Замок Пастыря

— Уже неплохо. Честно говоря, не ожидала снова встретить кого-то из вашей династии. Думала, что после Смуты вы избавили этот мир от своего присутствия и отправились туда, где вам самое место, — она протянула ему бокал. — Не желаете отведать? Помнится, ваши пристрастия в пище не сильно отличаются от наших.

— Вы не сдержаны на язык, Мария, и слишком опрометчивы. Или думаете, я позволю вам уйти после того, как вы увидели меня в этом облике?

— И это освобождает меня от возможных мук совести, — даже в этот момент она могла мило улыбаться. — Потому что свидетеля, помнящего мое лицо, оставлять в живых неразумно.

Магическая вспышка полыхнула, казалось, со всех сторон разом. Что-то подобное Георгий не предвидел, но ожидал. Попытайся он скрыться в тенях, там бы его и сожгло. Так что из пылающего пузыря вырываться пришлось опять же серебряной нитью, за один конец примотанной к поручню у входа. Испепеления заживо удалось избежать, но по всему телу сразу же начали пузыриться ожоги.

'Пока неплохо, один козырь вытащили'.

Но сколько еще таких секретов у Вишневской в запасе? Вряд ли слишком много, она не в своем логове. Но карты самого Георгия она подсмотреть уже успела. Значит, придется импровизировать. Он щелкнул пальцами, приводя в действие оставленное минуту назад заклятие — вагонная сцепка тут же разомкнулась. Не укрываясь тенью, вылетел наружу и снова вскарабкался на крышу вагона. Если Апостол и успела возвести какую-то завесу, то он мог только находиться внутри. На открытом воздухе она бы уже не имела решающего преимущества.

На торможение должно было уйти около минуты.

Он вдруг понял, что голоден. Голод был так силен, что норовил задвинуть на задний план и рациональность, и даже рассудок. Это всепоглощающее чувство рисовало перед глазами ярки и заманчивые картины, но то были не скромные пирожки вокзальных торговок, и даже не ресторанные яства. Маг как наяву видел перед собой бокал в руке Марии, и плещущуюся в нем алую жидкость. Его мысли раз за разом возвращались к купе, в которых спали пассажиры.

Живые.

Вкусные.

Кровь имеет солоноватый металлический вкус, но сейчас она казалась слаще кленового сиропа. Человеческое мясо на вкус гаже собачатины, но этот голод может утолить только оно. Ибо с древних времен были те, на кого охотятся, и были те, кто охотятся. Первые страшились темноты, в которой бродили вторые, и светом костров ограждали себя от кошмаров ночи, а позже огнем, волшбой и холодным железом изгнали их в тени мира. Изгнали. Но не истребили.

Расчет Вишневской был гениально прост. Зачем противостоять первобытной мощи риастрада, если можно подтолкнуть в спину того, кто и так балансирует на грани? И если бы не Архистратиговы Путы... прежде Георгий не раз проклинал эту пыточную сбрую, навешенную на него с детства, но сейчас только Путы удерживали его от падения в бездну. Он широко раскрыл рот, испустил отчаянный рев и, что было сил, вгрызся зубами в собственную руку.

Боль отрезвила. Вкус собственной крови начисто отбил аппетит. А осознание того, что он чуть было не пал до уровня животного, разъярило мага настолько, что он твердо решил устроить чертовой кровососке самую мучительную смерть, какую только можно придумать.

Тем временем отцепленные вагоны замерли на середине моста. Если Тихон сделал все как надо, начальник поезда уже знает, что часть вагонов отцепили революционеры с целью грабежа богатых пассажиров первого класса. Состав будет задержан, а за потерянным вагонами вышлют маневровый локомотив в сопровождении вооруженной охраны. Нужно уложиться в это время.

Маг широко взмахнул рукой, окропляя все вокруг своей кровью, и тут же свет, что испускали электрические фонари на мосту, начал меркнуть. Он начал читать очередное заклинание. Бессмысленный набор слов на давно мертвом языке, что достался в наследство от предтечи, в давние времена давшего начало фамилии Летичевых. Шипящие, гортанные звуки ускользали в темноту, и она сгущалась, становилась плотной — а затем и вещественной. Но заклинание не просто сгущало тьму. Оно приоткрывало дверь в реальный мир для тех сущностей, с которыми имел далекое, но все же родство.

За считанные секунды тьма сгустилась так, что ничего не было видно на расстоянии руки. Во тьме слышался шорох и топот. Хриплое дыхание и шипение. Даже охваченный риастрадом разум сжимался в ужасе при мысли, что те, кто издавал эти звуки, хоть на миг вырвутся из-под контроля. Они должны были сделать свое дело — и тут же сгинуть.

— Ешьте! — приказал он.

Сотни зубов, когтей, жвал и бог знает чего еще, впились в тонкое железо вагонных стенок. Несколько секунд маг слушал скрежет разрываемого металла, а потом резко свел ладони, обрывая действие чар. Все, хватит. Это слишком опасная магия. Если удерживать ее дольше необходимого, можно не только полностью истощить себя, но и испытать что-то похуже смерти. Как бы ни подготовилась Вишневская к противостоянию внутри вагона, теперь ей придется принять бой под открытым небом.

Выпрямившись, Георгий наблюдал, как Апостол неторопливо выходит из погрызенного вагона и одаривает его легкой улыбкой. У нее нет оружия... если бы только эту битву можно было выиграть оружием.

— И все-таки я вас не зря заметила, — проворковала она. — У меня на особенных мужчин глаз наметан.

— Только не говорите, что собирались обратить меня.

— Разве вас не прельщает бессмертие?

— У меня есть идея получше. Я разрежу вас на куски, упакую в железный ящик и запру до конца веков.

— Кажется, мы не договоримся.

Что сделала Мария, Георгий понять не успел. Он все еще находился слишком близко к тому, что затуманивало его предвидение. Все, что он почувствовал — это страшный удар в грудь, будто бык боднул, и на секунду даже потерял сознание. Очнулся он уже в полете, вниз головой падая в реку.

'Хорошо, что не надел шинель, — подумал он отрешенно. — Отяжелела бы...'

А потом Георгий с размаху плюхнулся в воду. В октябре Иртыш еще не замерзал, он уже становился достаточно холодным, чтобы короткое купание немного отрезвило. Он выбросил руку вверх, и из браслета вытянулась тонкая нить, которая обвилась вокруг фермы моста. Следующим движением мысли он влил в нее столько эфира, сколько мог контролировать, нить раскалилась, сжалась в пружину и со страшной силой выдернула его из воды. В полете маг сгруппировался и успел всунуть саблю в ножны, после чего руками ухватился за стальную балку. Провернулся на ней 'солнышком', встал ногами и огляделся. Вопреки его опасениям Вишневская еще не скрылась. Либо она заигралась с ним, либо, что более вероятно, твердо решила убрать свидетеля.

На раздумья времени не было. Вообще ни на что не было. Георгий и так затянул бой сверх всякой меры, теперь ему приходилось тратить солидную часть своих сил на сдерживание риастрада. Еще несколько минут, и для него все будет кончено. Ладно, последняя попытка... Он приказал живому серебру, защищающему его грудь и охватывающему правую руку, перетечь на саблю. Потом спрыгнул на рельсы и глубоко вдохнул, перестраивая поток эфира в теле и вокруг него.

В основе его магии лежала концепция 'того-чего-нет' или 'небытия'. Она позволяла узнавать будущее — потому что оно еще не случилось, властвовать над тенями — потому что их нет, и ходить короткими, несуществующими путями. Но главным ее предназначением всегда оставалось сокрытие заклинателя.

Апостолы быстры — но нельзя отреагировать на то, чего нет. Вишневская была готова отразить любое нападение, но удары сыпались на нее буквально из ниоткуда. Риастрад безмерно усиливал удары сабли и ног, каждый глубоко вгрызался в тело Апостола, крушил кости. Конечно, ощутимого вреда ей это не причиняло, но зато рассеивало внимание, отвлекало. Она не могла сосредоточиться на новом заклятии, которое обошло бы концептуальную защиту.

'Все, заканчиваем'.

Маг собрал остатки сил.

'Раз!' — коварный удар шипами живого серебра ослепляет Апостола.

'Два!' — боковой удар ломает колено, ограничивает подвижность.

'Три!' — сабля входит точно в сердце по самую рукоять.

И он рухнул на колени, выронив оружие.

У тела были свои пределы, и маг их только что перешагнул. Драться он уже не сможет. Теперь ему оставалось только надрывно дышать и молиться, чтобы его финт вскрылся не раньше, чем соберет достаточно сил для добивающего удара.

— Скажите, Летичев, на что вы надеялись?

Он поднял глаза. Мария Вишневская уже стояла перед ним — почти обнаженная из-за изрезанной в клочья одежды, но уже невредимая. Она протянула руку, невидимая сила подняла Георгия в воздух, и с силой сдавила, будто пыталась выжать кровь, как воду из губки.

— Неужели ваша жажда крови так затуманила ваш рассудок? Помнится, когда я встречалась кое с кем из ваших предков, а было это во времена Смуты, то он даже полностью обратившись чудовищем, сражался обдуманно и умело.

Он молчал. Только сверлил Апостола яростным взглядом.

— Как печально. А ведь когда-то вы входили в число Первозванных... да-да, я все знаю. Следы вы зачистили тщательно, но не от тех, над кем не властно время. Ну, чего вы молчите? Скажите что-нибудь.

— Finita la comedia! — прошипел маг.

И щелкнул пальцами.

Сдерживающее его заклятие тут же рассеялось. Вишневская замерла, бешено хрипя и вращая глазами, но ничего иного она сделать уже не могла. Георгий медленно поднялся на ноги и размял плечи.

— На что я рассчитывал? Да вот на это.

Он принялся рыться по карманам, и после недолгих поисков вытащил на свет пачку папирос и коробок спичек. И то и другое — насквозь промокшее. Глухо зарычав, Георгий швырнул их об землю.

— Живое серебро, госпожа Вишневская, живое серебро. Изумительная субстанция с тысячей применений. Например, если нанести его на клинок, после удара оно останется в ране. А с вашей способностью к самоисцелению, оказывается запертым внутри тела. И стоит отдать приказ — как оно прорастает сотнями корней. Сейчас каждый ваш сустав и мышца оплетены его нитями, — он положил ладонь на голову Апостола. — Зря вы вообще сюда полезли.

— Душа моя — бушующее пламя,

А ты всего лишь пища для огня!

Заклятие сошло с его ладони и накрыло собой Вишневскую. Оно развеяло в прах ее тело, уничтожило удерживающие его вместе связи, а также действовало глубже, обратив в ничто часть тех концепций, что делали Апостола настолько могучей и живучей тварью. Нити живого серебра упали на насыпь, но тут же потекли и изменили форму, превратившись в небольшой ларец. Георгий повел рукой, и налетевший ветер подхватил прах вампира а потом закрутился небольшим вихрем и аккуратно сложил его в ларец.

— Я же предупреждал, что запру вас до скончания веков, — подумал маг вслух. — Впрочем не расстраивайтесь, мой подвал сухой и теплый.

Он встал на колени и сложил руки перед собой. Бой закончен. Оставалось только восстановить Архистратиговы Путы. Обреченно вздохнув, маг начал читать молитву:

— О святый Михаиле Архангеле, помилуй мя, грешнаго, требующего твоего заступления, сохрани мя от всех видимых и невидимых враг, паче же подкрепи от ужаса смертнаго и от смущения диавольскаго и сподоби мя непостыдно предстати Создателю в час страшнаго и праведнаго Суда Его. О всесвятый, великий Михаиле Архистратиже! Не презри мя, грешнаго, молящегося тебе о помощи и заступлении твоем в веце сем и в будущем, но сподоби мя тамо купно с тобою славити Отца и Сына и Святаго Духа во веки веков.

Мага окутало пламя. Оно выбивалось из спины, где под одеждой скрывался вырезанные на коже письмена, и укрывало его будто два огромных крыла. Пламя пылало, но не сжигало одежды или плоти. Оно причиняло невыносимую боль, но не телесного рода. Рвало цельную душу пополам, заковывало ее в незримые цепи. Таковы были Архистратиговы Путы — неописуемой жестокости темница, в которую маг запирал себя добровольно, чтобы избежать участи худшей. Еще бы немного и...

Окончательно обессилев, он повалился на рельсы.

Все, теперь только лежать и ждать, пока кто-нибудь придет. И терпеть боль. Растянутые сухожилия, сломанные ребра, синяков и ожогов не счесть. На торсе и ногах глубокие раны, оставленные саблей марида. Да еще сам мокрый как мышь. А октябрьские ночи холодны, и ветер на мосту промозглый... Тьфу блин, еще и дождь пошел!

Он не понял, сколько провалялся на рельсах, прежде чем услышал приближающийся шум. Маневровый паровоз. Ох, сейчас же расспросы начнутся...

Паровоз затормозил, послышался хруст гравия — из него выскочило несколько человек.

— Вот он, лежит! — это Тихон. — Ваше благородие, вы живы там?

— Ага, — даже просто подать голос стоило усилий. — Тебя, олуха, где черти носили? Меня тут аж разморило.

— Да я ж телеграмму эту... — Тихон подбежал поближе и увидел, в каком Георгий находится состоянии... — ох ты ж ниху...!

— Шутки шутит — знач живой, — незнакомый голос. — Где экспроприаторы ваши?

— Тихон, подняться помоги.

Слуга тут же закинул себе на шею руку мага и поднял того с земли. Тогда он смог разглядеть, кто же еще прибыл на тепловозе. Казаки. Четверо. Всего четверо. Это все упрощает. Последние капли сил... только бы сознание не потерять.

— Верьте мне, — произнес Георгий, вкладывая в слова магию. — На поезд напали марксисты, с целью грабежа. Они отцепили вагоны первого класса, чтобы без проблем обобрать пассажиров. Усыпили всех хлороформом, так что все до сих пор спят и еще не скоро проснутся. К счастью, в это время я шел навестить одну особу, что ехала в первом классе, и смог помешать грабителям. Но, как видите, был тяжело ранен. Сами грабители скрылись на дрезине, вы их не догоните.

Глаза разболелись так, что захотелось взвыть. Насколько же он вымотался, если простейший отвод глаз, которому учат детей, так отдается? Ладно, это уже не важно. Казаки теперь будут отстаивать внушенную легенду даже под присягой, и сами додумают, если всплывут какие-то пробелы. Таинство сохранено, и вопросов к нему не возникнет...

— Ваше благородие, вам к врачу надобно, — Тихон храбрился, но чувствовалось, что ему все еще очень страшно.

— Потом, — маг зашелся в приступе болезненного кашля. — Ты телеграмму отправил?

— Так точно!

— Отлично. Тогда и врач не нужен. Подмога получше приедет скоро. А теперь пошли туда, — он пальцем указал в сторону вагонов.

— Ну что еще?! — страдальчески вопросил камердинер.

— Как что? Что после боя следует сделать?

— Эээ... не могу знать.

— Хе-хе-хе. Прежде всего, надо взять добычу! Да не боись, не кусается она. Уже точно не кусается, — маг даже немного прибодрился. — Поглядим, чем поживиться удастся, кроме белья французского.

Примечания:

(1) — Не пытайтесь это перевести, я записывал на слух.