Все же следовало выбраться еще раз в аптеку — и приобрести подсказанные компоненты для микстур и мазей, а если повезет, то и вожделенные книги.
Весь этот день все три капитана посвятили набору новой команды на 'Валькирию', а боцманы пополняли необходимые запасы, и в город постоянно кто-то уходил и кто-то приходил. Оставив юнгу на подхвате с самым важным инструментарием, то есть ведром и кружкой, изыскиваю возможность добежать до аптеки и обратно в сопровождении боцмана. Лекарства удалось купить сразу, а вот насчет книг старый еврей пошлепал губами, порылся в сундуках и на верхних полках и с виноватой улыбкой попросил подождать пару дней, но деньги оставить наперед. Решив, что нам тут еще стоять долго и стребовать долг можно будет всегда, тем более боцман свидетель, и напомнив на всякий случай аптекарю об этом, расплачиваюсь за книги и мы с ним записываем названия и цены на листке бумаги.
Разгуливать некогда, почти бегу назад.
-Леди Марта, а Вы не хотите зайти в галантерейную лавку? — басит боцман удивленно.
Еще более удивленно смотрю на него, и вскоре мы уже на корабле.
И снова круговерть дел, а на душе тепло — послезавтра я увижусь с книгами. Физически представляю, как буду держать в руках эти тяжелые, пахнущие типографской краской и лаком миниатюр фолианты в тисненой коже, украшенной медными застежками. Две книги потянули на все мое заработанное на 'Пантере' больше чем за полгода, но зато и службу сослужат долго — если мы не сгорим и не утонем. Впрочем, тогда и меня не будет как их читателя. Да и моих пациентов.
Надо бы Стилу швы снять со лба. Зайти к нему вечером? Знать бы, кто из них будет в это время на вахте, а то может, и до утра придется отложить, не в ночной же тьме этим заниматься.
-Прости, милая, но мне сейчас не до твоего вышивания. Не мешает и ладно, разве что чешется.
-Значит, заживает.
-Вот и славно, пусть продолжает. Освобожусь, забегу сам. Ты что-то хотела еще спросить? — он с полувзгляда замечает вопрос в моих глазах.
-Стил, а никто не знает, что я проснулась в твоей каюте?
-Ты предлагаешь нам построить команду и попросить сделать шаг вперед тех, кто знает, что их доктор нормально выспалась и не перепутает снотворное со слабительным? Или не пропишет их одновременно?
-Стил, — мне и смешно, и тревожно.— Ты можешь серьезно сказать? Пантера может начать меня презирать?
-Вот как?! — и он обнимает меня в охапку, шепча на ухо. — Когда приехали утром от губернатора за поганкой и доном Поносом, капитана на месте не оказалось, я пошел за ней и знаешь, кого там встретил?
-Тессена? — вариантов у меня нет, разве что сам Посейдон из пучины морской вылез.
-Угадала.
-Зачем ты говоришь мне такие гадости? Кому еще ты сказал эту гнусную сплетню про капитана? -меня захлестывает боль. — Как ты мог?!
-Успокойся, — он сразу делается суров и спокоен. — Говорю об этом только тебе. И то только потому, что вы с Пантерой подруги, и я знаю, как ты о ней беспокоишься. Знаешь, честно говоря, я вообще рад, что она может пообщаться не только как мужчина с мужчиной. Она же... Она такая хрупкая...
Он осекается, поняв, что сболтнул лишнее.
-Продолжай, — хватаю его двумя руками. — Знаю, что она никогда не была замужем. Неужели у нее не было возлюбленного?
Стил вздыхает:
-Наверное, если она захочет, сама тебе расскажет об этом. Хотя особо не рассчитывай. В некоторых делах она слишком невинна.
-Откуда тебе знать?
-Мы больше десяти лет вместе.
-И ты..., — темный комок подступает к горлу, я уже представила, как Стил вот также, как меня, обнимает Пантеру, как она обрушивает на него сокрушительный удар в челюсть, и как он вынашивает годами план мести, и вот теперь есть я...
-Да, — просто отвечает он. Нам было по двадцать лет, и капитаном она тогда еще не была. И, конечно, узнав ее тайну, я предложил стать ей не только боевым товарищем и собратом по абордажной команде. Но... У нее правда были веские причины отказать мне, не унижая. И вот теперь я искренне рад, что Тессену вроде удается отогреть ее сердце. Не мешай ему, Марта...
Теперь слезы на моих глазах уже не от моих обид, а от боли и радости за подругу. Стил уходит, он и так потратил на разговор со мной слишком много драгоценного времени.
А я вспоминаю тот вечер еще в самые первые дни моего пребывания на фрегате, когда заглянув в капитанскую каюту, застала ее бледную и сжавшуюся от боли на кровати:
-Это ты, Марта? — ее голос непривычно тих. — У тебя есть какое-нибудь питье, чтобы остановить кровь внутри?
-Внутри?! Что с тобой? Ты скрыла от меня рану? Но ведь бой был два дня назад! За это время... — я замечаю под кроватью старый мешок с тряпками и с пятном свежей крови, проступившей на нем. -Или? Пантера, успокой меня, это обычные женские недомогания?!
Она тихонько кивает и кривится от стыда. Бесцеремонно раскрываю мешок — а как она с такой кровопотерей вообще еще передвигается? Это слишком много для регул, да и боль она испытывает нешуточную. А так как два дня назад мне пришлось зашивать ей бровь, и она отказалась от предложенного стакана рома, чтобы не дурманить голову, то ее способность переносить боль уже была мне известна.
-Ты... Девственница? — моему изумлению нет предела, она слишком красива и обитает среди молодых красивых мужчин, к тому мне уже понятно, что Пантера младше меня разве что на пару лет, и тридцать ей уже было. Но я в свои тридцать пять замученная полумонахиня, а она — роскошная золотоволосая красавица и отважный капитан фрегата.
Она снова кивает с виноватой улыбкой:
-Как-то не понадобилась никому как человек. А как предмет для вожделения и сама не хотела.
Что я могу? Дать питье и уговорить поспать. И молиться, чтобы нашелся человек, который сможет избавить ее от таких мучений мстящего за пропадающее материнство организма.
Что могу ей посоветовать? Святая Мария, мой опыт в этом так ничтоже и так пугающ, что лучше мне смолчать.
И еще приятные впечатления дня — Пантера на мостике 'Александры' что-то оживленно обсуждает с Тессеном, вот она облокотилась на ограждение и подставила лицо ветру, а он обнял ее сзади за плечи. Это длится долю мгновения, и вот уже снова досужий взгляд наталкивается на двух суровых капитанов, что-то рассматривающих в штурвальном колесе.
Что-то неуловимо меняется во мне самой. Свекольный сок вчера бесследно смылся благодаря теплой воде и миндальному мылу, и Маргаритина юбка тоже уже не существует, но это ощущение чужой, примеренной на себя роли смеющейся, окруженной мужским вниманием женщины в ярком наряде.
А на следующий день почти с утра принесли записку от аптекаря — мои книги уже у него, и я могу придти прямо сейчас, и чем расторопнее, тем лучше, так как на такие ценные произведения есть и другие жаждущие знаний врачи в городе.
Начинаю метаться — Пантера уже ушла к губернатору, все остальные тоже заняты и отвлечься на меня могли бы только по ее приказу. Даже Стил не то что бы запропастился, но он висит на каких-то канатах совсем наверху, почти рядом с флагом.
В конце концов, город не настолько запутан, чтобы я, посетив аптеку дважды, не нашла ее. Тем более помню название улицы, имя аптекаря, а население относится к нам вполне благожелательно, все уже знают, что мы доставили невредимой давно считавшуюся потерянной дочь губернатора.
И даже уличных грабителей опасаться не надо — деньги уже заплачены. Умываюсь, переодеваюсь в чистое и сбегаю по сходням. В лазарете у меня порядок, всем ребятам повязки поменяла, всех накормила и завтраком, и микстурами, и пара часов у меня в запасе есть. А без вечно занятого боцмана можно на свободе и в галантерейную лавку заглянуть, за новым гребнем. Да и у Пантеры он уже истертый...
Это ощущение счастья и свободы — оно новое для меня. Щурюсь на яркое солнце, вдыхаю запах гниющих водорослей и жареной рыбы, смешанный с чисто городскими ароматами свежего хлеба, копченой колбасы и подпорченных овощей.
Вот и аптека.
-Простите, мадам, — старик аптекарь в явном замешательстве. — Старый Мойша отвечает за свои слова, и если я таки уже обещал книги завтра, хотя лопни мои старые глаза, зачем такой хорошенькой девушке портить свои глазки за их чтением, то и будут они завтра.
-А записка?
Он подслеповато щурится:
-Ой, мадам, да Вы только посмотрите на бумагу. Откуда у бедного аптекаря муаровая бумага и чернила из дубовых орешков? Моих несчастных торговых дел не хватает на самые тонкие серые листочки, и покупатели мои такие же бедные врачи.
Эти причитания бесконечны.
-Так Вы не присылали мне записку? Тогда кто же?
-Ой, мадам, — тянет свою музыку аптекарь. — Ну откуда мне, несчастному старому аптекарю знать, кто уже таки пишет записки таким сладким девушкам? Может, тот рыжий красавчик в черной шляпе и кожаном камзоле, который приводил тебя сюда первый раз? Он такой щедрый и такой ласковый... Он, наверное, по достоинству оценил твое лекарское искусство. Могу поклясться, что приходится ему за тебя на дуэлях драться...
Когда до меня доходит, кто тут 'рыжий красавчик в черной шляпе', я, едва не разражаясь хохотом прямо в аптеке, сдержанно извиняюсь, обещаю забежать, как и уславливались, завтра, и выскальзываю на улицу.
Досадно, конечно, потерять время. Радость улетучивается, и я тороплюсь на фрегат.
Но внезапно небо надо мной перевернулось, потемнело и провалилось.
Очнулась я уже в каком-то подвале, пахнущем крысами и прелой соломой.
'Вот и все', — как-то удивительно спокойно всплыло в голове. — 'Не может быть так много счастья, как выпало тебе, Марта. Друзья, любимое дело, умная и сильная подруга, красивый и храбрый Стил... Наверное, там, наверху, сочли, что я не достойна всего этого. Что ж, все равно есть что хорошее перебирать в памяти перед смертью'.
Но постепенно, по мере того, как затекали связанные веревкой и привязанные к балке за спиной руки, охватывали уже не такие спокойные мысли: 'Я же не оставила дневной порции лекарств, потому что свежеприготовленная микстура лучше. И я вполне успевала ее приготовить, если бы вернулась вовремя. А теперь?! Надеюсь, Пантера сообразить позвать почтеннейшего Уильяма с 'Александры'?'
Эти мысли почти добивали.
Странно, но почему-то меня никто особо не беспокоил. Мой богатый опыт попадания в плен еще в Мале подсказывал, что требуют деньги, бумаги о тайных сговорах с Ганзейским союзом, копию печати губернатора, даже лоции береговой линии — но тогда я была губернаторшей, а сейчас? Разве что рецепт моего слабительного. Но я его и не скрывала. Пришли бы, поделилась бы. И даже угостила бы.
Легкий шорох в углу. Крыса? Да, с этими тварями я имела дело, когда нас с Вольфом заперли в трюме галеона. Мне тогда пришлось едва ли не тарантеллу танцевать, чтобы отгонять их от лежавшего без сознания от удара по голове саксонца.
Сыплется мусор, трещат доски — это ломается заколоченное крошечное окно под потолком. Кто-то влетает в него и приземляется на солому, вздыбив в хлынувших в пролом солнечных лучах вихрь пыли. Готовиться к смерти?
Но меня обхватывают теплые и сильные руки Пантеры:
-Жива? Цела? Не трясись так, я отправила записку на корабль, и наши скоро будут здесь.
-А ты как тут оказалась?
-Получила любезное приглашение, — у нее из кармана куртки торчит очень знакомый уголок розоватой муаровой бумаги. — Не хотела ставить тебя под угрозу, поэтому пришла одна. И даже оружие пришлось оставить у губернатора. Не все, правда...
Она уже начинает меня отвязывать, как дверь распахивается и на пороге возникает несколько человек довольно неприятного вида. Мне подобные личности встречались среди пациентов, любезно подсовываемых хозяйкой таверны. Контрабандисты и сбытчики краденого.
-Ага, обе канарейки в одной клетке.
Пантера отскакивает к стене и прижимается к ней спиной.
-Что ж, оказывается, в бабах все же есть благородство, — их предводитель кончиком шпаги приподнимает подбородок Пантеры. — Посмотрите только, она действительно без оружия!
И вот тут я замечаю веер на поясе подруги...
Второй негодяй хватает меня за волосы:
-Ну и с кого начнем? Предлагаю с этой козявки, она быстрее откинется. Да и трясется так, что надо торопиться, того гляди обгадится со страху и не будет ни на что пригодна, — он презрительно отталкивает мою голову, и я ударяюсь затылком о балку, не больно, но обидно, и слезы брызгают из глаз.
Злодеи грубо хохочут, а их предводитель обращается к Пантере:
-Ты же вроде у нас такой отважный капитан, что отняла корабль у благородного дона Хосе Марии Карлоса? Вот и посмотрим, насколько ты отважна. Сейчас вжарим твою малохольную подружку, нам все одно дела до нее нет, она свое дело уже сделал, помогла тебя выманить. И ты будешь смотреть, ничего не упуская. А после — покажешь нам все, чему научилась. И будешь умолять нас забрать корабль назад.
Пантера бледнеет, и мне это заметно. Думаю, и гадам тоже.
Откашливаюсь:
-Ну, положим, меня вы не напугали. Я еще и спасибо скажу. Три года вдовства и на скалку залезть заставят. А тут такие мужчины. И много.
Глаза Пантеры становятся размером с пряжку ее ремня. У поганцев тоже. Но Пантера раньше приходит в себя:
-Зато у меня есть кое-что поинтереснее, чем увядший зад бестолковой вдовы, — и она сдергивает с пояса веер.
Взмах — и самый ближний к ней злодей уже валится с перерезанным горлом. Оставшиеся четверо выхватывают широкие кривые ножи, но броситься на Пантеру могут только трое. Одного она сразу выводит из схватки ударом сапога в колено снизу-вверх — это гарантированный вывих, он откатывается, держась за ногу, но тем самым освобождает место для следующего нападающего.
Она бьется с веером против трех ножей и пока что только ее удары достигают цели.
Потихоньку выпутываюсь из веревки — основные узлы она успела развязать.
Отброшенный ею к стене гад все же отдышался, встал и навел пистолет. Легкий свист, неуловимое движение ее левой руки — и она заваливается на спину, а в шее у него блестит длинная толстая игла наподобие той, какой цыгане шьют мешки, причем с цветным хвостом.
Еще одного она срезает ударом по горлу, в последнее мгновение уходя животом от его ножа.
Двое оставшихся все же упорно теснят капитана, одному из них удалось чиркнуть по ее куртке, но крепкая, хотя и тонкой выделки кожа удар выдержала, принял на себя и не пропустила к телу. Она тут же отомстила за испорченное снаряжение — правой рукой он вряд ли будет владеть, если и выживет после кровопотери. Гиппократ меня оправдает — мои руки еще связаны. Ну, не совсем так. Но пускай пока так.
Пантера перебрасывает веер в левую руку и подхватывает нож, выпавший у одного из гадов. Но вот она делает резкий выпад в сторону, уходя от занесенного ножа, и я вижу, как она задевает левым запястьем каменный выступ стены. Видно, как звенящая боль охватывает ее на мгновение, но веер она не выпустила, просто увеличила скорость движений ножа в правой руке.
Вот она уложила и этих. Устало щелкает веером, а я отбрасываю ногой веревки и бросаюсь к ней на шею:
