"А на что я должна... гхм... настроиться?"
"Я же говорю — мало данных для анализа."
Ну вот, здрасьте-приехали. Пойди туда, не знаю куда, извернись так, не знаю, как.
Я снова откинулась на подушку, заложила руки под голову и принялась размышлять. Информации действительно чертовски мало, и никакой закономерности в моих предыдущих "озарениях" не наблюдается. Что можно попробовать? Психотропные вещества... Хммм. Сомневаюсь, что у парней завалялся хотя бы жалкий косячок, не говоря уже о чем-то более серьезном. К тому же такой неожиданный вопрос наверняка вызовет ненужный интерес к моим экспериментам. Может, во сне дело пойдет лучше? Но вряд ли в таком возбужденном состоянии я смогу быстро заснуть. Медитация? Да, это может подойти. Правда, я не очень хорошо представляю, как это делается, но кого это смущает?
"Хорошая идея, — одобрил внутренний голос. — Попробуй помедитировать на пламени свечи. С огнем у тебя должно получиться даже без подготовки."
Я порылась в памяти и извлекла из нее жалкие крохи своих познаний о медитации. Так, концентрируемся на объекте медитации. Расслабляемся. Очищаем разум от мыслей. Что еще? Дыхание. Нужно что-то сделать с дыханием. Да, и вроде бы еще какие-то мантры бывают. Я как раз знаю одну, в детском саду изучают. Называется "порядковый счет". Раз, два, три — вдох. Четыре, пять, шесть, семь — выдох.
На огонь медитировать легко. Он притягивает взгляд и сжигает мысли. Вселенная родилась из огня, сжатого до размеров точки, и умрет в огне, пожирающем себя. И когда погаснет последняя искра, наступит тьма...
...Темнота пахнет плесенью. Наверное, потому что тут ужасно сыро. Мне холодно, страшно и хочется плакать. Мне никогда еще не было так плохо... Нет, наверное, было — когда умерла мама. Но это было так давно... Мама, мамочка, если ты меня слышишь, пожалуйста, помоги своему непутевому чаду. Кажется, это самая кошмарная переделка в моей жизни. Я знаю, что ты скажешь, мама: я — воин, а воину не пристало бояться. Но я боюсь не боли и тем более не смерти, ведь после смерти я могу встретиться с тобой. Я боюсь унижения. Представляю, что со мной сделают, когда обнаружат, что... Нет, даже думать об этом не могу. Я знаю, воины не плачут. Воины не плачут. Но мне так страшно, мама...
Возвращение в реальность было неприятным: на меня обрушился водопад. Я обнаружила, что по-прежнему сижу на кровати, судорожно всхлипывая, за шиворот мне стекают струи холодной воды, а возле кровати стоит ошеломленный и немного испуганный Женя с пустым кувшином для умывания и очень злой Вереск.
Я стерла ладонью воду с лица и осторожно поинтересовалась:
— Что это было?
— Это мы у тебя хотели спросить, — сказал Женя. — Ты сидела, уставившись на свечку, и внезапно начала плакать. Мы попытались привести тебя в чувство, но ты не отреагировала ни на оклик, ни на пощечину.
В голове царила сумятица. Где-то на самом дне души еще ворочались страх и отчаянье, пережитые мной во время "сеанса ясновидения", и вместе с тем я испытывала невероятное облегчение — словно проснулась в разгаре кошмара и поняла, что это всего лишь сон. А еще очень хотелось взять пустой кувшин и от души приложить им того гения, которому принадлежала идея вылить на меня полтора литра холодной воды. Прямо по надменной полуэльфийской физиономии.
Вереск бросил мне свое полотенце:
— Вытирайтесь. Потом надеюсь услышать вашу версию происходящего.
Я не спеша вытерла волосы, переоделась в сухую рубашку, предусмотрительно развесила на спинке кровати одеяло — мне ведь тут еще спать как-никак. И только после этого смиренно присела на кровать, ожидая расспросов.
— Юль, ты как себя чувствуешь? Хочешь глотнуть для спокойствия? — Женька потряс маленькой фляжкой.
Я бросила на него благодарный взгляд:
— Спасибо, но думаю, сейчас лучше не стоит.
— Здравая мысль, — одобрил Вереск. — Итак, леди. Я жду вашего рассказа.
Я поежилась под взглядом льдисто-серых глаз и похоронила мысль о том, чтобы "сыграть в дурочку" (мол, сижу, никого не трогаю, вдруг — бац, видение!) Поскольку таланта убедительно лгать у меня сроду не наблюдалось, пришлось последовать совету Джерома Джерома и избрать лучшую политику — честность.
Лаконично и сжато я изложила слегка подретушированную версию событий, опуская особо интимные моменты и привычно выдавая откровения внутреннего голоса за свои собственные.
По окончании рассказа Вереск посмотрел на меня с искренним любопытством и почти благожелательно спросил:
— Слушайте, Юлия, мне правда интересно: вы действительно такая дура или специально передо мной притворяетесь?
— Вы меня раскусили, господин полуэльф, — огрызнулась я. — Разумеется, этот маскарад затеян ради вас. Мне сказали, что вам нравятся женщины, не обремененные интеллектом. Неужели меня жестоко обманули?
— Конкретно вы мне бы больше всего понравились мертвой. И то не уверен, что это было бы достаточно безопасно.
— Потрясающе! — восхитилась я. — Скажите, а склонность к некрофилии — это у вас наследственное или благоприобретенное?
— Заткнитесь оба! — не выдержал Женя. — Вереск, тебя персонально прошу: выбирай, пожалуйста, выражения.
— Что-то я в затруднении: как бы ты посоветовал назвать человека, который, зная за собой магические способности непонятной силы и происхождения и не имея практики их использования, берется медитировать, не только не заручившись поддержкой опытного наставника, но даже не поставив в известность спутников?
— Я же не знала, что так получится! В моем мире я могла бы до посинения смотреть на свечку, и в лучшем случае это помогло бы мне очистить голову от посторонних мыслей.
— В вашем мире, Юлия, у вас не было способностей к магии. А здесь — есть, и раз вы рискуете их использовать, должны быть готовы отвечать за последствия.
— Кому это я должна? — напыжилась я.
"Игры, в которые играют люди, классика жанра, — хмыкнул внутренний голос. — Стоит к тебе обратиться с позиции Родителя, как твой Ребенок послушно включается в игру. Когда ты перестанешь быть такой предсказуемой?"
Честное слово, не знаю, кто из этих двух умников раздражает меня больше.
Полуэльф устало вздохнул.
— Юлия, знаете, где проходит граница между разгильдяйством и безответственностью? Там, где начинаются интересы других разумных существ. Если бы речь шла только о вас, я бы и слова не сказал, даже вздумай вы устроить ритуальное самосожжение перед королевским дворцом. Но вы подвергаете опасности меня и моего друга. В трансе и обычный человек может повести себя непредсказуемо, а вы к тому же подвержены внушению, так что риск влипнуть во что-нибудь неприятное возрастает во много раз.
"Будем гордо стоять в углу, но не признаем правоту собеседника," — продолжал издеваться внутренний голос.
Спокойно, спокойно. Не рычим. Зубы сжать, ногти в ладони, медленный глубокий вдох — раз, два, три, четыре, пять... выдох.
— Вы совершенно правы, Вереск. Я повела себя безответственно и безрассудно, поставив под угрозу не только безопасность своих спутников, но и успех экспедиции в целом. Впредь постараюсь воздержаться от столь рискованных экспериментов. Или, по крайней мере, обеспечить им более тщательную подготовку.
Безупречно очерченные дуги бровей едва заметно приподнялись, выражая крайнюю степень изумления. Или недоверия — кто этих полуэльфов разберет.
— Не расстраивайся, Юль, — сочувственно заметил Женя. — Мы найдем для тебя учителя.
— Не давай опрометчивых обещаний, — покачал головой Вереск. — Или ты думаешь, что магистры будут драться за право обучать Юлию?
— Я думаю, что половина Академии даст сожрать свое левое ухо за право доступа к такому феномену, — серьезно ответил Женя.
— Смотри, как бы у тебя несварение желудка не случилось от такой диеты, — посоветовал полуэльф.
Не могу сказать, что этот диалог меня очень успокоил, но задумываться было некогда — в тот момент меня волновал совсем другой вопрос.
— А мы пойдем искать источник эманации?
— Нет, — отрезал Вереск. — Не хватало нам еще попасть в засаду.
— Слушайте, ну вы уже утомили со своей манией преследования, — не выдержала я. — Как я могла устроить засаду, если я понятия не имела, что мы здесь остановимся?
— Охотно поменяю свою манию преследования на вашу манию величия, — парировал полуэльф. — Я вовсе не имел в виду, что засаду устроили вы. Хотя я допускаю, что вы, со своей способностью бесконтрольно вживаться в чужие эмоции, служите частью приманки.
Звучало вполне логично. Слишком логично, черт бы побрал этого полуэльфа.
— Но кому-то может быть нужна наша помощь!
— Этот кто-то, судя по вашему рассказу, влип в неприятности по собственной вине. Кроме того, немедленная смерть ему не грозит, а значит, будет возможность спастись и без нашей помощи.
На секунду я снова стала тем существом из своего "видения", ощутила его отчаянье и ужас перед тем, что — я это точно знала — гораздо хуже смерти. Спасение, которое казалось так близко, растворилось в тумане, оставив после себя лишь ехидную усмешку: "Сама виновата".
Я задохнулась от возмущения.
— Вы... Вы — бессовестный, бездушный и бессердечный эгоист! Я понимаю, почему эльфы называют таких, как вы, пустышками.
Повисла напряженная тишина. Упс. Внезапно я почувствовала себя как человек, который в приятельском поединке случайно заехал своему спарринг-партнеру в одно очень чувствительное место. А главное, это была полная бессмыслица: причина, по которой чистокровные эльфы называли шинтар "пустышками" не имела ничего общего с бессердечностью, и я это отлично знала.
От взгляда Вереска у меня на спине выступила изморозь. Захотелось немедленно забиться в самый дальний угол, накрыться одеялом с головой, закрыть глаза и не выползать до тех пор, пока этот жуткий субъект не исчезнет из моей жизни. К сожалению, это бы проблему не решило. Поэтому я отправила своего внутреннего Ребенка отдохнуть, глубоко вздохнула, сосчитала до трех и произнесла:
— Простите. Я вышла из себя. Мне не следовало этого говорить.
Взгляд льдисто-серых глаз не потеплел ни на градус, но их обладатель едва заметно кивнул:
— Я принимаю ваши извинения. И тем не менее на поиски приключений мы не пойдем.
— Какие аргументы могут вас убедить?
— Логически обоснованные.
У меня вырвался сдавленный рык. Как можно разговаривать с таким упертым типом?
Женя, который в течение последних пяти минут стоял в позе Наполеона и с олимпийским спокойствием наблюдал за нашей с Вереском словесной баталией, внезапно поинтересовался:
— Друзья мои, вы ничего не забыли?
Голос его сочился медом и патокой. А поскольку такие приторные интонации Жене обычно не свойственны, напрашивался вывод, что за этим бесхитростным, на первый взгляд, вопросом что-то скрывается. И точно — дождавшись, пока мы с Вереском перестанем изображать борьбу льда и пламени и обратим внимание на него, Женя продолжил:
— Например, тот факт, что решения здесь принимаю я? Вижу, что забыли. А между тем, эта скромная деталь делает ваш, несомненно, увлекательный спор совершенно бессмысленным. Потому что решение я уже принял, — Женя выдержал драматическую паузу (Немирович-Данченко восстал из гроба и снова умер от зависти). — Мы обязательно проверим, что за сюрприз скрывается в этом доме. Тем более, что благодаря юной Мире нам не придется гадать, где именно его искать.
Полуэльф был невозмутим, как памятник адмиралу Нельсону. Как будто и не он несколько минут назад с пеной у рта доказывал мне, что мы никуда не пойдем.
— Однако Вереск совершенно прав, — продолжал Женя. — Засада более чем реальна. Кроме того, вне зависимости от исхода операции, спокойно переночевать нам тут вряд ли удастся. Поэтому мы заранее подготовим стратегическое отступление. А именно: соберем вещи, оседлаем лошадей и выведем их за ворота. Предупреждаю сразу, чтобы не было никаких споров в процессе: мы с Вереском исследуем дом, Юля ждет нас за воротами с лошадьми.
— Еще чего! — возмутилась я.
— Не "Еще чего", а "Так точно, сэр!", — поправил Женя. — Ты свою роль в этой истории уже сыграла. А в бою, если таковой случится, будешь только отвлекать — нам с Вереском придется прикрывать еще и тебя.
— Ну Женя! — взвыла я. — Я буду паинькой.
Женя заглянул мне в глаза и терпеливо, медленно, с расстановкой, как маленькому ребенку или умственно отсталому человеку, пояснил:
— Юля, ты, должно быть, чего-то недопоняла. Повторяю. Мы с Вереском исследуем дом, ты ждешь нас за воротами. Это не обсуждается. А если есть желание поспорить, то бери Корву и езжай в Вельмар. Я с удовольствием продолжу дискуссию. Когда вернусь. Это понятно?
— Предельно.
Женя удовлетворенно кивнул. На лице Вереска не дрогнул ни единый мускул.
...И вот я, как дура, стою на обочине в компании комаров и лошадей. Настоящая жизнь кипит всего в каких-то двухстах метрах от меня, а я даже не могу посмотреть, что там происходит!
— Вы как хотите, — пробормотала я, обращаясь то ли то ли к лошадям, то ли к предателям-мужчинам, оставившим меня в этих кустах, — а я все-таки подберусь поближе к забору.
Корва покосилась на меня и укоризненно фыркнула.
— Ну да, я помню, что Женя велел не сходить с этого места, — я виновато развела руками. — Но отсюда же совсем-совсем ничего не видно.
Впрочем, передислокация мало в чем улучшила положение. Лунный свет выбелил крышу постоялого двора, отчего он сделался похожим на ледяную избу — такой же белый, холодный... и мертвый.
Минуты текли медленно и тягуче, как патока. Лунный диск успел преодолеть половину расстояния от фронтона до печной трубы прежде, чем дом начал подавать признаки жизни. Самым первым — и самым убедительным — признаком стал истошный женский визг. Гм. Надеюсь, мои герои не вломились ненароком в чужую спальню? За визгом последовал шум и грохот неясного происхождения, и почти сразу же в обеденной зале, которая по совместительству выполняла роль гостиной, вспыхнул яркий свет. Ого! Да у нашего скромного провинциального корчмаря, оказывается, есть магическая лампа, стоимость которой едва ли не больше, чем все его подсобное хозяйство. А бедные постояльцы вынуждены довольствоваться огрызком дешевой свечки. Впрочем, эта лампа наверняка зажигается только по особым случаям. Например, когда "бедные постояльцы", вооруженные от пяток до зубов, посреди ночи взламывают запертую комнату.
Из дома раздались приглушенные голоса. Несмотря на то, что окно гостиной было открыто по случаю духоты, до меня доносились лишь обрывки фраз, из которых при всем желании невозможно было восстановить смысл разговора. Однако, судя по тональности, хозяева не были в восторге от неожиданного приключения. Женя — а от имени "наших" выступал исключительно он — напротив, вел диалог в спокойном и даже чуть ироничном тоне (впрочем, за такие нюансы я бы уже не поручилась). Поддавшись его уверенным интонациям, я почти убедила себя, что инцидент закончится мирными переговорами. Однако оптимистичный настрой был грубо нарушен болезненным мужским вскриком и последовавшим за ним коротким, но забористым ругательством. А когда из открытого окна весьма донесся характерный звон стали о сталь, от радужных надежд не осталось и следа.
