— Конечно. Позвольте, я открою календарь, вам ведь нужны числа, а не дни недели?.. Первый раз он пришел четырнадцатого февраля, принес мне цветы, наглец. До того никогда не бывал у нас, только присылал поздравления по праздникам. Потом заходил еще три раза, пятого, двенадцатого и двадцать второго марта — тогда взял первую ампулу, потом еще второго и седьмого апреля. Вторую он украл четырнадцатого апреля и больше не появлялся.

За пять дней до инцидента с пальцем. Это хорошо, а вот вифон в ее руке... Такой был у бабушки по отцу: плоский, блестящий, будто из черного стекла, свечение экрана с оттенком в синий. На поверхности экрана, когда он гаснет, видны радужные переливы, корпус тоже выглядит новеньким. Как будто его только что вынули из коробки. Или из зоны печати. Старый мягкий пластик таким блестящим быть не мог, сколь бы аккуратно с ним ни обращались.

— А если кто-то другой сделал укол?

— Кто? Мы живем вдвоем, у нас редко кто-нибудь бывает.

— А сам мистер Томсон? Ведь мог быть внезапный приступ, он не захотел вас беспокоить...

— Молодой человек, — баритон Клэр исполнился яда, — доживите до девяноста лет, и я посмотрю, как вы сами себе сделаете укол в это место! Две ампулы взял Крис Новак, я скажу это и в суде.

— Благодарю вас, миссис Томсон. Насколько я знаю, вы одна из немногих, кто сочувствует моему клиенту. Так мило с вашей стороны, ведь общественное мнение против него.

— А я против общественного мнения. Мне не привыкать.

— Это единственная причина?

— То есть?

— Вы не знакомы с мистером Стрингером?

Это движение глаз и бровей, прежде чем ответить "Кажется, я как-то обращалась к нему"... "Кажется", о да. До чего избирательно у женщин работает эйдетическая память! Хорошо, не будем давить.

— Разрешите еще один вопрос. Новак ничего не говорил при вас о своих финансовых проблемах, о том, что ему нужны деньги?

А вот этот вопрос был неудачным. Он слыхал еще в полицейской академии, что у свидетелей, носящих мнемопротезы, бывают резкие колебания настроения и потому обращаться с ними надо по-саперски бережно и аккуратно.

— Нет, не говорил, — холодно ответила миссис Томсон. — С какой стати ему было об этом говорить? Он не настолько близкий родственник, чтобы рассчитывать на финансовую помощь или наследство. Серж, если у вас всё, я хотела бы немного почитать. Вам нужны мои координаты?..

Сергей ретировался за свой столик, допивать остывший кофе. Вместо обычных кусочков сахара в сахарнице сверкали белизной ажурные сферы и кубики, каждый со своим узором. От 3D-печати сегодня решительно некуда было деваться.

Чтобы узнать, какие неприятные воспоминания мог воскресить у миссис Томсон последний вопрос, долгих поисков в Сети не потребовалось. Артур Томсон в январе прошлого года перечислил крупную сумму своему бывшему театру, об этом много писали. Настолько крупную, что это вызвало неудовольствие детей и прочих наследников...

Кстати, копия вифона вместо старого может понадобиться, если в старом есть что-то компрометирующее. Что-то, что требуется скрыть от мужа или других членов семьи... Нет, Островски, это тебя не туда понесло. Тогда копия должна была бы выглядеть старой, так? Но это еще одно любопытное применение 3D-печати. Фабрика фальшивых улик.

Когда он поднял голову, Клэр уже не было. Доела свой десерт и удалилась. Впрочем, оставался еще один ресурс: хозяйка кафе, которая незаметно, по ее мнению, рассматривала его из-за стеллажа с пирожными. Красивая дама, немного слишком крупная для того, чтобы ее красота всерьез отвлекала от расследования. Зовут Рита. Сергей сел к стойке, попросил воды с апельсиновым соком и десерт по ее выбору.

— Мне показалось, вы подружились с нашей Клэр?

"Нашей" прозвучало собственнически: так хозяева заведений говорят о постоянных посетителях.

— Просто подошел познакомиться. Знаете, ведь ее муж — режиссер Томсон, это при нем театр поставил "Сон в летнюю ночь" на реке, под открытым небом.

— Ой, правда? А я не видела.

— У вас не было ни единого шанса, — галантно сказал Сергей. — Шоу прекратилось еще в сороковые.

Рита кокетливо рассмеялась.

— Да, они оба совсем старенькие! Его я никогда не видела, а она часто заходит. Через день, через два.

— Давно?

— По-моему, всегда! Не помню времени, когда она не заходила.

— У нее такой странный вифон, — кинул Сергей пробный камень.

— Это не вифон, дорогой. Это называется тилифон

— Простите?

— Тилифон, — важно произнесла хозяйка. — Они были до вифонов, может быть, видели в "Миллениуме"? Там у всех героев такие. Без клавиатуры, без кино и видеосвязи, только говорить и читать, и еще фотоаппарат в них был.

— То есть этому устройству лет пятьдесят? И оно работает?

— О, ну, именно этому, я думаю, не больше года, — хозяйка загадочно опустила темно-синие ресницы.

— Как так?

— Сейчас расскажу. Это было как раз год назад. Сидит Клэр, вот там же, за своим столиком. Заходит другая старушка — ее дочь, я потом поняла. Сначала все нормально, поцеловались, сделали заказ, общаются. Потом начали ссориться, что-то насчет обязательств, долга, ну вы представляете, семейные дела. А потом мать отвернулась и достала свой тилифон — мол, больше не хочу с тобой говорить. А дочь выхватила его — и швырнула об пол, и каблуком прямо на экран.

— Какие страсти.

— Страсти, ага. А та: ах-ах, что ты делаешь, папа мне подарил его на нашу годовщину! А эта такая: я знаю! Повернулась и пошла. Вот какие стервы бывают на свете. Что бы она ни сделала, она мать тебе, я так считаю.

Сергей сомневался, чтобы Клэр могла произнести "ах" даже в такой ситуации, но вся сценка была представлена живо. Шекспировской труппе мистера Томсона было бы чему поучиться.

— А что дальше?

— А дальше вот что. Она сидит так (хозяйка уперлась локтями в стол и сцепила пальцы перед подбородком). Сидит молча и слезы: кап, кап. Я хотела к ней подойти, но тут морозилка запищала, десерты надо было переставить. А потом смотрю — с ней рядом эта девочка. Уже подобрала обломки, разложила на столе, и что-то такое водит пальцами в воздухе, что-то ей объясняет...

— Какая девочка?

— Из ремонтной службы. Чинила у нас мороженицу, потом я ей, конечно, собрала бесплатный бранч. И вот она, значит, сидит рядом с Клэр, гладит ее по руке, что-то обещает. А потом забирает обломки и уходит. А через день, смотрю, Клэр моя пришла веселая, спокойная. И тилифон опять у нее, точно такой, как тот был.

— Надо же. А что за ремонтная служба, не помните?

— Ой, откуда? Сломалась мороженица, там какая-то маленькая штучка в мешалке. Мы вывесили тендер на сайте, они выиграли.

— А в той девушке было что-нибудь особенное?

— Милый, я девушками не интересуюсь! Помню, что совсем молоденькая, я даже удивилась, что она в технике понимает. Одета по-чудацки, стриженая как мальчик, и ушки смешные — вот такие, как ручки у кастрюли. Я бы на ее месте ушки прикрывала прической.

Выйдя в маленький сквер, Сергей присел на ограждение у клумбы. Солнце сверкало сквозь листья, мимо пробежал мальчишка, ведя пластиковым мечом по рифленому заборчику.

В сущности, уже можно отчитаться перед клиентом. Человеку, который украл анестетик и сделал себе инъекцию, не стоит публично утверждать, будто он не знал, что произойдет с его пальцем. Но раздражает отсутствие одного крохотного фрагмента: доказанного мотива.

Предположения о том, что Новак как-то завязан с торговлей антиквариатом, или ненормален, или на кого-то зол, не подтверждаются. Зато всплыл компромат на Стрингера. Безусловно, ушастая девица из ремонтной службы — это Пэм, и помощь пожилой леди была нарушением копирайта. Копия такого старья наверняка нелицензионная, когда их выпускали, не было никакой 3D-печати. Ясно, почему Клэр не удержалась и вступилась за Стрингера в Сети. Повторить и вернуть подарок мужа — это дорогого стоит.

Изготовление "тилифона" — преступление небольшое и, очевидно, никак не задевающее интересы Новака. Но если Стрингер сделал это один раз, то мог сделать и другой. Мне показалось, он и вправду не знает, что Новак имеет против него. Притворялся? Или, возможно, ему известна только часть истории, если он выполнял заказ или просьбу другого человека? Надо спросить его как следует, занимался ли он этим. Парень, можешь выдохнуть, я не бренд-аудитор, я сыщик, которого ты же и нанял...

Обидно будет, если Новак все-таки окажется ненормальным. Такой красивый сценарий с торговлей поддельным антиквариатом!

Да, вот еще что у меня осталось: почему Калифорния? Какого черта Новак поехал протезировать свой палец в Сан-Диего, к самой мексиканской границе? Чем его не устроили нотвильские клиники? Есть какая-то ирония в том, что новый палец ему сделают с помощью технологий 3D-печати, будь он живой, из его собственных клеток, или нейроуправляемый протез... Или, может, никакого протеза ему не делают, а в Сан-Диего сидит обманутый клиент, который устал ждать денег и настаивает на личной встрече? Для начала надо попытаться узнать, действительно ли он в этой клинике. Как там сказал Эмери — Калмановский или Колмановский университетский нейрологический центр?..

Центр нашелся моментально. На главной странице красовался мозг, в котором вспыхивали и гасли разноцветные линии, замысловато изломанные и переплетенные, как маршруты на карте подземки большого города. Ортопедия и протезирование в перечне услуг были. Сергей открыл одно подменю, другое...

Рита из кофейни наблюдала через окно, как давешний длинноволосый посетитель, сидевший у клумбы, вскочил на ноги и исполнил нечто вроде джиги, беззвучно хохоча и прижимая вифон к груди, а потом снова сел и начал что-то быстро набирать. Поднял голову от экрана и замер, глядя в небо. Посидел так с минуту и вернулся к письму. Вот интересно, что человеку могла написать женщина, чтобы он был такой счастливый. А еще говорят, современные мужчины не способны на искренние эмоции...

* * *

— У меня хорошие новости, мистер Стрингер. Я получил надежные доказательства, что Новак перед тем, как совать палец в ваш принтер, ввел себе анестетик.

— Значит, он сделал это нарочно! — Ивен просиял. — Как я и говорил. Спасибо вам, мистер Островски. Думаю, с этим можно идти в суд?

— Вы правы. Но у меня есть еще одна идея. Новак сейчас в Сан-Диего, в Колменовском центре медицинских исследований. Мне кажется, я знаю, зачем он там.

— Ему делают новый палец?

— Можно и так сказать. Но я должен убедиться... уточнить кое-что. А для этого необходимо повидаться с ним лично. Он заблокировал адрес, но я обратился в этот центр, попросил связать меня с ним. Сказал, что представляю ваши интересы, в подробности не вдавался. Он согласен на встречу.

— Лично? — Ивен наморщил лоб. — В Сан-Диего? А не проще связаться по Сети?

— Нет, боюсь, не проще. И я почти уверен, что уговорю его отозвать иск. (И мне просто любопытно, но это мы не станем обсуждать.) Если так будет, вы вернете мне стоимость билета на самолет?

— Если он отзовет иск... конечно, мистер Островски, разумеется. Но скажите, что вы такое про него поняли?

— Скажу, как только смогу доказать. А пока... знаете, мой дядюшка любит рассказывать такую историю. Когда-то давным-давно, когда автомобили еще заправляли бензином из нефти, один тип купил себе машину. Новенькую и очень-очень крутую, ни у кого такой не было. И вот он с друзьями обмывает покупку и говорит: спорим, что я прямо сейчас забью в крышу моей новой тачки пятидюймовый гвоздь? Друг ему: да ладно, ставлю сто долларов, что ты этого не сделаешь. Ах так? — говорит тот тип и встает с места. Все идут в гараж, он вынимает из-под верстака ящик с инструментами, берет молоток, берет гвоздь, и... — Сергей изобразил удар молотком.

— И в чем подвох?

— Друзья так же спросили. Каждый подошел, подергал гвоздь, ощупал крышу — забыл добавить, что тогда кузова автомобилей были металлические. Никакого обмана: листовой металл, большой ржавый гвоздь, сквозное отверстие, острие торчит из потолка салона. Все хором сказали: "Ну ты и дурак", тот, кто поспорил с ним, отдал сто долларов, и пошли допивать.

— Но это не конец истории?

— Не конец. Через неделю друзья увидели, как он рассекает на своей машине. Он сделал в крыше люк — такой квадратный, раздвижной, тогда это был самый предел крутизны. Установка люка обошлась в сто долларов.

Ивен запустил пальцы в шевелюру на затылке, да так и встал, сам себя держа за волосы.

— Ага. Стойте. Если это была крыша, то что у нас люк?.. — Моргнул, пошевелил губами, и вдруг лицо его озарилось пониманием.

Сергей улыбнулся ему, сделал прощальный жест и вышел.

* * *

Самолет прилетал в пять утра по Сан-Диего, других вариантов не было. Однако дома было уже восемь, в полете Сергей успел вздремнуть, и спать уже не хотелось. Он отправил контрольное ОК маме (потому что лучше это сделать, чем забыть), арендовал машину и поехал в направлении Колменовского медицинского центра.

Калифорнийские пальмы — плюмажики перистых листьев на высоченных столбах — забавно пародировали прожекторы вокруг летного поля. Небо над аэропортом уже с утра казалось пыльным, выцветшим от жары, но что-то в его оттенке намекало на близость океана. Сергей даже углядел справа от шоссе, за шеренгой пиний, бледно-голубую воду залива. Прямо по курсу небо розовело. Полицейские очень смешно выглядят на фоне зари, вспомнил он. А частные сыщики — тем более обхохочешься.

Сообразив, что в клинике еще все спят, стал выглядывать на карте навигатора мотель подешевле. Мотели тут были через каждые двести метров, и он повернул к ближайшему "минимуму". Пару часов провалялся на койке в тесном номере, лазая по Сети. Полезные для беседы материалы оказались такими искрометными, что он все-таки задремал. Проснулся от колокольчика почтовой программы: 8:15, Крис Новак готов увидеться с ним.

Дорога не заняла и двадцати минут. Короткая дорожка вела от шоссе к белому зданию затейливой архитектуры, — цилиндрические корпуса, соединенные переходами в виде римских акведуков, стеклянные фасады сине-бирюзовые, такого цвета бывает вода в бассейне. Белую стену у центрального входа украшают зеркальные буквы UCSD. И вокруг те же пальмы — как огромные хвосты с помпонами, воинственно задранные в небо.

Новак ожидал его в парке. Сидел на белой скамье под обильно цветущим деревом, держал в руках какой-то гаджет и гладил его, будто кошку. Лет сорок, весь какой-то бесцветный. Лицо правильное, но из тех, которым художник забыл добавить красок и блеска. Мраморная парковая статуя? Скорее фигура из папье-маше.

— Доброе утро, мистер Новак, — Сергей протянул ему руку, Новак отложил свой гаджет, привстал и, отвечая на пожатие, странно махнул в сторону левой рукой, словно ловя равновесие. Правая рука у него была холодная, видимо, долго сидел неподвижно в тени. — Меня зовут Серж Островски, я представляю интересы мистера Стрингера.