Восьмой медальон. Том 2

— Понимаю... — прошептал Ансельм. — И как мне быть?

— Откуда мне знать? Придумай что-нибудь. Ты же у нас — "голова"...

Два дня Добряк ходил сам не свой, а затем не нашёл ничего лучшего, как пересказать племяннику беседу с Эрвелиной. И поначалу с радостью заметил, что взгляд того наконец-то стал осмысленным. Однако уже через минуту юноша словно забыл обо всём услышанном и, отвернувшись, устремил взор в окно — в ту сторону, где находился дом Силача.

— Ты понял, о чём я говорил? — спросил Ансельм.

— Да.

— Вдруг Аньела напустила на тебя колдовские чары?

— Глупости!

— Ты уверен в этом?

Энгерранд встал со скамьи и направился к дверям. Тогда Ансельм, впервые в жизни потеряв голову от гнева, бросился вслед за ним, схватил за плечо и закричал, что было сил:

— У Силача есть волшебный медальон! Слышишь ты меня, болван?!

Юноша вырвался и толкнул дядю в живот:

— Замолчи!

От неожиданности Добряк чуть не упал. Открыв рот, он посмотрел на племянника глазами, полными слёз. Во взгляде мужчины смешались боль и ужас.

Вдруг Энгерранд вздрогнул всем телом, каким-то неестественным движением схватился за грудь, запустил руку сперва в один карман, затем в другой и прошептал:

— Волшебный медальон?.. — Сжав виски, медленно опустился на колени и повторил: — Волшебный медальон...

А после поднял на дядю испуганный взгляд и спросил:

— Я совершил что-то ужасное?

Добряк жалко улыбнулся:

— Нет, что ты!..

— Вы обманываете меня! — вскричал Энгерранд. — По лицу вашему вижу!

— Клянусь! — с каким-то отчаянием воскликнул Добряк. — Ты просто ни о чём не хотел говорить, с утра до ночи где-то пропадал... И не желал мириться с друзьями!

Юноша схватился за голову:

— Ох! Жосс! Фердинанд! Они, наверное, давно забыли о нашей ссоре, а я... я... Вот ведь дурак!

Он выбежал на улицу — и нос к носу столкнулся с Жоссом. Тот был бледен и едва держался на ногах, словно в те страшные дни, когда в Алленоре свирепствовал голод.

— О боги! — вскричал Энгерранд. — Что с тобой?

Слуга печально посмотрел на него и прерывающимся голосом произнёс:

— Наша госпожа...

— Что с ней?!

— Она умерла прошлой ночью... Теперь сеньор Фердинанд остался совсем один...

Слова эти будто стрелой пронзили сердце Энгерранда. Вот, стало быть, к чему привела глупая размолвка из-за какого-то пустяка. В тот миг, когда Рево нуждался в поддержке, в помощи, лучший его друг занимался демон пойми чем!

— Я должен идти в замок! — сказал юноша Добряку.

Тот поспешно произнёс:

— Да, конечно!

Энгерранд виновато посмотрел на дядю:

— Простите меня...

Ансельм в смущении махнул рукой. Юноша, увидев это, рассмеялся и прошептал, задорно сверкнув глазами:

— А потом, когда я вернусь, вы расскажете мне всё о волшебном медальоне! Обещаете?

— Даю слово, — ответил Добряк. — А теперь — поторопись...

Энгерранд поклонился на прощание, словно отправлялся в дальний путь, и бросился догонять Жосса.

У изгороди, окружавшей посёлок, друзьям встретилась Аньела. Юноша скользнул по ней безразличным взглядом, что-то невнятно пробормотал и прошёл мимо. Девушка изумлённо ахнула и позвала:

— Энгерранд!

Не дождавшись ответа, она побледнела и, закрыв лицо ладонями, горько расплакалась...

Глава 9

Энгерранд не покидал замок Рево ни первый день, когда проводились печальные обряды, ни после, когда Фердинанд немного успокоился — или, скорее, погрузился в апатию, из которой его с огромным трудом удавалось вырвать друзьям — поначалу крайне редко, а затем всё чаще и чаще.

Впрочем, сам Энгерранд мучился ничуть не меньше: хоть он и сумел на какое-то время избавиться от любовных чар, полностью излечиться от них юноше не удалось. Уже через пару ночей во снах ему стала являться Аньела: рыдала, падала на колени, простирала вперёд трясущиеся руки, что-то беззвучно шептала, а однажды даже принялась плакать кровавыми слезами и кататься по полу. Тогда, проснувшись, Энгерранд едва не бросился прочь из замка — так ему захотелось вернуться в Зеленодолье и увидеться с девушкой. Лишь мысли о том, что виной всему — магия, остановили юношу.

"Зачем? — часто спрашивал он себя. — Почему Аньела так поступила? Неужели хотела любой ценой добиться твоей любви?.. А может, она ни при чём и случившееся — дело рук Силача? Уж он-то днём и ночью только и думает, как бы досадить дяде. Теперь вот и за тебя взялся..."

Раздумывая так, возвращаясь мыслями к Аньеле, Энгерранд с каждым днём всё сильнее желал вернуться домой, чтобы разобраться, кто прав, а кто виноват. Не будь друзья так измучены горем, он давно воротился бы в Зеленодолье — и вновь потерял бы рассудок, как происходит с человеком, который, не вполне излечившись от простуды, выходит на улицу в промозглую, ветреную погоду — и опять заболевает.

Поэтому, как ни жестоко прозвучат наши слова, несчастье в замке Рево оказалось спасением для Энгерранда.

Одним пасмурным утром, когда друзья сидели за столом и молчали, в залу заглянул один из слуг, носивший имя Этьен. Это был мужчина лет пятидесяти, с лицом, похожим на лисью морду, взглядом волка. При разговоре с господами голос слуги становился нежным и проникновенным, во время беседы с простолюдинами напоминал воронье карканье. Родись Этьен торговцем, он непременно сколотил бы внушительное состояние — и неважно, каким путём; будь знатного происхождения — от интриг его не было бы покоя придворным; окажись выброшен на самое дно человеческого общества — стал бы наёмным убийцей и достиг бы в этом деле вершин мастерства. Однако, к счастью, Этьен был простым крестьянином, которого старый барон по какой-то неведомой причине приблизил к себе. Он сопровождал любимого сеньора в разбойничьих вылазках, знал самые сокровенные тайны, а уж с хозяйством управлялся так ловко, что Рево нахвалиться не мог на своего верного слугу! Жители деревни при виде мужчины бледнели от страха, а Жосс молча ненавидел.

И вот, согнувшись в три погибели, Этьен подошёл к Фердинанду и забормотал слова, которые подслушал как-то раз в столице, в доме одного из старых придворных:

— Прошу великодушно простить меня, молодой господин, что осмелился потревожить вас в час грусти и печали, когда мыслями своими вы обращаетесь к душе несчастной нашей сеньоры...

Он остановился и выжидательно посмотрел на Рево:

— Что тебе нужно, Этьен? — спросил тот. — Говори, не бойся.

— Ах, пока — ничего, но я предвижу грядущие несчастья! — произнёс слуга ещё одну давно заученную фразу. — Умоляю, молодой господин, обещайте, что отнесётесь всерьёз к моим словам и не станете корить за трусость!

Не дожидаясь ответа, он продолжил совсем иным тоном:

— Сейчас не время горевать, молодой господин. Если бездействовать, можно потерять всё: земли, титул, даже саму жизнь. Понимаю, слёзы застилают вам глаза — так вытрите их и оглядитесь по сторонам! Вас окружают волки, демон меня побери! Людоеды, готовые сожрать любого, кто проявит слабость! Припомните-ка, разве кто-нибудь из сеньоров, которые рыдали на похоронах нашего любимого господина, явились почтить память вашей матушки? Нет, ни один не приехал! Вы не заметили этого, молодой господин? Напрасно. Уж я-то знаю, что на уме у этих негодяев: самые глупые сейчас потирают ладони в ожидании наживы, а те, кто поумнее, мчатся сейчас в столицу. Знаете, зачем? Хотят прибрать замок к рукам!

— Что?! — вскочил на ноги Фердинанд. — Какая чушь! Разве не вступил я в права наследования? Разве не мне принадлежат земли отца?

— Вы плохо знаете, по каким законам живёт Алленор, молодой господин, — вздохнул Этьен. — Замок этот и земли прежде были дарованы одному семейству, глава которого занимался до того безобразным разбоем, что о его бесчинствах узнал сначала граф Фотландский, а после сам король. Государь разозлился, злодея казнил, потомков лишил наследства, а владения его пожаловал вашему прадеду, славному рыцарю, чьё имя было покрыто славой после подвигов в войне с Хеллинором... Заметьте, молодой господин: король наградил — и он же отнял у провинившегося свой дар.

— Какое отношение имеют к нам дела столетней давности?

— Помните, батюшка ваш часто отлучался куда-то? — многозначительно посмотрел на юношу Этьен.

— И что?

— Думаю, вы не хуже меня всё понимаете...

— Ах, негодяй! — вскричал Фердинанд и схватил слугу за ворот. — Хочешь сказать, будто отец мой был разбойником?

Этьен даже бровью не повёл.

— Я был вместе с господином у развалин старого замка... — тихо произнёс он.

Фердинанд медленно опустился на скамью.

— Значит, кто-то из соседей знает о том ритуале?

— Не "кто-то", а все, — безжалостно ответил мужчина. — Свидетелей больше чем достаточно... Вас подвергнут пыткам, вырвут признание и казнят, а замок достанется одному из злодеев, которых несчастный ваш батюшка считал друзьями. — Покачав головой, он прошептал: — Никому нельзя доверять... Никому...

Рево посмотрел вокруг, словно затравленный зверь:

— Что же мне делать?

— Нужно ехать в столицу, к государю Хильдеберту! Броситься в ноги и молить, чтобы он подтвердил ваши права на земли и замок вашего батюшки!

— И это поможет?

— Думаю, да. Но нельзя терять ни минуты. Любая заминка, самая крохотная — и все мы погибнем!

— Постойте-ка! — перебил слугу Энгерранд. — Положим, Фердинанд...

— Сеньор Фердинанд, невежа! — прокаркал Этьен.

— ...опередит врагов и добьётся от государя подтверждения своих прав. Но что помешает государю отказаться от собственных слов, когда ему всё же расскажут...

Не дав Энгерранду договорить, слуга топнул ногой и завопил что было мочи:

— Проклятье! Помалкивай, мальчишка, и не суй нос в дела, которые тебе не по зубам! Наберись сначала уму-разуму... Нет, поглядите только, каков негодяй! Вздумал меня учить! Да я тебя...

Этьен закашлялся и, согнувшись пополам, погрозил юноше кулаком.

— Подумай, бездельник, — продолжил он осипшим голосом, — неужели сам ты взял бы и — раз! — признал свою ошибку? Выставил бы себя круглым дураком? Нет, не хочется? А уж король-то и подавно не пожелает стать посмешищем в глазах придворных. Хорошенькие дела! Вчера подарил замок — сегодня отобрал! Да он любой повод придумает, только бы не изменить своего решения! Понял, болван?

Энгерранд неохотно кивнул.

— Стало быть, и впрямь есть лишь один выход — сломя голову мчаться в столицу... — пробормотал Фердинанд.

— О да! — подтвердил Этьен.

— Прямо сейчас?

Слуга замялся:

— Ну... Пожалуй, лучше вам, молодой господин, набраться сил, а уж с рассветом отправляться в путь. Усните крепко-крепко, отдохните, а я меж тем всё приготовлю. Лучших лошадей из конюшни отберу, молодых, резвых... Сам-то, конечно, не смогу вас сопровождать — года уж не те. Только обузой стану в дороге. Пусть уж лучше Вильгельм вас, молодой господин, проводит: всё равно толку от этого бездельника никакого, зато как добраться до Везерхарда, знает не хуже меня. Ну а я здесь за порядком прослежу... Ко до столицы доберётесь, идите прямиком в дом, который наш господин когда-то купил. Там и станете жить, пока король вас не примет. Не робейте перед государем — вы ведь не крестьянин, как я, а знатный сеньор. Говорите смело, но с почтением — так, будто с отцом беседуете. Расскажите всё по порядку, напомните, как славен род Рево, сколько веков предки ваши служат трону...

Рево улыбнулся:

— Да, так я и поступлю.

— А деньги? — заметил Энгерранд. — Жить-то в столице на что?

— Опять умничаешь? — оскалился Этьен. — Я всё помню. Конечно, молодой господин, две тысячи денариев выложу перед вами на стол, когда наступит час отъезда. Ровно две тысячи... — И добавил, утерев рукавом набежавшую слезинку: — Всё, что батюшка ваш сумел накопить...

Наутро молодые люди собрались у ворот замка. Ветер гнал по небу свинцовые тучи, сыпал мелкий дождь. Провожать господина вышли лишь несколько слуг и с полдюжины крестьян — да и те встали в сторонке и о чём-то шептались.

"Не любили здесь старого барона, — подумал Энгерранд. — Ох, не любили! И ненависть эту на Фердинанда перенесли..."

Этьен вновь повторил — слово в слово — блистательную свою речь, вызвавшую накануне такой прилив сил у "молодого господина". Впрочем, Рево в наставлениях не нуждался — он и сам рвался в бой.

— Смотри, лошадь не загони, — шепнул на прощание Энгерранд, — иначе придётся до самой столицы пешком тащиться.

Фердинанд улыбнулся в ответ:

— Не тревожься. Не настолько же я безрассуден! И не скучай. Вот добьёмся встречи с государем, добьёмся справедливости — и сразу воротимся домой.

— Дай-то боги... — чуть слышно ответил Энгерранд.

Слова его утонули в страшном конском топоте: промчавшись по подъёмному мосту, Фердинанд, Жосс и Вильгельм пустили лошадей рысью и через минуту растворились в туманной дымке.

Энгерранд всматривался вдаль до тех пор, пока Этьен не произнёс:

— Возвращайся домой, мальчишка! Столько дней жил в замке, бездельник. Только ел и пил, а пользы никакой. И ведь не стыдно!

Юноша ответил на это гневным взглядом.

— Чего уставился? — рявкнул слуга. — Проваливай уже отсюда! Не мешай.

Не в силах больше терпеть, Энгерранд произнёс с деланной улыбкой:

— А вы ведь негодяй — да ещё какой!.. Помогали господину убивать мирных торговцев. Клянусь Семью богами, хозяин ваш заслуживал плахи!

И он быстро зашагал прочь.

Ошарашенный Этьен постоял несколько секунд с разинутым ртом, а затем негодующе фыркнул:

— "Мирных торговцев"? Да что ты смыслишь в таких вещах, молокосос!

Энгерранд этих слов не расслышал...

И вот, спустя семь лет, вновь Фердинанд, Жосс и верный Вильгельм собирались в путь — только на сей раз не в Везерхард, а в родной свой замок. Над землёй клубились тучи, изредка падали тяжёлые капли дождя. Вновь барона да Рево провожали слуги — печальные, угрюмые, растерянные. Госпожа Элоиза была похожа на собственную тень — если тень, конечно, способна проливать слёзы и причитать. Да и сами молодые люди отнюдь не спешили покидать стены дома, где прожили столько времени.

— Интересно, узнаю ли я замок?.. — пробормотал Жосс. — А нашу горную долину? А лес? Может, мы заблудимся? Вот ведь потеха будет!..

Энгерранд улыбнулся:

— Надеюсь, дорогу к Зеленодолью вы найдёте. Поглядите, что сталось с посёлком. Сам-то я никогда туда не вернусь...

Попрощавшись с другом, молодые люди пустили лошадей шагом и двинулись в путь. Прошло немало времени, прежде чем они исчезли за поворотом.

— Вот и остались мы с вами вдвоём, госпожа Элоиза, — сказал Энгерранд. — Словно в старые добрые времена.

— Вам бы всё шутить! — всхлипнула женщина и поспешно скрылась в доме.

Молодой человек постоял ещё немного, в последний раз окинул улицу взглядом — и заметил, что его пристально рассматривает какой-то мужчина.

"Опять соглядатай..." — со вздохом подумал Энгерранд.

Через мгновение с небес хлынули потоки воды и, словно сверкающая портьера, укрыли его от любопытных взоров...