Черная хризантема. Часть первая

— Не надо во мне сомневаться. Так говорят у нас в Одессе.

Яков Блюмкин родился в Одессе и принадлежал к числу коренных одесситов. Став 'чекистом', он подолгу не бывал в родном городе, и последний раз гостил в Одессе в 1929 году, незадолго перед арестом, из СССР его выпроводили нелегально через Персию. Так что вот уже почти девять лет он не был на своей малой родине, но до сих пор все, что было связано с городом у моря, было для Блюмкина 'у нас в Одессе'.

— Понятно, — кивнул Лао Ше, — Верю тебе Яков.

Во взгляде гангстера явно читалось, что Блюмкину лучше оправдать доверие в противном же случае... Но бывший 'чекист' и не собирался обманывать китайского гангстера, он знал, что это чревато. Вон Индиана Джонс обманул Лао Ше три года назад и по сию пору опасается за свою жизнь. Нет, лучше быть честным, в известных пределах, и спать спокойно.

Лао Ше плотоядно, иначе у него не получалось, улыбнулся.

— С делами покончено Яков, — произнес он, — теперь можно и поразвлечься. Скоро стриптиз начнется, а мои девочки раздеваются не только до пояса, но и..., — гангстер ткнул указательным пальцем вниз и гнусно причмокнул губами, — Есть, кстати, несколько русских. Одна вроде даже как графиня. Оставайся Яков не пожалеешь!

Предложение было конечно заманчивым, но... Блюмкин спешил, очень спешил, он и так слишком задержался в Шанхае.

— Не могу Лао, некогда, нет времени.

— Ну как знаешь...

Блюмкин встал.

— Удачи тебе Яков!

— И тебе... Лао.

Не прощаясь, Блюмкин покинул хозяина заведения и направился к выходу, но на полпути на мгновение задержался, посмотрев на вход ведущий в номера на втором этаже куда удалился Фу Хунбинь со своей странной спутницей, на занятый уже столик в сторону которого девушка метнула свой взгляд. Блюмкин любил загадки, а тут явно было что-то непонятное. Что это за девица притворяющаяся, он был в этом почти уверен, пьяной и кто сидел за этим столиком? Будь у него побольше времени он конечно бы остался и попытался бы узнать во что это снова влип Фу Хунбинь, непутевый внук Фу Манчи. Но времени, то у него и не было. У него были дела. На этот раз в Маньчжурии.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ордос, Китай, Внутренняя Монголия. 9 августа.

— Жара... Ох черт побери жара то какая!

Растянувшись на низком кресле в гостиничном номере подполковник Платон Половцев включил вентилятор на соседнем столике в попытке спастись от удушающей жары сгустившейся в помещении с низким потолком. Но вентилятор лишь разгонял разогретый воздух и помогал мало.

— Жара, — повторил Половцев, — Градусов сорок, наверное. Как думаете?

Вопрос был обращен к еще одному человеку, находившемуся в гостиничном номере. Звали этого человека Мещеряков Валерий Павлович и был он оперуполномоченным НКВД в звании капитана. Он стоял возле окна, выходящего на улицу перед гостиницей. Форточка был приоткрыта, но вместо прохлады в комнату проникал почти такой же жаркий нагретый воздух что и внутри.

— Почти, — отозвался Мещеряков, — Сорок один.

— О-о-о! — невольно вырвалось у Половцева, — Ну прям как в Африке!

— Да, но только это не Африка. Летом тут жара почти как в Сахаре, зимой морозы почти как в Сибири. К этому климату надо привыкнуть. Я в этих краях уже почти год, но до сих пор чувствую себя несколько неуютно. А вы когда-нибудь раньше бывали в этих местах в Монголии или в Китае?

— Нет никогда.

Половцев помолчал, наблюдая за тем как лопасти вентилятора бешено рассекают жаркий воздух.

— Я и не собирался в Монголию и Китай, — сказал он, — Каких-то шесть дней назад я и подумать не мог что буду сидеть в гостинице в городе посреди пустыни за тысячи километров от Москвы.

Да шесть всего лишь шесть дней прошло с того момента как старший майор НКВД Ковров появился на пороге его дома и в прямом смысле слова огорошил новостью что ему необходимо отправиться на другой конец света в Китай на встречу с Яковом Блюмкиным. Все дальнейшее происходило с поистине головокружительной быстротой как в приключенческом авантюрном романе. Вечером 3-го августа у него состоялся разговор с Ковровым, днем 5-го он был уже на подмосковном военном аэродроме, пересек на дальнем стратегическом бомбардировщике АНТ-37 расстояние в шесть тысяч километров от Москвы до Улан-Батора и вечером 6-го находился уже в столице Монгольской народной республики. Из уже из Улан-Батора на транспортно-пассажирском самолете К-5 вчера 8-го августа прибыл в Ордос, город на окраине Гоби неподалеку от Хуанхэ к югу от монголо-китайской границы. Все что Половцев знал об Ордосе к тому моменту заключалось в том, что через этот город шли военные поставки китайской армии Чан Кайши, что на городском аэродроме базировались советские истребители ведшие воздушные бои с японцами ну и то что именно здесь должна будет состояться встреча с Яковом Блюмкиным.

— Жара... — снова произнес Половцев, — Хотелось бы знать где он сейчас этот Блюмкин и сколько нам его еще ждать...

— По самой свежей информации Блюмкин сейчас находится в Шанхае в Международном сеттльменте, — отозвался Мещеряков, — Ну а когда он будет здесь в Ордосе одному Блюмкину ведомо. Он может заявиться и завтра и через неделю. Проще говоря, когда захочет тогда и появится.

Половцев посмотрел на Мещерякова. Он познакомился с капитаном немногим более двух суток назад. Тот встретил его, Баташева и еще двух сотрудников НКВД сопровождавших, точнее охранявших бывшего директора магазина тканей в Улан-Баторе представился и сообщил что будет неотлучно находится при них до самой встречи с Блюмкиным, а возможно и дольше.

— А вы лично знакомы с Блюмкиным? — поинтересовался Половцев.

— Встречались, — ответил Мещеряков, немного помедлив и поправив указательным пальцем очки на переносице.

Он отошел от окна все равно толку от открытой форточки было мало и присел на стул рядом с креслом, в котором расположился Половцев.

— Трижды, — продолжил Мещеряков, — Первый раз имел с ним дело в 27-ом в Стамбуле.

— В Стамбуле?

— В Стамбуле. Что мы там делали чем занимались я рассказать вам сами понимаете не могу, не имею права. Но вынужден признать, что как профессионал своего дела, как разведчик он производил очень благоприятное впечатление. Мне он был даже симпатичен несмотря на то что его увлечения Троцким я уже тогда категорически не одобрял. Второй раз мы пересеклись с Блюмкиным в 29-ом в Москве, я был одним из тех, кто допрашивал его после ареста. И вот тогда Блюмкин был мне совершенно несимпатичен, при задержании во время которого он устроил настоящую американскую дуэль с пальбой посреди Москвы он едва не убил моего хорошего друга пуля из его нагана пробила фуражку. Сантиметром ниже и все... Буду честен я был за то, чтобы Блюмкина расстреляли, но вышестоящее руководство решили иначе и его отпустили, выслали из страны с двумя условиями, что он будет работать с советской разведкой и что никогда ни при каких обстоятельствах он не будет встречаться и уж тем более сотрудничать с Троцким и троцкистами.

— Как же его принудили принять такие условия? — спросил Половцев и следом как бы про между прочим добавил: — Я слышал в Одессе до сих пор живет мать Блюмкина и вся его многочисленная родня.

Мещеряков усмехнувшись покачал головой.

— Поверьте мне Платон Николаевич есть множество способов принудить к сотрудничеству враждебно настроенного к вам человека, не прибегая к откровенному шантажу и насилию.

Мещеряков помолчал снова, поправив очки, не считая необходимым дальше распространяться на эту щекотливую тему.

— Ну а в третий и пока что последний раз, — продолжил он, — я встречался с Блюмкиным четыре года назад в 34-ом весной на западе Китая в Яркенде. По заданию Москвы я должен был получить от Блюмкина ценные разведданные.

Половцев с интересом посмотрел на Мещерякова.

— Ну и как всё тогда прошло?

— Да ничего особенного, перешел границу, добрался до Яркенда, встретился с Блюмкиным, получил от него необходимую информацию, кстати, очень важную для нашей страны, вернулся обратно. Как обычно.

— Но ведь Блюмкин едва не пристрелил вашего друга.

— Ну к тому времени они уже давным-давно были квиты мой друг Блюмкину при аресте зуб выбил. А рука у моего товарища тяжелая. Долго помнить будет, троцкист чертов.

— Вот даже как...

— Да. Блюмкин он конечно скользкий тип, очень, да и троцкист нераскаявшийся, хотя и пытается убедить всех в обратном. Но надо быть откровенными информацию он практически всегда добывает и передаёт ценнейшую. Уж не знаю, как ему это удается, вечному бродяге и искателю приключений, но это так. К примеру, те сведения, что я получил от него тогда в 34-ом в значительной степени и помогли нам тогда не допустить про-японского переворота в Синьцзяне и создания на территории Восточного Туркестана марионеточного государства наподобие Маньчжоу-го во главе с османским принцем Мехмед Абдулкеримом. Что, правда, то, правда. И сейчас можете не сомневаться Блюмкин подготовил для нас настоящую 'бомбу' против маршала Блюхера. Я конечно понятия не имею что и как откопал Блюмкин против маршала Блюхера, но, если обещанная им информация окажется в Москве, песенка 'Богдыхана Амурского' будет спета и это абсолютно точно. Кстати он и вашему ведомству обещал разведданные?

— Обещал.

— Не сомневайтесь этот прохиндей и вам приготовит что-нибудь крайне интересное. Не хочется, конечно, этого признавать, все-таки мой лучший друг при задержании Блюмкина девять лет назад едва жизни не лишился, но не напрасно нет не напрасно тогда пощадили и выпустили из страны этого чертового троцкиста, информацию он еще раз повторюсь, передаёт, когда надо ценнейшую.

— И информацию эту он всегда передаёт, точнее, продает не задешево, — заметил Половцев.

— И это правда. Задаром Блюмкин никогда не работает, всегда что-нибудь взамен требует. И это неудивительно он же на Молдаванке в Одессе вырос. Одно слово — торгаш. Но вот что интересно денег почти никогда не требует, а всегда что-нибудь этакое, необычное экзотическое просит. В последний раз, когда с ним выходили на связь в обмен на информацию стратегического характера Блюмкин, выпросил себе подлинную пиратскую карту восемнадцатого века. Ну а тогда в Кашгаре четыре года назад я передал ему одну старинную тибетскую рукопись, принадлежавшую Эрлик-хану.

— Я смотрю этот авантюрист любитель всяческой экзотики.

— Верно. Авантюрист. Пробы негде ставить. Обожает все необычное, таинственное, загадочное, особенно с привкусом какой-нибудь чертовщины. Любит клады, спрятанные сокровища. Причем интересует его не сам клад как таковой, его стоимость, а скорее процесс поиска. За каким-нибудь древним артефактом, представляющим ценность только для любителя готов отправиться даже на край света.

— И при всем при этом еще и находит время для поиска и передачи разведданных?!

— Ну да. Вот как ему это только удается?! Ловкач, что тут еще скажешь. Авантюрист высшей категории. Всю жизнь по краю ходит. И какие невероятные идеи приходят ему в голову. Готов предоставить нам компромат на Блюхера, а взамен потребовал привести к нему за границу заключенного из лагеря, у которого в голове, какая-то важная для него, для Блюмкина информация.

Мещеряков пристально посмотрел на Половцева.

— Много бы я дал за то, чтобы узнать, что же такого важного в голове у гражданина Баташева, — произнес капитан.

Половцев молча кивнул несколько раз.

— Но у меня нет предписаний начальства, выпытывать, что либо, у сопровождаемого.

Половцев пожал плечами.

— А вы товарищ подполковник все те два дня что мы с вами знакомы упорно не разговариваете с вашим бывшим другом.

— Мне не о чем с ним разговаривать, — отрезал Половцев, демонстративно отвернувшись.

Да все так, с того самого дня 5-го августа, когда после двухлетнего перерыва Платон Половцев вновь повстречался с Александром Баташевым на даче НКВД под Москвой, все эти четыре дня подполковник ни единым словом не перекинулся со своим бывшим лучшим другом. Он игнорировал его во время перелета из Москвы в Улан-Батор и в самом Улан-Баторе и продолжал упорно игнорировать во время перелета из столицы Монголии с Ордос. Половцев, конечно, понимал, что в его поведении есть, что-то неправильное, детское, инфантильное тридцативосьмилетний взрослый мужчина отец двух дочерей, ранее работавший заместителем директора на крупном оборонном заводе, а ныне с петлицами подполковника служащий в Разведупре РККА не должен себя так вести. Он понимал это, но ничего с собой поделать не мог. Слишком велика и непреходяща была обида на бывшего боевого товарища. Два года назад в тот самый день, когда Баташеву дали пять лет лагерей за растрату Половцев, снял со стены ту самую фотографию из далекого уже 20-го года, на которой они с Александром молодые и бесшабашные, позировали на фоне старинного польского замка на Украине готовясь в экстренной отправке на юг против Врангеля. Снял и запрятал в самый дальний угол самого глубоко ящика стола, постаравшись вычеркнуть из памяти все то плохое, что было связано с бывшим товарищем. Он не мог дружить с растратчиком и вором, предавшим их боевую молодость. И сейчас снова оказавшись рядом с Баташевым Половцев больше всего боялся, что тот начнёт расспрашивать его о сыне Сереже, о Валентине (чертовой гадине), но ничего подобного к счастью не происходило. Было похоже на то, что Баташев принял правила 'игры', негласно предложенные Половцевым, так как за все эти четыре дня он не предпринимал никаких попыток наладить каких-либо контактов с подполковником и так же старательно игнорировал своего бывшего друга. Но ситуация была крайне неприятная и даже тяжелая. Несмотря на то что по прибытии в Ордос Баташев остался под стражей на аэродроме, и они теперь находились далеко друг от друга Половцев страстно желал одного что бы все это поскорее закончилось, Блюмкин бы получил от Баташева нужную информацию, передал бы компромат на Блюхера и все вернулось бы на круги своя. Он, Половцев, вернулся бы в Москву, к семье и работе, а Баташев снова бы оказался в лагере, где ему и место. Да, да именно так, где ему и место, и не иначе!

Глядя на Половцева Мещеряков слегка улыбнулся и покачал головой, его звание капитана НКВД примерно соответствовало званию майора РККА, а Половцев был подполковником, но в виду того что они служили все-таки в разных силовых ведомствах Мещеряков мог позволить себе толику иронии в разговоре со старшим по званию.

— Зная Блюмкина я могу со всей уверенностью предположить, — сказал Мещеряков, — что Баташев знает что-то действительно очень интересное иначе бы этот авантюрист никогда бы не затеял такую рискованную игру. Но неужели вам товарищ подполковник за эти несколько дней ни разу не захотелось самому узнать, что же такого важного находится в голове вашего бывшего друга?

Половцев неопределенно и словно нехотя пожал плечами. С одной стороны, у него не было никакого желания не то что разговаривать, но даже и думать о своем бывшем друге. Но с другой стороны ему невероятно страстно хотелось узнать, что же такого интересного важного знает Баташев и что он должен рассказать Блюмкину. Хотелось с того самого момента как старший майор Ковров покинул после того разговора его квартиру около недели тому назад. Неуемное любопытство назойливым беспокойным червячком вертелось внутри него, и он ничего не мог с этим поделать.