Следующая встреча состоялась только через два дня. Все в том же месте. Но к прошлому составу добавился еще высокий крупный паренек в очках по имени Хэнк Маккой.

Чарльз делился своими мыслями о будущем людей и мутантов, рассказывал о "гене-Х", о проблемах юных одаренных в обществе... Эрик спорил с ним по некоторым вопросам, Хэнк горячо поддерживал Чарльза, Рэйвен помалкивала и жалась к Эрику.

— Думаю, все это пустые мечты. Опасные пустые мечты, — наконец не выдержал я.

— Опасные? Почему? — тут же отреагировал Чарльз.

— По опыту. Мне почти двести лет. Можешь поверить — опыт у меня есть.

— Но, все же?

— Мир между видами невозможен. Особенно если один из видов — люди.

— Но почему?!

— Потому что война в природе людей. Они воюют всегда. Они не могут не воевать. И то, что вы предлагаете — это показать им "лицо врага".

— Но я хочу, наоборот, показать им друга в лице мутантов! — экспрессивно воскликнул Ксавьер.

— Люди с удовольствием воюют и с друзьями.

— Но, что предлагаешь ты? Прятаться?

— Жить, — пожал плечами я. — Пока о нас не знают, нас не ненавидят. Собирать детей-мутантов в специальные школы, где они будут учиться с себеподобными у себеподобных...

— Ты буквально читаешь мои мысли! — радостно рассмеялся Ксавьер. — Именно такую школу я и хочу создать! И на ее примере, показать, что мутанты не угроза!

— Создать — дело хорошее. Показать — плохое.

— Но, что ты предлагаешь?

— После школы создать компанию, в которой могли бы работать мутанты. Не обнародовать этого. Просто дать им возможность жить и работать, как нормальным людям. Им нужен не пример, а возможность.

— Послушай его, Чарльз, — сказал Эрик. — Он дело говорит. Для людей мутанты с их способностями всегда были и всегда будут только оружием. И относиться они будут соответствующе. Если оружие нельзя контролировать, то его надо уничтожить. Я по собственному опыту это знаю. Я же рассказывал тебе о Войне и своей жизни. И счастлив я был не тогда, когда открыто применял свои силы и меня за это уважали и называли героем, обвешивая орденами, а тогда, когда начал заниматься любимым делом, пусть и приходилось скрывать от всех свои способности. Поверь мне, Чарльз, мутантам нужна не борьба, на которую ты их обрекаешь, а ты обрекаешь именно на борьбу: за равные права, за уважение, за свободу, за то, чтобы в них не видели угрозу... Им нужна нормальная жизнь. Нормальная жизнь в обществе подобных себе, где они могут заслужить и уважение, и принести пользу, и найти друзей, любовь...

— Не развязывай войну, Чарльз. Не афишируй существование мутантов, — добавил я.

— Но о нас и так знают! Власти и спецслужбы знают о нас!

— Про вампиров, оборотней и магов они тоже знают. И что? Война, конечно, идет, но совсем не такая масштабная, как началась бы, начни они открыто заявлять о себе и требовать равных прав, — пожал я плечами.

— Вампиры? Оборотни? — изумленно посмотрел на меня Ксавьер.

— Поверь, Чарльз, я их сам видел. И убивал во время войны. Так что это совсем не сказки. Можешь заглянуть мне в голову и сам посмотреть, если сомневаешься, — сказал Эрик. Теперь уже я с крайним удивлением посмотрел на "братишку". То, что Ксавьер хозяйничает у него в голове, я догадывался, но, что Эрик сам это поощряет, даже и не думал. Мне такое в страшном сне привидеться не могло.

— Пусть так, — помрачнел Чарльз, видимо "посмотрел". — Но как они сосуществуют с людьми в таком случае?

— Своими обособленными коллективами, скрытыми от людей. Лишь некоторые особи идут на контакт и сотрудничество. Но и они не говорят за все свое сообщество, только за себя.

— Как-то это все...

— Ладно, вы — философы, идеологи, лидеры, Профессора и Доктора. У вас головы большие, вот и думайте. А я практик. Свое мнение высказал, не нравится — идите на хуй, делайте как хотите, но после не обижайтесь, что мол вас не предупреждали.

— Не предупреждали о чем? — насторожился Эрик.

— Что, при попытке обнародовать существование мутантов, я лично, убью того, кто это сделает, — на полном серьезе сказал я. — А убивать я умею, ты знаешь, — кивнул я "братишке" и встал из-за стола. Жестом попрощался с присутствующими и вышел из дома.

Разговор ни о чем. Не люблю такие. Переливать из пустого в порожнее... Меньше слов, больше дела. Надеюсь, Эрик не обидится. Не хотелось бы. Все же почти родной человек.

Отойдя от особняка метров на восемьсот, я "прыгнул" в Японию.

* * *

— Он серьезно, Эрик? — заволновался Ксавьер, провожая взглядом удаляющуюся спину Виктора Крида.

— Да. Виктор не любит много говорить. Считает себя косноязычным, хотя, по мне, так нормально он говорит, я знаю много тех, кто это гораздо хуже него делает, при том трещат не затыкаясь.

— То есть он серьезно обещал нас убить?

— Я бы к этому обещанию отнесся серьезно. Убивать он действительно умеет. Причем, находит жертву где угодно. Куда бы та не спряталась.

— Но...

— Без всяких "но", Чарльз. Тебя предупредили: обнародуешь существование мутантов — умрешь.

— А ты?

— А я против брата не пойду. Может не по крови, но он мой брат. И, если мне брат сказал — не делай так, я не буду так делать. Он свою компетентность мне доказал уже очень давно. В дополнительных подтверждениях я не нуждаюсь. И закончим на этом, — сказал Эрик поднимаясь со своего кресла. Вместе с ним поднялась и Рэйвен.

* * *

глава 31

В шестьдесят девятом умер Морихэй. А я упал на собственный шприц с сывороткой, приготовленной для него.

По началу, ничего не изменилось, и я подумал, что теоретические выводы, о том, что сыворотка Эрскина для мутантов бесполезна, верны.

Даже успел уйти на свою вечернюю тренировку к водопаду. И вот как раз там меня и скрутило.

Это было ужасно. Совсем не так как в тот раз, когда вколол свою формулу мне Шмидт. Нет, в тот раз была просто резкая ослепляющая боль, а потом беспамятство.

В этот же раз... Мне было просто плохо. Не было сил, не было боли, едва удавалось поднимать ребра, чтобы легкие смогли набрать в себя хоть немного воздуха. И дискомфорт по всему телу, непонятный, мучительный, невыносимый, но не боль. Очень странное состояние, хуже любой пытки.

Зверь внутри бился, ему было страшно, как и мне, но и его страх с яростью не могли мне помочь.

И тогда я умер. Третий раз в этой жизни. Мое сердце остановилось. Я снова летел в звездной пустоте, и это было приятнее, чем лежать и терпеть пытку собственным телом.

Но в какой-то момент пустота начала приобретать зеленоватый оттенок. И его становилось все больше и больше. Пока он не затопил все пространство нестерпимо ярким зеленым светом.

Я распахнул глаза, мое сердце снова билось. Надо мной стояла Суо с той самой побрякушкой из снов, и из этой побрякушки лился... Нет, не так, бил ярчайший зеленый луч, что, достигая моего тела, впитывался в него как в губку...

Так продолжалось долго, причем сила и интенсивность луча только нарастали. В конце, Суо уже не стояла на ногах, а упала на колени.

Но всему есть начало и всему есть конец. И луч, достигнув яркости, которую мой глаз уже переносить не мог, исчез. Побрякушка закрылась. И Суо облегченно опустила руки.

— Спи! — сказала она и я провалился в сон, с удовольствием наблюдая гаснущим сознанием, как она уходит в огненное кольцо с кусочком тибетского неба в нем.

* * *

флэшбэк.

Впервые это случилось еще в Китае. Прошло примерно восемь лет, как я начал обучаться в монастыре. Дооолгих восемь лет. Ооочень долгих восемь лет. Без нормальной еды. Без выпивки (пусть я и не пьянею, но вкус-то, вкус!). Без нормальной драки (учебный бой таковой не назовешь, а приглашений на Арену Драконов, мне пока еще не посылают, ведь, как Мастер Окинавского Карате, я бесследно исчез, а до уровня Мастера Кунг-фу еще не дорос). Без женщин... Восемь лет! Восемь, сука, лет!!! Да я уже не то, что с яростью не боролся, камни грыз по вечерам (в одном месте монастырская стена от таких моих приступов уже прилично так пострадала)!!!

Все! Решил я. Хватит!

И одной теплой весенней ночкой я, перемахнув стену, сбежал из монастыря.

Вот только, кругом горы. Где тут, б... дзен, искать выпивку, драку и женщин? Одни дзеновы горы...

Я вышел на край плато, сел на камень, уставился в небо и завыл. Горько, отчаянно, со всей пролетарской ненавистью, яростью и болью, со всей тоской, как когда-то в Канадских лесах, учил выть сивогривый вожак волчьей стаи с которой я бегал охотиться. Выл я долго. Выл я протяжно. Выл я с душой.

Стало легче. Верите, нет — стало легче. Но женщину все равно хотелось жутко.

Я опустил голову от ночного светила, которому только что отправлял в полет свою "песню", и расслабился. Отпустил контроль. Настеж распахнул стальные ворота своей воли. Выпустил Зверя. Дал ему полную свободу. Все равно ведь рядом ни души, рвать в куски некого, а биться головой о камни или бросаться грудью на скалу, он врядли станет. А и станет — не велика беда, выживу.

Собственно, от этого "действия", мало что поменялось. Единственное, я стал активнее принюхиваться и прислушиваться к окружающему миру. Зверь не знает сомнений, просто не знает. Он не думает, делать или не делать, а если делать, то что делать и как... Он просто делает. Зверь хочет самку — Зверь ищет самку. Все просто.

И я пошел. Через плато, на которое, я выбрался, покинув гостеприимные стены монастыря, шла малоиспользуемая дорога-не-дорога, тропинка-не-тропинка. Запахи с нее практически полностью выветрелись и смылись дождями, но некие отголоски еще можно было разобрать. И по этим самым отголоскам, я по-собачьи припадая к земле, побежал. Сейчас уже не берусь с достоверностью вспомнить, как именно бежал: на двух или на четырех, но мне было удобно и о позе своей я не задумывался. Просто бежал по следу.

Точно по этой же причине, не могу сказать, насколько долго я бежал (просто потому что не задумывался об этом тогда).

В какой-то момент след свернул с нахоженной (хотя и это относительно, людей там давненько не было) тропы куда-то в сторону. Туда, где и нет-то ничего. Вообще ничего. Стена. Камень.

Но Зверь не знает сомнений. Он чует след. След ведет туда. Там стена. Похер. Зверь идет туда. Процарапывает полтора метра камня. И все равно идет туда!

А с той стороны... Рай! Долина с поселением в центре. Там, по-любому есть кабак!

Эти мысли меня так порадовали, что я потеснил Зверя, слегка окорачивая его. Легкое недовольство его в рассчет просто не бралось. Я, конечно, крут, но на одной силе, вина и женщин не добьешься. Драку — да, драку можно. Но в таком селе, какая для меня драка? Бойня только если. Но не то настроение для бойни.

Настроение для хорошей порции жареного мяса, вина и горячей женщины. То есть, для кабака! Тем более, что деньжат я с собой прихватить не забыл. Я ж не дикарь, я честно плачу за добро, гостеприимство и удовольствия добром, гостеприимством и звонкой монетой. Так же и за зло, предательство, вероломство, обман и подлость — смертью. Как назвали бы такого, как я в России девяностых — четкий пацан с понятиями.

В таком веселом, слегка шальном и игривом настроении я и вошел в поселение. Странноватое, кстати. Всего два десятка домов, все каменные, добротные, ветхих и бедных нет. Хозяйственных построек нет, поля в долине не возделаны... Но дымком тянет и съестным пахнет.

Направился я, ориентируясь на запах повкуснее, к зданию чуть побольше остальных, покрасивее. Люди, встречавшиеся на пути, а их было не много, останавливались и удивленно провожали меня взглядом. Я же радовал их монашеским одеянием, лысой головой и шальной ухмылкой.

Двери, в выбранное мной здание, закрыты не были, и я не тревожась никакими сомнениями вошел.

Помещение, в котором я оказался, не было похоже на кабак, а жаль. Было бы проще, но... В просторной комнате с мягким полом (сразу за порогом я скинул свои сандали и остался босиком), в центре находился большой стол с какими-то бумагами на нем. У стола стояли двое, о чем-то переговариваясь. При моем появлении они разговор прекратили и также изумленно, как и люди снаружи, уставились на меня.

Я потянул носом: едой пахло из соседнего помещения. Туда я и двинулся, спокойно, целенаправленно, уверенно. Это помещение от основного отделено было дверью. И стоило мне протянуть к этой двери руку, как один из стоявших у стола, бросился мне наперерез. Но поздно. Я уже толкнул дверь, и она раскрылась. А храбрец повис на моей руке... Держащей его за грудки.

За дверью оказалась небольшая комната, тоже с мягким полом, у дальней стены под окном спальное место, по центру низкий столик, перед которым прямо на полу сидел гладко выбритый человек, в одеянии, чем-то напоминающем мое, то есть монашеское, но и явно от него отличающееся.

На столике была ЕДА, а лысый человек, как твердили мне все мои обостренные чувства — ЖЕНЩИНА. Причем молодая и по-своему очень красивая.

Висящий у меня в руке парень хотел было что-то сказать, но она повелительным жестом его остановила. Я кивнул ей, приветственно и одновременно согласно с ее решением относительно ее человека, а что это именно ее человек, по этому жесту стало совершенно очевидно.

Я поставил парня обратно на пол, разгладил на нем помятую моей лапищей одежду, достал из кармана горсть серебряных монет и вложил их в руки парню.

— Пожрать принеси, — сопроводил я это действие указанием. — И побольше. И побольше жареного мяса. Понимаешь меня? — переспросил я, чтобы убедиться, что по-китайски парень понимает. По лицу было видно, что парень понимает.

Женщина кивнула парню утвердительно, и он, скорчив недоуменную мину, пошел выполнять порученное.

— Проходи, — глубоким красивым голосом обратилась она ко мне и приглашающе повела рукой. — Ты проделал трудный путь, чтобы придти ко мне, так не стой на пороге, — я повторять приглашение дважды ее не заставил. Уверенно протопал к ней и уселся рядом. По одну сторону от стола с ней.

— Ты монах? — спросила она, бросив взгляд на мою одежду, — я кивнул и спросил уже ее.

— Тебя как зовут?

— Зовут? — удивилась она.

— Имя. Как твое имя? — переспросил я.

— Суо, — чуть поколебавшись, ответила она.

— Красивое имя, — приблизил я свое лицо к ее уху. — Ты замужем, Суо? — прошептал я, щекоча ее кожу дыханием.

— Нет, — чуть-чуть отодвинулась от меня она. Но дыхание... Дыхание ее стало чаще. — Ты, разве не за знаниями пришёл в Камар-Тадж? К чему такие вопросы?

— Я не знаю ни о каких Кармарджахах, Суо, — поднял я руку и согнутыми пальцами нежно провел по ее щеке. — Я пришел к тебе, — резко приблизился к ней и глубоко вдохнул запах ее кожи, кончиком носа едва коснувшись уха женщины. — Аромат твоей кожи вел меня в ночи, словно маяк, Су О, — по слогам назвал я ее имя, первый слог в одно ухо, второй в другое.

— Но, тебя разве не манят тайны вселенной, власть над стихиями, Сила?...

— Клал я на все эти тайны, власть, Силу... Мне хватает своей собственной. Мне нужна ты, — провел я левой ладонью по ее щеке, уже куда более настойчиво.