2.Восстание инеевых волков

Сольвейг кивнула. Ей тоже было интересно. Наверное, до моего появления ей редко удавалось почитать что-то. А зря, стоит заметить. Она была очень умной и сообразительной, запросто бы смогла выучиться. Жаль, что образование рабынь здесь оставляет желать лучшего: девушек обучают в основном этикету, да искусству...радовать мужчину во всех областях.

Я вдруг почувствовала слабость. Дома иногда у меня скакало давление, но я почему-то перепугалась. Чтобы унять головокружение, я прислонилась лбом к холодному стеклу.

— Ты в порядке, Анна? — обеспокоено спросила Сольвейг.

— Да, — пробормотала я. — Да, все хорошо. Просто немного переутомилась. Наверное, не прошло еще действие этого отвара. Точнее, отравы.

"Считай — повезло, — Гуннульв вернулся достаточно быстро".

У меня на коленях (чтобы не заметили остальные девушки) появилась книга.

— Спасибо, Гуннульв, — обрадовалась я.

Остаток дня мы с Сольвейг провели с книгой, лишь прервавшись для обеда и легкого ужина. И прочитанное совсем нас не порадовало.

Инеевые волки были одними из самых опасных существ. Помимо инстинктов хищника они обладали и разумом, что в сочетании давало невероятную жестокость. Они были свободолюбивы, надменны и слишком горды своим прошлым.

А в прошлом у них было немало побед. Оказывается, когда-то этот мир не населяли люди. Они пришли позже, откуда — никто не знает. А правили здесь волшебные разумные существа. В частности, на территории, именуемой ныне Снежным Плато, жили две враждующие расы: инеевые волки и снежные павлины. Волки были хищниками и стремились подавить умных и спокойных павлинов. Тем же, кроме знаний ничего не было нужно. Разгорелась война, после которой павлины исчезли, оставив после себя лишь ущелье, что располагалось на подступах к замку.

Позже, когда пришли люди, Повелитель Снежного Плато сумел выгнать волков почти на окраину и тем самым поселил в их душах жгучую ненависть к людям. С тех пор волки и пытаются отвоевать законные территории. До сих пор безуспешно.

Волки обладают магией, в том числе и ледяной, хотя традиционно считается, будто ледяной магией владеет только правящая семья.

— Неутешительно, — сказала я, чувствуя, как начинает болеть голова. — Похоже, мы попали в неплохую заварушку.

Сольвейг кивнула. Она гораздо лучше усвоила прочитанное: языком она владела дольше меня, а потому читала быстрее и не переспрашивала по нескольку раз за страницу.

— Знаешь, мне иногда так страшно, — призналась она. — Я думаю, что будет, если мы проиграем в войне? Я имею в виду — с нами.

Я не стала отвечать. Зачем? Все было предельно ясно.

То ли от переживаний, то ли от постоянного чтения, я чувствовала себя паршивее некуда. Глаза слипались, болела голова так, будто по ней ударяют молотком.

— Анна, ты бледная. Что такое?

— Устала, — пожаловалась я.

— Идем, приляжешь.

Сольвейг поднялась с места и помогла мне встать. Медленно, стараясь не вертеть головой, я добрела до кровати и без сил рухнула на нее, даже не пытаясь раздеться.

— Может, позвать лекаря? — Сольвейг нервно закусила губу.

— Нет, — прошептала я. — Лучше я посплю. Прости, это, наверное, переутомление. Или избыток переживаний. Давление...

Я бессвязно бормотала что-то, то погружаясь в тяжелую дрему, то выныривая в реальность. В какой-то момент я перестала понимать, что происходит, где я и почему вокруг все так оживленно переговариваются. Пространство вокруг плясало яркими цветами и казалось, будто каждый звук, доносившийся до меня, имеет свой цвет, свой всполох на фоне резного потолка.

Я заснула, едва погасили свечи. Тяжелый сон навалился на меня, будто теплое одеяло и принес такое желанное успокоение. Я с удовольствием и какой-то невероятной радостью нырнула в него, погрузившись с головой, расправив плечи и откинув голову.

А спустя несколько часов меня не смогли разбудить.

Я все понимала. Слышала голоса, чувствовала, как меня трясет Сольвейг и Астрид командирским тоном велит подниматься. Слышала, как раздвигаются шторы, как одеваются девчонки, как ноет Галия, которую уже несколько дней заставляли работать. Но плотная тьма окружала меня со всех сторон и не давала откликнуться. Ноги и руки словно вконец ослабели. Я даже шептать не могла, хотя и старалась.

— Зови лекаря, — наконец смилостивилась Астрид.

Я уже минут сорок пыталась закричать от ужаса.

Что со мной случилось?

Боль пришла неожиданно. Я выгнулась, чувствуя, как вдоль позвоночника разгорается пламя, охватывает все тело, сковывает разум и чувства. Кричать я не могла.

На лоб легла прохладная ладонь, кто-то прижал меня к постели.

— Анна, успокойся, — ласково сказала Сольвейг. — Тебя посмотрит лекарь, все будет хорошо!

Если бы я могла... боль усиливалась, звуки слились в один. Я вырывалась из чьих-то рук, не в силах ни закричать, ни объяснить, что происходит. Впрочем, что происходит, я и сама не знала.

— Девушка, успокойтесь, — лекарь пытался мне что-то втолковать. — Прекратите панику, пожалуйста. Я не смогу понять, что с вами, если вы будете вырываться.

Легко было сказать, но я почти не владела собственным телом. Кое-как я заставила себя абстрагироваться, думать о доме и не чувствовать всепоглощающую боль.

Меня раздели и осмотрели. Каждое прикосновение лекаря рождало всплеск боли. Я услышала сдавленный шепот Сольвейг:

— У нее синяки остаются после каждого прикосновения...

И слезы покатились из глаз против моей воли. Кажется, очередной враг достал меня. Или я просто заболела какой-то местной болезнью? Нет, это вряд ли: лекарь не может понять, что со мной.

В конце концов, мне просто дали вдохнуть эфир, но боль не отступила. Тело сделалось покорным и безвольным, в голове помутилось, но, ни ошеломляющая боль, ни тошнота не прошли. Я просто перестала вырываться, а внутри все так же кричала.

Лекарь сдался примерно через час. Он понимал, что отказ от моего лечения практически лишит его работы, если не жизни. Но он не знал, что со мной. В этот момент я уже не могла испытывать страха. Пришло простое осознание: рассвет я уже не встречу. Не увижу своей семьи. Не увижу Вилдэра. А ему наверняка даже не сообщили. Вот так глупо расстаемся.

Интересно, есть ли хоть малюсенький шанс, что после смерти в этом мире я вернусь в свой? Нет, конечно, нет. Глупости это.

Боль стала привычной подругой. Я уже почти не обращала на нее внимания, только слегка содрогалась от особенно сильных приступов.

Сольвейг сидела рядом и гладила меня по руке, не зная, что это простое движение причиняет мне невыносимые страдания.

Тяжелые шаги слились с калейдоскопом звуков моей голове, но Сольвейг тихо удалилась. Кровать прогнулась под весом посетителя, и теплая рука осторожно погладила меня по волосам. Так гладил только Вилдэр. Ему почему-то нравилось пропускать пряди волос через пальцы.

И вновь ни сказать, ни поднять руку у меня не получилось. Я лишь слабо дернулась в его сторону, ища защиты и ласки. Он осторожно поднял меня на руки, не обращая внимания на отсутствие одежды, и принялся укачивать, как маленькую.

— Тихо, не плачь, — он поцеловал меня в лоб, и я даже почти не почувствовала боли. — Все будет хорошо, счастье мое.

И голос сорвался.

Я едва не взвыла. Если уж мой Вилдэр не может совладать с голосом, то дела мои плохи. Я хотела бы сказать ему, что люблю его, но не могла. Надо было раньше, и почему я так боюсь этих слов? Дитя двадцать первого века, в котором любовь возведена в степень материальных благ.

— Анна, — прошептал он, целуя меня в макушку, — родная. Потерпи, скоро все кончится.

Кончится? Как же не хотелось умирать вот так, в его объятиях, чувствовать, как он тяжело дышит.

— Я буду рядом, любимая.

Любимая...можно ли полюбить за такой короткий срок или эти слова пришли как последняя отчаянная попытка вернуть мне желание жить? Если бы дело было лишь в нем. Если бы я могла вынырнуть из этого кошмара...

Ушел бы он, что ли. Всяко легче.

Объятия Вилдэра несмотря на боль, которую приносили, успокаивали. Я пыталась запомнить каждый миг, каждое прикосновение, каждый поцелуй.

— Милая, хорошая, — шептал он мне на ухо, когда я дрожала от спазмов. — Потерпи чуть-чуть.

Моя голова безвольно лежала на его плече, тьма, маячившая перед глазами, начинала надоедать. Слезы сами катились по щекам, я будто доживала последние мгновения рядом с ним.

— Анна, — выдохнул он, — не плачь. Пожалуйста.

И в этом "пожалуйста" прозвучало такое страдание, что я едва не потеряла сознание от жалости к нему.

Мы оба знали, чем кончится эта ночь. Оба знали, что проводим друг с другом последние часы и молчали. Я — потому что была не в силах говорить, а он не хотел, чтобы я слышала его надломленный голос.

— Знаешь, как я жалею, что отказался от тебя тем утром, — вдруг проговорил Вилдэр. — Может, мне было бы легче терять тебя вот так, медленно, а? Почему ты? Почему не какая-нибудь покорная и спокойная девочка? Почему после стольких лет я снова теряю часть своей души, Анна?

Я почувствовала усталость. Почти смертельную, надо же, какая ирония.

— Хорошая моя. Ну, не плачь, я рядом. Прости меня, девочка, прости. Не сберег я тебя.

Почти прощание. Почти последний вздох. А он до конца будет или сейчас уйдет, не выдержит?

— Я люблю тебя.

"Какой драматический момент, — голос Гуннульв раздался в моей голове так ясно, что я вздрогнула, а Вилдэр крепче прижал меня к себе. — Анна, дело серьезное. Ты больна".

"Я уже догадалась".

"Ты умрешь".

"И пусть. Только...может, ты Вилдэра уйти заставишь? Я точно не выдержу, если он будет...до конца".

"Заставлю, — согласился Гуннульв".

Вилдэр не хотел. Категорически не хотел меня отпускать, я слышала уверенный голос Гуннульв и отрывистые реплики Вилдэра.

— Она так хочет, — монстр говорил спокойно и печально. — Пожалуйста, ей и так тяжело. Попрощайся сейчас.

Вилдэр положил меня на постель и крепко поцеловал в губы, которые отозвались болезненным ощущением.

— Счастье мое, — прошептал он. — Прости, прости...

И ушел, быстрым шагов, резко распахнул дверь, так, что она с грохотом за ним захлопнулась.

"Спасибо, — сказала я Гуннульв".

"Ну что, будем прощаться? — спросил монстр".

"Будем. Ты классный!"

"Я так понимаю, на вашем языке это означает что-то вроде "хороший"? Ты тоже удивительная, Аня, я так рад, что познакомился с тобой".

Я почувствовала шаги и чье-то дыхание на своей щеке. Запах девичьих духов ударил в нос.

— Бедная Анна, — я узнала голос Галии. — Умирает, всеми покинутая! Как жаль. Возможно, сегодня ночью я буду жалеть Повелителя...

В следующий момент Галия вскрикнула.

"Ты что?".

"Уронил эту дрянь, — буркнул Гуннульв. — Бесит она меня, сил нет!"

Я ничего не ответила. Что ж, значит, Галия добилась своего. Наверняка не без помощи Рандвалфа.

"Мамочки! — закричал Гуннульв. — Леофвайн пришел! Звать Вилдэра?"

"Погоди. Хуже он мне все равно не сделает, дай порадоваться мужику".

И как Леофвайн умудряется так бесшумно появляться? Я ведь даже не слышала его шагов...

— Анна, — голос, как всегда, полон ненависти, — ты умираешь. Я знаю этот яд, он очень медленно и болезненно убивает жертву. Ты не дотянешь до утра, но еще час-два и начнутся такие боли, что ты сойдешь с ума. Я... ненавижу тебя. Почему...не знаю, просто ненавижу и ничего с этим поделать не могу. Это я велел Галие пролить яд на украшения. Но я люблю Повелителя. И действительно служу ему. Он очень страдает, ты...привлекла его. Он не сможет выносить твоих криков, а совсем скоро ты сможешь закричать. Он уже терял любимую, слышал, как она умирает. Второй он не вынесет, возраст скажется, сердце подведет. Анна, — Леофвайн приблизился ко мне и почти шептал, — позволь мне закончить с этим. Позволь дать тебе умереть без мучений, ты ничего не почувствуешь, я обещаю! Подумай, ты ведь любишь его, я видел. Можешь ли ты причинить ему такие страдания?

Слова будто резали сердце ножом. Я — невероятно — нашла в себе силы, чтобы поднять руку. Повинуясь волне гнева, я показала Леофвайну все, что думаю о нем и его предложении. А потом — еще более невероятно — я разлепила губы и прошептала тихо, но в звенящей тишине были отчетливо слышны мои слова:

— Пошел к черту!

Леофвайн чертыхнулся и зажал мне рот и нос. Я заскребла руками по простыням, но сделать ничего не могла, Гуннульв ревел от бессилия, сдерживаемый каким-то заклинанием.

И вновь — страшное усилие, сопровождающееся болью — и мой кулак врезался в челюсть Леофвайна. Удар был слабым, но мужчина этого не ожидал. А потом мой крик разрезал тишину утра, разбудив наложниц, Астрид, всполошив всех, кто рядом находился.

И Вилдэра, который не ушел, а дежурил за дверьми.

"Ой, мать моя — монстриха! — простонал Гуннульв. — У него взгляд такой...".

— Стража! — рык Вилдэра испугал даже меня, хотя по логике мне должно было быть все равно. — Как ты посмел, Леофвайн?! Ты предал меня! Галия!

"Лефовайн стоит, бледный, Галия рыдать вот-вот кинется, — сообщил мне Гуннульв. — Ну и разборки здесь сейчас будут..."

Звук распахнувшихся дверей возвестил о прибытии...кого-то.

"Стража, — тут же отозвался монстр. — Двое вооруженных ребят".

— Повелитель, — в голосе стражников чувствовалось почтение.

— Советника Леофвайна схватить, — Вилдэр сдерживал ярость. — Галию тоже. Казнить. На рассвете. Обоих.

"Ой! — возвестил Гуннульв".

А я, перестав бороться за жизнь и сознание, провалилась во тьму.

* * *

Как ни странно, мое пробуждение состоялось. Я даже удивилась, увидев вокруг себя очертания спальни и почувствовав запах свежей сдобы. Кашлянула, облизала пересохшие губы и слабо шевельнула рукой, ожидая взрыва боли. Но ее не последовало, хотя рука предательски дрожала. Я была слаба, как котенок, но жива.

— Анна! — ко мне кинулась Сольвейг. — Как ты? Жива? Что болит?

Я покачала головой, боясь говорить. Вдруг эта способность еще ко мне не вернулась?

— Мы так боялись, — под глазами Сольвейг залегли темные круги, а глаза покраснели от слез.

— Где, — шепот у меня вышел слабым, — Вилдэр?

— Он ушел поспать, — ответила подруга, — всю ночь около тебя просидел, а как ты уснула, мы общими усилиями его уговорили. Ну и Гуннульв твой постарался.

— Ты молодец, Анька, — хмыкнул монстр, который совершенно не стеснялся Сольвейг и прыгал на ее кровати, взлетая чуть ли не под потолок.

— Ты уже не скрываешься?

— Пришлось, — хмыкнул монстр. — Зато теперь к тебе никто не подойдет: я достаточно напугал этих склочниц!

— О да, — Сольвейг закатила глаза. — Он тут такой ураган поднял, что все перепугались! А Тордис, наверное, до сих пор прическу распутывает.

Гуннульв с гордостью глянул на меня.

— А почему я...жива? — я с трудом выговорила вопрос, вспомнив вчерашние сцены. — Мне не приснилось?

— Нет, — ответил Гуннульв, — тебе не приснилось. Кстати, Осмонд заходил, но мы его отправили восвояси: у него ученица гриппом заболела, чтоб тебя не заразил. Так что тебе большой привет и вон, — монстр кивнул на столик и глаза его блеснули, — винограда принес.