Хогвартс. Альтернативная история. 6

— Еще я, — сказал я. Скримджер поднял бровь:

— Я назвал вас первым, или вы невнимательно слушаете? Не шутите, Ди, не то у вас положение, чтобы шутить. Учитывая ваш визит в Министерство год назад и вашего патронуса-тень, совершенное убийство и очевидное нежелание с нами сотрудничать, я имею все возможности отправить вас на официальный допрос в отдел аврорских расследований, а там с вами церемониться не будут.

Песня была до боли знакомая, но министр не на того напал. Я пожал плечами.

— Отправляйте.

Скримджер отложил бумагу и вперил в меня взгляд.

— Надеетесь на защиту? Макгонагалл от вас не в восторге, она не будет мешать.

— Мне не нужна защита, — ответил я. — Вы не можете инкриминировать мне обладание патронусом, потому что абсурдно обвинять человека в использовании заклинания, которым владеет большинство колдунов. Убийство оборотня... ну, если к вам явятся его родственники и подадут жалобу, то я, конечно, встречусь с ними в суде... — я усмехнулся, — или где им захочется. А что касается сотрудничества, я готов сотрудничать, если мне не угрожают и задают прямые вопросы.

Министр был разозлен, но сдержал эмоции и спросил:

— Вы видели Гарри Поттера?

— Конечно, — сказал я, не в силах удержаться. — Он уже шесть лет учится в Хогвартсе.

Взбешенный и покрасневший Скримджер вскочил, с шумом отодвинув стул.

— Или вы имеете в виду тогда, у башни? — добавил я, стараясь выглядеть смущенным. Снейп не дал бы за мое смущение ни кната, но Скримджер видел меня впервые и потому взял себя в руки.

— Да, — с усилием проговорил он и сел обратно. — Я имел в виду тогда, у башни.

— Не видел, — ответил я. — Там было темно, пыль, камни, молнии летали... я в основном за Пожирателями следил, чтобы под заклятье не попасть.

— А у меня тут есть показания, — Скримджер выудил из-под газеты новую бумажку, — согласно которым Поттер обвиняет в смерти Дамблдора профессора Северуса Снейпа, якобы тот убил его, применив непростительное заклятье. — Министр поднял на меня глаза. — Вы можете что-нибудь сказать по этому поводу?

— Что, например? — вполне искренне удивился я. — Меня же не было на башне, как я могу это комментировать?

— Насколько мне известно, — продолжал министр, — отношения Поттера и Снейпа были далеки от идеальных. Возможно ли, что Поттер просто воспользовался ситуацией и решил очернить нелюбимого преподавателя?

— По-моему, это было бы для него чересчур, — заметил я. Скримджер покивал головой.

— Еще вопрос, — он заглянул в листок, который держал в руках. — В момент нападения Дамблдор в замке отсутствовал. Где он был, вы знаете?

— У Розмерты? — предположил я. Скримджер поморщился.

— Ну прекратите вы этот балаган, в конце-то концов, — вздохнул он. — Дамблдор с Поттером куда-то летали — мы нашли на башне мётлы. Вам что-нибудь об этом известно?

— Нет, — ответил я, — мне об этом ничего не известно. Мы с Поттером не общаемся, учимся на разных факультетах и вообще не слишком ладим. Может, вам лучше поговорить с его друзьями из Гриффиндора?

На лице Скримджера появилась легкая досада. "Ну конечно! — раздраженно подумал я. — Кто ему позволит! Макгонагалл наверняка выставила кучу условий — свое присутствие, а если они несовершеннолетние, то и присутствие родителей... А меня, значит, можно допрашивать!"

Министр бросил на меня быстрый взгляд. Я не стал скрывать, что злюсь.

— И напоследок, — сказал он, убирая лист бумаги под газету. — Что здесь делал Ремус Люпин?

— Навещал друга, — выдвинул я версию, пытаясь вычислить, чем это Люпин не угодил Министерству. Скримджер снова напрягся.

— Ди, я вас предупреждал...

— Билла Уизли, — пояснил я, — которого покусал Фенрир. Я сам видел, как они дрались.

— Вы видели, как дрались кто? — спросил Скримджер.

— Как дрались Фенрир Сивый и Билл Уизли, — уточнил я. — Если Билл пришел в себя, нетрудно выяснить, кто именно на него напал.

— Не учите нас работать, — отрезал министр и, не в силах смолчать, возмущенно продолжил: — Только Дамблдор способен позвать в школу, полную детей, оборотня. Оборотня! Это же надо додуматься! — Скримджер фыркнул и потряс головой. — Полнейшая безответственность. — Тут он сообразил, что говорит о покойном, и замолчал. Я ждал. Наконец, Скримджер привел свои чувства в порядок и проговорил:

— Не могу сказать, что я доволен нашим разговором, но кое-что прояснилось, и вы пока можете идти. Если понадобитесь, мы знаем, где вас искать. — Он усмехнулся, считая, вероятно, что удачно пошутил.

Я вернулся в библиотеку долистывать каталог и разобраться в том, что сейчас услышал. "Ладно — Люпин, — думал я, придвигая к себе толстый журнал с изображенным на обложке очередным бестселлером о защите своего дома и семьи. — Он оборотень, власти их не любят, отсюда желание навесить на него подходящее преступление и отправить в Азкабан. Но неужели они считают, что Поттер будет врать по такому поводу? Или просто хотят знать, чем в тот вечер занимался Дамблдор?"

Каталог занимал меня уже не так, как полчаса назад. От разговора с министром я переключился на себя. Почему я все время злюсь? Меня учил работать с эмоциями лучший окклюмент, а я позволяю себе расслабиться настолько, что каждый встречный может понять, что происходит у меня внутри! Я покачал головой. Попади я сейчас к Волдеморту, ему и напрягаться не понадобится, чтобы считать у меня в памяти все, что я скрываю, и прикончить за крестраж. Если Хогвартс не закроют, надо будет вернуться к самостоятельным занятиям. Окклюменция, медитации, упражнения — все это снова стало необходимостью, от которой могла зависеть жизнь и смерть, и, наверное, не только моя.

На похороны Дамблдора собрались самые разные люди (и не люди), начиная с высоких чиновников, в числе которых оказалась Амбридж, и заканчивая привидениями, покинувшими по такому поводу стены замка. Слагхорн, назначенный деканом Слизерина, со скорбным выражением лица выстроил нас в колонну и повел на берег озера, где для многочисленных гостей были расставлены стулья.

За свою жизнь я бывал только на похоронах, проводившихся в китайском квартале, и то, что я там видел, совсем не походило на официальную церемонию Министерства. Как обычно, подлинное чувство утраты испытывали лишь те, для кого директор был близким другом, давним коллегой и товарищем, чье общение с ним предполагало эмоциональный контакт. В моих отношениях с Дамблдором не было места эмоциям. Если рассуждать цинично, как рассудил бы Пирс, он использовал меня, а я, в меру своих скромных сил, его, и наше общение было сугубо деловым. Пока что я удерживал себя от детальных размышлений о планах Дамблдора, решив отложить их на каникулы, и теперь наблюдал за теми, кто собрался на церемонию.

Для министерских чиновников похороны были формальным мероприятием, и вряд ли многие из них печалились — скорее, наоборот, чувствовали облегчение, что директор Хогвартса больше не будет мешать им проводить свою политику, и подумывали о том, кто займет его место.

Ближе к передним рядам я углядел ярко-розовые волосы и мысленно усмехнулся — крепость Люпина пала. Впрочем, я не считал свою точку зрения на отношение Люпина к Тонкс единственно верной: возможно, она ему нравилась, но он не хотел подвергать ее опасностям, связанным с его превращениями, и риску впасть в немилость у Министерства, где она служила.

Брата Хагрида было сложно не заметить. До сих пор я ни разу не видел его и предполагал, что великан по сей день скрывается в пещере, пребывая в дикости и невежестве и охотясь на заблудившихся зайцев. Однако сейчас на нем был серо-синий костюм, вел он себя спокойно, а взгляд казался вполне осмысленным. Пирс ткнул меня локтем, чтобы я не вертел головой — из озера высунулись водяные, чтобы отдать Дамблдору последние почести. Чуть позже к озерному народу присоединились кентавры, выпустив в воздух десятки стрел и напугав некоторых городских гостей. "Сильван, — подумал я. — Вот бы его найти. Патронус наверняка заметит защитные чары." Грядущее лето вдруг перестало казаться унылым. Заданий нам почти не выдали, и я не знал, чем заполнить два летних месяца, кроме как тренировками, чтением книг и работой над картинами. Мне, завзятому трудоголику, этого было мало.

Когда церемония закончилась, все поднялись и начали потихоньку расходиться в разные стороны от озера, к лесу или обратно в замок. Бессознательно я выбрал тропинку вдоль воды и, медленно бредя к Хогвартсу, заметил в тени большой ивы Аберфорта. Встретившись со мной глазами, он едва заметно кивнул, и я повернул к нему.

Наверное, мне надо было сказать что-нибудь соответствующее моменту — "прими мои соболезнования" или "мне очень жаль", — но это прозвучало бы фальшиво, и я не стал ничего говорить. Однако Аберфорт не ждал от меня речей. Как только я оказался рядом, он взял меня за локоть и увел глубже в тень, под нависающие ветви.

— Ты вот что, — негромко сказал Аберфорт, как всегда недовольный и мрачный. — Ты не геройствуй, ясно?

Я отрицательно покачал головой: ничего мне было не ясно.

— И заходи, — добавил он. — Заходи, как время будет.

— Меня теперь отсюда не выпустят, — сказал я. — Если только в новом году.

Аберфорт помрачнел еще больше.

— Могут и не выпустить, да, — задумчиво проговорил он. — Ну все равно заходи, хоть в новом. Да и то вон, разговоры идут, что школу прикроют.

— Это только разговоры, — ответил я. Аберфорт помолчал.

— А правда, что ты снес голову Сивому? — вдруг спросил он.

— Да, — сказал я.

— Врагов себе нажил, — буркнул Аберфорт, покосившись куда-то в сторону. — Этот его завербовал, теперь разозлится. Ладно, иди, куда шел... Да, вот еще что! — Я остановился и обернулся. — Ты вроде как художник?

— Вроде как, — усмехнулся я. Аберфорт продолжал:

— И картины свои продаешь?

— Продаю.

— А заказы принимаешь?

— Заказы? — Я не смог сдержать удивления. — Хочешь картину заказать?

— Хочу, — сказал Аберфорт. — Если возьмешься.

— Конечно... но я обычно всяких монстров рисую, — я пожал плечами. — Тебе это интересно?

— Монстров мне и без твоих картин хватает, — ответил Аберфорт. — Нарисуй мне что-нибудь сельское. Пейзаж, дом деревенский... забор... ну что там обычно изображают? Вон, хагридову берлогу нарисуй.

Я едва не расхохотался, но вовремя вспомнил, что он только что похоронил брата.

— Ладно, — ответил я. — Только скоро не жди. Я пейзажей еще не рисовал.

Мы распрощались, Аберфорт отправился к воротам, а я — в замок, решив заглянуть к эльфам, проведать Добби и стащить с кухни чего-нибудь вкусного. Летние перспективы становились все более радужными. Не в силах представить, как будет смотреться пасторальный пейзаж на стене темного бара Аберфорта, я так погрузился в мысли о грядущей работе, что едва не врезался в гриффиндорскую троицу во главе с Поттером. Гермиона выглядела опечаленной и встревоженной, а взгляд Поттера был непривычно спокойным и твердым.

— Это ты рассказал Скримджеру, что я улетал с Дамблдором? — без всяких предисловий спросил он.

У меня аж в глазах потемнело от ярости: никто и никогда в здравом уме не рисковал называть меня стукачом!

— Да за такие слова я тебя на месяц в Мунго отправлю! — прорычал я. — Там, где я жил, стукачей убивали! Это оскорбление, Поттер, и только потому, что сегодня такой день, а ты такой идиот, я тебя не трону!

Оттолкнув его с дороги, я зашагал к замку, сжимая кулаки и даже не пытаясь усмирить гнев, но Гермиона догнала меня и схватила за мантию.

— Нет, Линг, подожди! Гарри, я же тебе говорила!.. Пожалуйста... да подожди ты!

Я резко развернулся.

— Вот Гермиона, — я ткнул в нее пальцем. — Она сказала мне и Луне, что вы с директором куда-то свалили. Ты не спрашивал, может, это она доложила Скримджеру о вашей прогулке? Ну конечно, Поттер, ты не спрашивал — вы, гриффиндорцы, не стучите друг на друга, ведь это прерогатива Слизерина! Да и вряд ли Скримджер допрашивал ее, как меня, вряд ли угрожал отделом аврорских расследований — вас Макгонагалл отмазала, или вы несовершеннолетние, или еще что-нибудь! И я не собираюсь оправдываться перед тобой и ничего тебе объяснять!

Поттер молчал, но было непохоже, что он понимал степень оскорбительности своего обвинения.

Гермиона тоже разозлилась.

— Ну хватит! — воскликнула она. — Мы хотели с тобой поговорить...

— Это, по-вашему, разговор? — снова завелся я, однако Гермиона не дала мне закончить.

— Да хватит же! Гарри, почему ты молчишь?

— Потому что не любит признавать свои ошибки, — вставил я.

— Мы хотели спросить, — наконец, произнес Поттер, не сводя с меня глаз, — что ты имел в виду, когда сказал, что Дамблдор прав?

Я заставил себя угомониться. В такой ситуации требовалось мыслить четко и ясно, а эмоции сбивали с толку. Конечно, мне не следовало выступать — надо было отмолчаться, как и просил директор. Оставалось надеяться, что никто, кроме Поттера, не обратил на мои слова внимания и не стал их анализировать.

— То и имел в виду. Что он прав, — ответил я.

— Прав в чем? — не отставал Поттер.

— В том, что доверяет людям.

— То есть Дамблдор был прав, что доверял Снейпу, который его убил? — переспросил Поттер.

— Да.

Повисло молчание. Все трое смотрели на меня: Гермиона с тревогой и жалостью, будто я был болен, Уизли — враждебно, но прежде, чем они успели ответить, я добавил:

— Заметь, Гарри, я тебя не спрашиваю, чем вы с Дамблдором занимались в тот вечер. И не потому, что мне не интересно, или я знаю ответ. А потому, что не должен задавать таких вопросов.

Повернувшись, я пошел к замку, уверенный, что мой намек понят, и меня не станут преследовать. Из того, что я сказал, нельзя было сделать никаких прямых выводов, но догадки возникнуть могли: если не о Снейпе, которого они теперь ненавидели всей душой и вряд ли пришли бы к мысли о договоре между ним и директором, то насчет крестражей, от кивка на которые я не смог удержаться. Впрочем, крестражи меня не слишком волновали. Если гриффиндорцы предположат, что я знаю о тайне волдемортовой души, ничего не изменится, и обсудить эту тему со мной они все равно не успеют: на станции Хогсмида учеников дожидался поезд, и через час все должны были покинуть замок, наверняка гадая, вернутся ли они сюда в сентябре или нет.