Вой лишенного или Разорвать кольцо судьбы

— Оставьте нас, — со сдерживаемым весельем в голосе приказал он, чем видимо сильно удивил своих подчиненных.

— Но, Антаргин...

Попытка Сальмира противиться была остановлена одним единственным предостерегающим взглядом, которым наградил его мужчина, и теперь уже Лутарг усмехнулся. Ситуация стала казаться ему потешной.

"Интересно, чего они ждут от меня?" — спросил себя Лутарг, наблюдая, как каратели явно нехотя направляются к двери.

Каждый из них счел себя обязанным послать молодому человеку обещающий скорую расправу взгляд, и теперь мужчина в открытую забавлялся, также как и его отец, судя по всему. Уголки его недовольно поджатых губ подрагивали, а в глазах то и дело вспыхивали синие искорки.

— Так лучше? — спросил мужчина, когда дверь за карателями закрылась. — Все еще думаешь, что я боюсь тебя?

— Нет, — отозвался Лутарг, пожимая плечами. — Хотя они, кажется, боятся за тебя.

— Это их прямая обязанность, — рассмеялся Антаргин, вдруг безоговорочно осознав, что обязательно достигнет понимания с эти взрослым, серьезным человеком, стоящим напротив него в обманчиво расслабленной позе. — И они не знают, что от тебя ждать.

— А ты знаешь? — несколько удивленно переспросил Лутарг.

— Нет, но думаю, что ты скоро сам мне все расскажешь, — отозвался Антаргин, проходя мимо сына к окну. — Отсюда красивый вид, — как нечто само собой разумеющееся добавил он.

— Знаю. На внутренний двор.

— Да, и на горы.

— И на горы, — подтвердил молодой человек.

Он не сдвинулся с места, лишь немного развернулся, чтобы не выпускать из поля зрения шисгарца. Думать о нем, как об отце, пока не получалось, и он вообще сомневался, что сможет назвать так этого мужчину. Да и уверенности в том, что он и есть его отец, у Лутарга пока не было.

— Спрашивай, я отвечу? — предложил мужчина, развернувшись так, чтобы иметь возможность видеть молодого человека.

— О чем?

— Разве у тебя нет вопросов? — усомнился Перворожденный.

С ним наедине мальчик немного расслабился, но все еще был растерян, как и сам мужчина. Не то — чтобы сын не оправдал его ожиданий, скорее наоборот, даже превосходил их, и считать того мальчиком было по меньшей мере глупо, так как это равносильно недооценить, но Антаргин пока не мог понять, как вести себя с ним.

Он заставлял себя не обращать внимания на мечущиеся мысли молодого человека, но получалось с трудом, словно тот кричал в голос. Казалось, Лутарг беспрестанно передавал ему образ его самого и Лурасы, и сердце Перворожденного постоянно сбивалось с ритма, лишая того собранности и концентрации, вследствие чего мысленные посылы Лутарга становились только громче и отчетливее.

"Его необходимо обучить", — подумал мужчина, когда сын спросил то, о чем хотел знать в последнюю очередь.

— Ход действующий?

— Да, но ведь тебя интересует другое, — от этих слов Лутарг нахмурился, но Антаргин все же продолжил. — И я отвечу тебе — да.

— Да?

— Да, — мужчина грустно улыбнулся, посмотрев на ширму. — Больше, чем ты можешь представить.

— А она?

Спрашивая, Лутарг удивлялся самому себе, но все же вынужден был признать, что именно это волновало его больше всего остального. Именно о чувствах он хотел знать. О чувствах его родителей друг к другу и к нему самому. Он искал подтверждения словам Сарина, подтверждения того, что был любим теми, кто произвел его на свет.

Еще одна печальная улыбка коснулась губ мужчины. Молодой человек успел заметить ее прежде, чем тот отвернулся к окну.

Он молчал некоторое время, словно подбирал слова, а Лутарг, наблюдая за ним, боролся с подступающим к горлу комком эмоций. С каждым мгновеньем в нем что-то взрывалось, опадая волной силы, уже знакомой и требующей выхода.

— Нам было хорошо вместе, пусть и недолго, — ответил Антаргин, и сердце молодого человека сжалось от этих слов, словно от боли. — Я думаю, она осталась бы, если могла, так же, как и я бы не отпустил. Только все было решено до нас. Очень давно. И мы не смогли этого изменить, не имели возможности.

— Почему?

Ему хотелось прокричать этот вопрос, но он выдавил его сквозь стиснутые зубы, от усилий играя желваками.

Молодой человек был уверен, что глаза его, как и всегда в приступах ярости, сейчас горят, распространяя свечение, неизменно ввергающее стоящих рядом в паническую боязнь за сохранность собственной жизни.

Руки Лутарга сжались в кулаки, следуя за просыпающейся в душе злостью.

Почему никто ничего не может изменить? Почему благодаря чьим-то решениям, он рос и чувствовал себя выброшенным со двора щенком, никому не нужным, ни кем не любимым? Неужели существовало нечто более важное для них, чем жизнь собственного сына?

Глава 15

Ему не нужно было поворачиваться, чтобы понять, что сын призывает духа. Не осознавая, что делает, бесконтрольно, неумело, но от этого не менее яростно и требовательно, а тот повинуется и стремится вырваться из телесной клетки.

Антаргин чувствовал, как бьется рьястор внутри него, как желает показаться, следуя призыву Лутарга, но пока еще Перворожденный был сильнее сына, и мог контролировать повелителя стихий, удерживая три из четырех его основ в себе на привязи, хоть это и доставляло мужчине определенные неудобства.

— Знаешь, Лутарг. Я бы посоветовал тебе прислушаться к себе и немного поостыть, — абсолютно ровно и максимально спокойно посоветовал сыну Антаргин. — Твоя сила достаточно велика, особенно когда мы рядом друг с другом, и ее использование может плохо сказаться на других.

Договорив, мужчина повернулся спиной к окну и посмотрел на сына, чтобы наглядно показать тому, что происходит.

Глаза Антаргина светились так же, как у Лутарга. От радужки разбежались синие полосы, зрачок вытянулся, приобретя вид кошачьего, а вокруг Перворожденного стал сгущаться воздух, словно что-то неведомое собиралось принять облик.

Нити энергии, связующие отца и сына в единое целое, перетекали из одного в другого, вполне ощутимыми потоками, уплотняясь при этом и придавая все более четкий образ тому, что рвалось из них.

Видя недоумение молодого человека, Антаргин на несколько мгновений спустил с цепи подвластные ему стихии, надеясь, что калерат и собиратели догадаются не вмешиваться, а останутся за дверью, как он приказал ранее. Более доступного объяснения Антаргин не видел, но и не хотел, чтобы кто-то пострадал, так как рьястор, подпитываемый злостью молодого человека, пребывал не в самом хорошем расположении духа, и вполне мог неоправданно напасть.

Лутарг не понял, что именно произошло. Только ощутил, как на долю секунды что-то вырвалось из него, оставив пустым сосудом стоять и смотреть, как из голубого свечения, моментально окружившего Антаргина со всех сторон, на него надвигается огромная пятнистая голова с оскаленной пастью, в глазах у которой кружит смертоносный синий вихрь.

Вздрогнув, молодой человек отступил, и тот же миг видение иссякло, вернув ему ощущение наполненности и перетекающей под кожей силы. Оно втянулось обратно в Перворожденного, насколько смог судить Лутарг, и только сияние его глаз осталось прежним и до боли знакомым — таким же, как у него самого.

— Поэтому, лучше держи себя в руках, — повторил Антаргин, пристально глядя на сына и ведя внутреннюю борьбу с рьястором. — Незачем напрасно тревожить духа.

Не успел он договорить, как случилось то, чего Антаргин так опасался. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ввалилась растревоженная семерка собирателей. Озлобленный вторжением повелитель стихий сорвался с незатянутого еще поводка, и яркой вспышкой, сквозь Лутарга, кинулся на посмевших помешать.

Среагировать на нападение успел только Сальмир. Выпустив аторекту, он прикрыл остальных мужчин и принял удар на себя. Оба духа врезались друг в друга, один — рыча и нападая, другой — пытаясь сдержать натиск, что было не в его силах. В одиночку аторекту не в состоянии противостоять повелителю стихий.

Пока остальные, ошарашенные разворачивающимся на их глазах действом, наблюдали, как и без того гигантская кошка еще больше увеличивается в размерах, обдавая людей леденящим дыханием, и обвивается вокруг гнущегося по его напором и изрыгающего огонь ящера, Антаргин бросился к сыну и, схватив того за руку, приказал: "Сосредоточься и представь, что запираешь его в себе".

— Кого? — переспросил Лутарг, зачарованный безумием происходящего и ощущающий себя участником сказочной битвы.

Еще совсем недавно он бы ни за что не поверил, что нечто подобное может случиться с ним. Он словно стал непосредственным участником одной из историй Рагарта, которые так часто рисовал в своем воображении. Очутился в самом центре битвы нереальных существ, которых с мельчайшими подробностями очень красочно описывал сказитель, и сейчас они перестали казаться ему вымыслом.

Разве можно отрицать существование драконов, духов, фей или еще кого-то считаемого всеми выдумкой, когда у тебя на глазах сотканные из светящихся нитей существа пытаются разорвать друг друга на части?

— Кошку, — бросил в ответ Антаргин, так как времени на объяснения у него не осталось.

Рьястор хлыстал силой, закручивал ее в спирали, и в одиночку Перворожденный уже не мог остановить его. Нельзя заставить подчиниться только три основы, а четвертую оставить свободной. Либо все вместе, либо никак.

— Думай о том, что она спит у тебя в груди. Представь, что гладишь ее.

Каждое слово, слетающее с языка стоящего рядом мужчины, вызывало в Лутарге только недоумение.

Причем тут он и это? — молодой человек совсем не понимал, но все же послушался, рисуя мысленный образ свернувшегося клубочком котенка. Конечно, сравнивать тварь, вгрызшуюся в ящера, с котенком — мог разве что безумец, но представить это у себя на груди Лутарг не мог при всем желании.

Затем произошло нечто совсем далекое от реальности и от возможности осознания, но, тем не менее, молодой человек видел это собственными глазами. Гигантская кошка оторвалась от своего врага и посмотрела сначала на Лутарга, затем на Антаргина. Свет ее пылающих глаз стал постепенно затухать, а потом, отбросив от себя ящера так, что покрытое чешуей тело врезалось в стену, она рассыпалась в запутанный клубок нитей, которые пронесшись по комнате, обвились вокруг мужчин и исчезли в ярко-голубой вспышке.

Освободившись от противника, ящер мгновенно перевернулся и встал на лапы. Из его ноздрей вырвались струйки серого дыма, когда чешуйчатая морда повернулась в направлении Антаргина, а из разинутой пасти с пронзительным шипением показался раздвоенный алый язык.

Зверь искал объект для атаки.

— Верни его, немедленно! — приказал Перворожденный, устремив на Сальмира осуждающий взгляд.

Но тот, судя по всему, не торопился это сделать, так как серо-зеленая тварь продолжала медленно подползать к стоящим в центре комнаты Лутаргу и Антаргину, как будто бы ощущая окружающее их скопление энергии своего врага.

— Что тут произошло, — вместо того, чтобы исполнить приказ, спросил калерат собирателей.

Его взгляд метался от одного мужчины к другому, словно Сальмир безрезультатно пытался прочесть ответ на их лицах.

— Немедленно, — уже прорычал Перворожденный, чуть сдвинувшись в сторону и загородив собой сына.

Мужчина понимал, что, расцени Лутарг приближение аторекту, как угрозу, рьястор бросится на защиту, а сам он не сможет удержать взбешенного повелителя стихий. Вот только почему Сальмир провоцирует его, пока было загадкой.

— Слышишь меня? — в голосе Антаргина зазвучала сталь, и в комнате вновь повеяло холодом.

— Да, — калерат кивнул, и ящер исчез в сероватой дымке. — Но ты все же ответь, — потребовал мужчина. — Кто потерял контроль?

— Никто, пока вы не появились, — отмахнулся Перворожденный и указал собирателям на дверь. — Я вас не звал. Оставьте нас.

— Нет, Антаргин. Я останусь, — не согласился Сальмир, отрицательно покачав головой. — Он, — взгляд мужчины остановился на Лутарге, — не владеет собой, и ты это знаешь, поэтому будет лучше...

— Если ты выйдешь, не проверяя степень моего контроля, — договорил за калерата Перворожденный. — Сейчас же.

Голос Антаргина понизился до шепота, но этот шепот был настолько пронзителен и глубок, что на глазах удивленного Лутарга, каратели попятились к двери. Молодой человек, и так выбитый из колеи недавними событиями, только и смог, что покачать головой, абсолютно перестав понимать, что тут творится, причем с его непосредственным участием.

Казалось, что мир вокруг катится с высокой горы, сметая все на своем пути и не имея сил остановиться, даже зацепившись за выступ, а сам Лутарг находится в центре этого разрушающего, губительного потока.

— Что вы такое? — сорвалось с губ молодого человека, как только шисгарцы оставили его наедине с отцом. — И я тоже?

— Тресаиры, — отозвался Антаргин. — Мы тресаиры — рожденные с духом. Большая пятнистая кошка, которую ты видел — рьястор. Дух повелитель стихий. Самый сильный из всех, — голос мужчины звучал устало и с долей обреченности. — И он живет в нас с тобой.

— В нас? — это был даже не вопрос, а озвученное вслух недопонимание.

Проследовав за Перворожденным к окну, Лутарг прислонился к стене, не сводя глаз с мужчины, облокотившегося на подоконник. Взгляд Антаргина был устремлен куда-то вдаль, словно мужчина пытался разглядеть скрытую за горной преградой линию горизонта, чтобы прогуляться по ее размытым воздушной дымкой очертаниям в легчайшей ласке.

Сейчас Лутарга мучил один вопрос. Как эта тварь, названная рьястором, может жить в ком-то, а уж тем более в нем, — молодой человек представить не мог. Не мог понять, как в его теле может помещаться нечто подобное, столь сильное и неудержимое? И почему, если оно все это время было в нем, то не появилось, когда Лутарг так нуждался в его защите?

— Это что, моя душа?

— Нет, не душа — дух. Дух стихий. Ты это он, он — ты, просто разные формы одного и того же.

— Но...

— Я знаю, это сложно понять, но ты должен попытаться, — перебил молодого человека Антаргин. — Я покажу тебе, возможно, тогда станет проще.

— Что покажешь?

— Нас, наш народ, тебя. Да просто все, что знаю сам.

— Ты говоришь загадками.

— Для тебя, да.

Антаргин отвернулся от окна и посмотрел на сына, стараясь не обращать внимания на незаданные вслух вопросы. Он был уверен, что Лутаргу это не понравится, так же, как не нравилось когда-то его деду и Лурасе. Никто не желал представать открытой книгой для другого, копающегося в душе, и уж тем более делиться самыми сокровенными мыслями, хотя сам Антаргин собирался позволить сыну сделать это с ним.

В такие моменты, как сейчас, Перворожденный и сам бы с радостью избавился от этой, дарованной рьястором, способности. Видеть, сквозь вспышки воспоминаний, во что превратилась жизнь его сына на той стороне, было почти непереносимо больно, словно он сам отдал его в лапы чудовищ, что измывались над мальчиком долгие годы. А еще страшнее было понимать, что единственные воспоминания о матери, что хранились в душе Лутарга — это образ на гобелене, и смутное, почти неуловимое ощущение тепла ее рук, когда-то обнимавших его.