Замок Пастыря

— Символические обозначения мне знакомы. Четырнадцатый год — это начало войны. Семнадцатый — это бедствие. А что за последовательность вероятностных вилок в левой части графика?

— Покушения на министра внутренних дел Столыпина.

— Что, так много?

— У этого человека поразительная воля к жизни, а его роль в грядущих событиях слишком значима. Его многие будут пытаться убить, и столь же многие — защитить. Точнее, уже пытаются. Я взял на себя смелость однажды отвести от него смерть, но больше вмешиваться не рискую, уж очень злой гадючий клубок вокруг него сплелся. Так или иначе, он способен удержать Россию от вступления в войну через семь лет, и в этом заключается его главная ценность. Или угроза — в зависимости от точки зрения. То же самое относится, к примеру, к императрице Александре. Есть и иные личности, чей индивидуальный вклад не столь значителен, но и их судьбы, при определенных стечениях обстоятельств, могут оказать влияние на итог. Война, впрочем, начнется в любом случае. Вопрос в том, когда именно Россия окажется в нее втянута, и на каких условиях.

— До меня доходили разные сведения, — задумчиво произнес князь. — Но ничего определенного. Я слышал, по меньшей мере, три предсказания до вас, и никто не мог сказать толком, кто и с кем будет воевать.

— Все будут воевать со всеми. Войн, подобной этой, мир еще не знал. Мировая Война — вот что нас ждет. Это не просто спор за территории, колонии или веру — это рождение в муках нового мира, настолько же отличного от нынешнего, как небо от земли. Если выражаться метафорически, то больше всего это походит на рождение осы из тела гусеницы, которую ее личинка пожрала изнутри.

Георгий на секунду прервался, чтобы убедиться, что его слушают. Князь слушал очень внимательно, его серые глаза, казалось, пытались просверлить в маге дыру. Верил или нет — другой разговор. Предсказатель разок затянулся папиросой, откашлялся и продолжил:

— И в этом заключаются наибольшие риски для нас. Вступит Россия в Мировую Войну, или избежит ее, потерпит очередной крах или будет праздновать победу, устоит монархия или же ее сменит республика — но потрясения произойдут неизбежно. Произойдет массовый распад или коренное изменение существующих государств, сместятся центры силы, агония миллионов умерших на поле боя разнесется по мировому эфиру. Нищета, опустошение, голод — вот что нас ждет. И Посвященным уже не доведется половить рыбку в мутной воде, как обычно, а придется полностью сосредоточиться на собственном выживании. Пули и бомбы не разбирают, кого убивают, и никакая магия не насытит, когда нечего есть.

— Но вы не предлагаете путей, которыми подобного развития событий можно избежать, не так ли?

— Их и нельзя избежать, но можно смягчить. Это то, чего я от вас и хочу — чтобы вы донесли информацию до корифеев, и выработали коллегиальное решение, которое устроит если не всех, то большинство, чтобы не возникло раздора. Ложе более чем по силам добиться от царя и его окружения именно тех действий, которые нужны.

— Господин Летичев, вы требуете слишком много, — князь немного повысил голос. — Я могу объявить собрание, и я его объявлю. Но вмешательство в политическую жизнь Империи это уже перебор. Мы — сами по себе, смерды — сами по себе. Так повелось с древнейших времен, что мы используем людей, когда потребуется, но не решаем за них, как им жить. И прежде случалось, что Посвященные пытались брать в руки бразды правления. Ничем хорошим это не заканчивалось.

— Мое дело — предупредить, ваше — действовать. Потому что если ничего не предпринять, если бросить все на самотек, то события будут развиваться по вот этой, по самой верхней линии, — Георгий провел кончиком папиросы. — Мировая война растянется на многие годы, ее невероятное кровопролитие породит ответную реакцию Противосилы — эпидемию настолько масштабную и смертоносную, что чума, оспа и тиф покажутся рядом с ней легкой простудой. Число ее жертв я оцениваю примерно в двадцать процентов всего населения мира, причем большая часть придется именно на Европу, Россию и Соединенные Штаты, но это еще цветочки.

— Что-то еще хуже, чем пандемия?

— Есть вероятность стократно хуже, хотя она не слишком велика. Речь идет о отродьях Молоха.

Еропкин напрягся, и было от чего. Древнее проклятое племя лишь сравнительно недавно оказалось на землях Империи, но уже успело неизлечимо отравить собой юго-западные ее окраины.

— Они что-то планируют?

— Проклятое племя всегда планирует. Но на этот раз они будут действовать без всякого плана, просто следуя своей природе. Империя в кризисе, это не секрет. Даже в мирное время многие ее институты еле-еле функционируют, а в случае вступления в затяжную войну грядет тотальный крах. Как только они почуют слабину, то вопьются в наши горла как голодные крысы, и если добьются своего, то у них в руках окажется достаточно ресурсов, чтобы начать разрушение остального мира. Это приведет к уничтожению всей современной цивилизации, к новым Темным Векам.

Георгий замолчал, машинально сбросил с пальцев на бокал пару заклинаний, нейтрализующих яды, и только после этого пригубил вино.

— Вы говорите скверные вещи, господин Летичев. Если бы моя семья не вела дел с вашим отцом и я сам не убедился в его умениях... был бы рад проигнорировать ваше предсказание, но увы. Значит, война... — пробормотал князь задумчиво.

— Доведите эту информацию до Ложи, распространите как можно шире, с вашими силами это не составит труда. Чем более подготовленными мы вступим в эпоху потрясений, тем лучше будет для всех. Говоря 'мы' я имею ввиду не только узкий круг корифеев, но вообще каждого Посвященного, живущего в Империи.

— Не думал, что вы сторонник равноправия. Так вы отказались выступить на собрании, потому что не любите столичную аристократию?

— Да какая у вас тут аристократия, смех один. Насчитали двести лет родословной, на стену размалеванную коронами да зверьем всяким доску повесили — и уже индюками надутыми ходят, будто лично в Константинополь учиться ездили, когда над ним еще был крест, а не полумесяц.

— Это попытка оскорбления? — уточнил князь, и воздух в комнате потемнел и слегка сгустился.

— Не в ваш адрес, господин Еропкин. Я знаю, что ваша династия как магов началась еще при Софье Палеолог. Я говорю о всяких нуворишах, которыми полон Петербург. Например о том, что войдет в эту дверь через десять минут, — он ткнул большим пальцем за спину.

— И сколько же поколений в вашей родословной, если вы позволяете себе такие высказывания? — поинтересовался князь.

— Достаточно, чтобы претендовать на власть. Но нам также достает мудрости не желать ее.

— Это весьма любопытно. Весьма. Я всегда считал, что знаю все достойные упоминания фамилии, пока не встретился с вашим отцом. И только что понял, что не знаю о нем ничего, кроме имени.

— Наш род никогда не любил публичности, признаю, — Георгий слегка склонил голову, но глаз не опустил.

— Не любите показываться на виду, живете в сибирской глуши, не пытаетесь занять место повыше... — князь холодно усмехнулся. — А не святые ли вы часом?

— Я уважаю ваши тайны, господин Еропкин, — с той же прохладцей ответил Георгий. — Уважьте и вы мои.

— Вы в моих владения, господин Летичев. Я могу вырвать из вас признание силой, — что тон, что лицо князя не изменились ни на йоту. Казалось, речь шла о том, какую газету читать утром, или с чем подавать чай. Казалось бы, не будь Еропкин полностью серьезен.

— Но стоит ли того риск? В схватке с вами, начнись она сейчас, я погибну в девятнадцати исходах из двадцати. Но не спешите радоваться, вы гибнете с шансом шестнадцать из двадцати. Я либо успею забрать вас с собой, либо смогу сбежать, и поверьте, скрываться я умею как никто. Но это все гимнастика для ума, потому что схватки не будет. Вы бы, может, и пошли на риск — но ради чего? Точно не ради удовлетворения праздного любопытства. Через три минуты наш разговор будет закончен, я выйду отсюда, и не вернусь еще очень долго. Напоследок же скажу, что вероятность сохранения монархии во всех вероятностных ветках невелика. Так что советую подумать о временах, когда титулы и гербы пойдут прахом. На деньги не надейтесь — они тоже станут прахом, когда в разгар войны инфляция не оставит от них ничего.

— А как собираетесь пережить этот кризис вы?

— А мне не о чем беспокоиться. Как говорится, кому война, а кому мать родна. Когда оборонял Порт-Артур, и крыс приходилось жареных кушать, и чаек, да только пальчики облизывал.

— Вас послушать, вам ничего не страшно.

— Недалеко от истины. Вы можете чего-то страшиться, потому что вас пугает неизвестность. А я уже видел все, что может и не может случиться, — Георгий залпом допил вино и поставил на стол пустой бокал. — Благодарю за внимание. Оповестите всех, кого сможете — это очень важно. На этом у меня все.

Георгий провел по воздуху рукой, и дымная схема сжалась на его ладони в маленький плотный шарик. Он передал его Еропкину, который тут же спрятал его в ящик стола.

— И все же я чувствую, что вы рассказали мне далеко не все. Ваш график обрывался на семнадцатом году. Что же вы утаили?

— Великое знание порождает великую скорбь, — Георгий только усмехнулся. — Меня с детства удивляло, как все кругом хотят знать будущее, но начинают злиться, когда оно оказывается не таким, какое хотелось. И пока не забыл... это нормально, что у вас один из арендаторов занимается изучением Пастырей?

— Вы про Липницкого? Он просто безобидный теоретик, вдобавок всего лишь третье поколение. Свою тисофию(1) он недавно передал наследнице, так что пусть балуется.

— Трактат 'О пастырях' вы тоже считаете баловством?

— Я склоняюсь к мнению, что знание само по себе не несет ни опасности, ни соблазнов. Оно есть сила, но бесцветная и бесцельная. Окраску и направленность знанию придает только тот, к кому оно попало.

— Есть вещи, которые развращают даже самого честного и благоразумного человека. И творение МакФарлейна из таких. Его труд потрясает, я не спорю, он сам по себе очаровывает без капли магии. Но он указывает дорогу к Пастырям, и туда, откуда эти... сущности явились. Нас там не ждут, поверьте. А если и ждут, то отнюдь не с распростертыми объятиями.

— Возможно. Но разве это не его дело? Магу, как гласит Третий обет, всегда должно помнить о смерти за плечом.

— Что же, тогда прошу меня извинить, — Георгий, раздавил окурок в пепельнице, встал и направился к дверям. — Я совсем засиделся в провинциальной глуши, забыл о правилах поведения в приличном обществе. Прощайте.

И так, дело сделано. Князь, при всех своих манерах важного чиновника, не дурак, отмахиваться от предсказания не станет. Конечно же, он оповестит тех, кто имеет среди Посвященных уважение и авторитет. И конечно же, как и любой человек, руководствующийся предсказанием, он своими действиями приведет к тому, чтобы оно сбылось. Желание князя сохранить статус-кво и удержать магов от активного участия в жизни России приведет лишь к эскалации. Эскалация создаст неопределенность, а неопределенность сделает самые явные и самые худшие пути будущего туманными и зыбками.

Дальнейшие действия Герогий еще не продумывал, как и не погружался в 'будущее-которого-нет' достаточно глубоко, чтобы наметить четкий путь. Но этим предстоит заняться дома, сейчас все это не важно. Важно было то, что сейчас скисшего от скуки камердинера придется отправить за билетами до Москвы, а самому идти в гостиницу и хоть немного поработать перед отъездом. Сейчас у нас половина третьего пополудни, то есть...

Именно в этот миг Георгий допустил непростительную для практикующего предсказателя ошибку. Магам вроде него прощали периодические ошибки и нигилистическое отношение ко всем вокруг. Но никогда, ни один предсказатель не позволил бы себе сослепу налететь на другого человека, неожиданно вышедшего из-за угла. Что Летичев и сделал, засмотревшись на часы.

— Черт побери!

Пытаясь удержать равновесие, Георгий чертыхнулся и резко отпрянул назад. О своей оплошности он догадался, однако сделать ничего не успел. Ощущение надвигающейся смерти обдало его со спины как чан ледяной воды. Ощущение было мощным и ярким, косым разрезом пересекающим его от правого плеча до левого бока. На войне маг привык реагировать моментально, и так же поступил сейчас, опережая даже собственную мысль. В следующий миг он уже выронил саквояж, отскочил на сажень в сторону и стиснул рукоять сабли, готовый мгновенно вырвать ее из ножен. Глазами он еще ничего перед собой не видел, но внутренним зрением, чувствами мага, ощущал нечто чудовищное и чуждое.

Прошла изнурительно долгая доля секунды, за которую предсказатель пытался выхватить из укрывающей будущее дымки тропу, ведущую к его гибели, и сойти с нее. Вражеского удара не следовало, и спустя эту долю секунды Георгий, наконец, увидел глазами, кто перед ним стоит. То был огромного роста верзила, смуглолицый, черноглазый, с короткими седеющими волосами — то ли араб, то ли турок. В глаза бросались непропорционально длинные руки, а еще практически неподвижное, будто мертвое, высушенное лицо. На верзилу был натянут офицерский мундир с погонами штабс-капитана — такой же, как у самого Георгия, но без орденов. Именно что натянут, потому что сидела форма на нем как на обезьяне, она явно не была повседневной одеждой. Рука верзилы лежала на рукояти тяжелой сабли и, без сомнения, он бы выхватил ее в мгновение ока, но по-настоящему пугало не это. Верзила не был человеком. Он мог быть кем угодно, чем угодно, но человеческого в нем не ощущалось ни на грамм. Кто это? Кукла? Гомункул? Нет, он появился у Георгия за спиной неслышимым и невидимым. Маг? Точно нет. Призрак? Нет, он материален. Апостол? Ложа слишком хорошо защищена от этих существ, его бы сожгло еще на входе...

— Вы совсем по сторонам не смотрите?! — раздался рядом гневный возглас.

Боковым зрением предсказатель заметил того, с кем, собственно, столкнулся. Это был тощий и длинный человек, чем-то похожий на богомола. Его седые волосы беспорядочно торчали в разные стороны, а половину лица скрывали массивные черные очки. Одет он был в простой серый костюм-тройку, а затянутыми в черные перчатки руками цеплялся за тросточку, с помощью которой удерживал равновесие после столкновения.

— Ну! — 'богомол' сорвал с себя очки и вперил свирепый взгляд в предсказателя. Чертыхаться он уже прекратил, и теперь говорил угрожающе, но спокойно. — Я жду ваших искренних извинений!

— Сначала прикажите вашему цепному псу спрятать зубы, — тихо ответил Георгий, не сводя глаз с верзилы. — Или дело может плохо кончиться.

— То есть ВЫ смеете МНЕ указывать? — маг надвинулся на него, и было заметно, что его щека дергается от гнева. — Вы вообще в курсе, кто я такой? Очевидно, что нет, если позволяете себе подобное.

— Я в курсе кто вы, барон Бладберг. Отзовите телохранителя, — Георгий уже приготовился к боли от горящей на костях тисофии. — Мне бы не хотелось раздувать ссору из-за ерунды.

Барон Серафим Карлович Бладберг, собственной персоной. В миру — известный фабрикант, имеющий отношение к металлургической промышленности и оружейному производству. В тени — чародей-кукольник, представитель сравнительно нового и перспективного направления в магической науке, ставящего во главу угла механику. В обеих ипостасях — поклонник бренди и кокаина, делавших его вспыльчивый характер совсем уж несносным. Неприятная личность и еще более неприятный оппонент.