Черная хризантема. Часть первая

Пригладив волосы Половцев, снова сел в кресле.

— Я готов, — сказал он.

— Вот так-то лучше, — одобрительно произнес Ковров, — в конце концов, не дети мы с вами Платон Николаевич, а взрослые мужчины и красные офицеры. Так-то!

— Значит, Блюмкин передаст документы только... Баташеву? — спросил Половцев.

— Да таково его условие, — ответил Ковров, разглядывая своего собеседника.

— А он что-нибудь объяснял?

— Ничего. Только категорически настаивает на личной встрече с Баташевым в противном случае никакой передачи документов.

Половцев немного подумал.

— Блюмкин за границей?

— Да в Китае. В СССР возвращаться не хочет. Боится. И правильно делает что боится! Тут для него давно пуля припасена.

— М-м-м! А Баташеву сидеть еще три года из пяти. Как же они встретятся? И самое главное, товарищ Ковров, я готов встретиться с Баташевым, но что требуется непосредственно от меня?

— Я все объясню Платон Николаевич...

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ.

Подмосковье. 5 августа.

Оглядев просторную длинную комнату загородного дома с бильярдным столом посредине, Половцев, хлопнул ладонью по столу, в очередной раз, давая выход переполнявшим его эмоциям.

— Это просто черт знает, что! Это, ни в какие ворота не лезет! — вырвалось у него.

Сидевший неподалеку в кресле комдив Брусилов, сложив журнал по авиационной технике, и поглядев на своего подчиненного, согласно кивнул.

— Вы абсолютно правы Платон Николаевич, это просто черт знает, что, — произнес он, — Обращаться к моему подчиненному с поручением через мою голову ставя меня в известность постфактум! И оправдывать это тем, что они, мол, Госбезопасность и у них важное и срочное задание! А мы военная разведка и мы тоже не в бирюльки играем! У меня тоже задание от самого товарища Сталина! И, тем не менее, они вас забирают, это в такое-то время! И это, действительно ни в какие ворота не лезет! Хорошо еще, что я вчера сумел настоять на том, что я отпускаю вас не просто так, а с условием, что Блюмкин обязан раздобыть для нашего ведомства важную информацию. Слышите Платон Николаевич, важную информацию

— Что? — Половцев посмотрел на Брусилова, — А! Ну да, конечно, я все помню Андрей Алексеевич, важная информация по нашему делу. Но если откровенно меня поражает гораздо в большей степени другое — мое задание!

Он прошелся по комнате, по пространству между бильярдным столом и высоким окном.

— Это невероятно! Это у меня до сих пор в голове не укладывается! Приговоренный к расстрелу, но помилованный в последний момент и отпущенный за границу агент НКВД готов передать в Москву компрометирующие маршала Блюхера документы. Но передаст он их одному единственному человеку, а человек этот находится в заключении. А встреча должна состояться за границей, потому что агент НКВД как бывший троцкист боится возвращаться в СССР, опасаясь за свою жизнь! И что вы думаете, заключенного вытаскивают из лагеря и собираются везти за границу в Китай, где идет война всех со всеми! Это невероятно! Это 'пинкертоновщина' какая-то!

— Сплошной 'рокамболь', — сказал Брусилов.

— Что?

— 'Рокамболь'. В пору моей юности еще не знали слова 'пинкертоновщина', Нат Пинкертон еще не был прославлен на весь мир через бульварную литературу и всякие немыслимые на грани неправдоподобия приключения называли 'рокамболем', в честь известного французского авантюриста прошлого века, прославившегося своими невероятными похождениями.

— Ну да, 'рокамболь'. Неплохо звучит, — сказал Половцев, — И в этом 'рокамболе' и мне придется участвовать. — Подполковник немного помолчал, — Черт побери, и в чью это светлую голову, пришла мысль, что я должен сопровождать Баташева на встречу с Блюмкиным в Китай?! Хотя вынужден признать аргументация у товарищей из НКВД железная, не пробьешь. Я лучший друг Баташева, пусть и бывший, я лучше всех его знаю, знаю, на что он способен. И если у него возникнет искушение сбежать я смогу просчитать его поведение и предотвратить его побег...

— А вы сможете?

— Должен. Потому что если Баташев надумает бежать, мне не поздоровиться, как я понимаю, — Половцев немного помолчал, глядя за окно, на высокий забор с воротами, на сосновый лес за забором, — Хотя куда ему бежать? У него тут сын, единственный, Сергей. Некуда ему бежать. И незачем...

— Относитесь к происходящему проще Платон Николаевич, — подал голос Брусилов, отложив журнал, — как к необыкновенному приключению, которому сопутствует важное поручение, которое необходимо выполнить. Мне это в молодости помогало. Ну, сами посудите, вы полетите на скоростном самолете АНТ-37 в Монголию в Улан-Батор. Кстати на точно таком же самолете собирается лететь на Дальний Восток и Гризодубова с экипажем в следующем месяце, правда, ее полет будет беспосадочным, а у вас дозаправка в Новосибирске. Но все равно в некотором роде вы первопроходец! Летите на новейшем самолете за границу в Улан-Батор, а из Улан-Батора отправляетесь еще дальше в Китай, во Внутреннюю Монголию на встречу с агентом НКВД! Неожиданно, непостижимо, невероятно рискованно, но, черт побери, как интересно!

— Да как говорят американцы — приключение что надо, — согласился Половцев, — Но как же все быстро происходит! Только позавчера вечером я разговаривал с Ковровым у себя дома, сегодня утром вы с вами Андрей Алексеевич сидим, — подполковник оглядел комнату, — на подмосковной ведомственной даче НКВД и ждем Баташева, которого уже везут из лагеря под Вологдой. Отсюда с ним мы направимся на аэродром, а завтра к вечеру я уже должен быть в Улан-Баторе и оттуда почти сразу же направимся на юг в Китай! Невероятная быстрота!

— Верно, быстро работают. Все указывает на то, что с маршалом Блюхером решено разобраться радикально, окончательно. Потому и спешат.

— Что же такое Блюмкин знает страшное про маршала Блюхера? — в задумчивости проговорил Половцев, — И почему он передаст компрометирующие документы только Баташеву? Зачем ему мой старинный друг?

— Я неплохо знаю Блюмкина, пересекались с ним несколько раз, и я могу заявить со всей определенностью, что он авантюрист высшего разряда. Он обожает риск, любит ходить по краю и почти всегда не прочь совместить задание с какими-нибудь своими мутными делишками. И я почти уверен в том, что Блюмкин хочет узнать от вашего друга какую-то важную для себя информацию.

— Но какую?

Брусилов только развел руками.

— Этот авантюрист непредсказуем.

— Все так, — согласился Половцев, — ну а если поразмышлять, логически? Можно предположить, что Блюмкин где-то, когда-то встречался с Баташевым. Можно конечно предположить, что они непосредственно не знакомы, а Блюмкин просто слышал о Баташеве, но в данной ситуации логичней допустить, что они все-таки встречались. Но где? Блюмкин авантюрист, искатель приключений, перекати поле, о Баташеве этого не скажешь — всегда он мечтал о постоянном жилье, о семье, о детях.

Половцев немного помолчал размышляя.

— Но... но... После Кронштадта, когда мы шли с Баташевым по льду на штурм крепости и снаряд взорвался прямо перед нами я с контузией загремел в госпиталь, а на моем друге даже царапины не было, но он всегда был везунчиком. И вот пока я валялся в госпитале, Баташева направили на Дальний Восток на борьбу с японцами и остатками белогвардейцев. И я знаю, что весной-летом 21-го года Баташев был в Монголии, где воевал с бандами Унгерна. И так же известно, что и Блюмкин в то же время был в Монголии, где так же воевал с Унгерном. Так что если они где и встречались, то только там.

— Логично, — сказал Брусилов.

— Вот только что такого может знать мой старый друг и почему это так срочно понадобилось Блюмкину? — в задумчивости произнес Половцев и, пожав плечами, добавил: — Блюхер в 21-ом году тоже был в Монголии. Может он там и натворил что-то такое, о чем предпочел бы забыть?

— Может быть, может быть, — рассеянно отозвался Брусилов, думая о чем-то, о своем.

— Но постойте Андрей Алексеевич... товарищ комдив... — встрепенувшись, Половцев пристально посмотрел на своего командира, — Ведь и вы в 21-ом году были в Монголии!

Сняв очки, Брусилов потер глаза пальцами и коротко кивнул.

— Был Платон Николаевич, был!

Да все так, он действительно был в Монголии семнадцать лет назад в то самое время, когда там шла борьба с бароном Унгерном. Безумный барон Унгерн. Психопат, садист, убийца, чья кровожадность поражала даже 'колчаковцев' известных своей жестокостью. В феврале 21-го он захватил Ургу, ныне Улан-Батор и вырезал практически всех китайцев от мала до велика. Помешанный на восточной мистике он провозгласил себя повелителем Азии и стал мечтать о великой паназиатской империи от Средиземного моря до берегов Камчатки. Ничего из безумной затеи Унгерна не вышло, да и не могло выйти, а сумасшедшее его государство просуществовало всего полгода. Но даже за такой короткий срок оно успело привлечь к себе массу всевозможнейших искателей приключений и авантюристов. И Яков Блюмкин был лишь одним из них. Был там Найланд Смит один из признанных асов британской разведки, сейчас один из самых верных сторонников и защитников Гитлера на островах, был там Лайонел Бартон 'черный археолог' искавший для Унгерна Меч Чингисхана, барон верил, что обладание маской поможет ему покорить Азию, и была там Фа Ло Ше...

Фа Ло Ше, Зоя Чувашева, дочь доктора Фу Манчи, достойная дочь своего отца. Знаменитый когда-то китайский доктор Фу Манчи, гений преступного мира, 'желтый дьявол' как называли его на Западе, он ненавидел белых и был одержим идеей восстановления величия Китая и для достижения этой цели не останавливался ни перед чем. И Фа Ло Ше в силе характера, энергичности, жестокости мало уступала своему отцу, а в чем-то даже и превосходила его.

Царственно прекрасная Фа Ло Ше, своей опасной красотой она походила на королевскую кобру. Фа Ло Ше как никто иной она могла одновременно внушать и любовь, и ненависть и эти чувства сосуществовали вместе, разрывая сердце. Фа Ло Ше единственная женщина поразившая воображение железного барона Унгерна, вознесшая его к власти и погубившая его. Фа Ло Ше несостоявшаяся императрица Азии. Прекрасная Фа Ло Ше, божественная Зоя, где ты теперь?

Короткое извещение в прошлом году... Пропала без вести вовремя Нанкинской резни...

— Может вы, подозреваете, Андрей Алексеевич, каким компроматом может обладать Блюмкин против Блюхера? — спросил Половцев.

Брусилов надел очки и поверх стекол посмотрел на своего подчиненного.

— Не имею представления товарищ подполковник, — отрезал он.

Смущенно кашлянув Половцев, непроизвольно встал по стойке смирно.

— Прошу прощения товарищ комдив.

...И тут за стенами раздался гудок и сразу вслед за этим тягучий скрип.

Половцев глянул в окно и увидел, как в открытые ворота на территорию дачи въезжает небольшой темно-коричневый автобус с затемненными стеклами.

— К нам гости, — сказал он.

Брусилов поднялся с кресла и подошел к окну, встав рядом с Половцевым.

— Я так понимаю, привезли вашего старинного друга Платон Николаевич.

Половцев закашлялся, завертев шеей.

— Спокойней, спокойней товарищ подполковник! Это не конец света! Возьмите себя в руки!

— Есть взять себя в руки!

Автобус остановился рядом с домом и из него вышел человек, но не тот о ком думали и Половцев и Брусилов.

— Товарищ Ковров, — произнес Брусилов нахмурившись. Он все еще имел солидный зуб за старшего майора за то, что тот через его голову общался с Половцевым.

Ковров был в форме, впрочем, как и Брусилов с Половцевым, перекинувшись несколькими словами с охранниками, он направился к дому и, поднявшись на крыльцо, вскоре был в комнате с бильярдом, где его ожидали сотрудники Разведупра.

— Здравия желаю товарищи!

Поздоровался с Брусиловым, с Половцевым...

— Надеюсь, мы не слишком долго заставили себя ждать? — поинтересовался старший майор.

— О нет нисколько, — ответил Брусилов, хотя на языке у него вертелись совсем другие слова.

— Вот и славно! Тогда не будем медлить товарищи! Я за вами товарищ подполковник! Собирайтесь! Сейчас сядем в автобус, и на аэродром... Самолет уже ждет!

Половцев поглядел на автобус.

— А Баташев... он... там? В автобусе?

— Ну да.

— А он... не выйдет?

— А зачем? — искренне изумился Ковров, — Что ему тут делать?

Половцев кивнул. В самом деле, Баташеву нечего было тут делать на подмосковной даче НКВД. Тем более что самолет ждет...

Брусилов выглянул в окно, посмотрел на Коврова.

— Второй день я слышу эту фамилию Баташев, Баташев, — сказал он, — А ведь я его даже ни разу не видел. Фотография хотя бы есть, чтобы посмотреть, как выглядит наш герой?

— Фотография? Имеется.

Ковров сунул руку в карман и, вынув портмоне, достал из нее фотографию, протянув затем Брусилову.

— Не очень свежая, двухлетней давности. Из уголовного дела.

Половцев демонстративно отвернулся, а Брусилов взял фотографию...

Если бы Платон Половцев смотрел на комдива, то он, успевший неплохо узнать своего начальника, увидел бы как при первом же взгляде на фотографию Баташева лицо у того слегка сначала вздрогнуло, а затем брови немного едва заметно сдвинулись.

Если бы Платон Половцев в этот момент смотрел на Брусилова, то он бы сразу понял, что тот удивлен, озадачен, потрясен...

Но Платон Половцев делал вид, что ему нет никакого дела до фотографии, его старого друга и он смотрел в сторону...

— Интересное лицо, — произнес Брусилов, слегка качнув головой, возвращая фотографию Коврову.

— Да, — согласился старший майор, — И ведь и не скажешь, что вор.

Половцев поморщился.

— Ну что ж товарищи время не ждет, поэтому будем поторапливаться, — сказал Ковров, — Собирайтесь Платон Николаевич. Вас ждем.

Половцев пригладил волосы и надел фуражку.

— Давно готов.

— Удачи Платон Николаевич, — сказал Брусилов, пожимая руку подполковнику, — И вам всего хорошего товарищ Ковров и главное не забудьте о нашем уговоре.

— Ну, это самой собой товарищ Брусилов. Блюмкин уже поставлен в известность, что должен раздобыть информацию для военной разведки. И хоть он и скользкий тип, этот чертов Блюмкин, но будьте уверены, кровь из носа информацию он раздобудет.

— Верю вам на слово.

— Ну, нам пора. Может вы с нами до аэродрома товарищ Брусилов?

— Н-нет. Я сейчас в Москву. Дела.

— Ну, как хотите. Всего хорошего.

— Всего хорошего. Еще раз удачи Платон Николаевич.

— Спасибо.

Попрощавшись с Брусиловым, Ковров и Половцев вышли из комнаты, оставив комдива одного.

Стоя у окна, Брусилов смотрел за тем как они садятся в автобус, как автобус разворачивается и выезжает из ворот и думал, вспоминал...

Он вспоминал Монголию, вспоминал Фа Ло Ше, Зою, вспоминал Унгерна, вспоминал Лайонела Бартона, вспоминал Блюмкина и всех тех, кого видел тогда, с кем встречался семнадцать лет назад, кто сильно изменился за эти годы, но кого, тем не менее, можно было узнать...

Он вспоминал и, вспоминая вновь в который уже раз поражался, даже где-то восхищался отчаянным авантюризмом Якова Блюмкина.