— Достопочтенный Райдел, барон Антонио Райдел, — Рамон улыбнулся мне. Потом посмотрел на барона. — Райдел, я думаю, Шайне недолго оставаться простолюдинкой. Его величество обязательно пожалует ей дворянство, есть такие мысли.

Барон кивнул.

Смотрел он все равно сверху вниз, но за это я его не винила. Так уж устроен мир... да, я не аристократка. И даже если получу дворянство, не стану ей до конца. Это жизнь. Утку можно засыпать мукой с ног до головы, только лебедем она не станет, как ни старайся.

— Госпожа Истар, а как вы чувствуете ложь?

Я пожала плечами.

— Как неприятный запах. Когда человек врет, он начинает... иначе пахнуть.

Судья кивнул, медленно и оценивающе.

— Маг воздуха, да?

— Что-то вроде, — кивнул Рамон. — Поработаете вместе?

— Разумеется!

По этому вопросу ни у кого из нас возражений не было. Мне было интересно, все же новая работа, лица, люди, случаи...

Судья же... я начала уважать его чуть больше, поймав пару мыслей.

Антонио Райдел был болезненно, до судорог, одержим справедливостью. Да воздастся каждому по грехам его?

Для него это была не просто фраза из книги Светлого, это был кодекс чести, мотив действия, светильник, горящий в его жизни. И не просто так...

Когда Антонио было лет шестнадцать... совсем сопляк, его сильно подставила любовница дяди. Напоила, затащила в постель, стащила фамильные драгоценности и свалила всю вину на мальчишку.

Ей поверили. Если бы не судья, который во всем разобрался, и отправил гадкую девку на каторгу, а парню как следует настучал по голове, требуя не прогуливать молодость по бабам, а заняться делом. Тогда и погулять можно... после работы-то!

С тех пор Антонио оказался буквально одержим законом. Лучшего дела, равно как и лучшей доли он себе представить не мог. Потому и на меня смотрел с симпатией, понимал, что при таком подходе у него вообще ошибок не будет. А это замечательно!

— Госпожа Истар...

— Можно просто Шайна.

— Шайна, я посажу вас рядом, объясню, что вы будете опыта набираться, как помощница, протоколы заполнять.

— А на самом деле я буду подсказывать? — уточнила я.

— Записочки писать. Надеюсь, у вас хороший почерк?

Я кивнула.

— Да, пока никто не жаловался.

— Антонио, я оставляю госпожу Истар на ваше попечение, и надеюсь, никто ее не обидит. Вечером... суд заканчивается в восемь вечера?

— Да...

— Я ее заберу.

— Я и сама могу добраться, — пожала я плечами.

— Можешь, — кивнул герцог. — Шайна, привыкай, приличные дамы одни по городу не бегают. Только со служанкой, или со спутником. В крайнем случае — в своем экипаже.

— А герцогиня...

— Она — лекарь и маг, ей можно.

Я надулась.

Да, а я тут погулять вышла. Хотя... чего тут такого? Я ведь действительно новая карта в колоде. Вот мной и играют, потом осознают ценность и подуспокоятся. Так-то...

И я с чистым сердцем зашагала за судьей к его месту.

* * *

Как выглядит королевский суд?

Красиво.

Роскошный помост, стол судьи, покрытый чем-то пурпурным, кресло, вроде тронного, рядом стол поменьше. Для помощника. За ним меня и примостили, рядом с прыщавым пареньком лет семнадцати, который сначала поглядел ненавидящим взором, а потом понял, что я не зарюсь на его место и успокоился.

Судья в мантии, помощник в мантии, правда, на нем она смотрится так, словно кто-то вешалку задрапировал, но значимости у парня на троих хватит.

— Ты чего тут делаешь?

— Сидеть я тут буду, успокойся, — отмахнулась я. Оранжевые вспышки агрессии, вперемешку с красными, явственно говорили, что мы не подружимся. Можно, конечно, полчаса убеждать беднягу, что я не при чем, и на его место не покушаюсь, на своем весело и интересно, но зачем время тратить? Это часа два, не меньше....

Разве что своей силой его шугануть? Или наоборот, приманить, минута — и будет он на меня смотреть телячьими глазами с немым обожанием. Я могу...

Нет, нельзя. Необходимости такой нет, а всем мила не будешь. Да и незачем.

— Ты вообще откуда взялась? — продолжал петушиться мальчишка.

— Госпожа Истар — хорошая знакомая его светлости Рамона Моринара. Надеюсь, это достаточная для тебя рекомендация? — цыкнул на парня судья.

У бедняги аж все цвета... выцвели. Были и красный, и оранжевый, и желтый и грязно-зеленым, стал глухо-серый. Герцога здесь знали и уважали.

Судья оглядел нас ласковым вздором, устроился в кресле, и кивнул начинать.

И...

Теперь я знаю, для чего судьям такие столы. Чтобы никто не увидел, как под их прикрытием они снимают тесные туфли, почесывают одной ногой мозоль на пятке другой, и облегченно вздыхают.

Хорошоооо...

А вот и первый подсудимый.

* * *

Парню было лет пятнадцать. Что он натворить-то успел в таком возрасте, он же младше меня? Там не то, что молоко на губах не обсохло, титька еще не выплюнута! И что он сделал?

Вор?

Вот это?

Я не удержалась, прощупывая своими методами мысли парня, пока судья зачитывал выдержку из дела.

Оказалось — карманник. Талантливый, неглупый, но кошельки воровал, дай дорогу. Раз попался, два попался по чистой случайности... суд, приговор и каторга.

Оправдания? Нет никаких оправданий... сам, все сам... приглядываюсь, пишу записку.

Судья читает ее, поднимает брови, и принимается задавать наводящие вопросы.

— Господин Рисан, а кем трудится ваш старший брат?

— Эммм...

А что тут ответишь? Не трудится он, живет на то самое, наворованное такими дурачками, как Рисан. Удрать? И тут выбора у мальчишки нет, у него еще младшая сестренка есть. Как мать с отцом померли, так старший брат понял, что можно и нечестным путем зарабатывать, вот, чтобы сестренка на улице не оказалась, Рисан воровать и стал. И талантливо, понятное дело, ведь мало принесешь — тоже, считай, малявка на улице. А там маленьких девочек любят... недолго, правда. Да они долго и не живут.

И теперь у мальчишки в душе сущая каша.

Он-то на каторгу, а с кем сестренка останется? Вернется ли он? Дождутся ли его возвращения? Тут хоть душу темному заложи, лишь бы родной человек в безопасности был...

— Он вас воровать научил, да?

— Ничего он меня не учил!

— А кто учил? И на какие доходы живет ваша семья?

Нервы судья мальчишке мотал на гвоздь часа полтора. Потом последовал приговор.

Не каторга, нет, размечтался. Все намного хуже.

Армия.

На границу, на четыре года. Там воровать не получится, поймают — руки оторвут и с ногами местами поменяют. А брата доставить в суд. Ибо нехорошо подбивать на воровство и пользоваться плодами оного...

Сестра?

А вы что думали — ее просто так оставят?

В приют.

Королевский, для бездомных, имени королевы Иннис. Там и дисциплина, и порядочки, и специальность девчонке дадут, готовить научат, шить, вышивать...

Воровство или чего похуже? Это не в королевских приютах. Их его величество лично проверяет, и если что не так... повесят?

Это если сильно повезет. Может, и что похуже придумать. Полудемоны — они такие изобретательные...

Подсудимый, если что, был вполне доволен приговором, все пытался руку судье поцеловать, или хотя бы имя узнать, чтобы помолиться потом.

Судья Райдел тоже был вполне доволен, не понравилось одному помощнику, который все это время протокол писал. Но кто его спрашивал?

* * *

Второе дело.

На скамье подсудимых парень лет тридцати, по имени Шен Тисар, в зале его мать. Тетка лет шестидесяти, смотрит на кровиночку, слезы градом, тоска в глазах... что случилось?

Начинаю их прощупывать.

Парень тоже обвиняется в краже. Якобы у его хозяйки пропало дорогое колье и серьги с рубинами. Кто украл?

А вот он и украл, больше некому было, и серьгу у него в комнате нашли... вороватый слуга — что может быть проще? А мать уверена, что он не крал, и парень свою вину... отрицает?

Прощупываю внимательнее.

Хорошо работать в зале суда, тут у народа все мысли наружу, о чем беспокоятся, о том и думают.

Нет. Он не крал, но знает, кто украл. И покрывает ее, потому что сильнее нагорит.

Судья спрашивает, парень качает головой, мол, невиновен, но кроме слов других доказательств нет. А что есть?

Пишу записочку в две строчки.

Судья Райдел пробегает ее глазами, и с добренькой улыбочкой спрашивает у парня.

— А расскажите-ка мне, милейший, какие отношения связывают вас с виконтессой Аран?

Я таких больших глаз ни у кого не видела. Больших, выразительных, ошалелых...

— Я... э...

— Да вы не стесняйтесь, вы у виконтессы ведь не первый любовник, и даже не десятый, правда? Все мы знаем, чего тут скрывать? А если вы мести боитесь, так на каторге вас так и так не достанут...

И слуга сломался.

Да, Шен у нее был не первым. Виконтесса, дочь графа Аран, вообще блудила с домашними слугами. Конюшня?

Вопреки распространенным байкам, на конюшню она не ходила, ей там не нравилось. Конюхи воняют, лошади воняют, а если кто попробует в соломе с девушкой устроиться, мигом поймет, что не все рассказы правдивы. Колется она! И в волосах путается, и платье от нее потом не отчистишь...

А вот чистенькие домашние слуги — самое то. И никто ничего не скажет, место терять неохота.

Опять же, чай не деревенскую девку шестеро гвардейцев завалили, а виконтесса, красивая, ухоженная, вся из себя благородная, предлагает приятные вещи... как тут отказаться?

Да и отказываться-то никому не хочется.

Шен оказался очередной победой в длинном списке.

Драгоценности он не крал, но подозревал, что это виконтесса, больше-то некому было, хоть украсть, хоть подсунуть.

Почему молчал?

Так драгоценности ей нужны были, чтобы от ребенка избавиться. Его ребенка. Одно дело — кража, тут все прошло более-менее кулуарно, а вот если такое....

Тут и блуд, и ребенок вне брака, и кража, и избавление от плода...

Судья покачал головой и объявил перерыв.

Пусть доставят виконтессу Аран, там и посмотрим, что за птица. Поговорим, пощупаем, общиплем...

* * *

Третье дело.

Тут ничего интересного. Мужчина застал жену с любовником, в порыве ревности пришиб блудодейку, любовник, правда, умудрился сбежать.

Свою вину мужчина признал, раскаялся, готов искупить.

Каторга?

Судья его туда и отправляет, чтобы не махал в следующий раз топором. А сына, сын у них есть, отдает на воспитание родителям жены. Нет, не мужа.

Тот не один у родителей, а девка единственной дочерью была, вот, пусть внук им старость скрасит, все родная кровь. А если не захочет потом отца знать... судьба такая. Так, значит, и правильно.

Приговор принимается.

Судья находит меня глазами, но в этот раз я записочек не пишу. А чего, все и так верно.

— Шани?

Я киваю. Мол, все чисто, все спокойно, подводных камней нет.

Оглашается приговор.

Помощник смотрит на меня ошалелыми глазами, но мне уже и все равно. И не такими смотреть будут, когда все узнают. Ох, не такими...

* * *

Четвертое дело.

Тут все тоже просто. Поймали шайку разбойников, которые грабили на дороге. В Раденоре с такими не церемонятся, кого сразу не прибили, тех отправляют на каторгу. Тем более, все доказано, поймали их на месте преступления, как раз за грабежом.

Три человека осталось.

Главаря еще там положили, а эти так, мелкая сошка...

Прищуриваюсь на них, потом быстро пишу записочку судье. Тот читает, поднимает брови, и вновь принимается за расспросы.

— Грабили, значит... а кто ж вам сообщал, где кареты поедут? Да сколько там богатства будет?

— Так мы ничего не знаем, — привычно нудит мужчина лет сорока, такой, невзрачный. Взгляд на нем и не остановится. — То главара знал, а вы его положили, чего нам кто скажет? Он языком не трепал...

— Как? — искренне удивляется судья, — и даже с вами не обсуждал, что собирается сделать? Или вы с ним? Это вы уж кому другому расскажите, господин Мочало, а мне не надо бы уши-то натирать?

В глазах разбойника вспыхивают огни.

Злые, нехорошие... и вокруг него тоже вихрь плохой. Ало-черный, грязный, злой...

— Суки! Думаешь, поймал, да?

— А чего тут думать? Али ты яду припас напоследок?

Не припас. Но хотел бы, хотел...

Судья Райдел качает головой.

— Ну что ж вы так, неосторожно? Стража! Вот этого на доследование, к палачу. И спросить по всем шестнадцати ограблениям, по связи с тремя трактирщиками и по четырем зарытым кубышкам. А то нам здание суда хорошо бы отремонтировать, я короля лично попрошу выделить толику малую.

— СУКИ!!! — несется почти вой по залу. Но судья и не думает реагировать. Теперь это задача стражников, чтобы не отравился, не подох до палача, а там уж и подавно не подохнет.

Двух оставшихся отправляют на каторгу, на длительный срок. Можно бы и казнить, но зачем? Рабочих рук всегда нехватка, а таких тварей в каменоломнях беречь не станут. Сами сдохнут.

Да туда и дорога.

Время уже к полудню, и в тот момент, когда судья Райдел готовится уйти на перерыв и отправиться на обед (я бы тоже не возражала, завтрак-то давно был) в зал влетает целая процессия.

Мужчина лет сорока, здоровущий, краснорожий, весь напыженный, разряженный и напомаженный, буквально забегает в зал. За ним двое стражников. И еще двое... слуги?

Да, похоже.

— ГДЕ МОЯ ДОЧЬ!?

Судья Райдел смотрит на него доброжелательным взглядом.

— Граф Аран, рад вас видеть. Да вы присядьте, не волнуйтесь так. Я, честно говоря, не знаю, где она сейчас, мне больше интересно — от ребенка она уже избавилась? Или еще не успела краденое ожерелье продать?

Графу хватает с избытком.

Он хватается за сердце (кажется, оно все-таки повыше? И левее?) и оседает на пол. К нему бросаются и стражники, и слуги, и начинается паника.

Красота...

Кажется, мне понравится работать в суде.

* * *

Разговор продолжается только через полчаса, когда графа приводят в чувство и отпаивают водичкой. А судья Райдел, дружески глядя на него, начинает уговаривать.

— Ваше сиятельство, да не переживайте вы так, дело-то житейское. У нас не одна барышня до свадьбы со слугами блудит, мы и вашу б не тронули. Но дело-то такое, паренек на каторгу пойдет, а он ведь молодой, и мать у него вся в слезах... Нехорошо это.

Граф прищуривается на паренька, которого так и не убрали из зала суда. Недобро так, оценивающе, словно прикидывает на каком десятке плетей тот подохнет в муках.

— Вы не думайте, он вашу дочь не выдал, но у нас расследователи есть, и работают они не за страх, а за совесть. Хорошо работают. Они и про ребенка узнали, и про 'кражу'. А уж когда тебя к стенке приперли, тут не отвертишься, никак не свильнешь...