зачем мне много лошадей? Да и есть у меня уже лошади, целый табунок. И из Темрюка мне хороший жеребец перепал.
— Да, очень хороший кабардинский жеребец. Но вот кобылы у вас в табуне татарские. Они выносливые, но маленькие ростом и слабые. А вы человек рослый и тяжёлый. Им вас трудно долго носить. Для боя вам другие лошади нужны. А наши кабардинские лошади...
— Знаю, знаю. Знаменитые у вас лошади. Только мне хотелось бы иметь жеребца, как у Васюринского. Он заметно выше того, что мне в Темрюке достался.
— У него текинский иноходец. Тоже хорошая лошадь, только в горах кабардинец лучше ходит. И стоит текинец, особенно такой, как у куренного Васюринского, очень много. А кабардинских лошадей вы как выкуп получите.
Аркадий задумался. Действительно, в путешествиях больших, чем на несколько километров, у него возникали сложности. Да и чувствовал он себя на маленьких лошадках Паганелем на ослике. А выпас и уход за табуном — не проблема. Особенно при таком притоке беженцев с Малой Руси. Не должно было возникнуть и проблем с землёй для выпаса. Земля у казаков была общей, выпасы ежегодно перераспределялись. Не казакам надо было за право ею пользоваться платить, у приятеля многих донских и запорожских атаманов Москаля-чародея и таких трудностей быть не могло.
— Уговорил. Запрошу за трёх баб табун кабардинских кобылиц.
— О, они их быстро пригонят. Думаю, можно спокойно запрашивать кобылиц, причём не старых и не больных... кобылиц... пятнадцать... или даже восемнадцать. Это очень хорошая цена.
— Ну уж нет. Число я называть не буду. Раз они такие гонористые, этот их недостаток и используем. Запрошу столько молодых и здоровых кабардинских кобылиц, сколько, по их мнению, стоят княгиня и две княжны рода Чегенукхо.
— Ух ты! Да они из последних штанов выскочат, а вам большой табун пригонят. То есть очень большой, чтоб все видели, какие они крутые (словечки из двадцать первого века успели подхватить не только дружбаны попаданца, Иван и Юхим).
— Тогда пошли ко мне домой, по пути расскажи, что ещё здесь, в Азове, произошло, пока я в походе по морю шатался.
Однако удовлетворить интерес Аркадия к последним местным новостям джура не смог. Потому как из местной жизни на такой же срок выпал. Сначала они с друзьями заливали горе горилкой, потом переживали будущее наказание. Учитывая, что светила им виселица, другие события их мало трогали. Естественным образом разговор свернул на лошадей, оружие и, куда ж без них, женщин. Мириам Чегенукхо дружно признали красивой, но неприятной женщиной. "Зелен виноград...".
Во дворе дома попаданца наткнулись на игравших там девочек. Увидев входящих мужчин, девочки, крича что-то по-кабардински, побежали в дом. Мужчины прошли за ними, где их и встретила подобная фурии (красивая и злая) черкесская княгиня. Но слушать её уже определившийся с линией поведения Аркадий не стал.
— Молчать! — гаркнул он с ходу.
Получилось как раз то, чего он хотел добиться. Черкешенка растерянно замолкла, в жизни никто не смел на неё так орать. Девочки дружно пискнули и столкнулись, пытаясь полностью укрыться за надёжной, как они считали, маминой спиной.
— Боря, переводи поточнее, не вздумай смягчать сказанное мной. — Повернулся Аркадий к джуре и, обернувшись уже к пленной, глядя в её испуганные глаза, медленно произнося слова, делая паузы для перевода, начал свой монолог.
— Рабы в нашем мире приравниваются к говорящей скотине. Ты — рабыня и должна об этом всё время помнить, пока живёшь здесь. Со скотиной я не сплю, поэтому ты можешь не опасаться, что тебя кто-нибудь изнасилует, но и открывать пасть без разрешения не смей. Выпорю. В моём доме собаки гавкают только тогда, когда им разрешает хозяин.
Говоря, Аркадий сделал большой шаг и оказался в полуметре от черкешенки, возвышаясь над ней чуть ли не как крепостная башня. Та, чтоб не потерять соприкосновение взглядами, вынуждена была задрать вверх голову. От слов о приравнивании её к скотине мгновенно побледнела, у неё перехватило дыхание, в уголках больших, воистину прекрасных глаз предательски заблестели слёзы. Попаданцу стало жалко бедную и уже явно испуганную женщину, но вспомнив, с какой наглостью она, рабыня, встретила своего хозяина, он продолжил урок хороших манер. Аркадий опять повернулся к Боре, явно не переживавшему за единоплеменницу. Скорее, джура, судя по покрасневшему лицу и блестящим глазам, получал от унижения гордой княгини немалое удовольствие.
— Спроси, поняла ли она, что я ей сказал?
Повернувшись к воспитуемой, он обнаружил, что горянка успела перевести дыхание и уже не смотрит гордо в его глаза, а уткнула взгляд в пол. Девочки, спрятавшиеся за мамой, вели себя тише воды, ниже травы. Однако отвечать на заданный вопрос княгиня не спешила. То ли из остатков дурного гонора, то ли из-за испуга, но она молчала. Дать слабину Аркадий себе позволить не мог. Он сжал кулак и, не слишком деликатничая, поднёс его к самому носу черкешенки. Та, невольно отслеживая его перемещение, подняла взгляд вверх. Попаданец буквально впился взглядом в её глаза и, не оборачиваясь к джуре, попросил:
— Боря, повтори ей мой вопрос.
Тот охотно исполнил просьбу командира. Бледнеть дальше было некуда, и так смахивала на снежную королеву. От услышанного и невозможности изменить ситуацию женщина постарела. Вдруг, мгновенно, лет на двадцать пять, приобретя вид пожилой кавказской тётки, почти старухи. Уже не сдерживаемые слёзы полились ручейками из прекрасных глаз, она кивнула пару раз и что-то невнятное скорее негромко каркнула, чем произнесла. Аркадий и без переводчика понял: дама не имеет ничего против. Во всяком случае, на словах.
Дальше мучить бабу у него не было сил. Он сделал шаг назад и повернулся к возбуждённому джуре.
— Скажи ей, пусть переберётся из дома в пустой флигель...
— Куда?
— Ну, в пустой домик, рядом с тем, в котором вы, джуры, живёте.
— Ааа... летнюю кухню.
— Это летняя кухня? Не знал. Не замечал, кстати, чтоб вы в ней что-нибудь готовили. Впрочем, ладно. Да, в летнюю кухню, крыша там не течёт, будем надеяться, её выкупят ещё до холодов. Ну и поможешь ей перебраться. Только проследи, чтоб она все тюфяки не перетащила, мне тоже на чём-то надо спать. А я пойду выпью, от всяких треволнений душа горит. И, чёрт бы её побрал, гестаповцем себя чувствую.
— Кем-кем?
— Ну, вроде инквизитора.
— Кого?
— Тьфу, на тебя! Некогда мне здесь ликбез проводить!
Самочувствие у Аркадия действительно отвратительным. В это время вписаться полностью он ещё не смог. До сих пор открывал глаза по утрам с надеждой, что сон про семнадцатый век наконец закончится и он проснётся в родном ему технологическом мире. Привычное, естественное для окружающих обращение других в рабство для него означало потерю частички души. Ну ненавидел он работорговлю! Не считал людьми разных уродов, в его времени причастных к этому бизнесу. Попав по собственной дурости в Чечню, без малейших колебаний участвовал в расстреле державшей русских рабов семьи. Всех, стариков и подростков в том числе, чтоб не оставлять живых свидетелей. И никакие мальчики кровавые в глазах после его не мучили. Теперь же мало того, что участвовал в чисто пиратском налёте, сколь угодно обоснованном, но с массовыми убийствами и обращением в рабство. Так и сам утащил в неволю бабу с детьми. Ему захотелось всё крушить, выть волком и... ещё чего-нибудь подобного.
"Господи, если ты есть, как же ты терпишь весь этот беспредел? И кто же ты после этого?"
Глянув на растерявшегося джуру, устыдился.
"Нельзя своих тараканов из головы вываливать на окружающих. Парень здесь ни при чём".
— Нехорошим человеком я себя ощущаю. Не люблю женщин мучить, знал бы, что так себя буду чувствовать, и начинать бы не стал.
— Да она сама...
— Знаю, что она сука поганая, а всё равно... нехорошо. Да у вас в дворянском кодексе наверняка что-то о поведении с женщинами есть... в общем, помоги ей, переводить то, что я сейчас сказал, не надо, пусть и дальше меня боится. А я пошёл в харчевню, если сейчас не выпью — чокнусь.
Похмельно-прогрессорская.
Азов, страдник 7146 года от с.м.
(Двое с половиной суток спустя).
Вторая попытка похмелиться закончилась так же, как и первая, неудачно. Выпитое немедленно... нет, не попросилось обратно, а самозвано вылетело с немалым ускорением, будто Аркадий претендовал на место статуи в Петродворце. Хотя представить архитектора, пожелавшего устанавливать статую рыгающего донского казака... трудно. Не говоря о том, что статуи чистые, красивые, а попаданец на данный момент был грязным, вонючим и вряд ли мог порадовать чей-нибудь взгляд.
От одной мысли о третьей попытке Аркадия вывернуло наизнанку ещё раз, хотя желудок был пуст давно. Даже желудочный сок он уже успел извергнуть наружу.
"Интересно, в своём времени я напивался до усирачки... ой... — попаданец немедленно проверил состояние своих штанов. Они пестрели пятнами от разнообразной снеди (надо же, я не только горилку лакал, но и закусывал, вряд ли всё мимо рта проходило, а рыгать нечем), уличной грязью, но изнутри были сухи. — Слава богу, не усрался. Так о чём это я?.. — мысли в его голове двигались медленно и извилисто, но, наконец, он смог вернуться к прерванному размышлению. — Так в родном мире я напивался очень редко, а пьянки на несколько дней случались у меня раз в два-три, если не три-четыре года. А здесь нажираюсь в стельку регулярно. Хотя питьё большей частью — редкостная гадость. Интересно, почему? Ведь место в новой жизни я нашёл получше, чем занимал в старой. Есть уважение со стороны окружающих, важное... нет, невероятно нужное для моего народа дело. Надёжные друзья также имеются. В чём же дело? Надо будет поразмышлять на эту тему. Но потом, сейчас мои мозги на серьёзную работу не способны. Решено: больше пробовать похмеляться не буду, а пойду к реке и хорошенько ополоснусь. Грязь смою и, глядишь, получше чувствовать себя буду".
Выловив взглядом глазевшего на мучения начальства джуру, свеженького, явно вчера не злоупотреблявшего Юрку Дзыгу, приказал принести ему на берег Дона чистые шаровары, рубаху и кафтан, поплёлся купаться. По пути вспомнился один из семинаров "Звёздного моста", на котором ехидный доцент (сам в своё время сильно злоупотреблявший) изгалялся над авторами, любящими описывать похмельное состояние.
"А между тем, для русского человека, даже для трезвенника и язвенника, каковым из-за неумеренного употребления и стал тот самый критикан... Ик!.. я не хочу рыгать, я не хочу рыгать, я... Бэээ!.. фу, ведь нечем же! А... честный автор не может избежать описаний попадания своего героя в подобные ситуации. Так что он не прав не только в критике Дойникова и Конюшевского. Ох, как мне плохо! Пить надо меньше, но об этом я уже думал... значит, нужно воплощать раздумья в жизнь! Иначе и загнуться недолго".
Купание действительно помогло прийти в себя. Заодно Аркадий постепенно восстановил в памяти прошедшие со времени похода в харчевню события. Их было, для двух с половиной-то суток, немного. Бытиё алконавта однообразно.
"Но было во время вчерашней (или позавчерашней?) пьянки что-то важное. Встреча какая-то, мысль меня посетившая... не помню. Но вспомнить - есть такое ощущение - надо обязательно".
Когда вышел из воды, догнавший его ещё в городе Юрка, наблюдавший за его купанием с высокого берега, почти скатился вниз.
— Дядько Аркадий, научите и меня так плавать!
Ещё заторможенный, но уже сообразивший, что здоровье можно поправить не только вонючей горилкой, но и пивом, попаданец не понял вопроса.
— Как, так? Ты же сто раз видел, как я плаваю. И учился уже у меня кролю.
— Да то ж было плаванье с маханием руками, а сегодня вы как змий плыли. Красиво и быстро очень. Так вы меня не учили!
Сравнение его со змием Аркадию не понравилось. В этом очень религиозном мире такие ассоциации попахивали... могли привести к большим неприятностям.
"Однако я же точно учил своих джур плаванью под водой! Чёрт, уж не помню когда. Тогда... может, тогда он ещё не был моим джурой? Ну, научить его отдельно можно. Как раз в себя приду. Стоило бы и организовать из опытных, но не старых (по местным меркам) бойцов диверсионные группы. Ласты для них таки сделать. А методы обучения можно разработать, муштруя джур. Но первым делом — пиво".
Аркадий отослал Юрку за кувшином срочно понадобившегося напитка, хоть вообще его не очень любил. Пока суд да дело, решил узнать урон своему бюджету от пьянки. Проверил наличность в обоих своих кошелях, том, которым пользовался давно, и новом, переданном ему Каторжным. Как ни странно, сумму и в том, и в другом он хорошо помнил. Пересчитав, не поверил полученному результату и тут е повторил процедуру ещё раз. Результаты подсчётов сошлись, опять приведя его в состояние недоумения. У него было ровно столько денег, как после возвращения в Азов.
"Эээ... а на что я, спрашивается, пил двое суток? У меня что, один из кошелей заработал в стиле мешка Романова? Вот бы было классно! Учитывая, что мой старый сам по себе никогда не пополнялся, на роль неисчерпаемого подходит второй, тот, что мне Каторжный дал. Может, один из казаков экспроприировал его у кого-то в Темрюке или на османской эскадре, а потом сдал в общую кучу для раздела? Крысятничающих казаки топят без всяких проволочек. И не помогла бедолаге-хозяину волшебная вещь. Счастье, если он живым остался".
Аркадий позволил себе помечтать, на что потратил бы в таком случае деньги. Не сосчитать, сколько раз он за последнее время приходил в отчаянье от нехватки ВСЕГО. Деньги позволили бы восполнить недостаток, пусть не всего, но очень и очень многого.
"Заказали бы в Баварии винтовки, наняли бы в Европе, лучше всего в Германии, специалистов, на голландских и английских верфях построили бы могучий флот... развернули бы строительство всего необходимого здесь... мечты, мечты... Но уж очень они сказкой попахивают. Такой поворот дела слишком хорош, чтобы быть правдой".
Растерянность Аркадия была велика, а вот мозги работали не лучшим образом. Таинственный избыток денег интриговал и беспокоил. Обычно денег не хватает, они имеют отвратительное свойство внезапно исчезать и не вовремя кончаться. Поэтому их неожиданный излишек не радовал, а приводил в смятение и тревожил.
Разгадка пришла к нему только после нескольких глотков пива, принесённого джурой. Он вспомнил, что стоило ему зайти в харчевню, как уже гулявшие там казаки, бурно отмечавшие невиданную победу, встретили приход Москаля-чародея громкими приветственными возгласами. Ни для кого не было секретом, что предопределившие победу казаков ракеты сделаны по его указаниям и с непосредственным участием знаменитого характерника. Все захотели с ним выпить, Аркадий не захотел отказывать одному, второму... пятом... десятому... Он порывался угостить всех сразу, но ему не дали. Каждому лестно было сказать, что он угощал Москаля-чародея.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
