| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
жнивень* — русское народное название августа.
Нестерпимость ожидания.
Азов, жнивень, 7146 года от с.м.
(август 1637 года от Р. Х.)
Спина болела, будто эти дни он под плёткой надсмотрщика пропалывал поле, а не возился, сидя, между прочим, с корпусами ракет и особо с боеголовками. Аркадию так и не удалось найти положения, в котором несложный и не супертяжёлый труд по герметизации ракетных составляющих не перенагружала мышцы спины. Всё это они проводили вдвоём со Срачкоробом — доверять её кому-нибудь ещё попаданец опасался. Как известно, если хочешь, чтоб было сделано хорошо — делай сам. Во избежание проколов в конце дня Аркадий и Юхим тщательнейшим образом проверяли работу друг друга. Слава богу, не приходилось самим делать детали, изготовляли все отдельные части и собирали их в разгонный блок и боеголовку другие люди. Удалось-таки наладить нечто вроде примитивной мануфактуры с разделением труда.
Руки делали своё дело, глаза внимательно присматривали за ними, а в голове крутились вероятные варианты развития событий, если интрига сработала полностью как задумывалось, сработала частично или провалилась.
"Н-да, вариантики-то получаются неравноценные. Если не с катастрофической разницей для нас, то с болезненно значительной. Уж очень многое поставлено на древнюю сплетню и, пусть вполне вероятное, но предположение. Не знание. А человек, как известно, предполагает, бог же над этим смеётся. Ну, положим, на смех небожителя можно и забить, да как бы не пришлось нам, планировщикам, плакать. По пути на рабский базар в Кафе или Стамбуле".
Понимая, что для Срачкороба день, прошедший без хохм — прожит зря, Аркадий поднатужился и вспомнил несколько хохм из своего времени. Москаль-чародей опасался, что монотонная работа подвигнет друга на совсем уж дикую выходку с тяжёлыми последствиями. Оставалось надеяться, что незамысловатых шуток над джурами и разнорабочими ему для разрядки будет достаточно.
Вся казацкая флотилия готовилась к большому походу. К великому сожалению старшины, султан, как пришитый, сидел в Стамбуле. Вместе с основной часть корпуса капыкуллу, что делало поход на османскую столицу самоубийственной авантюрой. Учитывая, что в следующем году он лично должен был возглавить армию под Багдадом, нетрудно было вычислить начало его похода туда — ранняя весна тридцать восьмого года. Идти с большой армией в поход осенью или зимой — такого удовольствия врагам умница Мурад наверняка не доставит.
На совете подавляющим большинством решили пока к Стамбулу не плавать, не дай бог султан разозлится и передумает, пойдёт с войском на досаждающих ему казаков. Поэтому постановили идти всем флотом к черноморским берегам Валахии и Болгарии. По донесениям агентуры в порту Мангалии скопилось много хлеба, который уже начали перевозить в османскую столицу. Оставалось пожалеть, что объёмистый флейт достроить до зимы вряд ли удастся. На стругах много не увезёшь, да и галеры для грузовых перевозок — не самые подходящие суда. Кормить же резко увеличившееся население Придонья зимой было нечем.
У казаков была масса примет и предубеждений, руководствуясь которыми они отправлялись в походы. Некоторые, в частности, нежелание запорожцев брать в море священников, выглядели безобидными причудами. Другие смотрелись аргументированными, к примеру, начинать поход в безлунную ночь. Ведь им раньше необходимо было пройти мимо турецкой стражи. Сейчас этот обычай явно потерял актуальность, но сколько же нервов и сил стоило Москалю-чародею убедить в его устарелости атаманов... вспомнить страшно. Очень кстати пришлась слава колдуна.
Посомневавшись, Аркадий всё-таки сделал небольшой перерыв. Вышел во двор и помахал руками и ногами, принципиально не обращая внимания на боль в спине. Начальников над ним не было, приходилось заниматься самоконтролем. Забавно, но в данном случае это его не радовало. Обмануть можно любого начальника, разыграть трудовой энтузиазм, потихоньку филоня при этом. Но делать вид, что работаешь, перед собой бессмысленно. Приходится зажимать самого себя в жесточайшие тиски и, преодолевая боль и природную лень, пахать, как папа Карло. Самое обидное, что и расслабиться после работы почти невозможно. Про кино и телевидение, радио и музыкальные записи можно забыть навсегда, развлекательной литературы у казаков не существовало, они обходились байками у костра и песнями лирников, попаданцу совершенно не интересными. От выпивок приходилось воздерживаться, утренняя головная боль и дрожащие руки — не лучшие помощники при важной работе, требующей предельного внимания. Оставалось терпеть, в надежде скоро выплеснуть накопившееся неудовольствие на турок. Должен же кто-то ответить за его мучения!
Гонец с Полтавщины прискакал в Азов ближе к вечеру. О его прибытии и вести, которые он принес, доложил посыльный от Петрова. Запыхавшийся русый паренёк сообщил очень неприятную новость. Большой чамбул из Дивеева улуса, тысячи три всадников, легко прорвал дозорную пограничную цепочку запорожцев и рассыпался по южной части края, убивая, насилуя, грабя, поджигая всё, что не могли утащить. Эта ногайская орда официально находилась в подчинении крымского хана и не выходила из-под его руки. Но хан, призвавший запорожцев в союзники, далеко, да и сильно занят, мужчин в орде осталось достаточное количество, вот и не выдержали ногаи, решили заняться привычным делом. Карательные отряды, измывавшиеся над крестьянами, парировать нашествие не сумели. Не на то были заточены. Татары же успешно избегали стычек с панами.
Привычно разбившись на небольшие отрядики, людоловы прочёсывали все местности, пригодные для передвижения конницы. Горожане позакрывались в своих местечках, не без оснований надеясь на защиту стен. Туда же стремились попасть и селяне, прихватившие с собой нехитрый свой скарб и скот и молящиеся о сохранности наспех спрятанного урожая. Однако далеко не всем это удавалось. Настигнутым в пути или понадеявшимся на авось и оставшимся в селах, попавших под налёт людоловов, пришлось плохо. Стариков и малых детей, не способных перенести тяжёлый путь до рабских базаров, убивали сразу. Остальных беспощадно, не очень заботясь о сохранении им жизни, гнали на юг. Доходили до цели путешествия далеко не все. Чрезвычайно ценились красивые девушки, стоившие в Турции огромные деньги, их даже не насиловали, берегли для османских гаремов.
Дивеевцы были ближайшими соседями донцов, не мог не встать вопрос об ответном ударе по их кочевьям. Не говоря о перехвате чамбула при возвращении его в степь. Особенно учитывая то, что несколько таборов формировались из русинов, жителей Малой Руси и возглавлялись атаманами оттуда же. Кривонос, Богун, Гуня, Сирко не раз и не два требовали атаковать Левобережье Днепра, очистить русскую землю от свирепствовавших на ней панских карателей. В прошлые разы удавалось уговорить их потерпеть, благо дураков среди них не было. Срабатывала логика, просчитывать возможные последствия предпринимаемых действий атаманы умели на высоком уровне. Ногайская атака может переполнить чашу их терпения, без того не слишком объёмную, и они рванут, вместе со своими таборами, на защиту родной земли.
"Учитывая невозможность похода на Стамбул и крайнюю важность сохранения союзных отношений с Крымом, надо из шкуры вывернуться, но не допустить большого похода в степь. Если всё пойдёт как задумано, татары из союзников сомнительных, пусть на короткое время, станут искренними союзниками в важнейшем деле. Инайету и так сейчас нелегко, не стоит усложнять его положение погромом подчинённых ему кочевий. Но зарвавшихся грабителей сам бог велит наказать. Заодно и освобождённых из полона людей здесь, на юге расселим".
Аркадий ещё по пути к Хмельницкому решил ни в коем случае не врать, не юлить, а говорить с максимальной правдивостью. Не забывая геббельсовского завета об утаивании части правды. Имел уже возможность убедиться, что знаменитый гетман дьявольски умён и фальшь, враньё определит с ходу. И готовый молиться богу, чего в старой жизни с ним не случалось в самые трудные моменты его биографии, об удаче этой беседы.
Богдан пошёл на контакт охотно, сразу согласился, что общение в степи, без лишних ушей, в данном случае наиболее разумно. Выехали немедля, каждого сопровождали всего двое джур, да к ним прибавился десяток охранников. Около небольшого курганчика спешились. Просидели в степи вдвоём почти до полуночи, джуры и охрана отъехали на расстояние вне зоны слышимости негромкого разговора. А он получился трудным. Немудрено: попаданец просил помощи во взнуздывании атаманов. Многие из которых считались — и имели для этого основания — не менее авторитетными в казачьей среде личностями. Пусть основным источником существования их был грабёж, многие, в том числе отобранные для руководства новыми таборами, были и патриотами. Да и прибарахлиться, защищая отчизну, тоже можно.
Аркадию пришлось признаться и в затеянной стамбульской интриге, ознакомить Хмельницкого с перспективами её использования, дать своё видение дальнейших планов развития ситуации. Сейчас по Стамбулу распространялись слухи стравливающие султана с матерью. Аркадию приходилось где-то читать, что в реале Мурад был отравлен по приказу валиде-ханум. Стамбульскую затею кошевой атаман одобрил, хотя и мягко усомнился в её действенности.
— Слишком уж сложно закручено. Проще всё надо делать. Хотя... ты человек везучий, может, и получится.
— Я везучий? — непритворно изумился Аркадий. Нахлебавшись лиха большой ложкой, он считал себя закореневшим неудачником. На короткое время у него даже нынешние, совсем не шуточные проблемы из головы вылетели от такого заявления.
— Конечно, везучий. Думаю, судя по твоему рассказу, там, в твоём мире, тебя ждала лютая смерть. Господь тебе дал возможность пожить и сделать благое дело. Будем надеяться, Он не оставит тебя своей милостью и далее. Хотя на Бога надейся, да сам не плошай.
Ошарашенный попаданец сделал небольшую паузу в беседе. Удивил его Богдан. Выпивать и вести долгие беседы ему приходилось не только с Васюринским и Срачкоробом. Не стеснялся Аркадий рассказывать о "своём" мире и собственных приключениях и другим атаманам. Но то, что Хмельницкий сделал такой же вывод о его предпопаданческой ситуатиции, который (про себя) он сам, было очередной неожиданностью. Реалии миров всё-таки существенно отличались.
"Вот тебе образец секрета Полишинеля. Думал, что если о собственных подозрениях ничего не скажу, то никто и не узнает. А предки и сами не дураки, по крайней мере, некоторые. Однако хоть и для человека самый интересный предмет — он сам, стоит поговорить о делах наших скорбных".
— О моём мире и моих приключениях там поговорим как-нибудь в другой раз...
Попаданец хотел пропихнуть собеседника на пост гетмана Малой Руси, отдельной от Запорожской Сечи. Быть гетманом Богдан Зиновий согласился с ходу, а вот идея отдельной от его будущей державы Сечи, с огромными пустующими землями, ему не понравилась. Тем более на данный момент Хмельницкий был кошевым атаманом именно Сечи, а в Малой Руси даже чин чигиринского сотника утратил, фамильное имение Хмельницких в Субботове разорили прислужники гетмана Конецпольского.
Если бы Аркадий заранее не продумал, чем можно в таком случае умаслить Богдана лично, то плакали бы его планы горючими слезами. Не слететь с уровня переговорщика с такой личностью попаданцу помогли домашние заготовки, часть которых ему была подсказана товарищами. В необходимости лично заинтересовать Хмельницкого были уверены все из узкого круга посвящённых. Становясь на сторону попаданца, он автоматически ставил под удар свой авторитет, на данный момент ещё далеко не такой подавляющий, как в реале года пятьдесят первого или пятьдесят четвёртого.
"А работа-то у чертей, соблазняющих продавать дьяволу души — не сахар. Вредная, можно сказать, трудовая деятельность. Им за неё в аду должны молоко давать. Может, учитывая местные условия, из-под бешеной коровы".
Такие мысли у Аркадия появились после воплощения в жизнь задумок по уговариванию Богдана поддержать их заговор. Такая формулировка, естественно, в ходе переговоров не звучала, но... подразумевалась. Но волновала Хмельницкого не сомнительность действий Москаля-чародея и его компании, а личный интерес: что он будет с этого иметь? К счастью, домашние заготовки сработали, и будущий гетман оказался пусть не полностью, но был удовлетворён.
Дальше было легче. Объяснив собеседнику, как он предполагает решить татарский вопрос и проблему заселения освобождающихся территорий, Аркадий добился формального согласия Хмельницкого на такую попытку, однако у попаданца сложилось впечатление, что оно было именно формальным. Впрочем, жителю Украины начала двадцать первого века к "волчьей" форме обещаний своих политиков было не привыкать. Они, как известно, настоящие хозяева своего слова. Когда хотят, дают, передумают — забирают обратно.
Договорившись между собой, без труда определили, что и остальным стоит сказать всё. Конечно, без некоторых подробностей вроде будущего гетманства Хмельницкого. Зачем заранее гусей дразнить? Многие атаманы видели на самых высоких должностях только себя любимых, а к возвышению других ревали не по-детски. Остряница тому живой пример. Оба согласились, что без ещё одного общего атаманского совета, лучше завтра с утра, не обойтись. Дружески распрощавшись, разъехались.
Хмельницкий поскакал во весь опор, оставляя заметный даже ночью пыльный след, успокаивать соратников, а Аркадий не спеша, шагом, отправился домой. Наслаждаясь приятной после дневного зноя прохладой. Разговор с исторической личностью вымотал его до предела, куда там любым физическим нагрузкам. Завтрашний день обещал быть не менее тяжёлым, нужно было хорошенько отдохнуть перед ним. Даже при помощи Хмельницкого предстояло хорошенько попотеть, объясняя атаманам причины их неосведомлённости в важнейших, непосредственно их касающихся вопросах. А главари казаков были не из тех личностей, которые легко проглатывают подобные вещи. Скорее, они, все без исключения, принадлежали к числу людей, склонных вбивать обиды в глотки обидчиков. Оставалось порадоваться удачному по времени побегу Остряницы, дававшему великолепное оправдание для интриганов с Москалём-чародеем во главе.
Перекусив чем бог послал, а джуры умять не успели, завалился спать и заснул, не успев почувствовать щекой подушку. На лету. Спал как убитый, но такое осталось впечатление, что ночь кто-то нагло украл, тем самым лишив попаданца так необходимого ему отдыха.
* * *
"Эх, поймать бы этого кого-то... ээээ! да смачно... эээа! Ой как спать хочу. Конечно, вместо гипотетичных похитителей ночи логичней было бы набить морды наглым нарушителям сна, буянящим во дворе. Но судя по голосам, это Сирко и Богун, а с ними связываться... нет, эээа! определённо лучше поискать похитителя ночи. Собственная рожа целей будет".
Посомневавшись немного, идти сразу за кофе или во двор, выручать джур, державших насмерть оборону у входа, не пуская атаманов в дом, решил, что с кофе лучше подождать немного. Ещё не ставшие теми знаменитыми полководцами, с юнцами, если захотят, Сирко и Богун справятся без труда. И по закону подлости прервут священнодействие приготовления кофе в самый важный момент. Так что лучше выйти во двор, отрегулировать дела с естественной гидравликой (классно Хайнлайн завернул, внушает) и поговорить с грозными, в будущем, атаманами.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
